Наступил долгожданный конец апреля. Весна. Пролетел год службы в Каштаке, что в пригороде Читы. Как и у всех срочников, этот год сначала муторно тянулся, и вдруг внезапно оказалось, что нет уж его. Я увольнялся вместе с тремя здравыми поциками-сослуживцами. Деньги у нас всех были, поэтому решили шикануть: доплатили, сколько надо, и купили билеты в купе. Мгновенно пролетели и эти двое суток в дороге поезда "Чита-Челябинск" вместе с приятелями-дембелями. В Новосибе мои корешки, наконец, встретились с родичами и друзьями, попрощались на вокзале со мной. Дальше до Челябы я попилил один.
На душе было тоскливо, я прилёг и сразу вырубился, так как ко мне никого не подселили. Проснулся я в сумерках от громких голосов в соседнем купе. Я вышел в туалет отлить, заодно покурить, заодно глянуть: кто там скандалит. В соседнем купе ругались белобрысый парень-симпатяжка, мой погодок, и его неприятного вида рыжая подруга или жена. Вернее, она наезжала и пилила пацана, а тот молчал, изредка что-то вставляя в поток бабской брани.
В тамбуре я едва затянулся сигареткой, как появился этот самый белобрысый поцик.
- Закурить не найдётся, братишка?
Я угостил, он нервно и торопливо затянулся. Видно, не в духе был после скандала.
- Домой, на дембель? - нарушил тишину парень.
- Угадал, - я радостно оскалился. - Илья, - протянул я свои пять ему навстречу.
- Паша, - он пожал мне руку.
Вот так мы и познакомились.
- Я тоже недавно, полгода назад уволился. В Приморье, под Владиком служил шофёром, - сообщил Паша.
- Ха! Вот так встреча! Я тоже шофёр! На "Камазе" ездил, - обрадовался я.
- А я на Уазике в медчасти, - Паха заулыбался, от смурного настроения и следа не осталось.
Мы наперебой, взахлёб стали вспоминать былое и делиться подробностями службы - пацан мне по сердцу сразу пришёлся.
Внезапно открылась дверь, и появилась его девушка.
- Нихуя себе, я его заебалась почти час ждать, а он тут другана себе нашёл. Всё, пошли в купе, - скомандовала деваха.
Мне рыжая спутница собеседника сразу не по нраву пришлась, а тут я выпал вообще в осадок от её приказного тона и неожиданных из уст молодки матов. Мне стала очевидна нереальность происходящего: не должны так девушки унижать своих парней. Был бы борзый мужик, давно бы ебальник просрал.
Паша покраснел от стыда.
- Лида, я сейчас, - пробормотал сконфуженно парень, - видишь, сослуживца встретил. Он тоже на машине служил...
- Я сказала: пошли в купе. Нехуй мне мозги ебать, - деваха схватила Паху за руку и потащила его внутрь вагона.
Но парню стало реально стыдно передо мной за свою безвольность, он пришёл в себя и как-то отчаянно оттолкнул Лиду.
- Я сказал, что приду позже.
- Ты не охуел часом? Пошёл нахуй тогда; можешь оставаться со своим друганом, забирай свои манатки, - и Лида со злости хлопнула дверью.
- Она ведь сейчас мою сумку выкинет. Она у меня такая, - растерянно проговорил Паша, и мы пошли следом за рыжей.
"За рыжей стервой", - подумал я. Реально было жаль поцика. Не драться же ему с бабой.
- Перебирайся ко мне, я один в купе, - тут же пригласил я Паху.
Вот так Павел с вещами перебрался ко мне, благо я по-прежнему обитал в одиночестве у себя в купе, да и остальной наш вагон был полупустым. Я не требовал какое-то объяснение сцене с Лидой, но Паша всё равно с горечью рассказал, что, придя с армии, нажрался и упоролся с друганами до отключки. Как-то встретил Лиду, трахнул её. Она сразу вцепилась, как репей, мёртвой хваткой держит, бегает везде за ним. Даже в гости в Новосиб съездить в гости к тётке одного не пустила: ревнует. Пахе с ней тяжело морально унижаться, да бросить жалко и не получается никак. Силы воли не хватает послать Лиду, здравого похуизма пацанского не достаёт. Да и привыкать к ней стал. И сейчас вот неприятно так получилось. Эх, жизнь, странная штука...
В Барабинске мы выскочили на перрон, купили водки, закуску. Лида нас увидела, возмущённо фыркнула, грязно матюгнулась и отвернулась. Мы же с Павлом начали гулеванить. Паша хотел забыться и с ходу вдарил полстакана. Я поменьше газовал: треть налил, но поддержал. Сразу как-то полегчало у нас на душе у обоих. Снова разговор у нас склеился, про службу опять вспоминать давай, про друзей армейских. До Омска мы с Пахой наклюкались, но и проговорили про жизнь, душу друг другу раскрыли. Мне с ним легко было общаться. Я его понимаю с полуслова, да и он меня, словно книгу, читает. Класс! Пацан мне сразу как родной стал, да и я ему, наверное, приглянулся.
После Омска проводница, неодобрительно морщась, глядя на нас, пьяных, заглянула в купе и сообщила, что в вагоне никого в Казахстан нет, поэтому можно всю ночь спать и никому не открывать: заебут казахские челноки ходить, товары продавать по вагонам. Мы с Пахой закрылись, лениво допили водку и просто стали разговаривать про жизнь. Строили планы на будущее, мечтали. Спать почему-то не хотелось, в неярком освещении в изголовьях разлилась благодать, глаза чуть остекленели. Было хорошо на душе. Так бывает, когда встретятся близкие друг другу по духу люди, душевно посидят, а водочка раскрепостит их, позволит быть самими собой.
Паха внезапно пересел ко мне и приобнял.
- Слушай, Илюха. Ты мне сейчас как брат, родной человек. Человечище. Почему ты вот всё понимаешь, и мне с тобой хорошо? А вот с другими тошно мне. С Лидой тошно и мерзко на душе. А с тобой классно. Люб ты мне, - уткнувшись мне в плечо, проговорил Павел.
- И мне с тобой классно. Ты хороший парень, Пашок. Я бы с тобой в любую разведку бы пошёл. И мне ты люб, настоящий пацан ты, - отвечал я ему.
- И я бы с тобой в разведку пошёл бы. С тобой так клёво, даже не хочется расставаться завтра. Мне ведь со своей рыжей стервой в Кургане на выход. Не хочу. Но надо домой, на работу, - он продолжал обнимать меня и говорить в самое ухо, негромко и возбуждающе.
- Поехали ко мне, в Челябу. Я после дембеля буду жить у бабки, места хватит и тебе на первое время. Устроишься на работу и будешь строить свою жизнь с нуля, без оглядки на прошлое, - я в ответку приобнял парня, также уткнувшись ему в шею, также щекоча её дыханием.
- Классно. Давно мечтаю вырваться в большой город, где меня никто не знает, где моя стерва Лидка меня не найдёт. На хуй не могу её послать, а как увижу, так сразу противно на душе. И перед людьми стыдно. Стыдно подкаблучником быть. Сопьюсь с горя.
- Спокуха, братан! Говорю тебе: бросай всё и едь ко мне в Челябу. Всё пучком будет. Вот увидишь. Встречу не по-царски, но койко-место будет. Батя у меня на заводе какой-то начальник: уболтаю, устроишься на работу нормальную.
- Классно, братан, - прошептал Пашок.
От приятной близости и тепла человеческого тела классного поцика, моего нового кента низ живота налился огнём. В глазах померкло, дыхание прерывалось. Я стал неосознанно и легко, по чуть-чуть, целовать шею своему классному попутчику. С глубинным восторгом я почувствовал ответное движение, ответное щекотание влажных губ по моей шее. Это подстегнуло меня, и я стал крепче обнимать и целовать Пашу сначала в шею, потом в щёку. Я отстранённо и радостно чувствовал, как наши губы встретились и сомкнулись.
Влажный юношеский жар пьяного поцелуя встряхнул нас электрическим током, как будто ебануло электрошокером. Ошарашило от лавины сильных и ярких чувств. Мы одновременно испуганно отшатнулись, оттолкнулись друг от друга. Не хватало дыхания, учащённо бились сердца. Я чуял, я почти слышал унисон наших сердцебиений. Мы оттолкнулись на пару секунд, испуганно и стыдливо отвели глаза. Но наши ладони сцепились. И я снова захотел жаркого поцелуя. Паша тоже потянулся ко мне. И снова мы обнялись. Теперь без слов, без объяснений мы целовались, обнимались. Наши руки крепко сминали тела, неуклюже по-мужски, неуклюже неумело, но с яростной, животной страстью.
Мы с трудом расцепились только для того, чтобы скинуть с себя одежду. Снова прерывались на поцелуи. Меня тянуло к Пашиным губам - сладким и желанным, дающим наслаждение. Пацан, сильный и классный пацанчик отвечал, жадно и порывисто целуя меня. Он то засасывал, то прикусывал мне лицо. Он отдавался греху с молодой мужской силой, сразу же оказавшись подо мной. Мы хотели яростной близости тела и души. Нежной любви и грубого секса. Я как-то сразу стал инициатором наших безумных и греховных ласк. Мы по-звериному чуяли друг друга. Я чуял, ч то Паха отдал мне власть над собой.
- Пашок, хочу тебя, как никого в жизни. Хочу тебя, родной.
Паша постанывал и обессиленно закрыл глаза. Он обессилел от желания похоти, шепнув пьяным перегаром мне в ухо:
- Илюша, делай, что хочешь... Илюша... - пацан отдавался мне, верил в меня; пацан шёл со мной в разведку.
Я ответил сильным засосом парню в шею. Это было глупо, но мне этого страстно хотелось. Безотчетно хотелось, чтобы у Пахи остался след от меня, след похотливой близости, след моего обладания его мускулистым телом. Пашок молча стерпел эту первую боль, только крепче обнял меня за плечи, закинув на поясницу сильные ноги. Было безбашенно классно. Жизнь переместилась в наши крепкие члены.
Тело не слушалось жалких остатков захмелевшего стыда. Тело и душа пели и ликовали под жесткую диктовку пылавшего хуя. Я жадно хватал ртом губы клёвого поцика, всем телом подававшегося ко мне. Я резко приподнял парню зад, Паша послушно мне помог. Я сполз чуть ниже - так, чтобы мой жадный хуй с удобством тёрся меж двух мускулистых ягодиц. Пашок, извернувшись, рукой направил мой член себе в попку. Я на миг охуел от податливости этого пацана. Но только на миг.
Меж ягодиц парня было мокро и тесно. Анус парня приглашающе сочился. В нос шибануло запахом парня, ароматом мускуса. Разум померк от удара похоти. Теперь только ебать, теперь только рвать желанную плоть. Если бы Пашок вздумал сейчас сопротивляться, я бы его прибил, я бы его жёстко изнасиловал, но Паха, как шлюшка, как пидор, совал мой член себе в сочащуюся дырку. Наши желания совпали на сто процентов. При этом почувствовалась охуительная теснота и сдавленность в мужской попке. Мозг выносило неописуемым кайфом.
ебал классного парнишку изо всех сил, ебал классного сильного парнишку страстно и больно. Этот пацан набил бы мне или любому другому ебальник за любые намёки на своё пидорство. Но этот пацан сейчас послушно распластался подо мной голым, закинул свои крепкие ноги мне на спину и держал их там одной рукой. Другой ругой он обнимал меня за шею, в конце ебли, как шлюшка, подмахивая тазом навстречу таранящему его хую.
Я чуял, как Пахе сначала было больно. Он тихо подвывал мне в шею. Он стонал и всхлипывал. Парень тёк чавкающей влагой не только из сочащегося ануса. Текли слёзы из его зажмуренных глаз. Я несколько раз в порывах экстаза лизнул солёные глаза обессиленного пацана. Оглушённого болью пацана. Послушного от боли пацана. Но этот мой сладкий поцик ждал эту боль. Хотел эту резкую и сладкую боль. Я это тоже чуял и не жалел пацанчика. Хуй знает, был ли до меня Пашок целкой или нет. Я лично для себя распечатывал, лишал целки и грубо проёбывал парня...
Я очнулся опустошённым и умиротворённым. Сразу всё вспомнил. Было хорошо и сладко. Я обнимал по-прежнему распластанное и послушное тёплое тело подо мной. Безотчётно захотелось поцеловать крепкие мышцы выебанного мною пацана. Поцеловал. Жадно вдохнул резкий запах наших юных мужских тел. Мне понравился этот запах. Мой хуй-богатырь сделал своё молодецкое дело и обмяк. Я почувствовал липкую течку по обмякшему члену и яйцам. Стало по-молодецки гордо и приятно. Снова стал целовать послушное лицо друга. И только сейчас я почувствовал липкость на своём животе и груди, липкость в мокрых волосиках на паху. "Пашок кончил от ебли! Кончил от моего хуя в своей заднице". Эта мысль внезапно бросила меня в жар. Но в радостный, ликующий жар! А в нижней мокрой головке снова зародилось желание. Желание повторить еблю по-новой.
- Илюша, как клёво... - прошептал зачарованно Паха.
Его голос, шёпот мне нравился, манил к себе.
- Согласен, клёво. Даже лучше, чем клёво. Тебе тоже сильно понравилось? - в ответку прошептал я, крепко обнимая пацана руками, а коленями снова стал раздвигать его липкие бёдра, нежно и медленно целуя юное, с солёными следами слёз, родное лицо.
"Бог ты мой. Я думаю о Пашке, случайном попутчике Павлике как о родном мне человеке", - пронеслась мысль.
- Классно, родной... Клёво... Хочу ещё. Мне было так улётно, - парнишка словно прочитал мою мысль, называя меня родным.
Я внезапно проникся щемящей нежностью к парню и заботой о нём. Я реально запереживал, забеспокоился.
- Ты плакал. Было больно? Сильно больно? - ладонью я зашарил меж ягодиц Павлушки - кроме засыхающей липкости, ничего. - Не порвал я тебя? - и нежно поцеловал своего парня.
- Нет, конечно! - искренне удивился Паша. - Было просто очень-очень больно. Словно убивали меня, выворачивали суставы. Я терпел, потому что захотел отдаться тебе. Именно тебе. И именно сегодня, сейчас. А потом внезапно притупилась боль, и стало классно. Так классно, что хочу ещё. Умом понимаю, что это не по-пацански, но хочу ещё.
- По-пацански, не по-пацански... Ерунда это всё, Пашок! Было клёво. Я просто говорю тебе, что ты настоящий поцик, и ты будешь для меня классным поциком несмотря ни на что. И даже не думай, не бойся, что я отвернусь или обижу тебя чем-нибудь, - шептал я, обнимая и целуя своего любовника. - Каюсь, Пашок, но и я в тебя втрескался по уши. Люб ты мне, хочу ещё повторить поебушки. И не только поебушки, но и жить с тобой хочу - вот как. Ебаться в постоянку, - шептал я, искренне веря каждому своему слову.
Какие-то неведомые прежде силы проснулись во мне и захлестнули меня нежностью и любовью к Паше. Родилось новое, непознанное раньше чувство. Чувство единения и близости. Не знаю, как и описать происходившее в душе. Точнее так: в один ряд с самыми близкими, с семьёй встал вдруг парень, обнимающий и целующий меня. Хотелось, чтобы это всё длилось вечно. Я нежил, ласкал своего ненаглядного пацанчика. Я чуял родимчика, как себя. Классный пацан, мой родной Пашок. Любимый! Как же мне с ним хорошо...
- Спасибо, Илюша. С тобой классно и водку пить, и ебаться. Верь не верь, но как увидел тебя, симпу, так у меня на тебя хуй и зашевелился - так сильно с тобой захотел. Захотел так, что срослось, - в ответку прошептал Паха, обнимая меня, ёрзая подо мной.
Наливались сталью члены, похоть возвращалась к нам обоим. Я снова тыкал хуем в пах парня, норовил вставить меж его ног. Пашок послушно помогал мне, становилось по-новой жарко и ебливо.
Сладкий Паша уткнулся мне в ухо и, приятно щекоча нежной щетиной, прошептал:
- Илюша, можно ещё? Давай повторим?
- Можно! И даже нужно! - засмеялся я.
Мой член радостно встретил стояк Павла.
- Будем ебаться, пока есть силы, любимчик Пашка. Я всё-таки люблю тебя. И ебать хочу, и просто люблю, - вырвались у меня из души сокровенные планы.
После слов о любви Паша снова радостно засветился и в ответку запечатал мой рот сладким, но крепким мужским поцелуем. Резким рывком он закинул ноги мне на возбуждённые ягодицы...
Ночь пролетела мгновенно. Казахстан, как и говорила проводница, прошёл мимо сознания, мы испуганно замирали только при редких проходах торговцев, пасующих у закрытой двери.
Утро мы встретили выпотрошенные физически. Усталые и невыспавшиеся. Но наши души пели и ликовали. Наши лица светились счастьем. Я был горд и благодарен Паше за безумную ночь, за сладкое обладание его мускулистой и крепкой попкой. Я был благодарен ему за боль в усталых и опустошённых яйцах, обмякшем, ноющем хуе. За боль в своём натруженном еблёй молодом теле. За синяки от засосов на груди и шее, ягодицах и бёдрах.
Я тоже славно потрудился над телом Паши. Я ставил засосы, как метки, по всему его телу. Было безбашенно весело, легко и счастливо. Что есть счастье? В эти утренние часы я знал: счастье - это наебаться вдоволь с любимым человеком, который понравился мне сначала как классный пацанчик, и чтобы этот классный пацанчик тоже в ответку светился радостью и счастьем; и чтобы нам утром было стыдно, но гордо, а к вечеру чтобы мы готовы были всё повторить.
Незаметно подъехали к Кургану. Проводница встрепенула нас: Пашке нужно было выходить. Я заплакал. Слёзы полились сами. Паша обнял меня.
- Я обязательно приеду к тебе, Илья. Никогда и никого я так не любил. Отдавался тебе, как девчонка. Охуеть, но втрескался в тебя, втюрился в тебя по-полной. Ты веришь, что я смогу теперь без тебя жить? Веришь?
- Ёбнулся? Нет, верю. И я не смогу теперь без тебя жить. Бросай, родимый, всё. Бросай всё и едь ко мне в Челябу. Город большой, места нам хватит.
- Охуеть! Я ёбнулся с тобой. Знаешь, что я сейчас хочу? Остаться с тобой в вагоне. Это безумие какое-то. А может, и не безумие.
- Нет, не безумие, а наоборот - разумная мысль! Я буду ждать тебя. Увольняйся, сразу выписывайся, бери документы - и ко мне. А то я сам приеду к тебе, родной. Спросят: к кому приехал? Ёбну: к своему любимому шофёру Паше. Произведу фурор! - и мы засмеялись.
Вот и перрон. Обменявшись адресами и телефонами, мы вышли из вагона. Злая рыжая Лида уже ждала нас. Она сразу пихнула Павла, типа хватай и неси её огромную сумку. Вместо отвернувшегося от неё Пахи подхватил баул я и насмешливо произнёс:
- Помочь даме найти носильщика?
Лида недоумённо смотрела на Павла. Он же не смотрел в её сторону. Он этой ебливой ночью освободился от злых чар и теперь будет строить свою молодую жизнь заново.
На меня Лида не обращала никакого внимания. А зря: в эту ночь я навсегда увёл её парня. Угнал, как машину "девятку" - кажись, так поётся в песне. Мы с Пашкой, родным мне парнем, крепко пожали на прощанье руки. Я привлёк пацана ближе и шепнул на ухо:
- Пашок, жду твоего звонка. Телефон не проеби. Жду.
Он кивнул, по-мужски спокойно повернулся, чтобы идти прочь, на секунду поднял кулак, типа: удачи, браток - и пошёл не оглядываясь. Не оглядываясь ни на меня, ни на Лиду, пытавшуюся его остановить. Это был другой человек. Свободный пацанчик, не затюканный своей подругой. Его бывшая подружка никак не могла понять, что теперь в его сердце и в его душе поселился я, что там нет теперь ей места.
P.S. С моего возвращения домой прошёл без малого месяц. Я сразу встал на учёт в военкомате, погулеванил с друганами и подружками, отмечая своё возвращение из армии. Отгремели все майские праздники. Отец сходу помог мне устроиться на работу, и я переселился из тесной для меня родительской двушки в такую же, но почему-то просторную бабушкину двушку. Я и ба, наседкой хлопотавшая надо мной, зажили дружно. Ба деликатно, в отличие от остальных родичей и друзей, ждала появления в моей жизни второй половины. Только у меня не было подруг, я ждал звонка от любимого парнишки, случайного попутчика, укравшего у меня сердце и любовь. Никто не мог мне заменить Павла. Я не мог позабыть его, не хотел делить пустую постель с кем-то другим. Или другой. Когда я дрочил, то представлял только своего любимого Пашку, его манящее гибкое тело, сильные мышцы, мускусный юношеский запах. И только тогда у меня наступал сильнейший оргазм. И струя спермы вылетала фонтаном. И подушка душила вскрик, ладони жадно хватали и скрюченно мяли простыню. Наступала прострация от кайфа. А перед закрытыми глазами стояло лицо любимого...
Очередной ужин прервал внезапный телефонный звонок, и долгожданный голос в трубке привёл меня в восторг.
- Привет, Илья! Это Паша.
- Здорово, братан! - закричал я. - Ты где?
- Через час мой поезд будет в Челябе. Я всё бросил - Лидку в первую очередь, как ты мне и советовал. Решил искать счастья в одиночку. В Челябе.
- Братан, я тебя встречу! Будешь жить у меня. Я мчу на вокзал, говори номер поезда и вагон!
Паша ответил с заметным облегчением. Дурашка! Я этот месяц жил в ожидании этого чудного малого. Жил, зная, что и Пашок так же жил встречей со мной.
- Еду! - ликовал я.
- Спасибо, родной. Жду! - моё ликование передалось и Павлу.
- Ба! У меня армейский друг приезжает. Ему негде остановиться. Ты не против того, чтобы его приютить у нас? - спросил я бабушку, скорчив жалобную, но умильную рожицу.
Согласие бабушки, не чаявшей во мне души, было получено моментально.
Я рывком встал из-за стола не только потому, что боялся опоздать к поезду. Я стыдливо скрывал от бабушки мощный стояк: мой хуй жаждал встретиться с влажной и сладкой попкой Пахи. Мой хуй не желал скрывать свои сильные желания. Мой хуй был в предвкушении бессонной ночи. Да и я счастливо улыбался, еле сдерживая дрожь от похоти, предвкушая долгожданную еблю с любимым парнем. Моим парнем.