Егор думал, что обиженная Машка съедет к родителям, но ошибся: она упаковала его вещи и выставила вон. Единственным утешением была уверенность в том, что Валику наложат швы. Хук слева у Егора был отличный.
Он тогда много кричал, громко и глупо, сорванным до хрипа голосом. "Знаешь, почему ты это сделал? - орал он. - Да какая, нахуй, любовь! Просто ты - дерьмо, и жизнь у тебя дерьмовая! Ты ничтожество, которому неймётся, если кто-то живёт своей жизнью! Мир должен крутиться вокруг твоей жопы, да, мудила? Да?!" Он кричал, рвался из чужих рук и не убил Валика, наверное, только чудом. Машка рыдала, зрители жаждали хлеба и зрелищ, а охрана клуба согласилась замять дело без лишней огласки. В этом пидорском раю мусоров приветствовали только в одном случае - если у них были трусы на липучках.
Почти месяц Егор провёл в каком-то ватном онемении. Он делал то, что привык делать, жил у друга с работы и даже не мог подыскать квартиру - для этого нужно было сосредоточиться и включить мозги.
Егор медлил, словно надеясь, что всё это шутка, что волна уляжется и Машка примет его, глупого и раскаявшегося, обратно к себе. Ему казалось, что ещё чуть-чуть, и всё будет как раньше.
А потом слушок о Валике просочился на работу - Машка общалась с Алёной, и Егор понял, что как раньше уже не будет.
Это в американских сериалах все мирно и доброжелательно настроены к геям. Реальность не так добродушна - даже если ты не признаёшь, что пидор, даже если ты не подставляешь свою жопу, даже если ты белый и пушистый, как щенок лайки, на тебе всё равно поставят крест.
Жизнь остановилась, словно Большой Парень на небесах отлучился за попкорном и поставил видео на паузу. Это был кошмарный сон, который длился, длился и длился до бесконечности.
А потом Егор увидел Валика. Тот стоял на третьем этаже торгового центра - гладкий и гибкий, с мощным разворотом плеч и подбритым затылком - и трепался с каким-то мужиком. Мужик улыбался Валику, а потом медленно и тягуче, как делают только любовники, провёл ладонью по его спине. Руку убрал почти сразу, но Егор укусил себя за щеку так сильно, что мягкая слизистая подалась под зубами, и рот заполнился кровью.
"Потому что я тебя люблю" - слабое оправдание, которое почти месяц держало Егора на плаву, теперь перестало быть оправданием вовсе. Валик расхреначил ему жизнь просто так.
Принцип из "Бесприданницы": "Так не доставайся же ты никому".
Мир замедлился, подёрнувшись рябью, как заливное из рыбы.
А потом стрелки дрогнули, и время рванулось вперёд. Егор вытащил из кармана мобильник, долго и мучительно перебирал в памяти контакты, а затем, найдя нужный, без малейших сомнений нажал кнопку вызова.
- Тоха, здорово.
Тоха его узнал. Даже странно - они бухали без просыху больше недели, и Егор запомнил только подворотню, в которой чуть не выблевал кишки. Сам бы он про Тоху не вспомнил, если бы не...
- Меня тут один пидор опрокинул. Как насчёт рассчитаться?
У каждого из нас есть такие знакомые. Или знакомые знакомых. Или дальние знакомые знакомых троюродной тётки твоей бывшей девушки. Они по-быдляцки просты, грубы и неотёсанны, но при этом опасны, как бывает опасна любая дворовая сила. С ними лучше не связываться, но они могут всё - правда всё, даже то, на что ты сам никогда не решился бы.
- И чё, твой пидорок где-то тут работает? - Тоха шумно харкнул и сплюнул на асфальт. - Неплохой райончик.
Работа у Валика была тихая и непыльная, больше похожая на секретарскую. Егор знал три вещи: во-первых, спрашивать Валика о его обязанностях совершенно бесполезно, он всё равно не расскажет. Во-вторых, на работе он не пьёт кофе, "потому что у них отвратительная кофемашина". В-третьих, никто и никогда не видел его на рабочем месте раньше двенадцати, зато он часто засиживается допоздна. Говорит - проще разгребать бумажки в тишине. "Никто не мешает".
Тоха и пацаны поймали Валика прямо у выхода из офиса. Егор наблюдал издалека, прикуривая одну из бесконечного количества сигарет, сожранных за сегодня. Руки его тряслись. Беспросветная тупость и жестокость такого решения напомнила ему о Валике: тот тоже действовал беспросветно тупо и жестоко.
Он заслужил.
- ...так вот, сучонок, этот парень сказал, что ты ему жизнь спортил. А это нехорошо, это не по-пацански. Ну, что скажешь? Спортил или нет?
- И чего? - хмыкнул Валик, прилипнув лопатками к холодной стене. - Бить будете? Егор, ты чего, сам меня отмудохать не мог? Нахуя эти понты?
Егор молча растоптал окурок и выщелкнул из пачки следующую сигарету.
- Да не, Егорка решил тебе хорошее дело сделать, - заверил Тоха. - Он говорит, ты жопу свою подставляешь и кайфуешь от этого. Так или не так?
Валик прищурился. Бежать ему было некуда - с Тохой было человек пять, и, даже если отбросить не участвующего в расправе Егора, дать Валику люлей они точно смогли бы.
- Пойдём, тут рядом есть укромное местечко, - щедро сообщил Тоха. - Обслужишь нас - и свободен. И волки сыты, и овцы... хе-хе... не в накладе.
Валик открыл рот, глядя на Егора, и того обсыпало морозом от макушки до пяток. Он знал, что сейчас всё и решится: Валик скажет, откуда Егор знает о его сексуальных пристрастиях, и, вероятно, отмудохают их обоих.
"Это будет честно", - подумал Егор.
Честно и правильно. Он тоже мудло, и тоже это заслужил. Но Валик сломал ему жизнь, и ничто, совершенно ничто в этом мире его не извиняло.
А потом Валик отвёл взгляд и сказал:
- А почему бы тебе...
Егор задержал дыхание.
- ...не засадить хер кому-нибудь из своих дружков? - Валик засмеялся, рискуя так, как не рискнул бы ни один нормальный человек, припёртый к стене. - Я смотрю, сучки тут знатные... Эй, педрилы, мне отсосать никто не хочет?
Его били быстро и скупо - не с целью сломать, а просто чтобы заткнулся. И он заткнулся, сплёвывая кровь и елозя коленями по грязному асфальту, пытаясь удержаться на подгибающихся руках. Потом Валика вздёрнули и потащили - Тоха выбрал закуток неподалёку, ранее выдававшийся городскими властями за игровую площадку. Теперь эта местность напоминала что-то среднее между кладбищем и мусоркой. Эффект кладбища создавала большая неухоженная песочница, в которой похоронили, кажется, половину местных котов и хомячков.
Валика перебросили через обшарпанный стол, а потом били по лицу до тех пор, пока тот не перестал смеяться и не согласился открыть рот. Егор смотрел на него и понимал: каким бы умным, наглым и смелым ты не являлся, ты всё равно не можешь подготовить себя к такому. Не можешь представить, что тебя будут бить не в светлой стерильной комнате и не вполсилы. Не можешь представить, что это будет так унизительно. Не можешь представить, что это вообще может случиться с тобой - где-нибудь за пределами твоей эротической фантазии.
Егор готов был поклясться, что такая эротическая фантазия у Валика была. А ещё - что сейчас он о ней и не вспомнил.
- Шевелись, сука. Братаны говорят, что бляди подмахивают, а ты тут разлёгся и мёртвого изображаешь.
- Может, он там помер от ужаса?
- Да хуй там плавал. Смотри какой...
- Укусишь - все зубы по одному выломаю, усёк?
Кто-то держал Валика за руки, придавив к столу; кто-то стаскивал с него узкие, идеально отглаженные деловые брюки. Егор уселся на вращающуюся карусель, высоко задрав колени - сидение было маленькое и неудобное, - и снова прикурил. Какое-то время он смотрел на то, как Тоха, надсадно сопя, устраивается сзади и берёт Валика со спины; как кто-то другой тычет ему в лицо вялым хуем. Валик снова заржал - зло и обидно - и снова отхватил по морде.
"Нравный, как девка", - так про него сказал отец. Его и пялили сейчас, как девку, упиваясь властью над наглым мажористым педиком. Вот только вёл он себя не по-бабьи - не рвался, не ломал драму в трёх актах, не орал и не умолял. Может, знал, что это бесполезно; а может, считал мольбы чем-то ниже своего достоинства.
Егор понял, что больше не может смотреть, и отвернулся, жадно стискивая губами сигарету. В мозгу билось: он заслужил, заслужил, заслужил. А вдруг нет? Вдруг сломать ему жизнь - не самый равноценный вариант мести? Вдруг он тоже жертва - в отношениях с Володей, в отношениях с Егором, в отношениях со всем этим грёбаным миром? Наглая, научившаяся принимать удары с достоинством, но всё-таки жертва?
Егор закрыл глаза, пытаясь отрешиться от происходящего, но так стало только хуже - теперь он слышал. Точнее, не слышал - Валик больше не смеялся, он вообще не издавал ни звука. Не стонал от боли, не матерился, не угрожал, не просил. Его драли в два хуя, уже не раз сменившись, а он молчал и не давал Тохе и его парням того, что так ценят насильники: страха. Он не скулил от ужаса, не прогибался и не показывал, что они - вершители его судьбы. Он был сам себе хозяин, даже когда его катали ртом по дурно пахнущему члену, когда били по затылку и плечам, поторапливая, когда спускали в его задницу, прижигали окурками гладкую спину, загибали руки до хруста костей. Только на первой сигарете он надрывно промычал, и Егор укусил себя за пальцы, чтобы сейчас же не броситься ему на помощь.
"Он заслужил, - повторил он себе, успокаиваясь. - Он сломал мне жизнь. Он заслужил. От сигаретных ожогов не умирают. Он заслужил. Заслужил. Он заслужил. Он..."
удержавшись, Егор оглянулся. Двое пялили Валика - трудились над его задницей и ртом, похрюкивая от удовольствия; ещё один самозабвенно дрочил сбоку, пытаясь спустить ему на лицо. Остальные гоготали, распечатывали банки с пивом и держали Валика за руки. Кажется, они не собирались ограничиваться одним заходом. В том, с каким презрением подобные типы бросались на педиков, было что-то мерзкое - ведь каждый из них с одинаковым удовольствием отдерёт в зад что девку, что парня, как только подвернётся шанс. Это ли не пидорство?
Нет. Это нет. Они - самцы, а Валик - жалкая стреноженная шалава.
Сейчас глаза у Валика были закрыты - он выглядел устало и безмятежно, как сломанная кукла, кулаки его были сжаты, спущенные штаны елозили по земле. Такой Валик - безвольный и равнодушный, как мертвец, с обляпанным спермой лицом и кровавыми кровоподтёками на бёдрах - испугал Егора сильнее, чем решение подложить его под это мудачьё. Он соскочил с качельки, запутавшись ногами в перекладинах, и едва не пропахал носом песок.
- Всё, - громким шёпотом выкрикнул он. - Хватит.
Тоха засмеялся и похлопал Валика по заду.
- Жалко стало?
- Не хочу, чтобы вы его сломали, - буркнул Егор. - Руки-ноги... Сигареты эти... С ментовкой разбираться потом.
- Ага, а то сломаем - и кто его старперу потом член отполирует?
Быдло загоготало. Валик лежал щекой в луже спермы, растекающейся по щербатому столу, и молча цеплялся за него пальцами.
- Всё, парни, нахуй этого пидорка, - с внезапным пониманием откликнулся Тоха. - Пусть они с Егоркой свои тёрки перетрут.
- Да ладно, ещё чутка, - оскалился кто-то из пацанов. - От моей кончи не сдохнет.
- Я сказал - нахуй, - отрезал Тоха; может, звериным чутьём понял, что пора сворачиваться, иначе запалят. - Ну, Валюха, не хворай. Оставить тебе телефончик? Вдруг захочешь добавки...
Валик сплюнул в его сторону смесью спермы и крови, и быдло вновь загоготало.
- Наглый.
- И чего выёбываться, мы с ним вообще ласково.
- С твоим-то агрегатом - и ласково?
- Не пизди, у самого-то очко тряслось ему присунуть.
- Ну, мало ли, чей он пидорок! Не хочется сгнить потом из-за какой-нибудь шалавы...
Егор стоял и смотрел, как Валик пытается приподняться на трясущихся руках. Сигареты закончились, и занять пальцы было нечем. А потом Валик поднял лицо, и Егора почти парализовало от ужаса. Взгляд у него был мертвецки равнодушный; единственное, что мог сказать человек с таким взглядом - "За что?", и этот вопрос заранее жёг Егора калёным железом.
Впрочем, Валик не играл по правилам даже в таких мелочах. Он сполз на лавку голой задницей, помолчал и спросил:
- Зачем?
"Зачем?", а не "За что?". У этих вопросов был кардинально разный смысл.
- Решил сделать подарок и реализовать твою потаённую фантазию, - огрызнулся Егор.
Это был заготовленный ответ.
Валик провёл рукавом по разбитым губам и повторил:
- Зачем?
- Хотел подкинуть парням развлекуху. Ты против?
- Зачем?
- Западло твоему папику. Надеюсь, пользованная местным быдлом шлюха перестанет его интересовать.
- Зачем? - выдохнул Валик, глядя на него, как загипнотизированный.
- Потому что, - заорал Егор. - Потому что я тебя ненавижу! Потому что ты меня подставил! Потому что я не могу с этим жить!
Валик молчал, и глаза у него были тёмные и мёртвые, как кусок асфальта. И Егор понял: так выглядит сломанный человек. Не с поломанными руками-ногами, а с душой, разваленной на части, как яйцо об сковородку.
- Я...
Все его догадки, все сомнения, вся уверенность в том, что Валик - мудак, вдруг рухнули куда-то очень глубоко. Егор остался наедине с раскаянием, лицом к лицу с человеком, которого он искалечил. Валик смотрел на него так долго, что Егору перестало хватать воздуха - минуту, или две, или целых десять.
А потом улыбнулся.
- Я бы тебе зааплодировал, - сказал он. - Но от резкого движения могу проблеваться.
Егор застыл, и волоски у него на загривке шевельнулись от ужаса. Именно ужаса - никаких других чувств внезапная перемена в Валике не вызывала.
Тот медленно и неловко потянул штаны, пытаясь прикрыться. Пальцы его не слушались, но Валика этот факт, кажется, ничуть не расстраивал.
- Вот это, - сказал он, - настоящая власть. А не бабло и не шмотки.
Егор молчал.
- Возможность взять человека за шкирку и всё ему испоганить, - объяснил Валик. - Ты бросил меня, и я ударил. А ты не прогнулся и ударил в ответ. Знаешь, я удивлён. Я думал, ты тряпка и будешь пожирать меня глазами до второго пришествия.
Егор сцепил зубы, чувствуя, как кулаки сжимаются сами собой.
- Мудак.
- Ты знаешь, кто я, - усмехнулся Валик, натянув штаны.
Ткань мгновенно пропиталась спермой и кровью.
- Знаю. Ты мудак, - повторил Егор.
- Нет, - засмеялся Валик. - Скажи это.
- Ты манипулятор, - медленно проговорил Егор, опустив голову.
"Нравится тебе это? Нравится, что тебя видят, что представляют, как ты мне даёшь, как подставляешься, как стонешь, получив желаемое?"
"Нравится. Нравится. Мне нравится..."
Ему нравилось, но не ложиться под кого-то, а получать желаемое по первому требованию.
- Ты с самого начала был манипулятором, - сказал Егор. - Те следы от побоев... Я вернулся только потому, что ты... что тебя...
- Дева в беде, - сказал Валик; лицо у него отекало, но разбитые губы и порванный уголок рта больше не кровоточили. - Сценарий, перед которым ни один мужик не устоит.
Егор чувствовал, как внутри него что-то меняется. Вздувается, словно пузырь из жвачки, распирая изнутри грудную клетку.
- Признайся, - потребовал Валик. - У тебя ведь мелькала мыслишка: а что, если ты ошибся? Что, если ты неправ и я просто стелющееся под Володю ничтожество? Что, если меня и правда бьют смертным боем и ты должен не сцены устраивать, а жалеть меня, гладить по спине и защищать?
- Я до сих пор не уверен, что ты не жертва, - проговорил Егор. - Ты выглядишь как человек, которого судьба оттрахала во все дыры. Как человек, который научился быть гадом, чтобы его не опустили ещё сильнее.
- Или нет, - сказал Валик. - Возможно, я просто мудак.
Он помолчал и добавил:
- А может, и нет.
Егор взял его за руку, помогая встать.
- Надо такси...
- Да я живу через два дома, - усмехнулся Валик, и Егор уставился на него с бараньей тупизной в глазах.
- Но Володя живёт...
- Пока-пока, Володя, - Валик опёрся на его руку и встал, подволакивая ноги. - Мне надоело. Знаешь, психологи советуют раз в пару лет менять хобби...
- Ты это сам придумал?
Валик покачнулся, болезненно скривив губы, и по щекам его прошлись желваки. Из всех эмоций только боль в нём была настоящей.
- Так, значит, когда ты говорил, что не можешь уйти от него...
- Я не хотел уходить, - легкомысленно сказал Валик, и лицо у него в этот момент было разбитое и одухотворённое.
Егор почему-то вспомнил "Бойцовский клуб" и забросил руку Валика себе на плечо. Так было проще его тащить.
- Тогда не хотел, сейчас передумал... Это игра, чувак. Я поиграл с твоей жизнью, ты - с моей.
Что-то лопнуло в Егоре - с гулким звуком басовой струны, - и в эту секунду ему стало легче.
- Игра, значит, - сказал он. - Просто игра...
- Просто игра.
Ночь вокруг них дышала запахами жухлых листьев и кошачьей мочи. А звёзды были яркие.
- Значит, теперь твой ход, - сказал Егор.
- О да. Я тебя отмудохаю, как бог черепаху, - пообещал Валик, запрокидывая голову и обмякая, вешаясь на Егора всем телом. - Когда-нибудь... когда жопу подлечу.
была самая долгая ночь в жизни Егора.
Он обмывал Валика, осторожно стирая с его кожи пот, кровь, сперму и ржавчину. Он дезинфицировал надрывы, ссадины и ожоги, стелил кровать и варил кофе.
Ни один из них не хотел спать. Ни один из них не хотел трахаться. А Валик ещё и не мог. Егор подумал: интересно, как скоро блядская тварь запросится на хуй? Как только задница заживёт? Или вся его моральная устойчивость и непрошибаемость - тоже для публики?
Впрочем, даже без сна и секса у них нашлось занятие.
Они говорили.
- И как это называется? - спросил Егор. - Социопат? Психопат?
- Ой, да брось, - хмыкнул Валик. - Я же не людей в подворотнях режу.
- Ага. Ты не режешь, ты просто ломаешь им жизнь.
- Я просто люблю, когда они играют по моим правилам.
Ночь пахла бензиновым выхлопом и осенней листвой. Она дрожала и ластилась к оконным стеклам, драпируя их чёрной вуалью.
- Зачем ты меня сдал?
- Машка рано или поздно узнала бы. Я решил, что пора содрать пластырь.
- Подставить меня?
- Распорядиться тобой.
Иногда Егору казалось, что он вот-вот заснёт - даже несмотря на кофе. Размеренный разговор его убаюкивал, и мозг уплывал в темноту.
- Знаешь, твоя мать... те её слова...
- Родители нас идеализируют.
- Нет. Ты именно такой, как она думает. Ты умный, сильный, целеустремлённый. Те следы от побоев... ты хоть не сам себя?
- Да нет, Володя меня и правда поколачивал.
- Но тебе это нравилось.
- Я ссался от кайфа, когда ты меня связывал, - признался Валик. - А тут...
- Ёбнутый извращенец, - присвистнул Егор. - Может, тебе и с Тохиными друганами понравилось?
- Может быть...
- Врёшь.
- Вру.
У Валика были тёплые плечи и податливые, разбитые в мясо губы. Когда Егор целовал его, тот шипел и смеялся, отпихивая его руками.
- Ты меня правда любишь? - спрашивал Егор.
- Да.
- По-настоящему или как порку?
- А я люблю порку?
- Говоришь, что да, но хер тебя знает. Может, да, а может, и нет... - Егор помолчал. - Кажется, я понял твою мысль.
- И?
- Каким бы ни был твой ответ, я его не узнаю.
Валик был ненормальным, но и прекрасным в своей ненормальности. Как будто сам дьявол был в него влюблён.
- Всё это время... мы же просто издевались друг над другом.
- Было весело.
- Отношений на этом не выстроишь.
- Не узнаем, пока не попробуем.
Жизнь с Машкой казалась такой далёкой и пустой, что Егор засмеялся. Почему он вообще переживал из-за этого? Почему его ебало, что его считают педиком? Любому, кто попробовал бы к нему задираться, он мог одной левой утрамбовать зубы в самую глотку.
Всё это мелочи, важен был только Валик. Его руки, его разбитые губы и ночь, которая легла на них тяжёлым покрывалом.
Егор засыпал.
- ...ты меня не убьёшь во сне?
- Не убью. Хотя, будь я бабой, я бы засунул тебе в зад раскалённую плойку. Чисто в качестве мести.
- Тебя останавливает только то, что ты не баба?
- Меня останавливает отсутствие плойки.
Всё было правильно. Володя и его квартира, родители и званый ужин, секс в "Голубом коте" и ссора с Машкой... Даже Тоха.
Всё было так, как должно было быть.
Егор взял в ладони чужое лицо и спокойно спросил:
- Ты ёбнутый псих, мазохист или тот, кто научился принимать удары?
- Удары делают нас сильнее, - усмехнулся Валик.
- Так значит...
- Не знаю. Выбери сам, - его глаза мерцали в темноте. - Я ёбнутый псих? Мазохист? Бессмертный пони?
Егор подумал пару минут и сказал:
- Ты тот, кого я люблю. Остальное неважно.
Эпилог
- М-м-м...
- Да расслабься ты.
- На поезд опоздаешь.
- Ой, да и похуй...
Возможно, Валик и правда хотел опоздать.
А может, и нет.
За окном валил снег - Егор уже несколько дней не задёргивал шторы, любуясь потрясающим январским равнодушием. Миру было плевать, как там выживают жалкие людишки, погребённые в снежном аду. Таких метелей не было уже три года - с их первой с Валиком совместной зимы. Тогда они пристрастились к японской кухне и сериалу "Побег" и не вылезали из квартиры больше недели.
- Лучше бы душ принял и вещи собра-а... - Егор запнулся и задышал быстрее, медленно обводя пальцами контур собственных губ. - А-ах ты ж...
Валик уже стянул с него трусы и прижался, деловито облизал, сдвигая нежную кожу и касаясь языком головки. Егор откинулся на простыни и шумно выдохнул, чувствуя, как его член берут в рот - нёбо Валика было скользким и гладеньким и почему-то всегда казалось прохладней языка.
Валик отстранился, облизнул раскрасневшиеся от трения губы и подтянулся вверх, перебросив ногу через живот любовника. Придержал его член и надавил головкой между ягодиц, с шумным вздохом опускаясь и принимая в себя. Егор ахнул, стиснув пальцами его колено и чувствуя, как и без того уже крепкий член становится твёрдым, как дерево - прямо в чужом нутре, приобретая слабо заметный, но ощутимый изгиб. Он закусил губы и нетерпеливо дрогнул бёдрами, но сдержался, позволяя Валику сделать всё так, как хочется ему самому. Неторопливо - это хорошо. Это даже приятно - чувствовать, как жаркое чужое тело, такое нежное, слабо дрожащее в предчувствии, обхватывает ствол и постепенно на нём двигается.
Валик упёрся в его грудь ладонями и поёрзал, но Егор не ответил на провокацию - и чёрт знает, каких душевных и физических усилий стоила ему такая неподвижность. Он опустил ладони на чужие бёдра и с наслаждением погладил их, ощущая под пальцами упругие мышцы, чувствуя, как Валик покачивается на члене - едва-едва, дразняще, восхитительно до обморока. Валик усмехнулся и сдвинулся, резко приподнимаясь, почти снимаясь с члена - а потом опустился, вбирая его до упора, и снова, и снова, и ещё раз. Егор вздрогнул, не выдерживая - из-за чужих движений хотелось выть и кусать себя за косточку запястья. А может, перевернуться, вбивая Валика спиной в ещё гладкие простыни, и задвигаться самому, засаживая между идеальных ягодиц. Но вместо этого Егор подхватил чужой ритм, согнув ноги в коленях и упираясь в постель - так, чтобы можно было всего на мгновение оторвать задницу от простыней и податься навстречу.
Валик ускорился, скользя сверху вниз, как на чёртовых американских горках, и Егор закусил губы, постанывая в такт его движениям - громко, откровенно, не скрывая ни капли восторга, задыхаясь от накатывающей предоргазменной волны. Закрыл глаза, ощущая, как в паху сладко и быстро запульсировало, вынуждая его вскрикивать, впиваться пальцами и вскидывать колени. Валик отреагировал в ту же секунду - ахнул и простонал, толкаясь задницей и парой резких скачков догоняя Егора, бурно кончая ему на живот.
Их оргазм был душным и густым, как струйка мёда, стекающая с перевёрнутой ложки.
Егор простонал, всё ещё удерживая Валика на себе, стискивая его ладонями и сладко дрожа. Никаких лишних звуков - сбитое дыхание, вкусные стоны, пошлый шлепок ягодиц о голую кожу. Помедлив, Егор выдохнул и поймал руку Валика, укладывая его на себя и обнимая сотрясаемые оргазмом гладкие плечи. Тот не стал возражать - просто улёгся сверху, прижавшись к влажной от пота груди, улыбнулся и лениво провёл губами по губам.
- Восхитительно. По кофейку и повторим?
Егор помедлил, купаясь в вялой послеоргазменной истоме, и спихнул Валика с себя.
- Нихера. В душ и собираться.
- Это же мне уезжать, а не тебе, - зевнул Валик; он был слишком мягким и расслабленным, чтобы тащиться в душ. - Тебе не похуй?
- Ну, должен же хоть кто-то из нас думать мозгами, а не жопой.
- И то верно...
Валик соскользнул с него и уселся в кровати, спокойно и лениво потянувшись всем телом.
- Как твоя благоверная?
- Живём потихоньку, - усмехнулся Егор; забросил руки за голову и опустил ресницы. - Хочет завести кота.
Валик спрыгнул с кровати и развил бурную деятельность: стаскивал шмотки со всей квартиры и вместо того, чтобы аккуратно их сложить - бросал в чемодан.
- Не увлекайтесь, - строго предупредил он. - У меня график. Через пару твоих жён и десяток любовниц я закончу питерский контракт, перееду обратно и отобью тебя к херам.
- Чтобы жить со мной долго и счастливо? - хмыкнул Егор.
- Чтобы жить с тобой долго и счастливо, - отчеканил Валик и, забрав полотенце, ретировался в душ.
Когда он вернулся, Егор уже пересобрал его чемодан и сложил вещи тугими стопками.
- Согласно твоему графику, мне уже пора разводиться, - сказал он, намотав на кулак оставшийся без пары полосатый носок.
- Хочешь, я скину твоей благоверной то видео, когда ты жарил меня на обеденном столе? - охотно предложил Валик. - Там неплохой ракурс. Она проблюётся, и ты получишь развод быстрее, чем успеешь сказать "Но, дорогая!"
- Ну и мудло же ты, - ласково сказал Егор, привлекая Валика к себе и нащупывая губами его губы. - В феврале приедешь?
- Да.
- Хочешь что-нибудь на День влюблённых?
- М-м-м... встанешь для меня раком?
Егор засмеялся и хлопнул его по заднице, придавая ускорение.
- Придурок... Одевайся, я вызову такси.
Иногда он думал, что отпускать Валика каждый раз - невыносимо. Но у него была своя жизнь, а у Валика - своя, и то, что их жизни не пересекались в одной точке времени и пространства... Это было грустно, но они, по крайней мере, не успевали друг другу надоесть.
- Передавай привет Алиске.
- Обязательно, - кивнул Егор. - Так и скажу: привет тебе от того мудака, который на нашей свадьбе продал твой букет за сто баксов и триста двенадцать рублей подружке невесты.
- Это была хорошая сделка!
Снег валил, не останавливаясь. Когда Валик сбежал вниз по лестнице, Егор открыл окно, впустив в квартиру двадцатиградусный мороз и кусок снегопада. Он боялся, что сквозь замёрзшее стекло не увидит, как Валик садится в такси.
Тот обернулся, приложив ладонь к меховой шапке, а потом сложил руки рупором и прокричал:
- Четырнадцатое февраля!
Егор продемонстрировал ему большие пальцы, одобряя идею, но Валика это не удовлетворило.
- Я тебя выебу! Слышишь?
..."я тебя выебу" - не то же самое, что "я тебя люблю", но в этих десяти буквах тоже было что-то романтичное.
Егор показал ему фак и усмехнулся.