Мои размышления прервал радостный лай псов. Наверное, мать приехала или отец, а мы голые, со стоящими хуями!? Я в панике начал метаться по комнате. Натягивал одежду на себя, искал трусы спящего. Не найдя, натянул широкие шаровары на крепко спящего богатыря и сверху накрыл его покрывалом. Пока я возился, дверь раскрылась, и перед моим взором появился... Сашка!? Я обомлел. Он шёл ко мне со свойственной ему доброй улыбкой.
С вытаращенными глазами я вертел головой, как флюгером, от входящего к лежащему. Уж не схожу ли я с ума? Оба были одинаковые, как две капли воды! Что это - мираж? Наверное, перепил вчера медовухи и у меня глюки!?
Тишина стала осязаемой, в моих ушах звенело, ноги стали ватными, я медленно сполз на половик, покрывающий пол. Перед глазами поплыли радужные круги. "С кем же я тогда ночью трахался в жаркой баньке?" - сознание уловило последнюю мысль и отключилось...
Очнулся я от касания мокрого полотенца о моё лицо. Я уже лежал на топчане. Рядом на коленях стояли два парня; один полуголый, со сползающими с попки шароварами, другой одетый. Один - с полотенцем, другой - с ваткой, от которой шёл запах нашатырного спирта. Встревоженные лица были копией друг друга, их искажала грусть и боль. Всё ещё обалдевший и не до конца пришедший в себя, я пальцами, как слепой, стал ощупывать их так похожие "мордочки". Боже! Как найти средство, чтобы различить их? Как теперь узнать, кто из них кто? Ведь нет никаких различий!
Осознав, что я начал приходить в себя, а мое лицо уже не мраморно-белое и выражает мысль в поиске ответа, они оба скинули с себя всю одежду. Да, тела у обоих были безупречны! И только у одного из них грудь и плоский живот почти равнобедренным треугольником украшали три маленькие чёрные родинки. Я прикоснулся одной рукой к ним, а второй стал гладить корпус безупречно чистой кожи. Улыбающиеся лица склонились ко мне, лаская один слева, другой справа.
Влюблённый человек не может быть озлобленным. Сумасшедшим - да! Но злым - никогда! Любовь способна растворить неприятности, помочь перенести горе. Она окрыляет, она от бога! И никакая обида не способна загубить её "разросшееся древо". И пусть каждый в своей жизни испытает это огромное чувство, созидающее счастье! Так, чтобы каждой клеточкой своего тела, всеми фибрами души стремиться его познать.
Лёжа на постели, я наблюдал за суетой двух парней в одинаковых белых футболках и джинсах. На плите что-то скворчало, стол был накрыт белой скатертью и уставлен тарелками с городскими и деревенскими вкусностями, еда источала запахи. В углу у входа сидели два пса, их носы, как компасы, реагировали на суету в ожидании своей доли праздника.
Вот всё и готово! И оба "молодца, одинаковых с лица" уже стоят в шутейской позе "половых из кабака у дороги", хитро щерясь улыбками. Мы сели за богато уставленный стол.
- Будем знакомы, - сказал один.
- Меня зовут Саша! А меня - Аркаша! - дуэтом представились они.
Из запотевшей бутылки стаканы наполнились медовухой. "А вдруг меня опять "дурят"? Что же теперь, каждый раз их раздевать догола, чтобы узнать правду? - но, махнув рукой, я решил: - Будь, что будет! Ведь моё сердце, как и тело, уже принадлежит им обоим. Так какая разница, кто есть кто, если с обоими мне так хорошо!"
Мы втроём не только утоляли голод, наполняя себя хмельным напитком, но и разговаривали. Я слушал, а они, дополняя друг друга, раскрывали мне все тайны своей жизни.
- Да, мы - однояйцевые близнецы. Не в том смысле, что у нас по одному, ну да ты уже смог убедиться в обратном. Такими, какими родила мама! С раннего возраста мы всегда пользовались своей идентичностью, разыгрывая соседей, учителей, командиров в армии, девушек. Так было прикольно, когда в школе один и тот же дважды сдавал экзамен по математике, а другой так же писал сочинения по русскому, или когда мы по очереди ходили на свидание к одной и той девушке, или, когда один второй раз отчитывался перед командирами, пока другой ходил в самоволку.
Правда, были и неприятности. Так Сашку дважды отлупил отец за набег в сад соседа, а Аркашке крепко "надавали тумаков" за то, что натворил брат. Вот так они вместе и росли. Увлеклись спортом, в школе физрук вёл секцию дзюдо. Нахватались многого, а главное, физически окрепли и уже по одному могли за себя постоять.
В армию их взяли в один день, отправили в таёжную Сибирь. Попали они служить в десант. Вот где было интересно! Они узнали так много, что это впоследствии пригодилось обоим. Армия научила поиску выхода из самых критических положений; стойкости и упорству; самостоятельности и риску, основанному на реальной стратегии; отточенной тактике в исполнении задуманного. А ещё ценить дружбу, держать слово, готовности прийти на помощь слабым, верно служить Родине. И когда после срочной службы им предложили остаться в армии, они согласились.
В одной из боевых операций, куда оба угодили, когда всех отправляли на Кавказ, Саша получил травму и служить дальше не смог. Так впервые они расстались надолго. Аркаша остался в Красноярске, Саша вернулся домой. Помучившись на разных работах, он решил завести своё фермерское хозяйство. По государственной программе получил кредит. Слава богу, развернулся - удача ему сопутствовала. Теперь он не только рассчитался с долгами, но и расширил своё дело: с другими фермерами открыл на паях магазин в Рязани, где торгуют только натуральными продуктами.
Узнав, что Аркадий приезжает в отпуск, Саша поехал встретить его, а заодно и отвезти последнюю партию мёда в магазин. По дороге домой он рассказал брату, что встретил человека, которого полюбил, что тот ради него даже бросил всё в Москве и живёт теперь с ним на заимке.
Братья любили друг друга не только как близнецы, но и потому, что стали любовниками ещё в юности. Разделив сладость первой ночи после долгой разлуки, они решили устроить розыгрыш, как делали это всегда, тем более что эта затея никому не должна была принести горе, а вот в их сексуальные отношения, начавшиеся уже давно, внесла бы определённую пикантность.
Еда и питьё были забыты. Затуманенным взором обожания я смотрел на двух обнявшихся парней, братьев-близнецов, каждым из которых я обладал в любви и неге секса. Хотелось только одного: зацеловать, облизать, отдать всего себя.
Но крестьянский труд не допускает промедления, работа не терпит отлагательства, а за день так много необходимо сделать. Но впереди ночь - наше время утолять голод тел и, воздавая должное желаемому, исполнять гимн любви. Работа спорилась, при пересечении мы цвели улыбками радости, сжимали тела руками, припадали к губам, как к роднику, утоляя жажду, но смиряли до времени нетерпеливо рвущиеся из штанов стояки...
Ужинали по-семейному, чинно и благородно. Дабы не разжигать до времени тела, даже по отдельности сполоснулись в баньке, да и подготовка попок требовала уединения. Собравшись голышом в доме, мы стояли, освещённые светом керосиновой лампы. Ну как же они оба красивы! Как божественно соблазнительны их фигуры! Отсутствие яркого света скрыло найденные мною различия между ними - родинки, передо мной предстали два одинаково могучих и таких сексуальных тела со вставшими хуями! Они были готовы не только вдвоём, но и со мной получить от секса максимум ощущений.
мы гладили друг друга, соединяясь в поцелуе, губами лаская башенки торчащих сосков, то обжимая ягодицы, то крепко сливаясь телами, касаясь при этом залупами, так что увлажнённые концы "бил ток страсти". Не переставая целоваться, мы сдвинулись на гостеприимно распахнутую ширину топчана. Улеглись так, что я оказался между двумя крупами моих могучих мужчин. Как-то сразу главенствующая роль досталась Аркаше - не потому, что он на пять минут раньше родился, чем Саша, просто от него исходила властность кадрового военного. Мы сложились в равнобедренный треугольник, язычками и губами играя с желанными жезлами. Вобрав их в рот, стали с вдохновением исполнять на "флейтах любви мелодию минета", иногда дополняя игру "басами довольного урчания". По команде старшего мы меняли расположение, обхватывая для ласк новую, но не менее желанную "игрушку".
Насладившись, но не кончив, мы приняли новую позицию. Я, хитро улыбаясь и на всякий случай ощупав грудь и живот парня, но не найдя там родинок, спросил:
- Ну что, Сашок, готов вернуть должок?
С понятной мне улыбкой тот ответил:
- Как пионер! При условии, что "въеду" в Аркашу. Представляешь, в первую нашу ночь он так "опахивал" меня, что я смог только один раз пробуравить его заросшую, почти целку, попку.
- Опоздал, братец, её вчера распахивал другой "ванька-встанька", который не ведал, что незнакомая ему ещё попка отдавала твои долги. Вот тебе и ещё один грустный пример нашей схожести, - с ехидцей произнёс Аркадий.
- Ах! Какие вы хулиганы! - наигранно взревел и звонко хлопнул обоим по окружностям ниже спины Сашка.
Я подполз под выставленные попки, обхватив их упругие "амбразуры", и стал вылизывать уже пульсирующие дырки. Затем, взяв член Саши, начал его гладить. Он был у него такой твёрдый! Подрачивая его и размазывая смазку, другой рукой я выдавил из тюбика гель и смазал им дырочку Аркаши, а потом и Саши. Ухватив за талию первого, я начал насаживать на ствол второго, направляя вхождение. Как только я зафиксировал прижавшиеся яйца, начал вставлять свой "дымящийся кутак". Без лишних слов мы начали трахаться, вгоняя свои "агрегаты" по самые яйца. Эх, понеслась душа в рай!
Первым кончил Сашка, вогнав резко и хлопнув яйцами по попке; сокращение сфинктера подхлестнуло мой взрыв.
- Классно! - выдохнули мы оба.
- Кому как! - заворчал, как полусытый лев, Аркаша.
- А ну, избушки, повернитесь к двери передом, а ко мне задом! - выдал строгое указание ёбарь-командир.
Поворачиваясь, мы увидели угрожающе раскачивающийся хуило. Погладив ягодицы и всунув пальцы обеих рук в наши попки, парень стал расширять дырки. Затем он с размахом стал долбить их: то мою дырку, то брата. Они не успевали закрыться, как их вновь, как штопором, вскрывали, заполняя до ощущения неги. Умело и ловко, по-военному быстро он сношал обоих, заставляя нас стонать и ожидать после выхода новую атаку. Ебал он нас удивительно долго, но кайфово. Наконец, заверещав высоким дискантом:
- Кругом, марш! - стал вливать в наши широко раскрытые рты свой сок.
Уставшие, мы вновь сложились треугольником, лаская мягкие хуи до тех пор, пока они не встали, затем, проникнув указательными пальцами в попки, то нежно, то сильно стали массировать простаты. Бурно излившись в жадно всасывающие рты, мы бросились в "объятия Морфея"...
Все дни отпуска Аркадия мы ебались каждый вечер, переходящий в ночь, доводя друг друга до экстаза. Каждый имел каждого. Было очень кайфово! Спали мы втроём, в обнимку, и я всегда забирался в середину. Иногда мы позволяли себе "расслабиться" и днём - под невинным предлогом позагорать под последними лучами уходящего солнца, но вся невинность исчезала, когда мы оказывались в "одежде Адама". Как же это было великолепно - при свете, не боясь перепутать братьев, властвовать над ними и отдаваться им!
Однажды мы даже чуть "не запалились". Спасибо чутким псам - они вовремя подали нам сигнал лаем. Сколько было хохота потом при воспоминании, как мы, согнувшись, голыми улепётывали в избушку, размахивая "возбуждёнными палицами" и шлёпая ими по ляжкам. Целомудренными, уже в одежде, встречали мы затем путника за воротами, приветствуя земляка братьев из деревни.
Паша (так его звали) недавно вернулся из армии и, отдыхая, ходил по лесу с ружьём. Мы накормили и напоили парня. Он глазел по сторонам. Задав невинный вопрос:
- А где же вы все спите? - получил ответ:
- Здесь, на топчане.
- Что, втроём? - после чего покраснел, облизал эротично губы и посмотрел на нас маслеными глазами.
"А он симпатичный, - отметил я про себя. - Такой сладенький беленький "крепыш-боровичок", с сильными руками и попкой, как орех. Когда он ушёл, Аркаша высказал вслух то, о чём подумали все:
- А я бы его соблазнил! И мы бы уже трахались не втроём, а вчетвером...
Как же быстро летит время! Месяц отпуска Аркаши пролетел удивительно быстро. В последнюю ночь мы ему позволили делать с нами всё, что он пожелает. Он, как "племенной жеребец с тремя яйцами", опахивал нас обоих так, что попки сладко ныли весь следующий день.
Как же я привык к этим "двум молодцам из одного ларца" с одинаково прекрасными лицами и всегда готовыми к сексу хуями! Иногда волна грусти налетала то на меня, то на Сашку, и мы смахивали набежавшую слезу...
Наступила осень с затяжными дождями, ульи мы уже убрали в подвал, сделав обильную подкормку. Скот ещё не пригнали, работы стало гораздо меньше. В натопленной избе мы большую часть дня лежали голышом на топчане, вытворяя в наслаждении обладания друг другом такое, что не хватит никаких слов, чтобы описать это безумство. И даже когда хуи не вставали, а яйца были пустыми, мы не отрывались от них и от попок. Это приносило такое умиротворение, что даже без ебли нам было хорошо.
В середине ноября мне позвонили из дома, сообщив, что тяжело заболела мама. Наутро Саша повёз меня на машине в Москву. Я остался у родителей. Маме становилось всё хуже, сделали операцию, но она принесла родной только временное облегчение. Я безвылазно сидел с ней, готовя, бегая за лекарствами, убирая и обмывая её.
Я понимал, что дело непоправимо и болезнь ничем не остановить, мне становилось плохо, я терял присутствие духа, мне было не до себя. Я совсем перестал общаться с братьями. Они звонили часто, присылали деньги на лекарства, Саша неоднократно привозил мёд, деревенские продукты. Но время, к сожалению, разводит нас, и дороги жизни перестают пересекаться.
Мама умерла в марте.
Ещё полгода я был в ступоре, никого не видел, не слышал, не ел. С утра до позднего вечера я тупо сидел на кладбище. Это продолжалось до тех пор, пока брат с зятем, боясь за состояние моего рассудка, почти силой не увезли меня на Украину. Там, гостя у матери Миши - мужа моей сестры, я начал оттаивать. Только через пару месяцев началось моё возрождение к жизни.
К этому времени Аркаша женился и обещал, если родятся сыновья-близнецы, назвать их именами брата и меня. Саша, не справляясь с работой один, взял подручным Пашу. Общие дело и постель сблизили их, они стали любовниками. И хотя Сашка утверждал, что любви нет, а есть только секс, зная его, я ему не верил. Ведь он слишком чистый и правильный. Как бы ни было, я его не осуждал и не осуждаю, ведь жизнь продолжается...
Но в моей памяти до дня моей смерти будет жить картина горнолесного распадка с заимкой и два "красавца - одинаковых с лица"! И, конечно же, сожаление, что судьба вновь развела меня с теми, кто был дороже жизни, с кем мне было хорошо всегда: днём и ночью, в жару и в дождь, в горе и в радости. Мы сами, как утверждают умные книги, создатели и разрушители своей жизни, но иногда случаются такие катаклизмы, что тобой начинает управлять кто-то неведомый и непонятный, и через некоторое время твоё настоящее становится таким, каким ты даже представить его не мог, а уж тем более желать этого. А может быть, это только у меня так?