Часть 1
Подкатегория: без секса
Утром я встал рано. Голова болела, как после хорошей пьянки, даже захотелось выпить немного водки, но потом спохватился: головную боль водкой не лечат. Я пошел на работу. Начальник встретил меня у порога и сразу же стал требовать объяснений, почему медленно идут работы на одном из объектов. Это было строительство школы. Объект был запущен, сначала его готовились сдать на следующий год, но потом кто-то решил, что нужно обязательно в этом, туда переводили рабочих с других мест, заранее не обеспечивая их фронтом работ, не хватало то одного, то другого. Каркас здания был готов, наружных стен ещё не было, но уже требовали устанавливать отопительные панели. Я подробно описываю все тонкости строительства, поскольку впоследствии это сыграло решающую роль в моей судьбе.
Эти панели мы заказали давно, и их привезли на объект. Они всем мешали, их можно было разнести по этажам, но не было крана, и поэтому они оставались лежать около здания. На объект послали сварщика, который должен был приваривать панели к трубам. Сварщик позвонил моему начальнику и сказал, что его сняли с важной стройки и послали на эту, но он сидит, так как ему нечего делать: панели не установлены.
Вот я и попался в руки начальника как раз после этого разговора. Я сказал ему, что уже десять дней как прошу кран. Но в нашем управлении крана не было, и начальник посоветовал взять его у прораба строителей, а тот мог дать кран только тогда, когда он ему самому был не нужен, в день на часа два, а это было очень мало. Я поссорился с начальником, он кричал на меня, а я на него. Мы послали друг друга куда подальше и разошлись, он пошел в управление просить кран, а я на объект.
Придя на стройку, я напал на этого сварщика за то, что он жаловался на меня, и тут увидел, что сварщик работает без монтажного пояса, ему приходилось наклоняться очень низко за панель, чтобы её приварить. Почти половина корпуса его тела зависала за панелью наружу, а это было очень опасно: он мог свалиться вниз. Я пошел к строителям, взял у них пояс и дал сварщику. Сказал, чтобы он обязательно работал с поясом, прикрепляя его к колонне, а потом отправился смотреть, как разносят панели.
Я договорился, что после работы кран дадут мне на несколько часов, и вернулся к тому сварщику. Он работал без пояса. Конечно же, я стал с ним вновь ругаться. Он назвал меня пацаном и сказал, что его сыновья старше меня, а я его ещё учу, как работать. Я ответил, что если он не наденет пояс, то может убираться со стройки куда хочет.
Такой случай у меня произошел впервые, и я не знал, что делать. Пошел к прорабу строителей посоветоваться, но его не было на месте, и я рассказал об всём табельщице - молодой девочке, также работавшей на этой стройке. Она мне посоветовала написать акт об отстранении сварщика от работы за несоблюдение правил безопасности. Этот документ должны были подписать три человека, и если что-нибудь случится, то я не буду виноват.
Так я и сделал, написал акт и отправился в управление искать прораба, который тоже должен был подписать документ. Не успел я зайти в кабинет начальника управления, как он выскочил мне навстречу и закричал, что у меня на объекте произошел несчастный случай: мой рабочий упал с третьего этажа, и его отвезли в больницу.
Дальнейшие события разворачивались очень быстро. Этот сварщик упал сразу после моего ухода, падая, он задел головой трубы, которые выступали из этих панелей, и сильно разбился. Не было даже надежды, что он выживет, он вообще не приходил в сознание. Вызвали его жену и детей, они сидели у его кровати, а я и начальник стояли рядом. Приехала милиция, стали расспрашивать, как всё произошло, а я не мог говорить, мне было так тяжело, что не открывал рта.
Ночью все разошлись по домам, а на следующий день стало известно, что сварщик умер под утро. Он на какое-то мгновение пришел в себя и сказал: "Мастера не обвиняйте, я виноват". Это услышала его жена, но затем она почему-то отказалась от своих слов, сказав, что ничего подобного он не говорил. Начальник считал, что она боялась лишиться из-за этого пенсии. Я ей объяснил, что пенсию ей всё равно дадут, а так может кто-то пострадать, но она стояла на своём.
На работу я не ходил, меня отстранили. Сидел дома, сидел и молчал. Тётя всё знала лучше меня, она умела не надоедать лишними вопросами, только повторяла: "Всё устроится", - и гладила меня по голове.
Мне позвонили с работы и сообщили, когда будут похороны. Я отправился на них заранее. После кладбища наши рабочие пошли к этому сварщику домой, а я и ещё двое мастеров пошли в контору, взяли водку, закуску и сидели допоздна, вспоминая, как всё произошло. Я сел за свой стол, сложил аккуратно все бумаги и чертежи, навел полный порядок, простился и со столом, и со стулом, чувствовал, что прощаюсь с ними навсегда, словно переворачиваю последнюю страницу интересной книги...
Дня через два вечером домой ко мне пришел молодой парень и сказал, что он из милиции, хочет со мной поговорить.
- Хорошо, - ответил я. - Давай поговорим.
- Не здесь. Поедем к нам, а потом я тебя привезу.
Тётя проводила нас, и мы ушли. Парень этот приехал на мотоцикле, оставив его почему-то не рядом с домом, а вдалеке. Я сел в люльку мотоцикла, и мы поехали в милицию. Там несколько человек стали меня расспрашивать, как всё произошло. Я объяснил, что уже всё рассказывал и даже успел написать, но меня очень вежливо попросили сделать это снова.
Они всё расспрашивали обстоятельно, не спеша, переспрашивая каждую подробность. Мне ничего не оставалось, как послушно выполнять их просьбы. Я подумал, что это не допрос, а какая-то игра, что они просто тянут время. Им, наверное, нечем больше заняться, вот они и беседуют со мной и кого-то ждут. Я взглянул на часы: была уже глубокая ночь, а допрос всё не прекращался, и тут один из допрашивающих сказал:
- Ладно, на сегодня хватит. Продолжим завтра.
Я попрощался и спросил, как добраться домой. В комнате не было того парня, который меня сюда привёз. Мне сказали, что сегодня я домой не поеду, потому что завтра утром надо будет продолжить беседу, мне сказали именно "беседу", а не допрос, так что я останусь здесь. Я попросил предупредить тётю, и мне обещали, что её поставят в известность.
Меня отвели в какую-то комнату, вернее, в большую клетку. Там было много народа, люди сидели на скамьях, на полу, мне ничего не оставалось делать, как усесться на пол. Звук захлопывающейся клетки вывел меня из оцепенения, я только тогда понял, что арестован и нахожусь в тюрьме. Я надеялся, что произошла какая-то ошибка, сейчас кто-то придет, извинится, и меня отвезут домой, но никто так и не приходил.
Ко мне подошел какой-то мужик и спросил, за что меня посадили, я ответил:
- Если честно, то не знаю.
Он громко засмеялся. Я рассказал, что работал мастером, и несколько дней назад по моей вине погиб рабочий, видно, за это и посадили. Он засмеялся ещё раз. Я уткнулся носом в колени и заплакал. Плакал громко и долго, не мог остановиться. Вокруг меня собрались люди, они набросились на того мужика, стали его спрашивать, что он мне сделал, а он ответил:
- Да ничего я ему не делал, только спросил, за что его посадили, а он мне сказал какую-то ерунду, и я засмеялся, вот и всё.
Так я просидел всю ночь, а утром меня перевели в другую камеру. Там было меньше народа, можно было даже лежать. Меня никуда больше не вызывали, никто меня больше ничего не спрашивал. Я пытался узнать, когда меня отпустят домой, что со мной будет. Мне сказали... Сколько глупостей я услышал и увидел за все четыре месяца, что провел в камере предварительного заключения, так называлось это чудесное заведение. Не хочу жаловаться, я слышал страшные истории, как обращаются с людьми в тюрьмах, меня не били, не мучили и, можно сказать, неплохо ко мне относились.
ко мне пришел следователь, он быстро переспросил всю мою историю. Я спросил его, нашелся ли тот акт, что я писал, на что он ответил:
- Никакого акта нет, его и не было. Это ты всё придумал, чтобы избежать наказания. Прораб строителей сказал, что не видел акта.
У меня также побывал адвокат. Первое, что у меня он спросил:
- Нет ли у тебя врагов?
- Какие враги, что, идет война? - удивился я.
- Не свихнулся ли ты за то время, что провел здесь?
- Друзей-то у меня почти нет.
- Мало друзей - значит, легко обнаружить врагов, - от удивления я раскрыл рот, а он продолжил. - За то, что произошло, обычно не судят, а увольняют с работы или просто переводят на другую должность. Тебя кто-то хочет обязательно упрятать в тюрьму, к тому же табельщица со стройки сказала, что акт был. Рабочие подтверждают, что ты заставлял сварщика надеть пояс, и этот пояс был на рабочем месте, просто не зарегистрирован в специальной книге, и сварщик не расписался, что его получил. Это твоя вина. Итак, очень много смягчающих обстоятельств, я обо всём этом скажу на суде и думаю, что всё будет хорошо.
Я спросил у адвоката, как моя тётя, он ответил, что всё в порядке, она передает мне привет и ждет. Он сообщил также, что его наняло управление, где я работал, а мою зарплату передали тёте. Потом я спросил:
- Кто ещё мной интересовался?
- Интересовались начальник и мастера, - ответил адвокат. - На твоё место ещё никого не приняли. Они ещё надеются, что ты вернешься на работу.
Через четыре месяца, как меня посадили, состоялся суд. Меня привезли в здание суда, передали одежду, которую принесла тётя, и что-то покушать, всё это приятно пахло, раньше я не ощущал этот запах, просто не понимал его. Меня в сопровождении милиционера привели в зал, тут же подошла тётя, она ничего не говорила, просто целовала меня в голову и гладила руки. Ко мне также подошли начальник и мастера, все говорили, что всё будет в порядке. Начался суд, а я ничего не слушал. Знал, что от меня ничего не зависит, поэтому не вслушивался в слова. Меня спрашивали - я отвечал, бегал глазами по залу и никого не видел, от напряжения и яркого света у меня слезились глаза.
Вдруг у самой стены я увидел своего друга Анатолия, в зале все сидели, а он почему-то стоял. Мне показалось, что он махал мне рукой. Объявили перерыв, ко мне снова подошли тётя и все, кто меня знал. Подошел и Анатолий и протянул мне руку.
- Привет. Как дела?
Немного помолчав, я ответил. Не знаю, откуда взялись эти слова, у меня до сих пор такое чувство, что их произнес не я.
- С подлецами я не здороваюсь.
Друг мой отдернул руку и посмотрел на меня широко раскрытыми глазами. Постояв секунду, он отошел. Все, кто слышал мои слова, с удивлением смотрели на меня. Этого парня все знали, он ведь у нас работал, и не могли понять, почему я так сказал. Нас никогда не видели вместе, никто даже не подозревал, что мы знакомы. Мало ли рабочих было на нашем участке, которые знали меня как мастера, а я их не знал, ибо не общался с ними. Тётя, конечно, знала этого парня, она что-то подозревала, но тётя, милейшая тётя была неприступна, она не шевельнула даже бровью на мои слова.
Продолжился суд, все сели на свои места, снова что-то говорили, и я опять ничего не слышал. Помню только, как судья сказал, что мне предоставляется последнее слово и я могу обратиться к суду с просьбой. Я встал и сказал:
- За четыре месяца, что я провел в тюрьме, я понял, что виноват в смерти своего рабочего. В тот день я был сильно расстроен, плохо себя чувствовал. Пришел на объект, грубо говорил с рабочим, заставил его надеть пояс, но вместо того, чтобы весь день провести на этом объекте, оставил своё место и ушел, поэтому накажите меня, как посчитаете нужным, я готов нести наказание.
Адвокат после моих слов так сильно хлопнул по столу, за которым сидел, что папка с бумагами отлетела в сторону. Потом судья вышел, а вернувшись, прочитал своё решение. Мне дали три года в лагере общего режима.
Вот и закончился суд, ко мне снова подошли тётя, рабочие. Тётя плакала, плакала безмолвно, просто из глаз у неё катились слёзы. Я пытался её успокоить. Вдруг снова подошел мой друг. Я, конечно, знал, что он подойдет, да и те, кто стояли рядом, ждали какого-то объяснения моим словам. Анатолий спросил:
- Почему ты меня назвал подлецом?
- Спроси об этом свою мать.
Вот и весь разговор, друг мой повернулся и, не оборачиваясь, ушел. Я смотрел ему вслед, пока он не вышел, не мог отвести глаза, они были полны слёз. Я смотрел на него, как через стекло, по которому течет дождевая вода. Мне было стыдно за своё состояние, я уперся головой в тётино плечо, но как-то быстро успокоился. К нам подошел адвокат, он до этого о чём-то громко говорил с моим начальником и, подойдя к нам, также громко сказал мне:
- Ну, чего ты добился своими словами, герой? Хочешь пострадать? Ты всё себе и мне испортил, если бы я знал, какой ты... (он не дал мне точного определения, видимо, в его обязанности это не входило), то не взялся бы за это дело. Ну ничего, мы подадим апелляцию, никогда не нужно терять надежду.
Через полчаса меня увезли из суда.
***
Лагерь, в который я попал, был недалеко от города. Меня везли туда на машине несколько часов.
Описывать жизнь в лагере очень скучно, это было серое, нудное существование. Работа, еда, сон - вот и всё. Того, что говорят о лагерях и пишут в книгах, я здесь не встретил. Может быть, это был какой-то не такой лагерь, не знаю. Меня никто не мучил, надо мной не издевались, работал, правда, очень тяжело, плохо кушал. В общем, ничего страшного. И в лагере можно остаться человеком.
Там много случайных людей, которых наверняка не стоило сажать, они там лучше не становятся. Это другой мир, лучше, конечно, его не знать. Короче говоря, это не моя тема.
Наверное, единственное удовольствие в лагере - это письма и посылки. Люди ждут письма месяцами, заранее думая, о чем им напишут. Получая письмо, они его целуют, перечитывают несколько раз, можно сказать, заучивают. Письма хранят, их никогда не выбрасывают, берегут.
Я тоже получал письма в лагере. От тёти, только от неё, но очень надеялся, что напишет и Анатолий. Несмотря на то, что я так грубо говорил с ним, я всё же ждал от него весточки, я ведь продолжал его сильно любить, жил тем, что было до того, как мы расстались. Мне так хотелось с ним объясниться. Это было единственной целью моей жизни, я засыпал с этой мыслью и с ней просыпался, можно сказать, этим жил. Я не столько думал о свободе, сколько об объяснении, может быть, именно поэтому легко переносил все тяготы лагерной жизни, я о них не думал, знал, что нужно хорошо работать и ждать.
Я восстановил в памяти каждый день, проведенный с моим другом, в мыслях вновь и вновь возвращался туда, где мы бывали вместе. Я вспомнил все слова, которые мы говорили друг другу, и мне удалось всё пережить заново. Он часто мне снился. Сны были всегда разные, и если я вдруг просыпался, то думал о том, чтобы быстрее уснуть и снова увидеть его. Казалось бы, очень просто взять и самому написать. Я в мыслях выдумывал разные варианты такого письма, но ни разу не взял бумагу и не написал.
натуре я был очень брезгливым человеком, когда меня однажды послали чистить туалет, чуть не умер. Не знал, как начать, мучился над этим целый час. Я не мог отказаться: была моя очередь это делать, а чем другие хуже меня, они же это делают. Я себя пересилил и сделал это.
В лагере многие рисуют себе календари и каждый день зачеркивают один прошедший день, чтобы видеть, что срок уменьшается. Были и такие, кто высчитывал часы, минуты и даже секунды, и никто над этим не смеялся.
Посылки в лагере получали не все, это была редкость. Те же, кому они приходили, видели их только в момент получения, ибо, получив, должны были тотчас положить всё на стол, за которым сидели другие, и взять малую часть, чтобы всем понемногу досталось. Так всегда делал и я.
Из той жизни память сохранила очень мало чего-то значительного, но вот один случай я помню до сих пор. Работа моя была очень тяжелая, поэтому, возвращаясь после трудового дня, я старался быстро умыться, покушать и лечь отдыхать. Разрешалось лежать всё свободное от работы время, мне даже было лень смотреть кино, которое иногда показывали в клубе, я спал или лежа читал. Но вот однажды предупредили, что будет собрание, и проводит его "хозяин", так называли начальника лагеря. Не было возможности избежать этого мероприятия, пришлось пойти.
Начальник и все выступавшие говорили недолго, но я их совершенно не слушал, знал наверняка, что мне свободу не объявят. Думал только, как бы поскорее выбраться из духоты, которая образовалась из-за большого скопления народа. Вот тут к моей "радости" сказали, что будет ещё концерт, который мне также не удалось избежать, так как я сидел в первых рядах, а клуб был набит битком, выбраться мне бы не дали. Пришлось смотреть концерт. На сцене пели, читали стихи. Оказывается, даже в таких условиях у человека есть потребность творить, выражать свои чувства, вот на это я не был способен.
Завершился концерт танцами. На сцену вышли человек десять, одетых в какие-то бандитско-пиратские костюмы, с наклеенными усами и перевязанными глазами. Сначала они что-то громко кричали, а потом начали драться. Нет, они не дрались, они танцевали. Это было завораживающе красиво: четкие движения, хлопки, удары, падения, прыжки - и всё под музыку. Это было какое-то чудо, я смотрел на это, затаив дыхание.
К концу представления я заметил, что около сцены стоял какой-то заключенный и по ходу действия что-то подсказывал танцующим. Я решил, что он, наверное, поставил эти танцы. Хлопали стоя, очень долго, и даже на какую-то секунду почудилось, что я нахожусь в театре, но только на секунду. Увидев рядом черную массу усталых и небритых людей, я вернулся к действительности. Люди расходились, улыбаясь, обсуждая увиденное, как будто теплая струя омыла сердце.
Через несколько дней, возвращаясь после ужина к себе в барак, я услышал звуки музыки, доносившиеся из клуба. Это была музыка тех танцев. Я поспешил в клуб в надежде увидеть повторение.
Там были те же ребята, которые танцевали на концерте, и их руководитель. Он им показывал, какие ошибки они сделали во время исполнения танцев. Было интересно смотреть на этого неказистого мужика: всё, что делали эти ребята на сцене, он им показывал сам, несколько раз повторяя одно и то же движение. Заметив меня, он спросил, как я тут оказался.
- Услышал музыку, подумал, что здесь танцуют, и решил посмотреть. В прошлый раз я видел выступление, и мне очень понравилось.
- Если хотите, то можете принять участие, нам нужны ещё танцоры, - предложил мужичок.
- Нет, танцевать я не умею, да и так устаю на работе, что сил у меня хватает только на просмотр.
Мужик ещё кое-что им показал, и они весь танец повторили снова, а он сел рядом со мной. Я решил его поблагодарить за полученное удовольствие от увиденного.
- Я уже почти год здесь, но никогда не думал, что в лагере могу подобное увидеть. Для меня жизнь - это работа, еда, сон и ожидание свободы. А то, что я увидел на концерте, меня как бы разбудило, ведь я уже стал забывать, что есть нормальная жизнь. Спасибо вам большое, мне очень понравилось. Просто фантастика: из простой драки сделать танец и такой красивый! Вам стоя хлопал весь зал, я ничего подобного не видел.
- Приятно это слышать. Вы любите танцы?
- В танцах не разбираюсь, знаю, что танцем можно выразить чувства, каждое движение что-то определенное означает, но я это не понимаю. Люблю драматический театр, бывал даже в опере, слушал "Евгений Онегин". Музыка и стихи из этого произведения мне очень нравятся, когда-то знал многое наизусть. Да, кстати, видел даже два балета: "Дон Кихот" и "Пер Гюнт". Мне понравилось, очень ярко и зрелищно.
- Вы знаете, кто в театре поставил эти балеты?
- Я не поинтересовался, кто постановщик.
- Это сделал я, - неожиданно сказал мужик.
- Как? Вы? Из лагеря ездили в город ставить эти балеты?
- Нет, тогда я ещё был на свободе.
- Вас-то за что угораздило попасть сюда? - у заключенных на куртке написан номер статьи, по которой он осужден, фамилия и имя, но клуб был плохо освещён, и я не видел этого. - За какой грех решило общество от вас избавиться?
- Я думал, что все знают, за что меня посадили. Мне кажется, что когда я прохожу, то только и говорят об этом. Если вы не знаете, то могу сказать: меня осудили за гомосексуализм. Вы знаете, что это такое? - танцоры уже ушли, и мы могли спокойно разговаривать, он, по-видимому, искал к себе сострадания.
- Очень хорошо знаю. Вот только не знал, что за это судят. Выходит, и за удовольствие нужно расплачиваться? - он принял моё замечание на свой счёт.
- Для меня это слишком большая цена. Я потерял всё: семью, работу, можно сказать, жизнь. Я просто живой труп. Дышу, ем, ставлю эти танцы. Не знаю, для чего всё это, у меня нет будущего, от меня отвернулись все, кто меня раньше знал. Для чего мне свобода? Ну, разве только для того, чтобы умереть там, а не за колючей проволокой. Настоящее наказание у меня ещё впереди, это моя будущая жизнь. Можно дать вам совет? Больше никогда не подходите ко мне, если случайно увидите, то поздоровайтесь и всё. У вас могут быть большие неприятности, а лишние разговоры ни вам, ни мне ни к чему.
Я так и поступил, о чём очень жалел. Встречаясь с ним, я здоровался, он отвечал и быстро отходил в сторону, мне ничего не оставалось, как поступать так же.
Мне всегда очень интересно было узнать, как люди в колонии столько лет обходятся без секса. Потом понял: какая-то часть заключенных всё-таки обходится, так как на работе они упахиваются так, что им уже не до секса. Они приходят с работы, наспех едят, валятся на постель и спят, чтобы утром снова идти пахать. Другие же удовлетворяются самообслуживанием, но есть все-таки и небольшая часть тех, кто находит себе партнера. Это здоровые блатные мужики, они силой или шантажом склоняют к сексу молодых ребят, превращая их в секс-рабов.
Об этом очень быстро все узнают, к таким ребятам моментально меняется отношение всей колонии, они становятся изгоями в этом закрытом обществе. Они отдельно едят, отдельно даже спят, с ними никто не разговаривает. На такого можно безответно плюнуть или ударить, этим молодым ребятам приходится очень тяжело.
Самое отвратительное, что начальство знает об этом и, думаю, даже этому потакает, а зачастую и этим пользуется. Рассказывали, что бывали случаи самоубийства на этой почве. Это очень страшная сторона и без того тяжелой лагерной жизни, но на эту тему в лагере не принято говорить, об этом все знают, но не обсуждают. Люди стараются просто не замечать этого.
После года пребывания в лагере ко мне приехал мой адвокат. Он передал мне письмо от тёти и попросил подписать прошение о помиловании.
- Если можете отправить это прошение без моей подписи - пошлите, а я подписывать ничего не буду! - заявил я ему.
Он молча покрутил пальцем у своего виска и ушёл. Так все невидимые нити, которые связывали меня с прошлым, оборвались...