ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ: В ДЖЕКСОНВИЛЛЕ НЕ БЫВАЕТ СКУЧНЫХ ВЕЧЕРОВ
12 ноября 2005 года
Пятница, 21:00
Я направил Эскалэйд на парковку Пристани и притормозил в поисках какого-нибудь свободного места. Недалеко от выхода к реке, в тени я заметил припаркованную полицейскую машину. Джексонвиллская Пристань представляла собой двухэтажное здание в виде подковы, содержащее рестораны, бары и торговый центр и выходящее фасадом на реку Сент-Джонс и набережную Риверволк, а тыльной стороной на улицу Саут-Лора. Она и в обычные дни делала довольно хорошую кассу, но вечерами в пятницу и субботу жизнь просто била ключом.
В центре города всегда хватало преступников всех мастей: бандитов, угонщиков автомобилей, грабителей, насильников... как бы Отцы города ни пытались убедить туристов и местных жителей, что здесь безопасно после наступления темноты. В последние годы все больше и больше яппи (молодых профессионалов с высоким доходом) переезжало в центр города в арт-лофты, где можно было представить, будто живешь в большом городе, таком как Нью-Йорк или Атланта. Черт, я был слишком суров, слишком немолод. Я никогда не жил такой молодой жизнью холостяка профессионала. Я был женат, у меня были дети, и так было всегда. Вся моя взрослая жизнь прошла в пригород, называвшемся Мандарин, к югу от Джексонвилла и на границе с округом Клэй. Если бы я был молодым и холостым, то мне, вероятно, понравилась бы жизнь в лофте – круто, ультрасовременно, с возможностью ходить пешком на Пристань, тусоваться с другими мужчинами и женщинами моего возраста, которые никогда даже не думали о детях или о чем-то еще, кроме как об интрижках продолжительностью в месяц.
Но даже молодые специалисты не смогли бы в одиночку сохранять место в Пристани. Город должен был продолжать напрягаться, потому что всегда было впечатление, что после наступления темноты центр города – это попросту страшное место. А волна краж автомобилей, две пары, ограбленные в прошлом месяце под дулом пистолета, и один пятнадцатилетний старшеклассник, которого затащили в кусты и изнасиловали трое мужчин в двух кварталах от Пристани, снова подняли волну общественного гнева.
Я подъехал к полицейскому и остановился в нескольких метрах. Я вышел и подошел к нему. Он настороженно посмотрел на меня, оставаясь в машине.
– Я могу чем-то помочь, сэр?
– Да, привет. Я – Билл Мейтленд из прокуратуры штата. Здесь все довольно забито. Не знаете ли вы, где можно припарковаться, чтобы не пришлось идти пешком пару километров?
Я не знал его, а он не знал меня.
– Я и хотел бы помочь вам, сэр, но...
Он глянул мимо меня и увидел, что к нам направляется Майра. Я привык к ней, но и у меня до сих пор перехватывало дыхание. Он же был похож на оленя, попавшего в свет фар приближающихся фар.
– Офицер, я знаю, что это принуждение, но есть ли хоть КАКОЙ-ТО шанс, что вы бы могли нам помочь? Мистер Мейтленд – прокурор номер два в округе, а я – секретарь прокурора штата, но я бы не стала пытаться козырять чинами. Просто мистер Мейтленд пригласил меня отметить мой день рождения. Можете ли поверить, мне исполняется тридцать пять? Я была в большой депрессии. И я не против прогуляться, но...
Она сделала нечто похожее на виляние бедрами, но на самом деле просто крутнулась, чтобы показать свою замечательную задницу, ноги и эти проклятые сапоги почти до колен.
– Видите ли, сапоги выглядят неплохо, но в них так тяжело ходить. Не хотелось бы отмечать веху в своей жизни, сломав лодыжку. Итак, не можете ли вы сделать хоть ЧТО-ТО, пожалуйста?
Какое-то мгновение он молча смотрел на нее, потом перевел взгляд на меня, словно не мог поверить своим глазам. Он включил зажигание и сказал:
– Пожалуйста, следуйте за мной, мисс...?
– Мартинес, Майра Мартинес. А вы кто?
—. ..Офицер Уилкс. Барри Уилкс.
– Я запомню ваше имя, офицер Уилкс.
Кажется, он вздрогнул. Затем сделал мне знак.
– Следуйте за мной, мистер... эээ... сэр, и я проведу вас в зону для парковки доставщиков. Там обычно четыре или пять машиномест. Я дам вам разрешение, скажу, что вы здесь по официальному делу.
Когда мы вернулись в Эскалэйд, я не удержался от смеха.
– И тебе не стыдно? Это все равно что отнять конфету у ребенка.
Она в ответ улыбнулась.
– У тебя грязные мысли, мистер Мейтленд. Он просто был милым. Милый молодой человек.
– Угу. Я тебе недавно говорил, что твоя задница должна быть выставлена в Смитсоновском институте? Э-э, кстати...?
Она строго глянула на меня, но я не думал, что она сердится на самом деле.
– Мы не НАСТОЛЬКО хорошо знаем друг друга, мистер Мейтленд. Кроме того, я думаю, что в данном штате такое все еще может быть незаконным.
– Я просто уверен, что если ты это проверишь, то данный закон и другие подзаконные акты были признаны недействительными еще в 90-х годах.
– Ты исследовал этот вопрос?
– Нет, но я почти уверен, что он больше не действует.
– Хорошо, но в этой машине все еще действуют обычные законы.
Но на ее губах была почти улыбка. Я отложил все на потом. Мы проехали за офицером Уилксом по боковому проезду, на котором был знак «въезд запрещен», остановились на свободном паковочном месте, и Майра взяла у него наклейку «служебные дела», улыбнулась и сказала:
– Большое спасибо, офицер Уилкс.
– Это было почти жестоко, – сказал я ей, когда мы шли по проходу к центру Пристани под открытым небом. Как обычно, на ступенях перед концертной площадкой сидела целая толпа мужчин, женщин и детей. С обратной стороны площадки была река Сент-Джонс. Довольно хорошая рок-группа на радость толпе распевала «Линнард Скиннард» и другие южные баллады.
Мы пробрались по внешнему краю за эстраду под хор криков: «эй, детка» и «бросай дедушку».
Она лишь улыбнулась и взяла меня под руку, пока мы шли по Риверволк и спускались к перилам, ограждающим реку. Мост Мэйн-стрит уже был украшен красными, синими и зелеными рождественскими огнями. Мы шли вдоль реки. Я смотрел на огни набережной и Фонтан Дружбы за рекой. Было холодно, свежо, я держал Майру под руку. Это был неплохой вечер, чтобы чувствовать себя живым.
У «Мексиканской розы» мы развернулись и стали искать свободные места. Снаружи ничего не было, поэтому мы прошли внутрь. Тут тоже была толпа, и я опять засомневался, что размахивание моим удостоверения прокуратуры штата поможет.
– Чао, мистер Мейтленд. Мисс Мартинес.
Я посмотрел сквозь толпу и обнаружил кричащего, который сидел за длинным столом в дальнем конце зала. Нам махал рукой Дил.
– Идите сюда, – крикнул он мне, и тут я увидел Митча Макконнелла, сидящего между двумя хорошенькими молодыми штучками.
– Да, – поддержал Макконнелл, – мистер Мейтленд, подходите. Тут классно.
Я посмотрел на Майру, и она кивнула.
– Может быть весело. Кроме того, он симпатичный.
– Я думал, ты не совратительница малолеток? Но все в порядке. У некоторых из тех малышек, что с ним где-то внутри, вероятно, есть комплекс папочки.
– Они же дети.
– Правда, но некоторые части у них уже выросли.
Когда мы подошли, одна из молодых женщин запрыгнула на колени Макконнеллу, а итальянская милашка, с которой флиртовал Дил, села на колени к нему, освободив для нас два стула. Я посмотрел на девушку Дила и на помаду, которую она уже размазала по его лицу, и сказал:
– Я так понимаю, ты решил просто сделать ей строгое предупреждение о нарушении наших местных законов?
Он улыбнулся улыбкой счастливого человека и ответил:
– Да, но я сказал ей, что наказать ее мне придется позднее.
Она лишь улыбнулась и прижалась к нему задом.
Когда мы сели, встал владелец яхты и протянул Майре руку.
– Синьорина, нас не представили друг другу. Я – Лусио Бьянки. И к кому я имею удовольствие обращаться?
– Майра, это синьор Бьянки, являеющийся, я полагаю, владельцем яхты, что поднялась по реке Сент-Джонс и отвлекла офицера Дила и Макконнелла сегодня, как раз перед тем, как появились наши друзья из Сацумы.
– Оу! У вас собственная яхта, синьор Бьянки?
Он кивнул и жестом отбросил разговор о яхте.
– Да, но это скорее списание налогов, чем что-либо еще. Я ходил под парусом в колледже в Сан-Диего, и купить ее меня уговорила моя вторая жена. Я не очень-то разбираюсь в этом, но у меня были дела в Майами. Я подумал, что было бы неплохо перегнать ее с парой матросов, нанятых для тяжелой работы, в Норфолк, где я передам ее профессионалу и отправлю обратно в Неаполь, где я ее держу. Плавание под парусом – приятный маленький бонус для Каприс и ее подруг.
Каприс, сидящая на коленях у Дила сказала:
– Синьор Мейтленд, Барри рассказывал нам о ковбоях, которые напали на вас с дробовиками, и о том, как они с Митчем спасли вас и старика. Вы, должно быть, очень гордитесь, что знакомы с таким героем.
– Да... он полон всего такого. То есть храбрости.
Когда мы сели, Бьянки рядом с Майрой, и подошла официантка, Майра посмотрела на девушек и спросила его:
– Итак, чем вы занимаетесь и являются ли эти молодые девушки вашими служащими?
Он улыбнулся ей и окинул взглядом молодых женщин. Они переоделись в свитера и колготки от холода, но этого было недостаточно.
– Не то что вы могли бы подумать, синьора. Каприс – самая младшая, ей девятнадцать лет, Джаде – двадцать один, Элоизе – двадцать четыре, а Гизелла, – он указал на огненноволосую красавицу, пытавшуюся отгрызть ухо Макконнеллу, – самая старшая дама, ей двадцать шесть. Их задача выглядеть молодо. Все они – профессиональные модели. Они работают, в основном, в Италии: Рим-Неаполь-Генуя-Милан, но у меня была командировка в Майами, и они ухватились за возможность поработать здесь.
– Вы руководите модельным агентством? – спросил я, разглядывая квартет. Те двое, что не приклеились к Дилу и Макконнеллу, привлекали множество любопытных взглядов одиноких мужчин в баре, и сами поглядывали на некоторых с явным интересом. – Должно быть, это тяжелая жизнь, но кто-то же должен это делать, верно?
– Нет, синьор Мейтленд, – сказал Бьянки, обращаясь ко мне, но не в силах оторвать глаз от груди Майры, когда она сняла пальто от Армани и повернулась, чтобы повесить его на стул сзади себя. – Я занимаюсь кинопроизводством. На самом деле коммерческой стороной кинобизнеса. Я планировал стать следующим Феллини, и обнаружил, что он лишь один такой. Но оказалось, что у меня есть талант к композиции, и я неплохо зарабатываю на жизнь в рекламе. И снял несколько музыкальных клипов.
Он снова переключил свое внимание с меня на Майру и ее почти непристойную блузку, испытываемую на прочность.
– Синьорина Мартинес, вы когда-нибудь работали моделью? Мне трудно поверить, что нет.
Она бросила на него взгляд, который можно было назвать только кокетливым, с легкой улыбкой Моны Лизы на губах, и спросила:
– Что заставляет вас не верить, синьор?
Он сделал жест рукой в ее сторону.
– Если честно, то как вы можете ей не быть. Вы... как там говорят англичане... поражающая воображение. Надеюсь, я не обижаю вас, синьор Мейтленд, но если вы не слепы, то уже знаете об этом.
Он потер свой подбородок.
– Пожалуйста, не поймите меня неправильно, синьорина, но в вас есть что-то... что-то знакомое. Не работали ли вы моделью, в показе одежды, быть может, снимались в рекламе или кино за рубежом?
Она покачала головой.
– Я – не единственная женщина в мире с красивой фигурой, синьор.
Она повернулась ко мне и сказала:
– Почему бы тебе не сделать для нас заказ, Билл? Я буду текилу и легкий салат. Спросите, не знают ли они, что такое Севиче из креветок с зеленым лаймом? Если нет, я возьму небольшой салат из черной фасоли и кукурузы.
Когда официантка отнесла заказ на кухню, прошло всего несколько минут, прежде чем у нашего столика появился шеф-повар, невысокий лысеющий джентльмен с трехдневной щетиной.
– Кто заказал Севиче из креветок с зеленым лаймом?
Она повернулась и улыбнулась ему.
– Боюсь, что я. Вы его готовите?
– Обычно нет, но я готовил его еще в те дни, когда работал в Мехико. Я могу приготовить, если вы дадите мне несколько минут. Могу я спросить вас, пробовали ли вы его и где именно?
– На яхте неподалеку от Мексиканской Ривьеры. Один мой друг готовил ужин и приготовил его. Мне оно понравилось.
– У вашего друга очень хороший вкус во всем.
– Спасибо.
– У вас есть полчаса? Пусть это и невозможно, но я его приготовлю.
– У нас есть время, – сказал я ему.
Пока мы ждали, я выпил текилу с лаймом и каменной солью на ободке, что напомнило мне о том дне на Бон Шанс, который, казалось, был миллион лет назад, хотя прошло менее полугода. Дил травил байки, и вскоре уже почти в одиночку отбивался от зловещей армии смертоносных ковбоев, защищая меня. Макконнелл почти переступил черту городского закона о непристойностях со своей пожилой леди, и я думаю, что она перешла эту черту, судя по тому, что делала под столом.
Мы с Бьянки говорили о кино, рекламе и преступлениях, но большую часть времени он уделял Майре. Не то чтобы я мог его винить. Майра была... Майрой. Она вовсе не флиртовала и не делала ничего такого, на что я бы мог пожаловаться. Там просто была аура секса, окутавшая стол. Но я много раз до этого бывал в такой ситуации. Дебби была такой же, и если бы я не мог выдерживать мужчин, желавших мою женщину, то мы бы никогда не встречались.
Где-то там удалось втиснуть инструментальную группу из трех человек, и официанты помогли расчистить перед баром небольшое пространство. Те сыграли пару мексиканских мелодий, потом какую-то латинскую сальсу, и вот, первые пары уже тряслись, извивались и довольно хорошо имитировали секс в вертикальном положении.
Исчезли Дил с Каприс, и я заметил их на танцплощадке, а затем и Макконнелла с Гизеллой. Маленькая танцплощадка заполнялась до тех пор, пока люди не начали спотыкаться друг о друга. Через минуту Джада и Элоиза уже танцевали с двумя молодыми людьми. Несколько пар танцевали на открытом патио, выходящем на реку Сент-Джонс. Музыка была заразительной.
Бьянки постучал по моей руке, лежавшей на столе.
– Мистер Мейтленд, вы не будете возражать, если я приглашу вашу даму на танец? Если она соггласится.
Он был симпатичным парнем, владел собственной яхтой и, очевидно, страстно желал Майру, но я не умел танцевать эту чертову штуку. А Майра уже елозила своей сочной попкой по сиденью в такт музыке. Я знал, что она не пригласит меня, если подумает, что я не хочу туда идти, но явно хотела потанцевать.
– Конечно, если Майра захочет танцевать, вперед.
Она наклонилась и поцеловала меня в щеку, потянувшись, чтобы взять меня там, где было лучше всего держаться, и сказала:
– Я буду думать об этом.
Мне не хватает слов, чтобы описать ее тело в движении. Достаточно сказать, что, должно быть, эрекции вспыхивали во всех направлениях. Бьянки пришлось к этому приспосабливаться. Она массировала его переднюю сторону, а затем и спину колышущимися массами, которые заполняли ее блузку, и было несколько раз, когда ему приходилось брать ее за задницу, чтобы поддержать. Но он отпускал ее. Что, должно быть, требовало величайших усилий.
Она улыбалась и смеялась. Какого черта. Она хорошо проводила время. Многие парни хорошо проводили время, наблюдая за ней. Вскоре к столу, обойдя вокруг танцующих, подошел официант с тарелкой Севиче из креветок с лимоном. Во время короткого перерыва в музыке они с Бьянки направились обратно к нашему столику.
Прежде чем она и Бьянки добрались туда, их перехватили трое парней, выглядевшие так, словно могли бы играть за «Ягуаров» на первой блокирующей линии.
– Слишком рано садиться, красивая леди, – сказал высокий блондин с плечами около метра шириной и волосами до плеч. – Останьтесь еще на один раунд, и мы будем угощать вас весь оставшийся вечер за нашим столиком. Вы слишком горячи, чтобы тратить свое время за отстойным столом.
– Леди возвращается к нашему столику, – сказал Бьянки. – Ее уже ждет нечто особенное.
Одним легким движением руки темноволосый гризли отвел его в сторону, сказав:
– Она получит нечто особенное за нашим столом.
– Ну, что, сладкая? Тебе будет гораздо лучше с нами. Деньги – не имеют значения. Просто скажи нам, чего ты хочешь?
– Чего я хочу, это чтобы ты убрался с моей дороги и позволил нам вернуться к нашему столу и нашим друзьям.
– Ты просто понятия не имеешь, что тебя ждет, детка, так что, вот тебе пример, – сказал светловолосый, который смахивал на Тора, наклонился, сгреб ее в медвежьи объятия и прижался губами к ее губам.
Эти двое начали стонать и люди вокруг начали на них пялиться. На самом деле, стон исходил только от двойника Тора. Мгновение спустя он начал отодвигаться, но не смог выпрямиться, потому что в его нижнюю губу впилась зубами стошестидесятитрехсантиметровая барракуда.
— Э-э-э-э...черт, – наконец закричал он, отдергиваясь, и из его губы брызнула кровь. Отступая назад, он приложил руку к губе и почувствовал, что кусочек губы отсутствует, и Майра выплюнула его на танцпол.
– Я не люблю, когда кто-то прикасается ко мне без моего разрешения, – сказала она, глядя на него так, словно хотела снова напасть на него. – Сделай это еще раз и увидишь, что еще я откушу.
Гризли сгреб ее, пытаясь зажать в медвежьи объятия, но она крутнулась и пнула его прямо по яйцам этими сексуальными сапогами. Удар ногой буквально снес его с ног. Парни вокруг сочувственно застонали, когда он упал на колени.
Третий громила, тоже темноволосый, но не такой грозный, как гризли, оттолкнул назад Бьянки, и он чуть не перелетел через стол. Пока он делал это, Тор вытер кровь с лица и посмотрел на Майру. Он поднял свой большой правый кулак и шагнул к ней.
– Ты, жалкая сука.
Когда он отвел кулак назад, я шагнул к нему и попытался поймать его правую руку своей и сделать бросок бедром. Попытался. Но он был слишком большой и слишком сильный. Он чуть не перевернул меня с ног на голову. Он был достаточно силен, чтобы отправить меня в полет. Каким-то образом мне удалось избежать встречи с Майрой, и я врезался в наш стол.
Но я знал, что он все еще охотится за Майрой, и мне удалось приземлиться на стол так, что я лишь ударился боком и опрокинул несколько мисок сальсы. Я пошел на него, планируя поднырнуть под его следующий правый и либо ударить его в живот, либо в почку, если смогу оказаться сзади него. Я заблокировал его правую, но этот сукин сын хорошо владел обеими руками. Его левая рука возникла из ниоткуда, и следующее, что я помню, это то, что лежу под нашим столом.
Мой левый глаз чертовски болел, и мир пару раз перевернулся, когда я попытался встать на ноги, чтобы вернуться к Майре. Она повернулась ко мне с беспокойством на лице, когда позади нее появился Тор. Он резко остановился, когда Дил прижал ствол своего Глока к его глотке.
– Стой, сукин сын. Замри.
Дил резко повернулся и чуть не упал, когда второй брюнет схватил его за плечо. Оказавшись лицом к лицу с ним, он достал свой значок служащего в управлении шерифа Джексонвилла, который носил пристегнутым к поясу.
– Отвали, придурок. Я – полицейский.
– Скажи это кому-нибудь, кому не насрать.
– Тебе должно быть не насрать.
Брюнет посмотрел через плечо Дила на короткоствольный револьвер в руке Макконнелла. Он был похож на миниатюрную пушку. Щелчок, когда он отвел курок и поставил оружие на боевой взвод, прозвучал очень громко во внезапно наступившей тишине.
– Пошел ты к черту вместе с этой проклятой пушкой. У тебя не хватит смелости использовать это.
– Он – полицейский. Я был полицейским, а сейчас работаю на прокуратуру штата. Парень, которого ты отправил под стол, – ведущий прокурор. Эта женщина работает на ГЛАВНОГО прокурора.
Дил развернулся, чтобы перехватить Тора, который шагнул вперед. Новобранцев-копов всегда учат целиться в центр тела. Выстрелы в голову часто не попадают в цель. Но Дил проигнорировал это, направив Глок в лицо Тора.
– Если вы, ублюдки, причините здесь кому-нибудь вред, то проведете время, очень много времени, в Райфорде, – сказал он, не сводя глаз с Тора. – Там вас, ублюдков, сожрут. И там не станут брать тебя по одиночке. Не имеет значения, насколько ты большой. На тебя набросятся стаей и будут трахать твою задницу до тех пор, пока ты не сможешь спрятать там базуку.
– Руки потеют, малыш? – сказал Тор. Он не казался испуганным. – Если ты не убьешь меня, я отниму у тебя это и засуну в задницу ТЕБЕ. А мои друзья оторвут руки твоему маленькому другу и забьют его ими до смерти. А потом я заберу отсюда эту большегрудую сучку и покажу ей, что она упускает.
Гризли, который согнулся, держась руками за пах, и стонал, прервавшись раз или два, чтобы вырвать, встряхнулся и поднялся на ноги. Он даже зарычал. Все трое были ростом за два метра, и, вероятно, весили под сто сорок килограмм. Он огляделся и заметил Майру, которая выглядела игрушкой по сравнению с качками на танцполе.
Он двинулся в ее сторону. Мне удалось выкатиться из-под стола и встать на ноги, хотя мир продолжал слегка кружиться. Я приготовился попытаться закрыть ее, хотя до сих пор она была чертовски более эффективна в защите себя, чем я.
Гризли остановился. И стоял очень тихо. Так тихо, что оба его друга посмотрели на него. У него было странное выражение лица.
Из-за его спины выглянул высокий, худой, темноволосый человек. В эту секунду я понял, что знаю его, но не мог вспомнить, откуда. Он все еще выглядел как ребенок по сравнению с мужчиной перед ним, который был на добрых двадцать сантиметров выше него и, вероятно, на девяносто килограмм тяжелее.
– В чем дело, Джон? – спросил третий, переводя взгляд с Макконнелла на гризли.
Здоровяк, казалось, хотел что-то сказать, но тот, кто стоял позади него, тихо сказал:
– Шшш... Осторожнее, здоровяк. У тебя есть дети?
Гризли покачал головой.
– Ты хочешь иметь детей?
Когда великан промолчал, человек, стоявший рядом с ним, снова сказал тихо, но в атмосфере притихшего ресторана его было ясно слышно:
– Если ты думаешь, что они тебе могут когда-то понадобиться, кивните, или потеряешь шанс навсегда.
Он кивнул. Тор уставился на них и сказал:
– Какого хрена? – повернулся и приготовился двинуться к ним.
Тощий человек отошел от гризли, и со своего угла я не мог видеть, что он держит, но Тор мог, и остановился. Тощий человек посмотрел на него с легкой улыбкой и сказал:
– Итак, мы имеем здесь трех очень больших мужчин и трех гораздо меньших мужчин с оружием. Как ты думаешь, что случиться дальше, красавчик?
Я сдвинулся и увидел нечто похожее на старый добрый автоматический кольт сорок пятого калибра, нацеленный прямо в задницу Гризли.
Последовало то, что можно было назвать только многозначительным молчанием.
– Все замерли!
Я посмотрел на вход во внутренний дворик. Там в боевой стойке стоял офицер Уилкс с Глоком, нацеленным на группу в центре танцпола.
– Никому не двигаться. Я хочу, чтобы оружие лежало на полу. Сейчас же. На подходе еще два офицера, и сразу после них я могу вызвать гораздо больше. Оружие на пол. Все остальные, отойдите.
Дил поднял высоко над головой свой значок.
– Я – полицейский не на дежурстве, офицер. А мой друг – следователь прокуратуры штата и имеет лицензию на ношение оружия.
Уилкс оглядел толпу, и я заметил, что его взгляд остановился на Майре.
– Может, и так, но я все равно хочу, чтобы вы подняли руки и направили вверх все пистолеты. И никому не двигаться, пока не прибудет подмога.
Он сказал в рацию на плече:
– Дэвис, Хантер, Мексиканская роза, немедленно. У нас – проблема.
Со стороны Пристани вошли Дэвис и Хантер. Худощавый и Макконнелл держали руки поднятыми вверх, в то время как Хантер, который, похоже, был старшим, коротко переговорил с Уилксом, а затем назвал Дила «офицером» и жестом пригласил его присоединиться к ним. Трое полицейских разговаривали, а Дил убирал свой Глок в наплечную кобуру под курткой. Дил указал на Майру, меня, Макконнелла и наш столик. Ко мне подошел Хантер, высокий чернокожий коп, которому на вид было лет сорок и который, хотя и не был близок к этим трем бегемотам, сам по себе был крупным мужчиной. Он оценил повреждения и наклонил мое лицо, чтобы посмотреть на мой левый глаз.
– Мистер Мейтленд, вам нужно в больницу?
– Это чертовски больно, но я все еще могу видеть. Я лучше останусь здесь.
Макконнеллу разрешили засунуть кольт-Питон обратно в наплечную кобуру и подойти к нам.
– Ты в порядке, Мейтленд? Мы с Дилом бы прибыли быстрее, если бы раньше заметили, что происходит.
– Что случилось, Мейтленд? – спросил Хантер.
Я рассказал ему короткую версию, и он осмотрел Майру, когда она повернулась, чтобы встать рядом со мной и протянула руку, чтобы коснуться моего лица.
– О, Билл, мне так жаль. Хочешь, я вызову «скорую»?
– Я лучше останусь здесь, с тобой. Думаю, ты сможешь поцеловать это, и все заживет?
– Все что угодно, Билл. С твоей стороны было так смело. Они – чудовища.
– Просто я должен быть уверен, что ты будешь со мной, если я когда-нибудь затею драку в баре. Ты определенно круче меня.
– Помнишь, я говорила тебе, что ни один мужчина не смеет прикоснуться ко мне без моего согласия? Я не шутила. Обычно у меня с собой имеется сумочка с застежкой с очень крепким перцовым баллончиком для больших и глупых мужчин, но сегодня мне пришлось воспользоваться тем, что у меня было.
– Вы тоже в порядке, мисс Мартинес? – спросил Хантер, героически стараясь сохранить на лице профессиональное выражение.
– Я в порядке, офицер, – сказала она, глянув на Уилкса. – Но я очень рада, что ваш офицер Уилкс появился в нужное время. Могли пострадать люди.
– Думаю, вам, парни, придется заполнить об этом рапорт, – сказал Дил с разочарованным выражением на лице. – Мы с Макконнеллом будем заняты весь вечер, составляя отчеты и давая свидетельские показания, чтобы закрыть трех медведей.
Он взглянул на вспотевшую и почти блестящую Каприс и на секунду стал похож на ребенка, которому только что сказали, что в это Рождество не будет ни Санта-Клауса, ни денег, ни подарков. Я его понимал. Больше не будет никаких пышных итальянских красоток. Только бумажная работа.
Сквозь толпу пробрался высокий лысый негр и подошел к нам. В руке он держал визитную карточку.
– Джентльмены, могу я минуту поговорить с вами?
– Это – дело полиции, сэр, – сказал Хантер. – Мы все еще ведем расследование, и потребуется некоторое время, чтобы все выяснить. Я буду рад поговорить с вами позже.
Он протянул карточку Хантеру, затем, взглянув на мое лицо, протянул мне другую.
– Сайрус Болд, владелец и управляющий Worldwide Wrestling Entertainment.
Я не так уж часто видело его, но слышал о WWE Винса Макмахона, которые примерно раз в месяц приезжали в Джексонвилл и его Ветеранский Колизей.
– Вы из этой WWE? Эти ребята – профессиональные борцы?
Хантер тоже посмотрел на него.
– Нет, не из этого WWE, – улыбнулся Болд, и яркость его улыбки могла бы кого-нибудь ослепить.
– Мы ПОКА еще не такие большие. Мы работаем в основном во Флориде, Алабаме, Миссисипи, Луизиане и Техасе, так называемом Кольце Залива. Но, да, мои люди здесь – мои тупые, тупые сотрудники – профессиональные борцы. Завтра вечером у нас будет представление в Арсенале Национальной гвардии на бульваре Нормандии.
– Ну, что ж, мистер Болд, здесь командует офицер Хантер, и, возможно, скоро появится еще какое-нибудь еще начальство. Но я – прокурор из прокуратуры штата и могу сказать вам, что вашим ребята могут быть предъявлены уголовные обвинения в нападении на мисс Мартинес и меня, организацию беспорядков, уничтожение частной собственности и несколько других.
Болд посмотрел на вздымающуюся грудь Майры, потом на Хантера и, наконец, на меня. Потом вытащил пухлый бумажник.
Обращаясь ко мне, он сказал:
– Мистер...?
– Мейтленд. Билл Мейтленд.
– Мистер Мейтленд, я полагаю, что никаких более серьезных травм, чем синяк, вы не получили. Если вам понадобится медицинская помощь, я дам вам наличные и оставлю свою карточку. Я готов взять на себя любые расходы, которые вы понесете. Если мисс Мартинес нуждается в уходе... а я должен сказать, что она выглядит прекрасно... я это тоже покрою.
Он посмотрел на стол позади нас.
– Я с радостью заплачу за ваш ужин и заменю все, что вы потеряли. И если владелец понес какие-то убытки, я разберусь с ними, до того как уйду.
Он повернулся назад к Хантеру.
– Офицер, не похоже, чтобы кто-то серьезно пострадал. Серьезных повреждений нет, и я все исправлю. Завтра и в воскресенье вечером здесь должны выступить мои ребята, и они – гвоздь программы. Я знаю, что вы могли бы их задержать, но все, что случилось, – это пьяная драка с участием трех юнцов-переростков. Если бы вы могли увидеть это с моей стороны, и ограничиться предупреждением, я был бы вам очень признателен.
– На самом деле никто серьезно не пострадал, да и повреждений было не так уж много. Я мог бы их отпустить, но все зависит от мисс Мартинес и Мейтленда. Если они захотят выдвинуть обвинения, мне придется их задержать.
Хантер посмотрел на меня.
– У меня нет проблем с тем, чтобы отпустить их, если будут покрыты все убытки.
Когда он взглянул на Майру, та сказала:
– Я согласна отпустить их с одним условием. Мне нужны извинения от всех троих.
Болд просто посмотрел на них. Все трое выстроились перед ней.
– Я, Гарри Голдфингер, – сказал Тор. – Это мое настоящее имя. Я борюсь под именем Тора Могучего. Я прошу прощения. Обычно я не... напираю так сильно. Я... эээ... слишком много выпил и смотрел на вас там... вы были чертовски сексуальная. Но мне очень жаль.
– Мне очень жаль, – сказал он, потирая кровоточащую нижнюю губу. – Я получил урок, что нельзя целовать того, кто не хочет, чтобы его целовали. Но, должен сказать, я никогда не видел, чтобы такая женщина, как вы, могла так двигаться. Если бы вы вышли в спандексе, я думаю, вы имели бы полной любую арену во всей этой проклятой стране. Вы когда-нибудь думали попробовать себя в рестлинге?
Он взглянул на Болда, который окинул Майру оценивающим взглядом, и сказал:
– Гарри – не самый красноречивый парень, но он говорит правду. Женщина, которая выглядит как вы и может сделать хотя бы некоторые основные движения, которые, как он, похоже, думает, вы умеете делать, может загребать серьезные деньги.
– Нет, – сказала она. – У меня уже есть работа.
Гризли сказал:
– Я – Джон Смит, борюсь под именем Король Гризли. Как и Гарри, я извиняюсь. У меня есть девушка, и, если она когда-нибудь услышит об этом, то убьет меня, но, наблюдая за вами там, я это забыл. Я не делаю такого дерьма, правда.
Третий борец, который, если не сравнивать с Голдфингером и Смитом, был очень крупным мужчиной, шагнул вперед и протянул руку. Через мгновение Майра пожала ее.
– Я – Перри Беннинг, борюсь под именем Убийца Гризли. Мы с Джоном-Гризли напарники. Надеюсь, вы простите наши действия. Мы не такие. У Гарри диплом бухгалтера, у Джона степень магистра английской литературы в университете Майами, а я – дипломированный дантист. Мы просто выпускали пар. Мы четыре месяца были в разъездах, два месяца я не видел жену и сына, и иногда нам просто нужно выйти и устроить небольшой ад.
Болд сделал жест рукой, и все трое зашагали прочь. Джон Смит все еще хромал и остановился рядом с Болдом, чтобы сказать:
– Я думаю... я думаю, что она могла повредить один из моих орешков.
– К черту все. Положи на него пакет со льдом и отдохни. Если бы вы, придурки, не решили пойти и напиться, после того как я сказал вам не делать этого, ваши яйца бы не болели. У тебя завтра и в воскресенье поединки, и в эти выходные ты не получишь никаких поблажек. Будь мужчиной.
После того как они ушли, привлекая внимание многих дам в баре, Болд повернулся к нам.
– Офицер Хантер, спасибо. Мейтленд, мэм, вы уверены, что вам не нужны деньги на медицинские расходы? Я дам хозяевам достаточно, чтобы покрыть любой ущерб и заказать новую еду для всех вас. Кстати, кто-нибудь хочет бесплатные билеты на шоу завтра или в воскресенье?
Кончилось тем, что он дал бесплатные пригласительные Дилу, Макконнеллу и двум копам, включая Уилкса. Я посмотрел на Макконнелла, но он только пожал плечами.
– Что я могу сказать, Мейтленд. Мне нравится борьба. Я хотел бы посмотреть, как они действуют, когда притворяются.
Когда они ушли, Дил подошел и сказал Хантеру:
– Спасибо. Я не хотел быть сегодня загруженным составлением отчетов.
– Понятно, – сказал тот, глядя на Каприс, стоявшую рядом с Дилом. Затем он посмотрел поверх нее на темноволосого мужчину, который сунул свой сорок пятый калибр в задницу Гризли. Тот стоял спокойно, когда офицер Дэвис забрал у него его пистолет сорок пятого калибра. Оба Уилкс и Давис все еще держали в руках свои Глоки. Хантер махнул им рукой и спокойно направился в нашу сторону.
– Ладно, как офицер Дил, так и следователь Макконнелл имеют лицензию на ношение оружия. Вас я не знаю, и если у вас нет разрешения на ношение оружия и какой-нибудь причины для того, чтобы вытащить это оружие во время драки, боюсь, мне придется забрать вас с собой. Кто вы?
Теперь я его узнал. Он был худым, гораздо худее, чем я его помнил, и на семь лет старше. Волосы у него были темные, но в них было несколько не особо выделяющихся седых волосков. Он не был настолько стар. Но, с другой стороны, последние семь лет у него была напряженная жизнь.
– Почему бы вам не спросить мистера Мейтленда?
После чего он мне улыбнулся. И улыбка была та же самая.
– Рад тебя видеть, Билл. Я видел в сети несколько роликов, но это... не то же самое, что видеть тебя во плоти. Ты выглядишь... мне неловко это говорить... намного лучше, чем когда я видел тебя в последний раз.
– Андерсон. Ричард Андерсон.
Офицера, пробиравшегося сквозь толпу, я узнал. Дейв Хаммер был старшим сержантом, сменившим Барта Дженнера в ночной смене, дежурившей в центре города. Ему было едва за сорок, и он проработал в отделе пятнадцать лет. Он подошел прямо к Андерсону и протянул ему руку. Андерсон ее пожал.
– Для меня большая честь, мистер Андерсон.
Потом к Дэвису:
– Верни ему оружие. Немедленно.
Он подождал, пока Андерсон уберет пистолет в набедренную кобуру, которую носил под спортивной курткой, затем жестом пригласил Андерсона проводить его к Хантеру. Хантер рассказал ему о том, что произошло, поглядывая на нас.
– Похоже, инцидент завершен. Никто серьезно не пострадал, материальный ущерб невелик, все оплачено. Вы, ребята, хорошо справились с ситуацией, и я думаю, что сейчас все под контролем. Можешь идти.
Хантер указал на Андерсона, говоря:
– Но что по поводу...?
Как давно ты работаешь в Департаменте, Хантер?
– Пять лет.
– Откуда приехал?
– Из Лос-Анджелеса.
– И все равно ты должен был о нем слышать. Ричард Андерсон и перестрелка на Четвертой улице. Ничего не напоминает?
Это заняло мгновение, а затем в его глазах появилось узнавание.
– Это... он?
– Во плоти, – ответил Андерсон с легкой улыбкой. – Но семь лет – долгий срок. Я не удивлен, что большинство людей все забыли.
Макконнелл и Дил сообразили первыми, за ними последовали Дэвис и Уилкс, уставившиеся на него, как на возрожденного Уайатта Эрпа.
– Вы – ТОТ САМЫЙ Ричард Андерсон?
– Да.
Пока все – знали его или нет – смотрели на него, он шагнул вперед, бросив на Майру оценивающий взгляд, и протянул руку. Я пожал ее.
– Что ты делаешь в городе, Ричард? Снимаешь новый фильм?
– Нет, может быть, кое-какая коммерческая работа. Возможно, документальный фильм. Я решил заехать на Пристань, чтобы выпить по старой памяти, и кого я вижу, как не самого трудолюбивого человека в прокуратуре штата. И самую горячую блондинку в городе. В чем твой секрет? В последний раз, когда я тебя видел, ты был женат на другой горячей блондинке... как бы там ее ни звали... а теперь я вижу тебя с другой. Тебе нравится жить под угрозой. Насколько я помню, твоя жена – амазонка. Она, наверное, может разорвать тебя пополам, если ты ее разозлишь.
– Была, Ричард. Мы развелись в начале этого года.
– Мне очень жаль, приятель. Не знал. Развод – это тяжело. За шесть лет я делал это три раза, и до сих пор не силен в этом.
Бьянки предложил принести несколько стульев, и после нескольких мягких уговоров Андерсон согласился посидеть несколько минут. Не раньше, чем раздал автографы Уилксу, Дэвису, Хантеру и Хаммеру.
Пока официанты суетились, чтобы обновить напитки, а затем принесли Майре Севиче с креветками и лаймом, стол гудел от полудюжины разных разговоров и фонового звука группы, готовящейся вернуться.
– Ваше имя мне знакомо, и я должна знать, кто вы, но никак не могу вспомнить, – сказала Майра.
– Ты приехала сюда через пару лет после того, как Ричард прославился и уехал, – сказал я ей.
– Расскажи сам, Билл. Ты-то был здесь.
Разговоры за столом стихли, когда все уставились на нас с Андерсоном.
– Это было в четверг в сентябре 1998 года. Ричард был полицейским репортером в TU, чередуясь с Карлом Кэмероном. Он был на длительном задании. Писал статью о женщинах-полицейских, потому что было несколько очень плохих пиар-скандалов о мужчинах и женщинах-напарниках, делающих в патрульных машинах то, чего не должны. Чтобы противостоять скандалам, шерифу нужен был пример честной женщины-офицера, счастливо вышедшей замуж за мужчину-офицера.
– Мне дали задание, – сказал Андерсон. – И с кем же меня отправили ездить, как не с Сюзанной Бейтс, самым горячим и сладким куском женской полицейской плоти во всем департаменте. К сожалению, она была замужем за парнем, чьи руки толще моих ног. Поэтому я очень нервничал, и не только из-за опасностей, связанных с поездкой.
– Мы поехали в центр города и хорошо проводили время. Она была милой девушкой, и я думаю, что я ей понравился. Я опасался, что ее муж убьет меня, но все равно флиртовал с ней и думал, что это будет просто еще одна возможность.
– Потом мы приняли вызов: ограбили банк на пересечении Мейн-стрит и Двадцатой. Там убили охранника и первого полицейского, который откликнулся на беззвучную сигнализацию, и направились в нашу сторону. Сюзанна поехала на перехват, и мы встретили их на углу Главной и Восьмой. К погоне присоединились еще две полицейские машины. Но эти ребята были готовы к охоте на медведя: ружья, пистолеты и дробовики. Они прострелили окна и шины одной патрульной машины, и та врезалась в припаркованную машину. Они попали в боковое стекло второй, стекло ослепило водителя, и они влетели в витрину мебельного магазина на Шестой.
Майра пощипывала свои креветки, а остальные выпивали. Я выпил вторую порцию текилы. Никто не мог оторвать глаз от Андерсона.
– Но мы оставались у них на хвосте. Они продолжали стрелять в нас, чуть не убивая пешеходов и других водителей на скорости в сто восемьдесят километров в час, но Сюзанна была как клещ на собаке. Они не могли от нас избавиться. Дюжину раз я думал, что она нас убьет. Но она не отпускала их и просто игнорировала меня, когда я пытался уговорить ее притормозить, что, мол, в нашу сторону направляются другие подразделения.
Он поднял на нас глаза от рюмки текилы, которую заказал для него Бьянки.
– Только потом я понял, что ее муж служил в подразделении, занимавшемся ограблениями. Он ездил в машине в одиночку. И когда сообщили по рации, что убит офицер, она поняла, что это должен был быть он. Вот почему она их не отпускала. Так или иначе, мы загнали их на Четвертую улицу, они свернули в переулок и не поняли, что это тупик, пока не протаранили заднюю часть винного магазина. Сюзанна развернулась, чтобы преградить им путь, но они пару раз попробовали завести мотор, и ничего не вышло. Они что-то повредили в двигателе.
– Итак, секунд десять-пятнадцать мы сидели и смотрели друг на друга. Сюзанна выскользнула из машины, используя патрульную машину как прикрытие, и вытащила из багажника дробовик. Она проскользнула внутрь и села рядом со мной. Она вложила в него два патрона и посмотрела на них в окно. С тех пор, как услышала о своем муже, она не произнесла ни слова.
– Она вытащила свой Глок, положила его на сиденье рядом с собой и сказала:
– Ты можешь убираться отсюда, пока не началась стрельба, Ричард. Тебе за это не платят.
Мне все еще хотелось хорошо выглядеть в ее глазах, поэтому я сказал:
– Что, и пропустить все самое интересное?
Он поднял глаза и посмотрел на ночной Джексонвилл за пределами «Розы».
– Это был забавный звук. Если вы никогда его не слышали, то не можете его представить. Как будто кто-то разбил помидор кулаком. Я услышал ружейный выстрел, а потом стекло разлетелось вдребезги. Когда происходит нечто подобное, пропадает чувство времени. Я просто понял, что весь в крови, и гадал, куда в меня попали.
– Потом я посмотрел на Сюзанну. Она наклонилась в сторону, прислонившись к двери. Исчезла половина ее лба. Я был весь в ее крови и мозгах.
– Я ни о чем не думал. Просто присел на корточки и схватил свой кольт сорок пятого калибра. Опустим часть истории. Я не помешан на оружии, но мой отчим был отставным военным и брал меня на стрельбище, с тех пор как мне исполнилось десять лет. Я мог бы разобрать большинство винтовок и пистолетов на части с завязанными глазами и снова собрать их. Я отомстил ему, держась как можно дальше от военных. Но взял с собой свой сорок пятый калибр, чтобы на стрельбище произвести впечатление на Сюзанну.
Пока я сидел на корточках и слушал, как Сюзанна... то, что раньше было Сюзанной... издавала смешные задыхающиеся звуки, пока не остановилась, четверо сукиных детей в машине в конце переулка вышли и встали в линию поперек переулка. Главарь, у него была винтовка, закричал мне:
– Эй, придурок. Полицейский мертв. Ты не похож на полицейского. Нам нужна эта машина. У тебя есть выбор. Убирайся, и мы позволим тебе уйти. Встанешь у нас на пути, и умрешь здесь.
– Я даже не думал. Я просто помню, как смотрел на Сюзанну и как она мне улыбалась. Как эти ее большие сиськи шевелились, когда она дышала. Цвет ее глаз. Я просто вспомнил ее живую. И решил, что эти придурки ни за что не уйдут, после того как ее убили.
– Я вышел из машины и остановился в переулке. В левой руке у меня был ее Глок, а в правой – кольт сорок пятого калибра. Я смотрел на этих ублюдков, а они смотрели на меня так, словно не могли поверить своим глазам.
– Вы дали мне выбор, – сказал я им. – Я дам его и вам. Бросайте оружие и выходите с поднятыми руками. Или вас вынесут ногами вперед.
– В переулке никого не было, кроме нас. Я думал о том, как чертовски жаль, что нет свидетелей. Я умру, и никто не узнает самую крутую вещь, которую я когда-либо говорил в своей жизни.
– А потом они напали на меня...
Весь стол молчал. Пока я не нарушил молчание.
– А когда все закончилось, примерно через сорок пять секунд, насколько удалось установить, все четверо были мертвы или умирали в переулке, застреленные мистером Андерсоном, который словил пять пуль.
Он улыбнулся мне, когда я закончил. Я мог бы сказать, что он слышал эту историю миллион раз. Но на его месте я бы не возражал услышать снова.
– Это была бы отличная история, но в учебники истории нашего друга занесло то, что когда он рухнул, внутри была владелица бара. Со своей девятилетней дочерью. Они выглянули (на самом деле выглянула девочка, хотя ее мать старалась не высовываться). И когда местные телевизионщики делали свои репортажи, она рассказывала им о словах Андерсона «руки вверх – или ногами вперед». В первый же вечер он стал национальным героем, во второй – международным.
– Когда я очнулся после операции двумя ночами позже, – сказал Андерсон, допивая свой стакан, – одна из медсестер придвинула мою кровать к окну, чтобы я мог выглянуть. Всю больницу Шанда окружили полицейские по двое в ряд, светя фонариками в ночи. Мне рассказывали, что там стояли копы даже из Вирджинии. От этого... эээ... у меня на затылке встали дыбом волосы. Я никогда раньше не видел ничего подобного. И после – никогда.
– Вот и вся история, – сказал я Майре, наклоняясь, чтобы поцеловать ее, потому что у нее уже начало появляться то выражение в глазах, с которым слишком многие женщины смотрели на Ричарда, до того как он отправился в Голливуд. Он был сексуально привлекателен как леденец, и я видел, как он прокосил широкую полосу через Джексонвилл перед отъездом, а я эгоистично не хотел, чтобы Майра стала для него, образно говоря, еще одной зарубкой.
Она посмотрела на него, потом на меня и прочитала мои мысли. Она наклонилась ко мне, положила руку на мой член и прошептала:
– Мой герой – ты, Мейтленд. Никогда не забывай об этом.
– Кажется, я видел фильм об этом событии, – сказал Бьянки.
– Их было два, – сказал Андерсон. – В том же году на канале Си-Би-Эс показывали короткометражный фильм, а в 99-м в кинотеатрах – с Кевином Костнером. Сборы были неплохие. Достаточно хорошие, чтобы я получил несколько ролей в боевиках. Но все это вроде как испарилось.
Сзади подошла Джада и положила руку ему на плечо.
– Вы были в «Бандах Нью-Йорка» с Леонардо Ди Каприо, не так ли?
Он слегка улыбнулся, как будто смущенный, но я видел, что он был доволен.
– У вас острый глаз, юная леди. Да, у меня была там двухминутная роль. Я получал роли тут и там, но еще не взорвал большой экран.
После этого модели, Бьянки, Дил и Макконнелл заблудились в хитросплетениях голливудских постановок и сделок, кто с кем трахался, и закулисных сплетнях, и отношениях двух очень известных тридцатилетних секс-символов, о которые никто не мог себе представить, чтобы они занимались сексом втроем, но манера, в которой Андерсон выстроил сцену, и то, как он описал их тела, заставила Дила и Макконнелла чуть не пускать слюни. Я поверил этой истории.
Я откинулся на спинку стула и помог Майре уничтожить Сервезу с креветками и лаймом, в то время как Андерсон вел разговор после второй текилы. Я оглянулся и заметил, что к нему сзади подошли две привлекательные брюнетки в шортах и обтягивающих топиках и ловят каждое слово. Андерсон, наконец, понял, что позади него кто-то есть и оглянулся.
Более красивая и грудастая из них положила руку ему на плечо и наклонилась к нему.
– Мистер Андерсон, я не хотела вас перебивать, но мы с моей подругой Джанин (меня зовут Дарлин) были вашими большими поклонницами, с тех пор как вы еще были в Джексонвилле. Мы бы очень хотели поговорить, но здесь так шумно. Не могли бы мы пригласить вас куда-нибудь... где потише... выпить и... получше узнать друг друга?
– Я остановился в «Омни» в нескольких кварталах отсюда. Если хотите иметь возможность... потусоваться... я с удовольствием приглашу вас.
Он снова посмотрел на стол и сказал:
– Было очень весело поговорить с вами. Но вы же знаете, как это бывает в индустрии развлечений. Необходимо заботиться о своих поклонниках.
Он потянулся, чтобы пожать мне руку.
– Я, наверное, завтра или в воскресенье уеду, Билл. Но если ты сможешь прийти, я бы очень хотел перед отъездом встретиться с тобой.
Я не смог сдержать улыбки.
– Постараюсь успеть до твоего отъезда, но, вероятно, не сегодня. Мне бы не хотелось вмешиваться в твое... взаимодействие... с твоими преданными поклонницами.
– Приходи сегодня вечером, Билл. Ты же знаешь старую поговорку: «чем больше, тем веселее».
К этому я даже не притронусь.
Когда он ушел со своими поклонницами, Майра наклонилась ко мне и прошептала: – Хороший ответ.
Бьянки оглядел сидящих за столом. Гормоны были так чертовски сильны, что люди должны были делать что-то под столами, окружающими нас.
– Джентльмены, леди. Есть ли кто-нибудь, кто хотел бы продолжить на моей яхте? Я могу дать экипажу выходной, и мы сможем немного выпить и повеселиться всю ночь. Есть отдельные каюты для тех, кто захочет уединиться.
Макконнелл и Дил со своими девочками поднялись и направились к выходу, прежде чем он закончил говорить. Две другие девушки переглянулись, затем схватили за обе руки Бьянки и подняли его на ноги. Улыбки были чистым сексом. Очевидно, были некоторые приятные преимущества в том, чтобы быть богатым владельцем яхты, одновременно будучи пропуском на постоянную работу в модельном бизнесе.
Он высвободил руки и что-то сказал по-итальянски, что, вероятно, означало: «главное – не остыньте, пока я не доберусь туда».
Они выскочили из ресторана под похотливые взгляды парней и сердитые взгляды их подружек.
Бианки повернулся к Майре.
– Мисс Мартинес, я надеюсь, что не слишком навязчив, но должен в последний раз спросить вас. Не могу ли я узнать ваш номер? Бывают случаи, когда требуется женщина, с такой внешностью как у вас, и вы идеально подходите для ряда высокооплачиваемых модельных и фото-изданий. Я могу гарантировать, что там не будет ничего неуместного, опасного или незаконного. Мои модели могут вам сказать, что я очень хорошо за ними присматриваю.
Он настороженно посмотрел на меня, полагая, что я – препятствие, которое ему придется обойти, затем снова на Майру.
– Откровенно говоря, синьорина, очень редко человек моей профессии встречает женщину, наделенную такой красотой, такой фигурой, умом и... чем-то неопределимым. Я даже не могу подобрать слова, чтобы описать то, что я хочу сказать, но... оно у вас есть. Вас трудно забыть.
Она сделала глоток оставшегося в бокале белого вина.
– Дайте мне листок бумаги.
Он сунул руку в карман и достал оттуда листочек хорошей льняной бумаги и что-то похожее на ручку из чистого золота. Она записала цифры. Затем он протянул ей «Блэкберри», который, похоже, стоил только лишь меньше моего Эскалэйда. Я видел такие, и их использование распространилось даже на дикие районы Джексонвилла, но никогда ими не интересовался.
Она набрала на нем свой номер и Бьянки взял его, встал и поклонился нам.
– Если вы не возражаете, синьорина, – сказал он и быстро сфотографировал ее своим Блэкберри. – Чтобы освежить мою память и презентовать вас для различных заданий. Слова не описывают вас как должно.
После того как он ушел, заплатив по большому счету и оставив чаевые, достаточно большие, чтобы вызвать улыбки на лицах всех официантов, Майра повернулась на стуле лицом ко мне.
– Ты не хотел бы поехать с друзьями на их яхту?
– Наверное, я слишком стар для оргии. У меня такое чувство, что сегодня вечером там будет много обмена. А у меня такое чувство, что я сделаю все возможное, чтобы остаться с тобой.
Она наклонилась и снова погладила меня там, где это производило наибольший эффект. Я схватил ее за руку.
– Не то чтобы мне это не нравилось, но я думаю, что так нам скоро придется отсюда уйти, и, я не могу в это поверить, ты уже второй раз за сегодняшний вечер делаешь меня твердым как камень.
Она надавила сильнее.
– Но сегодня у тебя репертуар ограниченный мной, Билл. Если бы ты пошел с этими спелыми молодыми штучками, у тебя был бы весь шведский стол.
– Без учета очередных неприятностей, но я бы предпочел сегодня вечером делать с тобой что угодно, чем делать все, что только могу себе представить, с этими милыми юными штучками.
Она вздохнула.
– Сделаю вид, что я этого не слышала. Но как тебе удалось избежать встречи с кем-то и жениться, еще раньше чем ты попался Дебби? Ты – романтик, Билл. Держу пари, что ты был им, когда тебе было восемнадцать. Учитывая тех придурков, с которыми сталкивается большинство женщин на ранней стадии, тех, кто даже не помнит твоего имени, после того как проведешь с ними ночь, тех, кого интересует только то, что у женщины между ног, ты, должен был выделяться как маяк в тумане.
– Ты такая милая, Майра. К сожалению, невысокий, средней внешности парень может быть принцем, но девушки этого возраста, как и любого другого, не реагируют на добрые сердца. Они реагируют на хорошие волосы, хорошую внешность, хороший рост, отличную машину и большие траты. Ничего из этого у меня не было.
– Женщины не настолько поверхностны.
– Я – не тот человек, чтобы такое утверждать. По моему опыту, пока я не встретил Дебби, они все были просто поверхностными. И я никогда по-настоящему не понимал, почему она влюбилась в меня.
– Есть много женщин, которые сказали бы то же самое о мужчинах, и, вероятно, с большими основаниями.
Я откинулся назад, чтобы полюбоваться ее золотистой красотой, затем наклонился в другую сторону, чтобы поцеловать ее.
– Давай не станем соглашаться, какой пол более поверхностный, и просто согласимся, что я – один из самых счастливых парней на планете. Не знаю, что ты во мне нашла, но я рад, что ты это разглядела.
Мы вышли на внешнюю веранду «Розы». В ночном воздухе из павильона все еще доносилась рок-музыка. Так далеко ревущая музыка рассеивалась в воздухе вокруг нас, и на дорожке вдоль набережной тишина, казалось, поглотила нас. Было достаточно холодно, чтобы она комфортно поместилась в моих объятиях, пока мы шли. Неторопливо шагая по дорожке, ведущей от здания суда в сторону старого, ныне перестроенного федерального здания, мы, казалось, оставили город позади. Гуляя, мы могли быть единственными людьми.
Пока мы медленно шли, глядя на реку и редкие яхты, плывущие вниз по реке к устью Сент-Джонс в Атлантике в двадцати милях отсюда, я поймал себя на том, что беспокоюсь из-за какой-то случайной мысли, которую никак не могу точно определить. День был напряженным, и мои мысли были заняты, но, казалось, было что-то, что я должен был помнить. Но я даже представить себе не мог, что это может быть.
– Скажи, что у тебя на уме?
Я посмотрел вниз и поймал ее улыбку. Было естественно и правильно смотреть на нее сверху вниз. Я провел всю свою жизнь, глядя на Дебби вверх. Я любил Дебби. Она была выше всего на пять сантиметров, и когда мы лежали это не имело никакого значения. И все же разница была. Как-то раз я даже подумал, не купить ли мне туфли на каблуках, чтобы быть на ее уровне.
Но она бы знала это. И знание, что это имеет для меня значение, сделало бы разницу в росте еще более беспокоящей, чем уже была. Это сделало бы меня в ее глазах еще более жалким, чем я уже себя ощущал. Я чувствовал бы себя еще менее равным ей, чем всегда. Скажите мне, что это не имеет никакого значения. Скажите, что миллионы мужчин имели счастливые браки с женщинами, которые возвышались над ними. Скажите мне, что любовь – это вопрос того, что у тебя в сердце, а не того, какой рост ты себе намерил.
Расскажите мне все это дерьмо. Миллион раз за двадцать лет я говорил себе то же самое. И это никогда не переставало меня беспокоить.
Теперь, глядя вниз на белокурую богиню, которая была достаточно высокой, чтобы я мог наклониться для поцелуя, я чувствовал, как ПРАВИЛЬНО держать ее. Я чувствовал себя так, как должен чувствовать себя мужчина с женщиной, которая принадлежит ему, хотя бы на несколько часов.
И даже зная, что я, вероятно, буду делать с ней сегодня вечером, эта улыбка согрела меня сильнее, чем даже обещание секса. Она была одной из тех женщин, на которых смотришь и в первый момент не можешь заставить себя поверить, что она настоящая. И зная, насколько она совершенна телом и лицом, волосами, губами, глазами, она не имела никакого права быть ХОРОШИМ человеком. Женщины, выглядящие так как она, не были милыми. В этом не было необходимости.
– Я думаю о том, насколько лучше будет твоя теплая квартира, чем этот холодный тротуар, который с каждой минутой становится все холоднее.
– Только из-за разницы температур?
– Может быть, немного из-за того, что может произойти сегодня вечером у тебя дома.
Она в притворном смятении покачала головой.
– Просто еще один помешанный на сексе мужчина. А я-то думала, что нравлюсь тебе за ум.
– Я люблю твой ум, такой круглый, такой крепкий и такой упакованный. ОЙ!
Последнее вырвалось оттого, что она ударила меня в плечо маленьким твердым кулачком.
– Мир. Я не хочу связываться с тобой, после того что ты ранее сделала с теми громилами в «Розе». Я просто дразнился.
– Я не причиню тебе вреда, если ты скажешь, о чем думал на самом деле. Ты ненадолго исчез. Твое тело было здесь, но твой разум был где-то в другом месте.
Мы отошли достаточно далеко от Пристани, чтобы добраться до бетонного восьмиугольника, выступающего в реку. Это был крытый павильон, где можно было стоять в самой дальней точке берега и видеть далеко на север и юг вдоль по реке.
Когда мы вошли в павильон, из него вышла пара молодых людей. Подростки, слушавшие айподы, шли, касаясь бедрами. В дальнем конце пожилая пара смотрела на юг, мимо освещенного моста Акоста, железнодорожного моста Восточного Побережья Флориды, который только что опустили на место после того, как поднимали ради парусника с высокими мачтами, и дальше, к более длинному пролету моста Фуллера Уоррена. Расцвеченные на Рождество мосты были, пожалуй, самым красивым видом города.
Мы вышли к точке, глядящей на Набережную по другую сторону Сент-Джонс.
– Я думал о многом, Майра. В основном, наверное, о нас с тобой.
Она вопросительно посмотрела на меня.
– Ты уже знаешь, что привлекло мое внимание. Как типичного мужчину. Сначала я тебя вожделел, а со временем понял, что ты – умная, забавная и не ведешь себя так, будто знаешь, как ты красива. И чувствовал себя виноватым из-за моих фантазий, не только потому, что был женат, но и потому, что верил в эти истории о тебе и Далласе, который, вдобавок к тому, что он мой босс, еще и – мой друг. Женатый и изменяющий своей жене или нет, я не чувствовал себя вправе думать о тебе так, как думал.
– И?
– Нет никакой тайны в том, почему я был тобой очарован. Чего я не понимаю, так это того, почему ты вообще мной заинтересовалась?
– Разве мы как-то уже не обсуждали это?
– Нет. Это не жалостливая тирада бедного меня. Я знаю, что ты заинтересовалась мной, когда узнала, что происходит между мной и Дебби. И, может быть, я стал выглядеть лучше и определенно чувствую себя мужчиной больше, чем за долгое время до того, как рухнул мой брак. Но я все еще не нахожусь на уровне тех парней, которые могут, ну, ты знаешь, возбудить тебя. Красивых парней. И я всегда, в течение долгого времени, чувствовал, что ты любопытна, заинтригована, заинтересована... мной, как женщина интересуется мужчиной. Я говорил себе, что это – мое воображение, просто то, во что я хочу верить, и что это не может быть реальностью. Кроме того, я достаточно реалистичен и думаю, что знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять, что потерять несколько фунтов и начать выглядеть лучше явно недостаточно, чтобы сбить тебя с ног. Итак, каким бы невероятным это ни казалось, я думаю, что ты, должно быть, каким-то образом начала думать обо мне как о мужчине, когда я еще был толстым и неряшливым, терял волосы и был счастлив в браке с другой женщиной. И вот этого я не понимаю.
Она облизнула губы своим невероятно розовым языком. Это могло быть потому, что ее губы высушил ночной ветерок. Или потому, что она пыталась свести меня с ума.
– Итак, ты утверждаешь, мистер Мейтленд, что женщин интересуют исключительно соблазнительные мужчины, и мы не можем интересоваться человеком противоположного пола из-за его личности, характера, доброты, храбрости и искренности.
Я посмотрел в эти зеленые глаза и, несмотря на серьезное выражение ее лица, не смог сдержать улыбки, говоря:
– Собственно, да, я думаю, что это – именно то, что я говорил. Это нечто, что могла бы сказать только женщина.
Она попыталась подавить улыбку, но, в конце концов, уступила ей.
– Ладно, я немного преувеличила. Но женщины – не мужчины.
– Слава Богу.
– Да. Слава Богу. Но это правда. Женщины просто думают не так, как мужчины. О сексе, о любви, о влечении, о чем угодно. Большинство мужчин не могут испытывать чувства к женщине, которая не привлекает их сексуально. Женщины делают это постоянно. Конечно, великолепные волосы, красивая внешность и великолепное тело не повредят. Но женщин привлекает другое.
– Такое как дряблость, залысины и косноязычная похоть?
– Такое как...
Она повернулась ко мне спиной и уставилась в черную воду, прислонившись ко мне своими мягкими изгибами. Я инстинктивно обнял ее.
– Я заметила тебя в офисе Далласа в первую же неделю моего здесь пребывания. И то, как ты пытался скрыть свою одержимость моими сиськами, было немного жутковато, но Даллас сказал, что ты ОЧЕНЬ женат, и я видела, что ты стараешься не быть оскорбительно очевидным. Я привыкла к тому, как реагируют мужчины, но, по крайней мере, ты старался относиться ко мне как к нормальной женщине. А женщины в суде уже называли тебя «Ледяным человеком».
– В первые несколько месяцев я слышала, как люди говорили о тебе, как Даллас говорил о тебе, и я видела тебя в нескольких испытаниях. Уже тогда я поняла, что ты – не обычный адвокат. Ты не отсиживал с девяти до пяти. И я начала восхищаться тобой, за то, как ты вкладываешь все в свою работу. Тогда я не знала, что этим ты разрушаешь свой брак.
Она откинулась назад и вздрогнула. Я подумал, что это был холодный ветер с реки.
– Но до суда над каннибалом Велака ты не начинал проникать в мою голову. Я была в секции свидетелей, когда присяжные вынесли обвинительный вердикт. Я помню, как у него за спиной стоял Чарли Кейс, когда старший присяжный признал его виновным по одиннадцати случаям обвинения в убийстве первой степени. Я помню, как Каннибал вскочил на ноги с цепями на руках и закричал. Я помню, как Кейс схватил его за плечи. Он был похож на гигантского паука, дрожащего всеми руками и ногами.
– Позже Кейс сказал мне, что на самом деле он не испугался. Я не думаю, что хоть один человек когда-либо по-настоящему пугал его. Но он сказал, что по его спине пробежал холодок.
– Я помню, как Каннибал указывал на тебя за столом обвинителя. Я помню, как Кейс держал его, как за столом сидел Херринг, а весь зал суда застыл. Не думаю, что зрители дышали. И я видела, как ты вышел из-за стола обвинителя и подошел к тому месту, где Кейс держал Каннибала. Я не думала, что он сможет освободиться от захвата Кейса. Но я слышала, как он обещал вырвать твое сердце. И я видела, как ты что-то сказал так тихо, что никто, кроме Кейса и Каннибала, не услышал. Потом ты улыбнулся ему, и Кейс улыбнулся. Мне всегда было интересно, что ты ему сказал? Думаю, что именно тогда ты начал по-настоящему проникать в мое сердце.
Она извивалась в моих руках и забиралась языком мне в рот. Когда она отстранилась, я ей сказал:
– Я сказал ему, что когда он выйдет, если он доживет до ста двадцати лет, а я все еще буду рядом, я буду рад встретиться с ним где угодно. Не думаю, что он понял весь юмор этого.
Она подняла руку и провела пальцами по моему подбородку.
– Я поняла, что пропала, примерно годом позже, в тот день, когда присяжные вернулись с вердиктом по делу о Замученном Малыше. Они вынесли обвинительный вердикт против приемной матери. Я наблюдала за тобой, когда они огласили вердикт. Никаких эмоций. И я удивлялась, как может это не тронуть любого человека с сердцем в груди. Я вернулась в офис Далласа, и он сказал, что пытался дозвониться до тебя по телефону, но ты не отвечаешь, и твоя секретарша тоже. Я спустилась вниз, и дверь твоего кабинета была открыта. Я видела, как ты смотришь в окно. Ты меня не заметил. Ты плакал.
– Я вернулась и сказала Далласу, что ты собираешь вещи и будешь свободен через несколько минут. Я не стала говорить ему о том, что видела, но так этого и не забыла. Я не могла понять, как можно улыбаться угрозе вырвать у тебя сердце и плакать из-за убийства маленького мальчика. Ты заинтриговал меня, мистер Мейтленд, и чем больше я тебя видела, тем больше была заинтригована.
Я помнил оба дня, хотя понятия не имел, что она знала о них.
– Я думал, что хорошо разобрался с делом Малыша. Это было нелегко, но я держал себя в руках, пока не вернулся в свой кабинет. У меня были фотографии Би-Джея и Келли, когда они были примерно в возрасте Малыша. Я смотрел на Би-Джея и думал о том, каково было тому маленькому мальчику в последние месяцы и недели его жизни, через какую боль он прошел. Он не мог понять, что происходит и почему. И я просто... потерял самообладание.
Она уткнулась лицом мне в плечо.
– Вот как, мистер Мейтленд, ты покорил меня. Просто был человеком, который может насмехаться над безумными маньяками и плакать о потерянных мальчиках.
Мы начали долгий путь обратно к моему Эскалэйду и ее квартире.
***
С другой стороны павильона пожилые мужчина и женщина наблюдали, как мужчина и блондинка вышли из здания и шли по тротуару. Без всякого перехода старики, казалось, раздвигали плечи и становились выше. Никто не смотрел со стороны реки, чтобы увидеть отблеск лунного света на металле. Когда уходящая пара двинулась по тротуару, старуха, которая уже не выглядела такой старой, сделала движение, чтобы последовать за ними. Мужчина отрицательно покачал головой и что-то сказал на певучем испанском, что могла расслышать только она.
Через мгновение старик и женщина повернулись и вышли из павильона, направляясь по тротуару в противоположном направлении. В лунном свете виднелась лишь потрепанная, вышедшая из моды одежда пожилой пары из низов среднего класса. В лунном свете не было никаких металлических отблесков. Через некоторое время женщина вложила свою руку в руку мужчины, и они шли рука об руку в одиночестве сквозь ночь, не говоря ни слова.
Сидевший в темном углу здания рядом с тротуаром подросток, деловито пытался просунуть руку под блузку и лифчик девушки, лежавшей в его объятиях. Если бы он только смог дотронуться до соска, то ночь могла бы стать веселой. Не было слышно ни звука, но что-то заставило его поднять взгляд на тротуар, когда мимо прошла пожилая пара.
Смотреть, как они шаркают, было удручающе, если не сказать отвратительно, но то, как они держались за руки, было довольно мило. Он подтолкнул девушку локтем, и она подняла глаза. Это произвело тот эффект, на который он надеялся. Она прижалась к нему самым чудесным образом. Девчонки просто падки на такое дерьмо.
Обхватив девушку руками, он продолжал наблюдать за пожилой парой. В них было... нечто... что-то странное. Наверное, слишком много фильмов ужасов видел в последнее время. Они были просто парой старых пердунов.
Девушка не заметила, потому что ее голова уткнулась в его шею, но пара на мгновение остановилась, и старик повернулся и посмотрел прямо через темноту в глаза мальчика. Мальчик на секунду перестал дышать. Как он вообще мог видеть или чувствовать мальчика и девочку в глубокой тени?
Но старик смог. Только это не были глаза старика. Через мгновение старик снова повернулся к тротуару, и парочка зашаркала прочь. Мальчик попытался вернуться в прежнее настроение, но, в конце концов, сдался. Поднявшись на ноги, он поднял девушку и, хотя она ворчала, пошел с ней прочь от реки, обратно к Пристани, огням и людям.