Всем привет!
После нескольких моих рассказов мне иногда приходят письма с разными историями и просьбой рассказать их. Не знаю почему именно так, но некоторые истории я считаю очень привлекательными и выкладываю... конечно, сразу сознаюсь что автор истории не я, но все равно. Вот одна из новых историй присланных мне довольно давно, но все никак не доходили руки обработать её, довести до ума и выложить вам на суд... Конечно, все имена вымышлены и каждый может думать о себе, а может это и правда про вас история?
О моей буйной юности.
Однажды на физкультуре я лазил по канату и у меня от трения вскочил член. Мой дружбан Витька это заметил и отвел в раздевалку. Закрыв дверь на крючок, он сказал:
- У тебя что, кушать хочет?
Я что-то пролепетал в ответ, мне было очень стыдно. А он приказал, правда, шепотом:
- А ну покажи!
Не знаю почему, но я сказал ему: "Сначала ты покажи свой".
Ни минуты не мешкая, он спустил трико вместе с трусами, и я увидел его длинный тонкий хуй, растущий из небольшого кустика темных прямых волосков. Я тоже обнажился и мы стали смотреть, как дергаются наши члены. Я от такой картины помутился рассудком, ноги стали ватными и головка сильно зазудела. Невыносимо захотелось подрочить. Не помню как мы обнялись и стали тереться хуями. Я был в таком потрясении, что услышал как бы издалека шепот Витьки:
- Сашка, ты себе часто спускаешь малафью?
Я ответил вопросом:
- А ты?
- Каждый день.
- Я тоже.
Витя сжал наши члены ладонью и стал дрочить. Я чувствовал упругую теплоту его члена и подвывал от наслаждения, мои колени стали непроизвольно подгибаться. Он прижал меня к стене, продолжая дрочить сразу два хуя, а я положил свою голову ему на плечо и висел на нем. Чтобы не закричать от бурных чувств, - ведь впервые чужая рука коснулась моего хуя, да еще дрочила его, сжав вместе со своим, - я стал сосать и покусывать Витькину шею, на которой пульсировала какая-то жилка и, которая показалась мне на вкус сладчайшим пирожным. Не помню, сколько прошло минут, когда я выпустил несколько капель спермы, но Витя задергал еще быстрее наши зажатые члены, а потом спустил и сам. Я в изнеможении повалился на скамейку и наверное бы уснул без сил, но Витя приказал мне поскорее одеваться.
Мы переоделись, открыли крючок двери, и после звонка пацаны ввалили в раздевалку. Учитель спросил, почему мы сбежали с урока, но Витя быстро отмазался, заявив, что я вывихнул ногу, спрыгивая с каната, а он, мол, делал мне массаж как их учили на секции акробатики.
Конечно, все происшедшее меня страшно потрясло. Ведь я был примерным учеником, отличником, которого всем ставили в пример. Я, научившись онанировать, жутко переживал этот свой грех, постоянно давал себе клятвы не делать больше этого никогда, мог продержаться два-три дня, но потом происходил срыв и я предавался безумной мастурбации, иногда и по несколько раз, не отрываясь. Потом все начиналось сначала. Мне казалось, что никто на свете не онанирует, только я единственный в мире - урод, которого надо убить и сжечь на костре.
Дома после школы, вспоминая совместный с Витей сеанс, я вновь стал наслаждаться каждым его моментом, представляя все это в самых мельчайших подробностях. Да и вообще мне эта картина будоражила воображение еще долгое время.
В школе мы с Витей вели себя по-прежнему, как ни в чем не бывало. Но я заметил, что при виде Вити у меня напрягается член, а уж какие мысли навевала раздевалка спортзала и говорить не буду. Несколько раз мы с ним случайно встречались взглядом, но я сразу же опускал глаза, потому что боялся, что он поймет как я хочу повторения. Моя похоть временами доводила меня до бешенства, особенно по ночам, когда я готов был на коленях ползти к Вите домой через несколько кварталов и умолять его сделать ЭТО еще раз. Мои мечты начали принимать навязчивый характер и я, делая уроки, часто рисовал на бумажках по памяти его член, и как мы дрочимся, и как я его сосу в шею, и как течет сперма из наших хуев. Рисовал я всегда неплохо и этими рисунками я вытирал свой конец после оргазма и спускал бумажки в унитаз.
Прошел месяц-два как я изнывал в тоске и похоти. Все разрешилось как-то неожиданно.
Однажды после уроков, перед уходом домой, я побежал в туалет и стал над писсуаром. Вдруг следом за мной вошел Витя, и, хотя в сортире никого не было и несколько писсуаров оставались свободными, он подошел и встал рядом со мной. Он вытащил из ширинки член и начал ссать. Я смотрел на него как заколдованный, в глазах потемнело и ноги опять стали слабеть. Несмотря на то, что я очень хотел ссать, я не смог выдавить из себя ни капли. А Витя с ухмылочкой бил своей струей в стенку писсуара, так что капли его мочи долетали до моего члена и рук. Когда струя иссякла, он сжал основание своего члена между указательным и средним пальцем и стал трясти его. Теперь уже капли летели во все стороны, мне на рубашку и на брюки, потому что он стоял прямо передо мной. А я как истукан стоял перед ним с открытым ртом и оголенным хуем. И, конечно, хуй мой дергался и вырывался из рук. Видимо и Витю завела эта картина, потому что он продолжал трясти членом, из которого уже давно не летело никаких капель, пока он не вырос в длинную сосиску с закрытой как и у меня головкой и свисающей крайней плотью. Я не сдержался и стал у него на виду демонстративно онанировать, пожирая глазами красоту, открывшуюся передо мной, чтобы потом зарисовать ее как можно точнее. Витя тоже долго не размышлял и задрочил свою головку двумя пальцами. Снова я кончил первым, потом он, а потом мы разбежались, так и не сказав друг другу ни единого слова.
И снова я дома стал предаваться упорному онанизму, снова рисовал по памяти витин член. Некоторые картинки мне жаль было выбрасывать - так они мне нравились, и я стал их прятать. В своих фантазиях я сосал его член, пил малафью и мочу. Один раз в раздевалке, когда никого не было я стал нюхать Витькины носки и штаны. Этот запах так меня завел, что я быстро кончил и убежал.
Прошла еще пара недель.
Как-то в субботу, вечером, мы на пустыре играли в футбол, и мяч случайно угодил Вите в лоб. Под глазом начал расти синяк и он страшно по этому поводу сокрушался. Я предложил сходить ко мне домой, это в трех минутах ходьбы, и смазать синяк мазью Вишневского. Витя охотно сразу же согласился и мы пошли - он ускоряя шаг, а я наоборот - замедляя. Во-первых, оттого что ко мне домой идет тот, о котором я мечтаю каждую ночь, а во-вторых, я знал, что родители собирались в гости, но не был уверен, ушли они уже или нет.
Когда мы пришли, родителей не было. От волнения у меня все валилось из рук, я дрожал как в лихорадке, я постоянно облизывал сухим языком пересохшие губы, и Витя, конечно, заметил это, тем более, что я уже не стесняясь смотрел на него собачьими глазами, предвкушая близившееся наслаждение. Но он особенно не подавал виду, наверное чтобы специально помучить меня. Как ни в чем не бывало он разглядывал мою коллекцию оловянных солдатиков, модели танков и самолетов. Наконец, когда Витя присел на корточки и я наклонился над ним, я не выдержал. Коснувшись губами его шеи на затылке, я стал его легонько целовать, а потом и сосать его кожу, слизывая солоноватый пот, который казался мне сладким сиропом, и нюхать аромат его белобрысых волос, который тоже давал мне сильный кайф.
Сначала Витя делал вид, что не обращает внимания и чего-то напевал под нос, а потом выпрямился и достал из шорт свой возбужденный член. Я сделал то же и с силой задрочил. Но он остановил меня и сказал:
- Нет, теперь я хочу брызнуть первым.
Он вставил свой член в мою ладонь и приказал работать. Впервые в жизни почувствовав чужой член в своей руке, я вознесся в небеса от этого ощущения. Я дышал как паровоз тяжело и громко, а Витя сквозь зубы твердил:
- Сильнее, сильнее! Не жалей его!
Он кончил мне в ладонь и я, размазывая по своему члену его сперму, задрочил у него на глазах. То что Витя смотрит на меня, удесятеряло мой кайф, я дергался и изгибался перед ним как припадочный, пока не кончил.
Витя спросил меня только:
- А ты знаешь, что такое вафля?
Я в бессилии помотал головой, а он добавил:
- Это то, что у тебя в руке. Попробуй, многим девкам это нравится. Даже пацаны пьют, знаешь, сколько силы эта малафья содержит - класс! Все штангисты ею увлекаются, потому что в вафле больше всего анаболиков.
Я понятия не имел, что такое анаболики, но перед уходом Вити я попросил его заходить почаще ко мне - когда ему вздумается. С этого времени наши встречи становились все чаще. Мы дрочились друг перед другом, а нередко и друг с другом. Это было в 1000 раз лучше, чем одиночная дрочка. Витя постепенно снял с меня комплексы, доказывая, что онанизм - благородное дело, и что нет ни одного пацана на свете, который бы этим не увлекался. Витя иногда был холодным и равнодушным, а иногда просто неистощим на выдумки. Однажды он сказал:
- Давай разденемся, голым по голому знаешь как встанет!
С тех пор мы онанировали в голом виде, иногда разыгрывая сценки изнасилования, терлись членами между бедер, по спине, по попе, и даже по голове, по волосам. Особенно ему нравилось, если я изображал из себя скромную девочку, а он маньяка и насильника. Как то раз, в перевозбужденном состоянии я полез в тайник и показал ему свои рисунки, на которых он, конечно, сразу узнал и себя и меня. Его восхищению и потрясению от моих талантов не было предела. Он стал просить чтобы я рисовал для него голых одноклассниц. А я поведал ему, что торчу только от него и что когда его нет, я дрочу на эти картинки, потому что не могу без него ни ночью, ни днем, и все время думаю о нем, и хочу дрочиться с ним до полного изнеможения. Дурак, конечно. Не знал я тогда, как такого рода откровения могут навредить человеку и превратить его в раба.
Так оно и вышло.
Вскоре Витя отобрал рисунок, на котором было изображено как я на коленях сосу его член (до тех пор это было лишь в моих фантазиях и сладких онанистических мечтах). Он сказал, что хочет вот так. Я, правда, сначала поупрямился, но он меня уболтал:
- Ты знаешь какое это блаженство! Никакой дрочки даже не понадобится! А если еще и вафли начнешь глотать, станешь таким сильным, что тебя все пацаны на улице будут бояться!
Я согласился. Потом - все чаще и чаще, а потом и каждая наша встреча этим заканчивалась. У меня Витя почти не брал в рот и никогда не глотал сперму, несмотря на то, что так ее расхваливал. А вот я быстро привык ко вкусу его хуя и малафьи, с удовольствием это проделывал. Иногда бывало, что Витя спускал мне в рот охая и ахая, а я спускал на пол, даже не касаясь своего члена рукой. Он был прав - я получал от сосания неописуемое блаженство.
В таком режиме прошла пара месяцев до конца учебного года.
Однажды Витя попросил у меня на время мои рисунки. Я не хотел давать, но он очень просил, говорил, что это поможет ему кончать по ночам, когда меня рядом нет, а ему нестерпимо хочется меня завафлить. Я уступил и, как потом оказалось, сделал еще одну глупость.
Он показал эти рисунки своему брату Саше - тезке моему, который слыл отчаянным хулиганом на всю округу и состоял на учете в милиции. Когда они пришли ко мне вместе, я растерялся, от страха душа ушла в пятки. Сашка вынул из кармана мои рисунки и стал дико на меня наезжать, что я мол развратил его младшего брата, что он меня сдаст в милицию за развращение и меня посадят в колонию, там опустят и сделают петухом. Я от ужаса просто рехнулся, рыдал, пока он не приказал просить прощения на коленях. Я ползал перед Сашей на коленях и умолял пощадить меня, никому не рассказывать, что я вафлист и пидор гнойный. Он скинул кеды, снял носки и приказал целовать ему ноги. На глазах у Вити я стал лизать волосатые ноги его брата, продолжая рыдать и просить прощения. Сашка скинул брюки и стал хлестать по моему заплаканному лицу своим толстым мохнатым хуем с обнаженной залупой. Это было небольно, даже в кайф. Я возбудился и присосался к нему - очень хотелось его задобрить. Он принялся меня трахать в рот, насаживая поглубже мою голову на свой член, я задыхался, но продолжал сосать, из глаз текли слезы. Саша член, казалось, вырос еще больше в размере и мешал дышать. Сашка кончил очень быстро, и не как Витя двумя струйками, а заполнил густой пахучей спермой весь мой рот, так что я не успевал сглатывать, и его малафья вытекала из меня в два ручья.
Потом он оттолкнул меня со словами: "Иди, обслужи брательника, сосунок!"
Я повернулся и на коленях пополз к Вите, который вовсю онанировал, глядя на нас. Он тоже не церимонился со мной глядя на брата, а со знанием дела начал совать свой хуй мне в рот, а потом и трахать, до тех пор пока не спустил все до последней капли. Я все проглотил.
Перед уходом, Сашка пригрозил - он сказал, что прощает мне мое блядство с его братом, но теперь я стану их сосунком и если я когда-нибудь откажу ему, или его брату в отсосе, то обо мне узнает весь наш район. И тогда меня уже ничего не спасет - меня будут ебать и в хвост и в гриву все, кому не лень, а не лень у нас всем!
С тех пор я был у братьев в рабстве, пока Сашку не загребли в армию. Чаще всего мы закрывались в их сарае или подвале. Чего я только не выделывал по их приказу, страшно и подумать. Сашка своим толстым членом так разработал мое очко, что Витьку я там и не чувствовал. Сперму, которую я у них отсасывал, можно было бы измерять стаканами (но, кстати, вопреки обещаниям Вити, бодибилдером я не стал). Единственное, что утешало меня - как ни странно, братья никому о моем рабстве не сболтнули, а сдавать кому-нибудь за деньги, видимо не додумались. Когда Сашку взяли в армию, я продолжал обслуживать Витьку, но все реже и реже. У него появились бабы, и он переключался на них.
Я закончил школу, поступил учиться и уехал в другой город. Потом и родичи мои переехали. Потом была армия со своими прибамбасами - меня взяли со второго курса института. С братьями больше я не встречался.
До сих пор дрочу, как и в юности, вспоминая Витьку и Сашку и наши развлечения.