- XLib Порно рассказы про секс и эротические истории из жизни как реальные так и выдуманные, без цензуры - https://xlib.info -

Я, моя жизнь и мой мир

Подкатегория: в туалете

Привет, мои дорогие! С нетерпением жду общения с вами. Буду очень признателен за ваши понимание и поддержку. Благодарю вас за чтение моего так называемого рассказа и за то, что, уделив им своё драгоценное внимание, прочли мои записи...

Никогда не думал, что когда-нибудь у меня появится желание или (как бы это правильно выразиться) стремление написать нечто вроде этого. Мне казалось, что, описывая свою историю, я рассказываю что-то личное, делюсь впечатлениями, эмоциями, раскрываю свои тайные желания, и всё в этом роде. С другой стороны, если ты делишься всем этим, то тогда с кем именно? Не думаю, что белый лист бумаги - это самое то в таком случае, но всё же я остановил свой выбор на нём и решил описать свою историю так, чтобы те, у кого появится желание что-то узнать обо мне, смогли бы это сделать. Тем самым я сделал "виртуальный мир" всего лишь способом передачи своих откровений, а заинтересовавшихся текстом читателей теми, с кем я, в общем-то, и собирался поделиться своими мыслями...

Мне искренне жаль, что всё описанное мною происходит в виртуальном мире, и это немного гложет мою душу. Хотя... кто как это понимает. Правда, реальные мои друзья наверняка оказались бы в недоумении по поводу моей затеи, не понимая, зачем я всё это делаю, ведь они всегда рядом, всегда готовы выслушать меня, помочь мне в любой момент. Но дело тут совсем не в этом.

Кстати, хотел заметить (что, в общем-то, немаловажно): причина того, что я вообще осмелился всё это описать, кроется здесь, в интернете, среди моих друзей. Именно он подтолкнул меня на это, чтобы я смог выплеснуть наружу свои эмоции и т.д.

Ну вот! Мне кажется, что я изложил достаточно много соображений относительно своего будущего рассказа...

Милые мои друзья! Дорогие! Все вы для меня одинаковы! Всех вас я люблю одинаково и ко всем вам отношусь одинаково! Правда, мои симпатии распределены между вами по-разному.

Со всеми, кто изъявит желание общаться со мной, я буду с радостью делать общаться, что я и делаю до сих пор. У меня нет ограничений или особых критериев насчёт того, с кем я буду общаться, а с кем нет. Всё зависит от того, насколько сильно человек сам желает этого, насколько он искренен и открыт...

***

Уже в школе у меня стал появляться сексуальный опыт, но тогда это выглядело неосмысленно, неосознанно. Мы с моим одноклассником толком и не понимали, что это на самом деле означало, но знали, что за это нас по головке не погладят, и поэтому прятали от других свою тайную страсть. Просто нам было хорошо, и не хотелось прерывать этот процесс. Мне казалось, что мы побалуемся немного, и всё это отойдёт в прошлое. В принципе, так оно и случилось. После переезда я долго не вспоминал про это, даже не думал о прошлом. Однако... Оказалось, что не думал я лишь до поры, до времени...

В школе. В первый раз

Честно говоря, не знаю, с чего начать! Меня обескуражило несколько просьб моих друзей. А попросили они меня описать мой первый сексуальный опыт в школе. Я долго думал над этим вопросом и решил, что это можно сделать. Вообще-то описывать интимные подробности своей жизни не входило в мои планы, поэтому я буду стараться опускать "экстра"-подробности, не поддающиеся, с моей точки зрения, описанию...

Это было в школе. Всё произошло как-то непонятно. Его звали Петя, он был моим одноклассником. Не сказать, чтобы он был красив, но был он довольно симпатичным парнем.

Как-то раз случилось так, что на уроке физ. подготовки у нас не было учителя. Весь класс, соответственно переодевшись в спортивную форму, кувыркался в спортзале, кто как мог. Кто вис на канате, кто сидел на козлах, кто боролся на матах, кто баловался на турниках. В общем, в этой неразберихе был и я. Получилось так, что я случайно пнул Пете в пах! Наверное, у него от этого посыпались искры из глаз, и он сразу побежал в раздевалку. Я, не поняв, что именно произошло, помчался за ним. Он, весь скорчившись от боли и руками держась за пах, стоял в раздевалке и крыл меня матом.

Мне до ужаса стало обидно! Как так, меня матерят! Правда, когда я понял причину его истошных выкрикиваний, мне стало немного легче. Хотя нет, мне стало жалко парня, и я всячески, снова и снова принося при этом парню свои извинения, старался отнять его руку от паха и воочию взглянуть на то место, которое он сжимал, изредка подпрыгивая на месте.

В этот момент кто-то стал ломиться в раздевалку, и Пётр, как-то резко выпрямившись, сделал вид, будто ему не так больно, как было только что. Он просто немного скривил лицо от боли. В раздевалку вошли трое или четверо пацанов (не помню точно) и поинтересовались у нас, в чём дело. На это наш Пётр ответил, что я ему заехал ногой по яйцам. Раздался взрыв хохота, а я недоумённо посмотрел на Петра, который в этот момент тоже засмеялся вместе с ними. Только вот мне было не до смеха! Только что у меня сжималось сердце в груди от жалости и сочувствия к парню, а тут меня охватила злоба из-за того, что меня попытались разыграть. Я, сказав:

- Да пошёл ты... - вышел из раздевалки, хлопнув дверью и оставив их там дальше смеяться над произошедшим.

Однако на этом мои приключения того дня не закончились.

После того, как прошёл следующий урок (сейчас трудно вспомнить, какой именно по счёту, возможно, второй или третий), на перемене я зашёл в мужскую уборную. Весь туалет разделяла перегородка высотой в человеческий рост, обложенная плиткой. За так называемой стенкой находились кабинки, половина из которых была без дверей, их было 8 или 10. Зайдя в кабинку и встав на носочки, можно было увидеть, что творится в соседней кабинке.

Я прошёл в одну из кабинок и, спокойно сделав своё дело, вышел из неё. Сделав несколько шагов в сторону выхода, я приостановился и стал да конца застёгивать ширинку на брюках. В этот момент я услышал какие-то странные звуки, похожие скорее на глубокие вздохи. Я повернулся и стал идти в направлении этих звуков, и тут передо мной в одной из последних кабинок с полуразвалившимися дверями возник Пётр. От увиденного у меня открылся рот, глаза мои широко раскрылись, и в таком виде я замер на какое-то время. Петр стоял, нагнувшись, и рассматривал свои гениталии, брюки у него были спущены до колен. В тот момент, когда я подошёл к нему и встал почти напротив него как вкопанный, он поднял на меня глаза. Взгляд у него несколько раз менялся за считанные секунды. В нём перемежались боль, ужас и удивление. Он тоже замер на миг, с недоумением глядя на меня.

За столь короткое время, а это было всего несколько секунд, у меня в голове пронеслась куча всяких бесстыдных подозрений. Но когда я вспомнил о том, что произошло между нами утром, на уроке физкультуры, все эти сомнения стали отпадать одно за другим, а реальность наглядно указывала на другое. Пётр со злой и немного смешанной с болью ухмылкой произнёс:

- Чего смотришь, как голодный? Члена не видал? - правда, вместо слова "член" он произнёс другое, более грубое, тем самым вернув меня в реальность.

Немного приглядевшись, я увидел, что мошонка у парня была вся красная, а одна её сторона слегка припухла. Сам Пётр как раз и разглядывал это творение "моих рук", когда я увидел его в таком положении.

- Ого! - произнёс я. - А чего тогда так радовался в раздевалке?

- А что, я, по-твоему, должен был корчиться от боли перед ними? - в его голосе была слышна обида и злой сарказм.

В ответ на мой вопросительный взгляд, выражавший недоумение его ответом, парень жалобно сказал:

- Они бы тогда ещё больше смеялись и дразнились.

Соглашаясь с его ответом, я представил, как задиры нашего класса подняли бы Петю на смех, причём сделали бы они это специально перед девчонками. Им было, наверное, в кайф, когда они принижали других, насмехались над более слабыми, чем они, или неудачниками.

Петя медленно, осторожно, чтобы не задеть свои гениталии и не усилить тем самым боль в паху, стал натягивать штаны. Немного грустно, с жалостью к нему я проговорил:

- Петька... извини... Я не хотел, я не специально!

- Да, не специально... - передразнивая меня, но всё же мягче произнёс Петя. - Вот теперь сколько это будет болеть? - с выступившими на глаза слезами, чуть не расплакавшись, но изо всех сил сдерживаясь, сказал он.

- Я и вправду не думал, что может так получиться, - повторил я.

- Думал, не думал... Теперь у меня от этого может наследников не быть. Ты мне что-то плохое сделал с яйцами, видал, как они опухли? - всё ещё передразнивая меня, сказал Пётр, застёгивая пуговички на ширинке.

Выйдя из кабинки, он как-то странно посмотрел на меня. Превозмогая боль (а боль была на самом деле сильная, теперь я убедился в этом), он слегка улыбнулся и, положив мне руку на левое плечо, сказал:

- Если бы это был кто-то другой, я бы тогда точно ему врезал, - и парень почти вплотную приблизился ко мне. - Но тебя тронуть грех, ты же такой безобидный! - как можно более безмятежно добавил он. И, оставив меня стоять в недоумении, он немного отодвинул меня в сторону и твёрдыми шагами направился к выходу из туалета.

что случилось между нами в этот день, заставило меня о многом поразмыслить. До этого момента я никогда не задумывался о том, как ко мне относятся все пацаны в школе и каждый из них в отдельности. У меня никогда не возникало проблем с ними. Весь класс (а я пока говорю о нём, об остальных расскажу чуть позже) относился ко мне как-то особенно. В силу чего именно это происходило, я не могу понять до сих пор.

Правда, причин в общем-то было много, начиная с того, что некоторые из пацанов просто боялись меня физически, хотя я никогда ни с кем не дрался, а когда случались драки , я даже разнимал дерущихся, и особо задиристые в этот момент как-то "выруливали" у меня удар или несколько, которые им запоминались, пусть и ненадолго, на время. Это делалось как бы в воспитательных целях, не для того, чтобы ударить или показать в чём-то своё превосходство, - нет. Наоборот, те, кто поступал так, удостаивался моей психологической атаки.

Была масса и других причин. Я никогда никого не принижал, хотя часто бывали такие моменты, когда я мог это сделать. Я никогда ни над кем не насмехался, даже с самыми "чмошными" я общался уважительно и на равных. С девчонками... Это особый случай. Каждая из них в отдельности для меня была "принцессой", и, скорее всего из-за этого, они безумно меня любили. Им очень нравилось то, как я с ними общаюсь. Только жаль, что я никого из них не любил. Вернее, мне не приходилось сожалеть об этом.

Был ещё и такой вариант. Среди моих друзей и тех, с кем я общался, было много таких, кто был намного старше меня. Возможно, такой расклад влиял для тех, кто был сильнее меня физически, успокаивающе, хотя я не помню, чтобы они относились ко мне как-то заискивающе. Я же, в свою очередь, не пытался этим бахвалиться перед ними, что вызывало у них уважение ко мне.

Была и ещё одна особенность. Не сказать, что я был отличником в учёбе, но лидирующие позиции в этом плане занимал. Это тоже многим приходилось по вкусу. Я не жадничал, давая списывать домашние задания или помогая кому-то непосредственно на занятиях в школе.

Не могу назвать себя и паинькой. Были в моём арсенале и пацанские шалости, например, походы в чужие сады и огороды, игры я мячом во дворе и битые из-за этого стёкла в окнах дома, курение за стенами школы и всевозможные поджоги. Да, всё это тоже было! Но ни при каких обстоятельствах я не врал другим, из-за чего ко мне с огромным уважением относились преподаватели в школе, соседи и, естественно, мои родители. Иногда последние были даже не рады тому, что я такой "правдун" - так они называли меня в шутку. Они говорили, у других сыновья лгуны, а я у них "правдун". Мне не нравилось это слово, из-за него я страшно злился на них. Родители говорили, что раз я не могу обманывать, значит лучше мне в некоторых случаях просто промолчать, что, собственно, я иногда и делал ради друзей или ради класса.

Почему я затеял разговор на эту тему? Сейчас объясню. Дело в том, что после сегодняшнего происшествия с Петей мне пришлось поменять свою точку зрения на многое и, самое главное, на отношение окружающих ко мне. Я же говорил уже, что раньше мне и в голову не приходило анализировать всё это, Петя же меня просто заставил посмотреть на некоторые вещи с другой стороны, и сейчас мне кажется, что я в чём-то благодарен ему за это. Сегодняшняя Петина рука на моём плече... То, как он вплотную приблизился ко мне и как-то особенно сказал о том, что меня нельзя тронуть, что я безобидный... До этого мне всё казалось обычным и воспринималось, как привычка, сложившаяся на протяжении многих лет.

В общем, я стал думать об этом парне, стал перебирать в памяти все моменты, когда я имел с ним какие-то дела, вспоминал то, что было у нас общего, что мог я сделать ему такое хорошее, из-за чего он сказал мне такие слова. К моему большому сожалению и удивлению, я обнаружил, что, собственно, никакой подоплёки к этому у него не было. Тогда я реально стал перебирать в памяти то, как к Петру относятся в классе пацаны и девчонки, но вновь ничего особенного не обнаружил. Получалось, что Пётр, с которым я учился в одном классе с самого начала, не привлекал всё это время к себе ничьего внимания?! Но, насколько мне помнится, он никому не давал повода и для насмешек и оскорблений. Тогда почему всё это время он был для меня не столь заметным, как в этот, последний день? Почему он так по-доброму, и даже более чем по-доброму, отнёсся ко мне? Почему он так доверчиво сообщил мне о том, что весь класс будет над ним смеяться? Ведь я тоже мог бы поднять его на смех...

Да! У меня появилось довольно много вопросов, а вот исчерпывающих ответов на них я для себя так и не нашёл. Но они не заставили себя долго ждать...

На следующий день утром, перед началом уроков, как всегда, в фойе школы толпились ученики, и все они оживлённо о чём-то говорили, рассказывали что-то друг другу, а некоторые из них и вовсе, не прячась, списывали домашние задания. Только вот моё внимание было приковано к входным дверям школы. До этого, окинув взглядом фойе, я обнаружил, что Пётр ещё не пришёл в школу, и поэтому я полублуждающим взором смотрел на дверь.

Через некоторое время в фойе вошёл Петр, я неотрывно следил за ним. Он, как обычно, пройдя несколько шагов, остановился, оглядел фойе и, увидев, где стоит наш класс, стал неспешно подходить к нему. Я немного выждал, пока он со всеми обменяется рукопожатием, и незаметно чуть отдалился от нашего класса. Не заметив в толпе, как я правильно догадался, меня, он обернулся в ту сторону, где стоял я. Встретившись взглядами, мы синхронно начали двигаться навстречу друг другу.

Сблизившись с парнем, я крепко пожал ему руку и, взглядом указывая на место удара, поинтересовался, как у него с тем, что находится в паху. В ответ на что он, пристально посмотрев мне в глаза, тут же стал краснеть и, немного улыбнувшись, сказал, что, на его взгляд, всё стало ещё хуже, чем вчера.

- Что случилось? - с тревогой спросил я.

- Мне кажется, что у меня опухли оба яйца, - немного смутившись, произнёс он.

После секундной паузы я спросил у него:

- Ты кому-нибудь показывал? Я имею в виду, родителям или кому-то из взрослых?

Парень отрицательно помотал головой, как-то глубоко вздохнул и полувопросительно взглянул на меня. Я стоял в некотором замешательстве. У меня появился какой-то комок в горле, наверное, от жалости к пацану, а может, из-за чувства вины перед ним. В этот момент прозвенел звонок, и все дружно направились к своим классам.

Первые два урока прошли, в общем-то, как обычно, если не учитывать того, что Петя теперь всё время старался перехватить мой взгляд, но я делал вид, что не замечаю этого. На переменке после второго урока (она была короткая, всего пять минут) Пётр как бы между прочим сообщил мне о том, что на большой перемене, то есть после третьего урока (а эта перемена длилась 30 минут) он пойдёт в туалет посмотреть, что у него там творится. Когда мы поднимались по лестнице (кабинет биологии находился на третьем этаже) Пётр, обратившись ко мне, почти шёпотом спросил:

- Ты не мог бы постоять на "атасе", чтобы никто не увидел, что я там делаю?

Я согласился и сказал, что вместе с ним после урока пойду в туалет.

- Но если ты хочешь пойти в столовую, тогда иди, а я один пойду, - вдруг заметил Петр.

Обычно в эту 30-ти минутную перемену все учащиеся идут в столовую, чтобы перекусить, так уж было принято в нашей школе. И Петр знал об этом, поэтому он решил предупредить меня.

- Ну и фиг с ней, с этой столовой! Я не голоден! - как можно веселей сообщил я ему.

- Ты настоящий друг, - сказал он мне. - Заранее тебе спасибо!

- Да ладно тебе, всё нормально. Хотя мне кажется, что в туалете и вообще на этаже никого не будет. Все так и так пойдут вниз, кто в столовую, а кто покурить за школу, - безмятежно произнёс я.

- Я знаю, но всякое может быть, - отстаивая свою позицию, заметил Пётр.

Так мы зашли в класс, и у нас начался урок.

того, как прозвенел звонок на большую переменку, я и Пётр нарочито медленно стали собирать учебники и тетради в портфель, дабы дать возможность всем ученикам быстрее нас покинуть класс. Выйдя из класса самыми последними, мы медленнее, чем обычно, но твёрдо направились в школьный туалет. Туалеты были на каждом этаже. Петр вошёл первым, а я следом за парнем. Когда я вошёл в него, мне в глаза бросились четыре рукомойника с раковинами, что было довольно необычно. Я знал, что они тут есть, и я сто раз их уже видел, но почему-то именно сейчас они привлекли к себе моё внимание. Почему, я так и не смог понять.

Петр пошёл в направлении второй половины туалета и, свернув, исчез из вида, а я остался стоять возле входных дверей и продолжал пристально разглядывать эти умывальники, думая о том, что же в них так привлекло моё внимание. Сделав два-три шага, я очутился возле них и с недоумением обнаружил, что раковины совершенно новые. "Ого! - подумал я про себя. - Невиданное это дело, что у нас в школе появились новые раковины. Мне кажется, они долго не выдержат. Хотя как сказать... У нас довольно чистые туалетные помещения, но то, что там всё исписано и поломано, - это точно. Да ладно, ну и фиг с ними... Интересно, что там делает Пётр?" - с этими мыслями я обернулся в сторону проёма. В этот момент передо мной появился Пётр. Он был весь красным от напряжения. Было видно, как вены пульсируют у него на висках. С широко раскрытыми, испуганными глазами он подходил ко мне. Брюки у парня были расстёгнуты и немного приспущены, и его член торчал наружу.

- Посмотри! - сказал он.

Я посмотрел на его гениталии. Яйца действительно были красными и слегка припухшими, но ничего из ряда вон выходящего я не увидел.

- Ты видишь, как опухли яйца, какие они красные? - хлопая перепуганными глазами, спросил Пётр.

Меня разобрал смех, и я стал безудержно смеяться, отчего Пётр несколько раз менялся в лице, как хамелеон. Не понимая, что происходит со мной, он становился то буро-красным, то бледным; то испуганным, жалким, то злым, то беспомощным. Немного успокоившись, я сквозь смех сказал:

- Петь, ты никак помирать собрался? Это же фигня, а ты тут такую трагедию разыгрываешь! Да у меня тоже была такая же фигня, но всё прошло. Я серьёзно, через два-три дня никакой красноты вообще не осталось.

Парень всё ещё, хлопая своими глазками, с недоверием смотрел на меня. Немного выпрямившись, он полувопросительно произнёс:

- А то, что яйца опухли, - это тоже фигня?

Я, всё ещё улыбаясь, сказал ему, что это тоже пройдёт.

- Яйца же не сильно опухли, как ты говоришь, а совсем чуть-чуть. Ну, это у всех бывает. Все пацаны хоть раз, но получали по яйцам, и ничего. Пройдёт у тебя всё это, и сыновья-дочери будут, можешь не волноваться... Ну, Петя! Ты и меня напугал, а я-то думал, что у тебя там вообще аут! - переводя дух, сказал я.

Правой рукой оттянув штаны вниз, а левой схватив свой член вместе с яйцами, Петя в два шага оказался возле меня.

- Покажи, какие у тебя яйца, ты мне всё врёшь! - нервно произнёс он.

Я опешил от таких слов, меня даже передёрнуло в этот момент. Я вылупившимися глазами уставился на него. Он выжидающе смотрел, когда же я начну действовать.

- Ну?! - почти выкрикнул он.

Под натиском его взгляда я медленно, в полушоковом состоянии стал расстёгивать пуговицы брюк. Он с нетерпением смотрел на это и заметно нервничал. Расстегнув полностью ширинку на брюках, я спросил:

- Чего ты хочешь?

- Я хочу посмотреть на то, какие у тебя яйца сейчас. Может, ты мне врёшь! - со злостью в голосе сказал Пётр.

- У меня всё нормально, и яйца у меня нормальные! - заметил я, засовывая руку в ширинку, но всё же не решаясь вытащить всё наружу и показать это парню.

Тогда Пётр сам за какие-то доли секунды стянул с меня брюки вместе с трусами почти до колен. Я быстро отпрянул от него, буквально на полшага, и судорожно стал поднимать штаны.

- Ну, давай, показывай! - почти крикнул он в этот момент. - Чего ты ссышь, как девчонка?

- Да... я... не ссу! - неуверенно, с заметной дрожью в голосе произнёс я. - Ну ладно, посмотри! - продолжил я негромко, поднимая ствол члена кверху и показывая юноше свои яйца.

Пётр чуть нагнулся и действительно стал сверять наши яйца, переводя взгляд с моих на свои и обратно. Потом, правой рукой схватив меня за рубашку, он притянул меня к себе поближе и, выставив свой член вперёд, жестом пригласил меня сделать то же самое. В смятении и недоумении я сделал так, как он меня попросил, и тоже выставил своё добро вперёд. Всё ещё держа правой рукой меня за рубашку, придвинувшись практически вплотную ко мне, парень левой рукой, при этом всё ещё держа свой член, пальцами дотянулся до моего члена и схватил его.

От этого прикосновения мурашки побежали у меня по всему телу. Я замер. В свою очередь Пётр, держа оба члена в левой руке, а правой вцепившись мне в рубашку, спокойно стал двигать их в разные стороны, пытаясь разглядеть свои и мои яйца. Он делал это как-то уж слишком усердно. Правда, я в этот момент находился в таком шоке, что не то что сдвинуться с места, а проговорить ничего не смог. Стоя, как каменный, весь напрягшись, я начал ощущать, что мой член стал твердеть. Внезапно глаза мои затуманились, ноги как-то предательски подкосились, и по всему телу пробежала сладкая дрожь. Петр, видимо, заметив это, стал с ещё большим усердием работать над двумя членами в одной руке. Я только и смог увидеть, как два члена в руке Петра затвердели, стали словно каменные. Что-то произнести я так и не смог, только глухой стон вырвался из моей груди, и я запрокинул голову.

Всё произошло в считанные секунды. Стоило мне прикрыть глаза, как мной полностью овладела такая истома, какую я никогда до этого не испытывал. Колени мои предательски дрожали, в груди творилось что-то непонятное, как будто там разожгли пламя. На лбу у меня выступил пот, а в горле всё моментом пересохло. Я весь дрожал. Чуть приоткрыв глаза, я увидел, что Пётр весь вспотел и тоже дрожал. Вдруг на меня накатила какая-то судорожная волна, от которой у меня спёрло дыхание, а волна накатила с новой силой. Раскрыв рот, я судорожно стал хватать им воздух, голова у меня пошла кругом. В этот момент я уже не мог проследить за тем, что творится с Петром. Я только слышал его учащённое дыхание с хрипотцой и чувствовал, как он трясётся.

Волна вновь накатила на меня и с такой силой, что всё в этот момент для меня померкло, стало чёрным. Мой член гудел от перенапряжения, готовый разорваться в любую секунду. И тут у Петра вырвался глубокий и немного протяжный стон, его рука буквально впилась мне в плечо, но через какую-то секунду я ощутил, что он ослабил свою хватку. И в этот момент меня всего передёрнуло, и у меня вырвался глухой стон! По телу вновь побежали мурашки, потом ещё и ещё! Мне казалось, что они не перестанут бегать никогда. Потом меня передёрнуло вновь, и вновь из меня вырвался стон, но уже не с такой силой, как в первый раз.

Через какое-то время я сник и снова стал дышать. На смену всему этому ко мне вдруг пришло такое приятное расслабление, блаженство! Глаза не хотели открываться. Мозг начал машинально работать, но бешено клокотавшее сердце всё ещё готово было выпрыгнуть из груди, а виски с силой пульсировали. Подсознательно я осознавал, что со мной произошло. "Приземлившись", я ощутил, что Пётр всё ещё массирует оба члена. Они были мокрыми от спермы. Он нежными, ласкательными движениями водил рукой по нашим стволам. Мне было так приятно это до сих пор неизведанное чувство, так не хотелось возвращаться в реальность, но она всё больше захватывала моё сознание.

Через силу выпрямив запрокинутую голову, я с трудом раскрыл глаза. Увидев странно съёжившегося Петра с провинившейся полуулыбкой на лице, я широко улыбнулся ему. Пётр сразу воспрянул духом, улыбнулся мне в ответ и, наконец, отпустив мою уже вконец измятую рубашку, повернулся к раковине. Открыв кран, он быстро вымыл руку, обтёр свой член и повернулся ко мне лицом. Пристально посмотрев мне в глаза и снова немного виновато скривив губы в улыбке, он вдруг резко присел на корточки. Я не понял, что происходит, и вопросительно посмотрел на него. Парень, улыбаясь, посмотрел на меня снизу вверх, после чего ртом прильнул к моему ещё не обмякшему члену. Тут мне стало не по себе! Стараясь отпрянуть от одноклассника, я сделал попытку отодвинуть его от себя за плечи, но он только крепче схватил меня за бёдра и буквально стал заглатывать в себя мой полуобмякший ствол. При этом он какими-то непонятными звуками и движениями давал мне понять, чтобы я разрешил ему и дальше заниматься этим делом...

смятении я пробыл недолго. Буквально через полминуты мой член вновь отвердел и стал как каменный. По моей спине вновь побежали мурашки, и я заметил, как меня вновь начинает трясти от блаженства. Дыхание моё стало прерываться, и я вновь "улетел". Тогда, вновь запрокинув голову, я закрыл глаза.

Пётр, поняв, что я теперь в его "власти", немного ослабил хватку и стал нежно скользить языком по всему стволу моего члена. Он играл языком, то заглатывал головку, то вновь её высвобождая. Он целовал член от начала до самих яичек. Я улетал, и улетал, и улетал всё выше! Необъяснимое чувство восторга, некоей сладостной истомы переполняло меня. Как можно нежнее я нащупал голову Петра и в такт его движениям стал более настойчиво водить по ней руками, в моменты экстаза погружая свой член всё глубже и глубже парню в рот. Судорожно поглаживая его по голове, впутываясь пальцами в его волосы, я нежно теребил их кончики, вновь и вновь погружаясь в эту истому, в это блаженное ощущение...

Вскоре, уже не давая Петру возможность самостоятельно управлять всеми движениями, схватив его за затылок, я стал настойчиво погружать в рот юноши свой член. В какой-то момент мне показалось, что Пётр задыхается. Я ослабил хватку и раскрыл глаза. Поняв, что Пётр смог набрать воздух в лёгкие, и вновь закрыв глаза, я с силой, но, конечно, без малейшей грубости стал двигать его головой, давая ему возможность дышать.

Всё сильней и сильней напрягаясь, я почти вставал на носочки. По-моему, от сладких ощущений у меня у самого перехватило дыхание, а в глазах вдруг резко потемнело. Всё ещё управляя Петиной головой, я с силой стал всовывать ему в рот и высовывать из него свой член, не давая парню возможность даже перевести дыхание. В кульминационный момент я "въехал" своим орудием ему в рот и, извергая семя прямо Пете глотку, насильно задержал его голову, не давая ему возможности освободиться от моего члена.

Волны оргазма накатывали на меня одна за другой, всё моё тело тряслось от страсти, рубашка прилипла к телу. Я передёрнулся ещё пару раз, а затем вдруг понял, что Пётр судорожно пытается оттолкнуть меня от себя. Он, бедный, не имея возможности дышать, буквально захлебнулся моей спермой. Я отпустил Петю, он резко оттолкнулся от меня и с силой приземлился на задницу. Хорошо ещё, что туалет в школе был чистый. Весь красный, словно варёный рак, Пётр всё пытался прокашляться, судорожно глотая при этом воздух. Было непонятно, что ему было важней: отдышаться или освободится от спермы, находящейся у него во рту. В глазах у парня стояли крупные слёзы.

Испугавшись за Петю, я быстро подскочил к нему и присел рядом с ним на корточки. Держа его за плечо, другой рукой я несильно стучал парню по спине, чтобы он смог откашляться. Не знаю, помогло ли ему это, но постепенно он стал приходить в себя. Прокашлявшись, он смог нормально дышать. Взглянув на меня полными слёз глазами, он уткнулся головой себе в колени, всё ещё всхлипывая и тяжело дыша. Я сидел возле него, не осознавая того, что глажу Петю по голове, проводя другой рукой по его руке, тем самым я, наверное, как-то пытался сгладить свою вину и пожалеть его.

Вдруг Пётр поднял голову, тыльной стороной руки вытер слёзы и сказал:

- Уходи!

Сколько было боли и обиды в этом слове! В нём смешалась и горечь, и злость. Он сказал это так... гордо, как смог бы сказать только тот, кого принизили. Сказал он это так тихо, что я, сидя рядом с ним на корточках, едва расслышал окончание слова.

У меня защемило в груди, а сердце стало обливаться кровью. Чуть развернувшись, я сел напротив него. Схватив его голову обеими руками, я осторожно поднял её. Посмотрев в его опущенные глаза, я с трепетом, со всей нежностью, которая у меня только была, поцеловал юношу в губы. Затем, так же осторожно опустив его голову, я медленно встал, застегнул ширинку, поправился, глянул на себя в зеркало и тихонько вышел из туалета...

Я спустился с третьего этажа вниз. Идти в столовую мне не хотелось. На душе было так тяжело... Не хотелось ни с кем говорить. Перед глазами у меня то и дело всплывало слегка припухшее, заплаканное и измученное лицо Пети. Что и говорить, слов не было, были одни эмоции! Душа разрывалась на мелкие частицы. Мне было больно самому. Больно было в груди.

Я вышел во двор школы. Пытаясь как-то поймать вереницу мыслей, я пошёл в глубь двора в сторону спортивной площадки. Боль не отступала. Мне было жаль парня. Правда, я не мог найти оправдания его действиям, но то, что он мне открыл, было безумно приятно и неожиданно. Я старался глубоко дышать. Для меня всё это было в первый раз и всё оказалось потрясением.

"Что делать?" - много раз я задавал себе один и тот же вопрос. Мысли мои смешивались одна с другой. Уловить что-то из этого потока было просто невозможно. Мозг был словно затуманен чем-то. "Что делать?" - я вновь и вновь возвращался к этому вопросу и не находил на него ответ. "Скорее всего, первое, что надо сделать, - это извиниться перед Петром", - решил я.

Сквозь эти мысли я услышал школьный звонок на урок. Повернув обратно, я тихо побрёл к зданию школы.

Извинившись за опоздание, я вошёл в класс и сел за парту. Вздохнув глубоко и выдохнув, я открыл портфель и стал выкладывать из него учебник и тетрадь. Вдруг моё внимание привлекло пустое место за партой, которую должен был занимать Пётр. Оглянувшись и действительно не найдя парня за партой, я оглядел весь класс. Пети не было.

На следующий день Пётр не появился в школе. Меня это озадачило. Я хотел попросить у него прощения за свою грубость, но...

Я подумал, что парень "приболел", неохотно связывая его "болезнь" со вчерашними событиями. Чувствовал я себя при этом отвратительно. В душе царило какое-то опустошение, неприятное смятение и тревога, непонятно от чего, хотя в памяти у меня всплывали эпизоды вчерашних событий, связанных с Петей. И это угнетало меня больше всего! Бывало, что во время урока, окунувшись в эти мысли, вспоминая все вчерашние события, перебирая в памяти все сладкие и так потрясшие меня минуты, неожиданно для себя я ощущал, что возбуждаюсь. Мне было это странно осознавать, но почти весь день, даже придя из школы домой, и весь вечер я думал о Пете! Думал и думал о нём.

Меня очень встревожило то, что Пётр не появился в школе и на второй день, а также в пятницу. Голова у меня шла кругом, и я заметно нервничал. Об этом говорили недоумённые взгляды одноклассников, которые они бросали на меня. Я даже нагрубил кому-то из учителей.

Впереди было два мучительных дня выходных. Я подумывал навестить Петю дома. Я знал, где он примерно живёт, но точного адреса у меня не было. "Что тут можно придумать? - размышлял я. - Может, обратиться к кому-то из одноклассников, чтобы узнать точный адрес парня?" В конце концов, я решил попытаться найти его сам.

В субботний день, ближе к полудню, сказав родителям о том, что пойду гулять, я вышел из дома и направился в квартал, где жил Пётр. Я шёл радостный, представляя себе то, как я увижу Петю. Все эти дни, после того случая, я ужасно хотел увидеть его и - как ни странно, да! - обнять парня! Мне хотелось вновь прикоснуться к его теплым губам, таким мягким и нежным, как в тот день, когда я его поцеловал перед уходом. Мне вновь хотелось поласкать его голову с такими красивыми завитушками светло-каштанового цвета. Мне вновь хотелось потрогать и поласкать его руку - такую гладкую, такую тёплую...

"Господи! - подумал вдруг я. - Что я говорю?! Что я несу?! О чём я мечтаю?! Вот дурак! Если кто-то узнает об этом, то это всё... Это конец! То, что произошло у меня с Петей, с таким же парнем, как и я... Вот дела! Получается, что я... Я педик? Я голубой? Нет! Нет! Это не так! Это совсем не то! Нет, этого не может быть! Это какая-то ошибка! Что же это такое?! Это не я! Господи! Что делать? Помоги!" В момент меня прошиб холодный пот. Я резко остановился и, повернув обратно, буквально помчался к себе домой.

Прибежав к дому, я немного отдышался. Присев на корточки возле подъезда, я стал обдумывать сложившуюся ситуацию и то, как мне из неё выбраться. В голове у меня была сумятица. Мысли путались. Воспоминания о Пете не давали мне покоя. Снова и снова перебирая в памяти те моменты, когда Петя ласкал мой член, я начинал плыть от истомы, и тут же меня бросало в пот, как только я представлял себе возможные последствия этой встречи. Я успокаивал себя тем, что никто ничего не видел, никто про всё про это ничего не знает...

Вдруг мной овладел страх. "Может, с Петей что-то случилось? Может, он в больнице? А вдруг он уже рассказал своим родителям или кому другому о том, что это я с ним сделал такое? Ну, всё! Мне крышка! - мне хотелось выть от ужаса. - Какой позор! Что скажут мои родители? Что скажут друзья? Что скажут одноклассники? Куда бежать?" - раздумывал я.

с корточек и собираясь идти домой, я поднял голову и тут же чуть не упал на задницу. Прямо ко мне подходил Петя! Живой и невредимый! От неожиданности и удивления с широко раскрытыми глазами и открытым ртом я наблюдал за тем, как Пётр всё ближе и ближе подходит ко мне.

- Привет! - сказал он.

- П-п-привет! - заикаясь, смог проговорить я.

Пётр, склонив голову, молча стоял передо мной. Немного помешкав, придя в себя, я спросил:

- Ты чего в школу не приходил?

Петя молчал. Повисла настораживающая пауза. Наконец, немного подняв голову и оглядевшись по сторонам, Пётр несмело произнёс:

- Влад... может, мы отойдём в сторону?

Подняв голову и тоже оглядевшись, я ответил ему:

- Ну, хорошо! Пошли!

Я направился к садику, который находился недалеко от того места, где я жил, буквально через два дома. Пётр шёл за мной следом. Мы оба молчали. Подойдя к садику, я ухватился за невысокий решетчатый забор из железных прутьев и перемахнул через него. Пётр проделал то же самое. Немного пройдя в глубь садика, туда, где были посажены разные кусты и деревья, я остановился, как бы показывая парню, что мы пришли. Пётя, всё так же, не поднимая головы, присел на корточки. Секунду постояв, я сел на траву.

Пётр всё молчал. Молчал и я. Пауза уже стала затягиваться до неприличия, как вдруг парень сказал, немного смущаясь и запинаясь:

- Послушай, Влад... Я хотел попросить тебя... никому не говорить об этом...

От услышанного у меня вырвался вздох облегчения. Пётр, подняв голову, вопрошающе посмотрел на меня.

- Я и не собирался никому говорить! Наоборот, я думал, что, может, ты проболтался, - и я улыбнулся ему.

- Нет, я никому не говорил... Спасибо! - промолвил он.

Петя с облегчением вздохнул. Сделав попытку улыбнуться мне в ответ, он собрался вставать. Поняв, что он хочет уйти, я задержал его руку и попросил его:

- Петь, постой! Не уходи. Я... я хотел извиниться перед тобой... хотел попросить у тебя прощения...

Петр, раскрыв рот от такого неожиданного для него моего заявления, замер. Секунды 2-3 вокруг стояла тишина, а затем я продолжил:

- Петь, прости меня! Я... я не хотел причинить тебе боль, не хотел так грубо... Извини меня, так получилось.

С каждым новым словом, которое я произносил, глаза у Пети всё больше наполнялись слезами. Скорее всего, он был шокирован моим поведением и тем, что я прошу у него прощения. Во всяком случае, я так подумал. Не отрывая взгляд от моих глаз, Петр упёрся коленями в траву. Он очень пристально смотрел на меня, так что даже не моргнул ни разу. Я немного смутился, подумав про себя, что, может, я говорю что-то не то.

Вдруг по Петиным щекам сначала из левого, а затем из правого глаза покатились крупные слёзы, но он даже не моргнул, а всё глядел мне в глаза, только губа у него немного дёрнулась, и рот как-то странно стал кривиться. Это произошло, наверное, от обиды, которая закралась в самую глубину его сердца. Я понимал, что Пётр сейчас хочет расплакаться, но я не хотел этого! Осторожно подняв руки к его лицу, большими пальцами, стараясь как можно нежнее делать это, я попытался вытереть Петины катившиеся уже не переставая слёзы. Неожиданно Пётр подался вперёд и буквально упал ко мне между ног, к паху. Я подумал: "Ну, всё!". Однако, как ни странно, рёва не последовало. Пётр периодически как-то конвульсивно содрогался. Он плакал! Я был уверен в том, что он плачет. Однако плакал он беззвучно. Вернее, он выл! Выл беззвучно. Только изредка вырывался у него какой-то глубоко грудной всхлип.

Не столько интуитивно, сколько потому, что мне этого хотелось самому, я нежно гладил его по голове, ласкал его волосы. Так продолжалось минуты две. Затем Пётр стал уже реже содрогаться. Поняв, что парень стал успокаиваться, я начал негромко и как можно мягче говорить:

- Петь! Ты прости меня! Я просто олух! Я не понимал, что тогда происходило! Я... я даже не знаю, как и что нужно было тогда делать. Извини, я был груб, я понял это. Но понял поздно... Это было у меня в первый раз. Но мне это безумно понравилось! Честно! Мне понравилось! - после этих слов Пётр замер и перестал всхлипывать.

Я несмело продолжил:

- Если честно, то я хотел бы это как-то исправить. Конечно, если ты согласишься. Если скажешь и покажешь, что я должен делать... Петь! Ты согласился бы ещё раз? Петь! Я обещаю, я не буду грубым! Пожалуйста! Ответь мне что-нибудь. Скажи! Не молчи... Петька! Ну, чего ты? Слушай! Это был такой кайф! Что ты со мной сделал?!

Неожиданно для себя я почувствовал, что у меня в паху кое-что зашевелилось. Это было просто невообразимо, но я стал возбуждаться!

Не знаю, заметил это Пётр или нет, только он вдруг резко оторвал свою голову как раз от этого места. Лицо у него было всё красное, глаза тоже были красными и припухшими. И тут я сделал для себя ещё одно открытие. Посмотрев на парня, я поразился тому, настолько красив он был в этот момент! Краснота в глазах, их припухлость от слёз и розовый носик придали юноше необычайную прелесть.

Посмотрев мне в глаза, Пётр смущённо опустил голову. Секунду спустя он вновь поднял её и обратился ко мне:

- Ты серьёзно?

- Конечно, серьёзно! Ты думаешь, я смог бы шутить сейчас? - улыбаясь, ответил я.

- Тебе на самом деле понравилось? - всё ещё с недоверием спросил юноша.

- Да! Это было классно! Это было просто супер! - весело улыбаясь, сказал я.

- Честно-пречестно?! - хлопая ресницами и тоже уже широко улыбаясь, переспросил меня Петя.

Я, сделав вид, будто раздумываю над этим вопросом, кивнул ему в знак согласия.

Затем, потянувшись к нему, я взял в ладони Петино лицо и, немного притянув к себе, нежно поцеловал его в мягкие губки. В этот момент Петя резко встал на колени и, обхватив меня руками за шею, с силой обнял меня. Я чуть не повалился на спину от такого натиска. Мне стало легко на душе, и я рассмеялся. К моему смеху присоединился и смех Пети.

Успокоившись и перестав смеяться, Пётр ослабил хватку, отодвинул меня от себя за плечи и, заглянув мне в глаза, присел на пятки. Сидя так, мы молча смотрели друг на друга. Наверное, каждый из нас думал в тот момент о чём-то о своём, но то, что исход дела оказался благополучным, радовало нас обоих. Теперь между нами возникло было нечто, объединяющее нас...

***

У нас была одна тайна на двоих. У нас были чувства друг к другу. Не могу сказать, что это была любовь. А может, это и была любовь! Может, просто в таком возрасте мы не могли знать о ней. Занимаясь друг с другом сексом, мы не думали о том, что это называется гомосексуализмом. Не задумывались мы и над тем, что мы геи. Тем более мы не знали о том, что геи гонимы, преследуемы мерзкими гомофобами, которые населяют нашу планету. Мы знали только то, что многие не понимают того, что между нами происходит, и, чтобы избежать пересудов, насмешек и презрения, лучше было не говорить об этом никому...

Наверное, мы всё-таки любили друг друга. Мы ценили наши отношения. Мы уважали друг друга. Мы радовались каждой нашей встрече. Мы были ещё незрелыми, но мы были лучше взрослых, потому что мы берегли себя друг для друга и потому что мы берегли друг друга для себя.

У нас было блаженство, которое мы доставляли друг другу на протяжении почти двух лет, вплоть до моего отъезда в Германию. Я так и не попрощался с Петей. Я просто не смог этого сделать. У меня не хватило на это смелости.

Я благодарен ему за всё! И если когда-нибудь мне посчастливится, и Пётр прочитает эти строки, пусть знает, что я был только его, а он был только моим. И выше этого - я думаю, что со мной согласятся все - человеку не нужно ничего. Когда два любящих человека принадлежат только друг другу, это и есть настоящее счастье!

Я бережно хранил все эти годы воспоминания о Петре, о нашем узнавании друг друга. Это был мой первый секс с парнем. Это было моей первой любовью. Сейчас я, конечно, смотрю на всё на это другим взглядом, взглядом уже взрослого, зрелого мужчины, но - о, Боже! - вы не представляете, как бы я хотел вернуть то время, как бы я хотел вновь окунуться в ту безмятежность...