Иди ко мне, разрушив ночи цвет (глава 2, последняя)

Я не знал, чего ожидать, когда расстегнул джинсы Валеры. У меня были представления, как будут выглядеть его мужские части. В конце концов, я видел "Давида" Микеланджело. В любом случае, всё было абсолютно не так. Эти части не были высечены из мрамора. Они были настоящие - и они принадлежали Валере.

Я очень жалел, что не посмотрел тогда тот грязный журнальчик, расстёгивая пуговицу на его джинсах, и трясущимися пальцами взялся за молнию. Я медленно потянул её вниз. Урчание разнеслось по тихой комнате, как ответ на мои действия.

По крайней мере, если бы я смотрел порнографию, то знал бы, что делать и чего ожидать.

Его кожа была слишком горячей, казалось, у него был жар. Мои неустанные руки хотели прикасаться ко всему и сразу. Я не знал, с чего начать. Полоска волос, что спускалась вниз за джинсы и скрывалась в его боксёрах, была тёмной и кудрявой, но отливала бронзой в тёмном свете, который пробивался сквозь дальние окна. Заинтригованный тем, что эти волосы были такими похожими на мои собственные в этой же зоне, я пробежался пальцами по ним, легонько царапая кончиками ногтей его кожу.

Я скорее почувствовал, чем услышал, громкое урчание из его горла. Он смотрел на меня, в сонных глазах искрилась тёмная страсть. Я ещё немного подождал, погладив пальцами кожу у края его боксёров, а затем решил предпринять дальнейшее движение - я медленно просунул руку за эластичный край.

Там было ещё больше волос, и мои ищущие пальцы моментально нащупали твёрдую длину его пениса.

Пенис? Мне так его следует называть?

Я неистово отогнал в сторону нервное хихиканье, обдумывая это научное слово. Даже кто-то такой же наивный, как и я, понимал, что совсем не хорошая идея - смеяться над парнем, которому ты засунул в штаны руку. Моя рука нерешительно прикоснулась к Валере между тугими слоями джинсов и боксёров. Он гулко застонал в ответ. Это был болезненный звук, и я немедленно поднял глаза вверх от своих исследований и посмотрел в его лицо. Его глаза были крепко зажмурены, и его дыхание тяжело прорывалось сквозь приоткрытый рот. Щетина на его подбородке, белизна его зубов и тёмные тени ресниц на его щеках... он словно произведение искусства.

Лицо Валеры было таким красивым в тот момент, что я не смог сдержать вздоха восхищённого вожделения, что вырвался из моих лёгких. Его глаза немедленно открылись, и взгляд встретился с моим, а затем скользнул вниз, приветствуя мои аматорские попытки ублажить его. Я сжал пальцы под его внимательным взглядом, и он застонал, подаваясь вверх и прижимаясь к моей руке.

- Я правильно это делаю? - спросил я, взволнованный тем, что могу навредить ему.

Как я знал, это может показаться ему ужасным.

Может, он просто притворяется, что ему хорошо, чтобы не обидеть меня.

- Я не имею понятия, что сейчас делаю, - нервно сознался я.

Валера грубо и неистово фыркнул, а затем застонал, когда мои пальцы потёрли самую его верхушку.

- Вообще-то я очень взволнован тем, как хорошо ты справляешься. Вот тут я чертовски смущён.

Мне становилось всё более и более интересно, с чем же моя рука имеет дело в его штанах. Я знал, что то, к чему я прикасался, было горячим, твёрдым и мягким одновременно. Его тело так отличалось от моего. Было трудно придумать, как это всё правильно описать.

Как мрамор, укутанный в вельвет?

Я немного повернул руку, пытаясь захватить больше его плоти, и чуть не порезал руку об его молнию. Было неимоверно раздражающе не видеть то, что происходило там. Ситуация сводила меня с ума, и я медленно стал вытягивать руку из его джинсов. Он издал звук, что-то среднее между стоном и скулением, и схватил меня за руку. Казалось, что наше дыхание высасывает весь кислород из комнаты.

Наши взгляды пересеклись, и он, наконец, отпустил меня, а взгляд стал извиняющимся.

- Прости, - пробормотал он. - Я задумался, - он поднял руки и потёр ими лицо, очевидно, так же разбитый ситуацией, как и я.

Сейчас или никогда, Денис.

- Валера, - сказал я, пытаясь выглядеть храбрее, чем та жидкая желейная масса, которой я себя ощущал, - было бы очень хорошо, если бы ты сейчас снял свои штаны.

Его глаза распахнулись, и он быстро стал стягивать руками штаны на космической скорости. Когда он приподнял бёдра, чтобы стянуть джинсы и боксёры, то внезапно остановился.

- Ты знаешь, что я не обязан делать это? - спросил он.

Его лицо было серьёзнее, чем я когда-либо видел.

Я радостно улыбнулся, ощущая себя более окрылённым, чем раньше. Теперь я сам принимал такие решения в своей жизни. Было то самое либеральное чувство, когда я позволил Валере интимно прикоснуться ко мне не так давно. Если сила решений позволяет мне чувствовать себя так хорошо, когда дело доходит до физической близости, я мог лишь воображать, какое влияние это может иметь на всю мою оставшуюся жизнь.

Возможности безграничны.

- Я знаю, что не должен, - сказал я и наклонился, чтобы поцеловать его приоткрытые губы.

Когда он подался вперёд, пытаясь углубить поцелуй, я отстранился и толкнул его обратно на кровать.

- Снять штаны, - приказал я, с нетерпением ожидая увидеть, что я же я пропустил.

Голодным взглядом я смотрел, как он стягивает джинсы. Я не хотел пропустить ни малейшего кусочка освобождённой кожи. Всю свою жизнь у меня была неутолимая тяга к знаниям. Я прочитал каждую книгу в библиотеке. У меня было жгучее желание узнать, понять, найти ответы. И это мой шанс узнать всё с Валерой.

И когда его эрекция свободно возвысилась над штанами, я шокированно взвизгнул. Это было немного не то, чего я ожидал. Ну, и было, и не было. У меня были неопределённые представления о том, что должно быть у других парней в штанах, но у Валеры оно казалось огромным. Он был длинным и выдавался вперёд, будто умоляя меня прикоснуться к нему. Мои пытливые пальцы погладили его длину, и Валерка застонал. Совершенно очарованный, я смотрел на его эрекцию, которая, казалось, двигалась самостоятельно. Она была окружена жёсткими курчавыми волосами, так похожими на мои, и там кожа была темнее, чем в остальных местах.

Я сидел и смотрел на него больше минуты, просто созерцая этот новый для меня предмет. Это было так незнакомо для меня. И у меня не было ни малейшего понятия, откуда начать свои исследования. Валера прочистил горло, и я подпрыгнул, полностью поглощённый восторженным созерцанием его, я совсем забыл о том, что должен делать.

- Что ты думаешь? - спросил он, кривоватая улыбка лучилась на его лице. - Он прошёл твой контроль?

Кончиком пальца снова я прикоснулся к нему, и он застонал, бормоча проклятия:

- Чёрт. Дерьмо. Чёрт.

В который раз я поразился тому, что что-то настолько твёрдое может быть и мягким одновременно. Наклонившись, я хотел посмотреть поближе и услышал, как дыхание Валеры сбилось и ускорилось.

- Он милый, - наконец, произнёс я, кивнув головой в подтверждение своих слов.

Это казалось мне хорошим комплиментом. Розовый - милый цвет.

Челюсть Валеры шокированно отвисла.

- Ты только что назвал мой член милым?

Я посмотрел на него, заинтересованный сказанным им словом.

- Это так ты его называешь? - спросил я, разрываясь между желанием смотреть на его лицо и на промежность, которая очаровывала меня.

Там было так много отличительных черт, и я не знал, с чего начать.

Он фыркнул, и его эрекция свободно качнулась в воздухе. Мне так хотелось прикоснуться к ней снова.

- Чёрт, нет. С чего мне называть его милым? Я бы назвал его огромным, мужественным или что-то в этом роде, - закатив глаза, я продолжил: - Нет, глупыш. Я спросил, ты называешь его "член"?

Мой вопрос приветствовала абсолютная тишина. Я заставил себя смущённо отвести взгляд от его обнажённой эрекции и посмотреть ему в лицо. Крылья его носа трепетали от тяжёлого дыхания, и желание в его глазах волнами омывало меня.

- Скажи это снова, - гортанно произнёс он, и мускулы его подбородка изогнуто натянулись, пока мы сидели и смотрели друг на друга.

Ему нравилось, когда я произносил это слово.

Вся моя неуверенность растаяла перед странным смешением силы и возбуждения, что расплылась по моему телу. Потянувшись, я одной рукой пробежался по длине его эрекции.

- Что сказать ещё раз? - спросил я, проводя пальчиком обратно вниз; закусив губу, я посмотрел на него из-под опущенных ресниц. - Член?

Валера застонал и, потянувшись, схватил меня за запястье.

- Ты такая дерзкая дразнилка.

Я почувствовал, как между нами проскочила искра, и я радовался этому. Получив одобрение его стоном, я жадно обвил пальцы вокруг него и нежно стиснул.

- Покажи мне, что делать, - прошептал я.

Его взгляд встретился с моим, и он кривовато улыбнулся, превращая моё сердце в сентиментальную жижицу в груди. Не разрывая взгляда, я почувствовал, как его мозолистая рука накрыла мою. Так медленно, мне даже показалось, что я умру от ожидания, он провёл моей рукой вверх и вниз по налитой длине его эрекции. Когда мы достигли вершины, он что-то невнятно пробормотал и сжал мои пальцы более грубо.

- Дерьмо, это так восхитительно, - простонал он, показывая мне своей рукой, какое давление и скорость для него лучшие.

После ещё нескольких движений он на одном дыхании пробормотал цветастое проклятие, смешивая моё имя с Господом и Иисусом.

- Ёбаный пиздец, - ругался он. - О, Иисус Христос, твои руки такие нежные. Господи. Дерьмо... - его руки отпустили мои и зарылись в мои локоны, притягивая меня ближе, и его рот обрушился на мои губы горячим поцелуем.

Его язык был таким мягким и сладким, что я едва не заплакал. Без его направляющей руки моя рука ускорила свои движения на его эрекции, и он застонал в мой рот, его проклятия лились мне в рот тёплыми воздушными потоками.

- Господи, дерьмо. О, долбанный ад, - бормотал он в мои губы.

всяких сомнений, я чувствовал себя возбуждённым. Заставив себя отодвинуться от его греховно сладкого рта, я заинтересовался работой своих рук. Валера извивался на постели, крепко сжимая простыни в кулаках. Чувство, что я могу контролировать его импульсы и желания одним лишь мягким касанием маленькой руки, было и вправду опьяняющим. Наклонившись ближе к его коленям, я решил поближе рассмотреть его, и я с интересом заметил, что на кончике его так называемого "члена" появилась капелька жидкости. На следующем движении вверх я кончиком большого пальца погладил его верхушку, и бёдра Валеры приподнялись с кровати.

- Святой Господи, пожалуйста, сделай так ещё раз, - простонал он.

Его зелёные глаза смотрели на меня из-под сонно прикрытых ресниц. Я снова повторил движение и почувствовал, как он одобрительно подался в мои руки, снова и снова. Его стоны становились громкими и более гортанными, перемешанные с мольбами делать всё "сильнее" и "быстрее".

Пока я ласкал его, то смотрел на его бёдра, где под его эрекцией лежали мягкие мешочки из кожи. Желая узнать, какие они на ощупь, в отличие от твёрдого, как гора, члена, я потянулся и кончиками пальцев свободной руки легонько погладил мягкую кожу.

Реакция Валеры на мой интерес была моментальной.

- Дерьмо, - зарычал он, толкая себя вверх в мои руки с такой яростью, что я едва не упал с кровати.

Пока я продолжал ласкать его, случилось нечто странное. В зачарованном страхе я смотрел, как струи белой жидкости, казалось, бесконечно вырывались из его эрекции. Они падали на его живот, рубашку, и вязкая жидкость даже попала мне на пальцы.

Встревоженный тем, что я сделал что-то абсолютно ужасное, я поднял руки и вопросительно уставился на Валеру. Что только что произошло? Он просто лежал на кровати с закрытыми глазами. Он лежал неподвижно, как труп. Казалось, он даже не дышал.

О Господи, помоги мне. Я убил его.

И в этот самый момент кто-то постучал в спальню Валеры...

Что это было? Ты спросил. И я шепнул тебе: Огромный воздушный шар, наполненный красной краской, просто наткнулся на горизонт и лопнул. Выгляни в окно. Небо такое же, как моя любовь к тебе. Отдашься ли ты весь мне одному и только, Ту плоть и тело, что не тело и не плоть. Не как изгнанник, вслепую или горько, Но как дитя, чтоб ни о чём уж не желать? Да, отдамся!

Во вторник вечером случилось кое-что непредвиденное. Весь день я думал о нём и ничего не мог с собой поделать, когда пошёл тем вечером в душ. Я разместил насадку для душа рядом с моим местечком, чувствуя отчаяние и необходимость. Я воскрешал в памяти различные образы обнажённого и пылкого Валеры - видение с ним в душе со мной наедине, мокрым, возбуждённым и жаждущим меня, - и это было всё, что требовалось. В считанные минуты я довёл себя до оргазма, но всё равно чувствовал неудовлетворённость. Я продолжал прижимать к себе пульсирующий напор, слишком уставший от своих усилий, даже чтобы найти в себе силы поднять руки. Я был в шоке, когда моё тело начало реагировать снова и снова, уносясь в ещё более сладкий полёт, чем прежде.

Постепенно ощущения пошли на спад, а моя сексуальность была как раз тем, за что мне должно было быть стыдно. Мать сделала так, чтобы казалось, словно я должен забыть об этой части себя, словно я бесполая кукла Кен. Однако её собственное поведение, в конце концов, заставило меня сомневаться в том, что она мне говорила. Мать заставила меня чувствовать, что я никогда не буду достаточно хорошим, будто со мной было что-то неладно. С Валерой такого никогда не было. Его внимание и ласки заставляли меня чувствовать себя потрясающим, а не плохим или грешным. Я не был уверен в том, как это соотносится с моей системой убеждений - но я даже не был всерьёз уверен в том, как отношусь к этому сам. Приятные мне люди даже не ходили в церковь. Казалось, что один-единственный раз, когда мне было не по себе, был вызван людьми, которые считали себя христианами. Я решил, что начну пытаться самовыражаться более свободно и постараюсь быть менее скованным.

Я вышел из наполненной паром ванной в своём поношенном купальном халате и услышал вибрацию мобильного телефона, находящегося под моей подушкой. Я снял трубку и поздоровался, чувствуя себя вялым и совсем раскисшим. Валерка тут же удивился моему расслабленному тону, в шутку интересуясь, от чего я получал удовольствие последние пять минут. На линии повисла тишина, и, в свою очередь, я услышал его тяжёлое дыхание, когда он осознал, что попал в самую точку.

- Опять воспользовался насадкой для душа? - спросил он глубоким гортанным голосом.

Когда я прошептал "да", он застонал, словно от боли, и звук этот послал волну дрожи по всему моему ещё влажному телу. Потом он спросил, во что я был одет, и я рассказал ему о своей одежде. В трубке отчётливо был слышен звук расстёгивающейся молнии. Я спросил его, что он делает, сладко и тревожно затрепетав, потому что уже знал, каким будет ответ.

- Ты не можешь рассказывать мне, что всё ещё влажный после душа, и не ожидать, что я начну дрочить, - ответил он.

Я слышал улыбку в его глубоком голосе и чувствовал, что возбуждаюсь снова и снова, просто думая о том, чем он там занимается. Его шипение и стоны приводили меня в беспомощность от желания, и мои предательские руки пробрались под одежду и легонько ущипнули соски. Я застонал в трубку и услышал его ответный пронзительный рык.

- Ты прикасаешься к себе? - с недоверием в голосе спросил он. - Блядь, это так горячо.

Одна из моих ладоней скользнула вниз между ног, и дыхание превратилось в нуждающиеся вздохи.

- Валерка, - прошептал я, не понимая, когда успел превратиться в такую развратную суку.

Такая ситуация была абсолютно вне границ моего опыта, который я получил, представляя, как же это происходит на самом деле. Это больше походило на странный сон. Я не хочу просыпаться.

Наши стоны и тяжёлое дыхание продолжались несколько прекрасных, напряжённых минут. Когда он вскрикнул, я почувствовал, как меня омывает собственным оргазмом, вцепившимся в моё тело и выпускающим чудные спазмы прямо в мою дрожащую ладонь.

- Ты охрененно удивительный, - простонал он спустя несколько мгновений тишины.

Я улыбнулся в трубку и рассмеялся, чувствуя эйфорию.

- Нет, правда. Я чувствую себя чёртовым счастливчиком, потому что у меня есть ты, - сказал он, и моё сердце едва не разорвалось от абсолютного счастья.

С каждым днём я привязывался к нему всё больше, и это пугало и удивляло меня.

В среду я понёсся в библиотеку. Не хотелось упускать ни единой секунды, которую я мог провести с Валерой. Словно наконец-то объединились две мои любимые вещи: моя любовь к литературе и безумно симпатичный парень, чьи глаза предназначались только мне. Если это единственный раз, когда я могу увидеть его, то я действительно не хочу опаздывать. Я даже не хотел искушать судьбу, пытаясь тайком встретиться с ним где-то ещё. Кто знает, что может сделать моя мать, когда узнает об этом.

Здесь без тебя я обозлённо одинок, не вспомнить раз последний мне, когда святым себя я ощущал, раз тот, когда себя святилищем я предлагал...

Я тяну Валерку за собой вверх по полутёмной лестнице, мимо множества вставленных в рамки библейских сцен, выстроившихся вдоль лестничного пролёта. Никогда раньше я не обращал внимания на то, как их много. Большинство людей вешали на стены красивые картины или семейные портреты, но не моя семья. Казалось, что, благодаря моей матери, здесь были учтены абсолютно все мрачные сцены из Ветхого Завета.

Она собирала их, сколько я себя помню. Большинство из них достались ей от моих бабушки и дедушки. Они умерли, когда я был очень маленьким. Всё, что я мог вспомнить о них, - это что у обоих были седые волосы и мрачные выражения на лицах. Мать также собирала самодельные на гаражных распродажах и блошиных рынках. Отец всегда ненавидел их. Он говорил, что они будут создавать в доме слишком гнетущую обстановку и совсем не подходят для того, чтобы на них смотрел их сын, но мать настояла на том, чтобы оставить их. Она очень их любила.

Поднимаясь по скрипучей деревянной лестнице, мы проходили мимо скорбящих Адама и Евы, изгнанных из Эдема, Каина, убившего своего брата Авеля в приступе ярости, и массовых разрушений, предшествующих падению Содома и Гоморры. Последняя картина пугала меня в прошлом особенно сильно. Жена Лота, превратившаяся в соляной столб, казалась излишне ужасной. Я часами сидел на тёмном лестничном пролёте, глядя на изображение и задаваясь вопросом, как милосердный Бог мог быть таким жестоким? Это казалось таким несправедливым. Я всё время совершал ошибки, а она - лишь одну. Она всего на мгновение оглянулась на дом, который вынуждена была покинуть, и из-за этого пала жертвой ужасающего гнева Господа. Так я всегда помнил, что Бог не оставляет ни один поступок безнаказанным; как и моя мать.

В гигантской раме висел белокурый Иисус. Он был здесь ещё до моего рождения, приветствуя нас с Валерой, когда мы достигли верха лестницы. Христос грустно взирал на меня своими большими голубыми глазами. Я сразу отвёл взгляд от его слишком знающих глаз и повернул направо, направляясь к своей комнате.

я вёл Валеру всё ближе к своей комнате, то не мог не спрашивать себя, как же это выглядит с точки зрения стороннего наблюдателя? Раньше я никогда никого не приводил к себе домой. Здесь никогда не было никаких ночёвок или друзей, которые приходили бы, чтобы поболтать со мной. Я был единственным, у кого никогда не было празднования дня рождения. Даже если бы моя мать позволила это, у меня не было друзей настолько близких, чтобы отправить им приглашения. В основном я вёл уединённую жизнь. Я ходил в церковь и Академию, проводил время дома и работал в библиотеке. Кроме меня и матери, только один человек бывал в моей комнате - мой отец, и уже годы прошли с тех пор, как это случалось. В моей голове теплились туманные воспоминания, представляющие куда более молодого батю, рассказывающего мне сказки на ночь и поющего глупые песни, заставляющие меня хихикать. Кажется, это было целую жизнь назад.

Я открыл дверь в комнату и вздрогнул, когда взглянул на обстановку. Пространство обставляла моя мать, поэтому оно ощущалось угнетающим и чопорным, когда я взглянул на неё глазами Валеры. Его комната кипела жизнью, она кричала, кто живёт в ней, каждым искусно размещённым плакатом и небрежно отброшенной футболкой. Я не знаю, что о своём жильце говорит моя комната, но знаю, что это не я. Гигантское распятье на стене над моей кроватью насмешливо взирало на меня, так же как сцена с Иисусом, окружённым малышами. Я жил в этой маленькой комнате всю свою жизнь, но в этом пёстром пространстве было так мало меня. Оно было безупречно чистым с любой стороны кровати, но казалось таким невероятно безжизненным. Не было никаких фотографий с друзьями. У меня не было никаких украшений, которые выставляют напоказ. Не было безделушек, плакатов или цветов, на которые мне нравилось смотреть. Даже стены были выкрашены в скучный белый цвет. Я чувствовал неловкость, даже приведя сюда Валеру. Да я бы скорее показал ему церковный притвор.

Я виновато повернулся к нему, готовый рассыпаться всевозможными оправданиями насчёт того, почему моя комната была такой невероятно хмурой, но он прошёл мимо меня без единого слова. Он повернулся по кругу, глядя на всё с почти непроницаемым выражением лица.

- Ну, это выглядит ничуть не похожим на тебя, - наконец, заявил он, указывая на покосившееся белое трюмо и бледно-розовые ситцевые занавески, висящие на окнах. - Кто был здесь грёбаным декоратором, восьмидесятилетняя старуха? - он насмешливо указал на большую вышивку двадцать третьего Псалма, который мать подарила мне два Рождества назад.

Она вышивала его неделями, используя розовые и сиреневые нитки для вышивания. Я ненавидел оба эти цвета, но сердечно поблагодарил её и больше не заводил об этом разговора.

- Твоя работа? - спросил он с сарказмом. - Восхитительное мастерство.

Я фыркнул и закатил глаза, встав на колени у изножья кровати.

- Очень смешно, - пробормотал я; я забрался под взъерошенный белоснежный кроватный подзор, ища свой скрытый тайник с вкусностями. - Не все из нас могут вешать на свои стены плакаты суперкрутых групп, Валера, - мои пальцы, наконец, наткнулись на холод оловянной коробки для ланча, которую я затыкал под раму кровати, и я вытащил её с победным вскриком. - Кроме того, здесь, по крайней мере, чисто. Тебе повезло, что у вас есть горничная, или она должна быть, чтобы очищать твою комнату от всего того мусора. Никогда раньше я не видел столько пустых банок из-под содовой в одном месте. Ты собираешь их, чтобы сдать в утилизацию ради мелочи на карманные расходы?

Русик подошёл ко мне и взял мою голову в чашу своих ладоней.

- Я проигнорирую тот факт, что ты просто высмеял мою крепость одиночества, потому что хочу знать, что, чёрт возьми, ты вытащил из-под своей маленькой девственной кроватки.

Я улыбнулся ему, в миллионный раз отмечая, как невероятно он красив. В свете моего потолочного вентилятора его волосы выглядели грязным красно-коричневым ореолом, а белая футболка облепила мускулистый бицепс, когда он протянул руку, чтобы помочь мне подняться на ноги. Я подвёл его к кровати и усадил рядом с собой. Она застонала под нашим общим весом, и я засмеялся, когда мы утонули в старом двойном матрасе. Такое уже случалось. Он был далёк от гигантских размеров Tempur-Pedic, находящегося в распоряжении Валеры. Я изогнулся, чтобы попробовать умоститься комфортней, а кровать протестующее скрипнула.

- Ничего себе. Ты, должно быть, прибавил в весе, - пошутил он, и я ткнул его в бок.

- Умолкни, - возразил я, открывая у себя на коленях жестяную коробку для ланча с изображением "МакГи и я!"; петли скрипели. - Я хочу кое-что показать тебе, - я снова закрыл её со щелчком, когда Валера сразу же попытался засунуть внутрь руку, и пристально на него посмотрел. - Если будешь надо мной насмехаться из-за того, что находится в этой коробке, я убью тебя, а труп закопаю на заднем дворе. Может, я и выгляжу как лакомство, но обещаю, я могу причинить тебе вред.

Он улыбнулся мне и усмехнулся, лаская мою щёку своим длинным пальцем.

- Ты такой чертовски милый, когда проявляешь характер, - пробормотал он.

Я пытался сохранять самообладание, хотя хотелось сбросить коробку на пол и запрыгнуть на него. Я возлагал очень большие надежды на то, что когда-нибудь у меня выработается достаточный иммунитет против его обаяния и я смогу закончить предложение до конца, не забыв, о чём говорю. Становилось немного неловко.

- Это самые важные для меня вещи, - признался я еле слышно, пока медленно приоткрывал коробку.

Здесь я хранил то, что не должен был найти. Я знал, что она уже шныряла по моей комнате, потому что хотела уберечь меня от вещей, которые считала "неадекватными". Она ограничила чтение только ориентированными на веру темами. Все нешкольные книги мне приходилось держать в запираемом на замок шкафчике или просто читать их на работе. Несколько из них я хранил в шкафу в коробке с пометкой "Зимняя одежда", но постоянно переживал, разыщет она их там или нет. Моя бедная разорванная Плат лежала там в ожидании клея из техуслуг библиотеки. Что я действительно хотел бы иметь, так это дневник, но у меня не хватало смелости решиться на такой шаг. Одному Богу известно, что сделает моя мать, если мои сокровенные мысли попадут ей в руки. Всё ценное мне следует спрятать подальше, поэтому все мои драгоценные реликвии хранились в одной крошечной коробке.

Я показал Валере свадебное фото моих родителей, награду за "Самую лучшую христианскую позицию", которую выиграл несколько лет назад, и некоторые стихи собственного сочинения. Там было наше с коллегой фото с рождественской вечеринки для персонала, и ещё одно, на котором я был одет, как Принц из "Красавицы и Чудовища" для сказок Хэллоуина, которые организовывал в прошлом году. Я позволил ему прикоснуться к единственному оставшемуся квадратику от моего садичного одеяльца, жёлтой вещице, которую я нежно звал "Горди-младший", в честь моего отца. Он сказал, что ему нравится платиновый крестик, который отец подарил мне на прошлый день рождения, и выразил сожаление по поводу того, что я не могу его носить, пока мать находится рядом, чтобы избежать скандала. Он улыбнулся мне, когда увидел в коробке оба свои письма вперемешку с компакт-дисками. Я покраснел и пожал плечами. Естественно, что эти вещи важны для меня.

- Погоди, это важная вещь? - недоверчиво спросил он, указывая на упаковку пирожных "Hostess", которые я припрятал в коробке в начале недели.

Мать как раз поднималась по ступенькам, чтобы поговорить со мной о чём-то, и у меня не было времени съесть их, как я задумывал вначале. Она всегда конфисковывала мою самую вкусную нездоровую еду.

Я покачал головой и раскрыл упаковку, протягивая ему одно из пирожных.

- Они удивительные, но я просто засунул их сюда для сохранности. Иногда мне нравится баловать себя пирожными. Это всё равно, что найти в кармане пиджака деньги, о которых ты не знал.

Я откусил от своего капкейка большой кусок и застонал, когда сладкий шоколад блаженством растаял у меня на языке.

Ммм, как хорошо. На вкус они с каждым разом всё лучше и лучше.

Я переключил внимание со своего десерта на Валерку и заметил, как тяжело он дышит. Он смотрел на мой рот с нескрываемыми тёмными намерениями. Когда мне, наконец, удалось проглотить откушенный кусок пирожного, он сглотнул вместе со мной. С минуту мы просидели в тишине, просто глядя друг на друга. Не отрывая взгляда от моего лица, он отложил своё пирожное на прикроватную тумбочку. Казалось, температура воздуха в комнате подскочила градусов на десять.

- Что за грёбаный стон, - сказал он, растягивая звуки, пока смотрел, как я слизываю крошки со своих губ. - Такой же звук ты издаёшь, когда достигаешь оргазма, - закончил он со вздохом.

Взяв коробку с моих колен и аккуратно поставив её на коврик, он повернулся ко мне и набросился на мой рот.

Я был настолько ошеломлён силой поцелуя Русика, что уронил свой капкейк. Он с глухим стуком упал на пол, где и лежал, совершенно позабытый. Я обхватил Валеру руками и лёг на потрёпанное одеяло на моей кровати. Его тело накрыло моё, приятно придавив своим весом. Кованая железная кровать скрипела от каждого нашего движения.

- Ты чертовски хорош на вкус, - пробормотал он в мой приоткрытый рот, прежде чем его губы стали прокладывать дорожку поцелуев вниз по моей челюсти к воротнику рубашки.

- Ты всегда хорош на вкус, как перечная мята и пряник, - ответил я шёпотом.

застонал и устроился сбоку от меня. Он вытащил мою рубашку из-за пояса брюк и начал быстро расстёгивать её, начав от подбородка.

- Блядь, блядь, блядь, - бубнил он себе под нос, а его трясущиеся пальцы соскальзывали с длинного ряда пуговиц.

Слишком нетерпеливый, чтобы справиться с мелкими креплениями, он, в конце концов, ухватился за оба края своей оксфордской рубашки и потянул. Пуговицы разлетелись во все стороны, звеня по дощатому полу и закатываясь, куда придётся.

- Валерка! - ахнул я, возвращённый к реальности его агрессивными манёврами.

Мне следовало быть обеспокоенным тем фактом, что он только что испортил мою школьную рубашку, но это, честно говоря, заботило меня меньше всего. Я, вероятно, сделал бы то же самое, окажись на его месте. Я даже не осознавал, что потом мне придётся пришивать их обратно. Его энтузиазм взывал ко мне, как ничто другое. Я чувствовал, что мои яички уже поджались, а тело готово для него. Я поражался тому, как быстро мы смогли разогнаться от нуля до шестидесяти в Департаменте спален всего на несколько недель.

Разве события не развиваются чересчур быстро? Может, нам следует больше времени уделять познанию друг друга, а не ощупыванию?

Я проигнорировал нытьё голоса в моей голове и сел, почти дорвав рубашку в спешной попытке избавиться от неё. Мне просто хотелось прижаться своей кожей к его. Хотелось ощутить жёсткие волоски на его груди, царапающие мои соски. Хотелось попробовать светлую полоску кожи по краю его джинсов. Хотелось всего, всего и сразу. Казалось, что сколько бы времени мы ни провели вместе, нам всегда будет недостаточно. Страсть, испытываемая друг к другу, была поглощающим пламенем, разрушающим всё на своём пути. Я пылал, и это было так прекрасно.

Я стянул с него футболку, а затем прижал обратно к матрасу и взобрался сверху. Ощущение было сюрреалистичным: видеть его, развалившегося а-ля "шведский стол" на фоне моей односпальной кровати. Как бы нездорово это ни звучало, я почти жалел, что не могу посадить его здесь на цепь и заботиться о нём вечно. Теперь я знал, что достаточно силён, чтобы позаботиться о себе, но он казался неотъемлемой частью меня. Когда мы были вместе, внутри меня разжигалось яркое ощущение жизни, словно ранее я ничего не чувствовал. Я мог сравнить его с величайшими сонетами - настолько полный экстаз, что он поддерживал все другие формы жизни на планете. Он был точкой опоры, о которой я не знал до тех пор, пока наши жизни не столкнулись, словно магнитом притянутые. Это была сила и новизна эмоций. Я даже сомневался, что когда-либо в жизни испытаю их вновь.

Ах, быть молодым и влюблённым!

Я заставил себя прекратить мыслить в таком драматичном ключе. Глаза мои пировали, а руки изучали красивое тело, раскинувшееся передо мной. Этого было недостаточно. В моём организме всё ещё было лекарство, поэтому казалось, что я двигаюсь, как под водой - текуче, призрачно. Это помогало мне расслабиться, но я всё понимал и брал полную ответственность за свои действия. Валера не принуждал меня делать то, чего мне не хотелось. Я наклонился и слизнул небольшой кусочек глазури с шоколадного капкейка в уголке его рта, и он застонал, словно от боли. Его бёдра качнулись подо мной вверх, а я упивался непередаваемыми ощущениями этого короткого контакта с моим укромным местечком.

- Сними майку, - скомандовал он хриплым голосом.

Я застенчиво улыбнулся и потянулся за тканью, медленно снимая белый материал.

Он следил за мной томным взглядом, грудь его с каждым вдохом поднималась и опускалась. Его ладони немедленно начали ласкать неприкрытые более участки кожи моей груди. Моё дыхание с шипением вырывалось сквозь зубы, пока он нежно ласкал мои соски. Я с удивлением обнаружил, что моё тело взяло контроль над сознанием - я тёрся о его проступающую сквозь джинсы эрекцию, неспособный остановиться. Каждое подёргивание его пальцев на моих чувствительных сосках посылало россыпи искр к моим юношеским частям.

"Как же мне следует называть мои укромные местечки. Если его называется "петушок", то не должно ли быть такое же название и у моего?"

- Блядь, Дэн, - застонал Валерка, глядя на меня из-под тёмных, греховно длинных ресниц. - Это можно называть по-разному. Я зову это твоей "сочностью".

Моё лицо запылало от смешанных чувств стыда и похоти, когда я понял, что высказал эти мысли вслух.

- Моей "сочностью"? - изумлённо повторил я.

Валерка закрыл глаза и снова притянул меня ближе к себе, а я закусил губу, чтобы не закричать. Одной рукой он провёл вниз по моей груди и забрался ко мне под ремень брюк, где легонько ласкал препятствие из ткани, охраняющее мои наружные половые органы.

- Чёрт побери, ты всегда такой возбуждённый! - Его пальцы прижались к моей тёплой жаждущей плоти, и я застонал. - Тебе нравится, когда я говорю грязные словечки, Дэн? - спросил он с ухмылкой.

"Да, конечно, нравится. Мне нравится почти всё, что выходит из этих твоих прекрасных уст".

Я не смог озвучить свой ответ, потому что парень просунул пальцы под резинку моего нижнего белья и начал мягко массировать нежнейшие части меня. Он гладил мои показывающиеся гениталии вверх и вниз, подстраиваясь под особенности движения. Казалось, это крадёт весь воздух из моих лёгких.

Милостивый Господь Всевышний, как же это возможно - чувствовать себя так хорошо?

Валера собрал влагу, скопившуюся у моего члена на головке, и использовал её, чтобы неторопливо ввести один палец внутрь моего тела. Так медленно, что я думал, что могу умереть от нужды; он гладил, то проникая, то выходя, прежде чем нежно прижать большой палец напротив того местечка, которое никогда не подводило, отправляя меня в полёт. Я схватился за спинку кровати над его головой, чтобы удержаться, пока его большой палец всё кружил и кружил вокруг чрезмерно чувствительного комочка нервов в моём анусе. Нагнетаемое внутри меня давление было неописуемо. Чудесные ощущения. Я собирался воспарить прямо над собственным телом.

- Как тебе удаётся заставить меня чувствовать такое одним только прикосновением руки? - прошептал я.

Я держался за кованые железные прутья изголовья, как утопающий за спасательный круг, и задыхался, пока моё тело скручивалось всё сильнее и сильнее. Я был почкой, готовой взорваться по весне.

- Чувствовать как? - спросил он мягким и успокаивающим голосом и ввёл внутрь меня второй палец.

Его большой палец вплотную приблизился к тому месту, где ощущения были приятней всего, и я сразу напрягся, ломаясь под совершенной волной оргазма.

Я содрогался и трясся, а глаза были широко раскрыты, пока я пялился на красивое лицо Валеры. Он так и лучился любовью ко мне. Мне понадобилась минута, чтобы вернуть себе голос, - так велико и всепоглощающе было моё удовольствие. Дрожь проходила пульсирующими спазмами, и я ослаб.

- Такое чувство, словно я умираю, чтобы, как феникс, возродиться вновь, - пробормотал я, наклоняясь, чтобы поцеловать его сладкие губы.

Он застонал и выругался вслух. Подо мной он был твёрд, как гранит, и из предыдущих обсуждений я знал, что это, вероятно, от боли. Я хотел заставить его чувствовать себя действительно хорошо, как он всегда делает для меня. Кончиком языка я попробовал солёную кожу на его шее, наслаждаясь рычащим гулом, исходящим из его груди. Я робко коснулся кончиками пальцев тёмных сосков на его груди и с восхищением наблюдал, как они напряглись так же, как и мои, когда я возбуждался.

Я лизнул дорожку тонких волосков, ведущую в его брюки. Остановившись на кнопке джинсов, я взглянул на него.

- Блядь, в таком положении ты выглядишь офигенно! - в тишине комнаты голос Русика звучал низко и грубо.

Он выглядел, как секс, взывающий к жизни. Валерка откинулся на мои подушки, словно распутник из романов времён Регентства. Его волосы были растрёпаны, а щетина на челюсти делала его облик таким греховно распутным на фоне белизны моего покрывала.

- Валера, - пробормотал я, медленно расстёгивая джинсы и молнию, - парням нравится, когда парни прикасаются к ним ртом?

Он стиснул зубы и закрыл глаза, так и не ответив мне. Его эрекция дёрнулась в джинсах, и я расценил это как утвердительный ответ. О чём я думал, шокируя его? Это казалось невероятно противным, когда я вошёл и застал Лёню занимающимся такими действиями с Эриком. Но в контексте лежащего передо мной Адониса это была совсем другая история. У меня слюнки текли от идеи попробовать его - и мне не было никого дела до того, насколько это грешно. Я так сильно этого хотел, что остальное меня не волновало.

Нетерпеливыми пальцами я подцепил за пояс его джинсы и боксёры и вздохнул с облегчением, когда он приподнял бёдра, чтобы помочь процессу. Как только его эрекция оказалась на свободе, я потянулся, чтобы робко взять его плоть в ладонь. Я погладил мягкую кожу сверху вниз, удивляясь вскрикам и стонам, срывающимся с идеальных губ Валеры от моего малейшего прикосновения.

Такое впечатление, что, когда мы с Валерой были вместе таким образом, на моём месте появлялся другой человек. Я был развратным и совершенно бесстрашным, я не стеснялся прикасаться к нему или говорить вещи, которые обычно заставляют меня краснеть пятью разными оттенками красного. Я ощущал всесильность и торжество. Моя потребность в нём пересиливала все остальные мысли в голове.

в состоянии более сдерживать себя, я наклонился и аккуратно лизнул самый кончик. Валера тут же сгрёб руками мои плечи, заставив немедленно прекратить движения. Он задыхался, словно только что пробежал марафон, и я заметил, как дрожат его руки, удерживая меня.

- Чёрт, Иисусе, Дэн! - выдохнул он, удивлённо глядя на меня. - Я за всю свою чёртову жизнь никогда такого не говорил и сейчас не могу поверить, что собираюсь сказать это сейчас, но я не уверен, что это такая уж хорошая идея.

Я провёл рукой, которая всё ещё держала его стоящую по стойке "смирно" эрекцию, от чего с его губ сорвался такой гортанный и дикий стон, что моё тело инстинктивно отреагировало - всё ещё чувствительные половые органы приготовились к изысканным прикосновениям его рук.

- Разве ощущения так плохи? - спросил я, поглаживая его чёткими движениями.

Валера почти корчился на кровати, а я ощущал странное чувство гордости, поднимающееся внутри от того, что это я заставляю его чувствовать себя так. Это моя маленькая ладошка доставляла ему такое огромное удовольствие.

Он прекратил движения моей ладони и умоляюще взглянул на меня.

- Ощущения охрененно хороши, - признался он, пытаясь отдышаться.

Мои пальцы сжались вокруг его затвердевшей плоти, и я наблюдал, как он почти закатил глаза.

- Я боюсь, что если ты прикоснёшься ко мне ртом, то я кончу через две грёбаные секунды, - он изумлённо мотал головой, пытаясь очистить мысли.

Забавно наблюдать за тем, как, хотя бы раз, он не может найти слов.

Я был полон решимости двигаться тем же курсом. Я хотел заставить его чувствовать себя так же замечательно, как он заставил чувствовать меня всего минутой раньше. Это должно было произойти. Я так сильно хотел, чтобы это увенчалось успехом, - а от того, как он смотрел на меня потемневшими от похоти глазами, я знал, что он тоже этого хотел. Я чувствовал себя безрассудным, смелым и дерзким. Я хотел быть тем единственным, кто заставляет его полностью отдаваться желанию.

- Пожалуйста, - пробормотал я, глядя на него из-под стратегически опущенных ресниц. - Пожалуйста, Валерка, позволь мне прикоснуться к тебе ртом.

От моих слов глаза его сузились, а челюсти плотно сжались. Он протянул дрожащую руку и запутался пальцами в моих волосах, притягивая вверх к своему лицу для такого огненно-горячего поцелуя, что все рациональные мысли в моём мозгу разом растворились. Когда он отстранился, я стал судорожно глотать воздух.

- Проклятье! Тебе лучше остановиться, когда я тебя об этом попрошу, - сказал он, обдавая мою щёку своим горячим дыханием.

Он приподнялся, чтобы поцеловать меня вновь, прежде чем медленно направить мою голову вниз по его телу.

Я не был абсолютно уверен в том, что мне нужно делать. Одно дело хотеть что-то сделать, и совсем другое - реально понимать, как всё это работает. Я знал, что мне нужно прикоснуться к нему ртом, но на этом, собственно, всё. Я действительно не хотел пустить всё под откос. Пока я смотрел на его ожидающее выражение лица, то ощутил, как моё тело снова берёт верх над сознанием.

"Полагаю, если ощущения будут неприятными, то он мне скажет".

Я наклонился вниз и поцеловал кончик его эрекции, и улыбнулся, почувствовав, как его пальцы задрожали в прядях моих волос. Я лизнул его там, где только что были мои губы, и ощутил на языке солоноватый привкус жидкости, выступившей, пока я к нему прикасался.

- Ох, блядь, да! - прошипел он, и его резкие слова только подстегнули энтузиазм моих попыток. - Возьми меня в рот, Дэн.

Когда я вопросительно посмотрел на него, он стонал и ласкал мою шею кончиками пальцев. Это было просто нежное прикосновение, но каждое моё нервное окончание пылало, словно в огне. Я чувствовал, как по телу бегут мурашки, и вздрогнул.

- Пожалуйста, - прошептал он.

Это "пожалуйста" действительно избавило меня от всякого беспокойства, которое у меня было из-за того, что я собирался сделать, и я открыл рот, чтобы принять его внутрь. Его "петушок" - мне всё ещё было тяжело произносить это слово даже в мыслях - был тёплым и тяжёлым, и я изо всех сил старался не задеть его зубами. Я продолжал облизывать его кончик, потому что, кажется, Валера наслаждался этим больше всего. Проклятья лились из него неиссякаемым потоком - никогда раньше ни слышал, чтобы он так бранился. Тот факт, что это я так сильно влиял на него, невыносимо возбуждал меня.

- Иисус грёбаный Христос, как же это приятно, - пробормотал он.

Я посмотрел на Русика, когда он был у меня во рту, и он зарычал. Его бёдра дёрнулись вверх над кроватью, заставив меня вобрать его в себя почти по самое горло. Я немедленно выпустил его, опасаясь, что могу задохнуться или сделать что-то столь же неловкое.

- Мне жаль, блядь, мне так жаль, - лепетал он.

Его пальцы сжимали и разжимали мои волосы. Он начал направлять движения моей головы, настраивая ритм, от которого получал больше всего удовольствия. Его слова превратились в мантру гортанных ругательств и богохульных проклятий в сторону Господа и Иисуса. Мой рот двигался на нём всё быстрее, язык по несколько раз обводил его эрекцию. Я просто наращивал темп, чувствуя себя комфортно, когда он внезапно отпустил мои волосы и схватил за плечи, насильно отодвинув в сторону.

- Блядь, Иисусе, чёрт, - громко простонал он, и та же белая субстанция серией рывков брызнула из его эрекции.

Я едва не забыл, что это должно было случиться, и был рад, что Валера был ещё достаточно в себе, чтобы убрать мою голову в сторону. Всё это вязкое вещество оказалось бы иначе у меня во рту. Хотя нужно признать, что небольшой части меня было интересно узнать, каково оно на вкус.

Господь всемогущий, я ещё никогда не был так рад, что мой внутренний монолог сейчас сугубо внутренний. Одному Господу известно, что в общей сложности подумает Валера, если узнает, что я хотел бы попробовать эту дрянь.

Пока я был занят своими мыслями, Валерка протянул руку к моей прикроватной тумбочке и взял для себя несколько бумажных носовых платочков из стоящей на ней коробке. Он очистил себя и, смяв салфетки в шар, запустил их через всю комнату в корзину для мусора, словно баскетбольный мяч. Бумажный мячик отскочил от ободка, и Русик смущённо прочистил горло.

- Я потом подниму его, - заверил он меня и поднялся, чтобы самостоятельно натянуть штаны, а я смотрел на изящные линии его мышц, растягивающихся на его широкой спине.

Несмотря на разделённую нами близость, я ничего не мог поделать с той маленькой, мелочной частью своего мозга, которая интересовалась, не собирается ли он теперь прекратить эти наши сексуальные игры. Я знал, как глупо с моей стороны думать о чём-то подобном, особенно после того, как он раскрыл свои чувства ко мне, но ничего не мог с собой поделать. Я понял, что просто должен подойти и спросить, какие у него планы, прежде чем мои мысли достигнут бедственно-психопатических масштабов.

- Валера, - робким голосом пробормотал я, - ты сейчас поедешь домой?

Русик поднял с пола комок салфеток и опустил его в мусорную корзину, прежде чем повернуться ко мне с бесстрастным выражением лица.

- Ты хочешь, чтобы я ушёл? - низким голосом спросил он.

Он сунул руки в задние карманы, и движение его мышц выглядело особенно впечатляющим.

Конечно же, я не хотел, чтобы он уходил. Я хотел, чтобы он всё время был рядом со мной. Я аномально прикрепился к нему и переживал, что это нездорово. Плюс, был ещё тот вопиющий факт, что моя мать могла вернуться домой в любой момент, а у меня в спальне парень без рубашки. Я взглянул на лицо Валеры - на самом деле посмотрел. Я увидел, что, хоть он и пытается действовать жёстко, словно ему нет дела до того, хочу я, чтобы он остался, или нет, в глазах его была тревога, а челюсти стиснуты.

Что плохого в том, если он останется? Я не хочу быть один. Мы нужны друг другу.

- Мне было интересно, можешь ли ты остаться и ещё немного поболтать, - тихо сказал я, наклоняясь, чтобы схватить одну из своих подушек и прижать её к своей обнажённой груди.

Было слишком странно сидеть полураздетым и обсуждать что-то. Было забавно, что в пылу страсти оказаться голым казалось совершенно естественным, но, как только он угасал, я снова чувствовал себя абсолютно обнажённым. Я удивлялся, как люди могут жить в нудистских сообществах и не краснеть всё время, как сумасшедшие.

Валера улыбнулся мне, и глаза его загорелись, прежде чем он смог скрыть то, как ему этого хотелось. Он прочистил горло.

- Ну да, у меня с этим проблем нет, - небрежно ответил он.

Вернувшись к кровати, он лёг рядом со мной и притянул меня в свои объятия, пока мы не слились в единое целое.

- Я просто побуду немножко дольше, - пробормотал он в мои волосы.

Он оставил несколько нежных поцелуев на моей шее, и я сильнее прижался к теплу его тела.

- Вздремнём чутка, - зевнул я, прикрыв глаза всего на минутку.

проснулся, как от толчка. Потёр лицо ладонями и сел на кровати; сердце в груди стучало со скоростью миллион ударов в минуту. Комната всё ещё была ярко освещена верхним светом, заставляя меня чувствовать себя дезориентированным. Я нерешительно взглянул на стоящие на тумбочке часы и с тревогой заметил, что было почти четыре утра. Валера по-прежнему лежал подле меня, его рука крепко обнимала меня за талию. Мне было так тепло, что хотелось свернуться в его объятьях и снова погрузиться в сон. В какой-то момент в течение ночи мы натянули на наши тела одеяло, и я ощутил себя в коконе комфорта. Это было действительно странно - чувствовать себя проснувшимся, словно мне только что приснился кошмар или кто-то выскочил из-за угла и напугал меня. Я так широко зевнул, что челюсть едва не треснула. Я старался заставить мои раскисшие мозги соображать, но они всё ещё находились в туманной дымке сна.

"Что-то разбудило тебя, гений. Подумай как следует. Должно быть, это был какой-то громкий звук".

Я заставил себя сосредоточиться и напряг слух, пытаясь услышать то, что могло выцепить меня из предкоматозного состояния. И тут я услышал шум, заставивший кровь застыть в моих жилах. Это был звук, раздающийся, когда в дом входила моя мать. Должно быть, она захлопнула за собой дверь, потому что я слышал, как она бросила свои ключи в миску, которую мы поставили в прихожей. Я услышал громкий скрип дерева и ахнул от испуга.

Она поднималась вверх по лестнице...

Там замечаешь вдруг лоскут над головой, Лоскут темнеющего неба в обрамленье Ветвей, увенчанных мигающей звездой, Что с тихим трепетом замрёт через мгновенье. Июнь! Восьмнадцать лет! Цветущих веток сок - Шампанское, чей хмель пьянит ваш разум праздным, А на губах у вас, как маленький зверёк, Трепещет поцелуй, и ваша речь бессвязна.

- О Боже, о Боже, о Боже, - нараспев шептал я, глядя на закрытую дверь своей комнаты глазами, ставшими размером с серебряные доллары.

Мне нужно было собраться. Я задыхался, и вся кровать тряслась из-за того, как дрожало моё тело. Мать поднималась по лестнице, а в моей комнате спал полуобнажённый парень. О чём, чёрт побери, я думал? Почему позволил себе заснуть? Что, за последние двадцать четыре часа я окончательно свихнулся? Я понятия не имел, что мне делать. В мыслях метались миллионы идей, дезориентируя меня и заставляя волноваться аж до тошноты. Они варьировались от попытки спрятаться под пледом от испуга, до выпрыгивания в окно вкупе с молитвой, обращённой к земле, которая мистическим образом должна была поглотить меня.

"Прекращай, Денис. Ты мыслишь, как идиот, и это стоит тебе драгоценного времени".

Несуществующий голос в моей голове стал будильником для сонного мозга, и я тут же сел и начал трясти Валерку. Если нам предстояло столкнуться с безумием, которым в этот поздний час была моя мать, то я, как минимум, хотел, чтобы он был в сознании, чтобы иметь возможность защищаться должным образом. Возможно, она в ярости швырнёт ему в голову настольный светильник, а Русик слишком красив, чтобы щеголять разбитым носом.

- Валерка, - прошипел я, тыкая его в бок и тряся всё сильнее.

Он же в ответ лишь застонал и сильнее закутался в одеяло. Когда я снова ткнул его, он проговорил совсем не джентльменское слово и накрылся одеялом с головой. Наклонившись, я заговорил прямо ему в ухо, надеясь, что мои слова заставят его проснуться.

- По лестнице поднимается моя мать, и она вот-вот устроит тут резню.

Как только прозвучало слово "мать", Валера тут же сел и откинул покрывала в сторону. Вскочив на ноги, он расчётливо осмотрел комнату, прежде чем его взгляд остановился на пространстве под кроватью. Он указал на него, уже опускаясь на колени и приподнимая свисающую простыню.

- Я спрячусь там, - объявил Русик всё ещё хриплым от сна голосом.

И мгновенно заполз под кровать. Это было безумием. В одно мгновение он спит беспробудным сном, а в следующее - прячется в компании клочьев пыли. Скорость его реакции приближалась к уровню военных. Никогда не видел ничего подобного.

Я же сидел в шоке, размышляя, сколько раз ему приходилось прятаться от разъярённых родителей. Он так быстро вскочил, что я не мог не прийти к следующему заключению: подобные бесшабашные выходки для него - привычное дело. Мой мозг был неспособен сотрудничать с ртом, а Валера так молниеносно нашёл, где спрятаться. То есть он уже скрывался в шкафах, выпрыгивал в окна, сгибался в три погибели за мебелью, чтобы избежать отцов, размахивающих ружьями? Так со сколькими парнями он проводил ночи за свою короткую жизнь?

Пока я раздумывал над этим, из-под кровати высунулась его длинная рука, скользнула между моих болтающихся ног и схватила металлическую коробку для ланча и его ботинки. Я приподнял ноги, чтобы дать ему утащить всё это под кровать.

- Дэн, - прозвучал его шёпот из-под матраса, на котором я сидел всё так же неподвижно, не в силах избавиться от сонного ступора, - надень грёбаную одежду.

Оглядев себя, я распахнул рот, увидев, что моя грудь обнажена. Во всей суматохе я совершенно забыл об этом. Быстро прикрывшись руками, я покачал головой, поражаясь собственной нелепости. Словно в комнате был кто-то, кто мог увидеть моё тело.

"Здесь пока никого нет, Денис. Пока - ключевое слово. Так что поторопись и оденься в ближайшие пять секунд, а то тебя поджарят".

Соскочив с кровати, словно простыни вдруг загорелись, я ахнул от боли - из-за моей небрежности лодыжка запульсировала болью. Я на одной ноге допрыгал до корзины с одеждой и вытянул из неё первую попавшуюся рубаху. Схватив мятую рубашку с пола, закинул её в эту корзину, после чего резко натянул свою одежду для сна. Оглядев себя, понял, что трусы, которые я до сих пор не снял, были надёжно спрятаны под белым подолом новой рубашки. Быстрый осмотр комнаты не выявил ничего необычного, и я коротко и облегчённо выдохнул.

Услышав какой-то звук, доносящийся из-под кровати, я повернул голову и увидел руку Валеры. Он протягивал мне забытый кекс в качестве задабривания. Улыбнувшись при виде пыльного и теперь совершенно несъедобного лакомства, я взял его из любимых рук и поставил на тумбочку. Поднявшись на ноги, закрыл дверь, тайком заперев её на замок. Сегодня мне не нужны были ещё сюрпризы. За сегодня их было предостаточно, хватало бы до конца жизни.

Выбравшись из-под кровати, Валерка потянулся, из-за чего мышцы на его животе стали выглядеть ещё отчётливее и восхитительнее. Стоило отдать должное моему нелепому мозгу. Очевидно, я мог возбудиться даже после жуткой, психической, полной слёз встречи со своей матерью.

"Это потому, что ты извращенец - просто прими это и продолжи жить своей жизнью".

Я кивнул, потому что мозг в кои-то веки дал мне хороший совет. Потом снова перевёл взгляд на Валерку и заметил, что он странно смотрит на меня; видимо, из-за недостатка сна мой мозг вновь перевёл внутренний монолог в слышимый. Я хихикнул, слишком уставший даже для смущения.

Подойдя к Валере, я потянулся и стряхнул с его волос комок пыли.

- Ты весь грязный, - пробормотал я, медленно обнимая его руками за тёплую шею.

Хмыкнув, он крепко прижал меня к себе, и я вздохнул. Он так приятно пах, и мне было так хорошо. Со мной не могло случиться ничего плохого, когда он был рядом. Теперь всё будет хорошо. Мы будем в порядке.

- Это было во всех смыслах странно, - прокомментировал он голосом, немного грубым из-за долгого молчания; кивнув, я поцеловал его ключицу, из-за чего он задрожал и притянул меня ближе к себе. - Тебе не стоит и дальше здесь жить, Дэн.

Поцеловав меня в макушку, он не отстранился. Из-за горячего дыхания голову покалывало. Мы молча замерли посреди комнаты, и я купался в ощущении безопасности и уверенности, которое он излучал.

- Нет, правда, - сказал он тихим и приглушённым моими волосами голосом, - если такое происходит ежедневно, то это ненормально, - замолчав, он погладил мои лопатки, после чего пробежался своими талантливыми пальцами вдоль моего позвоночника. - Ты не можешь переехать к отцу или что-то вроде того? Знаю, ты ненавидишь этого парня, но всё что угодно будет лучше, чем это.

Я напрягся в его руках, застигнутый врасплох этими словами. Не то чтобы я никогда не думал о переезде к отцу. Конечно, думал. Когда ситуация становилась совсем уж плохой, иногда это всё, что занимало мои мысли. Просто это всегда казалось неподходящим вариантом. Если меня не будет рядом, чтобы позаботиться о ней, что будет тогда? Она же окажется одна. И хотя мы постоянно с трудом сохраняли наши отношения, балансировавшие на грани любви и ненависти, она была моей мамой. И мне не хотелось причинять ей необязательную боль.

"Да хватит уже, Денис! Тебе не кажется, что если так будет продолжаться - то всем, вовлечённым в ситуацию, будет больно?"

В голове проносилась тысяча мыслей. Если я решу съехаться с отцом, как это повлияет на мою жизнь? Мне нужно будет выучить новые правила, но я наконец-то получу шанс наладить с ним отношения. Остался всего год старшей школы, а потом я уеду в колледж. У меня осталось так мало времени на то, чтобы узнать своего отца. Я задумался о том, что он никогда не позволит мне встречаться с Валерой. А этого я допустить не мог. Также меня не оставляла мысль о том, насколько сложно будет объявить об этом решении матери. Я не мог даже представить, что она скажет или сделает. Одна мысль об этом пугала меня до смерти.

отстранившись, я посмотрел в глаза Валере. Они были серьёзнее, чем когда-либо, полные заботы и настоящей любви ко мне. Неожиданно я осознал, что мой переезд к отцу будет плюсом и для Валеры - он никогда не согласится, что я в безопасности, пока я не уберусь из этого безумного дома и от своей матери. Должен признать, идея оставить это место наполняла меня таким облегчением, что я был неспособен выразить его словами. Он, очевидно, был прав. Если я хотел продолжать идти по выбранному мною пути взросления, то нужно было обсудить с мамой мой отъезд. Мы с Валерой сможем понять, как сохранить наши отношения, даже если это будет значить, что мне нужно будет сесть и поговорить с отцом по душам. Переезд был хорошей идеей, пусть он и пугал меня до чёртиков. Но всё это было к лучшему.

Улыбнувшись Валере, я кивнул.

- Хорошо. Мне просто нужно немного времени, и я сделаю это. Клянусь.

Он нежно прижал свои губы к моим, после чего привлёк к себе ещё раз. Быть прижатым к нему было одной из лучших вещей, что я когда-либо испытывал. Мне не хотелось, чтобы эти ощущения заканчивались.

- Я люблю тебя, - прошептал он, и я сказал то же в ответ, настолько переполненный эмоциями, что практически поперхнулся, говоря эти три слова.

Если честно, было неважно, где мы будем жить. Даже если между нами будет миллион миль, это ничего не изменит. Ведь теперь мы обрели дом друг в друге...

Я обожаю тебя погружённого. Ты что-то такое. Ты тот, кого. В любой компании. Взбесилась псина: то ты. Сирена помалу уходит из сини. Я привязываю себя к столу. Я приковываю себя к кровати. По телефону звонит нежеланный, И с лёгкостью в уме я молчу.

Меня изумляло, что многие готовы были умереть за веру мученической смертью - я содрогался при одной мысли об этом.

Эта мысль не страшит меня больше - за свою веру я согласен пойти на любые муки.

Любовь - моя религия, я рад умереть за неё.

Я рад умереть за тебя.

Приподнявшись, я прижался к губам Валеры, и меня тут же затянуло в пространство, которое образовывалось в его присутствии. Тут существовали только мы вдвоём. И я мог забыть, что понятия не имел о том, что происходило в моей жизни. Тут не было матери, отца, сбивающих с толку вопросов о моей судьбе и вере. Тут был только Валера и его любовь ко мне. Мне хотелось снова ощутить это приятное чувство, вспомнить, как это - чувствовать себя согретым, окружённым заботой и в безопасности от всего зла и нестабильности. Казалось, что это происходило только в такие моменты, как сейчас.

Я растворился в поцелуе, застонав и поддавшись воле плоти. Его руки опустились мне на талию, и мои границы рухнули. Ничего не было лучше, чем его прикосновения, чем то, как он любил меня и заставлял чувствовать себя целым, тогда как столько времени мне казалось, что я лишь половина. Я осыпал поцелуями его колючую скулу, солоноватую кожу шеи и нежное местечко за ухом, где немного завивались волосы. Эти места я запоминал, желая сохранить их в памяти навечно. Мне хотелось ласкать его.

Я сел и начал расстёгивать его рубашку непослушными пальцами. Я хотел, чтобы это случилось сейчас. Больше ждать не имел желания. Мне надоело ждать, когда хорошее придёт ко мне, я собирался сам взять его.

Валера накрыл мои ладони своими, останавливая мои рьяные попытки раздеть его.

- Притормози, - пробормотал он, зарываясь рукой в мои волосы.

Притянул к себе для очередного поцелуя, всё моё тело дрожало и горело от нежного прикосновения его губ к моим. Я пьянел от страсти, хотелось забыть всё, кроме того, как приятно ощущать его рядом. Как прекрасен он на вкус. Как я не мог быть вдали от него. Было физически больно от переполняющих чувств к нему, словно в груди постоянно ныло, и эта боль никогда не пройдёт, если его постоянно не будет рядом.

- У нас вся ночь впереди, Дэн, - его тихие слова у моих губ стали бальзамом на душу.

Мне хотелось всё узнавать вместе с Валерой.

Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, я справился с его рубашкой. Галстук он снял, как только вошёл в комнату. Я был удивлён, что он вообще провёл в нём ужин, так сильно жаловался на тесноту. Валерка сел, и я помог ему раздеться и откинул рубашку на пол, смяв её в руках.

- Ты же знаешь, что я только прибрался тут? - пошутил он, и я толкнул его обратно на кровать, оседлав.

Бугор в штанах прижимался прямо к тому самому месту, от которого рассыпались звёзды перед глазами, когда Валера касался меня там. Я застонал, когда он приподнял таз и вжался в меня своей твёрдостью, мои руки и ноги словно пронзило электричеством. Я чувствовал себя с ним невероятно раскованно, казалось, мог делать всё, что угодно, и это не будет иметь значения. Мне нравилось это ощущение. Я поцеловал его со всей имевшейся страстью и почувствовал, как его пальцы впились в мои бёдра в ответ.

Когда я оторвался, чтобы глотнуть воздуха, Валера посмотрел на меня так, будто хотел полностью поглотить.

- Сними одежду, - рыкнул он глубоким, гортанным голосом.

Его глаза сверкали, как тлеющие угольки в приглушённом свете комнаты.

Я встал с кровати и потянулся к молнии на брюках. Медленно расстегнул штаны и позволил им упасть у ног, оставшись в белом белье. Затем расстегнул рубаху, которая последовала за нарядом на пол. Я должен был бы нервничать и чувствовать себя слишком открытым, но Валера смотрел на меня, как на бога, и вся моя неуверенность тут же испарилась. Он протянул руку и провёл кончиками пальцев по изгибу талии, я задрожал, когда легонько коснулся ключицы, ведя вниз к груди и оттуда к бедру.

Я накрыл его щёку рукой, улыбнувшись, когда он тут же прижался носом к ладони. Он выглядел так чудесно, невероятно восхитительно, сидя передо мной. Я решил кое-что попробовать, быть смелым и прямолинейным и потерять контроль над собой. Взял его за руки и потянул, пока он не сел, свесив ноги с кровати. Затем он отклонился, опираясь на ладони, и у меня практически потекли слюнки, когда я как загипнотизированный наблюдал за напрягающимися мышцами его груди.

Я опустился перед ним на колени и принялся расстёгивать молнию на штанах. Почувствовал его руки у себя в волосах и поднял на него взгляд, как раз когда его эрекция оказалась на свободе.

- Что ты делаешь? - пробормотал он, перебирая пальцами мои пряди.

- Люблю тебя, - ответил я с улыбкой.

Затем наклонился и взял его в рот.

Валера застонал. Это совсем иначе, нежели стоять над ним на коленях на кровати. Тут было куда больше места для манёвра. Мне нравилось чувствовать, как дрожат кончики его пальцев, оттягивая мне волосы, как он бормочет ругательства, кажущиеся такими нежными, срываясь с безупречных губ. Одной рукой я поглаживал его, пока ласкал губами, желая принять его всего в себя. Близость этого момента ни с чем нельзя было сравнить. Мне нравилось иметь власть над ним. И хотя на коленях перед Валерой стоял именно я, он всё равно был полностью под моим контролем. Когда случайно задел его зубами, он даже захныкал. Я нежно лизнул головку и снова всосал его длину в рот. Он чуть не подорвался с кровати, так что я повторил это снова и снова, пока не заставил его умолять об освобождении.

- Чёрт, Дэн, - простонал Валерка, двигая руками мою голову. - Прошу, не останавливайся. Блядь, никогда не останавливайся.

Свободную руку на его бедре я переместил, накрыв ею мешочки плоти под членом. Аккуратно перекатывал их, пока ублажал его губами, наслаждаясь откликами на малейшее движение пальцев. Он тут же замер и потянул меня за голову. Я так увлёкся процессом, что не заметил его попыток отодвинуть меня.

- Дэн, - задыхался он, подталкивая меня, - тебе надо отодвинуться. Я сейчас...

Слова сменились рычанием, ругательство за ругательством срывались с его языка. Его напряжённая плоть стала ещё твёрже в моей руке и на языке, и вдруг рот наполнила тёплая жидкость. Я так удивился, но тут же проглотил её, не видя другого выхода. Совсем вылетело из головы, что это случится. На вкус было солоновато и своего рода мерзко, но как только я начал глотать, Валера начал материться так, словно это самое эротичное, что ему доводилось видеть. Когда он закончил спускать, я отклонился и вытер рот. Посмотрел на него и увидел всю любовь в его взгляде. Я чувствовал себя волшебно, зная, что именно я смог подарить ему такое наслаждение, что именно я смог позаботиться о нём и дать ему всё необходимое. Физическая близость лишь едва отражала все мои чувства.

Я встал, пошатываясь, а Валерка поправил на себе штаны.

- Нет слов, чтобы описать, какой ты, - хрипло проговорил он.

Затем схватил меня за талию и притянул к себе на кровать. Я прилёг рядом, позволяя ему заботиться обо мне и расхваливать меня. Он касался тех частей тела, которые я никогда не считал эротичными: нежной кожи под коленом, чувствительного живота, изгиба локтя. И всё это было так приятно. Когда Валера принялся оставлять лёгкие поцелуи на внутренней стороне запястья, я больше не смог терпеть. Тело требовало движения.

Опустив трясущуюся руку, я коснулся его через штаны. Он уже вновь был напряжён. Мне хотелось, чтобы он был так же обнажён, как и я. Хотел почувствовать его тёплую кожу своей. Я расстегнул его ремень и спустил брюки по его подтянутым бёдрам. Валера скинул их, оставшись в одних тёмных боксёрах. Он навис надо мной, его прекрасное лицо предстало перед моим взором. Только его я и хотел видеть.

провёл пальцами по его волосам и вниз по груди, царапая ногтями разгорячённую кожу, от чего он зашипел. Обнял его и притянул к себе. Так приятно было ощущать тяжесть его тела на себе, и так это было правильно. Моя грудь прижалась к его. Наши тела идеально совпадали, словно мы были созданы друг для друга. Две половинки идеального целого. Я уткнулся лицом в изгиб его шеи и вдохнул его восхитительный аромат, чувствуя себя волшебно и головокружительно.

- Ты чертовски красив, но я не хочу торопиться, - шепнул Валерка мне на ухо, от чего дрожь пробежала по телу. - У нас уйма времени на такие вещи, как секс. Я могу подождать. Есть миллион других вещей, которыми мы пока можем заняться.

Валера сел и начал ласкать мою грудь загрубелыми ладонями, от чего я изогнулся на кровати, а затем медленно снял с меня бельё. Теперь я был совершенно обнажён перед ним, и меня это не заботило. Впервые я оказался полностью без одежды перед кем-то, кроме матери, и то это было давно. Мне должно было быть стыдно, но я больше не чувствовал себя неуверенно перед ним. Бог создал наши тела по своему образу и подобию, и мы были прекрасны, как произведения искусства. Голову кружило от страсти, каждое прикосновение Валеры к моему телу пускало электрические разряды к ноющему члену. Ох, как же я хотел его.

- Я хочу тебе кое-что показать, - шепнул он. - Доверься мне.

Его пальцы ласкали мои бёдра, ноги раздвинулись в приглашении. Я кивнул, доверяя ему безоговорочно, и он улыбнулся в ответ. Наклонился и принялся нежно целовать мой живот. Его ладонь источала тепло на мою кожу, успокаивая, но при этом распаляя во мне огонь. Валера лизнул нежную кожу под грудью и легонько коснулся сосков, которые тут же напряглись под его умелыми руками. Ноги не переставали ёрзать. Я вцепился в простыни, сжимая мягкую ткань, чуть не разрывая её.

Одну руку он опустил между нами, остановившись на лобке. Всё внутри перевернулось, и я застонал, когда он начал поигрывать с набухшей плотью лишь кончиком пальца. Я настолько сконцентрировался на ощущении его руки на себе, что едва ли заметил, как он сел на пятки между моих раскинутых ног. Заворожённо следил за движениями своей руки, облизнулся. Затем Валера вновь поднял на меня потемневший от желания взгляд и ввёл тот же палец в анус. Неописуемое чувство. Моя спина выгнулась от ощущений, а губы со вздохом приоткрылись.

- Я хочу ласкать тебя ртом, - тихо проговорил он, и я с трудом сосредоточился на его словах.

Казалось, что сердце сейчас выпрыгнет из груди, настолько быстро оно колотилось. Желание на его лице, ощущение его рук на мне, сама мысль о том, что он доставит мне удовольствием, как в одной из моих наиболее запретных фантазий, - я был готов взорваться от всего этого. Он приподнял бровь, давая понять, что ждёт моего разрешения. Я тут же кивнул, настолько быстро, что практически смутился от собственного энтузиазма, и он наклонился, чтобы нежно поцеловать меня между ног.

А когда он коснулся меня языком в первый раз, я начал молиться. "О Боже, прошу, помоги мне. Это самое прекрасное ощущение, какое мне только доводилось испытывать за свои восемнадцать лет на этой земле".

Он словно знал, где лизать, где сосать, а где ласкать своими талантливыми пальцами. Моё тело будто наэлектризовалось и пульсировало от наслаждения. Интересно, Валера испытывал то же самое, когда я ласкал его ртом, потому что если это было хоть немного похоже на то, что сейчас чувствовал я, то сложно винить его за столь яркое сквернословие. От такого греховного декаданса даже пастор бы заматерился в разгар церковной службы.

Я слышал, что стонал, как умирающий, и попытался закрыть руками рот, чтобы заглушить вырывающиеся звуки. Как только я сделал это, Валера остановился. Я посмотрел на него и практически кончил от одного его вида между своих дрожащих бёдер. Совсем нечестно, что он такой симпатичный. Да он мог затмить ангелов своим видом!

- Не закрывай рот, - потребовал он, наклонившись и проведя своим дьявольским языком по мне. - Чёрт, как же мне нравятся все звуки, что ты издаёшь, когда я касаюсь тебя.

Я с трудом подавил желание податься навстречу ему тазом от его слов. Вместо этого я опустил руку и смахнул волосы с его лба, на что он улыбнулся мне.

- Покажи мне, что тебе нравится, - попросил он, продолжая медленно двигать во мне одним пальцем.

Я чувствовал, как кровь пульсировала в груди и между ног. Происходящее - самое эротичное, что только случалось со мной, и мне не хотелось, чтобы это когда-нибудь кончалось. Было так приятно.

Вдруг я понял: Валера хотел, чтобы я руководил его движениями своими руками, как он делал со мной. Это поразило и невероятно возбудило меня. Идея показать ему, где именно мне было приятно, воодушевляла. Я настолько возбудился, что казалось, будто вот-вот взорвусь от малейшего движения. Сжав его волосы в кулаке, я прижал его лицо туда, где было приятней всего. Когда он снова начал лизать меня, у меня чуть не закатились глаза. Я понял, что не смогу закрыть рот, даже если захочу, потому что мои руки теперь находились в его волосах. И это не имело значения, меня это больше не волновало. С губ постоянно срывались крики и стоны.

Затем он переключил всё своё внимание на верхнюю часть плоти, которая сводила меня с ума, то самое чувствительное место, которое сходило с ума, когда я касался его мочалкой в ванной. Он ласкал там, пощипывая и целуя, посасывая, пока я не оказался готов сорваться на крик. Начал отчаянно дёргать бёдрами, оргазм волной накатил на меня без предупреждения. И в этот раз я и впрямь заорал. Это было слишком приятно, словно не смогу выдержать ещё одной секунды и не распасться на кусочки. Словно весь накопленный за день стресс выплеснулся с волной эйфории.

Валера продолжил лизать и сосать, пока я окончательно не вернулся на землю. Это самое лучшее, что мне доводилось испытывать. Я едва мог мыслить, а руки и ноги казались такими тяжёлыми, едва подвижными. Он сел и вытер рот тыльной стороной руки, самодовольно улыбаясь.

"О Господи. О Боже. О Господи"...

Я даже не заметил, как повторял это вслух, пока Валера не лёг рядом со мной. Провёл пальцами между моих оголённых яиц, и я вздрогнул, всё ещё находясь под впечатлением от произошедшего.

- Так тебе было приятно? - спросил он самодовольно, и ямочка то появлялась, то исчезала на его колючей щеке.

- Это было... - я смолк и откашлялся, не уверенный, какое именно слово подошло бы под описание ощущения его рта на мне.

Сомневался, что в русском языке было подходящее слово. Это было слишком волшебно.

- Это было очень мило, - наконец, выдавил я из себя, задыхаясь.

- Мило? - повторил он, отстранившись, как будто я только что сказал ему что-то крайне оскорбительное. - Это ты говоришь бабуле, когда она связала тебе грёбаный свитер, а не после того, как тебя ублажил парень!

Я не смог сдержаться и рассмеялся. И его скептический взгляд только ухудшил положение. Я зарылся лицом ему в грудь и практически взвыл от хохота, слёзы потекли по лицу. Было невероятно приятно смеяться. Просто чудесно. Я давно не чувствовал себя таким счастливым и беззаботным. Наконец, отдышавшись, я взглянул на него, он широко улыбался мне в ответ.

- Твоя бабуля вяжет тебе свитера? - поинтересовался я, всё ещё хихикая каждую пару секунд, как сумасшедший.

Валерка закатил глаза и крепко прижал меня к себе.

- Нет, но у неё есть фабрика по их производству. Там сейчас, наверное, потогонка с работниками, шьющими рождественские свитера, пока мы говорим.

Я был прижат к нему и всё ещё чувствовал эрекцию, которая не сникала. Поцеловал его, чувствуя себя на его губах. Как ни странно, это возбуждало, и мои ищущие пальцы добрались до напряжённой длины в его боксёрах. Он застонал у моего рта, и я улыбнулся, чувствуя себя непобедимым.

- А теперь позволь мне заставить тебя чувствовать "мило", - пробормотал я, снова проваливаясь в пространство вместе с ним...

В час ночи Валера вёз меня обратно домой к матери. После нашей близости мы просто лежали с ним в кровати и разговаривали. Чем дольше мы лежали, тем больше я начинал нервничать.

Старая ржавая машина матери стояла у дома, когда Валера подъехал к нему. Свет не горел, стояла тишина, чего я и ожидал, но от дома ещё и исходила зловещая энергия, наводящая на меня ужас. Я не мог сказать, что именно беспокоило меня, но что-то было не так. Я смотрел на дом, пытаясь понять, что именно так меня беспокоило. Всё выглядело обычно: потёртая синяя отделка, заросшая трава, тёмная серая занавеска, колышащаяся в одном из окон.

И меня осенило. У нас нет серых занавесок! Из этого открытого окна шёл дым...

Со временем ты поймёшь тонкую грань Между тем, чтобы держать за руку и сковать душу цепями. И ты узнаешь, что любить не значит узнать, а компания не всегда означает безопасность. И ты начнёшь понимать, что поцелуи - это не контракт, а подарки - не обещания. И ты начнёшь принимать свои неудачи с высоко поднятой головой, глядя прямо перед собой с особым изяществом, а не глупой обидой.

одну из суббот, когда на улице весь день шёл дождь, я перекрасил стены в синий цвет. Предполагаю, что в тот день именно синий соответствовал моему настроению, потому что погода всегда влияла на меня. Я выбрал бархатистое покрывало и повесил на стены несколько картин. Я разместил фотографии всех людей, которых любил, на каждой доступной поверхности. Улыбающиеся, счастливые лица окружали меня и согревали моё сердце. Это была замечательная комната, немного беспорядочная, но так идеально в полной мере отражающая то, какой я.

Когда мы подошли к кровати, я не смог сдержаться и бросил взгляд на фото, стоящее на ночном столике. Это была моя самая любимая фотография из всех, представленных здесь. Непринуждённый кадр, на котором аппаратура запечатлела Валеру и меня, когда мы не видели. Мы сидели на улице во время ланча. Я ел яблоко и выглядел невероятно беззаботным и счастливым, а Валера обнимал меня за плечи и улыбался, гладя на меня сверху вниз. Мы выглядели такими молодыми и влюблёнными. Я всегда буду ценить это фото. Оно почти заменило мне жестяную коробку с воспоминаниями, которую я потерял в огне. И теперь я создавал новые.

Я включил небольшой светильник рядом с кроватью, и комнату заполнило тёплое жёлтое свечение. У нас было время, чтобы раздеть друг друга. Всё было неспешно. Я ни капли не тревожился о том, что должно было произойти. Валера знал не только моё тело. Он также знал мои мысли и то, что я чувствую себя уютно. Мы провели вместе достаточно много времени, чтобы он узнал обо мне важные вещи. Он знал, где поцеловать, где пососать, а где нежно приласкать кончиками пальцев. Он мог заставить моё тело петь одним только взглядом.

Постепенно мы оба оказались обнажены, и я тяжело дышал, готовый для него. Мы легли на кровать вместе, наши тела переплелись. Он оставлял влажные поцелуи на моём плече и пробежался своими тёплыми ладонями вдоль моего позвоночника. Я прижимал его ближе к себе, вдыхая сладкий аромат, исходящий от кожи его шеи.

Он заглянул мне в глаза, и я мог сказать, что он уже знал, что я собираюсь сказать. В данный момент мы были настолько на одной волне, и я нисколько не удивился, что Русик знает, чего я хотел.

- Валерка, - пробормотал я, кончиками пальцев перебирая его волосы. - Я уже готов.

Его глаза были серьёзными. Он знал, что для меня это было серьёзное решение.

- Ты уверен? - спросил он.

Его глубокий голос раскатом прокатился в тишине комнаты.

Я уверенно кивнул, а затем он ещё раз поцеловал меня в лоб, унося в то особое место, в котором существовали только мы. Он гладил моё тело, доводя до крайней степени возбуждения, посасывал мои соски, заставляя задыхаться от удовольствия. Его руки скользнули вниз, умело лаская нежную плоть между моих ног. Он точно знал, как именно нужно надавливать и какие прикосновения нравятся мне больше всего. Очень скоро из моего рта вырвался вскрик экстаза, и оргазм обрушил на меня прекрасные, сладостные волны наслаждения.

Когда я вернулся из плавания в невесомости на землю, Валерка свесился с кровати, чтобы выудить что-то из своих брюк. Когда он нашёл их, то взял из заднего кармана бумажник и вытащил из него презерватив. Когда я вопросительно поднял бровь, глядя на него, Русик пожал плечами.

- Мне нравится быть готовым. Это что, блять, преступление? - проворчал он, а щёки его при этом покрылись лёгким румянцем.

Господи помилуй, он на самом деле смущён.

Я добродушно улыбнулся ему.

- Из тебя получился бы потрясающий бойскаут, - нараспев произнёс я.

Он улыбнулся в ответ, распаковал обёртку, прежде чем надеть контрацептив на себя. Я наблюдал за этой процедурой с широко раскрытыми глазами, очарованный его действиями. И уже было хотел протянуть руку и помочь ему. Мне было так любопытно. Так было всегда, когда мне хотелось изучить что-то новое, связанное с Валерой. Затем он снова лёг на меня, и мои ноги автоматически раздвинулись по обе стороны от его тела, позволяя ему устроиться. Я заглянул ему в лицо и увидел, что он как будто бы начинал нервничать. Русик тяжело дышал, а на лбу образовалась складка сосредоточенности. Я протянул руку и разгладил линии на его лбу, просто желая, чтобы он расслабился.

- Я знаю, что будет больно, - сказал я, прижимая пальцы к его губам, когда он недовольно нахмурился. - Но с этим ничего не поделаешь. Я доверяю тебе и хочу этого, - затем я прижался губами к его губам, смакуя вкус его. - Я хочу тебя, Валера.

Любовь, которой в тот момент светились его глаза, была таким прекрасным зрелищем. Русик со свистом выдохнул из своих лёгких весь воздух и улыбнулся своей ангелоподобной улыбкой, заставляя меня чувствовать себя желанным и защищённым.

- Я люблю тебя, - прошептал он, касаясь губами моей щеки. - Я постараюсь быть нежным.

Затем Валера принял удобное положение, и я ощутил, как он впервые прижимается ко мне.

Я знал, что это будет больно, и оно действительно так и было. Валера ощущался слишком большим, и мне было очень некомфортно. Это была жгучая боль, и с каждым движением его бёдер становилось только хуже. Русик старался успокоить меня и двигаться медленно, но я мог сказать, что для него это было нелёгкой задачей. Я закусил губу и вздрогнул, когда он вошёл в меня до упора. Казалось, прошла вечность с тех пор, как он начал входить в моё тело. Я выдохнул, хотя даже не знал, что задержал дыхание, и обнял Валеру за шею.

- Ты в порядке? - тихо спросил он.

Его голос казался напряжённым, словно ему было сложно контролировать себя.

Я кивнул и попробовал улыбнуться. Боль больше не была так ощутима. Она ещё не прошла, но стала терпимей. В этот момент я чувствовал себя так близко к нему.

Он занимался со мной любовью очень медленно, с бесконечной осторожностью входя и выходя их моего тела. Поначалу было неловко, но потом стало происходить нечто удивительное. Ощущение всё ещё были странным, но моё тело начало привыкать к нему. Я нерешительно стал двигать собственными бёдрами в такт с его и ахнул, когда Валера-младший коснулся определённой области, и от этого стало так хорошо. Я начинал понимать, что такого приятного в этом акте. Каждый раз, когда он подавался вперёд бёдрами, я чувствовал, как внутри меня вспыхивали искры. Я начал получать от этого удовольствие. Я обхватил Валеру за талию ногами, открываясь для него.

Сделав это, я тут же почувствовал, как Русик напрягся надо мной.

- Блять, - проворчал он.

Прижав меня крепче к себе, он стал задыхаться, резко и неконтролируемо толкаясь бёдрами. Когда он, наконец, кончил, то уткнулся лицом в мои волосы, тяжело дыша.

- Прости, - пробормотал он себе под нос. - Я хотел, чтобы тебе было хорошо.

Я улыбнулся и успокаивающе погладил его по тёплой коже обнажённой спины.

- Я люблю тебя, - прошептал я, целуя нежную кожу на его шее. - Это было прекрасно.

Под пологом багрового заката Горит душа, горит, А с плачущей душою без отрады Мой разум говорит:

- Что надобно тебе, скажи, больной? - Остановить у раны кровоток! - Ты не поможешь этому, стеная, Возьми мой накрахмаленный платок...

И убиваться следует потише, Уж скоро будет ночь. Тебя, быть может, кто-то и услышит, - А может - сгинет прочь.

- Спасибо. Я стараюсь прятать слёзы... Наверное, я слабая душа! Наивный! А думал, серьёзно Могу терпеть и ждать...

Я верил, что сбудется однажды, Что Он вернётся вновь! О, помню мрак и голос ночи страшный, Как в жилах стыла кровь,

Когда пришла прощальная записка... И почерком знакомого пера: "Мы, верно, были с вами слишком близко. Я понял не без муки - мне пора!"

- Да хватит горевать по этим строкам! И сердце уж остыло, не кричит. Тебе любая мелочь будет роком, И будешь сокрушаться без причин!

Тебе бы лёгкой встряски - Был бы толк... И будет всё, как в сказке! Да, кстати, где платок?..

- Он весь в моей крови и на пол брошен... О, видишь, я больной... Ты был в своих словах неосторожен И не прав,

Но что уж, я без силы. Дай мне спать. - Ну, раз так попросил, Не стану же мешать.

Под пологом последнего заката Лежала ночь, красива и нежна, И облака пушились белой ватой... А к ним летела мёртвая душа.