Я стоял на платформе вокзала, и, несмотря на удушающий зной, меня било мелкой дрожью. Озноб начался ещё с утра, когда позвонил отец и сказал, что мой родной брат, которого я не видел несколько лет, приезжает и надо его встретить. По дороге я купил лекарство, которое рекламируют как от "тревоги и стресса" и выпил сразу две таблетки. Не помогло, и тревога и стресс остались при мне. Разумеется, я выехал из дома с поправкой на пробки, и как это часто бывает, пробок не было. Я подъехал к вокзалу за 40 минут до прибытия поезда и остался в машине, так как из-под ласкового дуновения кондишина выходить в жару не хотелось. Черные мысли мучили меня уже три дня, с тех пор как папа сообщил, что Денис будет жить с нами. Две недели назад умерла моя мать, которую я тоже не видел всё это время. И если с братом не хотел общаться я, то с мамой я не общался по её вине. Точнее не вине. Просто когда они с отцом развелись, почему-то было принято решение разделить и нас с Денисом. Нам объяснили, что мама с двумя подростками не справится. И когда мы с отцом уехали жить в Москву, к бабушке, Денис с мамой остались жить в нашем городе. Моё общение с мамой ограничивалось двумя открытками в год, на мой и её день рождения. О подарках речи не было. Я спрашивал отца, почему она даже позвонить не хочет, на что он отмахивался:
- Откуда я знаю, какие у неё тараканы в голове.
Согласитесь, это странно. Но меня это не особо задевало, так как я всегда был папин сын. Мама "делала карьеру" в администрации города, и мы с Денисом мало её волновали. Поэтому когда пришла телеграмма, я не сильно расстроился. У меня были зачёты и экзамены, и мы с отцом решили, что я не поеду на похороны. Но вот весть о том, что Денис будет жить с нами, ввела меня в ступор. Не то чтобы я не предполагал такого развития событий, просто до последнего надеялся, что он останется у себя дома. Он был уже достаточно взрослым, чтобы о себе позаботиться, тем более отец ему всегда материально помогал. В отличие от меня, они активно общались. Конечно, он спрашивал, что между нами произошло, но ни я, ни Денис вразумительного ответа не давали. А произошло вот что. Нас увезли, как обычно, летом на дачу. Родители приезжали только на выходные, и мы были предоставлены сами себе.
Мы всегда всё делали вместе. Я был младше на 14 месяцев, но выше и сильнее Дениса. При необходимости мог постоять за себя и за него, даже перед более старшими парнями. И Денис вел себя как младший брат, чуть что бежал ко мне. Как щеночек мог уснуть у меня на коленях, натворит что-нибудь - и в плачь, а я беру его вину на себя. Он был лентяем, и мне часто приходилось делать домашнее задание за него, что было сложно, так как я учился на класс младше, и мне приходилось перелопачивать кучу учебников. Так что когда мы переехали в Москву, я пошел сразу в его класс, и школу мы закончили одновременно.
Так вот, возвращаюсь к тому лету. В один из дней к нам пришел соседский парень Серёжка, принес две бутылки вина и видеокассету, так как только у нас в посёлке был видик. Мы, как всегда, были не евшими, и от вина, закусываемого только яблоками, быстро окосели. На кассете было порно. Серёжка предложил подрочить, на что мы, не сговариваясь, согласились. Потом Серёжку позвали домой, и он умчался. Мы допили вино. Вообще-то на этом всё бы и закончилось, но Диня куда-то ушёл и вернулся с чекушкой армянского коньяка.
- Папина заначка, я её ещё в прошлом году стащил, а он ничего не заметил. Пригодилась!
Серёжка оставил кассету, и мы под коньяк продолжили просмотр. После очередного возлияния я почувствовал Динину руку на своём возбуждённом члене. Так как я никак ни отреагировал, Диня пошел дальше. И вот мы без трусов, и я неумело пытаюсь вставить свой член в задницу брата.
- Надо с кремом.
Я нашел у матери крем, и дело двинулось. Потом мы поменялись. Если трахать мне понравилось, то его вторжение в мою жопу было неприятным. В общем, первый сексуальный опыт сейчас мне вспоминается смутно. Но Денису, видимо, понравилось, и мы проделывали это неоднократно, до самого развода родителей и нашего отъезда.
Слово "инцест" мне попадалось и раньше и всегда в связи с какими-то королями и князьями. У меня, почему-то сложилось впечатление, что это что-то типа неравного брака, когда старик берет в жены молодую или когда королей женят еще юными, из политических соображений. Привычки гуглить незнакомые слова у меня тогда еще не было. Где-то через год после нашего переезда в Москву мне снова попалось это слово, и я забил его в поисковик. Прочитанное меня раздавило. Не то чтобы я был религиозен, да и общепринятая мораль меня не особо волновала, но осознание, что мы с Денисом сделали что-то грязное, меня не оставляло. И я в горячке сел и написал ему письмо, в котором написал, что нам больше не стоит общаться, встречаться и тому подобное. Ну и причину я тоже написал. Со временем я поостыл, понимая, что в данном случае незнание законов как раз освобождает от ответственности. Мы просто не знали, что творим. Я решил написать Денису. Терять родного брата из-за нескольких трахов не стоило. Но он позвонил и сказал только одну фразу:
- Нет, Кит, умерла так умерла, - и бросил трубку.
Видит Бог, я пытался еще несколько раз, но каждый раз в ответ была тишина. Я смирился, в тайне надеясь, что со временем брат поумнеет. И судя по тому, что он согласился на переезд, это наконец случилось.
Когда объявили о прибытии поезда, мой мандраж только усилился. Отец по телефону мне сказал номер вагона, но никто даже близко похожий на моего брата не вышел. Я прошел по пустому вагону, размышляя о том, что они, наверное, всё переиграли. Тогда почему не позвонили? Я вышел из вагона и закурил. За спиной послышался голос:
- Курить ну очень вредно.
Я обернулся на голос и попал в объятья здорового, выше меня парня.
- Денис, твою за ногу, задушишь!
- Привет Никитос.
- Привет, - я смотрел на красивого, подкачанного парня, невольно оценивая его. Красивые длинные светлые волосы, ярко-голубые глаза, стройная атлетическая фигура, короче, мечта любого модельного агентства. И полная противоположность мне, брюнету с очень светлыми глазами серо-голубого цвета, худому и среднего роста. Объективно говоря, обо мне можно было сказать "симпатичный", о Денисе - "потрясающе красивый".
- Ни фига ты вымахал.
- Да, теперь я старший брат.
- Кому, интересно знать, мы вроде как не знакомы.
- Давай оставим разборки на потом.
- Да ради бога, не будет никаких разборок. У тебя своя жизнь, у меня своя, - обида клокотала у меня в груди.
Я сам не ожидал такой острой реакции. Лишь в машине я понял ее причину. "Ты урод, с первого взгляда втрескался в своего брата. Кастрировать тебя надо", вынес я себе приговор.
- Тачка отца? - Денис подставлял лицо ветру, я убрал крышу, и мы ехали с открытым верхом.
- Нет, моя, отец сказал:
- Либо поступаешь на бюджетное отделение и я покупаю тебе машину, либо на платное, но тогда извини, придётся платить за учебу. Я и поступил на бюджетное.
- Ты всегда был умным юношей.
- Твоя ирония не уместна, ты всегда был ленивым и тупым.
- Ленивым да, тупым нет, в аттестате только три четверки.
- Какой прогресс!
- Да что, блин, с тобой такое? Сколько лет не виделись, а ты чуть не с кулаками бросаешься.
- Не по моей вине мы не виделись.
- Ты завел эту хрень про инцест.
- Я извинился, а ты послал меня.
- Я сказал, мы потом это обсудим, а до того момента перемирие, или я поеду к бабушке жить. Я её сто лет не видел, и отец сказал, чтобы, если у нас не заладится, я дожидался его у неё.
- Ладно, проехали. А почему отец задержался?
- Он хату должен сдать.
- А чего её не продать? Или ты не хочешь?
- Ну, во-первых, наследство можно оформить только через полгода, а во-вторых, если ты продолжишь наезжать, я уеду.
- Ладно, извини. Оба виноваты.
Мы приехали домой, я показал Денису его комнату и спросил:
- Есть хочешь?
- Что-нибудь несерьёзное, мне отец всякой снеди наложил, но я её ещё вчера вечером съел. Но сначала душ.
Я показал ванную комнату, а сам пошел на кухню. Когда-то Денис обожал мою яичницу с помидорами и базиликом. Быстро и вкусно.
Он вошёл на кухню, на нём были только шорты, обрезанные из джинсов "по самое не хочу". Я в смущении отвел глаза.
- Знакомый запах, значит, не забыл?
- Я ничего не забыл.
Мы сели есть. Покончив с яичницей, он отодвинул тарелку и сказал:
- Спасибо. Что, так и будешь молчать?
- А о чём говорить?
- Мы не общались несколько лет, про тебя, предположим, я всё знаю, отец, мечтая нас помирить, только о тебе и говорил. Но про меня ты ничего не знаешь и, похоже, не хочешь знать.
- Ну почему не хочу, просто трудно начать расспрашивать, ты, может, и не переживал, а я проклинал то себя, то тебя.
- Я не переживал?! Что ты можешь знать о том, что я почувствовал, когда получил твоё письмо?! Единственный и любимый брат заявляет, что всё, что было между нами, было грязь и дерьмо!
- Я извинился.
- Да, но как? "Денис, мы были глупы, гормоны в голову ударили, давай останемся друзьями". Но я не считал, что это ошибка, я любил тебя, и у меня не было никого дороже.
- Ты что, гей?
- Нет, но для меня это был способ показать, как я люблю и ценю тебя. Ты никогда не просил благодарности за то, что был мне и матерью и отцом, а я не умел говорить о своих чувствах. И в те минуты близости я просто говорил "спасибо". И потом, я много думал об этом долбанном инцесте. Грех - это когда ты делаешь что-то плохое себе или другим. А когда два брата или сестры таким образом доказывают свою любовь - это не грех. Сотни, а может, тысячи братьев и сестер делают это. Настоящая любовь не может быть грехом.
Он выпалил эту тираду с такой страстью, что я понял, что это результат долгих раздумий, а может, и страданий. Я обошёл его сзади, обнял за плечи и прошептал:
- Прости гада. Давай всё по новой, просто я провалялся в коме, а сейчас очнулся. Ладно? Но только без секса!
Он ничего ни ответил, встал и пошел в свою комнату. Я помыл посуду, прибрал со стола и тоже пошел в свою комнату. Зайдя, я включил музыку и бросился на кровать, мне надо было всё обдумать.
некоторое время в дверь постучали.
- Входи, открыто.
Он зашел и в удивлении остановился посреди комнаты. Он разглядывал стены, потом перевел взгляд на меня.
- И кто-то спрашивал меня, не гей ли я. На стенах голые мужики, Шер поет.
- Да, я гей, видишь, ты не всё обо мне знаешь.
- А отец знает?
- Да уж больше года, как я ему сказал.
- И как он отреагировал?
- Нормально, знаешь, когда мы разъехались, мы с ним стали больше друзьями, чем родственниками. Помнишь, раньше ему приходилось лавировать между нами и матерью. Он порой не знал, что делать, как себя вести. Мать нас всех сделала заложниками своей работы, а когда мы переехали, он стал самим собой. Я был уже достаточно взрослый, и он мне сказал, что я могу делать что хочу, но при этом помнить, что я несу ответственность за свои поступки. Хотя я один раз попал в историю, и он, не задумываясь, бросился на помощь.
- Я знаю эту историю, ты был не виноват.
- Да, но пока это бы выяснилось, мне мало бы не показалось. Кстати, надеюсь, тебя не смущает, что я гей?
- Да нет, конечно, я привык думать, что всё, что ты делаешь, - правильно.
- Спасибо.
- А как он воспринимает твоих парней?
- Я редко кого-то привожу домой, но если он слышит громкую музыку, то или сваливает куда-нибудь, или запирается у себя в кабинете. Громкая музыка - это типа сигнала, что я не один.
- А постоянный друг у тебя есть, - в голосе Дениса прозвучала то ли ревность, то ли тревога.
- Ты что, ревнуешь?
- Нет, конечно. Просто спросил.
- Нет, и не было. Когда я признался отцу, он попросил, если у меня будет что-то серьёзное, познакомить его с этим серьёзным. Ну вот, я его ни с кем не знакомил пока.
Или я сильно ошибаюсь, или Динь после этих слов вздохнул с облегчением.
- А у тебя есть девушка?
- Нет, и никогда не было.
- Это же ненормально, ты же красив как бог, не гей. В чем проблема?
- Ни в чем, - я видел, что он не хочет отвечать. Что же, его право. Мне теперь по новой надо будет заслужить его доверие.
- Я что зашел, расскажи, как до бабушки доехать, адрес у меня есть, но я у неё был пару раз, метро помню, а как пройти, хоть убей.
- Поехали вместе, я у нее давно не был, да и не дома она, а в нашем загородном доме.
- В смысле, на даче?
- Можно и так сказать.
Когда мы сели в машину, я попросил Дениса рассказать, как ему жилось все эти годы.
- Ну что, мне туго пришлось, когда вы уехали, ты знаешь, тогда мы еще общались. Я был вынужден заняться спортом. Я записался на плавание, как ты и хотел, но параллельно посещал секцию самбо. Со временем я разобрался с уродами, которые издевались надо мной. Труднее пришлось с учебой. Своей добротой ты разучил меня учиться. Я приналег и, знаешь, судя по результатам, оказался не таким уж тупым. Самое главное, мне легко давались языки. Я выучил пять языков, и после школы у меня уже была профессия. Поэтому я не стал никуда поступать, просто не решил, что мне интересно. А переводчик он либо знает язык, либо нет. Мать устроила меня в администрацию переводчиком, плюс я брал переводы статей и книг и занимался репетиторством. Зарабатывал больше матери. Но главное, это позволило мне не думать постоянно, что ты выбросил меня из своей жизни.
Я судорожно сжал руль:
- Ну пожалуйста!
- Ладно, оба виноваты, но в тот момент я так и думал. Ну а мелочи я по ходу буду рассказывать.
Мы надолго замолчали, и каждый думал о своём. Мои думы были совсем не весёлые. Я, получается, не только бросил брата, но еще и предал его. Горькая боль сдавливала сердце. А сейчас, как с ним наладить отношения, если я влюблен по уши в этого, такого знакомого, незнакомца. Хоть вешайся.
Мы подъехали к шлагбауму. Охранники приветливо закивали мне.
- Вас что, охраняют? Это та самая пресловутая Рублевка?
- Круче, это пресловутая Барвиха.
- Ни фига себе папаша развернулся, мне он ничего не говорил.
- Мы дом купили только полгода назад, ему, видимо, было не до этого. Ты же знаешь, у него успешный бизнес.
- Знаю, благодаря тебе.
- Я был только автором идеи, ну, и с раскруткой помог. Просто когда мы приехали в Москву, он совсем сдулся, не мог найти работу по специальности. Чем только не занимался, но всё было не его. Я боялся, что он запьёт. Ну и придумал, точнее, передрал идею, немного ее видоизменив. Были сомнения, что дело пойдёт. Главным было то, что вся затея требовала минимум вложений, и в случае неуспеха потери были бы минимальными. У нас совсем не было денег, спасибо, бабушка и её брат помогли. И первое время фирма была - папа и я, и то в свободное время. Хотя ты, наверное, всё это знаешь.
- Да, я в курсе, просто приятно слышать, что мой брат остался таким же скромником, как и раньше.
- Так ты меня прощаешь? - с надеждой взглянул я на него.
- Не торопись, нам надо еще кое-что выяснить.
Мы подъехали к нашему дому, а я раздумывал, что он хочет выяснить. Автоматические ворота открылись, и я въехал в просторный двор.
- Ни хрена себе хоромы, - выдохнул Денис, - и это всё ваше?
- Наше! - поправил я его.
На крыльце нас встречала бабуля. С радостными восклицаниями мы обняли её, и все вместе прошли в дом. Дом был действительно большеват, но я убедил отца, что в кризис это хорошее вложение. Тем более внутренней отделки не было, и мне было где развернуться. Я мечтал стать дизайнером интерьеров, и всё - от ландшафта до последней табуретки на кухне - было плодом моей фантазии. О чем бабушка не замедлила сообщить Денису. Он обнял меня за плечи:
- Мой брат - гений! - и, черт возьми, если в его голосе не слышалась гордость. Я как всегда покраснел.
- Не верю своим глазам, Кит до сих пор краснеет.
- Это моё слабое место, никак не могу с этим справиться, - засмущался я.
- Его все хвалят, а он каждый раз краснеет, - подключилась бабушка. - Смотрю я на вас двоих, и сердце радуется, красивые, здоровые и умные.
"И несчастные", подумал я, а вслух сказал:
- Смотри, бабуля, сглазишь.
- Дайте человеку на старости лет порадоваться. А теперь все к столу.
День прошёл отлично, мы рассказывали друг другу истории из жизни, смеялись, ели и пили. Мне утром надо было на зачет, я хотел вернуться в город, поэтому я пил один сок. Когда я засобирался, Денис тоже встал.
- Оставайся, тебе же не надо в Москву.
- Надо, осталось ещё одно незавершенное дело.
Я не стал спорить, и мы уехали, пообещав бабушке в субботу приехать на шашлыки.
- Тебе понравилось? - с надеждой спросил я Дениса, когда мы ехали.
- То, что ты сотворил с домом, - это произведение искусства, и не красней. Хотя когда ты краснеешь, ты такой трогательный. Раньше я специально тебя нахваливал, чтобы увидеть, как ты краснеешь, я думал, что у тебя это прошло.
- Как видишь, нет. Я, наверно, в гробу буду лежать и краснеть от прощальных речей.
- Ну, до этого еще далеко, - улыбнулся он.
- Кто знает, - в ответ на свои мысли ответил я.
- Эй, что за фигня, ты бросай так говорить, мне отец рассказал, что тебя к психологу водил.
- Это он зря.
Остаток пути мы проехали молча. Уже в квартире я прошел к бару, достал початую бутылку мартини.
- Будешь?
- А покрепче что-нибудь есть.
- Возьми в баре что захочешь.
Мы выпили, и я спросил:
- И что за неотложное дело?
Ничего ни ответив, он пошел, включил телевизор. Я допил бутылку и пошел в свою комнату, уже в дверях я пожелал ему спокойной ночи.
Заснуть я не мог: не надо было пить, да ещё перед зачётом. Дыхну перегаром на препода, и конец моей репутации паиньки. О деле, о котором заикнулся Денис, я уже не думал. Звук телевизора давно смолк. Вдруг дверь распахнулась, и Денис в одних трусах одним рывком оказался на мне. Заломив мне руки над головой, он хрипло зашептал мне в лицо:
- Слушай сюда, братик. Это ты меня довел до такого. Я соврал тебе, я тоже гей. Только странный гей, который влюбился в одного-единственного парня и одержим им. По иронии судьбы, этот парень - мой брат, который походя бросил меня одного. Трахнуть бы тебя силой, чтобы ты почувствовал, как больно бывает от предательства. Я плакал в подушку, я по пять раз в день дрочил на твою фотографию, ты снился мне каждую ночь и я просыпался, жил и засыпал несчастным.
Я попытался что то сказать, но он рявкнул:
- Заткнись! Ты понимаешь, как я был несчастен, как я ждал от тебя другое письмо, не с извинениями и соплями, типа, жаль, что нам не суждено быть вместе, мы же братья. А мне насрать на это. Я не могу жить без тебя, я только существую. И всё, что я делал все эти годы, я делал, чтобы ты меня увидел и сказал:
- К черту предрассудки, к черту людей, я люблю тебя, остальное не важно. Но ты правильный, ты это не скажешь. Даю тебе время до завтрашнего вечера: либо ты примешь решение, и мы будем вместе, либо я возвращаюсь домой, и ты меня никогда больше не увидишь. Я не ты, я не буду кончать жизнь самоубийством, мне просто нужна определенность.
Он отпустил мои руки и сел рядом на кровать, обхватив голову руками. От испуга я оправился, но мысли путались от такого натиска.
- А если я тебя просто не люблю, не из-за того, что ты мой брат, а просто не люблю?
- Так и скажешь, только завтра. Извиняться я не буду, ты меня довел до этого. Только я не маньяк, просто я никого и никогда не любил, только тебя, - в голосе звучали слезы.
Он встал и вышел. Сумбур мыслей разрывали череп. Я даже внятно не могу изложить, что я чувствовал в ту ночь и весь последующий день. На зачет я еле приплёлся. Преподаватель, глядя на меня, был в шоке.
- Никита, у тебя все нормально, ужасно выглядишь? Может, сдашь потом?
- Нет, Алексей Владимирович, я готов.
На автомате я отбарабанил ответы. Препод покачал головой:
- Всё верно, но без присущего Вам блеска и креатива.
- Простите, я плохо себя чувствую, на блеск сил нет.
- Понимаю, я мог бы Вам зачет автоматом поставить, Вы сами вызвались отвечать.
Он вернул мне зачетку, я попрощался и поплелся к выходу. Возле моей машины меня ждал Влад, мы недавно переспали, и он как репейник пристал ко мне. Но увидев мое лицо с синяками под глазами, спросил:
- Помощь не нужна?
- Отвези меня домой.
- Давай ключи.
Мы доехали, я забрал ключи и сказал:
- Спасибо. Только не сегодня, Влад. Прости.
Дениса не было. Я завалился спать, а когда проснулся, почувствовал запах еды. Но есть я не мог. Не знаю, сколько прошло времени, дверь приоткрылась, и Денис заглянул в комнату, зашел, увидев, что я не сплю. Я посмотрел на него. Его губы задрожали, он бросился на колени возле кровати и срывающимся голосом проговорил:
- Прости меня, я переборщил, я забыл, что ты такой ранимый. Отец предупреждал, а я идиот. Но я не мог по-другому, я так много думал, как это будет, что забыл про тебя. Вывалил свою боль. Прости. Забудь. Вечерним поездом я возвращаюсь домой. Пошли поедим, я курицу на гриле сделал.
Я замотал головой,
- Принеси мне выпить.
Он вышел и через пару минут вернулся с бутылкой и бокалом.
- Мартини нет, есть коньяк. Если хочешь, я сбегаю за мартини.
- Давай, что есть, - игнорируя протянутый бокал, я припал к горлышку бутылки, сделал несколько глотков. Преодолевая спазм в горле от крепкого конька, я прохрипел:
- Отложи отъезд до завтра, мне надо поговорить с тобой, только дай мне немного времени, я соберусь с силами.
Одна мысль ещё днем засела в голове и весь день преследовала меня: я не могу его снова потерять. Больше я ни о чем не думал. Я допил коньяк, столбняк отпустил меня, я разделся до нага и вышел из комнаты. Он сидел на корточках возле моей двери. Увидев меня, да еще голым, он махнул головой, словно отгоняя видение, встал и шагнул ко мне.
- Что ты творишь?
- Разве ты не этого хотел?
- Я хотел, чтобы ты меня любил, а не приносил себя в жертву!
- Идиот! - заорал я, - да я все эти годы боролся собой, не тебе одному было плохо. Я не мог найти повод, чтобы быть с тобой. В каждом парне я искал сходство с тобой, но я их не любил, в них даже капельки не было от тебя.
- Ты ночью сказал, что не любишь меня.
- Я сказал "а если". Я люблю тебя, и всегда любил, - захлебываясь слезами, говорил я.
Он подошел ко мне, ласково вытер мне слезы тыльной стороной ладони. Потом подхватил меня на руки и понёс в комнату. Уложил меня на постель и, одетый, лег рядом. Я удивленно приподнялся:
- Что, так и будем лежать?
- Я так долго мечтал об этом, что думаю, это сон, я проснусь, а тебя рядом нет.
- Может, хватит этой сопливой мути, меня стояк замучил.
Он улыбнулся, вскочил и начал срывать с себя рубашку, пуговицы летели во все стороны, одна отлетела и попала мне прямо в глаз. Пока я его тер, он разделся и потянулся к выключателю.
- Оставь, нам нечего прятать в темноте, и потом я должен видеть, каким сокровищем я обладаю.
- Или оно обладает тобой.
И он буквально бросился на меня. Мои губы нашли его, и этот поцелуй был самым упоительным в моей жизни. Я скользил губами по этому роскошному телу, и нервная дрожь сотрясла всё моё естество. Добравшись до члена, я не мог не восхититься его совершенной формой. Дело было не в размере, просто раньше я подумать не мог, что о члене можно сказать "красивый". Большой, сочный, громадный, но не красивый. Так как я всегда выступал активом, чтобы компенсировать партнерам невозможность взять меня в зад, я делал минет, и очень в этом преуспел. Диня извивался подо мной, а я заглатывал его член всё глубже и глубже, пока мои губы не почувствовали волоски на его лобке. Мой рот и часть глотки были плотно заполнены. Откуда- то сверху неслись стоны и всхлипы. Я почувствовал, что кульминация близко.
- Срань господня, - раздался радостный вскрик.
Я поднял голову, сглотнул и произнес:
- Не богохульствуй, сын мой.
- Боже, как ты это делаешь? - притянул он меня к себе и впился поцелуем.
Одним рывком я перевернул его на живот, но он резко вернулся в прежнее положение:
- Я хочу тебя видеть!
Я потянулся за презервативом, он схватил мою руку:
- Не надо, у меня никого и никогда не было.
- У меня было, - я вырвал руку и снова потянулся к тумбочке.
- Умоляю, сделай, как я прошу.
- Не будем рисковать.
- Будем, и если в следующий раз ты будешь это делать не со мной, вспомни этот момент, и у тебя уже ни с кем другим не получится!
- Это что, кодирование?
- Понимай, как хочешь, но тебе ни с кем не будет так хорошо.
Принимая во во внимание, что это будет у Дини в первый раз после долгого перерыва, я приложил максимум усилий, разминая его малюсенькую дырочку. Входя в него, я внимательно наблюдал за его реакцией. Но то ли он этого очень хотел, то ли я действительно хорошо поработал, но он даже не поморщился. Я наращивал темп, а он с наслаждением смотрел мне в глаза.
- Имей в виду, я могу так очень долго.
- Чем дольше, тем лучше.
Но приблизительно на двадцатой минуте я уже не смог сдерживаться и бурно кончил.
Устало откинувшись на кровать, я пробормотал:
- Господи, прости меня, я согрешил. (По-моему, я эту фразу слышал в каком-то фильме, только в женском варианте).
- Что? - его голова уютно устроилась на моей груди.
- Я спрашиваю, ты не разочарован?
Он поднял голову, вгляделся мне в глаза и почти сердито спросил:
- Издеваешься, я чуть Богу душу не отдал. Никогда не думал, что это будет так прекрасно.
- И стоило тянуть столько, сказал бы мне всё после получения письма, и я, наплевав на всё и на всех, был бы с тобой. Сейчас, быть может, я тебе уже бы надоел.
- Дурачок, мне даже боль, причиненная тобой, приносит счастье, и никогда ты мне не надоешь. Даже когда станешь толстым и лысым.
- Не зарекайся.
- А к чему эти вопросы, тебе не понравилось?
Я приподнял его голову за подбородок, нежно коснулся губами к его губам и сказал:
- Просто я никогда ни думал, что мы снова будем вместе. А вчера ты сделал мне так больно, что я даже радоваться нормально не могу. Долбанная психика.
- Ты меня теперь никогда ни простишь, и эта моя выходка все время будет стоять между нами.
Я снова приник к его губам:
- Никто и ничто ни будет стоять между нами, уже ни стоит, просто дай мне немного времени.
Через секунду, измученный всеми этими передрягами, я спал. Мы трижды просыпались среди ночи, и с каждым разом наши ласки становились нежней и изощренней. Он смелее выражал свои желания, не боясь потерять меня еще раз, а у меня внутри таял ледяной ком, который возник вчера, когда он выкрикивал мне обвинения.
Проснулись мы только после полудня, абсолютно счастливыми. Между нами уже не стояла тень прошлого, не было обид, наши души впустили любовь, по которой мы так истосковались. Прошедшая ночь показала, что наши темпераменты абсолютно разные. Его огонь и пылкость уравновешивались моей сдержанностью и осторожностью. Будь мы одинаково пылкими, это был бы фонтан спермы и кратковременные секунды наслаждения. Будь мы одинаково сдержанны, это было бы размеренное действо, не приносящее радости. Мы вместе принимали душ, наслаждаясь легкими поцелуями, нежными объятьями, и чуть теплая вода не давала нам воспламениться. Зазвонил телефон. Это был отец. Он спросил, не перекусали ли мы еще друг друга, но успокоился, когда услышал наш смех в ответ.
- Диня, я так понимаю, мне сдавать квартиру?
- Да, пап, я остаюсь с вами, если ты не против.
- Не выпендривайся, ты знаешь, сколько сил я положил, чтобы вас помирить, даже не зная причины ссоры.
- Па, уже все хорошо, - вмешался я (мы говорили по громкой связи), - тебя когда ждать?
- Через пару дней, оформлю всё и приеду. Съездите к бабушке.
- Позавчера уже были, и в субботу опять поедем.
- Родные мои, как я рад, что всё налаживается. Надумаете снова столкнуться лбами, дождитесь меня, я выступлю в роли буфера.
- Не волнуйся, мы больше никогда ни поссоримся, - эта фраза была произнесена нами одновременно.
- Ого, какое единодушие, похоже, у вас произошло что-то важное.
- Да, па, мы помирились, и это самое важное.
После примирения мне трудно было расставаться с Диней даже на короткий срок. Похоже, он чувствовал то же самое. Я отлучался только на консультации и экзамен, а потом пулей летел домой, где во дворе меня нетерпеливо ждал брат. Если я занимался дома, он пристраивался рядом и терпеливо ждал, когда я закончу. Иногда, когда мы смотрели телевизор, он как раньше пристраивал голову у меня на коленях и засыпал. Как-то он сказал, что ему нужно ходить в спортзал, чтобы не заплыть жиром. Я молча усадил его в машину, мы поехали в магазин. Когда он увидел ряд тренажеров, у него загорелись глаза. Когда увидел цены, глаза потухли.
- Знаешь, в спортзал дешевле.
- Это мой подарок.
- В связи с чем?
- Просто так. Я не переживу в одиночестве время твоих тренировок.
- Давай не впадать в маразм, я же терплю, когда ты в университете.
- Тут ничего не поделаешь, я не могу перетащить университет домой, а спортзал могу, мне тоже не помешает подкачаться. И потом, в этих качалках полно голых накачанных мужиков, и тебе там проходу не дадут, а я сиди дома и представляй, что они там с тобой вытворяют.
Денис захохотал:
- Да ты ревнуешь!
Я покраснел и опустил голову. Денис перестал смеяться и, обуреваемый чувствами, обнял и поцеловал меня, шепнув на ухо:
- Тебе не нужно ревновать, моя любовь выдержала многолетнее испытание. Ты хоть раз видел, чтобы я на кого-нибудь хотя бы посмотрел?
- Я бы тебе посмотрел!!!
К счастью, в магазине было безлюдно, а продавца не было видно, иначе поцелуй, последовавший за моими словами, мог вызвать весьма неадекватную реакцию. Мы выбрали два тренажера, оплатили доставку и вернулись к машине.
- Откуда у тебя столько денег?
- Ты забыл, я соучредитель фирмы, я там работаю и мне начисляют зарплату. Я на себя мало трачу, вот и накопилось. Да и в случае необходимости я могу снимать любые суммы со счета, отец мне доверяет.
- Мы на фирме ни разу не были.
- Там все работает само, в случае нештатных ситуаций мне позвонят, но если хочешь, поедем, там есть что посмотреть. И потом - это и твоя фирма.
- Я к ней не имею никакого отношения.
- Тут ты ошибаешься, ты мой брат, и всё моё - твоё. И если ты забыл, мы живем вместе, то есть кругом родственники.
- Но если бы я мог чем-то помочь...
- В этом нет нужды, сначала было трудно, а сейчас папа там пропадает из любви к процессу, ему надо себя занять. А я вообще появляюсь, если только какая-то мысль по модернизации приходит.
съездили на фирму, потом вернулись домой и с порога бросились в постель. Я не мог не удивляться Дининой фантазии. Ни один наш трах не был похож на предыдущий. В этот раз страсть привела меня к тому, что я попытался позволить Денису войти в меня. Это получилось спонтанно, и когда он понял, чего я хочу, он удивленно отодвинулся.
- Постой, ты же это не любишь.
- Это я раньше не любил, так что постарайся, чтобы мне это понравилось.
И он начал колдовать, иначе не скажешь. Я знал, что у многих анус - это эрогенная зона, но я, кроме боли, ничего ни чувствовал. Диня доказал мне, как сильно я ошибался. Его язык творил чудеса. Иногда мне казалась, что я не выдержу и закричу. Я даже не заметил, как он в меня вошел. Только чувство наполненности указывала на это. Когда Диня был во мне и бережно входил и выходил, к чувству наслаждения примешалось ещё одно - чувство единения. Мы были как единое целое, такого я не испытывал никогда. Когда мы уже лежали и переводили дух, я рассказал ему об этом.
- Я это чувствую с первой ночи, просто не знал, как тебе об этом сказать. Странно, когда тебя рядом нет и я думаю о тебе, я вижу тебя перед собой обнаженным, как в ту первую ночь, и при этом чувствую тебя в себе, прости за корявость, не умею формулировать, как ты.
Вечером позвонил отец и сообщил, что приедет завтра. У меня был последний экзамен, но я пообещал успеть, но, в любом случае, Денис будет на вокзале.
На следующий день после практически бессонной ночи я поехал в университет, но счастье придавало мне сил, и я с легкостью, можно сказать, с блеском, сдал экзамен. Приехал на вокзал практически в последнюю минуту, отец с Денисом уже садились в такси, я крепко обнял отца. Он отстранил меня, пристально осмотрел и сказал:
- Один сияет как медный грош, от другого так и несёт счастьем, вы что - под кайфом?
- Па, я вообще-то с экзамена. Тебе, что, не нравится, что мы радуемся жизни?
- Когда это у тебя пропало чувство юмора? Конечно, я счастлив, что вы помирились и всё такое. Кстати, как экзамен?
- Когда это ты утратил наблюдательность, - в тон ему ответил я, - по мне не видно, как экзамен?
- Просто раньше ты этому так не радовался, ты вообще мало чему радовался.
Что бы не ляпнуть лишнего, я молча взял его чемодан, и мы пошли к моей машине. По дороге Денис поздравил меня и спросил, чем я теперь буду заниматься. Я сказал, что не знаю и не хочу решать это прямо сейчас.
Приехав домой, мы устроили пир в честь возвращения отца. Он рассказал, что ему удалось сдать квартиру сразу на полгода.
- У тебя будет время определиться, что делать с квартирой. Надеюсь, ты решишь остаться с нами, второго расставания я не переживу.
- Я хотел бы остаться с вами, если Кит не против, - он хитро посмотрел на меня. Я бросил в него полотенцем.
- Кит не против. А вот что ты собираешься делать, переводчиков в Москве пруд пруди, не пора ли подумать об учебе?
- А он прав, - одобрил отец, - я бы на твоем месте подумал бы об этом.
- Может, ты уже подумал, куда мне поступать? - ехидно спросил Диня.
- Может, и подумал, - отразил атаку я, - у тебя талант, не следует им пренебрегать. Поступи на иняз, только на отделение с редкими языками. Эксклюзив в Москве в почете.
- Твой брат дело говорит, но решать тебе, - поддержал меня отец.
- Я подумаю, а пока лето можно было бы куда-нибудь съездить, я же нигде не был, кроме Крыма.
- Это без меня, лето у нас самый загруженный сезон, а вы вдвоем можете смотаться куда захотите, - одобрил идею отец.
- Мы могли бы на неделю поехать в Париж, а оттуда в Ниццу, на море.
- Нет, в Париж, наверное, дорого. Я имел в виду Турцию или Египет, - запротестовал Денис.
- О деньгах не думайте, куда хотите, туда и поезжайте.
С приездом отца у нас начались сложности. Если днем он был на работе, то ночью встречаться было рискованно. И дело даже не в том, что мы не могли насытиться друг другом, нам было важно находиться рядом. Денис тайком пробирался ко мне в комнату, ложился рядом, и мы засыпали в обнимку. Когда мы по ночам спали вместе, Денис часто просыпался, но, нащупав меня рядом с собой, успокаивался и снова засыпал.
Конечно, так долго продолжаться не могло. И в один из дней, пока отец был на работе, мы решили покувыркаться. Дверь в комнату открылась, когда я был Дине.
- Так, одевайтесь и ко мне в кабинет.
Диня так сжал свои накачанные ягодицы, что я оказался в капкане. Тут мне на ум пришло одно воспоминание, и я, не в силах сдержаться, начал хохотать. Диня расслабился, и я буквально вывалился из него. Это вызвало у меня новый приступ смеха. Когда я немного успокоился, я увидел хмурого Дениса, надевающего на себя майку.
- Ну ты даешь. Сейчас будет скандал, а он ржёт, как конь.
- Успокойся, не убъёт же он нас.
- Да, ты уверен? Если ты так к инцесту отнёсся, то как он, по-твоему, должен реагировать? И зачем надо было так бурно веселиться?
- Когда ты меня зажал, я вспомнил фильм, где девушка от испуга зажала член своего парня так, что их разъединили только в больнице. Вот я и представил, как мы голые, паровозиком, двигаемся в сторону больницы, а отец с простыней бегает вокруг, пытаясь скрыть нас от посторонних глаз.
Новый приступ смеха помешал мне начать одеваться. Диня сначала улыбнулся, но, представив всё в красках, повалился рядом со мной, давясь от смеха. Может, в другой ситуации это показалось несмешно, но, учитывая обстоятельства и нервное напряжение, нас можно было понять. Едва справившись с собой, мы послушно двинулись в сторону отцовского кабинета. И тут в дверях Диня добил меня вопросом,
- А у нас в больнице есть такое отделение, ну, где разъединяют? - меня согнуло от смеха.
Хохоча, мы ввалились в кабинет. Отец, видимо, настроенный на самый серьезный разговор, сначала с удивлением смотрел на нас, но, зараженный нашим весельем, начал улыбаться. Я сквозь смех и слезы урывками рассказал ему то же, что и Денису. Теперь в комнате смеялись трое. Я, держась за живот, добрался до кухни, налил воды в графин, взял три стакана и вернулся в комнату. Там ничего ни изменилось: как только прекращал смеяться один, как другого пробивало. Мы, стуча зубами, расплескивая воду и давясь, наконец справились с приступом смеха.
Отец, вытирая слезы, проговорил:
- Не думал я, что этот разговор так начнется. А к черту... Сразу скажу, что я не сержусь на вас, я подозревал, что этим кончится. Так, как вы, братья не ссорятся, так ссорятся любовники. И наблюдая за вами эти годы, я видел, что вы оба несчастны. У Дениса могли быть какие-то неизвестные мне причины для несчастья, но Кит жил со мной, и я всё знал о его жизни, и, не находя причин для горя у нас в доме, я мог только предположить, что он тоскует по Денису. Вы отказывались говорить о причинах размолвки, ну я и предположил, что у вас больше, чем братские отношения. Кит своим признанием только подтвердил мои предположения. Я никогда его не осуждал. Главным для меня было его счастье, а как и с кем он будет счастлив, не имело для меня никакого значения. Я искал в Денисе хоть какие-нибудь признаки гомосексуализма, но не находил. И тогда я понял, что Кит влюбился в тебя, Денис, а ты его отверг. Это так?
- Нет, папа, ты ошибся, - от волнения голос Дениса звучал хрипло, - это Кит меня отверг, а я не смог ему это простить.
- Так ты...
- Да, у тебя оба сына геи.
- А можно полюбопытствовать, почему ты отверг Дениса.
- Потому, что мы братья.
- А сейчас что-то изменилось?
- Да, увидев друг друга снова, мы поняли, что любим друг друга. У нас был выбор - быть вместе счастливыми или порознь, несчастными. Мы выбрали первое, и не важно, что о нас подумают. Прости, па, но даже твое мнение нам не важно. Если хочешь, мы уйдем из дома.
- И ты думаешь, я позволил бы вам уйти из дома, даже если бы вы и вправду были братьями?
Если бы в комнате разорвалась шаровая молния, это произвело бы меньший эффект, чем слова отца. Мы стояли окаменевшие, не в силах вымолвить даже слова.
- Ладно, видит Бог, я никогда бы этого не сказал, если бы сейчас вы не убедили меня, что действительно любите друг друга. Никита, ты не мой сын.
Эффект был послабее первоначального, потому что такой вывод был очевиден, только мы не знали, кто из нас не родной. Это заявление вогнало нас ещё в больший ступор.
- Твои родители были моими друзьями. Они разбились в авиакатастрофе, когда тебе было чуть больше года. Родственников, желающих взять тебя к себе, не нашлось, и моя мама забрала тебя к себе. Мне удалось уговорить жену усыновить тебя. Так ты стал нашим сыном, и до настоящего времени не было причины опровергать это. Сейчас ты по идее должен мне сказать, что я врал тебе все это время, сделал несчастным, но взгляни на дело с другой стороны, ты никогда не знал своих родителей, я любил и заботился о тебе, особенно после развода. Разве можно представить людей родней нас! У нас даже группа крови одна! Если ты считаешь иначе - скажи.
Я молча подошел к нему и обнял, слёзы душили меня. К нам присоединился Денис. Через некоторое время отец отстранился, вытер невольную слезу и сказал:
- Полагаю, ты прощаешь меня.
- Мне нечего тебе прощать.
- Тогда вы, двое, будьте счастливы, и бегом на кухню, об обеде никто и не подумал.
Обнимая меня за плечи, Диня уже в коридоре сказал:
- Чувствую себя героем мексиканского сериала. Значит, мы зря мучились?
- Ничего зря не бывает, - я смотрел на него влюбленными глазами, - если бы их не было, кто знает, были бы мы счастливы теперь.