— Она немного высока, тебе не кажется?" - Говорю я своему приятелю Пьеру.
— Может быть, но мне они и нравятся такими." Он ответил с ухмылкой улыбаясь.
— Не знаю, она меня немного пугает."
— Ха, она тебя пугает? Мужчина, покоривший всю Европу, боится женщины.
— Да, она прекрасна, но она пугает меня. Что, если она решит, что я слишком мал для нее?
— Ты ведешь себя как слабак, попроси ее потанцевать с тобой. Никто не откажет ни в одной просьбе императора.
— Ты так думаешь, Пьер?
— Будь хоть раз мужчиной, я не могу вечно таскать этих шлюх во дворец.
Он был прав, Империя нуждается в Королеве так же, как я нуждаюсь в женщине. Я набрался храбрости и подошел к ней с саблей, звякнувшей об пол позади меня.
— Неужели самая красивая женщина в зале почтит меня своим присутствием на танцполе?
Она повернулась ко мне и посмотрела, откуда раздался голос. Она посмотрела налево, потом направо, но так и не потрудилась посмотреть вниз. С растерянной улыбкой она вернулась к разговору, в который была вовлечена.
— Эй, я здесь, внизу." - Чуть не заорал я.
Она обернулась, чтобы посмотреть, кто с ней разговаривает. С самыми прекрасными глазами, какие я когда-либо видел, она смотрела на меня сверху вниз. Через мгновение она наклонилась, чтобы получше рассмотреть меня. Она жадно посмотрела мне в глаза, в них была сила, которую я никогда раньше не ощущал. Моя гордость раздулась от внимания, которое она мне оказывала, и я почувствовал еще одну припухлость.
— А что я могу сделать для тебя, дитя мое?" - Сказала она.
— Дитя, я уже не дитя. Я Леон, император всей Франции. Я хочу потанцевать с тобой.
— О Боже, прости меня. Да, давай потанцуем."
Я обнял ее, по крайней мере, попытался. Точнее, я схватил ее за ягодицы и попытался последовать ее примеру. Я был очарован ее ароматом, мои глаза были на уровне ее пупка, и я гадал, когда она в последний раз мыла это самое тайное место.
Мы танцевали, казалось, несколько часов, музыка опьяняла. Ее движения только усилили мое желание к этому удивительнейшему из созданий. От её запаха у меня закружилась голова, когда мы проводили тур по танцполу. Я продолжал сжимать и разминать шары ее задницы, в то же время она терлась тазом о мой подбородок.
Когда музыка закончилась, ее руки сжали мне уши, и она попыталась стереть нос с моего лица. Я почувствовала дрожь любви, когда мы кончили одновременно. Мой твердый член продолжал соприкасаться с ее коленной чашечкой, я изливал свой любовный сок в штаны. Ее пахучая промежность терлась о мое теперь уже влажное лицо. Ее стоны, как у суки в жару, громко раздавались по всей комнате.
Все глаза в комнате были устремлены на нас, когда мы пришли в себя. - Вы что, никогда раньше не видели, чтобы мужчина танцевал с женщиной? - Громко сказал я, ни к кому конкретно не обращаясь. - Я думаю, что никто раньше не видел такой танец на публике." - Возразил Пьер, теперь уже громко хохоча. Именно так мы с женой и познакомились несколько лет назад.
Мы полюбили друг друга и ухаживали в течение определенного периода времени. Я был сражен этой Амазонкой, ее красота и очарование были несравненны. Когда я был внутри ее великолепной ауры, я чувствовал себя на четыре фута выше. Она признавалась мне в любви каждый день, целовала меня в лоб и называла своим милым маленьким мужчиной. Когда мы занимались любовью, я мог сказать, что она выражала удовлетворение своим напряженным смехом. Тиффани смеялась в течение, казалось, нескольких часов после нашей напряженной минуты совокупления.
Тиффани, я не думаю, что это ее настоящее имя, я думаю, что она делает все это дерьмо, когда ходит в спортзал много раз в неделю. Она рассказывает мне, как усердно работает, чтобы оставаться красивой для меня, но ее задница, кажется, растет, а не уменьшается. Моя жена думает, что она дурачит меня, но я умный диктатор и осведомлен о ее делах.
Я достаточно мужествен, чтобы победить любого врага, но я вижу, что я уже недостаточно мужествен для моей жены. Я очень обеспокоен ее неосторожностью, и гильотина, возможно, лучше всего вылечит ее блудливые глаза. Нет, это было бы не цивилизованно. Я слышал о законном средстве положить конец этому дерьму, разводе.
Я слышал, люди говорят, что у вас должны быть какие-то доказательства супружеской неверности, чтобы судья объявил о разводе. Это не должно быть слишком трудно доказать с моими многочисленными ресурсами, учитывая, что я контролирую суды. Ха, похоже, я контролирую все, кроме своей жены.
На следующий день я проснулся рано. С восходом солнца Тиффани выходит из дворца в спортзал. Мне понадобится помощь, чтобы собрать необходимые доказательства, и мне нужны свидетели. Я вызываю тридцать лучших солдат, чтобы они сопровождали меня в моем шпионском задании. Я также возьму с собой Вонючку Жака, чтобы запечатлеть этот момент.
Как можно незаметнее мы подкрадываемся к задним окнам тренажерного зала. Боюсь, мы наделали слишком много шума, тридцать бряцающих сабель создают достаточно шума, чтобы разбудить мертвых. Но сегодня удача на моей стороне, гулкий шум музыки перекрывает наше нарушение скрытности. Я приказываю людям разойтись по окнам и наблюдать.
Внутри я замечаю пятнадцать или около того скудно одетых женщин, пытающихся следовать за танцующим перед ними педиком. Они изгибаются и поворачиваются в такт вращающемуся ритму оркестра. - Давайте, дамы, толкайте его, вверх - вниз, вниз-вверх. Работайте, девочки, двигайте своими задницами." Сиськи подпрыгивают, а задницы раскачиваются в такт музыке. Такое великолепное зрелище не оставляет без внимания тридцать похотливых солдат. Я осматриваю комнату, но не нахожу никаких следов моей жены. Жак устанавливает свой мольберт, чтобы сделать рисунки сцены перед нами.
Я вижу, что совершил ошибку, приведя с собой людей. Они не делают ничего полезного для меня со своими штанами на лодыжках, массируя свои распухшие члены. Я буду выполнять эту миссию в одиночку. Я хожу от окна к окну, пока не нахожу Тиффани. Найдя старый выброшенный ящик из-под вина, чтобы встать на него, я теперь вижу свою жену, лежащую голой на шезлонге. Я бегу к Жаку-Вонючке, он окунает свой вытянутый член в красную масляную краску и вытирает его правой рукой.
— Иди сюда, придурок." - сказал я Жаку, наблюдая, как солдаты ублажают себя и друг друга.
Мы подбежали к окну, над моей женой стоял голый гротескно мускулистый мужчина. Я велел Вонючке сделать несколько эскизов, а сам с благоговением наблюдал. Пенис мужчины, казалось, имел мускулы, он был действительно массивным. Он должно быть по крайней мере на три дюйма длиннее моих внушительных четырех дюймов. Как бы я ни был зол, я не мог не возбудиться от того, как он взял добродетель моей жены.
Я никогда не выдерживал больше четырех или пяти ударов внутри Тиффани, этот человек был выносливым. Моя рука теперь сжимала мой выпуклый член, а другая нашла путь к моему левому соску через средние пуговицы жилета. Минуту за минутой он набрасывался на мою жену. Я хотел убить этого человека, но ничего не мог поделать, кроме как удовлетворить свою сдерживаемую похоть. Будучи занятым этим в тот момент, я был совершенно не готов, когда ее охватил оргазм и она закричала. Потрясение заставило меня потерять равновесие на ящике с вином, и я упал, выстрелив свою собственную сперму в окно, в момент падения на землю.
Тиффани в ужасе уставилась на меня, так как теперь знала, что я знаю о ее романе. Я приказал мужчинам, уже одетым и сексуально удовлетворенным на данный момент, отвести любовника в Бастилию для заключения, с дальнейшими инструкциями поместить его в камеру с гигантским чернокожим заключенным Бубье.
После этого я потерял всякий интерес к завоеваниям. У меня не было желания грабить. Я даже продал всю свою землю в Новом Свете американцам. Я сильно любил свою Тиффани, но не мог предстать перед народом своей империи, в случае если прощу ее. Своими действиями она разбила мне сердце. Поэтому, как хороший солдат, я старался изо всех сил.
Пьер стоял рядом, стараясь поднять мне настроение. Мы пили и пели, но песни заставляли меня грустить о том, что я потерял. Он даже предложил поехать на нудистские пляжи острова Элбоу, но я отказался, сказав, что когда-нибудь съезжу туда. Мое настроение оставалось стоическим в ожидании судебного свидания с магистратом.
Все приготовления были сделаны, и я вошел в зал суда Все взгляды были устремлены на меня, когда я вышел на середину зала. Я занял свое место за столом в специально сделанном кресле. У меня был письменный поднос, который складывался сзади и я сидел намного выше обычного стула. Бейлиф усадил меня в мое "высокое кресло", как его стали называть, и опустил поднос мне на колени.
Тиффани и ее адвокат сидели за соседним столиком. Ее мать и отец сидели позади нее справа. Я сурово нахмурилась, когда ее адвокат посмотрел на меня, зная, что он, скорее всего, проиграет это дело в суде. Мой адвокат уверенно улыбнулся, когда зал суда загудел от болтовни.
— Слушайте, слушайте, все встаньте за достопочтенного Сиднея Бургундского."
Сид был моим хорошим другом, мы часто рыбачили вместе, чтобы отдохнуть. Он действительно был не из Бургундии, но это был его любимый напиток. Он пил его довольно часто. Я надеюсь, что он сейчас с похмелья, это заставит слушание идти гораздо быстрее, если он захочет пойти домой и проспаться. Он посмотрел на меня и показал большой палец вверх. Похоже, адвокат Тиффани только что обмочился.
Мой адвокат был первым, кто заговорил, он рассказал Сиду и аудитории о делах, в которых я подозревал Тиффани. При дворе было тихо, Тиффани сидела с улыбкой, пока рассказывали о ее любовных похождениях, женщина казалось, увлечена рассказами.. Пока я наблюдал за ней, она вспоминала каждого любовника, когда их называли. Макс, мой адвокат, был искусен в словоблудии и после его многочасового доклада о скандальном поведении моей жены, в комнате не осталось ни одной сухой пары нижнего белья.
Ее мать чувствовала слабость при мысли о том, что ее дочь действительно может так себя вести. Ее отец покраснел от злости, глядя на нее с тоской. Все остальные глаза были прикованы к потаскушке, которая когда-то была моей женой. Затем Макс подозвал Вонючку Жака к креслу свидетеля. Жак рисовал один эскиз за другим, изображая Тиффани в любовных объятиях. Картины были прямым доказательством ее супружеской измены. Адвокат сидел, обхватив голову руками, и плакал. Сид внимательно изучал каждый четкий рисунок, облизывая губы и пряча руки под скамьёй. Он попеременно поглядывал то на картину, то на Тиффани.
Развратный ублюдок Сид решил, что пора сделать перерыв. Пристав поставил поднос на высокий стул и отпустил меня. Сид унес наброски в свои покои, вероятно, чтобы никто, кроме него, никогда их больше не видел. Суд длился до позднего вечера. Вскоре я задумался, не было ли серьезной ошибкой избавиться от Тиффани.
Я знал, что в глазах людей меня высмеют в любом случае. На меня будут смотреть как на слабого императора, если я не разведусь с ней. С другой стороны, на меня будут смотреть как на мужчину, нуждающегося в разводе. Чтобы отвлечь внимание людей, я послал армию, чтобы выбить дерьмо из итальянцев.
После обеденного перерыва суд снова собрался. Сид подмигнул мне, и мне показалось, что он подмигнул Тиффани. Сид спросил Макса, есть ли еще какие-нибудь улики или свидетели. Я думаю, что он просто хотел, постучать своим молотком по другим обнаженным рисункам. Мы очень вовремя решили не использовать показания тридцати солдат, чтобы не пришлось объяснять их поведение за окнами спортзала. Макс отказался от дальнейших доказательств и передал дело адвокату Тиффани.
Сид спросил его, может ли он что-нибудь сказать, он только ответил, что хочет в будущем стать виноградарем. И что его клиент был согласен на развод.
Я ожидал большей драки, и я был готов использовать свою силу, чтобы показать Тиффани, кто здесь главный. Позже, когда суд был отложен, я спросил ее, почему она вообще потрудилась явиться только для того, чтобы подвергнуться такому смущению.
— Mon Cheri, разве вы не заметили, как смотрели глаза всех присутствующих, когда меня рисовали? Это взгляд, которого я желаю, взгляд вожделения, которого я жажду от мужчины."
— Разве я не смотрел на тебя так?
— О Cheri, это не то же самое от мужа. К тому же твой пи-пи слишком пи-пи, oui.
Я со стыдом опустил голову и медленно вышел из здания суда. Вскоре ко мне подошли две большие обезьяны в черных накидках. Затем меня отнесли на ожидающий корабль. Меня отправили в изгнание на остров, где Пьер предложил мне провести отпуск, - остров Элбоу.
Пленение дало мне повод для переживаний. Я пробыл там несколько недель и обнаружил, что остался без жены и работы. Это вызвало у меня серьезную озабоченность и беспокойство, и чем больше я волновался, тем больше волос падало с моего тела. На втором месяце изгнания я был потрясен, увидев однажды утром после ванны в зеркале, что совершенно лишен волос. Однако это не заставило меня отказаться от обычного ритуала посещения нудистского пляжа.
Обычно я плаваю один. Сегодня я заметил двух красивых женщин, лежащих голыми на песчаном пляже, и воспользовался случаем поболтать с этими прекрасными дамами и полюбоваться их наготой. Я уверенно подошел к ним и, не стесняясь, остановился.
— Луиза, посмотри на милого Бебе. Он, должно быть, заблудился, как ты думаешь, где его мать?
— Послушай, Джиджи, я думаю, ему нравится наша нагота. Это так мило, что у него появилось возбуждение при виде нас.
— Не дразни бедного мальчика, ты заставишь его плакать." - Сказала Луиза, прижимая меня к своей обнаженной груди, чтобы успокоить.
Она баюкала меня в своих объятиях, и я сделал единственное, что смог придумать в тот момент, я начал сосать ее сосок.
— О-ла-ла, он, должно быть, очень голоден. Он так сильно сосет, ох. О боже, о да, мой Бебе, вот так, ОО. О да, мой малыш, пусть мама накормит тебя ооооооооооооо, вот это да, Чери".
— Луиза, пусть он покормится от меня тоже, я тоже люблю бебеса."
Это были две горячие мамочки, если вы понимаете, что я имею в виду, это был первый раз, когда я делил свою любовь с двумя мадемуазелями одновременно. Луиза, похоже, тоже была голодна, и пока я кормился от ее безмолочной груди, она кормилась моим маленьким солдатиком. Теперь я смотрел в глаза моей новой мамы с тем выражением похоти, которого желала Тиффани. Луиза теперь стояла на коленях и уговаривала меня зайти к ней с тыла - именно такой прием я использовал, чтобы завоевать Италию. Я прекрасно вписался между огромными щеками ее задницы и атаковал на цыпочках, как хороший солдат, которым я и являюсь.
Джиджи тоже нельзя было отказать, она закинула ногу на спину Луизы и расположила свою волосатую киску перед моим теперь задыхающимся ртом. Это был первый раз в моей жизни, когда я была счастлив быть невысоким. В тот день я не отступал, я столько раз наступал на них, что они подняли белый флаг капитуляции. Вообще-то я думаю, что это были шаровары Джиджи.
Эта договоренность с двумя мамами сработала на наше счастье. Они помогли мне бежать с острова в коляске Бебе. Вскоре я вновь обрел власть над Империей, благодаря доверию, которое мне оказали мои новые мамаши.
Мои волосы скоро должны были вернуться, но Луиза настояла, чтобы волосы на теле остались. Я тоже отплатил им тем же и побрил красивые киски своих мам. Гораздо приятнее целовать маленького человечка в лодке, не поедая морских водорослей.
Теперь я должен покинуть ваше присутствие, пришло время для четырехчасового кормления. Au revoir mes ami. (До свидания мой друг. Фр.)