Подкатегория: больница, врачи
5. Свет во тьме
Операция пошла успешно, и я был рад очередной спасённой жизни. Но четыре часа упорной и кропотливой работы на мозге просто вымотали меня. Я просто физически не смог пойти к родителям этой милой девочки, чтобы сообщить им радостную новость, что у их дочери будет полноценная и долгая жизнь, что все опасения позади. Для передачи этой новости я отправил медсестру, а сам прилёг на диван. Впереди ещё предстояло дежурство в ночную смену, а я уже как выжатый лимон. "Надо выпить кофе" - даю себе мысленный посыл, чтобы подняться с дивана. Только встал на ноги, как дверь в ординаторскую распахивается, едва не слетая с петель, на пороге стоит мужик. Такой "сеньор-помидор", глаза горят непомерной радостью, из которых льются слезы.
- Вы доктор Аверин?
Не знаю, как ему удалось пройти в это помещение, но, судя по его одежде, дорогенным часам и пальцам, которые были все в золоте, это ему не составило большого труда. Вряд его смогла бы удержать наша Евгения в приёмной.
- Да, это я. А вы, простите, кто?
Раньше я его здесь не видел.
- Вы только что оперировали мою Настюшеньку, - он незамедлительно кинулся ко мне и заключил в свои объятия.
Рыдая от радости он что-то бормотал, что она у него одна единственна, что они с женой что только не делали, чтобы забеременеть, а тут такая болезнь с ней приключилась и что только я согласился на эту операцию и совершенно бесплатно. Никто ни у нас в стране, ни за границей не брался за это дело.
Я понял, что это был её отец. Я похлопал его по спине. И вдруг почувствовал, что он что-то суёт мне в карман... Потом он также спешно, как и ворвался, покинул ординаторскую, наверное потому в такой спешке, чтобы я не успел ему вернуть внушительный конверт, внутри которого лежали пятитысячные купюры. "Ох если бы он знал истинную причину, по которой я взялся за эту безнадёжную операцию... И не стану таить греха, мною двигали отнюдь не альтруистические побуждения". Это был эксперимент новейшего метода в нейрохирургии, который я непременно решил опробовать. А так как таких случаев очень и очень мало и мало, кто соглашается на подобные операции, потому как хотят пожить, пусть и немного, но с родными. А тут такой удобный случай. Помню, как главный врач орал на меня: "Ты что, Аверин, совсем из ума выжил? Хочешь всё отделение под уголовку подвести? Ты, б*ять, кем тут себя возомнил?..." Ну и всё в таком духе. Везувий в апогее извержения. Я выслушал всю тираду всех возможных эпитетов и их вариаций в свой адрес, а потом сказал, что всю ответственность, если операция не удастся, я возьму на себя и скажу, что подделал все подписи и проводил операцию в тайне от него, а если операция удастся, то, учитывая социальный статус отца пациентки, этот случай получит широкую огласку, и больница получит большее финансирование, которое можно будет направить на приобретение нового оборудования и обучение персонала. Это также привлечёт и пациентов, которые будут приносить нашей больнице доход. Наверное, только этим я его и подкупил. Ну, ещё, наверное, и тем, что у меня не было ещё ни одного промаха за мою пусть и не долгую, но всё же карьеру.
Команду для проведения этой операции пришлось набирать из пенсионеров, так как молодёжь дорожила своей карьерой и, узнав о сложности операции, отказывались от участия. И только я один, "глупый идиот", был молодым нейрохирургом. Но бабули справились на отлично, и теперь вся молодёжь им завидовала, потому как такой практики им больше не пройти, а я решил в дальнейшем не менять свою команду. Им терять уже нечего, они ведут себя совершенно спокойно, и мне тоже как-то спокойно. А при операции очень важен настрой и внутреннее состояние.
Снова вызывают по громкой связи, наверное, опять ДТП и кто-то размазал свою голову по асфальту или переломал позвоночник. Медленно поднимаюсь, иду в приёмную...
Эта смена выдалась относительно спокойной, мне даже удалось немного поспать. Она закончилась, и я пошёл домой. Аромат ранней весны и просыпающегося города приятно наполняли мои лёгкие, даруя мне чувство лёгкого восторга. На улице ещё темно. Я решил не идти на остановку, а прогуляться до дома по улице. Всё равно меня там никто не ждал. Свернул в проулок и только сделал шаг, как три мотоциклиста чуть не смели меня с пешеходной дорожки. Я едва успел отшагнуть, чтобы избежать столкновения.
- А поосторожнее можно, - раздражённо крикнул я, думая, что мои слова улетят в пустоту.
Ан, нет, они были услышаны, и не кем-нибудь, а тем, кто оказался запевалой в этой шайке.
Раздаётся визг резины. Они почти на ходу спрыгивают со своих железных коней и направляются ко мне. "Пи*дец, дёрнул же чёрт меня высказать своё недовольство".
- Ты чем-то недоволен? - он остановился на расстоянии вытянутой руки от меня. А двое его друзей немного позади него.
Нет, я не боялся драки, всё-таки три года тренировок и ещё три по настоящее время тренажёрного зала... я был в прекрасной физической форме. Просто сейчас мне никак не хотелось разговаривать с этими пацанами, тем более что сегодня годовщина со дня пропажи Ильи и я намеревался побыть в одиночестве.
- Если бы я не отошёл, вы бы сбили меня, - не меняя своего возмущённого тона ответил я на его вопрос.
- Так ты ходи аккуратнее.
Он явно дерзил и вызывал меня на конфликт. Этот маргинал был немного старше меня, весь в кожаной одежде, которая плотно облегала его тело, обрисовывая контуры его тела. Я не мог не отметить, что эта одежда ему очень шла, да и сам он был вполне симпатичный, но лишь одно слово, слетевшее с его губ, и весь этот образ превратился в размытое пятно.
- А вы на знаки вообще не смотрите? - я указал ему на знак "Пешеходная дорожка".
- А ты чё такой дерзкий, а? - подключился второй, приближаясь ко мне.
Как я и ожидал, остальные двое из этой компании были гораздо хуже собраны, нежели тот, кто стоял ко мне ближе. "Типичная попытка самоутверждения" - отметил я.
- Из-за того, что такие, как вы не соблюдают ПДД, другие люди страдают.
Эта ситуация мне начала надоедать, и я не скрывал своего раздражения. Мне хотелось как можно быстрее остаться одному. Но мои слова весьма сильно зацепили этого маргинала, и он бросился в драку. Наверное, переоценив себя и недооценив меня, он сначала получил прямой в челюсть, потом прямой в нос... В общем, завязалась не драка, а битва. В итоге двое его друзей лежат и корчатся от боли, а он стоит с куском арматуры в руках - подобрал её в проулке. А мне так плохо на душе. Все мысли сейчас далеко отсюда. Я сейчас думаю об Илье. Вроде уже столько лет прошло, а я всё никак не могу его забыть. И что-то такая тоска меня взяла, что аж жить не захотелось, а тут такой удобный случай. Один удар по голове и всё. Вся злость и агрессия куда-то исчезли, мне стало так спокойно. И пусть сейчас мой нос и брови изливали кровь на моё лицо, мне захотелось лишь одного, чтобы этот парень завершил начатое. Наверное, я подсознательно искал смерти, потому, увидев возможность, я и произнёс те слова, за которые эта троица зацепилась.
И вот мы стоим друг напротив друга: я, сжав кулаки и готовый драться до смерти, и он с арматурой в руке, не желающий падать в глазах своих друзей. У обоих с подбородка капает кровь, что придаёт ему просто невыразимой сексуальности - отмечаю я. "Бл*ть, да о чём я думаю" - пытаюсь вернуть себе ясность мышления. Но возвращается лишь боль и тоска по Илье. Я выпрямляюсь и опускаю руки. Он непонимающе смотрит на меня, думает, что это какой-то трюк, какой-то стиль, но я расслабил руки и разжал кулаки. Вот он делает замах, я уже слышу, как стальной прут разрезает утренний воздух. В этот момент, кровь заливает мне глаза, и они инстинктивно закрываются. Я готовлюсь к удару, но слышу, звук падающей позади меня арматуры.
- Серый, ты что творишь? - в негодовании орут на него оба его друга.
- Уходим, - совершенно спокойно отвечает им он и садится на свой мотоцикл.
Они молча подчиняются и садятся каждый на свой мотоцикл. Я протираю глаза. Замечаю, как он ещё какое-то время смотрит на меня. Я это понимаю, даже тогда, когда он надел каску, он смотрит на меня. Они уезжают, а я возвращаюсь обратно в больницу. "Надо зашиваться, - отмечаю я. - Пойду к Воскресенскому". Это наш пластический хирург. Штопает так, как новое не делают. Спец от Бога - да, да именно с большой буквы.
Как только я зашёл в приёмную, ко мне тут же с охами и вздохами подбежала дежурная Наталья.
- Данислав Юрьевич, как вас так угораздило? - причитая, она принялась промакивать кровь.
Я сел на скамейку.
- Да упал тут на пару ботинок, да на несколько кулаков нарвался, а в остальном всё нормально, - с улыбкой ответил я.
После этой драки внутри стало даже как-то легче. То ли пар выпустил, то ли ещё что-то. И несмотря на рассечённые брови, губы и сломанный нос, мне было хорошо и легко.
- В первую? - Наталья спрашивала номер операционной.
- Да, - утвердительно кивнул я, - и попросите, пожалуйста, Воскресенского, пусть он шьёт меня.
стоим в аэропорту. Я, Андрюха и Антон. Все напомаженные, меня охватывает волнительное чувство. Андрей на меня хитренько поглядывает.
- Что, Данчик, волнуешься? - спросил Антоха, видя, как я переминаюсь, стоя в ожидании, когда мой рыцарь выйдет к нам. Я уже представлял, как сильно его обниму его и когда мы приедем домой неделю не выпущу его из кровати.
Стоим ждём. Все уже давно вышли. Мы втроём начинаем озираться по сторонам. Думали, это прикол у Ильи такой. Но ни через пять минут, ни даже через десять минут Илья не появился. Внутри закралось какое-то волнение. Какие-то тревожные мысли поползли. Ведь вчера мы созванивались, и Илья сказал, что билеты куплены на этот рейс. Мои пальцы судорожно набирают номер: "Абонент..." сбрасываю, не дослушав. Глупое выражение на моём лице ловит Андрей. Он молча пожимает плечами. Да оно и понятно, они знают ровно столько, сколько и я.
- Ну, воронята, встретили Илюху? - по нашим плечам хлопнули крепкие руки Палыча. Он, оказывается, тоже пришёл встречать чемпиона.
- Нет, - мы сказали все в голос.
На лице Палыча, как полчаса назад было на наших, мы видим такое же выражение лица.
- То есть как нет?
- Не было его.
- Так полчаса уже прошло.
- Ага, - это всё, что я сейчас был готов сказать, не разрыдавшись от досады прямо там.
- Так, воронята, за мной. Сейчас выясним, - Палыч нашёл нужного человека, что-то сказал ему на ухо, мы куда-то пошли, кто-то куда-то позвонил, и Палычу так же на ухо ответили. - Ну что, соколики, - его лицо приобрело ещё более задумчивый вид, - не садился Илья в самолёт.
Он снова отошёл и кому-то позвонил. Обращался к кому-то очень вежливо и по имени отчеству, о чём-то просил. Долго ждал, не сбрасывая звонок. Потом несколько раз кивнул, обязался помочь в каком-то деле и снова вернулся к нам.
- Надо объявлять в розыск, - только и сказал он.
После этих слов он спешно удалился, оставив нас в глубочайшем недоумении. Что касается лично меня, то слово "недоумение" даже близко не могло отразить моего состояния на данный момент. А потом началось: сначала люди в погонах, потом люди без погонов, потом вообще какие-то люди. Все они задавали почти одни и те же вопросы, куда-то водили, что-то спрашивали, показывали какие-то фотографии. Этот период для меня длился целую вечность, в которой я пробыл, как в тумане. Хотя, пробыл или прожил, здесь будет неуместно сказать, скорее, просуществовал. Мне ведь никто ничего не говорил и не объяснял, что меня ещё больше морально убивало. Гораздо позже из задаваемых вопросов я понял, что Илья пропал без вести, что его никто не видел, однако в поезде нашли три трупа, потом нашли пассажиров, которые опознали Илью. И вдобавок ко всему меня добил тот факт, что это он их убил какими-то специальными и запрещёнными приёмами, как выяснила экспертиза. Тут я вспомнил, что Палыч его обучал тогда этим приёмам, мы с Андреем неоднократно наблюдали этот процесс, но никому об этом говорить не стал. Всё отрицал. Палыча вообще затаскали по казематам. Появляясь на тренировках, он был просто чернее тучи, но не столько из-за злости на Илью за то, что он использовал то, что нельзя было использовать, а сколько из-за усталости от многочасовых ожиданий и мотаний по кабинета. Но он ни слова не говорил о том, что происходило в беспросветных коридорах тех мест, которых не существует.
А у меня с того момента жизнь просто закончилась, она буквально замерла в каком-то непонятном ожидании. Слезы у меня закончились уже на третий день. Я хотел плакать, но не мог. Я даже пробовал, как тогда Илья, заливаться в полный ноль, так, что память отрубало, но это не помогло, наоборот, только прибавляло боли - ещё и от глубочайшего похмелья. Спасибо парням огромное, они не отходили от меня ни на шаг, каждый день дежурили у меня. Они ничего не говорили, они просто были рядом и, как могли, помогали.
Я не знаю, сколько бы продолжался бы этот самораспад и насколько бы хватило Антона и Андрея, но всё изменилось в один день, резко и снова, как всегда, кардинально. Я уже в какой-то из десятых раз лежал на кровати и предавался печальнейшим мыслям о том, что жить мне больше незачем. Учёбу я бросил, так как не видел дальше своей жизни. Из-за полного отсутствия аппетита ничего почти не ел, в результате чего значительно потерял в весе, что, конечно же, сказалось на моей внешности. Щёки впали, под глазами синяки, я оброс, как обезьяна. Андрей или Антон меня иногда мыли, потому как вонь начинала стоять просто невыносимая. В общем, как в Освенциме побывал. Из жизнерадостного и красивого парня я превратился в такую страшную уродину. У зомби инфаркт бы случился, попадись я ему на глаза.
Лежу я и продолжаю заживо разлагаться, морально и физически. Дверь в квартиру открылась. У Андрея и Антона были ключи. И я уже даже перестал обращать на них внимание. Они обычно приходили в одно и тоже время и почти всегда вдвоём. Но сейчас был, во-первых, день, а они приходили вечером, а, во-вторых, был один человек и шаги отличались. Но сейчас мне было абсолютно всё равно, кто там был. Я даже не поднял головы, продолжая лежать, уткнувшись в подушку, которая уже отдавала солью. На этой подушке когда-то спал Илья - это его любимая подушка, и я всё это время не выпускал её из рук.
Кто-то сел на край кровати у моей головы. Слышу тяжкий вздох. Чувствую, как чья-то рука опускается мне на голову и начинает теребить мои засаленные, немытые волосы. Я понимаю, что это Виктор Витальевич - отец Ильи. Но зачем он пришёл? Он же ненавидел меня лютой ненавистью, а тут сидит и гладит меня. Наверное, пришёл сказать, чтобы я вещи собирал, квартира-то не моя и платить за неё теперь некому. Парни старались, как могли, но они как бы тоже не миллионеры...
- Что Данчик, - его голос дрожал, но не от слёз и горечи, я думаю, он их уже тоже выплакал, он был немного пьян, - тоже сильно переживаешь?
Он назвал меня Данчиком, хотя всегда отзывался обо мне "этот" или вообще обезличено. И это даже как-то резануло слух. Но я не ответил, лишь сильнее сжал подушку. Думаю, уж если придётся уйти, её я заберу с собой.
- Сегодня уже сорок дней, как Илья пропал, - он прервался и сглотнул, горечь утраты. - Его нигде не могут найти, да ещё эти трупы, будь они неладны... Ты прости меня, что я был несправедливо зол к тебе, - продолжал он. - Это я, скорее, на себя злился. Но как бы там ни было, я бы принял выбор Ильи, просто мне не хватило на это времени. И я столько раз откладывал разговор... Боялся.
Это уже было похоже на признание или некую исповедь. А я лежал и боялся пошевелиться. Я просто не узнавал этого человека. И если Илья был ещё хоть как-то "пробиваем", то о его отце у меня сложилось мнение просто непреступной крепости, несгибаемой воли и силы, невзирая ни на что. Наверное, это бы и продолжалось ещё очень долго, если бы не это событие. Он продолжал говорить.
- И только ты остался, Данчик, кто был очень близок к моему сыну. Ты знал и помнишь его таким, каким я никогда его не видел и не знал... - он снова прервался, делая тяжкий вздох, - ты уж прости старика, - он наклонился и поцеловал меня в голову. - Я хочу, чтобы... Нет, я прошу, точнее, спрашиваю тебя, ты мог бы быть мне сыном?
Эти слова долбанули мне по ушам, словно царь-колокол возле звенел. Они, словно кувалда, шандарахнули по голове, отчего она закружилась. Я лишь приоткрыл рот, чтобы можно было вдохнуть, потому что дыхание просто спёрло. Внутри меня что-то щёлкнуло, какая-то часть меня треснула, где- то что-то отозвалось нудящей тупой болью. Что я мог ответить ему? Точнее, что я хотел ответить ему? Он убрал руку с моей головы. Видно, не дождавшись ожидаемого ответа, решил уйти и даже уже немного привстал. Я повернулся и лёг на спину, явив ему свои впалые щёки с синяками под глазами глазами от бессонных ночей и дней.
- А я подумал, Вы меня пришли выгнать, - мой голос от долгого пребывания в безмолвии прозвучал очень глухо.
- Не стану скрывать, поначалу, когда стало известно, что Илья пропал, я так и хотел поступить. Но ты знаешь, что-то меня остановило. И сейчас я больше всего жалею о том, что не пришёл раньше, что так долго откладывал этот разговор.
Я не мог не заметить того, что что-то изменилось во взгляде Виктора Витальевича. И раньше, когда нам доводилось пересекаться с ним, когда он в очередной раз пытался вразумить своего нерадивого сына, его взгляд был настолько пронзительным, что меня не спасала даже широкая спина Ильи, когда тот преграждал собой путь дальше коридора. Но сейчас эти глаза, этот взгляд был полон любви и нежности, сейчас он излучал надежду и выражал полное отчаяние. Я не мог не заметить, что он сильно постарел, появились седые волосы, больше стало морщин. И сейчас этот старик пытался найти смысл жить дальше, и этим смыслом был я.
Он смотрел на меня не оценивающе или проникновенно, он смотрел на меня с заботой - так, как обычно смотрят отцы на своих сыновей. И я понимал остатками своего угасающего разума, что мы просто необходимы друг другу. Я собрал свои силы и, подняв своё ослабевшее тело, обнял его. И наверное, ему сейчас было всё равно, что смердело от меня, как от разлагающего трупа, потому как он крепко прижал меня к себе, словно отец и сын не виделись полжизни.
я пришёл в себя от наркоза, я почувствовал, что по моим вискам текут слёзы от воспоминания, которые нахлынули с новой силой в форме сна. Я быстро вытер их, чтобы никто не видел. Хорошо, что в этот момент в палате я был один. Во рту стоял ужасный привкус, страсть как хотелось пить. "Опять намешали бурды всякой", - пронеслось у меня в голове. В палату вошла медсестра.
- Данислав Юрьевич, вы уже очнулись, - она подала кружку и какие-то капсулы. - Это для быстрого заживления.
Я запил таблетки и подошёл к зеркалу. "А Воскресенский всё же бесподобен в своей работе".
- Спасибо, Аня, дальше я сам.
- Не переживайте, Данислав Юрьевич, останутся только тонкие полоски.
- Да, я знаю.
Едва она успела покинуть палату, как в неё, словно вихрь, влетел Виталий Викторович.
- Данчик, как ты? Что-нибудь серьёзное? - он принялся осматривать меня со всех сторон. - Ничего не сломано?
- Пап, обычная драка, ничего страшного.
К этому времени я уже называл его своим отцом. Он никогда об этом не просил, но был безмерно счастлив, когда я так к нему обращался.
- Я как только узнал, ближайшим рейсом прилетел.
- А ты-то как узнал?
- Мне ваш главврач позвонил.
- Вот трепло, - произнёс я с интонацией, словно меня застали за чем-то постыдным.
- Зря ты так о нём. Всё-таки он тоже за тебя переживает.
- Пап, не стоило так волноваться, - но куда там, он меня не слышал.
- А в полицию заявил? Ты видел, кто на тебя напал?
- Ну какая полиция? С ними свяжешься, так потом затаскают, - удостоверившись, что со мной всё в порядке, он немного успокоился.
- Идти можешь? - я утвердительно кивнул головой. - Ну тогда давай отвезу тебя домой...
Вот так наладилась моя жизнь. Изначально чужой и крайне враждебно настроенный по отношению ко мне человек стал для меня самым дорогим и почти родным. Словно никогда не было этой разницы. Вера Васильевна - мать Ильи - приняла меня сразу как родного. Я как сейчас помню тот момент, когда она первый раз меня увидела. "Господи, как исхудал", - только и произнесла она, прикрыв рот, когда первый раз увидела меня на пороге их квартиры. Она даже не спросила ,кто я и что я здесь делаю. Наверное, они с Виталием Викторовичем это уже обсудили. "Марш в ванную", - скомандовала она так, словно я был её сыном. "Виталя, это, - она указала на мою одежду, - надо выбросить. А это что?" - она попыталась забрать у меня подушку, которую я не выпускал из рук. Но я только крепче её прижал к себе. Она поняла, что эта вещь мне очень дорога и не стала упорствовать. Она очень часто плакала, да и сейчас, когда видимся, нет-нет, да всплакнёт.
Я никогда не имел возможности чувствовать на себе заботу матери. Конечно, была тётя, но Вера Васильевна... нет слов, чтобы описать, какой заботой она меня окружила, как она меня выхаживала. Эта женщина вне сомнений достойнейший человек на всей планете. Я теперь понимаю, откуда у Ильи столько терпения - от матери досталось. Я полюбил эту женщину с первого взгляда. Я никогда не слышал, чтобы она ругалась, она лишь сетовала и огорчалась. Лишь благодаря её уходу и заботе обо мне я вернул себе прежний вид. Со временем эти два человека стали для меня родителями, и я безо всякого стеснения их мог назвать мамой и папой.
Потом мы с Виктором Витальевичем делали ремонт уже у меня в квартире. Это было самым тяжёлым испытанием для нас обоих. У нас с Ильёй была такая фишка, мы печатали наши фотографии в большом формате и развешивали по всей квартире. Но я понимал, что новая жизнь не может начаться, если старая постоянно будет напоминать о себе. Я буквально плакал, когда снимал и когда сжигал эти фотографии. Ведь каждая фотография - это кусочек нашей жизни, который сейчас сгорал в огне. Это всё равно что резать по живому. Но одну фотографию я всё же оставил. На ней Илья смеётся. Эту фотку сделал Антон на их дачном участке. Я тогда оступился и плюхнулся прямо в кастрюлю с шашлыками. Он тогда рассмеялся, и этот кадр Антон запечатлел на фоне языков пламени и плакучей ивы. Её я оставил лишь для того, чтобы помнить его лицо. Чтобы напоминать себе, какой ценой нам даётся счастье.
Моя личная жизнь на период учёбы, в которой меня восстановили, для чего мне пришлось пройти семь кругов ада, просто перестала существовать. Все парни, да и всё окружение стало для меня просто сплошной тенью. Я с головой погрузился в учёбу: книги, лекции, дополнительные лекции, морг, трупы - и всё это в бесконечном круговороте. В конце концов пройдена интернатура, и теперь я нейрохирург, и не простой, а один из лучших. Но никто никогда не узнает, каких неимоверных трудов и усилий, каких затрат мне это стоило. Что мне пришлось пережить, чтобы стать хорошим спецом в своём деле.
Моя карьера началась неудачно, люди - наши коллеги меня сразу невзлюбили. Считали меня эдаким выскочкой, которому всё, по их мнению, давалось очень легко. Да и отчасти в этом и моя заслуга, потому что настолько закрылся в себе, что никого не подпускал на пушечный выстрел, хотя предложений было много с разных сторон. Уже столько лет я ни с кем не знакомился - не мог представить кого-то на месте Ильи. И честно, я попытался пару раз познакомиться, но дальше встречи на нейтральной территории дело не доходило. Как только представлю, что кто-то лежит на месте Ильи, меня сразу посещало ощущение полного отвращения. Потом вообще перестал пытаться и удалил анкету.
И сегодня очередная ночная смена. Уже поздняя осень, утром и под вечер дорога покрывается тонкой, едва заметной ледяной плёнкой. Этого не чувствуешь, пока не нужно либо резко повернуться или затормозить. Я, как обычно, иду на своё дежурство и не могу не заметить одного мотоциклиста, который резко газанул, издав оглушительный рёв. Я в принципе-то и заметил его только по тому, что он резко нажал на газ. Он нёсся по проспекту, который в конце имел Т-образное разветвление. "Ну, - думаю, - ещё один идиот сейчас размажется об ограждение или под машину влетит". И точно, уже в дверях я услышал визг тормозов и характерные звуки. "Н-да, просто удачное начало смены", - отмечаю я в мыслях и быстрым шагом направляюсь в ординаторскую, чтобы переодеться. "Ведь точно к нам привезут". Разумеется, как в воду глядел. Но на удивление, мои услуги не понадобились. Несколько переломов: рёбер и ключицы, ушиб позвоночника, сотрясение мозга, а в остальном всё целое.
Геннадий Васильевич, наш мясник-колбасник - так я прозвал нашего хирурга, поручил мне изучить снимки поясничного и отдела позвоночника, у него оставались какие-то сомнения.
- Дас, - так он ко мне обращался в отместку на моё прозвище, - посмотри страдальца, а то у меня что-то руки трясутся, да зрение скачет, - шутливо прищурив глаз, обратился он ко мне.
- Хорошо, Василич, - я взял снимки, описание и прочий материал и пошёл их изучать.
- Найди потом меня, как посмотришь.
Долго томить ожиданием старика не пришлось, да и ничего для меня интересного там не было.
- Геннадий, Васильевич, - позвал я и вошёл к нему.
Он сидел у стола и заполнял бланки.
- Здесь ничего для меня интересного нет. Вот тут, - я вынул снимок и показал пальцем, - конечно, есть повреждения, но не настоящие. Тут на лицо рубцевание.
- Иии? - протянул он с хитрым прищуром, словно принимал у меня экзамен.
- Что "и"? Проблемы с эрекцией у него, ну, или с самопроизвольной дефекацией, - я выдержал многозначительную паузу. - А может, и с тем и с другим.
И, представив непристойную картину, я рассмеялся. Старик понял ход моих мыслей и засмеялся вместе со мной.
- Ну, или постоянные и сильные боли в паховой области, что в принципе не отменяет предыдущие два момента.
- Осмотришь? Интересный ведь случай?
Старик явно взывал к моему профессионализму и интересу к таким делам.
- А были жалобы?
- Думаю, что в этом случае, это не имеет значения, - продолжал он распалять мой интерес, увидев, как мои глаза загорелись, когда я озвучивал ему последствия. И ведь, наверное, специально это сделал - подсунул мне эти снимки. Специально обратил моё внимание на это.
натянул маску и вышел, направляясь в палату. Сложностей у него не было, потому из реанимации его быстро перевели в общую палату. По её номеру я понял, что парень не из простых смертных, так как палата была платная, а пролежал он к этому моменту уже две недели.
По мере приближения к его палате я всё отчётливее слышал, как из неё доносятся громкие шуточки и смех, хотя я бы сказал, это не смех, а дикий ржач. И когда я открыл дверь, я буквально на какое-то мгновение застыл как статуя. Это была та компашка, которая чуть не сшибла меня в прошлом году. Хорошо, что я был в маске. При моём виде они все, как по команде замолкли. На кровати лежал их заводила, тот, от рук которого я ждал своей безвременной кончины, когда его рука с арматурой уже была готова опуститься на моё темя. Я медленно прошёл в палату и закрыл дверь.
- А радоваться-то нечему, - начал я, посмотрев в карту, - Сергей Павлович.
Я произнёс это со всей серьёзностью в голосе, на которую был только способен. И, конечно, я ликовал, я радовался, что сейчас я имею над ним полную власть. А он даже и не подозревает, кто находится под этой маской. Как я и предполагал, точнее, произошло именно то, чего я хотел. Сначала замолчали его трое друзей. Третьего я не знал, точнее, его не было тогда. Потом, видя мой серьёзный настрой, медленно сползла улыбка и с лица моего пациента.
- А в чём проблема-то, - бойко начал он - врачи сказали, что опасаться нечего, всего несколько переломов? Или вы что-то там забыли? - пытался он шутить.
Его уголки губ каждый раз слегка вздрагивали вверх, раскрывая ровную линию улыбки. Глаза в этот момент немного прищуривались, что придавало этому мужчине, которому было за тридцать, некий шарм. Лицо ничем не приметное, не особо выразительное, но эти мимические движения придавали ему просто невыразимую красоту. Так, по крайней мере, оценил мой разум, за что я незамедлительно себя одёрнул. Также, когда пытался задержать на этом парне свой взгляд.
На его юмористический выпад в адрес нерадивых врачей вся компашка шумно заржала. Я лишь, развернувшись вполоборота, немногозначно посмотрел на эту компанию, и они сразу замолкли. Ну, думаю, сейчас я тебе задам...
- А вы уверены, что хотите это обсуждать при всех? - а внутри аж всё ликует, разве что не подпрыгиваю от радости до потолка.
Я ещё раз посмотрел в карту и для придания остроты моменту полистал её. Ловлю непонимающий взгляд, направленный на тех, кто стоит за моей спиной. Но, видно, гордыня берёт верх, и на лице моего пациента снова отображается пафос.
- Да мне нечего скрывать от моих друзей, - с таким презрением ко мне было это произнесено. - Вроде как мы всё друг о друге знаем, а ты тут пытаешься вбить между нами клин недоверия. Мы вместе росли и видели друг друга во всём и без всего. Так что нечего тут обсуждать, - это прозвучало как "на тебе, докторишка, получай".
Конечно, я сейчас мог всё вывалить при всех, что, несомненно, пошатнуло бы его авторитет в глазах этих парней, что было бы сравнимо со смертью. Это бы просто убило его. Я подошёл к нему и наклонился к его уху.
- И как долго вы носите памперсы? - я хотел озвучить ещё один вопрос, но по его выражению лица понял, что хватило и этого.
Парень мгновенно изменился в лице. От былой харизмы, пафоса и цинизма не осталось и следа. Это была ярость вперемешку со страхом.
- Оставьте нас, - он произнёс это так, что даже я вздрогнул от его тона.
Правильно говорят, что простые люди не становятся лидерами. В них есть какой-то такой незримый стержень, который сейчас надломился. Однако, нельзя не отметить, что все мы равны перед врачом и смертью.
Парни вышли из палаты молча. Наверное, они его уважали или боялись, но, как бы там ни было, они беспрекословно подчинились, не задав ни единого вопроса. И когда дверь закрылась, он, превозмогая боль от ещё не заживших повреждений, сильно схватил меня за грудки и притянул к себе. Я нахожусь к нему настолько близко, что между нашими глазами образуется бесконечный "зеркальный" коридор. Я чувствую его запах, его тепло. В его глазах была непомерная ярость, словно я посягнул на его титул, бросив ему вызов. И я был уверен, что если бы я не был его лечащим врачом, он либо придушил бы меня прямо тут, либо выбросил из окна.
- Кто тебе сказал? Как ты узнал? - злобно процедил он сквозь зубы, чтобы ни единого слова ненароком не выскользнуло за эти стены.
- Успокойтесь, Сергей Павлович, мне никто ничего не говорил, - я попытался освободиться от его хватки, но, несмотря на его состояние, хватка у него не ослабевала. - Я изучил материалы вашей карты. Вы как-то уже лечились здесь. Старая травма, в результате которой у вас произошло защемление нерва, что с течением времени начало проявляться сначала в форме болей в паху и при сексуальном контакте, а дальше стало ещё хуже.
Я выдержал паузу. Он немного ослабил хватку.
- Мне только непонятно, вы столько времени страдаете... почему не обратились к врачу? - он оттолкнул меня от себя.
- Да потому что как я потом буду смотреть пацанам в глаза, когда они узнают, что я ни сексом не могу заняться, ни посрать нормально не могу. И так уже слухи поползли.
- Если это не лечить, дальше будет только хуже. Неработающие мышцы начнут атрофироваться, и всё приобретёт хронический вид. Рано или поздно это всё равно станет известно вашим друзьям, и обычно это происходит в самый неподходящий момент.
- Пацаны поймут.
- Да ладно? Может, мы позовём их сейчас и всё расскажем? - я сделал движение рукой в сторону двери.
- Нет, - выкрикнул он.
В его глазах я увидел неподдельный страх.
- А ты чё пришёл, доктор? - быстро собрался он.
- Я пришёл сообщить... - он не дал мне договорить.
- Ну всё, сообщил, вали отсюда.
Это был крик отчаяния, и я примерно знал, что за этим последует. Хотя его лицо никак не выдавало этого, но я знал.
- Они, - я указал в сторону двери палаты, - вам не помогут... - он снова меня перебил.
- А кто сможет? Ты что ли?
- Да. Я.
- Да чем ты можешь мне помочь? - это было произнесено так, словно я пацан, а не доктор. - Ты же даже бабу не щупал ещё, наверное, ни разу.
Сколько же "желчи" в этом человеке скопилось. И если бы не ситуация, я бы незамедлительно съездил по его нахальной мордашке. Но я видел, что за всей этой бравадой, грубостью, неотёсанностью и, в конце концов, маргинальностью вместе с непоколебимой самоуверенностью, кроется другая натура, чувственная, воспитанная, образованная, возможно, даже нежная. И не стану скрывать, в ходе нашей беседы я начал проникаться к нему. Я понял, что мне нравится его запах, его звериный взгляд и готовность порвать любого, кто посягнёт на его авторитет.
- Вы даже не представляете, кого и в каком виде я только не видел. Но в данный момент мы не о моём зрении говорим. И у вас есть выбор ровно до того, как я выйду за эту дверь и пойду к другим пациентам, только больше я сюда не вернусь, а вы останетесь здесь со своей проблемой один на один.
Я решил дожать его. Но не потому, что я хотел отомстить или наказать его, а потому что, во-первых, я хотел провести эту операцию, а, во-вторых, я хотел сорвать с него эту маску цинизма и надменности и показать ему, что по другую сторону этой маски тоже есть люди.
- Они будут смеяться и радоваться жизни в полной её мере, - продолжил я, - тогда как вы будете лишены всего этого и это будет сжигать вас изнутри. И мне интересно, насколько вас хватит?
- Ты о*уел, доктор, - взревел он, - ты чё себе позволяешь?
Это значило лишь одно: я попал точно в цель и задел за живое. Больше ничего говорить было не нужно. Я лишь развернулся и направился к выходу.
- Стой, - его тембр голоса мгновенно изменился.
И если раньше он был властным, то сейчас больше вопрошающим. Я остановился, но разворачиваться не стал.
- Я согласен, - он лёг на кровать и, отвернувшись к стене, с головой укрылся.
Эти два слова... в них он вложил всю свою смелость и силу воли, на которую был способен. Он вложил в них свою жизнь.
- Хорошо. Я зайду завтра, а сейчас отдыхайте. Перед тем, как начнётся операция, нужно будет провести ещё несколько обследований, - я вышел из палаты и попросил его друзей ставить его в покое, объяснив им, что их друг будет готовиться к сложной операции и ему лучше сейчас побыть одному.
Я свернул в другой коридор, и на меня сразу же накинулся мой внутренний голос. "Ну и что это было? Ты что там устроил? Ты ведь обычно так себя не ведёшь? Постой! Постой! Да ты запал на него. Нет, ни на кого я не запал. Я просто решил показать ему, что он тоже из плоти и костей. Нет, Данислав Юрич, ты запал на этого мужичка. Он тебе точно понравился, и, даже больше, ты его хочешь. Ведь его взгляд тебе напомнил кое-кого. Нет, я так не хочу. Я так не буду. Я не люблю его. Конечно, не любишь. Но это пока".
Вот так дрогнуло моё сердце. Но я этого пока ещё не осознавал в полной мере. Я считал, что это всего лишь навязчивая идея, обусловленная нашей первой встречей и настоящей ситуацией.
обследования, анализы, в течение которых я постоянно пребывал рядом с ним. В эти дни я увидел совершенно другого человека. Не было того быдловатого парня, отпускающего разнузданные реплики в адрес персонала. Это был рассудительный и образованный человек. И так день за днём и незаметно для себя однажды я понял, что хочу быть возле него постоянно. Конечно, эти мысли у меня появились не сразу. Сначала это выливалось в обычное желание зайти посмотреть за состоянием пациента, потом сделать совершенно ненужный анализ, который я, разумеется, не делал. Потом я заходил якобы проконтролировать, правильно ли всё сделала медсестра или выходил ли он на прогулку. Ходил ли на физиопроцедуры, если нет, то мы вместе ходили. Мы много разговаривали, и я всё больше привязывался к нему. В те дни, когда я находился дома, то просто не находил себе места. Этот человек нравился мне всё больше и больше. И если раньше я хоть как-то сопротивлялся этой мысли, то сейчас я ей потакал. И лишь фотография меня с Ильёй останавливала меня от дальнейших действий. Конечно, он не мог ни в чём с ним сравниться и всё же он чем-то меня зацепил. Что-то в нём было такое, что тянуло меня к нему, как магнитом. Правда, он ещё не знал, что я это я - тот, которого он чуть дважды не зашиб в переулке. Но перед операцией я решил открыться ему. С другой стороны, я никак не мог понять, интересуют ли его парни или он гетеро. Я лишь надеялся на то, чтобы он не оказался гомофобом, а с остальным я справлюсь.
На работу я не еду, я низко лечу, словно перемещаюсь через портал. Быстро переоделся, надел маску и взлетел на этаж. Немного восстановив дыхание, я вошёл в палату. Он что-то читал в планшете.
- Здравствуйте, Сергей Павлович, - он отложил свой планшет, отбросив его так, словно вовсе и не читал, а делал вид.
- О, привет, доктор, - он встал с кровати. - Я, кстати, до сих пор не знаю твоего имени.
- Доктор Аверин. Вы можете обращаться ко мне так.
- Да ладно тебе, мы уже, можно сказать, как братья стали, и днём и ночью вместе.
"Значит вот оно как, а что ты скажешь, когда я сниму маску?" Что я незамедлительно и делаю. Его реакция была мгновенной.
- Тыыы?! - протянул он, словно увидел самое страшное лицо в мире.
От этого он отшатнулся на пару шагов назад. Под ногами стояла утка и он едва на неё не наступил.
- Стой (те), - я схватил его за халат, чтобы его остановить и предотвратить падение. Последние две буквы я произнёс с некоторой задержкой. Он это заметил и расплылся в улыбке. - На завтра назначена операция. Я пришёл вам сообщить.
- Постой, доктор, я ведь не узнал твоего имени.
- Данислав, - уже на пороге, закрывая дверь, ответил я.
Перед самой операцией я решил навестить Сергея и лично его подготовить. Он не скрывал своей радости, когда увидел меня, и мне это нравилось. Я уложил его на каталку, которую уже привезли.
- Ты пришёл мне пожелать удачной операции, доктор Данислав? - он расплылся в своей улыбке.
Я смотрю на него сверху, на его губы, которые натянулись в ровной улыбке, и едва сдерживаю себя, чтобы не впиться в них прямо тут.
- И это тоже.
- То есть? - глубокое непонимание застыло на его лице.
- Оперировать тебя буду я.
- Нет, - буквально закричал он. - Я хочу другого доктора, - в его глазах было полное смятение.
Он попытался подняться, но его руки ослабли от мышечного релаксанта и небольшой дозы наркоза, которые я ему ввёл.
- Почему ты?
Я наклонился к его уху. Мне не совсем было понятно, что он имел в виду в своём вопросе, поэтому я решил сказать ему то, что чувствую по отношению к нему. Хотя, вероятнее всего, что он и не вспомнит об этом после операции.
- Потому что, дурачок, я тебя люблю! - прошептал я ему на ухо, придерживая его голову, он начал отключаться. Подействовал наркоз.
Сама операция была несложной, но осознание, что под ножом лежит любимый мною человек, весьма напрягало. И сейчас, немного уставший, я сидел в кресле напротив его кровати в ожидании, когда он очнётся от наркоза. Усталость и утомлённость сделали своё дело, и меня выключило.
- Эй, здесь есть кто-нибудь?
Разбудил меня хриплый голос Сергея. Я мгновенно оказался возле него.
- Не двигайся. Тебе какое-то время придётся полежать так.
- А мы уже на "ты"?
- А ты против?
- Я хочу... - он не договорил, как я поднёс к его рту специальный стакан, который закрывался крышкой с носиком. Он был предназначен для таких больных, которые не могут подняться. Он улыбнулся и сделал несколько больших глотков. Я помог ему лечь, придерживая его голову.
- Ну и как? Понравилось?
- Что "как"? Что "понравилось"? - опешил я от таких вопросов, совершенно не понимая, о чём он спрашивает.
- Тело моё тебе понравилось?
- Идиот, б*ять, - не без досады ответил я. "Снова этот циник вернулся".
- Я значит, несколько часов чинил его, а он... - я прервался, не сумев найти слов для сравнения. Мне было до жути обидно, что он всё свёл к моему желанию попялиться на его тело. Не могу отрицать, оно у него было в полном порядке во всех местах, но в данном случае меня этот факт интересовал меньше всего. Я быстро встал и направился к выходу. "Да пошёл ты, - думаю, - в жопу всё. Возишься так, возишься, а тебе на, в лицо плевок".
- Доктор, - я не остановился, и уже взялся за ручку. - Данислав, постой, - он хотел что-то сказать, но в палату ввалилась его компания, и я едва не получил дверью в лоб.
"Да они меня так точно когда-нибудь прибьют". Я даже не обратил внимание на то, что я сейчас без маски и эти двое явно охренели, увидев меня в его палате.
- Сергей Павлович, - я обернулся - с кровати не вставать, садиться нельзя, резких движений не делать, - с этими словами я покинул палату. В глазах стояла белая пелена и слёзы. "Б*ять, - наорал я на себя в мыслях. Опять это дерьмовое чувство, когда тебя поимели и выбросили, - да сколько же можно? Зарекался же себе, никого, никогда". Я спустился на нулевой этаж. Здесь крайне редко кто бывал. Терпеть уже не было сил, и я сел на ступеньку, на ней же появлялись капли.
- Серёга, а этот хер чё тут делал?
Мой злобный взгляд на Артёма заставил его съёжиться.
- Этот хер, как ты выразился, меня оперировал.
- Да ладно?!
- Прохладно, б*ять.
- Братан, ты чего такой злой?
А что я мог ответить? Ведь я помнил, что этот доктор сказал мне перед тем, как я отрубился. Я понял, почему он решил сделать эту операцию. В конце концов, я осознавал, что он сделал для меня, а я так по-свински к этому отнёсся. Я хоть и не был в теме, но мысли меня давно уже посещали о том, чтобы попробовать этот секс, да всё никак на это смелости не хватало, да и положение удерживало. А тут и ситуация удачно разворачивалась, и человек приятный. Особенно, если учесть, что он сделал, то надёжнее парня найти уже не получится.
- Мож, этот доктор херово чё-то сделал? Так давай мы его прижмём, - Колян помял кулаки.
- Вам бы б*ять только прижать. Как там Ленка? - поспешил я перевести тему разговора, хотя в данный момент она меня не интересовала.
Артём сморщил свою рожу.
- Да как... - Колян замялся. - Братан, прости, что вот так вот тебе говорю, но она с другим.
- Вот сука, - я наиграно изобразил негодование по тому поводу, а внутри всё отлегло. "Значит, минус один, и с доктором будет проще сблизиться. Хотя после моей сегодняшней выходки это будет довольно затруднительно".
- Ну чё, как ты?
- Да нормально. Починили. Ещё месячишку поваляюсь, а там байканём, как раз днюха будет.
- Ооо, тема, - подхватил Артём, - пацаны уже заждались, и там тема одна наклёвывается.
- Тёма, давай не сйчас.
- Всё, понял, - он поднял руки вверх.
- На вот, - Колян протянул пакет, - апельсинчики, мандаринчики. Жуй, поправляйся.
- Всё, братан, мы побежали.
Когда палата опустела, я нажал кнопку вызова медсестры. Милое личико, расплывшееся в улыбке, вплыло в палату.
- Позовите доктора Аверина.
Улыбка моментально слетела с её лица, и она исчезла за дверью. Видно, мой тон её сильно напугал или разозлил, в общем, вызвал особую форму негодования.
Я лежал и ждал, когда он придёт, да и придёт ли вообще после моей выходки? "А если всё же придёт, что я ему скажу, я ж ни*уя не знаю, как у них там? Хотя, если бы он тогда не прошептал мне на ухо, я бы никогда и не догадался о том, что доктор с оттенком. Может, просто нужно поговорить как с человеком, а не как я обычно привык". В общем, пребывая в своих измышлениях, я не заметил, как он зашёл в палату.
- У вас что-то случилось, Сергей Павлович?
"Б*ять, как тошно от такого обращения человека, который совсем недавно признался тебе в любви"
- Да, доктор, случилось. Я тебе нагрубил, - я выдержал паузу, - дважды, нет трижды. В общем, не держи зла, - "Бл*ть, я же никогда раньше ни у кого не просил прощения", - вдруг пролетело у меня в мыслях. - Извини!
Он посмотрел на меня, и от меня не ускользнул тот факт, что его глаза были влажнымы. Нет, следов уже не было, но сами глаза были весьма влажными. Я понял, что он плакал. "Капец, человек, который режет людей, нервы которого, как стальные канаты, ведь без этого в хирургии делать нечего, плакал из-за моих слов".
- Ничего, бывает обычно после наркоза люди и не такое говорят. Что-то беспокоит?
"Нет, меня ничего не беспокоит, кроме того, что я хочу удержать тебя возле себя любой ценой, любым способом".
- Я хочу отлить, - соврал я. На моё удивление, он безо всякого преткновения поставил мне утку.
- Если это всё, я зайду вечером.
Он уже почти у двери.
- Постой, - в мыслях я перебирал варианты, которые могли бы его задержать в палате.
- Что-то ещё? - он не обернулся, но остановился.
- Да. Там в переулке, почему ты остановился? Я уверен, что кусок арматуры в моих руках не был серьёзной угрозой для тебя, - и я был прав, потому что мой вопрос заставил его развернуться лицом ко мне.
- Не видел смысла в жизни.
- Почему? - я понимал, что вопрос глупый в данной ситуации, но так я мог ещё на какое-то время задержать его.
- Потому что любовь делает людей дураками.
Его голос был безэмоциональным и отрешённым. Он снова стал обычным доктором, а я его пациентом. И я решился.
- Я помню твои слова перед операцией.
- Не было никаких слов. Я перестарался с дозировкой наркоза. Вам послышалось.
этими словами он пулей вылетел из палаты. До чего хреновое ощущение меня сейчас охватило, словно насрал себе в кровать. На душе так погано. Вот человек, который старается, делает для тебя, исправляет то, за что многие бы просто задрочили, и я понимал, что он ведь в любой момент мог озвучить во всеуслышание мою проблему, он мог в считанные минуты растоптать меня и всю мою жизнь, но не сделал этого даже после того, как я в третий раз так с ним поступил. Эта моя натура лидера, вожака волчьей стаи, которая годами оттачивала навыки грызть глотку любому, кто посмеет только подумать о том, чтобы бросить мне вызов. Скольких я уложил на эту самую койку и усадил в инвалидное кресло только за одно неосторожное высказывание. А тут попался один нормальный и даже хороший человек и надо ж было всё так обосрать. Сейчас я ненавидел себя за то качество, которое столько лет удерживало меня на позиции лидерства нашей "стаи". Этот доктор заставил меня почувствовать себя снова человеком, он всколыхнул во мне давно закопанное и забытое чувство. И от этого становилось ещё паршивее. Но я всё исправлю, я верну его, даже если мне придётся ещё раз расшибиться на мотоцикле.
Загнав себя в депрессию, я незаметно уснул. Проснулся от звука аккуратно закрывающейся двери.
- А, это ты, доктор, - я попытался улыбнуться. Ещё не прошло чувство горечи от утренней ситуации. Но как бы там ни было, я был очень рад его видеть.
- Да. Мне нужно вас осмотреть, - он убрал покрывало, открывая меня ниже пояса. Моя утка была наполнена. - Почему не вызвали медсестру, - он укоризненно посмотрел на меня и потянулся к кнопке.
Но я никого кроме него сейчас не хотел видеть. Ведь тогда я не смогу его удержать, он снова уйдёт, а сегодня ночного дежурства у него не было, а сутки я не выдержу.
- Не нужно, - я перехватил его руку. - Не сейчас, - он смотрит на меня со взглядом глубокого непонимания. - Я потерплю.
Он делает это сам, что вызывает у меня удивление. А мне стыдно до ужаса. Я такого стыда никогда не испытывал.
- Данислав, прости дурака. Ты только не уходи, побудь со мной.
Он стоит прямо надо мной, я смотрю в его зелёные глаза и не могу даже моргнуть, точнее, я терплю, чтобы не моргнуть, из-за этого мои глаза начинают слезиться. Слеза с края глаза скатывается по виску. Его взгляд теплеет. Он медленно наклоняется и, целуя меня, стирает её своими губами. Потом медленно спускается к моему уху и кончиком своего языка сначала обводит по внешней части уха, а потом внедряется в самое ухо.
От этих движений я вздрагиваю, меня пробивает мелкая дрожь, которая распространяется по всему телу. Мне очень приятно. Его дыхание обдаёт моё ухо, и от движений его языка в моём ухе я улетаю в нирвану. Я закрываю глаза и томно выдыхаю. Он рисует узор на моём ухе и спускается к моей шее. Я отклоняю голову для лучшего доступа. "Б*ять, как же хорошо. Никакая Ленка и ей подобные в подмётки даже не годятся". Он слегка прикусывает своими губами мою шею. Я на седьмом небе от экстаза. Он не останавливается и медленно продвигается к краю моих губ. Я никогда не целовался с парнем, и мои губы были плотно сжаты. Но вот его губы касаются уголка, и он замирает. Я понимаю, что он ждёт моего "разрешения". Я расслабляю свои губы, и он движется дальше. Кончиком языка проходится по моим губам. Я зарываюсь в шевелюру доктора и прижимаю его к себе. Тонкий аромат дорогого парфюма, его шёлковые волосы, бархатная кожа на лице. Я просто начинаю сходить по нему с ума. Я чувствую, как его язык касается моего. Мне уже всё равно, кто зайдёт в эту палату, я хочу этого доктора. Мои чувства, столь долгое время томившиеся внутри меня, вырываются наружу. Моё дыхание сбивается. А я лишь крепче прижимаю его к себе. Внутри всё горит. В какой-то момент я чувствую, как его рука сжимает мой член. По привычке я вздрагиваю, потому как раньше любое неосторожное прикосновение к нему вызывало если не боль, то неприятное чувство. Но сейчас я понимаю, что он стоит. Впервые за столько времени я не чувствую боли, и он стоит.
Не отрываясь от поцелуя, рукой доктор скользит по моему члену, массируя яички и затрагивая колечко ануса указательным пальцем. Потом его рука плавно поднимается и снова спускается, повторяя все движения. Я готов уже кричать. Широко открываю рот, но он, видимо, понимает это и накрывает мой рот своим в страстном поцелуе. Я уже ни о чём не думаю, я весь в чувствах, которые меня наполняют. Такого кайфа я никогда не испытывал. А его рука плавно двигалась, даруя мне ни с чем не сравнимые чувства. И вот напряжение достигает максимума, я вздрагиваю и начинаю обильно кончать, сопровождая свой оргазм сопением. Доктор в этот момент отстранился, и я стиснул зубы, чтобы не наполнить всё крыло своим воплем. Я залил своей спермой весь живот - довольно долгое воздержание сказалось. Доктор сделал несколько движений, потом собрал всю мою сперму в руки и пошёл смывать её в раковину. Я смотрел на него и понял, что влюбился в него - в парня, которого дважды мог убить или покалечить, с которым мог бы так и не сблизиться из-за своего норова, которому дважды нагрубил. Он помыл руки, обтёр меня, вернул на место утку.
- Ну что, Сергей Павлович, ваша половая нервная система работает на все сто, - с этими словами он вытер руки о полотенце и собрался уходить. Его тон голоса был таким, словно только что ничего не произошло.
- Постой. Останься.
- Увы, но я не могу.
- Спасибо!
- Не стоит благодарности.
- Я такого никогда не испытывал.
- Прошу прощения, не сдержался. Впредь такого не повторится.
Я схватил его за рукав.
- Данислав, ну прости меня. Я идиот, дурак.
Он высвободил свою руку и молча направился к двери. И я понимал, что он больше не вернётся.
- Пожалуйста, останься со мной.
Но он даже не обернулся. Дверь открылась и в палату вошла медсестра. Наверное, он нажал на кнопку вызова.
- Татьяна, - его голос стал до неприятности жёстким, - Вы плохо следите за пациентом и за периодичностью смены утки и постельного белья. И пожалуйста проследите за тем, чтобы здесь помыли пол. Его спина исчезла за дверью, а медсестра поспешила исполнять наказ доктора. Она полезла менять мне утку.
- Татьяна... - я хотел было грубо выслать её вон из палаты, но осёкся. Одному я уже нагрубил и чем это закончилось? - Давайте вы сделаете это чуть позже.
Как только она скрылась за дверью, я закусил подушку и заорал во всю глотку. Орал я так до тех пор, пока у меня не сел голос. Я мял простынь, колотил кровать руками и ногами. Мне было гадко, стыдно, я чувствовал себя абсолютным ничтожеством. Этому человеку удалось то, чего никому не удавалось. Он заставил меня почувствовать любовь, не ту, что зовут страстью или похотью, а ту, которую воспевают в одах, серенадах, ту, ради которой люди готовы спуститься в ад ради любимого человека. И сейчас этим человеком был Данислав. И он ушёл, я знал, что больше он не вернётся. Я был готов рвать волосы на своей голове, если бы они были. И в какой-то момент я понимаю, что из моих глаз льются слёзы. Второй раз в жизни у меня льются слёзы. "Нет, я так просто этого не оставлю, я обязательно его верну. Плевать на своё положение - откажусь, уйду, но его верну".
Дни послеоперационной реабилитации тянулись очень медленно и были адски невыносимы. Данислав ни разу не появился. Я пытался спросить у медсестры, но она лишь пожимала плечами, отвечая, что не видит его в отделении. Когда мне позволили вставать на ноги, я обошёл всю больницу и стоявшую поблизости поликлинику, заглянул в каждый кабинет, спрашивал каждого в белом халате о Даниславе, но всё сводилось к тому, что больше он здесь не работает. Адрес и телефон, конечно, мне никто назвать не смог и не хотел, и это было понятно. Меня охватило полное отчаяние. Колян и Тёма просто не узнавали меня, а мне было совершенно плевать. Я отменил все стрелки, все дела остановил и просто начал пить. Днюха прошла в ужасном состоянии, я никого не хотел видеть, я ничего не хотел делать, я просто набухался в ноль, чтобы ничего не видеть...
сижу дома. Звонит телефон. Я посмотрел, это был Толя. Чего он хотел, я и так знал. Он всегда хотел занять мой, так сказать, пост, но его мало кто поддерживал, да и физически он не годился мне в соперники, хотя специально для этого начал ходить на рукопашку и в качалку. Я выключил звук и снова налил себе водки. Уже хотел выпить, но в дверь постучали.
- Открыто, - рявкнул я. Когда я был дома, я почти никогда не закрывал двери. Только на ночь. Потому как знал, если захотят грохнуть, всё равно грохнут, и никакие двери не помогут.
Вошли три человека, в числе которых стоял Толя. Весь такой в костюмчике, при галстуке в пальто. До тошноты "правильный", но до ужаса гнилой человек. Никаких моральных принципов, никакой верности и преданности. Однако дело он своё знал и делал его лучше любого, только поэтому он ещё ходил на своих ногах.
- Тебя нет. Дела встали. Объяснить не хочешь? Что происходит?
Я хоть и ушёл в запой, но руку на пульсе держал, так сказать. Я был в курсе всех событий и дел, хоть в основном они и проходили без меня. Мне была ясна настоящая причина этого визита.
- Пошёл вон.
Он снял пальто и пиджак, расслабил галстук. Настроения вести разговоры о делах у меня сегодня не было и уж тем более с ним.
- Понимаешь, люди начали задавать неудобные вопросы. Где ты? Как ты? Что с тобой? Почему тебя часто нет на встречах? Не теряешь ли ты хватку? - он расстегнул запонки на рукавах и отдал их Саньку, который стоял за его спиной.
Резкий прямой удар в челюсть, потом боковой, попавший в бровь. "Хороший удар. Уже лучше, чем в предыдущие разы", - отмечаю я, отшатнувшись. Я улыбаюсь, сплёвывая кровавую слюну. Ну теперь понятно, почему он так долго ждал.
- Как же я рад, что именно ты сейчас пришёл, - я действительно был рад этому визиту, потому что то напряжение, которое у меня накопилось внутри, оно жаждало выхода наружу, и Толя был прекрасным объектом для этого. И как только он сделал шаг ко мне, решив, по-видимому, что я не окажу должного сопротивления, то сразу же получил удар в солнечное сплетение. В него я вложил всю злость, которая у меня скопилась. Эта злость была не на него лично, а на ситуацию в целом. Я его понимал, и в подобной ситуации я бы поступил так же. Но как бы там не складывалась ситуация в моей личной жизни, внешние позиции сдавать я не собирался. Точнее, собирался, но на моих условиях. И кажется, от моего удара что-то у него там хрустнуло, по-моему, два ребра. Он согнулся и заревел от боли, но было уже поздно. Следующий удар коленом в лоб, уложил его спиной на пол. Из его носа потекла кровь.
- Ещё кто-нибудь желает высказать своё мнение по этому поводу? - я поочерёдно посмотрел на тех, кто пришёл с Толей. Те отрицательно помахали головой. - Тогда пошли вон отсюда. И, Толян, ещё раз попытаешься унизить меня или хоть как-то декретировать, перед людьми, передвигаться в лучшем случае будешь в инвалидном кресле.
Они поспешили убраться, а я вернулся к барному столику и открыл подаренную мне бутылку вискаря. Стол с водкой был разбит Толиной спиной. По квартире распространился запах спирта. Я наливал себе добрую порцию. Хоть я и выплеснул свою злость, но гадкое чувство собственной ничтожности всё равно не покидало меня. Этим вискарём я хотел залить его, пусть ненадолго, пусть на какое-то время, но хотя бы так я смогу не думать о Даниславе. Я наклонил голову и в бокал капнули капли моей крови, стекающей с рассечённой брови. Я уже занёс бокал и хотел опустошить его залпом, как в дверь снова постучали. "Это ещё кого принесло? Наверно, опять соседи ментов вызвали"
- Открыто, - снова по привычке отвечаю я.
Дверь медленно распахивается, и на пороге я вижу ЕГО силуэт. В глазах как-то резко помутнело, ноги и руки мгновенно ослабели, слышу, как вдребезги разбивается инкрустированный золотом и платиной хрустальный бокал. Я стряхиваю голову, думая, что допился до чёртиков. Но нет, ОН медленно входит, осматривая следы недавнего побоища. Но я быстро собираюсь. Снова наливаю себе и ему. Протягиваю ему бокал. Он медленно берёт, покачивая в разные стороны, подносит к носу.
- Дорогой.
- Подарок, - отвечаю я.
Всё это время я передумал столько речей, которые скажу ему, когда увижу, когда найду. Но сейчас вот он, стоит передо мной и я не могу найти в своей голове ни единого слова. Я боюсь даже пошевелиться, потому как боюсь "спугнуть" его. Боюсь, что он снова уйдёт.
- Что здесь произошло?
Я пошёл закрывать дверь. Не хотел, чтобы нас кто-то отвлёк. Потом начал убирать осколки стола и битого стекла.
- Небольшое недоразумение, - я вижу, как он осматривает мою квартиру.
- И часто такие недоразумения у тебя происходят?
Я не хотел, чтобы он знал о моих делах, я не хотел, чтобы он знал о том, кем я являюсь. Я хотел быть для него обычным человеком и я боялся того, что если о узнает обо мне всё это, то не захочет даже рядом находиться, не говоря уже о чём-то большем.
- Иногда.
- У тебя красивая квартира.
- Я рад, что ты пришёл. Я тебя искал.
- Я знаю, - он пригубил из бокала и осмотрел его.
- Ты пропал. Я хотел пригласить тебя на свою днюху.
- Я был. Но ты так упился, что не помнишь этого.
Я вытащил золотой кулон на цепочке из белого золота на котором был изображён ангел со стрелой и луком, который висел на моей шее.
- Значит, это твой подарок.
- Это Купидон.
Я поставил свой бокал и крепко обнял Данислава.
- Не уходи, прошу. Останься со мной.
- Ты уверен, что готов к этому?
Я понимал, что Данислав спрашивал о моём положении. В наших кругах это очень жёстко порицалось, я и сам неоднократно участвовал в таких процессах порицания, за что сейчас очень сильно раскаивался.
- Я откажусь от всего этого. Я оставлю всё это. Без тебя мне всё это не нужно.
- Это серьёзное заявление. Ты должен понимать, что просто так из своего дела ты не выйдешь.
- Ты что-то знаешь об этом? - с неким страхом в голосе спросил я.
В ответ на мой вопрос на стол легла папка. Судя по всему, это были копии из материалов организации, название которой состоит из трёх букв и начинается на Ф, а заканчивается на Б. Сказать, что я был удивлён, это ничего не сказать. "Откуда у него эти материалы?"
- В какой-то степени, - ответил он и снова пригубил из бокала.
- Откуда?
- Серёж, это неважно. Всё это, - он положил на папку свою ладонь, - не будет иметь никакого значения, если ты откажешься от всего этого.
"Он произнёс моё имя и этим задел мои внутренние струны души. Из его уст это прозвучало как приворотное заклинание".
- Хоть сейчас, - не задумываясь, ответил я.
- И нет, я не читал содержимое этой папки. Мне неважно, кем ты был в прошлом, мне важно, кем ты можешь быть.
Он просто размазал меня в хорошем смысле этого слова. Ради Данислава я был готов спуститься хоть в ад.
- Ради тебя, - наши взгляды пересеклись, - я готов на всё.
- В этом городе я не живу. Я здесь по распределению. Мой контракт закончился, и мне пора уезжать.
- Но ты не уехал.
- Нет. Я решил остаться из-за тебя. Хотел предложить тебе уехать со мной. Но на дне своего рождения ты был не готов к обсуждению этого вопроса.
- Я согласен. Мне нужно сутки, чтобы передать все дела. А потом можно ехать.
Данислав взял папку. И я подумал, что он сейчас её откроет, и всё моя жизнь просто закончится. Ведь я знал, что в ней. И за такое нельзя любить. О таких людях говорят "убить мало". Я испугался. Но он бросил её в камин, даже не посмотрев. Огонь неторопливо облизывал бумагу. Я облегчённо выдохнул.
- Пусть всё это останется здесь.
- Если не секрет, почему ты не уехал, почему не оставил меня? Ты ведь прекрасно знаешь, что я за человек. Сам имел возможность это прочувствовать.
- Просто ты мне напомнил одного человека, очень дорогого в прошлом.
- Почему в прошлом?
- Сейчас я не готов это обсуждать, - на стол легли билеты. - Завтра вылет. С тобой или без тебя - решать тебе.
С этими словами он положил свою визитку на стол и вышел.
"Конечно с тобой, мой любимый, конечно, с тобой". Этот парень завладел мной полностью. И кто бы мог подумать, что всё вот так развернётся, что я, способный убить любого, кто неровно посмотрит на меня или подумает не так, буду робеть перед этим доктором. Чем же он смог взять меня? Хотя сейчас это было неважным. Надо было срочнейше всё решать. Я привёл себя в порядок настолько быстро, насколько мог. Позвонил Коляну, чтобы он как можно скорее подъехал, накинул одежду и вышел. Серебристый бронированный гелик уже стоял у входа.
- Куда? - он смотрел на меня. Улыбнулся. - Наш вожак вернулся, - констатировал он, увидев мои горящие глаза и пылающее лицо.
- К Толику.
Машина тронулась.
- Серёга, может, не нужно. Мы такого человека вряд ли сможем найти.
Я положил титановый кейс между сидений.
- К нему, - Колян настаивать не стал. Знал, чем оборачивалось такое для других.
Когда машина остановилсь у входа в его загородный дом, я буквально выпрыгнул из машины и почти бегом направился ко входу. Охранник выставил руку в знак того, что мне входить не стоит.
- Даже, б*ять, не думай, - я грубо оттолкнул его своим плечом и, не останавливаясь, двинулся дальше.
Дверь с грохотом распахнулась. На диване в гостиной разлёживался Толик весь в бинтах и корсете. Рядом порхала супруга и отпрыски.
- Надо поговорить.
Я сел напротив. Он сделал жест и все удалились.
- Добить меня пришёл?
В ответ на его вопрос, я положил кейс на стол. И он знал, что в этом кейсе всегда лежал пистолет, ключи и документы. Но он удивился, когда я, вынув пистолет, вместо выстрелов положил его себе в карман, а кейс с ключами и документами развернул к нему.
- Это всё твоё. Забирай.
От удивления у обоих приоткрылся рот.
- Серёга?.. - в воздухе повис немой вопрос.
- Без вопросов. Ответов не будет. Машину заберёшь завтра на стоянке в аэропорту, - Коляну я вложил ключи от квартиры. - Она твоя.
С этими словами я вышел из дома и направился в аэропорт. По дороге позвонил Даниславу и сказал, что готов вылетать ближайшим рейсом. Мы поменяли билеты и наш самолёт взмыл ввысь - в новую жизнь.