Идущий в никуда (глава 1)

Он шёл по дороге, слегка покачиваясь от слабости. Сумерки сгущались над чужим городом, в который поневоле его занесла судьба; скорее не судьба, а злая воля людей, которым он не сделал ничего плохого. Позади горел огнями железнодорожный вокзал, куда пару часов назад его привёз поезд. Впереди ждала неизвестность. Он так устал и ослабел, что думать, что делать дальше, сил не было. Можно было бы остаться на вокзале, но полицейский патруль, дважды проверив его паспорт, посоветовал Ему не задерживаться в здании. Денег на маршрутку не было, выход был один: идти. Фонари скудно освещали проезжую часть, а тротуара вообще не было - так близко подступили частные дома, которые наверное, здесь стояли ещё во время войны. Впереди светилась развилка. Машины обгоняли Его, обдавая брызгами. Хорошо ещё, что движение было одностороннее.

Вдруг впереди послышался шум мотора, визг тормозов и звук сильнейшего удара. "Это на развилке", - подумал Он и бегом бросился на звук аварии. Подбежав поближе, Он увидел машину, боком стоявшую у большого тополя. "Напишут: "Не справился с управлением", - автоматически мелькнуло в голове. Подбежав к машине, Он увидел, что в ней только водитель. Дверь со стороны водителя открыть было невозможно, так как именно этим боком машина и наехала на дерево. Рванув противоположную дверь, Он увидел, что водитель пристёгнут, да ещё сработали подушки безопасности. "Слава богу, все шансы остаться в живых", - с этой мыслью Он подобрался к водителю, отстегнул ремень безопасности и потянул водителя на себя. Но то ли подушка так сильно прижала парня, то ли последние силы оставили Его, и ничего не получилось.

- Ну помоги же мне! - простонал Он.

Парень молчал. "Видимо, от шока сознание потерял", - подумал Он. Из последних сил Он напрягся, и бесчувственное тело поддалось напору. Парень оказался не маленький, и Ему с большим трудом удалось вытащить его на газон. Тут Он заметил, что из левой руки потерпевшего ручьём льётся кровь.

Этого ещё не хватало!

Он вернулся к машине, нашёл в ней аптечку и начал перевязывать плечо водителю, то ли сильно пораненное осколками, то ли находящееся в состоянии открытого перелома.

Пока Он возился, подошли несколько человек, видимо, привлечённые шумом удара. Повернувшись к ним, Он крикнул:

- Вызовите скорую, у меня телефона нет.

Какой-то мужчина начал набирать 112.

Рядом с парнем на колени опустилась молодая женщина и стала слушать пульс. Он стрельнул у одного из зевак сигарету, но прикурить не успел, брошенный в реальность словами женщины, стоявшей возле водителя:

- Он мёртв.

Его как будто в солнечное сплетение ударили. Он бросился на колени и абсолютно автоматически начал делать искусственное дыхание. Его этому учили, и где-то в подсознании отложилась последовательность действий. Он не следил за временем, и только тихий голос остановил его:

- Уже 3 минуты прошло, оставь.

И тут волна отчаяния и гнева на несправедливость жизни, копившаяся в нём уже более полугода, заставила его изо всех сил ударить тело парня по грудной клетке. И раз, и ещё, и ещё.

- Ды-ши! Ды-ши! - заорал Он от отчаяния.

Вокруг послышались голоса: "Оттащите его", "У него крыша поехала". И вдруг женщина, стоявшая на коленях вместе с Ним, подняла руку:

- Сердце бьётся.

И как часто это бывает у толпы, окрики сменились аплодисментами и похвалами. Вдали завыла сирена скорой.

Он без сил опустился на мокрую землю и безучастно наблюдал за тем, как суетятся санитары, как врача обступали люди и что-то говорили ему, показывая на Него. Врач отошёл от толпы и приблизился к Нему.

- Да Вы герой, молодой человек! - проговорил врач густым голосом.

Он поднял голову, и свет фонаря упал на Его лицо. Врач остолбенел, взглянув в огромные уставшие зелёные глаза, потрясающе красивое лицо, обрамлённое светлыми, слегка вьющимися влажными волосами. "Боже милосердный, да это ангел!" - подумал ошарашенный врач. Ему не приходилось видеть таких лиц.

- В силу обстоятельств, - ответил Он чуть слышно.

Оправившись от лёгкого потрясения и услышав голос, врач спросил:

- С Вами всё в порядке?

Юноша безучастно кивнул.

- И всё-таки мы Вас осмотрим, пойдёмте к машине.

Он покорно встал, сделал пару шагов, и на него обрушилась темнота.

В себя он пришёл в машине "Скорой помощи". Так как его везли с пострадавшим и лежачего места не было, он полулежал на боковом сиденье, а медбрат настойчиво водил перед его носом ватой с нашатырным спиртом.

- Лев Иваныч, он очнулся, - радостно сообщил парень.

- Слава богу - пятнадцать минут в себя не приходил. Ну, сейчас до больницы доедем и определим, что с ним такое, - послышался знакомый голос врача. - А что со вторым?

- Сделали обезболивающее, сейчас вроде в сознании.

В голове гудело, но чувствовал Он себя вполне сносно. Машину трясло и подбрасывало на ухабах. И тут он вспомнил, что хотел сделать. Когда он вытаскивал водителя из машины, у того зазвонил телефон. На очередном светофоре он с трудом встал под возмущённые возгласы медбрата, вытащил из кармана куртки пострадавшего телефон, протянул его медбрату:

- Найдите телефон его родителей, скажите, что с сыном всё в порядке, и сообщите, куда вы его везёте.

- Парень дело говорит, - донёсся до них голос врача.

- Тут есть "па" и "ма".

- Звоните отцу.

Медбрат сделал в точности так, как ему сказали.

- Может, Вашим позвонить?

- Некому, - отрезал он.

Машина проехала ещё минут пятнадцать и остановилась. Его вывели из машины и сразу посадили на каталку. В здании больницы его отвезли в процедурный, взяли кровь на анализ и на некоторое время оставили в покое. Потом пришёл врач:

- Ничего не понимаю. Анализы в порядке, давление в норме, а сознание потерял. Давайте-ка, молодой человек, мы Вас до завтра оставим тут, понаблюдаем за Вами, ещё раз анализы возьмём, а там видно будет.

Его снова повезли - теперь уже в палату. Медсестра, которая Его везла, помогла раздеться и, так же, как и врач, поражённая Его лицом, спросила:

- Что-нибудь ещё?

Я очень хочу есть и пить, - чуть слышным голосом сказал Он.

Ужин прошёл, но я постараюсь что-нибудь придумать, - почему-то так же шёпотом сказала она и через несколько минут принесла бутерброды и бутылку воды.

- Спасибо большое, - впервые за многие месяцы улыбнулся он.

"За такую улыбку можно и звезду с неба... Вот только шибко молоденький. Эх, где мои 18 лет!" - подумала медсестра.

- Ну ладно, ешьте и ложитесь, Вам выспаться надо после такого стресса, - видимо, вести о событиях на дороге уже разнеслись по больнице.

- Вот только заснуть Ему не удалось. Сказалась голодовка, и желудок сразу отреагировал. Когда он, измученный, возвращался из туалета в палату, навстречу ему шла уже знакомая сестра. Лицо её выражало то ли тревогу, то ли озабоченность.

- Не спите? А Вашему другу делали операцию, и не хватило крови.

- Какая у него группа?

- 1-ая, резус положительный.

- У меня такая же, возьмите у меня.

- Ну, не знаю, Вы сами еле ходите.

- Это от бутербродов.

- Зря вы так, я Вам свои отдала, они свежие были, - обиделась девушка.

- Да нет, Вы не так меня поняли, не обижайтесь; бутерброды замечательные, это желудок виноват, - сказал Он, подумав: "Если скажу, что не ел трое суток, точно кровь не возьмут".

- Ладно, отведу Вас к врачу, а он решит...

Они почти побежали по коридору, ведущему к операционной. Сестра проскользнула в дверь, и через минуту появился врач.

- У Вас действительно 1-ая ?

- Да.

- Ну, похоже, что выхода у нас нет. Второй раз его спасаете. Идёмте.

Они вошли в какой-то кабинет, Его уложили на кушетку, вкололи иглу в вену и велели не шевелиться. Сознание Он потерял минут через пять, но это заметили только тогда, когда набрали необходимое количество крови. Его привели в сознание и отвезли в палату. Наконец, он смог заснуть.

Утром, а точнее ближе к обеду, он открыл глаза и увидел стоявшую возле его кровати женщину в белом халате.

- Ну и здоровы Вы спать, рыцарь, хотя, учитывая вчерашнюю ситуацию, это Вам только на пользу. Я Ваш врач, Наталья Сергеевна, и уже знаю обо всех Ваших подвигах. А теперь скажите: когда Вы последний раз ели?

- Вчера вечером.

- А до этого?

Он помедлил с ответом, а потом признался:

- Три дня назад.

- А мозги у Вас, Дима, есть? У Вас истощение, а вы кровь сдавать...

- Выхода не было.

- Выход есть всегда. Ну да ладно, чего уж сейчас об этом. Значит так, сейчас Вам поставят капельницу, потом принесут немного поесть; много нельзя.

- Я это вчера ещё понял.

- Да, сестра рассказала, как Вас покормила, и, судя по всему, пища Вам впрок не пошла.

- Она пошла в другое место.

- Он ещё шутит! Всё поняли?

- Да, спасибо, Наталья Сергеевна. А что с пострадавшим?

- Благодаря Вам он жив и лежит рядом с Вами, вон там, у окна, вдруг Вы надумаете его третий раз спасти. Да, кстати, кому позвонить, чтобы Вас навестили?

- Некому. А когда меня выпишут?

Не торопитесь, нам придётся Вас обследовать. Истощение - это моя догадка. Мы не можем рисковать жизнью такого мужественного и красивого молодого человека. Ну всё, сейчас принесут капельницу, а я ещё зайду.

Он лежал под капельницей, в голове было абсолютно пусто, пару раз Его отвлекали сестры, которые под разными предлогами заходили посмотреть на "потрясающе красивого", по словам сестры, которая ставила капельницу, пациента. Сосед продолжал спать и стал приходить в себя, когда Он уже ел обещанный обед, который трудно было назвать обедом, но, вспомнив вчерашние последствия после бутербродов, Он был рад и этому.

Как только сосед пришёл в себя, к нему сразу вызвали врача. Тот осмотрел его и, видимо, остался доволен, так как разрешил родственникам навестить больного. Через минуту в палату ворвалась заплаканная женщина и вошёл высокий мужчина. По взаимным восклицаниям Он понял, что это мать и отец парня.

- Что со мной произошло? Помню только удар и боль, - сказал парень.

- Не волнуйся, у тебя небольшие повреждения руки и сотрясение мозга. Мы потом тебе всё расскажем, - ответила женщина, потом неожиданно встала и подошла к Его койке. - Мы не знаем, как Вас благодарить, нам всё рассказали, - сказала она Ему.

- Как Вы себя чувствуете? - спросил мужчина, вглядываясь в его лицо.

- Нормально, это же не я в тополь въехал, - просто ответил Он.

- Так я в дерево врезался? - спросил парень, приподнявшись. - И за что спасибо?

- Да, сынок, ты врезался в дерево, а молодой человек оказал тебе помощь, - обернулась к сыну мать.

И тут впервые Он разглядел лицо парня; до этого он как-то даже не смотрел на него. Красивые вьющиеся тёмные волосы до плеч, голубые, как небо, глаза, обрамлённые длинными густыми черными ресницами, чувственный рот и нос с горбинкой.

Тут парень застонал. Мать с отцом подошли к нему.

- Что случилось, Даня?

- Да, видимо, обезболивание проходит. Как же я буду плавать? - хрипло ответил он.

- Я сейчас врача позову, - мать, хрупкая невысокая женщина, быстро выбежала из палаты и вернулась с врачом.

Тот подтвердил, что рука некоторое время будет болеть, но он назначит обезболивающее на первое время.

Родители, по настоянию врача, вышли, обещая навестить их завтра.

- Ещё раз спасибо, и храни Вас бог, - на прощание сказала Ему женщина, а отец подошёл и молча пожал руку.

Некоторое время в палате стояла тишина, потом её прервал хриплый голос соседа:

- Меня зовут Даниил, для друзей - Даня.

- Меня Дима, приятно познакомиться.

- Так это ты меня спас?

- Собственно говоря, просто вытащил из машины. Даже скорую не я вызывал, у меня телефона нет, - и, чтобы избежать подробного рассказа, Он вышел в коридор.

Вернувшись, он застал Даню сидящим на кровати.

- Ты с ума сошёл? - спросил Он.

- Просто проверяю, что у меня не работает. Похоже, только рука. Тогда к чему весь сыр-бор с операцией?

- У тебя был открытый перелом со смещением, и ты потерял много крови.

- Понятно. Плавание моё накрылось.

- Кто знает, может, заживёт, и всё будет нормально, - постарался успокоить его Он.

- Может быть, - грустно сказал Даня, - но рекордов мне теперь не видать; я же мастер спорта, хотел плавать.

- Поверь мне, люди и с более серьёзными травмами ставили рекорды.

- Ладно, ты не мог бы помочь мне лечь? Рука не сгибается.

- Да, конечно.

Он подошёл к кровати соседа и помог ему лечь. Но странный, остановившийся на Нём взгляд заставил его спросить:

- Всё в порядке?

- Боже, я тебя только сейчас разглядел. Тебе говорили, что ты очень красивый, а таких глаз вообще не бывает?

"Говорили, только толку от этого мало", - подумал Он, а вслух произнёс:

- Это на тебя так наркоз действует. Отдыхай.

На следующий день пришла мама Дани и принесла много вкусной еды, и Он, тронутый такой заботой, не отказался от еды и не стал объяснять, что строгая Наталья Сергеевна назначила ему недельную диету. Чтобы не мешать, Он вышел в коридор.

Через полчаса из палаты вышла мама Дани, подошла к нему и, ничего не говоря, поцеловала его в лоб и обняла. Уходя, обернулась и произнесла:

- Присмотри за ним, пожалуйста. До свидания.

- Мы в ответе за тех, кого приручили, - неожиданно вырвалось у Него. - До свидания.

Он вернулся в палату, но, не дойдя до своей койки, услышал:

- Подойди сюда, пожалуйста.

Он подошёл и вопросительно посмотрел на Даню.

- Сядь. Дай руку.

Он сел и протянул руку. Даня крепко её пожал и, не выпуская из своей, продолжил:

- Мне мама всё рассказала, я, честно говоря, даже сначала не поверил в то, что так бывает. Что один человек дважды за один вечер мог такое сделать.

- Поверь, это стечение обстоятельств, и я ничего особенного не сделал.

- Какое, на фиг, стечение обстоятельств! Мать уверена, да и я тоже, что это судьба.

Чтобы уйти от смущающего его разговора, Он просто пожал плечами и попытался высвободить руку. Но Даня руку не отпустил:

- Ты понимаешь, что ты мне теперь больше, чем брат, и я вряд ли смогу с тобой расплатиться?

- А я разве что-то прошу или требую?

- А тебе и не надо, я сам постараюсь отдать тебе долг.

- У тебя точно сотрясение мозга. Предлагаю свою дружбу, и этого достаточно, забудь бред о долге. Будем друзьями - и мы в расчёте.

- Можешь считать меня своим другом, а я буду считать тебя своим братом.

- Ладно, брат, расслабься, в тебе есть немного моей крови.

- Знаю. Расскажи мне о себе.

- Давай в другой раз, на сегодня эмоций хватит.

Утром в палату пришла Наталья Сергеевна с каким-то врачом, который долго слушал Его, простукивал Ему грудную клетку и в заключение сказал:

- Я думаю, Ваши опасения напрасны, Наталья Сергеевна. Надо сделать ещё одну энцефалограмму, но, на мой взгляд, у него всё нормально.

Потом он повернулся и спросил:

- Раньше на сердце не жаловались?

- Я и сейчас не жалуюсь.

- Ну вот, как я и предполагал.

Они вышли, и Его поразил встревоженный взгляд Дани.

- Ты чего?

Даня смутился и сказал:

- Я подумал, что у тебя что-то серьёзное.

- У меня всё нормально.

Он откинулся на подушку и задумался. С одной стороны, ему не нравилась больница, раньше Он лежал в больнице только один раз - с воспалением лёгких. С другой - Ему некуда было идти, и у Него не было ни копейки денег. От этого "некуда" Ему стало так горько, что Он уткнулся лицом в подушку, чтобы не заплакать.

Вдруг кто-то сел на Его кровать и положил руку Ему на плечо.

- А я думаю, что не всё! - раздался голос Дани. - Рассказывай, ты обещал.

И Ему вдруг страшно захотелось с кем-то поделиться своим горем, но он понял, что если начнёт рассказывать, то не выдержит и заплачет. Он перевернулся и увидел голубые глаза, смотревшие на него с сочувствием, и ещё было что-то в этом взгляде, что Он не мог объяснить.

- Ладно, слушай. Только факты, на подробности у меня сил не хватит, согласен?

- Да.

- Полгода назад у меня умерла мать, отец погиб в автокатастрофе давно, я его совсем не помню. У меня нет родственников, мама и папа были из интерната. Я коренной москвич. Оказавшись один, я остался без денег, все мамины сбережения ушли на похороны, даже не хватило, и я влез в долги. Чтобы их отдать, я решил продать свою квартиру в центре, благо она была записана на меня, и купить поменьше, где-нибудь на окраине, но нарвался на "чёрных" риэлтеров. Их главный пытался меня соблазнить, обещал оставить мне квартиру, расплатиться с долгами и искупать в золоте. Я не согласился и был уверен в том, что они меня убьют. Но этот главный по какой-то причине выбрал другой путь. Меня силой напоили водкой с какой-то гадостью, засунули в полубессознательном состоянии в поезд. Очнулся я только в вашем городе, без денег, но хоть с паспортом. Всё. Если кому-нибудь расскажешь об этом, ты мне не друг.

Он выпалил всё это скороговоркой и, чтобы не разреветься, снова уткнулся лицом в подушку. Даня помолчал, а потом выдал странную фразу:

- У тебя теперь всё будет хорошо. Я костьми лягу, но никто и никогда тебе не сделает больно. Я клянусь.

От неожиданности Он даже растерялся - столько гнева и ещё чего-то прозвучало в голосе юноши. Потом он решил всё перевести в шутку:

- Ну-ка, ну-ка, поподробней, как ты меня, а главное, от кого будешь защищать?

Глаза у Дани горели, голос дрожал:

- Не важно, тебя никто не посмеет обидеть, ты мой брат, и я за тебя умру, если понадобится.

- Даня, успокойся, вот уж не ожидал такой реакции! - и, неожиданно даже для самого себя, Он добавил: - Сегодня вечером я уйду из больницы, нечего мне здесь делать.

- И куда ты пойдёшь?

- Мир велик.

- Посмотрим.

Чтобы не продолжать этот разговор, Он вышел из палаты. Вдруг он услышал грохот. Он стрелой кинулся назад. Тумбочка и стул лежали на полу, а Даня сидел на его кровати и закрывая лицо подушкой, плакал. Он подсел к нему, положил руку на плечо и тихо сказал:

- Это мне нужно плакать. Не раскисай, мне и так на душе хреново, мне больше нравится, когда ты улыбаешься.

- Зато ты никогда не улыбаешься, - всхлипывая, проговорил юноша с фигурой атлета, а лицом и душой - малыша.

- Жизнь отучила. Меня уже ничто не радует - ни прошлое, ни настоящее, ни будущее. Поэтому не усугубляй и заканчивай плакать.

- Ладно, но ты помни мою клятву. Я никогда так серьёзно ни говорил, и никогда ни в чём ни клялся.

- Это правильно. Говорят, клясться - это грех.

этот момент в палату вошёл папа Дани.

- Сын, ты плакал? И что у вас тут за боевые действия? Мебель раскидана... Вы что, поссорились?

- Нет, па. Да рука долбанная, ноет и ноет, - соврал парень.

- Ну ты же мужик, терпи. Никогда тебя в слезах не видел. А нет, когда умер Терри, ты расплакался... Терри - это наша собака, в прошлом году умерла от старости, - пояснил Ему папа Дани. - Так. Я ненадолго. Тут мама передала еду, сама после работы забежит. Дима, а у тебя как дела?

- Да я не знаю, зачем меня тут держат.

- Значит, так надо. Я с тобой хотел поговорить, но тороплюсь. Завтра, ладно?

- Ладно.

"О чём, интересно? Впрочем, завтра меня тут не будет", - подумал Он.

Даня встал.

- Па, пойдём я тебя провожу.

- А тебе можно?

- У меня же рука сломана, а не нога.

- А сотрясение?

- Похоже, нет сотрясения. Меня не тошнит, голова не кружится, так что всё нормально.

Он остался в палате один и всё размышлял над словами Дани. Его никогда и никто не защищал. Да и нужды не было. В школе его любили - девчонки за красоту, а пацаны за то, что он сам всегда готов был прийти на помощь, касалось ли это драки или списывания контрольной.

Даня вернулся в палату сияющим.

- Вот таким ты мне больше нравишься. Что случилось? Рука ныть перестала?

- Ну должен же я был объяснить, с чего это здоровенная детина плачет. А радуюсь я тому, что снова убедился в том, какой у меня классный отец.

Тогда Он не придал значения этим словам, и только вечером стало всё понятно.

Ближе к 6-ти часам Он начал собираться. Заранее разведал, как можно проскочить мимо дежурной сестры, и узнал, во сколько запирают служебный ход. Подошёл к Дане и сказал:

- Ну всё, брат, мне пора. Ты не думай, я твои слова серьёзно воспринял, но вешать свои проблемы на тебя не буду, ты мне всё-таки друг. Кстати, единственный и, надеюсь, настоящий.

- А ты мне брат, и, пожалуйста, дождись маму - хоть еды в дорогу возьмёшь и попрощаешься заодно.

Он удивлённо посмотрел на Даню.

- Ты прав, попрощаться надо.

Через некоторое время пришла мама Дани, и не одна. Вслед за ней в палату вошёл отец. Мама поцеловала Даню, а потом неожиданно подошла к Нему и тоже поцеловала его. "У них, наверное, так принято", - подумал Он.

- Ну, дорогие мои, выглядите вы отлично, и это радует.

Отец стоял в дверях и как-то странно смотрел прямо Ему в глаза. Он не отвёл глаз, хотя не мог понять столь пристального внимания к нему. К тому же папа Дани собирался прийти только завтра. "Хоть на прощание узнаю, как их зовут", - решил Он.

Отец Дани прошёл в центр палаты, по пути захватив с собой стул. В комнате повисла пауза. Он решил им не мешать и поднялся, чтобы выйти в коридор.

- Димоша, подожди, останься, - раздался голос мамы Дани, которая выкладывала пакеты из сумки в тумбочку.

Его как обухом по голове ударили эти слова. Точнее одно слово - "Димоша". Так его называла только мама, да и мало кто знает, что есть такое ласково-уменьшительное имя. Он замер, постоял, чтобы прийти в себя, и вернулся на свою койку.

- Дима, нам надо поговорить как взрослым людям, - слова отца заставили Его насторожиться.

Он пробовал быть взрослым, однако закончилось это плачевно.

- Давайте поговорим.

- Даня мне всё рассказал, и я посоветовался с Катей...

"Вот как её зовут", - мелькнуло в голове.

- Что Даня рассказал? - прервал Он отца Дани.

- Рассказал про твои несчастья.

- Даня, я просил тебя молчать! Теперь ты мне не друг, - он почему-то не мог сердиться на этого парня, и его слова прозвучали каким-то мягким упрёком, без следа гнева.

- А я тебе не друг, а брат. И уже говорил это. Если ты не видишь разницы, то я вижу, - абсолютно спокойно парировал Даня.

- Вы мне дадите продолжить? - спокойно сказал папа Дани. - Так вот, мы посоветовались и решили кое-что тебе предложить. Ты человек взрослый и вправе решать свою судьбу сам, но я надеюсь, что ты не только взрослый, но и умный.

Он сидел молча и смотрел прямо в глаза говорившему.

- Так вот, мы предлагаем тебе самый разумный выход из ситуации. Ты остаёшься у нас, у меня есть связи в Москве, мы выясняем всё про твою квартиру, а потом видно будет.

- И что будет видно? Квартиры больше нет. Я не стал вдаваться в подробности, когда рассказывал Дане об этом, но они меня держали взаперти и впроголодь 18 дней, до того как сунуть в поезд. Это время им потребовалось для того, чтобы переоформить квартиру. Хотя подписать что-нибудь они меня заставить не смогли. Бить меня запретили...

- Главарь? - спросил Даня.

- Наверное. Шантажировать меня было нечем, я ожидал, что меня всё равно убьют, когда квартира перейдёт им.

- Так на оформление документов тебя не водили, и ты ничего не подписывал? - спросил отец Дани.

- А зачем? Там всё куплено. Вы думаете, я один такой лох? Да они пачками эти квартиры как бы покупали, а хозяева исчезали навсегда.

- Ладно, с этим мы разберёмся. Сейчас нужно решить - принимаешь ты наше приглашение или уходишь неизвестно куда.

В палате воцарилось молчание. Он думал, что, конечно, проще всего принять предложение и получить какую-то передышку, а уйти он всегда сможет. И ещё он думал о том, что нечестно так поступать с этими людьми. Ни они его не знают, ни он их, хотя последнее не имело значения. Ещё до всего этого он думал, что Даня, искренний и добрый, стал для него действительно братом, и он, уйдя, обязательно к нему вернётся. Подспудно его душа, истосковавшаяся по ласке и нежности, тянулась к этой семье. Но нет, Он не может так поступить.

- Спасибо вам всем за то, что вы есть и что пытаетесь для меня что-то сделать. Даня - я тебе брат навсегда, мы ещё увидимся. Но, по чести, я не могу так поступить. Простите и до свидания.

Он встал, дошёл до двери, но путь ему преградил Даня. Он сильно прижал Его к себе и на ухо ему сказал:

- Если ты сейчас уйдёшь, то у тебя не будет брата, потому что меня не будет. Второй раз поклясться?

Он отшатнулся, как будто его ударили током.

- Ты с ума сошёл?

- Да.

- Это шантаж!

Выйди отсюда, и посмотрим, что это.

Он ошарашенно огляделся и увидел, что Катя, мама Дани, тихо плачет. Этого он вынести не мог. Он бросился к Кате, робко обнял её и прошептал:

- Не плачьте, пожалуйста, не плачьте, я останусь, даже если придётся ночевать на кухне.

- Ты, наверное, шутишь. У нас свой дом, ты можешь выбрать любую комнату из пяти свободных. А, ну понятно, Даня не соизволил тебе рассказать об этом, и ты решил, что нас стеснишь, - голос отца Дани звучал спокойно, но было понятно, что вся эта сцена не оставила его равнодушным.

- Да он и не спрашивал, - попытался оправдаться Даня.

- И как бы это, по-твоему, выглядело? - Катя уже успокоилась, теперь она смотрела на этого невероятно красивого юношу и думала о том, что внешность полностью соответствует его душе. - Он невзначай интересуется, можно ли у нас перекантоваться? Боже, какой ты ещё глупый, Даня.

Она сразу согласилась с мужем, когда он рассказал историю Димы. Только её смутила его реакция, когда она его назвала Димошей. - Дима, извини, что назвала тебя Димошей, тебе, видимо, это неприятно.

- Так меня называла только мама.

- Ещё раз извини, я не знала.

- Вам не за что извиняться, мне будет приятно, если вы меня будете так называть.

- И я? - весело спросил Даня.

- Куда ж от тебя деться! - ответил Он и тут же оказался в Даниных объятьях.

Странная дрожь пробежала по всему Его телу. "Блин, я как-то странно реагирую на этого парня".

- Ну вот и отлично. Долечивайтесь. Я говорил с врачом Димы, его мы заберём завтра, а Даню отпустят в понедельник.

- Па, а тебе не приходило в голову, что в субботу и воскресенье врачи отдыхают. И какой смысл мне здесь одному торчать?

- Они хотят сделать контрольные анализы, а потом отпустить тебя.

- Ну пап, у меня рука сломана, а не желтуха. Пусть завтра сделают анализы, и если они им не понравятся, то в понедельник я вернусь. Поговори, пожалуйста, с моим врачом.

- Ладно, поговорю, но гарантию дать не могу.

- Ну, если мне понятно, что это глупо, он-то точно согласится.

Отец Дани обвёл всех взглядом. Катя радостно улыбалась, Данька аж светился, Дима же сидел, понурив голову, и о чём-то думал. Мужчина подошёл к нему, ласково потрепал светлые кудри, и сказал:

- Всё наладится, и всё будет хорошо.

Он поднял глаза, и отец Дани увидел, что огромные зелёные глаза парня стали бездонными, и обычное выражение апатии и тоски сменилось на сотни золотистых искорок, которые изнутри освещали взгляд. "Правду говорят: глаза - зеркало души, и, судя по всему, я всё правильно сделал", - подумал отец Дани.

- Ну всё, мы пойдём, а вы ужинайте и ложитесь спать.

Катя подошла к Дане, обняла его и поцеловала в обе щеки:

- Ты мой герой, но я ещё выясню, чем ты шантажировал Димошу, - она с какой-то гордостью произнесла это имя.

Потом она подошла к Нему и тоже обняла парня:

- Не сомневайся, ты принял правильное решение, как, впрочем, и все мы.

Когда они шли по коридору, она спросила мужа:

- Ты видел эти глаза?

- Что-то невероятное. Вот уж мать природа над ним потрудилась.

- И ещё любовь матери.

- Не поспоришь, но знаешь, странно это: Даньку я воспитывал так, чтобы он был готов к жизни, мог бороться и побеждать. А Димошу хоть под стеклянный колпак с сигнализацией ставь. Столько извращенцев вокруг, хоть маску на него одевай. Хочется защитить его от всего мира.

- Ты его тоже Димошей называешь? - удивилась она.

- Ну, во-первых, он сам попросил, а во-вторых, не могу почему-то по-другому после того, как увидел, как отогрелись его глаза.

- У тебя к нему отцовские чувства.

- Да, я наблюдал за ним и - честно скажу - гордился им, как гордился бы Данькой.

- А ты ему ещё денег сунуть хотел!

- Да, это была бы самая большая моя ошибка. Хорошо, что Даня вовремя мне всё рассказал.

- И всё-таки ты молодец, что так решил.

- Прости, мы вместе решили.

- Вместе, конечно, вместе.

родители ушли, Даня принялся доставать еду из пакетов, а Он повалился на койку и отвернулся к стене. Когда шум разворачиваемых пакетов и газет затих, Даня спросил:

- Есть идёшь?

- Не хочется, спасибо.

- Ну что опять случилось? - в голосе Дани послышалась грусть.

- Ничего, просто не хочу есть.

- Слушай, как это будет выглядеть- я со сломанной рукой тащу здорового парня?

- Не надо меня тащить.

Я принесу тогда тумбочку к тебе.

- Вот настырный, - сказал Он, вставая с постели.

Пока они ели, Он внимательно разглядывал лицо друга, пытаясь понять, почему при звуке его голоса у Него замирает сердце, а когда его нет рядом, когда он где-нибудь на процедурах, тоска накатывает и хочется пойти и найти его. "Странно всё это"...

- Ну что ты смотришь? Хочешь, чтобы я поперхнулся и тебе пришлось бы меня снова откачивать? - поднял на Него глаза Даня.

- Да я ещё подумаю, стоит ли. Просто я думаю, можно тебе доверять или нет.

- А ты думал, я отпущу тебя на все четыре стороны? Вот если бы мне было всё равно, тогда да, даже пальцем не шевельнул бы. А мне не всё равно. Как ты маме сказал: "Мы в ответе за тех, кого приручили"? Экзюпери, если не ошибаюсь. Так вот, приручил - отвечай. И ещё: некоторые прирученные тоже чувствуют ответственность за тех, кто их приручил.

- Ладно, проехали, но на будущее, если я тебя прошу никому что-то не говорить - молчи.

- Я сам решу, говорить или нет. У тебя свои какие-то заморочки, а я должен становится лжецом и трусом и молчать в тряпочку, раз ты меня попросил. Нет, так не будет, ты, конечно, умнее, красивее и всё такое, но моё мнение - оно моё.

- С чего ты взял, что я умнее?

- Недели хватило, чтобы кое-что про тебя понять.

- И что ты понял?

- Что в башке твоей полно тараканов, но ты мне и такой нужен.

- Спасибо, особенно за тараканов.

- Просто ты всё усложняешь. Может, это в твоей натуре, но я предпочитаю в лоб говорить правду, не лгать и не изворачиваться.

- Я что, лгал вам?

- Лгал, тебе не хотелось уходить. И если бы я не встрял с угрозами, ты бы потом жалел...

- А ты правда сделал бы то, о чём говорил?

- Надо было выйти и проверить.

- Не сделал бы. О матери с отцом бы подумал и не сделал.

- Может быть, но сработало. А потом, если бы ты вышел, я тебя скрутил бы, несмотря на руку, и заставил бы выслушать доводы отца и мамы.

- Типа, добро должно быть с кулаками.

Вдруг разгоревшийся взгляд Дани погас, он опустил голову и тихо сказал:

- На тебя я никогда бы руку не поднял; не слушай меня, я, как дурак, упал бы просто перед тобой на колени, но глупость совершить не дал бы.

- Даня, никогда и ни перед кем не падай на колени.

- Вас трое, перед кем мне не стыдно это сделать. Мама, папа и ты.

- Слушай, малыш, что такого великого я сделал для тебя? Просто оказался в нужное время в нужном месте.

- Я уже думал про это, но когда я тебя узнал поближе, то сказал это уже не из чувства благодарности, - Даня, как пацан, шмыгнул носом. - Ты не такой, как все, и мне никогда не найти другого такого друга и брата.

- Ага, ещё и судьбу сюда приплети, - напрягся Он.

- А ты восстанови в памяти последовательность событий и, думаю, поймёшь, что это именно судьба.

- Значит, я тебе нужен зачем-то?

- Сам знаешь, что нужен, и не зачем-то, а просто нужен.

В груди стало тепло, и Он почувствовал, что этот парень сейчас ему дороже всех на свете.

- Слушай, как мне тебя называть?

- Как хочешь.

- А как тебя друзья называлю?

- У меня было много приятелей, но ни одного друга. А называли по-разному: Димон, Димыч, просто Дима. В зависимости от того, что кому нужно было.

- А почему друзей не было?

- Просто никто меня не хотел защищать и отдавать за меня свою жизнь, - Он улыбнулся, и Даня замер от неожиданности.

- Ты что, остолбенел?

- Ты улыбнулся.

- Да, и что?

- Ради меня, прошу, улыбайся почаще.

- Давай мне повод.

- Я всё сделаю, только чтобы эта чудесная улыбка не сходила с твоего лица, - абсолютно серьёзно ответил Даня.

- Тогда я буду похож на идиота. А у тебя много друзей?

- Знаешь, я только сейчас об этом задумался. У меня, похоже, тоже одни приятели. Есть парень, мы с ним давно... хотел сказать "дружим", а сейчас подумал, что не дружба это вовсе была. Мы даже не ссорились серьёзно ни разу, а ведь друзья ссорятся, потому что не безразличны друг другу.

- Ну вообще да, хотя я хотел сегодня на тебя разозлиться за то, что ты отцу всё разболтал, и не смог.

- Я это заметил. Наверное, ты понял, что я не из подлости так поступил.

- Понял, и сейчас благодарен тебе за это. У тебя замечательные родители.

- Это точно.

- Ну, ладно, спасибо за ужин, и давай спать.

Он вернулся на свою койку, а потом произошло, что то, что он сам не смог объяснить даже себе. Он вернулся к сидящему Дане, взъерошил его тёмные густые волосы и поцеловал парня в лоб, затем сказал:

- Спасибо тебе, брат.

Даня так и застыл, не ожидая такого проявления чувств, поэтому ничего не ответил. А Он полночи потом проворочался. И странное дело, о чём бы Он не думал, все мысли возвращали его к Дане.

На следующий день в обед приехала Екатерина Дмитриевна... Он ещё утром узнал, как зовут родителей Дани. Тот в своей непосредственности был неподражаем - хлопнул себя по лбу и, светя всеми всеми своими зубами, сказал:

- Вот я дебил, даже не подумал, что ты имён их не знаешь. Маму зовут Екатерина Дмитриевна, а отца - Антон Сергеевич. Кстати, знаешь, почему она тебя Димошей назвала?

- Очень хочу знать, это имя почти никто не знает, обычно зовут или Митей или Димулей.

- Так вот, бабушка моя так называла деда, ну и мама, по старой памяти, так назвала тебя. Вообще она очень за тебя переживает. Но самое удивительное было вчера, когда я с отцом разговаривал. Я, конечно, кое-что приукрасил, ты же мне только факты рассказал. Ну и вот, я описываю, как тебя в багажнике везут на вокзал, а у него слеза по лицу течёт, он её даже не стёр. В жизни не видел отца плачущим. Ты всех здесь заставляешь или плакать, или радоваться.

- Откуда ты знаешь, что меня в багажнике везли?

- Говорю же - приукрасил.

- Значит, у тебя с теми бандитами фантазия в одну сторону работает. Меня на вокзал не в багажнике везли, но действительно на день засунули в багажник без воды, а вечером вытащили и повезли на вокзал.

Данька побледнел:

- Ты же мне про это не говорил.

- Что и удивительно.

- Прости, Димоша.

- За что? Не ты же это сделал.

Даня обнял Его:

- Не знаю, какую-то вину почувствовал.

Ему захотелось обнять этого бесхитростного парня, но что-то остановило его.

- Забудь, и я постараюсь забыть.

Из больницы они приехали к дому, построенному по типу шале, он был двухэтажный, но впечатление было такое, что это длинный одноэтажный дом с надстройкой. Он выгодно отличался от полудворцов, стоявших рядом, которые строили богатые люди, теша своё самолюбие обилием безвкусных колонн, башенок и флигелей.

И внутри ему очень понравилось. Не было вычурности, холодного хай-тека, было видно, что тут живут люди, любящие уют. Одна из свободных комнат, которые они с Екатериной Дмитриевной обошли, находилась на втором этаже, она ему понравилась, а отдельный вход позволял, не мешая хозяевам, приходить и уходить незаметно. Видимо, это прельстило и Даню, его комната находилась рядом.

- Ну, располагайся, а я займусь ужином, - сказала Екатерина Сергеевна, погладила его белокурую шевелюру и пошла на кухню, на первый этаж.

Она не упускала случая выказать ему свою симпатию, но делала это искренне, непосредственно, не ставя Его в затруднительное положение.

Он опустился в удобное кресло. Мысли опять закрутились вокруг Дани. Он начинал бояться привязаться к кому-то, потерять его и опять страдать. И ещё его беспокоило то, что Даня привлекал его не только своим лучезарным характером, искренностью, максимализмом и добротой. У Него часто появлялись мысли о красоте друга, о его красивых огромных голубых глазах, обрамлённых очень длинными густыми чёрными ресницами, чувственных губах и потрясающе красивой атлетической фигуре. Он никогда не думал о своей ориентации. У него были девушки, но до секса дело не доходило, он мало проявлял интереса к этому вопросу, а откровенное приставание к Нему со стороны некоторых из них отталкивало его. Из-за Его красоты к нему проявляли интерес и мужчины, и юноши, а главарь банды, которая его ограбила, так и вовсе прямым текстом сказал, чего он от Него хочет. Но вопрос об отношениях с мужчинами он даже не рассматривал. Он спокойно относился к геям и даже был знаком с некоторыми из них. Единственное, что его раздражало, так это их манерность и навязчивость - не всех, но многих. И вот теперь это наваждение...

Для себя он решил не давать волю чувствам, хотя с Даней это было очень сложно сделать. "Получается, я скрытый гей. Хрень какая-то! - эта мысль потрясла Его. - Этого ещё не хватало".

этот момент в комнату вошёл предмет Его размышлений.

- Привет, Дим-Дим! - улыбка сияла на Данином лице.

- Привет, Дань-Дань! - на эту улыбку трудно было не ответить.

- Вот, я же сказал, что ты будешь у меня улыбаться.

- Это я из вежливости.

- Врёшь, просто ты рад меня видеть.

- Самонадеянный тип! - опять улыбнулся Он.

Действительно, Даня пропал сразу после приезда из больницы, и Он был рад его вновь видеть. Он снова улыбнулся.

- Ну вот опять. Вежливость тут не при чём.

- Ты что, все мои улыбки считать решил?

- Пока это не станет нормой - буду! - и Даня показал язык. - Это тебе.

В Него полетел большой пакет.

- Что это?

- Бомба! Открой и посмотри.

- Остряк.

Он стал доставать из пакета вещи. Это были брендовые джинсы, и Он примерно представлял, сколько они стоят: кроме того, две чёрные майки, две чёрные рубашки, кожаная куртка и "казаки". Всё было подобрано так, как будто это Он всё выбирал. Неожиданно настроение испортилось.

- От кого это?

- Догадайся.

Он не торопясь аккуратно сложил всё снова в пакет.

- Спасибо, у меня своя одежда есть.

- Ну да, бомжовский вариант. Ты посмотри на себя!

Его одежда, хотя и приличная, сильно пострадала во время Его подвигов на дороге.

- Значит я по статусу, типа, не туда попал. Извини, забери свои шмотки.

Даня пулей вылетел из комнаты, хлопнув дверью. На шум пришла Екатерина Дмитриевна.

- Что тут у вас творится? Даня заперся в комнате и, судя по голосу, рыдает.

- Я не хотел его обидеть. И не знаю, что делать.

- Рассказывай.

Он рассказал о том, что произошло, и объяснил, что дурацкая гордость не позволила ему принять этот подарок, хотя Он понимает, что Даня сделал его от чистого сердца. Ему почему-то легко было искренне разговаривать с этой красивой и доброй женщиной.

- Да, с чувством такта у сыночка туговато, - задумчиво проговорила Екатерина Сергеевна. - Но и ты, братец, не прав. Мог бы поломаться, а подарок принять; сам говоришь, что он сделан от чистого сердца, а сердце у Дани чистое. Он же домой даже не зашёл, о тебе побежал заботиться.

- И что теперь делать?

- Одень то, что он подарил, если подходит, и попытайся помириться с ним. Не получится - я вмешаюсь. Тебе одежда хоть понравилась?

- Как будто сам выбирал, - улыбнулся он.

- У тебя чудесная улыбка. А сейчас примерь всё и прямо в одежде иди мириться. Насколько я знаю своего сына, он не злопамятный и сейчас лежит и раздумывает, как бы всё утрясти.

Он так и сделал. Случайно или нет, но все вещи оказалось впору, кроме рубашек. Они были великоваты, но их можно было носить поверх футболки, не застёгивая.

Он подошёл к Даниной комнате и постучал. В ответ упрямо молчали.

- Ладно, не открывай. Только скажи, ты мне это подарил, как мажор бомжу или как брат брату.

- Как мажор бомжу, раз бомж ещё и дурак.

- Тогда посмотри в окно.

Он вышел во двор. Недалеко стоял мангал. Он подтащил его к Даниному окну и стал доставать свою старую одежду, которую захватил с собой, и, прокладывая её газетами складывать в мангал, затем всё это поджёг. Дым ел глаза, но Он не торопился, давая Дане остыть, зная, что тот за ним наблюдает. Потом Он залил недогоревшую одежду водой, сложил её в мешок для мусора, отнёс мангал на место и стал подниматься к себе. Возле своей комнаты стоял заплаканный Даня. Он рванулся к нему и, не сумев сдержать чувств, обнял Даню:

- Прости меня, идиота, я был не прав. И никогда не смей из-за меня плакать, никогда.

Объятье почему-то затянулось, наконец, Он, найдя в себе силы, слегка отстранился от парня:

- Обещаешь?

- А из-за кого я в последнее время постоянно плачу, как девчонка? - Даня уже улыбался, и опять Он увидел в его глазах это странное выражение.

- Спасибо, Дань-Дань.

- Тебе понравились шмотки?

- Да, ты уловил мой стиль. Можно было и что-нибудь подешевле взять, но в том же ключе.

- Ну ты нахал! Где бы я тебе это всё нашёл бы подешевле за полчаса? И потом, моему брату - всё самое лучшее.

- А с размером как угадал?

- Посмотрел на твоих вещах лейблы.

- Хитрюга. И ничего не сказал - пошли бы вместе.

- Ага, если ты дома мне такое устроил, в магазине мы бы вообще ничего не купили... Понимаешь, здесь живут не бедные люди, и даже продукты тут дороже, чем, например, в центре, и бутик "Версаче" есть только здесь.

- Ладно, за мной должок.

- Опять обидеть хочешь?

- Ты не понял, дурашка. Просто я тебя воспринимать постараюсь по-другому.

- Это как?

- Буду верить в то, что всё, что ты для меня делаешь, - это от чистого сердца.

- А ты сомневался?

- С некоторых пор я во всём сомневаюсь.

- И даже во мне?

- Я же сказал, что исправлюсь.

И тут только Он заметил, что всё ещё держит Даню за обе руки и что странное выражение не пропадает из глаз Дани. Вдруг он понял: это выражение беспредельного счастья. Он опять не выдержал и обнял друга, отчего почувствовал возбуждение и ещё что-то. "Дима - ты педик", - подумал Он и сказал:

- Пойдём. Может, Екатерине Дмитриевне помощь какая-нибудь нужна.

Они спустились на кухню, где мама Дани готовила ужин.

- Полагаю, инцидент исчерпан? - спросила она. - Димоша, ты сногсшибательно выглядишь. Неужели у Дани появился вкус?

- Спасибо, - улыбнулся Он.

- Мам, ты видела, как он улыбается? - вмешался в разговор Даня.

- Да. Один раз. Комнату можно освещать такой улыбкой.

- Точно. А насчёт вкуса - нет, не появился; я купил то же самое, что было на нём, только другой фирмы. Он почему-то любит чёрный цвет.

- Даня, балда ты страшная, у него же траур.

- Нет, Даня не балда, я действительно ношу, в основном, чёрное, - вступился Он за друга. - А траур - он в душе должен быть. В Индии, например, траурный цвет - белый, хотя я могу и ошибаться.

- Про душу - это ты верно заметил, - сказала Екатерина Дмитриевна. - Ну, хватит о грустном. Скоро придёт папа, и мы сядем ужинать.

- Дим-Дим предложил тебе помочь.

- А ты умеешь готовить? - удивилась мама Дани.

- Да, умею.

- И что же?

- Многое, от борща до фуа-гра.

- Серьёзно? Ты учился?

- Нет, мама говорила, что это один из немногих моих талантов. Я даже рецептами не пользуюсь, просто прочту принцип приготовления и экспериментирую.

- Ладно, можешь сделать салат из свежих овощей - просто порезать их и сбрызнуть оливковым маслом?

- Конечно.

- Ну, раз ты такой кулинар, угадай по запаху, что я готовлю.

- Гречневую кашу и мясо с луком и со специями, в которых преобладает тмин.

- Браво, всё верно, это любимая еда нашего папы.

Пока Он резал салат, вернулся Антон Сергеевич.

- Семья, я дома и что-нибудь съел бы.

Екатерина Дмитриевна поспешила навстречу мужу.

- Всё готово, мой руки.

- А как наши ребята?

- Нормально; поссорились, помирились, сейчас режут салат.

- А чего поссорились? Опять Даня что-то отчебучил?

- Нет, это я виноват, - подал голос Он.

- Не поверю.

- Да оба они виноваты, - сказала мама Дани. - Потом расскажу.

За ужином Антон Сергеевич рассказал о том, что уже связался со своим одноклассником, который служит в Следственном Комитете Москвы, и тот сказал, что надо сделать, чтобы возбудить дело. Завтра они с Димой этим займутся.

- Может, не надо, это очень опасные люди, - проговорил Он.

- Ты боишься? - удивился Антон Сергеевич.

- За вас всех, на себя мне плевать.

- Вот это ты зря. За нас не бойся, и плевать на себя тоже не надо. Любое преступление должно быть наказано. И, Дима, я прошу: давай в этой ситуации поступать по-мужски. Повторяю: ничего не бойся.

- Хорошо, Вам решать. Но я не прощу себе, если по моей вине случится что-нибудь плохое.

- Не случится.

ужина Он поднялся к себе в комнату, а Даня сказал, что останется мыть посуду.

- Это моя повинность в этом доме, - шутливо сказал он, за что получил ласковый подзатыльник от матери.

- А как же рука? - обеспокоенно спросил Он.

- А я вытирать только буду.

Когда все ушли, мать и сын стали мыть посуду.

- Ну, рассказывай, что произошло? - Екатерина Дмитриевна внимательно посмотрела на сына.

- Ты же всё знаешь. Я купил одежду, а ему это не...

- Я не об этом, - перебила сына мать, - я о тебе.

- А что со мной не так?

- Я тебя после больницы просто не узнаю.

- Ну, знаешь! Я в аварию попал, да ещё на взятой без спроса машине, на том свете побывал, если ты не в курсе. Вот и жду втык от отца. Пока меня Димоша спасал со своими проблемами.

- Это ты на ходу придумал. А на самом деле?

- Что конкретно ты имеешь в виду?

- А то, что ты цветёшь, как майский ландыш, не балаболишь, как обычно, светишься весь, а потом всё о чём-то думаешь. Я думаю, в больнице ты в какую-нибудь медсестру влюбился. Все симптомы налицо.

Даня повернулся к матери с каким-то отчаянно серьёзным лицом.

- Ма, я тебе врать не хочу. Я влюбился, но без надежды на взаимность. Когда-нибудь я тебе всё расскажу.

- Не надо ничего рассказывать, я уже догадалась о том, что предмет твоей безнадёжной страсти сейчас находится у себя в комнате в этом доме.

Даня густо покраснел и хотел что-то выдавить из себя, но мама спокойно продолжила:

- Я знала, что это случится. Твои неудачные попытки с девочками, затем полное равнодушие к этим самым девочкам, и это в твои-то годы и с твоей-то внешностью! Ты же всегда мне всё рассказывал, что изменилось?

Даня отвернулся к стене.

- Я думал, что ты меня не поймёшь и осудишь или что это отразится на твоём отношении к Диме, а он ни в чём не виноват, - глухо почти простонал он.

Мама сзади нежно обняла сына за плечи.

- Дурачок, разве я тебя когда-нибудь за что-нибудь осуждала? Когда делал глупости - максимум корила. А тут не глупость. Ты такой, какой есть, и это не повод менять к тебе отношение.

Даня обернулся, обнял мать и крепко поцеловал её в щёку, потом положил голову ей на плечо.

- Лишь бы отец не узнал.

- Уже узнал.

Даню аж подбросило.

- От тебя?

- Нет, папа тебя любит, и он тоже не бесчувственный, а тебя вообще, как книгу, читает.

- И что?

- Просто он мне сказал прямым текстом: "Данька влюбился, и, если в того, в кого я думаю, будут проблемы". Я попыталась узнать, кого он имеет в виду, но он молчал, как партизан, и, заметь, он сказал "в того", а не "в ту".

- Господи, я пропал!

- Ничего ты не пропал. О том, что ты гей, он первый догадался, но сказал, что виду не подаст, пока ты сам не придёшь и честно ему об этом не скажешь.

- Ма, но я сам не знаю, гей я или нет.

- В тебе есть эта привычка - прятаться от правды. Просто ответь самому себе на вопрос: любишь ты его или нет?

- Но я не знаю, что такое любовь.

- Ладно, тогда скажи мне, что ты испытываешь, когда он рядом и когда его с тобой нет.

- Когда он рядом, мне то спокойно и легко, то тревожно и всего трясёт, а когда его нет рядом, я только о нём и думаю.

- Ну вот ты и ответил. К кому-нибудь ещё у тебя были такие чувства?

- Нет, конечно.

- На том и порешим.

- Мне что, к отцу надо идти и признаваться: "Папа, я гей"?

- Нет, дождёмся развязки.

- Какая тут может быть развязка?

- Поверь, развязка будет. Я не за тобой одним наблюдала.

- И что, у меня есть надежда?

- Если бы не было, я тебя завтра же куда-нибудь подальше отсюда отправила бы. Папа решил бы проблемы Димоши, и больше вы бы не встретились. Просто я видела, как он на тебя смотрит, когда думает, что никто за ним не наблюдает.

- И что мне теперь делать?

- Жди. Сделаешь первый шаг - потеряешь его. Видишь ли, у него в природе думать сначала о других, а потом о себе. Очень редкое качество, но оно часто приносит человеку несчастья. Помнишь, в больнице он отказался переезжать к нам, потому что подумал сначала о нас, а уже потом о себе. Тебе повезло, ты нашёл единственного на миллион людей не эгоиста.

- Значит, он тебе нравится?

- Про внешность я промолчу, но в жизни я встретила только одного человека со схожими качествами - твоего отца.

- Значит, я эгоист?

- В той или иной мере, но если хочешь его добиться и жить с ним, тебе многое придётся поменять в себе.

- Ты мне поможешь?

- Куда же я денусь?

- Ма, ты мне дала надежду и сделала меня самым счастливым человеком.

- Только не торопись, и прежде чем что-то сделать - думай.

- Типа как сегодня с одеждой?

- Да, дурашка. Ты уязвил его гордость. Слава богу, он не самовлюблённый, да ещё и умный. Как он сжёг свою одежду! Другой бы постучался, извинился бы через дверь, да и рукой махнул.

- Я же говорю - он удивительный!

- И что странно, во всех отношениях. Другой бы с такой красотой уже в нарцисса превратился, а он как будто не замечает, как на него люди смотрят. И именно поэтому тебе нужно быть тактичным и умным с ним. Ты обретёшь его, но удержать будет сложнее.

- Ты хочешь сказать, что он тоже гей?

- Думаю, да, только осознал он это недавно. У вас у обоих заторможенное сексуальное развитие, обычно люди это осознают гораздо раньше.

- Спасибо, родная, я этого разговора боялся больше всего. Какое счастье, что у меня мудрая мать.

- Ладно, подлиза, иди уже, с посудой сама справлюсь, всё равно ты однорукий.

Другой разговор состоялся в кабинете Антона Сергеевича.

Поднявшись к себе в комнату, Он долго размышлял, стоит ли сейчас беспокоить хозяина дома, но ситуация требовала скорейшего разрешения. Поэтому, сформулировав свои вопросы в краткой форме, Он спустился на первый этаж и постучал в дверь кабинета отца Дани.

- Открыто, Дима, заходи, - послышалось из-за двери.

- Извините за беспокойство, но как Вы узнали, что это я? - Он остановился в дверях.

- Элементарно, Ватсон. Данька влетает сюда, как метеор, жена тоже никогда не стучит, если только я не предупрежу её, что мне надо поработать. Остаёшься ты, со своим хорошим воспитанием.

- Антон Сергеевич, я Вас не задержу, но мне нужно обрисовать суть проблемы. Можно?

- Давай.

- Дело в том, что квартира была записана на меня, а вот банковский счёт был открыт на маму. Позавчера было ровно полгода со дня её... - слово "смерть" Он не мог произнести; только не в отношении мамы. - Ну, в общем, как её не стало. Как мне войти в наследство?

- Ну, братец, этого я не знаю, никогда с этим не сталкивался, но помочь могу. Время ещё не позднее, позвоню своему юристу.

- Не буду Вам мешать.

- Слушай, прекрати. Я знаю, что ты прекрасно воспитан, но ты член нашей семьи, и эти экивоки оставь. И потом, могут потребоваться уточнения. Располагайся напротив, а я наберу пока адвоката.

Пока Антон Сергеевич разговаривал, Он размышлял о словах "член нашей семьи". То, что казалось невозможным, становилось явью. Эти люди за неделю стали ему дороги, они не кичились своей благотворительностью, одного рассказа Даньки им хватило, чтобы принять решение взять Его к себе.

Но холодом леденила грудь мысль об отношениях с Данькой. Ну ладно, Он ему скажет, получит в нос, а дальше что? Придётся уходить из этого дома. Но одно Он знал точно: Он скажет Даньке. Он точно знал, что любит его, и носить это в себе было невыносимо.

Разговор Антона Сергеевича с адвокатом закончился.

- Ну что, Димоша, путь только один: надо ехать в Москву; здесь этот вопрос не решить... Если не секрет, зачем тебе деньги понадобились?

- Во-первых, если сразу не вступить в наследство, потом придётся делать это через суд, я консультировался. Во-вторых, на мне весят долги, ведь денег на похороны не хватило, в-третьих, я не собираюсь быть вашим нахлебником.

- Понятно. Внятно изложил. Про суд ты прав, адвокат то же самое сказал. Сколько ты должен?

- 58 000.

- Долларов?

- Нет, рублей.

- Кому?

Подруге матери. Та, конечно, сказала, что я могу не отдавать долг, но у неё трое детей и мужа нет, да ещё ипотека.

- Адрес помнишь?

- Да.

Завтра вышлем деньги. И предупреждаю в первый и последний раз: ещё когда-нибудь ляпнешь про нахлебника или что-то подобное - накажу. А наказание у меня одно: я неделю не буду с тобой разговаривать. На Даньку действует безотказно. Он как-то выдержал три дня, потом пришёл с ремнем и говорит: "Папа, ты меня лучше отметель по полной, но хватит этого бойкота". За всю его жизнь я его так только два раза наказывал. И мне очень не хотелось бы применять такое к тебе. Договорились? И главное: ты понял, почему я на тебя готов был обозлиться?

- Понял, договорились, простите. Но меня Вы должны тоже понять. Я очень ценю Вашу доброту, но я не малыш и к Вам за ста рублями не пойду.

- А, ты об этом! Прости, дурака! - он хлопнул себя ладонью по лбу. - Сам не сообразил, прости. Смотри, вот карточка, здесь 100 000 руб. Завтра мы с неё снимем деньги и отправим подруге матери твой долг, а потом можешь тратить с неё деньги на что пожелаешь. Если захочешь, то вернёшь мне её со ста тысячами, но тогда я буду знать, что ты не стал мне сыном, возможно, и по моей вине.

- По-моему, Вы сейчас заключили самую невыгодную для себя сделку, - и Он улыбнулся.

"Да я готов каждый день заключать с тобой такие сделки, лишь бы ты улыбался почаще", - подумал хозяин дома.

- С чувством юмора у тебя всё в порядке, это радует. Слушай, я о тебе мало знаю, со временем всё расскажешь. Но самые простые вещи скажи сейчас. О том, что любишь, что не любишь, чем интересуешься, как в школе учился, можешь рассказать?

- Могу, но Вы устали.

- Запомни, я с ног валиться от усталости буду, но время для тебя найду. Спроси у Даньки... Странно, что его тут нет, обычно после ужина он влетает сюда и рассказывает мне о том, что у него за день случилось, какие проблемы возникли, ну и тому подобное.

- Я постараюсь покороче... Отца я не помню, рос с мамой, она была удивительная. Она была моим лучшим другом. Прошлым летом она заболела, мне не сказали даже чем. А однажды утром она просто не проснулась...

Ему трудно было говорить, слёзы проложили две дорожки по его щекам. Он не всхлипывал, не плакал. Тем страшнее было наблюдать это страдание, которое он испытывал.

Антон Сергеевич не выдержал, сел на подлокотник кресла, приобнял юношу и поцеловал его в голову.

- Успокойся. Это было, но это надо пережить.

Я остался один, - продолжил Он дрожащим голосом, - и не знал, что мне теперь делать. Подходили вступительные экзамены в институт, но я не мог ни на чём сосредоточиться. В общем, я не стал поступать, денег не было, я пытался найти работу, но нигде долго не задерживался. Один приятель посоветовал мне продать квартиру и купить что-нибудь поскромнее. Так я вляпался в эту историю, - Он немного успокоился и продолжил: - Что касается того, что я люблю... У меня нет каких-то особых предпочтений, я даже не знаю, кем хочу стать.

- А в это году будешь поступать?

- Жизнь отучила меня загадывать. Может, буду, может, нет. Я могу работать.

- Кем, интересно?

- Лучше всего у меня получается быть переводчиком.

- Хорошо знаешь английский?

- И ещё 7 языков.

- Так ты вундеркинд!

- Так меня тоже обзывали, - сквозь непросохшие слёзы улыбнулся Он.

- Дим, я тебе только одно могу сказать: мы тебя взяли не по прихоти Дани, не из жалости, не для того, чтобы потешить самолюбие и даже не из-за того, что ты спас жизнь моему единственному сыну. Это было просто веление сердца. Ты не поверишь, но за те дни, что ты у нас, грань между тобой и Данькой для меня стёрлась. Часто на работе ловлю себя на мысли, что думаю о вас обоих с одинаковой радостью, озабоченностью и любовью. Я не мастак говорить такие вещи, я редко говорил Даньке о том, что люблю его, горжусь им. Теперь у меня два человека для любви, заботы и гордости. И если честно, мне иногда приходит мысль, что мы с Катей сделали что-то хорошее, раз Бог послал нам тебя.

- Спасибо, я к вам всем тоже привязался, в последнее время у меня было абсолютно пусто в душе. Можно я пойду? Эти переживания выматывают похлеще тяжёлой работы.

- Иди и помни, ты наш, ты родной, и мы горой за тебя встанем.

Он поднялся в свою комнату и устало рухнул на кровать. И опять все мысли о Дане. "Где его носит? За это время можно было вымыть не только посуду, но и весь первый этаж". Он полежал ещё немного, потом встал, подошёл к двери друга и тихонько постучал, думая: "Вдруг уже уснул". Никто не ответил. Он тихонько толкнул дверь, и она поддалась. Даня сидел у окна в темноте.

- Ты не спишь?

- Нет.

- А чего не отвечаешь? - Он включил свет.

- Задумался.

- Понятно.

- Почему, как все люди, ты не спросишь - о чём?

- Ну, я не все, и потом, захочешь - сам расскажешь.

- О тебе. Как с тобой трудно, каждый шаг надо просчитывать.

- Видишь, уже жалеешь о том, что назвал меня другом.

- Не другом, а братом. И ни о чём я не жалею, а вовсе наоборот. Но у меня проблема, и я не могу найти решение.

- Может, я помогу?

- Ну так вот. Мне на день рождения подарили два навороченных телефона. А проблема в том, что я не знаю, как второй телефон тебе всучить, особенно после сегодняшнего скандала.

- Ну и лексикон у тебя, братец. И скандала никакого не было - ты скандалов не видел. А "всучить" мне его можно без проблем, если не жалко.

- Ты серьёзно? И ты возьмёшь?

- Да, и одежду бы с благодарностью принял, если бы ты не стал распространяться насчёт моей, помня о том, что я её испортил, ползая вокруг тебя.

- Ну вот такой я идиот, мама то же самое сказала.

- Вы говорили обо мне?

- Да.

- И что ещё Екатерина Дмитриевна сказала?

- А тебе это интересно? Так вот, она сказала, что в тебе сочетаются красота и ум.

- Издеваешься?

- Хочешь, сходи и сам её спроси... Кстати, где ты был?

- С отцом твоим разговаривал.

- Надеюсь, не обо мне?

- И о тебе тоже. Одно могу сказать: отец у тебя классный. Рассказывал, например, о том, как он тебя наказывает за косяки.

- Ничего смешного. Когда он со мной по неделе не разговаривает, у меня ощущение, что меня из дома выгнали.

- А я и не смеюсь. Кстати, меня он тоже пообещал так наказывать.

- Ну вот скажи теперь, что мы не братья.

"Но я не хочу быть тебе братом", - продолжил мысль про себя Даня.

- Братья, братья.

"Как ему сказать, что я не хочу быть ему братом. Скажу - он меня по стенке размажет, да ещё и родителям скажет о том, что я педик", - с горечью подумал Он.

Вдруг Даня вскочил с кресла, бросился к своему столу, вытащил оттуда коробку и протянул её Ему.

- Обещал взять, помнишь?

- Помню, но я прибавил "если не жалко". Твой отец дал мне денег, и завтра я смогу купить себе телефон сам, а этот был бы тебе про запас.

- Не жалко. Мне для тебя ничего не жалко. И потом глупость иметь телефон про запас - каждый день что-нибудь покруче появляется.

- Да ты прагматик! - Он встал, взял коробку, протянул руку и вдруг неожиданно для себя притянул Даню к себе и незаметно коснулся губами его щеки, подумав: "Наверняка не заметил, я схожу с ума!". - Спасибо.

Но Даня заметил. "Что это было? Наверное, благодарность, - он взглянул в глаза друга: золотые искорки вспыхивали, как новогодний фейерверк, в зелёных глазах. - Или нет?" Он вспомнил слова матери. Неужели у него есть надежда!? Ну, пару дней он выдержит, а потом... "Да, я скажу, а он меня пошлёт, и всё рухнет. Я уже не могу без него. Жизнь - сложная штука, надо держать себя в руках, насколько сил хватит".

"Идиот несчастный! Вдруг он заметил? Нет. Он бы отреагировал", - ругал между тем себя Он по пути в свою комнату.

- Спокойной ночи! - донеслось до Него.

- Аналогично. Спи спокойно.

На следующее утро после завтрака Антон Сергеевич повёз Его в местный СК, а Даню мама повезла в школу. Не помогли не уговоры, ни жалобы на плохое самочувствие. Класс выпускной, а Даня и так много пропустил.

В Следственном Комитете Он очень подробно изложил свою историю в заявлении.

- Да, парень, свалилось на тебя, не дай Бог никому, - посочувствовал Ему следователь, прочитав заявление. - Ну что, из Москвы звонили, предупредили, и сегодня к вечеру заявление будет там, Антон Сергеевич.

- Спасибо, мы пойдём.

Отец Дани поторопился увести Его, белого, как полотно.

- Димоша, всё в норме?

- Да, спасибо. Я пообещал себе забыть об этом и жить дальше, а тут...

- Но мы же решили идти до конца?

- Да. Знаете, я писал и думал о тех людях, которых уже обманули, а может, и убили, и о тех, кого ещё обманут.

- Ну вот, я же говорил, что буду гордиться тобой. Какие планы?

- Можно я домой вернусь? Только сначала перевод сделаю.

- Я всё-таки отучу тебя от этих "можно", "разрешите" и тому подобное. Ты самостоятельный парень, решил - делай.

- Да, а потом будет: "Почему не спросил разрешения?".

- Ну, я не про серьёзные дела говорю.

- А, Вы решили отучить меня быть вежливым.

- Вот засранец! Я хочу приучить тебя к тому, что я тебе доверяю, что знаю, ты сделаешь всё правильно.

- Я не идеал.

- Знаешь, иногда кажется, что идеал. Ну а если натворишь чего, так я здесь, с тобой и за тебя.

Щёки юноши уже порозовели, Он стал ровнее дышать.

- Ну, Вы на работу, а я на почту.

- Не командуй, почта по пути, а домой тебя отвезут на служебной, а то заблудишься.

- Как скажете, - Он вздохнул. - А кто-то собирался мне доверять.

- Не препирайся со старшими, - улыбаясь, сказал Антон Сергеевич. - Просто так быстрее. Поехали...

Дома Он оказался часа в четыре. Ещё по пути у Него возникла идея, и Он попросил водителя остановиться возле рынка. Там Он купил мясо, муку, помидоры и лук, на случай если дома чего-то из этого не будет. Приехав домой, Он сразу направился на кухню. Надев фартук, замесил тесто. Пока оно лежало в холодильнике, перемолол мясо и порезал лук. Мантушницу Он приглядел ещё раньше, именно она навела Его на мысль сделать манты, своё любимое блюдо.

Он быстро слепил манты, поставил на кипящую воду, засёк время и занялся соусом. Когда с соусом было покончено, Он всё тщательно убрал и вымыл полы на кухне. Заняться было нечем, и, чтобы не думать о Дане, Он пошёл бродить по комнатам. В одной из них у окна стоял синтезатор. Модель была знакомая. Немного повозившись, он включил ритм и стал играть "Адажио" Альбиноне. Он знал слова на русском, английском, итальянском и французском языках, но предпочитал английский вариант, тем более что именно он передавал испытываемые Им сейчас чувства. Он запел высоким, хорошо поставленным голосом, и слова лились как бы из Его сердца:

Я не знаю, где найти тебя. Я не знаю, как отыскать тебя. Но я чувствую голос ветра, Который говорит о тебе. Эта душа без сердца Ждёт тебя, Адажио

Ночами без укрытия Я мечтаю без звёзд. Я представляю себе твоё лицо, Которое неожиданно исчезает И всё ещё заставляет меня надеяться, Что я встречу тебя, Адажио

Я закрываю глаза и вижу тебя, Нахожу путь, Который ведёт меня Через страдания. Чувствую, как бьётся во мне Эта музыка, Которую я написал для тебя. Если знаешь, где найти меня Если знаешь, как отыскать меня, Мысленно обними меня.

Мне кажется, что солнце погасло. Напиши своё имя в небе, Скажи мне, кто ты, Скажи то, что я хочу Пережить в тебе. Мне кажется, что солнце погасло, Мысленно обними меня, Я пропадаю без тебя. Скажи, кто ты, и я поверю. Ты - музыка, Адажио.

Ему стало легче. Хотя бы в песне Он сказал, что хотел. Пусть пустому дому, пусть не всё, но сказал. Но насчёт пустого дома Он ошибался.

его спиной раздались аплодисменты. Он смущённо покраснел и обернулся. Вся семья ему аплодировала.

- Лара Фабиан нервно курит в сторонке, - улыбаясь, сказал Даня.

Екатерина Дмитриевна подошла и поцеловала Его в обе щеки.

- Это было потрясающе, даже подумать нельзя, что у тебя такой великолепный голос.

- Мама была врачом-фониатором и ставила голоса. А мне петь запрещала, чтобы голос на сломался.

- Добавь, и вкус отличный, - подошёл к Нему Антон Сергеевич, - это одна из любимых моих песен.

- Ой, ужин готов, - взглянул Он на часы и бегом бросился на кухню.

- Это не парень, а ходячий сюрприз, я думал это от соседей мантами пахнет, ещё пожалел, что их долго готовить, - сказал Антон Сергеевич.

Даню внезапно пронзила ревность. Он это увидел в потемневших голубых глазах Дани, когда все входили в кухню. "Они меня захвалят, а Даня возненавидит", - и в груди у Него похолодело.

- А ты понимал, о чём пел? - спросила Екатерина Дмитриевна.

- Он всё отлично понимал, он 8 языков знает, не считая русского, - сказал Антон Сергеевич. - А Дане репетитора нанимать пришлось.

- Он у вас вундеркинд! - съязвил Даня.

Он молча встал, снял манты с кастрюли, аккуратно переложил их на большое блюдо и, зная, что его будут опять хвалить, а Даня будет злиться, сказал:

- Приятного аппетита! - после чего быстро вышел.

- Даня, мне иногда кажется, что ты идиот. Ты знаешь перевод этой песни? - спросил Антон Сергеевич.

- Конечно знаю, вы же мне репетитора нанимали, - съедаемый горькой ревностью, проговорил Даня.

- Нет, ты конченый идиот. Он же тебе пел.

- Пап, ты о чём?

- Хватит держать меня за дурака, ты же по нему с ума сходишь, похоже, что и он по тебе тоже. Катюша, я не прав?

- Как всегда, прав. Но Даня, не натвори сейчас глупостей, ни слова о своих чувствах. Только он может тебе признаться. Это будет означать, что он нам доверяет. А теперь пулей просить прощения.

Даня нигде ни мог Его найти, он оббегал все комнаты, и лишь в большой тёмной гостиной он почувствовал, что Он где-то здесь. Он сидел за креслом, на полу, обхватив руками колени и опустив голову. Такая волна раскаяния, злости на себя вперемешку с любовью к этому чуду, который был похож на обиженного малыша, охватила юношу, что он еле сдержался, чтобы не схватить Его в охапку и не покрыть любимое лицо поцелуями. Вместо этого он сел рядом и очень тихо сказал:

- Прости, Дим-Дим, я сволочь.

- За что? - спокойно спросил Он, поднимая лицо.

Зелёные глаза потухли, золотые искорки исчезли.

- Ты знаешь, за что. Я просто многое могу тебе сказать, но мне не разрешают. Но когда-нибудь я всё расскажу.

- Я подожду.

- Нет, вот ты можешь сказать, а я пока нет.

- Ты ахинею несёшь. Идём.

Когда они вернулись на кухню, родители уже поели.

- Вы ешьте, а мы пойдём. Спасибо, Димоша, за манты, это был шедевр, - сказал Антон Сергеевич.

- Я убедилась, что не умею их правильно готовить, - Екатерина Дмитриевна поцеловала их обоих поочерёдно в макушки, и родители ушли.

- Слушай, как вкусно! Мама тоже неплохо готовит, но твои - это что-то с чем-то.

- Я просто сам их люблю, так что годы практики сказываются.

Они доели, помыли посуду и поднялись наверх.

- Спасибо, что не довёл меня до слёз, - тихо и очень серьёзно сказал Даня.

- До каких слёз?

- Я тебя, когда в гостиной увидел, когда осознал, каким идиотом я был, чуть не заплакал.

- Ревность - естественная вещь, она часть любви, и не важно, к родителям или к женщине.

- Но ты классно пел, чем-то напомнил мне Робертино Лоретти, но даже лучше. А можешь для меня сейчас что-нибудь спеть?

"А для кого я пел? Хотя пел я пустому дому".

- Боюсь, тебе не понравится мой репертуар.

- Откуда ты знаешь, мы же о музыке с тобой не говорили.

- Ну идём, выясним, что кому нравится.

Он снова сел за синтезатор.

- Ну, заказывай.

- Нет, спой свою любимую.

- Смеёшься? У человека не может быть одной-единственной любимой песни, если он не дебил.

- Ну ладно, любимую и которая у тебя лучше всего получается.

- Ладно.

И Он запел "YOU`RE MY HEART, YOU`RE MY SOUL"; эту песню очень любила мама, и Он постепенно стал ассоциировать её с этой песней. Голос звучал нежно, закрыв глаза, Даня думал: "Как его Бог наградил! Его беречь надо. Такие люди, несмотря на свою независимость, силу характера и гордость, очень уязвимы. Мир к ним жесток... Блин, поет так, что не отличишь от Модена". Он, конечно, слышал эту и много других песен этой группы. Вдруг в мелодичной песни раздалось легко узнаваемое вступление к "The final countdown". Это был столь разительный переход, что Даня даже подался вперёд. И тут Он показал все возможности своего голоса. Ему одинаково легко и органично давались диско и рок. Когда Он закончил, Даня продолжал задумчиво сидеть.

- Тебе не понравилось? - посмотрел Он на задумчивого Даню.

- На комплимент нарываешься? Если серьёзно - тебя Бог поцеловал, когда ты родился!

- Если серьёзно - не помню, - Он улыбнулся.

- Теперь не буду МР-3 слушать, только тебя. А у тебя только песни 80-х любимые?

- Нет, но клубную музыку, рэп, попсу, шансон и тому подобное не люблю.

- Вот зараза! - вскочил Даня. - Я с тобой совсем голову потерял. Мне к завтрашнему дню доклад по истории надо подготовить, а я её ненавижу, да ещё учитель молодой, на раз вычисляет, когда с инета скачиваешь.

- Ну беги...

Даня уже полчаса мучился, пытаясь чужие мысли изменить и переложить как бы в своём ключе. В дверь тихонько постучались.

- Открыто.

Зашёл Он.

- Чего стучаться?

- Кто тебя знает, чем ты тут занимаешься, - улыбнулся Он.

- Издеваешься? Бумагу мучаю.

- Получается?

- Бумагу мучить? Получается. А вот с докладом - завал.

Он задумчиво подошёл к столу, взял листок, прочитал, что там вымучил из себя Даня, смял его и бросил в корзину.

- Ты что творишь?

- Успокойся. Сколько страниц нужно?

- Чтобы на 15 минут хватило, лучше больше.

- Пиши, - и Он стал диктовать.

Даня принялся писать. Ни разу Он не заглянул ни в учебник, ни в компьютер. Через минут 40 доклад был написан. Сам бы Даня промучился с ним часов до двух ночи, но ничего подобного не сочинил бы даже близко.

- Дим-Дим, мне уже надоело тобой восхищаться. Может, ты пришелец? Таких людей не бывает.

- К сожалению, не пришелец. Те, наверное, ничего ни чувствуют - ни горя, ни любви. А насчёт восхищения - мне самому надоело. Но не мог же я друга бросить в трудную минуту.

- А откуда ты всё это знаешь, да ещё на память?

- Ну, история мой любимый предмет, а потом я школу с золотой медалью закончил. Хотя сейчас это ничего не значит, но я её честно заработал.

- Слушай, раз тебе самому в школу ходить не надо, может, ты мне поможешь к выпускным подготовиться? А то родители собираются репетиторов нанимать, а я так и так ущербным себя рядом с тобой чувствую.

- Помогу, конечно, гарантирую все пятёрки. А за ущербного сейчас получишь.

Они в шутку стали бороться, потом упали на кровать.

- Так я себя ущербным назвал.

- Вот именно, мой брат не может быть ущербным.

И они продолжили борьбу, и оба почувствовали сильное возбуждение от близости своих тел.

Первым опомнился Он, вскочил с кровати и бросился вон из комнаты. Даня понял, что случилось; ещё минута - и он сжал бы в объятиях любимое тело. Теперь сомнений не было: Дима любит его, но, помня наказ матери, он простонал в подушку:

- Да скажи же ты, я с ума сойду.

Он спустился к родителям в гостиную. Они смотрели новости.

- Представляете, Он, не беря учебник в руки, надиктовал мне 20-минутный доклад по истории.

- И в школе поверят, что это ты сделал? - хмуро спросил отец.

- Не поверите - он перенял полностью мой стиль, то есть по фактам всё верно, но изложено так, как будто это я писал; я сам поверить в такое не могу.

- Учитывая то, что это твой первый день школе, ладно. Но кончай его эксплуатировать, мозгов и знаний от этого у тебя не прибавится.

- Я знаю, он согласился стать моим репетитором. То есть он мне будет помогать готовиться к ЕГЭ. Не писать за меня, а заниматься со мной.

- Вот это хорошая идея, он же тоже должен к вступительным готовиться, - поддержала сына мама.

- Только я тогда сойду с ума. У меня сердце разрывается, и чем больше мы вместе, тем мне тяжелей. Я точно знаю, что он меня любит, и от этого мне ещё больней.

- Потерпи, сынок, скоро вы будете вместе. Он тоже не железный, если действительно любит, никакая гордость не выдержит.

- А я думаю, что это не из-за гордости. Он боится, что ты не примешь его любовь, начнёшь его презирать, расскажешь нам, а мы не одобрим, и он снова потеряет семью, - отец говорил с уверенностью, и все трое задумались.

- А ты абсолютно прав, - поддержала отца мама. - Он же не знает Даньку, как мы, и боится.

- И что мне делать? - Данька от отчаяния сжал кулаки. - Вот сейчас пойду и всё ему выложу.

- Нет, это не выход. Прошу - подожди, представится случай - скажешь.

- Ладно, пойду спать, утро вечера мудренее, - Даня поцеловал отца в лоб, а маму в щёку. - Только знайте, что вы делаете меня самым несчастным человеком на земле.

- Не надолго, родной, всё разрешится само собой.

- Пора бы.

остались одни в гостиной.

- Знаешь, по-моему, мы перемудрили.

- Катюша, они сами разберутся... Слушай, золотой пацан! Я даже перестал жалеть о том, что внуков у нас не будет.

- Будут.

- Что ты имеешь в виду?

- И у Дани будет малыш, и, если у них это серьёзно, а похоже, что серьёзно, у Димоши будет, если захотят, конечно.

- Ну-ка, что ты задумала?

- Об этом позже. Я очень беспокоюсь за Димошу, зря я запретила Дане признаться ему, - лицо Екатерины Дмитриевны выражало неподдельную тревогу.

- А что такое? - напрягся Антон Сергеевич.

- Он не сможет долго носить это в себе, наступит кризис, и если он не найдёт в себе силы с этим справиться, то он что-нибудь с собой сделает.

- Ты меня пугаешь, Катя.

- Завтра я решу эту проблему, - в голосе женщины слышалась твёрдость принятого решения.

- Как?

- Доверься мне, дорогой. А сейчас пошли спать.

Тем временем Даня поднялся к себе на этаж и направился к другу, чтобы пожелать ему спокойной ночи. Приблизившись к Его двери, он услышал невнятное бормотание и стоны. Осторожно открыв дверь, он увидел Его, лежащем одетым на кровати. Лицо было покрыто испариной, белокурые волосы намокли. Он метался во сне, что-то бормотал и всхлипывал. Даня бегом бросился на кухню, намочил холодной водой полотенце и, прихватив градусник, ринулся обратно. Сев рядом, он осторожно стал протирать мокрое лицо полотенцем. Он проснулся, открыл глаза, и в них Даня увидел жуткую муку.

- Что случилось? - хрипло спросил Он.

- Тебе кошмар приснился. Уже всё хорошо, я с тобой.

- Не помню, никогда не помню свои сны - ни хорошие, ни плохие.

- Может, это и хорошо. Давай измерим температуру.

Температура была 37,7. Даня решил до утра не беспокоить родителей. Он заботливо раздел Его, стараясь не смотреть на обнажённое тело любимого, уложил, укрыл Диму и на прощание пожелал Ему спокойной ночи.

Но спокойной ночи не получилось. Только он уснул, как раздался короткий вскрик. Даня в одних трусах ринулся в комнату друга. На этот раз Его лицо искажала гримаса боли и ужаса.

- Можешь меня ударить, можешь выгнать из дома и из своей жизни, но я сказал то, что сказал... - расслышал Даня.

Схватив мокрое ещё полотенце, он снова начал нежно стирать выступившие капли пота с лица друга. Тот снова проснулся; взгляд его был мутный, губы дрожали.

- Что со мной?

- Снова кошмар. Сейчас всё пройдёт.

- Даня, не уходи, пожалуйста, - взмолился Он.

- Я никуда не уйду, спи.

Оставшаяся ночь прошла спокойно.

Утром в Даниной комнате зазвонил будильник. Даня открыл глаза. На его груди спокойно спал самый дорогой ему человек. Даня не двигался, наслаждаясь их нечаянной близостью. Он зашевелился, взглянул на Даню, но странно - не отшатнулся, а наоборот, крепче прижался к Дане, обхватив его торс своими руками. Даня был на седьмом небе от счастья. Вдруг Он резко поднял голову, сел.

- Извини, я думал, что это сон.

- Всё нормально, Дим-дим. Только объясни, что ты кому сказал, за что тебя надо бить и выгонять из дома.

- Иди готовься к школе, а я пока соберусь с мыслями и потом всё тебе расскажу.

Когда через полчаса Даня зашёл к Нему в комнату, то увидел, что Он, абсолютно одетый, укладывает в сумку свои немногочисленные вещи.

- Куда собрался?! - Даня от удивления даже поперхнулся.

- Там видно будет, - вдохнув поглубже, Он продолжил: - Кошмары, которые мне снились, были о тебе.

- Не понял, я тут при чём?

- Не перебивай, мне и так трудно... Короче говоря, я тебя люблю и ничего с этим поделать не могу. И любовь эта не братская. Кажется, да уже и не кажется - я гей. А теперь можешь делать то, что слышал ночью.

Даня поднялся с кресла и двинулся в Его сторону. Он не сдвинулся с места, только закрыл глаза, ожидая удара. Но вместо удара Он почувствовал тёплые губы на своих губах. Он не отшатнулся, робко ответил, а потом открыл глаза и обнял любимого. Поцелуй длился долго, потом Даня отстранился.

- Гад, почему ты так долго молчал?! Я с ума сходил, ночи не спал, а ты меня мучил и молчал. Я же тоже люблю тебя, так люблю, что кричать хочется.

- Любишь? Откуда я мог знать это? Мне до сих пор кажется, что я сплю. Ты же не гей.

- Я тоже так думал, но вот в моей жизни появляется парень с золотыми глазами и переворачивает всю мою жизнь.

- Я боялся твоей реакции, твоих родителей, ведь рано или поздно всё станет явным.

- Твоим родителям! - передразнил Его Даня. - Они, между прочим, и твои родители теперь... Нет, весь дом знает, а он слепец, всё мучает меня и себя.

- Что весь дом знает?

- Что я люблю тебя, а ты меня. Правда, меня вычислили первым.

- Что, и мама, и папа?

- Да.

- И как они отреагировали?

- А как должны отреагировать любящие родители! Благословили.

- Врёшь.

- Если бы я врал, нас обоих в этом доме уже не было бы. И давно.

- Что значит - давно?

- А то и значит, что я в тебя с первого взгляда влюбился, ещё в больнице, когда ты мне помогал лечь. А мать вычислила это, когда мы из больницы приехали.

- А отец ещё в больнице догадался обо всём, - раздался голос Екатерины Дмитриевны за их спинами.

Оказывается, они с Антоном Сергеевичем наблюдали эту сцену практически с самого её начала. Даня не закрыл дверь, и его телефон в режиме будильника поднял весь дом. Мама Дани поднялась, уверенная, что сына так просто не разбудишь, и увидела двух ангелов, один из которых боялся шевельнуться, чтобы не разбудить второго. Она быстро сбегала за отцом, и они застали уже сцену поцелуя. Нужно было быть слепым, глухим и бесчувственным, чтобы не понять, что это истинная любовь, пусть первая, пусть не вечная, но истинная.

- Кстати, тут прозвучала фраза о родителях. Я не настаиваю, но мне будет приятно, если мой второй сын будет называть меня мамой.

- А меня - папой, - сказал Антон Сергеевич.

Он ошарашенно смотрел на эту семью. В самых смелых мечтах Он видел, что, даже если Даня и ответит ему взаимностью, скандала с родителями не миновать; но со временем всё сгладилось бы наверное, ведь не выгнали бы они собственного сына из дома. Их могли разлучить, но главное, чтобы его любил Даня.

Счастье и радость наполняли Его грудь, разрывая Его. От волнения у Него подкосились колени. Даня бросился Его поддерживать и заключил в объятья.

- Я тебя никому не отдам, никогда!

Чтобы разрядить обстановку, мама строго сказала:

- Быстро завтракать и в школу.

Ребята бегом спустились в кухню. Когда завтрак закончился и папа пошёл заводить машину, а Даня поднялся за учебниками, мама обняла Диму и сказала:

- Дане очень повезло с тобой, но и ты оберегай его.

- Хорошо, мама.

Это выдержать было невозможно. Вытирая слезы, она села в машину к мужу.

- Что опять? Вроде предчувствия обманули тебя.

- И слава Богу. Всё замечательно, он меня мамой назвал.

- Для него это было трудно, но он благодарный парень.

- Как ты думаешь, мы всё правильно сделали? - она с надеждой посмотрела на мужа.

- Уверен в этом. И знаешь, я Димоше как-то сказал, что мы с тобой, наверное, сделали что-то очень хорошее в этой жизни, раз нам его послали небеса.

- Я даже знаю что.

Он вопросительно посмотрел на неё.

- Дали жизнь его второй половинке.

- Ты, как всегда, права...

Даня пришёл в школу, но мысли его были далеки от этого места. Ему никогда не было так радостно на душе. Он понял, что то, что он испытывал раньше, нельзя было назвать счастьем. Даже победы на соревнованиях - это только радость. Счастье - это то, что дома его ждёт Дима, счастье, что он любит и любим. Счастье - это то, что с ними произойдёт дальше. Он знал, что неизбежно будет и настоящая близость с Димой, ждал этого и немного боялся...

На первом уроке, а это была история, он зачитал доклад, продиктованный ему Димой. Учитель удивлённо посмотрел на него, а потом сказал:

- Даниил, могу дать сто процентов - этот доклад не скачан с интернета. Там есть факты, которые знают профессионалы, но которые мы не озвучиваем в школе, но чувствуется, что ты переосмыслил информацию и изложил её в своей манере. Интересная работа. Я впервые ставлю сразу две пятерки: одну за самостоятельность мышления, а вторую - за творческий подход к теме. Садись.

гордился, но не собой, а Димой. Со второго урока он отпросился, сославшись на боль в руке и пообещав учителям позаниматься самостоятельно. Он зашёл в дом и застыл в дверях. Дима, в одних шортах, босиком, мыл полы в гостиной. Волосы его были стянуты банданой. Вообще у них была приходящая уборщица, а всю остальную работу по дому они распределили между собой. Дима же в рваных джинсовых шортах, стройный, с рельефным прессом, хотя и худенький, выглядел настолько сексуально, что в голове у Дани замелькали картинки их близости. Он готов был расцеловать каждый сантиметр этого белоснежного и хрупкого тела.

Дима не слышал, как Даня вошёл, потому что слушал музыку через наушники. Даня подошёл сзади и обеими руками обнял его за талию. Дима повернул голову, и их губы встретились в нежном чувственном поцелуе. У них обоих не было большого опыта, но каждый вкладывал в поцелуй всего себя, всю накопившуюся нежность. Когда они смогли оторваться друг от друга, у обоих тряслись ноги, а сердца были готовы выпрыгнуть из груди.

- У меня руки грязные... - слабым голосом пробормотал Дима, у него кружилась голова. - Ты чего так рано?

- Не могу без тебя, - серьёзно сказал Даня.

- И поэтому надо пропускать школу?

- Ты же мне поможешь наверстать упущенное?

- Намучаюсь я с тобой. Идём, покормлю.

- Не хочу есть, мамочка.

- Тогда дай домою пол.

- С чего это ты решил заняться уборкой?

- От безделья.

Он домыл пол, пошёл вымыл руки. "Что сейчас делать, как делать? А, ладно, пусть всё идёт своим чередом". Примерно о том же думал Даня, сидя у себя в комнате.

Дима, поднимаясь по лестнице, решил, что близость неизбежна, значит надо просто подтолкнуть события. Он вошёл в комнату и подошёл к Дане, нежно коснулся его губ своими, упал на кровать и сказал:

- Дань-Дань, мы с тобой об этом не говорили... - он замялся. - Понимаешь, я девственник, смешно в мои годы, но это так. Я очень хочу тебя, но не знаю, как и что делают в таких случаях.

Поражённый такой откровенностью, Даня застыл, потом силой воли сбросил с себя оцепенение и проговорил:

- Ты не поверишь, но я тоже девственник. У меня была пара попыток секса с девушками, но ничего не получилось. Меня мама через это вычислила - ну, что я гей и люблю тебя.

- Тогда остаётся действовать интуитивно.

- Похоже на то, - и Даня, срывая с себя рубашку, бросился к кровати.

Он упал на неё рядом с Димой и стал целовать его губы, глаза, шею, одновременно лаская полуобнажённое тело любимого. Дима в долгу не остался, он начал с подбородка Дани, перешёл на грудь, соски, пресс. Даня настолько возбудился, что готов был вот-вот взорваться. Но он сел на Диму, почувствовал его возбуждение, закинул руки ему за голову, прижал их к кровати и прильнул его к губам. Так они, не раздеваясь, только лаская друг друга, одновременно испытали оргазм.

- Господи, я так счастлив, я сейчас закричу! - простонал Даня.

Он взглянул в глаза любимого - даже за поволокой наслаждения метались в них золотые искры.

- Я люблю тебя! - прошептал Дима.

И всё началось снова.

На этот раз Даня разделся и, нежно целуя парня, стянул шорты и плавки с Димы. Они медленно, не торопясь, познавали друг друга. Это продолжалось больше двух часов, потом оба, обессиленные, заснули в обнимку.

Разбудил их телефон. Даня взял трубку, сказал:

- Привет, мам, - потом внимательно стал слушать. - Ладно, всё понял, к семи часам будем. Потом он сказал Диме:

- Мама с папой решили отпраздновать конец наших приключений в ресторане.

- Знаешь, я сейчас подумал... Ты мой первый мужчина, а я - твой.

- Главное, чтобы мы стали последними мужчинами друг у друга.

- Да ты такой ветреный! Только обещай, если разлюбишь или изменишь, не выкручиваться, а честно признаться. Я тебе это обещаю.

- И я обещаю. Только думаю, что я однолюб.

- Откуда ты знаешь, я же у тебя первый?

- Именно поэтому. Если бы у меня была куча романов, меня можно было бы назвать ветреным.

- Время покажет, будем счастливы сейчас, и будь, что будет.

- Мне в школе пришла мысль, что я до тебя никогда не был счастлив. То есть всё было хорошо, но счастья не было.

- То же можно сказать и обо мне.

- Ладно, давай собираться.

- Что я, в джинсах пойду?

- Не волнуйся, мама обо всём уже позаботилась. По дороге заедем в магазин её подруги и купим тебе свадебный костюм.

- Я предложение никому не делал, и мне не делали.

- Сделают.

- Жду с нетерпением.

- Ну ты и язва.

- Кто бы говорил!

Они сели в такси и поехали в магазин. Магазин был крутой, и Он выбрал себе костюм из прошлой коллекции со скидкой.

- Даже не думай! - взвился Даня; наклонившись к уху Димы, он прошептал: - Позволь мне сделать тебе подарок, сегодня ведь такой день. Ну пожалуйста!

- Я согласен в такой день получить подарок, и я его получил.

- От кого?

- От тебя.

- И что это?

- Не что, а кто. Ты мой самый ценный и дорогой подарок.

- Спасибо. Ладно, кого-то ты получил, теперь получишь что-то.

- Вывернулся, да? Ладно, я отомщу.

- Как?

- Я тебе тоже подарю что-нибудь.

- У меня всё есть, даже ты.

- Я придумаю.

Дима выбрал белый костюм от Армани, Даня расплатился, и они поехали в ресторан. Когда они входили, казалось, весь зал залюбовался ими. Брюнет с ярко-голубыми глазами в чёрном костюме и блондин с зелёными переливающимися глазами в белом.

- Вам хоть сейчас на эстраду! - сказал Антон Сергеевич.

- Почему это, пап?

- Закон жанра; в дуэте один тёмный, другой - светлый. Чистый "Модерн токинг".

- Не нравится? - смущённо спросил Дима.

- Вы потрясающе выглядите, тут все шеи, глядя на вас, посворачивали, даже мужики, - успокоила их мама. - И вообще, вы чудесная пара, и судя по тому, как вы оба светитесь, что-то произошло.

Ребята дружно покраснели. Первым нашёл выход из щекотливой ситуации Дима:

- Мне Даня только что подарил костюм.

- А я вообще весь день свечусь, мне сегодня по истории сразу две пятёрки влепили, - вывернулся и Даня.

Но было видно, что родители знают, от чего эти двое светятся.

- Ладно сказки рассказывать. Слава Богу, в ресторан вошли, не держась за руки. У вас же на мордашках не радость написана, а счастье безмерное, - весело сказал Антон Сергеевич.

- Ну, давайте заказывать еду, - тактично перевела разговор в другое русло Екатерина Дмитриевна.

Ужин прошёл прекрасно. Они разговаривали, ели, и чувствовалось, что это настоящая семья. В середине ужина принесли большой букет чайных роз - для Екатерины Дмитриевны.

- Спасибо, дорогой! - обратилась она к Антону Сергеевичу.

- Но я не заказывал цветы! - занервничав, проговорил Антон Сергеевич.

- Тогда кто? Ой, тут есть записка.

Екатерина Сергеевна прочла послание, и на глаза у неё навернулись слёзы. Она встала, подошла к Диме, обняла его и поцеловала.

- Спасибо, родной, - потом повернулась к мужу и сыну и продолжила: - Тут сказано, что это от всех вас, но, думаю, я угадала, кто заказал цветы.

- Пап, нас обошли на финишной прямой, -з аулыбался Даня.

- Похоже на то, - расслабился Антон Сергеевич. - Ну, Дим, ты даёшь! А я уж подумал, что у нашей мамы тайный ухажёр завёлся.

- Я не знал, какие вам нравятся, и вот, заказал эти, - Дима смущённо потупился.

- Не знаю, какими способностями к ясновидению ты обладаешь, но ты каким-то чудом стопроцентно угадал, - развеселился Антон Сергеевич. - У меня тоже есть сюрприз. Я сегодня утром прописал Диму к нам, правда, временно, так как у него стоит в паспорте постоянная московская прописка. А в обед звонил мой одноклассник из Москвы. Банда, к сожалению, не вся, которая обокрала нашего Димошу, арестована. Его квартиру они ещё не продали и, что удивительно, даже не вывезли из неё вещи. Так что есть все шансы вернуть тебе твою квартиру.

- Вот это замечательная новость! За неё и выпьем, - предложила Екатерина Дмитриевна. - Ребята, берите свой сок, кажется, чёрная полоса в жизни кончилась.

На этой радостной ноте ужин закончился. Они вышли из ресторана и пошли в сторону стоянки такси. Даня и Дима незаметно взялись за руки.

Мимо проезжала машина, из открытого окна высунулся глушитель, и раздалось два хлопка. Он почувствовал резкую боль в плече и, сжимая руку Дани, стал медленно оседать на землю. Раздался душераздирающий крик рядом стоящего парня, и Даня, весь забрызганный кровью, обнял друга, после чего, не давая ему упасть, опустился на колени.