1.
В тот день я поехал в гости к своему дяде, который жил на окраине города. Было очень жарко, а автобус, как назло, попал в пробку и еле волочился по проспекту Аль-Фараби. Народу было очень много; и я мало того, что стоял, так меня ещё и прижала к стеклу невероятных размеров дама, весившая, как минимум, центнер. Прижала так, что, как говорится, ни вдохнуть, ни выдохнуть. После нескольких остановок я почувствовал, что если сейчас не окажусь на свежем воздухе, то точно грохнусь в обморок, и стал быстро пробираться к выходу. По пути к двери кто-то больно наступил мне на ногу, а когда я уже буквально вываливался на остановку, молодой парень, стоявший на подножке, больно заехал мне локтем прямо в нос. Нечаянно, само собой. Чертыхнувшись и проклиная весь наш общественный транспорт, я выскочил на улицу и закурил, прикидывая, сколько же мне придётся пройти пешком. Выходило не так уж и мало - целых три остановки.
В итоге пришёл я домой страшно уставший, злой и терзаемый такой дикой жаждой, что, пройдя на кухню, прямо не разуваясь, выпил залпом целых две кружки компота, чем поверг свою тётушку в ужас.
- Ой, Денис, разве можно столько за раз пить? Да ещё и из холодильника! Смотри, простудишься!
Заверив её в том, что простуда мне не страшна, я уселся за стол и не успел отведать фирменных тётушкиных щей, как она вдруг сказала:
- Ты устал, наверное, да?
- Ну, да, - осторожно ответил я, гадая, о чём же она хочет меня попросить.
Надеюсь, ей не взбрело в голову мыть ёмкость в огороде или красить крышу дома в такую жару, как это было в прошлый выходной, когда, простояв почти целый час на стремянке и надышавшись страшно вонючей краски, я спустился вниз в таком состоянии, что мне чуть не пришлось вызывать скорую.
- Нет, крышу красить не надо, Андрей обещал, что на неделе сам всё докрасит, - поспешила успокоить меня тётя Таня, словно прочитав мои мысли. - Я только хотела тебя попросить, чтобы ты сходил на дачу...
- Что, прямо сейчас? - ужасом спросил я, представив, что мне придётся тащиться по такой жаре несколько километров по пыльной дороге в сторону дачного посёлка.
- Ну да, если тебе, конечно, не трудно. Дядя Андрей с утра на дачу умотал, а лекарства свои забыл, эх, памяти совсем у него не стало! Говорили же ему: таблетки надо принимать вовремя и пропускать никак нельзя, а он! Дениска, ты уж сходи, пожалуйста, а то вдруг ему там плохо станет.
- Хорошо, - со вздохом ответил я и, доев щи, стал обуваться.
К вечеру солнце зашло за тучи, и жара немного спала, но в воздухе всё равно стояла ужасная духота, так что, пройдя три километра, почти всё время в гору, я не только был весь мокрый, но и ужасно устал. И как это дядюшку угораздило забыть свои таблетки! Свернув с дороги, я зашагал по дачному посёлку, прикидывая в уме, смогу ли я завтра вовремя попасть в универ, если останусь тут на ночь, - возвращаться обратно сегодня у меня уже не было сил.
- Привет студентам! - бодро прокричал дядюшка, завидев меня издалека и подходя к калитке.
И почему он всегда употребляет множественное число? Помню, что год назад, когда мы увиделись в первый раз после того, как я поступил и он таким же вот образом поприветствовал меня, я вначале опешил и даже оглянулся, подумав, что он обращается не ко мне...
- Дядя Андрей, ты утром лекарства дома забыл, вот, я принёс, - я протянул ему пузырёк.
- Ой, спасибо! А я-то тут всё обыскал и уже думал, что по дороге их потерял! Да ты не стой в дверях-то, проходи! Чай будешь? Или, может, чего покрепче налить? А то у меня настойка есть, - он заговорщицки подмигнул и похлопал меня по плечу.
- Да нет, спасибо, в такую жару ничего градусного не хочется, разве что пива... Да и тебе ведь нельзя.
- Я знаю, - грустно вздохнув, ответил он. - Врачи строго-настрого запретили после того раза... Да и с таблетками смешивать тоже нельзя. Эх, вот дожил! Уже и выпить не могу!
Пока я пил чай со своими любимыми пряниками, дядя возился в ящиках стола, ища что-то.
- Вот, нашёл! - наконец возвестил он победным тоном и продемонстрировал мне старенький свисток на цепочке.
- Зачем он тебе?
- Как зачем? Ой, совсем забыл тебе сказать! Тут ведь со вчерашнего дня охранять начали, теперь ночью никто уже за нашими яблочками не залезет, а если кто и осмелится, мы ему дадим! - и он грозно потряс кулаком, сжимающим свисток. - А то замучили уже совсем - как ночь, так прутся сюда все, кому не лень: и алкаши, и школяры и даже бабы, и всем яблок давай! А они их выращивали, что ли? Они тут трудились в поте лица, как мы, а? Вот не далее, как вчера Кузьмич со второй линии бабу одну поймал прямо у себя на яблоне! И не алкоголичка вроде и не бомжиха, одета нормально, даже телефон сотовый у неё есть, а всё равно пришла яблочками поживиться! Но теперь всё, конец этому пришёл. Теперь каждую ночь мы тут по очереди дежурить будем, прямо как стемнеет и до утра. Вот сегодня как раз наша очередь. Ты, кстати, расписание не видел? Оно там, на воротах висит.
- Нет, не заметил, - пробормотал я, надеясь на то, что мне не придётся вместе с дядюшкой мотаться всю ночь по посёлку, "охотясь" на любителей поживиться чужим урожаем. - А что, мне тоже с тобой надо будет ходить?
- Ну почему "надо"? Это дело добровольное; хочешь - с нами охраняй, а хочешь - ложись и спи, тебе же завтра на учёбу, студент! - я невольно улыбнулся, отметив, что дядюшка впервые за последнее время употребил это слово в единственном числе.
- Так ты не один, что ли, будешь?
- Нет, конечно! Там ещё человека два или три должно быть, я уж не помню, кого на сегодня поставили.
Вскоре после того, как стемнело, на улице послышался резкий свист.
- Во, охрана собирается! - с довольным видом сказал дядюшка. - Ладно, пойду я тогда уже, а ты ложись, отдыхай! Мы сейчас кружок по посёлку сделаем и вернёмся, так что ты тут не один будешь. Ложись и ничего не бойся!
- Да я и не боюсь, - со смехом отозвался я.
- Ага, вырос, значит! А я вот помню, как раньше ты всё плакал, когда один дома оставался!
- Дядя, ну ты чего? Мне тогда сколько лет-то было?
- Ну да, теперь ты уже взрослый! Студент! - пробормотал он и, потрепав меня по щеке, вышел из комнаты.
Я был такой уставший, что, устроившись на старой скрипящей тахте, тут же провалился в сон.
2.
Разбудил меня пронзительный свист. Открыв глаза, я уставился на белёный, местами пожелтевший потолок и вначале никак не мог понять, где я нахожусь, потом вспомнил, что остался ночевать на даче, и вздохнул. "Да, выспаться мне здесь точно не дадут!" - подумал я. Свист повторился, теперь уже где-то совсем рядом, и почти сразу кто-то закричал:
- Держи его!
Сообразив, что мужики, судя по всему, поймали кого-то, я встал и с любопытством прильнул к окну, но на улице было так темно, что я ничего не увидел. Я уже хотел было снова лечь, как вдруг дверь резко распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся дядя с растрёпанными волосами и большой дыркой на тельняшке, а за ним показался невысокий полный мужичок, почти полностью лысый и с клюшкой в руке.
- Ушёл, скотина, чтоб его! - прохрипел дядя Андрей, плюхаясь на стул.
- Ну ничего, зато другого поймали! - отозвался мужик. - Э, да твой племянник проснулся! - он шагнул в мою сторону и протянул руку. - Антон Кузьмич меня звать.
- О, студент, ты самое интересное проспал! - тяжело дыша, сообщил мне дядя. - Мы одного хлопца поймали, он уже яблок набрал целый мешок и через забор перелазил, а Кузьмич его догнал и палкой своей по спине! Еле схватили его, так он, скотина, вырываться стал, вон, тельняшку мне всю порвал, мать его! Ну ничего, пусть пока взаперти посидит, до утра, а там подумаем, что с ним делать!
- А куда вы его заперли-то?
- Да в баньку мою, куда же ещё! - отозвался Антон Кузьмич. - И руки ему на всякий случай связали, чтобы не удрал!
- И что, молодой? - спросил я небрежным тоном, будто из чистого любопытства, а сам вздрогнул от внезапно посетившей меня мысли: вот если бы мне познакомиться с ним и не просто познакомиться, а предложить, так сказать, свободу в обмен на...
Ну, конечно, размечтался!
- Да твой ровесник, лет двадцать ему, не больше. И что за молодёжь сейчас пошла?
Мы ещё какое-то время посидели, потом Антон Кузьмич предложил немного выпить. Дядя вначале отказывался, дескать, нельзя ему, но потом всё же согласился и полез было за бутылью с бормотухой - так мужики называли самодельную яблочную настойку, но сосед остановил его:
- Иваныч, ты не обижайся, но она у тебя кислая какая-то, пойдём лучше моей хлебнём...
Это что такое? - задыхаясь от злости, проревел дядюшка, потрясая в воздухе большим раскрытым блокнотом, когда я вернулся из погреба, куда мужики послали меня за банкой солёных огурцов.
Несмотря на то, что в даче стоял полумрак, я сразу узнал этот блокнот, и мне стало так плохо, что я едва не грохнулся в обморок. Но как?! Как у него оказался мой дневник, где я уже почти год описываю то, что со мной происходит? Неужели я выронил его, когда вставал со стула? И зачем только я взял его с собой?
- Не знаю, это не моё... Дядя, ты успокойся, тебе нельзя так волноваться! И вообще, не надо было тебе настойку пить, вдруг опять как в тот раз получится!
- Что там, Иваныч? - поинтересовался Антон Кузьмич. - Что ты на него так злишься-то? Ну, носит парень с собой записную книжку, что в этом такого-то?
- Это не записная книжка, это дневник!
- Школьный, что ли? - не понял Антон Кузьмич.
- Да какой, нафиг, школьный! Дневник это! И знаешь, что он тут пишет, а? Парни ему нравятся, вот что! Пишет, что ходит по улицам и любуется на них, как на баб, а познакомиться ни с кем не решается и страдает из-за этого! И ещё ему какой-то однокурсник очень нравится, он от него прямо без ума!
- Ничего себе! - пробормотал мужик. - Погоди, это твой племяш из этих, что ли? Геев, или как они там себя называют? - и он повернулся ко мне.
- Нет, что вы, это совсем не так, вы всё не так поняли, - залепетал я, прикидывая в уме, до какой крайности могут дойти теперь уже два пьяных мужика, узнав о моей ориентации.
- Мой племянник - мужеложец и содомит! - в ужасе прошептал дядя Андрей, потом вдруг покраснел, как рак, и закричал: - Да я его сейчас! Я ему покажу! Раньше за такие вещи на кол сажали!
- И правильно делали! - поддакнул Антон Кузьмич. - А как иначе? По-другому этот разврат никак не искоренишь! Ой, Иваныч, стыд-то какой! Что теперь будет?
- Да ничего не будет! Сейчас я ему дам! - дядюшка вскочил и, выставив вперёд руки, пошёл на меня.
Краем глаза я заметил, что сосед тоже начал подниматься со стула, при этом почему-то прихватив свою клюшку. От страха я подавился яблоком, которое не успел прожевать, и закашлялся. Когда дядя уже почти вплотную подбежал ко мне и стал замахиваться на меня рукой, я вскочил и, швырнув стул ему под ноги, кинулся к двери, успев при этом схватить злополучный блокнот, который он бросил на стол.
Любой на моём месте побежал бы к калитке, чтобы как можно быстрее покинуть участок Антона Кузьмича и оказаться в посёлке, где были все шансы уйти от погони, это было бы более чем логично, но от страха у меня начисто отказала логика, и, выскочив на улицу, я почему-то кинулся направо, обогнул дом и очутился прямо перед дверью в баню, куда недавно поместили "охотника" за яблоками. Дрожащими руками я отодвинул засов, проскользнул в домик и тут же закрылся изнутри на задвижку. Тяжело дыша, я прислонился спиной к двери и стал думать, что же теперь делать. Что будет, когда дядя расскажет тёте, а потом и всем родственникам о том, что мне нравятся парни? Господи, как я буду смотреть им в глаза после этого? Что скажет мама, которая уже целый год говорит мне о том, как она мечтает о внуках, и намекает на то, что было бы замечательно, если бы я женился, едва закончу учёбу?
Вдруг слева от меня послышалась какая-то возня.
- Кто здесь? - от неожиданности закричал я и, повернувшись на звук, затрясся мелкой дрожью, с ужасом вглядываясь в темноту. Блин, как я мог забыть! Ведь мужики превратили баню в темницу, заперев здесь какого-то парня!
- А ты кто? - послышался чей-то жаркий шёпот.
Не успел я ответить, как с улицы до меня донёсся крик.
- Ага, он в бане засел! - хриплым голосом кричал дядюшка, который явно услышал мой крик.
- Кто ты? - снова раздалось из темноты. - Тоже, что ли, как и я, за яблоками полез, да?
Голос, звучащий с лёгким акцентом, вдруг показался мне знакомым. Где-то я его уже слышал, но вот где?
Я пошарил в кармане, пытаясь найти зажигалку, и, достав её, сделал шаг вперёд.
- Тьфу ты! Только этого ещё не хватало! Он же там не один... И если он гей, то у них там сейчас что-то будет! Я не позволю! Не позволю, чтобы в моей бане творилось такое непотребство! - вдруг заголосил Антон Кузьмич на всю округу. - Надо вытащить их оттуда, пока не поздно! Иваныч, ломаем дверь!
- Ты не шуми, Кузьмич, не шуми, соседей ведь разбудишь, и что тогда? Весь посёлок узнает о том, что у тебя в бане происходит, - неожиданно спокойным и рассудительным голосом сказал дядюшка. - Пойдём-ка лучше выпьем ещё, а то мне что-то прямо нехорошо стало. А с этим содомитом я завтра разберусь, утро вечера мудренее!
- Да, после такого выпить - самое то. Ужас-то какой! С ума сойти можно! У меня в бане гей сидит, подумать только! - закричал сосед прямо рядом с дверью.
От этих слов меня бросило в жар, так как я тут же сообразил, что услышал их не только я, но и тот самый парень, с которым я волею случая оказался запертым здесь. И если он относится к геям так же, как мой дядя и его сосед, то плохи мои дела. Ой, как плохи!
- Чего они там кричат? Ты... гей? - донеслось из темноты.
Язык прилип у меня к гортани. Что-то промычав, я включил маленький фонарик, встроенный в зажигалку. В следующую секунду у меня внутри всё похолодело и зажигалка выпала у меня из рук, потому что в парне, сидящем на полу в паре метрах от меня, я к своему великому ужасу узнал своего однокурсника Ерсайына.
3.
- Эй, ты чего? Что ты молчишь? Кто ты вообще такой, а? Ты тоже за яблоками полез, что ли? - затараторил однокурсник.
"Так, спокойно! - сказал я себе. - Я его видел, а он-то меня нет, так что ещё не всё пропало. Вот если бы мне только удалось выбраться отсюда так, чтобы он меня не узнал!"
- Да, тоже вот яблок захотелось, - ответил я, стараясь изменить голос.
- Тогда почему они тебя геем называют? И что у нас тут должно быть, а?
- Не знаю. Правда не знаю. Они же там пьяные, вот и болтают всякую ерунду, так что ты их не слушай. Никакой я не гей, - сказал я и тут же добавил: - Мне девочки нравятся. Я вообще жениться скоро собираюсь, вот.
- Странно... хотя от пьяных и не такое можно ожидать, - задумчиво произнёс он. - Слушай, а не мог бы ты меня развязать?
- Ба, так они тебя и связали ещё! Ничего себе!
- Да, и не только связали. Этот лысый мужик, он мне ещё и палкой по спине пару раз дал; так больно было, я думал, он мне сломал что-то! Вот сука!
- Точно, - машинально ответил я, вспомнив перекошенное от злости лицо Антона Кузьмича, когда тот кинулся ко мне со своей клюшкой. - Они и меня чуть не побили, я еле-еле убежал!
- Я вот только не пойму, на фиг ты сюда забежал, а? Меня-то они ещё по дороге связали и сюда насильно притащили.
- Да вот как-то так получилось... сам не знаю.
- Так что, развяжешь меня? Руки уже затекли совсем.
В бане было темно, хоть глаз выколи, и это было мне на руку по всем статьям - во-первых, я не боялся быть узнанным, а во-вторых, слишком долго искал в темноте его связанные руки, попутно успев потрогать его за многие места, что, несмотря на ситуацию, возбудило меня. Ведь передо мной был не просто молодой и очень симпатичный парень, а, можно сказать, моя любовь. Да-да, я по уши втюрился в него ещё на первом курсе, как только увидел, и с тех пор думать не мог о других парнях, хотя понимал, что с Ерсайыном мне ничего не светит, - он выглядел таким закоренелым натуралом, что я даже не мог представить его обнимающимся или целующимся с парнем. Сколько раз я мечтал о сексе с ним! Сколько раз он снился мне, и, признаюсь, эти сны были далеко не невинными. А сколько страниц в своём дневнике я исписал, изливая на бумаге свои чувства к нему? Да я и начал-то вести его только из-за Ерсайына. И надо же, какая ирония судьбы - именно из-за этого самого дневника мы оказались тут вдвоём, в полной темноте...
Неожиданно для самого себя я вдруг снова начал связывать ему руки уже наполовину размотанной верёвкой.
- Эй, ты что делаешь? Опять меня связываешь?! Зачем? - тут же заголосил он.
- Так надо, - шёпотом ответил я, чувствуя, что у меня начинает кружиться голова при мысли о том, что сейчас может произойти.
- Кому надо? Для чего?
- Мне, - сказав это, я начал уже внаглую лапать его руками, потеряв всякий стыд, а потом добрался до ширинки, нащупал его стручок через джинсы и несколько раз сжал его.
- Ты что творишь, а? Ты в натуре гей, что ли? Блин, куда я попал!
- Ерсайын, не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого, - прошептал я, не заметив, как назвал его по имени.
- Ты откуда моё имя знаешь? Ты кто? Да что вообще здесь происходит? - почти прокричал он.
- Ничего. Ты только не кричи и не волнуйся, ладно? - ответил я, злясь на самого себя за то, что так бесславно прокололся.
И как это у меня вырвалось его имя? Хотя он всё равно не догадается, кто это: мало ли кто может его знать!
Пока я возился с молнией на джинсах, он вырывался, как мог, и даже ударил меня коленкой в живот, от чего я застонал от боли, но меня это не остановило. Раз уж я решился на такое, то добьюсь этого любой ценой!
- За что ты меня бьёшь-то? Я ведь тебе ничего плохого не сделал и не собираюсь! Наоборот, тебе сейчас очень приятно будет! - сообщил я ему, наконец справившись с замком и стягивая с него джинсы, а потом и трусы.
Он снова задёргался и стал кричать, чтобы я прекратил, а меня всё это завело ещё больше, и на секунду я даже пожалел, что в бане не было света, - мне очень хотелось рассмотреть его сокровище, которое я теперь крепко сжимал рукой. Я немного подался вперёд и, наклонившись, почувствовал лёгкий запах его письки, от которого у меня бешено заколотилось сердце. Сейчас я наконец-то отсосу у него! Неужели это происходит наяву?
Когда его ещё мягкий, вялый пенис погрузился в мой рот, моё возбуждение достигло предела - меня начало трясти, как осиновый лист на ветру, а к характерным причмокиваниям, наполнившим ночную тишину, добавились ещё и мои стоны.
- Блин, ты там у меня сосёшь, что ли? - только сейчас дошло до него.
- Ага, - промычал я, заглатывая его пенис по самые яички и чувствуя, как тот начинает быстро твердеть.
его писька настолько увеличилась в размере, что перестала помещаться у меня во рту. Тогда я взялся за неё обеими руками и стал обсасывать только головку. Было видно, что Ерсайыну это нравилось, - мало того, что он перестал вырываться, так ещё и начал подмахивать мне, ритмично двигая бёдрами и время от времени издавая лёгкие стоны.
- Ну, вот видишь, тебе это, оказывается, нравится! - сказал я ему, оторвавшись от его члена. - А ты ещё зачем-то вырывался!
- Да ничего мне не нравится! Я не гей же какой-нибудь! - тут же отозвался он.
- Ну, конечно! Вон как у тебя стоит-то!
- И что? От такого у любого встанет!
Ничего не ответив ему, я снова сжал губами головку, а правой рукой стал ласкать его небольшие яички. Парень опять задёргался, на этот раз уже от щекотки, потом с силой подался вперёд, заскулил, и его член разразился потоком семени. Проглотив всё до последней капли, я, наконец, оторвался от его письки.
- Ну-ну, теперь только попробуй сказать, что тебе это не понравилось! Когда дрочишь, ведь нет такого кайфа, согласись?
- Я не дрочу.
Вот те раз! Чтобы горячий южный парень не занимался рукоблудством в его-то возрасте? Никогда не поверю!
- Да ладно, не гони, такого не бывает! Дрочишь по-любому, да ещё и по нескольку раз в день!
- Нет, я бросил... Раньше да, дрочил много, а потом бросил; говорят, вредно это, типа потом на бабу стоять не будет... - серьёзным тоном сказал он.
- Что за бред? Где ты только такое слышал? А бабы что, прямо так часто у тебя бывают, что ли?
- Нечасто, но мне хватает, - буркнул Ерсайын.
- И когда же последний раз было? - ехидно спросил я, вспомнив разговор, который состоялся у нас на прошлой неделе, пока мы курили перед последней парой во дворе универа.
Мы говорили как раз о девушках, и, помнится, тогда он хвастался тем, что почти каждый вечер наведывается к своей недавно переехавшей молодой соседке не только для того, чтобы попить чаю... Тогда он так красочно и с таким вдохновением описывал их встречи, что да как у них бывает, что я сразу понял - брешет.
- Не помню уже. Да что ты пристал, тебе-то какая разница?
- Нда... А как же та соседка - Гульнара, кажется? Ты же её каждый день трахаешь, и сосёт она так, что у тебя от кайфа слюни текут. Или это всё только в твоих мечтах происходит, а? Слушай, а она вообще существует? - я не смог удержаться, хотя мне не следовало это делать.
Сейчас он быстренько вспомнит, кому хвастался своими придуманными сексуальными похождениями, и вычислит меня.
- Ты... откуда про это знаешь? Ты кто вообще такой? - дрожащим голосом спросил он.
- Ой, я бы тебе сказал, да не поверишь, так что лучше не буду.
- И голос твой мне кажется знакомым... Слушай, мы с тобой вместе учимся, что ли?
- Да фиг его знает, может, и учимся, - хохотнул я. - Какая разница-то? Ну, узнаешь ты, кто я, и что это изменит? Или тебе не всё равно, с кем сексом заниматься?
- Да пошёл ты!
- Пойду, когда время придёт. А сейчас мы с тобой продолжим, ты же не против?
- Как продолжим? Что ещё ты задумал? Если сейчас мне в рот вставлять станешь, откушу нафиг! Ты понял? - пригрозил он с отчаянием в голосе.
Оно и понятно - силы-то неравны, и если я этого захочу, то придётся бедному Ерсайынчику сосать, никуда он не денется... Признаться, у меня промелькнула такая мысль, но я тут же отогнал её. Нет, на такое я не способен! Чтобы я давал в рот связанному парню, который не может оказать сопротивление и вынужден делать то, что он не хочет делать! Это уже уголовным преступлением попахивает - изнасилование с использованием беспомощного состояния потерпевшего, или как там это называется! Да и потом, разве я могу сделать ему плохо?
Я лёг на пол так, что наши лица оказались рядом, и, подавшись вперёд, ткнулся губами сначала в его нос, а потом и в рот, дрожа всем телом и не в силах поверить в реальность происходящего. Парень снова начал вырываться, но я схватил его руками за голову и, прижав к себе, начал жадно целовать, чувствуя, как от вкуса его слюны кровь устремляется к моему уже и без того изнывающему от возбуждения пенису. Достав его из трико, я начал яростно дрочить, продолжая целовать Ерсайына взасос. Оргазм, пришедший ко мне почти сразу, был подобен цунами, волна которого накрыла меня, заставив всё моё тело содрогаться от наслаждения. Впервые в жизни я кончил так быстро и с таким удовольствием. Правда, кайф длился недолго: парень неожиданно отстранился и вдруг плюнул мне прямо в лицо.
- Сука! Ты что меня тут, как бабу, целуешь, а? Ещё и дрочишь сам при этом! Я тебя ненавижу, понял? Я тебя убью, как только мы отсюда выйдем!
На несколько секунд я замер, словно впал в ступор, а придя в себя, с удивлением обнаружил, что плачу, и совсем не потому, что его плевок попал мне прямо в глаз. Размазывая по лицу его слюни вместе со слезами, я вдруг понял, как же это больно. Как больно слышать слова ненависти от человека, которого любишь!
4.
В понедельник я так и не попал в универ, потому что после бессонной ночи чувствовал себя далеко не лучшим образом, а от пережитого стресса у меня даже начал слегка дёргаться правый глаз. Я проспал до обеда, а остаток дня провёл перед телевизором, бездумно пялясь на экран и всё проигрывая в памяти то, что произошло между мной и Ерсайыном в бане. Это ведь был мой первый секс! И пусть всё было далеко не так, как я представлял себе раньше, но всё же... Я не только отсосал у парня своей мечты, но и поцеловал его в губы! Эх, если бы это можно было повторить! Вспомнив вкус его достоинства и наш, точнее, мой поцелуй, я тут же возбудился, но потом в голову пришли не совсем приятные воспоминания, и от возбуждения не осталось и следа.
Прикрыв глаза, я снова оказался в бане, рядом со связанным Ерсайыном, который не переставал изрыгать проклятия в мой адрес и обзывать меня последними словами. Вот я подхожу к нему и, наклонившись, пытаюсь обнять его и успокоить, но от этого он злится ещё сильнее и снова кричит, что сломает мне все рёбра, как только у него будет такая возможность. А вот, убедившись в том, что мужики угомонились и, судя по всему, наконец-то уснули, трясущейся рукой я открываю дверь и, увидев, что в огороде никого нет, поворачиваюсь к парню и говорю ему, что ухожу и что не могу его развязать, так как боюсь, что он сразу же кинется на меня и приведёт в исполнение все свои угрозы.
- Ни хрена себе! Как это уходишь? А со мной тут что будет? Мужики эти проснутся и опять избивать меня начнут, а я даже вырваться не смогу! Развяжи мне руки! Быстро!
- Прости, Ерсайын, но нет.
- Да не трону я тебя, не ссы. Правда не трону.
Я знаю, что верить ему нельзя, но в то же время представляю, что будет, если дядя и Антон Кузьмич придут сюда через несколько часов и найдут его тут связанным...
Снова подойдя к парню, я всё же развязываю ему руки. В ту же секунду он резко вскакивает. Тогда я со всей силы толкаю его в грудь и пулей вылетаю из бани, а потом несусь к спасительной калитке и дальше, по спящему дачному посёлку так быстро, словно за мной гонится сам чёрт...
На следующий день по дороге на учёбу я страшно волновался. После первой пары, во время которой я всё бросал на парня нервные взгляды, пытаясь понять, узнал ли он меня в бане, Ерсайын вдруг подошёл ко мне в коридоре и тихонько так сказал:
- Пошли поговорим.
На негнущихся ногах я пошёл с ним к выходу. Мы завернули за угол и закурили, причём он достал мою зажигалку, которую я так и не поднял с пола в бане.
- Красивая зажигалка, да? - ехидно улыбаясь, сказал он. - А знаешь, чья она?
У меня внутри всё похолодело, я захотел что-то сказать, но из меня вырвалось лишь нечленораздельное мычание. Я тут же представил, что сейчас он захочет отомстить мне за то, что было в бане, и на всякий случай сделал шаг назад, хотя знал, что бегством мне не спастись, - парень носится, как лань, и на всех соревнованиях неизменно приходит к финишу первым.
Правда, Ерсайын, судя по всему, и не собирался нападать на меня. Он снова засунул руку в карман и вдруг достал оттуда блокнот. Тот самый, который сначала попал в руки дядюшке, а теперь каким-то непостижимым образом оказался у него. Чёрт, похоже, он снова выпал у меня из кармана, на этот раз в бане, и парень подобрал его вместе с зажигалкой, когда уходил, а я так торопился и волновался, что не заметил этого. И даже не вспомнил про дневник, когда вернулся домой. Ой, как всё плохо! У него же в руках настоящая бомба, и если он захочет воспользоваться ею, то прощай, учёба! Когда в универе узнают о том, что мне нравятся парни, я просто не смогу оставаться здесь далее. Насмешки однокурсников, их косые взгляды, а возможно, и нападки - разве я смогу выдержать всё это? И потом, там ведь написано о том, что я чувствую к нему... Разве я когда-то мог предположить, что однажды он прочитает всё это? И что теперь? Он станет смеяться надо мной и над моими чувствами, а я... Я буду продолжать любить его (теперь даже ещё сильнее после того, что у нас было), и это не принесёт мне ничего, кроме боли и горечи от безответной любви.
Мне стало так грустно, что на глаза навернулись слёзы. Я всхлипнул и отвернулся.
- Эй, ты чего ревёшь-то?
- Ерсайынчик, милый, прости меня, пожалуйста! Прости за всё! Только не показывай никому мой дневник, я прошу тебя! - залепетал я и, отметив про себя, что впервые в жизни так унижаюсь перед кем-то, бухнулся на колени перед парнем прямо в грязь.
- Ага, значит, когда я связанный был и ничего сделать не мог, ты надо мной издевался и всякие вещи неприятные говорил, да ещё и хотел меня там связанным оставить, а сейчас вот так вот сразу и Ерсайынчик, и миленький, да? - он снова ухмыльнулся, но теперь почему-то уже без злости.
- Прости меня, - снова повторил я.
- Хорошо, я подумаю... может, и прощу тебя... Но у меня есть одно условие. Ты будешь моей девочкой, вот!
- Что?!
- Что слышал. Теперь ты - моя девочка! Ты будешь сосать у меня, а я буду трахать тебя так часто, как захочу! И ты будешь делать всё, что я скажу! Или этот блокнотик прочитают все, причём не только в нашей группе. Так что выбирай! Хотя что это я? Ты же, по-моему, сам этого хочешь - или нет? Такого тут в своём дневнике про меня понаписал! - он многозначительно потряс блокнотом в воздухе и вдруг продолжил уже совсем другим тоном, который я никогда прежде не замечал в его голосе. - Слушай, а что, у меня правда глаза самые красивые? И от моего голоса у тебя мурашки по спине?
- Правда, - прошептал я, чувствуя, как от избытка эмоций земля уходит у меня из-под ног.
После лекций Ерсайын снова подошёл ко мне и, приобняв за плечи, сказал на ухо:
- Я хочу начать прямо сегодня. У меня как раз дома никого нет до самого вечера.
Быстрым шагом мы пошли к метро. В переходе какая-то пожилая женщина продавала яблоки. Увидев нас, она тут же принялась рекламировать свой товар.
- Ребята, берите! Яблочки только с ветки, сладкие! Всего сто пятьдесят за килограмм прошу!
Уставившись на корзину с шикарным, сочным алматинским апортом, я тут же вспомнил все события прошлой ночи, которые теперь казались невероятными, словно всё это было сном. Надо же, как бывает! Всё началось так просто и банально - тётушка отправила меня на дачу, чтобы я отнёс таблетки дядюшке, а закончилось всё... Впрочем, по-моему, всё ещё только начинается.
- Ты чего встал? Пошли! - Ерсайын легонько подтолкнул меня в спину и засмеялся. - Сегодня у тебя на десерт будет кое-что послаще, чем яблоки.