Lz недавно заметил, что 90% рассказов на портале состоят из фантазии. Дословно: "Вот-вот!!! Думаю, что 90% рассказов на сайте заслужили тэг "фантазия на тему" )" Дабы не вводить читателя в смущение ( Мало ли что, вдруг малолетки без опыта читают. Прочитают и поверят. Хотя они сами могут нас поучить.), решил ставить что-то вроде эпиграфа. Фантазии на тему секса. Поужинали с Валюшкой. Как водится по стопочке приняли. Кровь разогнать после работы. И доктора советуют. Говорят, что печень вырабатывает холестерин именно в ночное время. Так что для чистоты сосудов пьём, не для баловства или пьянства ради. Я в спальню пошёл. На улице чегой-то прохладно стало, на веранде, где мы обычно спали, не айс. Валюха посуду со стола прибирает. Прибрала, в комнату зашла и с порога решила наехать. — Вовка, ты чего лежишь? — Что случилось? Хрен её знает, что может произойти. Вдруг пожар, наводнение, прочие катаклизмы, а я без трусов. Выскочу на улицу в чём мать родила, вот народ порадуется бесплатному кино. — Ничего не случилось. Ты меня сегодня ебать собираешься? — Валь, ты так больше не пугай. Мало ли что может случиться. А раз напугала, то предупреждаю, что ебать буду долго и сильно. Валька легла рядом, сдвинув меня к стенке. Покрутилась, укладываясь, повернулась на живот. — На тумбочке крем возьми. — Зачем? — Ты дурак? Как в жопу ебать будешь? Смазать же надо. Охх, бедная моя жопонька. Сто лет в неё никто не заглядывал. — Хорош врать-то. Недавно... Валька перебила. — Моя жопа. Значит я лучше знаю кто, когда и на сколько заглядывал. Мажь давай. — Зад задери, знающая. Валька хихикает, ёжится. Крем холодноватый. Намазал вокруг дырочки, начал пальцем внутрь толкать. Валька задом крутит. — Валь, больно? — Щекотно. Вов, а потом ты это... — Что это? — Ну, ты обещал. — Что я обещал? Напомни. — Ну, поцеловать там. — Где? — Ну там. Психует на недотёпу. А я едва не в голос ржу. Письку девочке поцеловать треба. Вот пусть и скажет русским языком, чего хочет. — Валь, можешь нормально сказать, что тебе надо? — Ты пизду обещал поцеловать. — Так бы сразу и сказала. Ну-ка, повернись избушка к матрасу задом, а ко мне передом. Валюха мигом развернулась. Вот что значит заинтересованность. Да сладенькая ты моя! Сейчас я тебя расцелую в твою дырочку. Валька сегодня лобок брила, раздражение ещё не прошло. Зато гладенько всё, как у маленькой девочки. Это, помню, когда у неё ещё и титек не было, так же всё гладко было. Вот бы от природы волосы на пизде не росли. Да я бы и от своих отказался. Бывает защемит волосинку какую, а больно, будто сам конец прищемил. Валюха млеет. А я стараюсь, языком работаю. Это не с трибуны молоть и всякую чушь нести, тут умение нужно. Прочитал где-то, что нужно языком алфавит рисовать. Вот и стараюсь, уже до буквы О дошёл. Попутно клиторок захватываю. Он у Валюхи мелкий, с горошинку. Не враз и поймаешь его. Ну да от меня ещё никто не уходил. Такой я охотник. На букве Д Валька кончила. Пришлось алфавит по второму кругу рисовать. Кончила и лежит, отдышаться не может. Успокоилась мало по малу. — Вов, у меня такое чувство, что все косточки размякли и я сама сейчас растекусь по кровати. Ох, Вовка, если бы ты знал, как мне хорошо! Вов, а потом, когда-нибудь, ещё поцелуешь? — Обязательно. Ты попку подставлять будешь, иди ты уже всё? — Ничё не все. Сейчас. Ой, Вов, сил нет повернуться. — Тогда ноги задирай. Валюха ноги к потолку задрала. Ещё разок смазал попенцию. — Вов, два пальца сунь. Да мне хоть все, лишь бы вошли. Валентина задом закрутила, видать, забирает её, снова возбуждается. — Вов! Вов! Замени! Это я мигом. Вытащил пальцы из задницы и на их место член всунул. Пошло как по маслу. А почему, собственно, как? По смазке и пошло. Крем детский, питательный, значит и для жопы полезный. Задок у Валюхи тесный, с передом не сравнить. Хотя и с этой стороны она не особо разъёбана. Сказала как-то, что у её Серёжи конец был и меньше, и тоньше. А к моему хую Валькина жопа с детства привычна. С этой стороны и распечатывали девку. Целку для мужа берегла. Ебу, стараюсь. Валя подмахивать умудряется. И так у нас ладно получается, так в такт, что просто любо-дорого. Правда в попу особо долго лысака не погоняешь. Тесно, горячо, кончаешь быстро. Спустил всё, что было, в попу. Авось скоро ещё накопится. Питание хорошее, физически не истощаюсь. Копи себе да копи малофеечку, осеменяй баб. Дождался, пока ствол ослабнет, упадёт, вытащил тихонечко. Удивляюсь Валюхиной заднице. Продрал её, а член чистый. Будто и не в зад пёр. Отвалился. Валька елё сползла с постели, пошла освобождаться от спермы. Пришла и завалилась поперёк кровати, навалившись на меня. — Всё! Полный пиздец! Сил нет. Меня не кантовать. Отдышусь, тогда можно. Маленько полежала, переползла, легла рядом. Ногу на меня, голову на плечо мне же, а руку на любимый предмет. Вдруг украдут. Или погулять захочет, на улицу побежит. А там кошки, собаки. Да и соседки не пропустят такую нужную в хозяйстве вещь. Перестраховаться и крепко держать. Всяко надёжней будут. У людей вон крыши сносит, а тут хуй. Упорхнёт и не заметишь как. — Вов, а ты же мамку ебал? — Ты будто не знаешь. — Вов, скажи, а взрослые тётки другие? Не смог сдержаться, заржал. Валька смотрит обиженно. — Что смешного сказала? — Валь, а ты сейчас кто? Дядька? Ты такая же, как была? Или сильно изменилась? — Нет, я не то спросить хотела. Тогда ты был молодой, а тётка уже старая. — Да какая же она старая. Ей даже сорока не было. — Нет, ты не понял. Вов, я про что хотела узнать: как это драть тётку старше себя? — Как и ровню, как и моложе. К тому же женщины в возрасте более умелы, раскрепощены, знают, чего хотят и не стесняются своих желаний. — Значит, мамка в то время была лучше меня? — Ты ещё ревности устрой на ровном месте. Ты мне куда давала? А тётка? — Да всё. Поняла я. Глупость сморозила. Вов, а сейчас ты смог бы женщину старше себя натянуть? — Легко. На низ возраст не распространяется. Разве что совсем уж у старушек. — Вов, а если мы к мамке поедем, ты её сможешь? — Если даст. — Даст, куда денется. Она же не совсем старая. — Валь, а чего ради ты меня сватать надумала? — Мамку жалко. Мы вот с тобой, а она одна. Вов, а кроме мамки ты кого-нибудь старше себя ещё ебал? — Нашу завуча по воспитательной работе помнишь? — Тамару Фёдоровну? Как не помню, помню. Ты её? Когда? — Это, Валь, было, когда нас на лето в трудовой лагерь послали. Да, было это в тот год, когда мы отрабатывали в трудовом лагере. Были такие в советское время. Уезжали детишечки великовозрастные на всё лето в лагерь труда и отдыха. И отдыхали там, и трудились. Не пойму только, на кой хрен деревенских туда посылали. Мы и без того могли бы работать. К тому же дома вкалывали уже вполне серьёзно, а там режим: четыре часа работы и всё. А потом купание, игры, конкурсы, вечером обязательные танцы и костёр. В темноте кто-то кому-то успевал подол задрать. Всё было. Я в то время вплотную занимался фотографией. Это не сейчас, когда можно едва ли не на кухонный комбайн снимать фотографии. И видео писать тоже. А тогда чёрно-белый снимок - вершина технологии. Цветная печать стоила копеечку, которой никто тебе не даст. А мне обычная плёнка доставалась на халяву от дяди Саши. Точно так же, как и бумага. Он в городе работал в фотостудии. А там материалы списывали на раз. Набрал я в лагерь с собой плёнки, да не подрасчитал, не принял во внимание наших мартышек, наших девочек. И так их сними, и эдак. А потом с фотками бегают, возмущаются: Ты меня плохо сделал! Тебя твои папа с мамой делали, к ним и претензии. А я запечатлел то, что есть на самом деле. Вот и пришлось мне топать домой за плёнкой. Идти всего ничего, километров двенадцать, пятнадцать. Часа три, три с половиной всего топать. Устать не успеешь. Пошёл отпрашиваться у старшей. Порядок должен быть во всём. А она изъявила желание прогуляться до деревни, домой заглянуть. Вот и воспользовалась оказией. Пошли на пару. Ходок из Тамары Фёдоровны ещё тот. Идёт, спотыкается на ровном месте. И еле ползём. Я бы уже к дому подходил, а с ней и половины не прошли. Идём, разговариваем. Ни о чём и обо всём. Она, видимо, устала спотыкаться, говорит — Володь, обними меня, что ли. Видишь, идти не могу. Хоть о крепкое мужское плечо опереться. Учителей, тем более завучей, я ни разу не обнимал. Даже не знаю, как это делать. Обнял так, как обнимал девчонок. Положил руку на плечо и легонько прижал к себе. Пошли устойчивее. По крайней мере спотыкаться за каждым шагом перестала. Тамара Фёдоровна себе на уме. Вроде разговариваем на разные темы, а чую, что она меня пытает. — Володь, я заметила, что ты с девочками не дружишь. Почему? — Почему не дружу? Дружу со всеми. — Ты не понял. Ты со всеми поддерживаешь ровные отношения, не выделяешь никого. Ты не дружишь именно как с девочками. Ни обнимашек, ни поцелуйчиков. Ты стесняешься? Или боишься? — Нет. А зачем? — Что зачем? — Дружить зачем? Тамара даже затормозила, на меня смотрит. — Странный ты. Другие ребята добиваются внимания девочек, а ты избегаешь. А ведь ты парень видный, симпатичный. Девчонки по тебе сохнут, а тебе хоть бы хны. — Не пересохнут. — Ну почему. — Дети они ещё. Глупые. — А ты взрослый, серьёзный. Но ведь отношения завязываются именно в таком возрасте. Возьми Ромео и Джульетту. — Отношения зачем? — Как это зачем? Из таких отношений может получиться семья. — Мне жениться рано. — Ну, не обязательно сразу жениться. Просто встречаться с девушкой. Прогулки при луне, походы в кино. Поцеловать девушку, в конце концов, разве плохо? — Не интересно с ними. — С кем? С девушками? Да какой тебе нужен интерес? — Тамара Фёдоровна, вот скажите мне. Вот, к примеру, стал я встречаться, да хоть с Таней Мелковой. И что? У неё на уме одно, у меня другое. К тому же я считаю, что для семьи, если уж выбирать, девушка должна быть, кроме внешней красоты, ещё и умной, работящей, заботливой. А они? Дети они все. — Ну у тебя и запросы. Но ведь ты ко всем девочкам относишься ровно. Помогаешь, даже если о помощи не просят. Не обзываешься. Я не слышала, чтобы ты кого-то грубо обругал. И что, ни одна тебе не подходит? Где же тебе взять девушку с такими параметрами, подходящими под твои запросы. Они же все молодые. — Вот и пусть растут. — Да. Тогда тебе нужно взрослую женщину, старше тебя, с житейским опытом. — Оптимальный вариант. — Как-то ты подходишь к этому вопросу слишком рационально. А где страсть, любовное томление? А если разочаруешься? — Тамара Фёдоровна, самое большое разочарование у меня было во втором классе. Остальное мелочи. — Ну-ка, ну-ка, расскажи, если не секрет. Интересно, что тебя так разочаровало в жизни. Помолчали. — Володь, это секрет? Или что-то ещё? — Да какой секрет. Тем более, что человек этот сейчас здесь не живёт. — Володь, - дёрнула меня за руку, - сейчас же рассказывай. Я же лопну от любопытства. — Сейчас. Вот до взгорочка дойдём, там передохнём. Там и расскажу. А то вы уже ноги не передвигаете. — Да. Я оказалась слишком высокого мнения о себе, как о ходоке. А почему на взгорочке отдыхать будем? Вот же полянка хорошая. — Там ветерок. — И что? — Гнус сдувать будет. А здесь заедят. — В жизни бы не догадалась. Ну тогда пошли на твой взгорочек. Предполагая, какой из завуча ходок, взял из лагеря одеяло. Обычное, байковое. Вот и пригодилось. Расстелил, сели. Тамара откинулась на спину, вытянула ноги. Пожаловалась. — Гудят. — Надо их вверх поднять, чтобы кровь отлила. — Да? А как поднять? — На мои ложите. Она ноги положила, я с неё обувь снимаю. — Володя, что ты делаешь? — Ногам роздых нужен. И обувь подсохнет. — Не зря за тобой девочки хороводы водят. А сейчас что ты делаешь? Ты решил поухаживать за старой женщиной? — Сейчас я разминаю стопы. Если это ухаживание, то да. А про старую вы зря. Вы вовсе не выглядите старушкой. Они все по лавочкам у дворов сидят и сплетничают. Засмеялась. Смех красивый. Замечал не раз, как наша завуч смеётся. Ровно родничок рассыпал звон, прыгая с камня на камень. — Ну уж не такая я старая. Тогда скажем, что я женщина в возрасте. Так годится? — Да. Так будет лучше. — Ты обещал рассказать о своём разочаровании. — Ну. То есть да. Обещал. — Так рассказывай, не томи. — Я когда в школу пошёл, представлял, что учителя что-то вроде небожителей. Они не кушают, ни - Боже упаси! - не какают. Короче, нечто внеземное, воздушное. И до второго класса так и оставалось в моём представлении. — А что случилось во втором классе? — У нас до четвёртого класса преподавала Зоя Митрофановна. — Помню её. Она замуж вышла и в район перебралась. — Вот. Как-то у нас была самостоятельная классная работа. Я всё сделал и Зоя Митрофановна выперла меня во двор, чтобы я никому не подсказывал. — Логично. Я бы тоже так сделала. Каждый должен показать свои знания. И что дальше? — Дальше? Дальше я пошёл в беседку. Она до сих пор стоит в глубине двора. Сижу, ногой качаю. Книжку как раз взял в библиотеке про капитана Врунгеля. Читаю. И тут во двор выходит Зоя Митрофановна. Огляделась по сторонам, задрала подол, а там рейтузы! У меня шок. Мало того, она их стягивает и садится писать. Причём ко мне задом. И я всё это наблюдаю. Представляете, как для меня перевернулся мир. Она же во мне идеалиста убила. Насмерть. Оказывается, она такая же земная женщина, как моя мама. Как десятки наших деревенских. А тут ещё дня через два мимо её дома иду, а там во дворе эти рейтузы на верёвке висят, сохнут. А в тот день я так был ошарашен, что не слышал звонок, пропустил урок и не слышал, как мня звали, когда искали. Портфель в классе есть, а ученика нет. А я забился в кусты и плакал, расставаясь с детскими идеалами. А вы говорите про разочарования. Я думал Тамара Фёдоровна помрёт. Она каталась по одеялу, сгибаясь от смеха. Ей не хватало воздуха. Постепенно успокоилась, всхлипывая и утирая слёзы, размазывая их по щекам, икая, с перерывами на вдохи, проговорила. — Ой, Володь...Ик!...Да, это было разочарование. Извини, что я ржала, потому что смехом это назвать нельзя. Кха! Кха! Першит в горле. Это что? ляжка? Вода? Ты и это предусмотрел? Спасибо! Шумно глотая, попила воды, вернула фляжку. Шахтовая, от дядьки -шахтёра подарок. Точно такая же, как армейская, только не покрашена и без чехла. — Володь, боюсь, что сейчас я тебя в очередной раз разочарую и разрушу твой очередной идеал. Но я земная женщина. И мне надо отойти в кустики. И я почему-то боюсь, поэтому далеко не пойду. Ты не подглядывай, пожалуйста. Иначе потом будешь кому-нибудь рассказывать про меня. — Нет. — Что нет? — Не буду. Зоя Митрофановна далеко, а вы здесь. Нельзя про тех, кто рядом ничего говорить. Знаешь, и знай. Только молча. — Вот даже как. А если будет что-то ещё, что другим знать не следует? — Значит и не следует. Значит и не узнают. Вас проводить? — Володь! В любом месте туалеты разделяются на мужские и женские. ЭМ - ЖО из фильма помнишь? — Идите, я отвернусь. Я почти и не подглядывал. Разве самую малость для её же безопасности. Вдруг хищник выскочит какой. Тигр. Или разбойник с большим ножом. Нет, с саблей. И с пистолетом. Только вот у нас ни тигров, ни разбойников последнее время что-то не наблюдается. А попа у Тамары очень даже ничего. Это я краешком глаза приметил. Совсем краешком. Тамара вернулась, села рядом. Всё ещё от смеха отойти не может. Я её ноги взял, потрогал икры. Закаменели. — Давайте я вам икры разомну. Вон как закаменели. — Володь, это уж слишком. Мне просто неловко, что за мной так ухаживают. — Пустое. Вам с непривычки ноги засечь запросто. Потом несколько дней ходить будет больно. Лучше сразу размять. Брючины подтяните. — Может мне лучше джинсы совсем снять? Я не шокирую тебя своими...Гм...Трусиками? — Нет, я уже повзрослел. — Поможешь? Тамара выпрямила ноги, откинулась назад, опираясь на руки, приподняла зад. Мне что, совсем с неё штаны стягивать? Я могу. Не она первая, кого я раздеваю. Расстегнул пуговицу на поясе, вжикнул молнией. Она улыбается, будто поощряя к дальнейшему действию. Потянул джинсы, не подумав о том, что они слишком плотно сидят на её попе. Получилось не совсем удачно. А может совсем удачно. Это с какой стороны посмотреть. Джинсы стянулись вместе с трусами. Тамара успела поймать трусики, свернувшиеся в жгут, уже где-то в районе колен. Мне бы остановится, так я же исполнительный. Сказали: Сними! Я и снимаю до конца. Тамара трусы придерживает, я с джинсами в руках стою и пытаюсь что-то пролепетать в оправдание. — Тамара Фёдоровна...Я это...Нечаянно...Я сейчас...Это... Она на меня смотрит и вижу, что стеснения от неловкой ситуации у неё и нет как нет. Мне стыдно, а для неё будто в порядке вещей, что с неё трусы ученик стягивает. Лыбится ещё. Тут сквозь землю готов от стыда провалиться, а она зубы скалит. — Володь, и как ты собрался исправить это? Назад на меня оденешь? И как? Кстати, тебя не шокировали мои трусики? Не похожи на рейтузы? Нет? А то, что ты мне обнажил, как тебе? Слишком страшно? Старая ведь. Ну, что молчишь? Или я разрушила твой очередной идеал? Нет? Ты хоть кивни головой. А то у меня создалось впечатление, что ты в столб превратился. Ты что, никогда голую женщину не видел? А так? Сев на попу, стянула с себя кофточку, сняла совсем трусики и смотрит на мою реакцию. — Сильно страшная? Ну, что молчишь? Охрипшим голосом прокаркал — Красивая. — Правда? Впрочем, ты никогда не врёшь. Володь, а тебе не кажется несправедливым, что ты меня раздел, - Именно ты, не спорь! - а сам стоишь одетый. И не стыдно рассматривать голую женщину, оставаясь в одежде. Для справедливости стоило бы и тебе всё с себя снять. Или у тебя трусы семейные и ты стесняешься их показать, чтобы не разрушить мой идеал? Нет? Тогда раздевайся. Краснея, как молоденькая девочка, впервые попавшая на приём к мужчине гинекологу, стянул с себя штаны и майку. — Нормальные трусики. Трикотажные. Мне нравится на мужчинах такое бельё. Подошла вплотную. — А что ты там прячешь? Что-то секретное? Покажи. С этими словами дёрнула трусы вниз. А из них вырвался на волю член. Вполне готовый к употреблению любой из женщин. К употреблению в известных целях. Не большой, но и не маленький. Скорее чуть выше среднего размера. — Ух, ты! Какой красавец! Володь, ты обещал, что всё... Не дал договорить. — Могила! Тамара села, потянув меня за собой, повалилась на спину. — Володя, у тебя женщины были? — Да. — Не спеши, милый. А куда мне торопиться, когда подо мной красивая женщина. А то, что она ещё и завуч, придаёт особую остроту происходящему. — Володя! Вовочка! Миленький! Да что же я делаю? Ааахххх! Вовочка! Хороший мой! Ещё! Люби меня! Люби сильнее! И Вовочка старался. Горячее влагалище плотно облегало член. При погружении члена внутрь, из влагалища с лёгким свистом выходил воздух. Изредка раздавался звук вроде треска, который издаёт попа, когда пукает. Как воздух попадал во влагалище, если ствол члена плотно облегали малые половые губы, растянувшиеся в тонкую ниточку и действующие вроде манжета на гидравлическом амортизаторе, то мне было непонятно. Обильная смазка позволяла члену легко скользить внутри влагалища, не доставляя хозяйке неприятных ощущений. Тамара Фёдоровна длительное время была лишена мужского внимания. Это моё заключение. Слишком уж быстро она кончила. Коротко вскрикнув, как-то окаменела на короткое время, тут же расслабилась. Улыбнулась. — Володь, ты меня совсем задавил. Спина устала на земле лежать. Дай я поменяю позу. Не вставая на ноги, повернулась и встала на четвереньки. Спина действительно покраснела, на коже отпечатались складки одеяла. Кожа на попе была чистая, гладкая. У некоторых моих знакомых на попе было полно прыщей от пота. Потницы. А эта в джинсах, а жопу не спарила. Теперь, когда я был сзади, мне было хорошо видно, как член входит во влагалище и выходит из него, как за ним тянутся малые губы, размазывая смазку по всему стволу. Сморщенный вроде курячьей гузки анус, подмигивал, то сжимаясь, то расслабляясь. — Ох, Володенька! Вовочка! Что ты со мной делаешь? Ещё, милый! Ещё! Умммм! Как мне хорошо! Не кончай! Прошу, не кончай! Я-то стерпел. А вот Тамара приплыла в очередной раз. И вновь просьба. — Вов, я устала. Ноги затекли. Можно я сверху? Усаживаясь верхом, улыбнулась, спросила. — Ты скоро кончишь? — Не знаю. — Может я успею ещё разок. Не смотри так на меня. — Как? — Не знаю. Но твой взгляд...Я стесняюсь. Мне кажется, ты просветил меня насквозь, как рентгеном. Закрой глаза. Закрой. Я хочу тебя поцеловать. Наклонилась так, что груди прижались сосками к моей груди, дотянулась губами до губ, присосалась, в конце прикусив мне нижнюю губу. — Ммм. — Не мычи. Это не больно. — Зачем? — Чтоб других не целовал. Узнаю - пришибу. Мой. Теперь только мой. Ой, ой, ой! Сейчас кончу! Ууумммммааамммааа! Запрыгала, достигая оргазма в очередной раз. И я заспешил, потому что давно был на грани. Тамара упала мне на грудь, вздрагивает. А я, придерживая её за зад, быстро двигал тазом, вгоняя на полную длину в Томкину вагину член. Оооо! Кайфффф! Валька спросила — Вов, а что было дальше? — Дальше, Валюш, мы оделись и пошли в деревню. — Нет, вы потом встречались? — Да. Недолго. Ты же помнишь, что её осенью забрали в РОНО. — Ты её любил? — Валь, я люблю всех своих женщин. Всех, кто хотя быраз был со мной. — А меня? — А тебя вдвойне. И как сестру, и как женщину. Ну, что захлюпала? — Дааа, ты уедешь, а я тут останууусь...Ыыыы. — Валь, да перестань ты реветь. Может меня уже давно комиссовали и лишь ждут, пока из отпуска выйду. — И ты вернёшься ко мне? — А куда мне, бездомному, ещё идти? К тому же мы с тобой Танюху собирались выебать. К тётке вот надо. Эээ, Валь, ты чего? — Ничего. Ты так вкусно рассказывал, что я захотела. Ты лежи, я сама попрыгаю.