Небольшое предисловие
Здравствуй, незнакомец, волею случая читающий эти строки. В сущности, когда я принимался писать их, то не думал, что где-либо опубликую свою историю. Единственная цель была - разобраться в себе самом. Но, доверив свои воспоминания вордовским листам, я понял, что хочу, чтобы моя история появилась где-то во внешнем мире.
Перед тобой не порнороман, но откровение, исповедь, запечатанная в капсулу и брошенная в неизвестность.
Впрочем, если ты теперь просто хочешь прочесть нечто возбуждающее, то здесь найдёшь много того, что это желание удовлетворит.
Запечатлевая в слове годы своей юности и осмысливая их, я старался не позабыть ничего важного. Кажется, это удалось, потому что писал я о совсем недавнем прошлом.
Моя анонимность, разумеется, нарушена не будет. Я изменил здесь те малозначительные для сути данные, по которым кто-нибудь мог бы меня узнать или найти.
Но подлинны события, чувства, встречи.
Я не рассчитываю на чью-либо симпатию или благосклонность. Напротив, подозреваю даже, что многие осудят меня и проникнутся неприязнью ко мне после первых же глав.
Хотя мне не пришлось признаваться в преступлениях, я не сделал ничего противозаконного и никому не причинил зла. Но история эта совершенно безнравственна. Местами даже грязна и отвратительна. Ну, то есть, в соотношении с принятыми этим социумом нормами морали. Таких, как я, общество порицает и не любит. Я это знаю. Человеку не прощают излишней любви к наслаждениям. И, уж тем более, не прощают возможности их получать. Не прощают и свободы. И многого, многого ещё. Любого нежелания жить по установленным правилам. А я, без сомнения, почти все их нарушил.
Но мне безразлично чужое мнение. Я даже, если можно так выразиться, не являюсь "членом общества" в полном смысле слова. И я благодарен судьбе за то, что могу взаимодействовать с людьми ровно тогда, когда хочу этого сам, и лишь с теми, с кем хочу.
Пусть и говорит кто-то обо мне плохо - я даже о том не узнаю. Но я спросил бы у осуждающих меня одно: "А вы уверены, что не хотите жить так, как я? Или вам попросту не позволяют этого обстоятельства?"
Но не берусь угадывать, какие чувства вызовет, так сказать, персонаж данного повествования. Отвращение ли, симпатию, сострадание, зависть... А, может быть, просто понимание? Я был бы рад узнать, что кому-то оказались близки (хотя бы отчасти) мои мысли, желания, чувства, интересы и вкусы.
Пролог
Я один. На дворе поздняя осень. Туманами и инеем ноябрь нарисовал за окном свои грустные пейзажи. В доме стоит тишина. Слышно, как тикают в холле часы и трещат дрова в камине.
Я пишу.
Никогда раньше не вёл я дневник. Не сочинял рассказов. Но потребность такая зрела во мне давно. Сколько помню себя, приходили из ниоткуда всевозможные образы и сюжеты. А за последние годы сама жизнь вручила мне столько впечатлений, что душа буквально перенасыщена ими. Кажется, пришло время дать всему, что накопилось внутри, выход. Пока не знаю, что получится в итоге. Но нужно начать. Одиночество и покой будут мне лучшими помощниками.
Мне кажется иногда, что я прожил уже очень долгую жизнь и даже успел от всего устать. Только это не так. Я ещё очень молод. Мне двадцать два года. Выгляжу я и вовсе намного моложе.
Уже год с лишним прошёл, как я вернулся из долгого путешествия и обрёл, наконец, свой дом. Всё тут обустроено по моему вкусу. Не берусь утверждать, что вкус у меня хорош, но он мой. Я сам выбрал каждый предмет интерьера - от книжных шкафов в библиотеке до маленьких статуэток. Кое-что, впрочем, осталось от прежнего хозяина, но только потому, что понравилось мне. Снаружи дом выстроен в готическом стиле. На фасаде - скульптуры, над главным входом - витражное стекло, крыльцо с ажурными перилами и колоннами. Изнутри же убранство эклектично - некая смесь бидермейера, готики и мрачного арт-деко. Только кухня светлая и современная. Она находится в стеклянной пристройке, бывшей когда-то верандой.
Я никогда не зову гостей. Кажется невыносимой и даже кощунственной сама мысль, что некто посторонний войдёт сюда, будет ходить по комнатам, хранящим столько моих секретов, смотреть на всё, трогать руками, словно пытаясь покопаться в моей душе. Гости ведь очень любопытны. Особенно когда являются в чей-то дом впервые.
В последние месяцы вообще не хочется ни с кем общаться. Я давно не ездил в Москву и хожу только в местный магазинчик за продуктами. Иногда не выбираюсь из дома по несколько дней. Читаю долгими часами. Просто сижу и думаю обо всём, глядя на огонь. Вспоминаю, мечтаю, придумываю сюжеты романов, которые собираюсь написать в будущем.
Этой осенью я почти каждый день просыпаюсь в очень ранний час. Когда-то давно, в другой жизни, я был уверен, что никто по доброй воле не выберется из тёплой постели ни свет ни заря. Но подняться с кровати легко, если ты знаешь, что в любой момент можешь забраться обратно и продолжить спать. Утренний сон особенно сладостен. Однако так прекрасно выйти встретить холодный и блёклый осенний рассвет. Ощутить неповторимое дыхание русского ноября - промозглое и холодное.
Надев длинное чёрное пальто с капюшоном и кое-какие атрибуты гота-рокера, я выхожу в сад. Деревья уже обнажились и кажутся совсем чёрными в предрассветном сумраке. На земле причудливо сплетаются кряжистые корни. Дорожки из старых мраморных плит усыпали покрытые инеем опавшие листья. Они хрустят под моими ногами. Я закуриваю тонкую длинную сигарету. Огонёк - маленькая оранжевая точка - светится в темноте, как одинокая звёздочка.
За воротами простирается заволочённое туманом поле. С тыла к моему участку вплотную подступает лес, а фасад дома смотрит на пустые поля. Порою такими вот утрами я подолгу брожу по окрестностям. Кругом безлюдно. Нигде ещё не видно света. В соседних домах окна темны. Только далеко-далеко, на железнодорожной станции горят огни. Неподалёку есть маленькое кладбище. Я люблю иногда прийти туда, посидеть на мраморных лавках среди печальных статуй и крестов, глядя, как клочья тумана медленно ползут меж них. Или иду к озеру, на деревянный причал для лодок и сижу там, пока небо над рощей белеет. Ветер ломает хрупкую заморозь, поднимает на воде рябь, дробя моё отражение. Когда становится светло, я поднимаюсь и возвращаюсь домой.
Приятно войти в тёплый дом, затопить камин, отогреть перед огнём озябшие руки. Согревшись, я иду на кухню. Зажигаю на плите синий газовый огонёк. Варю себе кофе на молоке, жарю яичницу с сыром. Это обыкновенный мой завтрак. Когда всё готово, я с подносом возвращаюсь в гостиную и ем у огня. Иногда я не поднимаюсь в спальню, а засыпаю после прогулки и завтрака прямо на полу, на расстеленной у камина шкуре и сплю до полудня. Дрова шипят и потрескивают, словно поют мне колыбельную. Когда они догорают, в камине долго ещё светятся угли, излучая приятное тепло.
Бывает, что я целыми часами не занят ничем определённым. Брожу по всему дому, по большим тёмным комнатам. Или сижу на ступенях лестницы. И мне не скучно в своих мыслях, мечтах. Слушаю музыку или читаю. Теперь вот буду писать.
В интернете времени провожу мало - так, захожу, чтобы посмотреть какие-нибудь фильмы, что-то узнать. Изредка с кем-то переписываюсь или оставляю комментарии на каких-то форумах по заинтересовавшим меня темам. Телевизор не включаю вообще. Разве только зимой, когда идёт биатлон.
Есть, конечно, и другие бытовые дела, которые никто не отменял. К примеру, уборку дома. Кто же сделает её за меня? Не очень-то просто вымыть пол на трёх этажах. И уж куда сложнее вытереть пыль со всех ваз, картинных рам, часов, хрусталя, серебра, книг. Но я справляюсь. Энергии у меня много. Под хороший индастриал-метал или дарк-электро дело идёт легко. Я не из тех, кто помешан на порядке, но я эстет и люблю все произведения искусства, которые собрал. А я так называю любую приятную взгляду вещь.
Мне и самому хочется быть и оставаться произведением искусства. Поэтому я много времени посвящаю уходу за кожей, за волосами. Делаю упражнения с гантелями, бегаю на тренажёре или по лесу, если позволяет погода.
Кажется, это почти все мои занятия.
Вот так и живу. Нет, не всегда был я эдаким затворником. Как же долго продлится ещё это состояние? Я не знаю. Дело в том, что мне комфортно стало вот так - одному. Целыми днями, неделями, месяцами. Порою кажется, что я схожу с ума. Надеюсь, через некоторое время моё болезненное стремление к изоляции пройдёт. Нужно поехать в Москву, пойти на какой-нибудь концерт, в клуб в ресторан - всюду, куда я часто ходил ещё недавно. Можно и пожить некоторое время в Москве. Но кого я обманываю? Ничего это не изменит. Мне не составит никакого труда познакомиться с кем-нибудь. Трудно другое - продолжить это знакомство и превратить его в нечто большее, чем единственная встреча на пару часов. Я как будто болен. Пропадаю, исчезаю, как призрак, стоит только кому-нибудь предпринять попытку сблизиться со мной. Не могу поступать как-то иначе. Всё чаще спрашиваю себя - да и нужно ли?
Что же поделать, если жизнь не дала мне близких людей? Все, кого я любил, покинули меня. А быть с теми, кого не люблю, только для того, чтобы не оставаться в одиночестве - не мой путь. Тишина лучше чужих голосов. Пустая постель лучше чужого тела рядом. Не всегда я считал так. У меня бывали и романы с мужчинами, и случайные связи. Но все они в итоге окончились ничем. Никто, никто так и не стал тем единственным, с кем мог бы я остаться навсегда, провести всю жизнь, обрести истинную душевную близость, засыпать и просыпаться вместе. Хуже всего то, что я и не верю, что это возможно. Да и не верил никогда в такую вот любовь, даже будучи совсем юным. Не говорю, что не хотел - просто не верил в неё. А теперь - будто бы даже и не хочу. Не пытаюсь найти.
Теперь все отношения остались в прошлом. И был я тогда, даже будучи с кем-то, в сущности, так же одинок, как и сейчас. Ни любви, ни дружбы и ни душевного тепла я не получал. Но и не мог дарить сам. Часто одно только желание, неуёмное, сжигающее, страшное, бросало меня в их постели. Оно и теперь никуда не ушло. Так же, как и прежде, оно жжёт меня изнутри, порою отнимая способность думать о чём-то другом, доводя до безумия. Но я больше не стану искать себе любовника, чтобы удовлетвориться.
меня есть тайна. Месяцев десять назад я купил одну вещь. Когда-то я видел такие в порнофильмах. Оставшись один, я понял, что не имею другого выхода, кроме как заказать себе это. Помню, как ждал с волнением доставки. Знаю, что другие люди, то есть, подавляющее большинство из них, испытывали бы стыд, встречая курьеров, привезших подобные товары. Но я не почувствовал ничего такого. Я давно уже стал абсолютно безразличен к мнению людей, которых вижу в первый и последний раз. Разместить купленное я решил в подвале, чтобы быть уверенным, что никто не услышит мои крики. Да и вполне возможно, что кто-нибудь заглянет однажды ко мне. А подобные вещи держать на виду не следует.
Я установил целый интимный ритуал. Иногда выжидаю специально по несколько дней, пока желание не станет совсем уж нестерпимым.
Иду в ванную и начинаю готовить себя. Сперва тщательно промываю мою попку клизмой. В эти минуты я начинаю чувствовать колоссальное возбуждение. Точнее, уже даже тогда, когда только подношу наконечник к отверстию. Потом ополаскиваю тело в душе. В ванной комнате висят на трёх стенах большие - от потолка до пола - зеркала с позолоченными витыми рамами. Когда я выхожу из душевой кабины, бросаю невольно взгляд в них. Они отражают высокого обнажённого юношу с длинными чёрными волосами, худого, но крепкого. У него бледная безволосая кожа, женственное красивое лицо, вишневые глаза с грустинкой.
После необходимых процедур я беру с собою тюбик мази, в халате выхожу на лестницу и спускаюсь в подвал. Именно там ожидает меня тайный предмет - секс-машина, механический любовник. Тот, кто не уйдёт, не предаст меня и не оставит. Тот, кто будет удовлетворять меня тогда, когда я захочу и столько, сколько мне будет нужно. Вот и теперь он стоит, укрытый, и ждёт меня преданно.
В подвале моего дома есть верхний и нижний уровни. Нижний уровень - это погреб, где хранится вино и другие запасы, требующие низких температур. Там всегда холодно. В верхнем же уровне тепло, сухо, чисто. Стены выложены красным кирпичом. На полу постелен палас. В нише, примыкающей к котельному отсеку, я и оборудовал себе уголок порочных наслаждений. На стенах бра, стилизованные под средневековые канделябры, бросают на всё мягкий таинственный полусвет.
Я откидываю покрывало. Под ним - странная конструкция, вид которой кого-то даже перепугал бы, вероятно. Слишком уж походит весь этот антураж на оборудование для неких жутких медицинских процедур или даже на пыточную. Да, то, что предстоит мне, и есть в некотором роде пытка, которой я подвергну себя добровольно.
Тут стоит то ли кушетка, то ли раскладное кресло, спинку которого можно опускать или поднимать под любым углом. То есть, во время, так сказать, процедуры можно и лежать, и сидеть, ну, или занимать положение, среднее между сидячим и лежачим. Именно его я и предпочитаю. Тут сделаны и подставки для ног - наподобие тех, которые есть на проктологических креслах. Собственно, описываемый предмет мебели - фактически оно и есть. Каких-либо отличий я не вижу. Оно не мягкое, напротив, жестковато, но так, полагаю, и нужно. А изгиб его плавный, очень удобный для спины.
Я же зову это кресло своим "троном удовольствий".
Итак, я раздеваюсь - снимаю халат и остаюсь совсем обнажённым. Я сажусь и сперва ввожу в себя пальцы, смазываю, массирую дырочку. Ей уже не требуется особенно долгой подготовки. Перед креслом стоит наготове механизм. Я выбираю насадку - их много, но я предпочитаю средние размеры. Я не узкий девственник, но и далеко не растянутый вконец бывалый пассив, которому всё нипочём.
Я беру в руки пульт. И ещё проводки с маленькими зажимами для сосков. На них есть нечто вроде крохотных шипов или зубчиков, которые не нанесут серьёзного вреда, но будут покалывать нежную кожу, обостряя тем самым ощущения.
Устраиваюсь поудобнее. Задираю ноги и кладу их на подставки. Слегка приподнимаю ягодицы. Дырочка моя уже судорожно сжимается в нетерпении. Член поднялся и истекает влагой. Я надеваю зажимы на соски, потом рукою приставляю штырь с "наконечником" ко входу в свою "скважинку". Я насаживаю себя на дилдо, ползя на него. Попке больно. И почему до сих пор каждый раз больно? После всего-то, что она уже перетерпела? Но, тем не менее, это так. Я постанываю и лежу спокойно минуту-другую. И вот, наконец, поворачиваю рычаг на пульте. Раздаётся гудение. Механизм оживает.
Медленно, сперва очень медленно, начинает он двигаться во мне. Простое, нехитрое устройство, которому известно только одно движение - вперёд-назад. Но какое же наслаждение способно оно принести! Вращается колесо, ходят металлические перекладины. И, как бы в качестве бонуса, зажимы на сосках пульсируют, словно щиплют их, то впиваясь зубчиками, то ослабляя хватку. Это заводит ещё сильнее. Я издаю томные, протяжные стоны в такт движениям стержня. С губ срывается полушёпот: "Ооо, как хорошо... как же хорошо... какое блаженство..."
Ход ускоряется. Я начинаю кричать. В подвале отдаётся лёгкое эхо, как будто кто-то кричит вместе со мной.
Впереди висит на стене большое зеркало. В него я вижу всё со стороны - и своё лицо, искажённое криком, полубезумное, светящееся от невыразимого блаженства, и то, что происходит с моей попой. У меня красивые ягодицы - маленькие, упругие, нежные. И промеж них вонзается, словно гигантское жало, дилдо на штыре.
Всё быстрее, быстрее, быстрее. И вот машина разогналась до максимума и долбит меня со скоростью отбойного молотка. Она ревёт, как дикий зверь, как будто тоже получает удовольствие. Я уже не в состоянии произнести человеческого слова. Я вою, стенаю. Вцепляюсь руками в края кушетки. Нет уже никаких мыслей. Весь мир исчез. Ничего не осталось, кроме всепоглощающего наслаждения. Брюшные мышцы, пресс ходят волнообразными судорожными движениями. Ягодицы сокращаются. Наслаждение достигает своего пика. Накрывает, обволакивает, наполняет каждую клеточку тела. И тогда кажется, что стоит жить только ради этой минуты. Хочется, чтобы так длилось вечно, вечно, вечно... Но нет. Такому не бывать. Из моего члена вырываются струи спермы. Я испускаю последнее громкое "Ааа..." и чувствую, что волна отхлынула. Машина останавливается. Её "член" выходит из меня. Я снимаю с сосков зажимы. Отверстие ещё некоторое время непроизвольно сжимается и разжимается. Потом успокаивается.
Полежав некоторое время, бессмысленно глядя в потолок, я встаю, беру анестезирующую мазь, смазываю свою измученную дырочку и покрасневшие, побаливающие соски.
После завершения действа я чувствую странный стыд. Казалось бы - от чего? Ведь никто же ничего не видел, не знает и не узнает, что я тут делал. Но почему же теперь так невыносимо стыдно посмотреть в зеркало?!
Да, человек до оргазма и он же после оргазма - разные люди. Я, когда всё завершается, чувствую себя уязвимым, слабым, хрупким. И тогда так нуждаешься в живом любовнике, который обнял бы, прижал к груди, целовал в губы и говорил бы о том, как ему всё понравилось, как было со мной хорошо. И слушал бы от меня, до чего он же был великолепен. А мне теперь некому это сказать.
Я прикрываю машину, одеваюсь и ухожу наверх, в дом. Подавленность быстро проходит, и я, напротив, начинаю чувствовать себя очень хорошо. Появляется много мыслей. Я начинаю думать о планах на ближайшие дни, об искусстве, о книгах, обо всём том, что составляет духовные сферы моей жизни. Уже ничто не отвлекает меня и не беспокоит. Я удовлетворён. Хотя я знаю, что пройдёт непродолжительное время и всё начнётся сначала. И у машинки снова будет работа.
Конечно, она не заменит никогда реального мужчину, тёплое тело из плоти и крови. Но всё же такая процедура даёт нечто особое, то, чего не даст соитие с человеком. Потому что секс с кем-то - всего лишь секрет. То, о чём знают двое. А вот это - не секрет, а тайна, и знаю о ней только я.
Забыл добавить, что во время моих самых первых забав с механизмом я установил там, в подвале, камеры, и они засняли всё происходящее с разных планов и ракурсов. Иногда люблю пересматривать эти видео, особенно те, где камера крупным планом, в упор запечатлела, так сказать, главное место действия...
У меня были на вечер совсем другие планы. Но вот я написал всё это, и, кажется, мне прямо сейчас необходимо снова спуститься в подвал. Остальное подождёт.