Ничего не помню
Невыносимая боль пронзила меня резко и всего целиком. Едва удавалось пошевелить хоть какой-то частью тела. В горле царил сухостой. Горло драло так, что, казалось, там прошлись наждачкой. При каждом глотании возникало болезненное чувство. Меня тошнило и мутило, и, наверное, вырвало бы, если бы было чем. Голова буквально раскалывалась и пульсировала болью, отзываясь в такт моему сердцебиению...
Почему-то не могу открыть глаза. Пытаюсь приподнять руку, но рука не слушается, она просто соскальзывает с моей постели и безвольно повисает. Хочу крикнуть, чтобы позвать кого-нибудь, но вместо этого из груди вырывается сиплый хрип. Я никогда не был так беспомощен, и это начинало меня сильно злить. Первые мысли в такой ситуации: "Что со мной? Где я?" И единственное, что пришло мне сейчас в голову, так это то, что меня похитили и чем-то накачали. Потому что вдобавок ко всему у меня были завязаны глаза.
Пришлось немного успокоиться, и, когда в голове начало проясняться, я понял, что не связан, просто моё тело под воздействием какого-то препарата, и что, скорее всего, это не похищение. "Тогда что со мной?" Я снова попытался поднять руку, чтобы снять повязку с глаз. Но мои руки меня слушаться отказывались. "Что со мной? - пронеслось у меня в голове с ужасом. - Где я сейчас?"
Боль в голове утихает, и мысли приобретают большую чёткость. Стараюсь прислушаться к звукам и запахам. Никаких специфических звуков или запахов. Обычный запах свежего воздуха, пение птиц. "Значит, я в чьей-то квартире, но в чьей и почему не могу пошевелиться?"
Мои мысленные терзания прерывает чей-то юношеский голос. Ему, если верить слуху, не больше 25.
- Дед Макар, дед Макар, - он выбежал из комнаты, видимо, всё это время находился здесь, - он очнулся! - услышал я уже откуда-то издалека.
- Чего ты так кричишь? - услышал я старческий голос. - Не кричи, а то напугаешь нашего гостя.
Я услышал скрип половиц и стук. Такой обычно издаёт костыль.
- Ну здравствуй, неизвестный человек, - я попытался что-то сказать, но из груди вырвался лишь хрип.
Я повернул голову в его сторону, давая понять, что я слышу его.
- Значит слух не повреждён, это хорошо. Не пытайся шевелиться или говорить, ты серьёзно пострадал, - видимо, увидел, что моя рука свисла с кровати в попытке пошевелится. - И не пытайся снять повязку, у тебя были повреждены глаза, я сделал тебе компресс. Сейчас у тебя много вопросов, и ты их задашь потом, когда поправишься. А сейчас тебе нужно набираться сил.
Чьи-то руки меня приподняли. Судя по всему, они оба это делали. Подложили пару подушек, чтобы я принял полулежачее положение.
- Сейчас Ефим тебя покормит.
"Ну вот ещё, чтобы меня кормили, как маленького?!" - всё моё естество буквально взбунтовалось, и когда я почувствовал ложку у себя на губах, то плотнее сжал губы.
Я тут же почувствовал несильный удар по спине. Судя по всему, этот дед ткнул меня своим костылём.
- А ну ешь! - снова раздался его голос, уже властный и требовательный.
Где-то внутри у меня возникло знакомое ощущение. Он мне кого-то напомнил, но кого именно, я не мог вспомнить.
Я разжал губы и снова почувствовал прикосновение железной ложки к губам. "Твою ж мать, никогда не чувствовал себя ещё таким бессильным, маленьким и ничтожным". Смесь злости, ярости, чувства беспомощности и всего остального буквально кипела во мне, но сейчас мне ничего не оставалось, как подчиниться обстоятельствам. Я приоткрыл рот и почувствовал, как тёплая жидкость его заполнила.
Парень, надо отдать ему должное, кормил аккуратно и не торопился, словно имел опыт в этом деле. Он не издавал ни единого звука, но я не мог не слышать его дыхания. Мой незримый воздыхатель постоянно был в напряжении, и это было слышно по тому, как он дышит. А когда он наклонялся, чтобы поправить мне подушку, я мог слышать, как бешено бьётся его сердце. То ли он любитель пробежек, то ли я оказывал на него такое воздействие, только мне не было понятно, что вызывало у него такую реакцию. Когда в очередной раз он наклонился, чтобы поправить подушку, резкий запах его немытого тела ударил мне в нос. Он не был давнишним, но от этого мне не было легче. И это незамедлительно отразилось на моём лице в виде отвратной гримасы.
- Что-то не так? - спросил мой личный санитар.
"Конечно, бл*ть, не так. Помойся, что ли".
Нет, я не был зол на этого парня, ведь он старался, как мог. Скорее всего, да так оно и было, я был зол на свою беспомощность. И, наверное, он это понимал или чувствовал, потому как делал всё очень аккуратно.
Так как говорить я не мог, то лишь отрицательно помотал головой. Всё равно не было никакого смысла что-то пытаться донести, потому было проще ответить так.
- Если тебе что-то нужно, ты можешь меня позвать.
"Как, бл*ть, я тебя позову, если я не могу произнести ни единого звука, - буквально орал я в мыслях. - Я ведь даже пошевелиться не могу". И тут я почувствовал, как к моему пальцу что-то привязывают.
- Я привязал к твоему пальцу верёвку, второй конец к кружке. Она стоит на краю тумбочки. Дальше, думаю, ты понимаешь... - буквально прочитав мои мысли, пояснил он. - Сейчас утро, вечером я приду снова, мне нужно будет тебя помыть. Сам-то старик не может, потому эту часть он возложил на меня. Хотя я и сам не против. Мне нравится за тобой ухаживать... Ладно, всё, я умолкаю, а то что-то слишком много говорю.
"Говори, я не хочу лежать в тишине, - мысленно просил я своего невидимого собеседника, его голос почему-то оказался мне уже знакомым. - Я хочу, чтобы ты остался. Не уходи".
Я изо всех сил пытался заставить себя издать хоть какой-то звук, чтобы обратить на себя внимание, тогда бы он точно остался и уж если бы не говорил, то я хотя бы наслаждался его дыханием. Но, судя по тому, что в комнате воцарилась тишина, он ушёл. "Бл*ть! Бл*ть! Бл*ть! - орал я от своего абсолютного бессилия. - Сука, как такое могло со мной произойти?.."
В какой-то из моментов мысленного извержения всевозможных эпитетов и слов, которых просто не существовало даже в русском жаргоне, я уснул. Сколько я спал, не знаю, меня разбудили осторожные прикосновения. Кто-то отвязывал верёвку, привязанную к моему пальцу.
Я прислушался к дыханию. И к сердцебиению. Это был он, мой собеседник и санитар, ну и ещё банщик, как оказалось. Но как бы там ни было, я был рад его обществу.
- Ты проснулся? Надеюсь, не сильно я тебя напугал.
В мыслях я усмехнулся. Разозлить меня гораздо проще, чем напугать, ведь моя работа... - тут мои мысли словно на стену нарвались. "Пи*дец, моя работа... - мысленная пауза, - я не помню, кем я работаю. Бл*ть, я не помню, как меня зовут... Сука!" - захрипело моё мысленное горло. Это вызвало во мне неистовую ярость, от которой я вздрогнул всем телом, что не осталось не замеченным парнем.
- Прости, прости, - услышал я причитания, - я не хотел причинить тебе боль.
Парень действительно переживал, хоть и не понимал, как... и тут моё внимание переключилось на то, что я полностью без одежды! Внутренне я весь напрягся. Я точно помню, что меня никто не раздевал, да ещё и парень. Но, как бы внутри я не извергал свои эмоции, внешне я оставался таким же овощем. И я не мог не заметить, что его запах изменился, значительно посвежел, и не мог для себя не отметить, что его натуральный запах мне нравился больше.
Парень был очень осторожен, делал всё так, словно я был хрупкая ваза. Когда он убрал покрывало, я почувствовал прохладу в нижней части тела. "Блять, я без трусов! - отметил я. - Кто ж меня уже переодел?"
- Не стоит беспокоиться, для удобства ухода мне пришлось тебя полностью раздеть. Ты уж прости за то, что не стал одевать тебя. Просто ты тяжёлый очень, и мне не так просто делать это по несколько раз в день, - пытался успокоить он меня, но ни фига у него это не получалось, и я ещё больше волновался.
"О*уеть, он видел меня голым. Это ж полный пи*дец". Мне было не описать как стыдно. Даже проваливание сквозь землю, как обычно говорят в таких случаях, мне бы не помогло избавиться от чувства стыда. И он это понимал.
- Кстати, у тебя очень красивое тело. А мускулы словно каменные.
Я почувствовал, как он почти лёг на меня и обнял.
- Ты извини, что я так... - он не нашёл слов, чтобы объяснить свой близкий контакт, - но мне нужно тебя приподнять...
Наши тела соприкоснулись. Приятное тепло его тела и сбитое дыхание... Я понимал, что всё это мне нравится.
Не пойму почему, откуда во мне возникло это чувство, ведь я точно знал, что, если бы не был стеснён в движении, точно двинул бы ему за такую наглость. Но сейчас, во-первых, он мне искренне помогал, а во-вторых, он же не приставал ко мне.
Но я вернулся к своим ощущениям, которые дарили мне его прикосновения. Он обхватил меня и приподнял. Убрал подушку и аккуратно опустил мою голову, затем слез с кровати.
- Дед Макар говорит, что у тебя сильный дух, другой бы на твоём месте уже умер, но не ты... - он вынул руки из рукавов и снова приблизился - настолько, что я смог почувствовать, как колотится его сердце. - Ты извини, что я так много болтаю, это я так с волнением своим справляюсь.
Он обхватил меня за ноги и потянул, чтобы я ровно лёг.
- Вот так, - он пояснял каждое своё действие, - я сейчас сначала намылю тебя с этой стороны, потом оботру, после этого то же самое проделаю с другой стороны, - и я услышал звук воды.
Я лежал и всё, что я мог, это прислушиваться к звукам и его словам. В какой-то момент я почувствовал на своём теле две руки. По тому, что я чувствовал, руки у него были небольшие, но крепкие, видно, физическая работа сказывалась. Но вместе с тем он делал всё очень аккуратно.
- Всё же у тебя очень мощные мышцы, просто офигенные мускулы, - проводя мыльными руками по моему торсу, восторгался мой незримый банщик.
"Офигенные мускулы..." - эхом раскатились в моих мыслях. Эта фраза меня сильно зацепила, но я не помнил почему. Всё, что сейчас оставалось, так это некое ощущение чего-то значимого и связанного с этими словами, а точнее с человеком, который эти слова когда-то мне сказал.
реальность я вернулся, когда он закончил обтирать мой торс, перевернул меня на живот и повернул голову в сторону, чтобы я мог дышать. Его руки снова начали своё шествие от шеи, по спине, по ягодицам, спускаясь по ногам. При всей этой ситуации, несмотря на всю её печальную составляющую, мне было довольно приятно. В этот момент я решил не слушать свои противоречивые мысли по этому поводу, а отдаться этому моменту, который единственно доставлял хоть что-то приятное.
Парень говорил не умолкая, не переставая петь дифирамбы в адрес моей мускулатуры. Всякий раз, когда его слова подходили к моменту о том, как я сюда попал, он быстро переводил тему. И я понимал, что произошло что-то такое, о чём он боялся говорить.
Почувствовал, как он перевернул меня на спину.
- Ого! - услышал я его возглас. - Ты возбуждён.
Я понял, что сейчас мой член стоит, как столб. "Сука, как же стыдно-то. А он, бл*ть, стоит и глазеет, нет бы накрыть меня". Почувствовал, как он вложил свою руку в мою ладонь.
- Мне нужно помыть тебя ниже. Если ты против, надави пальцем на мою руку два раза, если нет, один.
"Бл*ть!" - я в глубочайшем замешательстве. Не знаю, как мне реагировать, что отвечать. Два противоречия снова возникают во мне, что вызывает смешанные ощущения. Эта затянувшаяся пауза находит своё разрешение сама.
- Ну, коли ты не отвечаешь, то есть молчишь, значит согласен.
Он убирает свою руку, и я тут же чувствую, как он начинает меня мыть ниже, а член, бл*ть, и не хочет падать. Парень словно не обращает внимания на мой стояк, намыливает меня везде ниже пояса. "Сука, многое бы сейчас отдал, чтобы разрядиться, - отмечаю для себя. - Хоть бы подрочил, что ли". Но нет, он аккуратно обтирает с меня мыло и накрывает одеялом.
- И не переживай, что так получилось, это не первый раз.
Я был уверен, что на его лице сейчас была улыбка. Я почувствовал, как к моему пальцу снова привязали верёвку, и, положив подушку мне под голову, он ушёл. А я остался со стояком и с воспоминаниями о его прикосновениях.
Ещё несколько дней стыда и позора показались мне вечностью. Оно и понятно, ведь я постоянно лежал и был почти полностью обездвижен. Я хоть и терпел до последнего, но организм-то работает и ему требуется выводить свои шлаки. Радовало одно: кормили только бульонами... Наверное, уже был опыт возни с такими больными.
Надо отдать должное моему незнакомому санитару, он всё делал исправно, я бы даже сказал, с излишней осторожностью. За всё это время я начал проникаться вниманием к этому человеку. У меня уже выработался некий рефлекс, и, если он задерживался по какой-либо причине, то я не находил себе места. Мне было приятно общество этого парня. Мне нравился его запах. Мне нравилось слушать, как он болтает без умолку обо всём, что придёт ему в голову, оправдывая таким образом своё волнение. Да и чего скрывать, чёрт, мне нравились его прикосновения. В какой-то момент я понял, что уже мог по звуку шага запросто определить, он это или нет.
Он всё так же тяжко вздыхал, когда делал мне массаж. Постоянно извинялся за свои неуклюжие действия. А я просто наслаждался его присутствием. Во всей этой ситуации больше всего меня злил один момент - я никак не мог выразить ему свою благодарность.
Дед Макар появлялся крайне редко, когда нужно было сменить какие-либо повязки. Оказывается, у меня была забинтована почти вся голова, потому что, по словам моего спасителя, у меня вся правая сторона лица была в рваных ранах. Ран было немного, но они были серьёзными.
Сегодня настал день, когда снимут все повязки; по словам деда, мои глаза уже должны были восстановиться. Раны уже порылись коркой и больше не нуждались в повязках. Лицо всё зудело, но чесать старик строго-настрого запретил. Этот момент - снятие повязок с глаз - меня весьма беспокоил, я не смог заснуть, так и пролежал всю ночь.
Слышу: кто-то идёт. Прислушался: нет, это не Ефим. Это кто-то другой. Звука от костыля тоже нет, значит это не старик. Чувство тревоги за свою жизнь и то волнение, которое я испытывал перед тем, как снимут повязку с лица, придало мне сил, и когда этот незнакомец занёс руку, что-то в моей голове словно щёлкнуло, я резко перехватил её и уже был готов сломать запястье, как услышал голос деда Макара, который взвыл от боли. Моя рука разжалась, и старик отступил.
- Ну и сила же у тебя! - потирая своё запястье, прохрипел старик. - Прямо нечеловеческая, - он снова подошёл. - Я хочу снять повязки, - и, предвосхищая мой вопрос о том, где Ефим, он ответил, что у того что-то случилось дома и какое-то время он не сможет приходить, потом добавил: - А я иногда, когда нога не болит, по дому перемещаюсь без костыля.
Старик начал медленно освобождать моё лицо от бинтов. По мере этого дела я постепенно начал воспринимать свет.
- Ты должен понимать, что твои глаза долго не смотрели, поэтому чёткость может быть пока плохой, - и снова старик словно прочитал мои мысли. - Твои глаза уже отвыкли от яркого света, поэтому я закрыл окна занавесками. Какое-то время тебе будет казаться, что ты не видишь.
Всё, повязки сняты. Я сижу с закрытыми глазами и боюсь их открыть. А вдруг я не увижу, вдруг так и останусь слепым? Мало того, что я нихрена не помню, так ещё и слеп. Н-да, в свои... И тут я снова впал в мысленную истерику: я совершенно не помнил, ни сколько мне лет, ни дату своего рождения...
Из моих мысленных терзаний меня выдернул голос старика:
- Открывай глаза. Чего сидишь? Руками-то вон как орудуешь. А ну быстро открывай! - он снова хотел ткнуть меня своим костылём, но я с лёгкостью его перехватил. - Ну, с телом всё в полном порядке, - констатировал он.
Я медленно открыл глаза. Конечно, ничего, кроме размытых силуэтов, я не увидел. Словно запотевшее окно. Я помогал и потёр глаза.
- Ничего, зрение восстановится... Так, с глазами разобрались. Теперь скажи что-нибудь. Как тебя зовут-то?
А что я мог ответить ему, я понятия не имел, как меня зовут.
- Ты чего молчишь? Немой, что ли?
И снова эти слова резанули мой слух. Так, словно они что-то значили в моей жизни. Так, словно они произносились раньше кем-то очень мне дорогим.
- Спа-си-бо... - проговорил я по слогам и сильно заплетающимся языком, с картавостью.
Старик рассмеялся.
- Никогда не слышал такого имени. Но пожалуйста.
- Я бы хо-тел по-смо-треть-ся в зер-ка-ло.
- Сейчас ты ничего не увидишь. Но скажу сразу: лицо, точнее, вся его правая сторона вся в ранах. Шрамы останутся, и они... - старик замялся, подбирая слова.
Я посмотрел ему в глаза, и он понял, что в подборе нет нужды.
- Лицо изуродовано - он глубоко и тяжко вздохнул. - Пошли, поешь наконец-то нормальной еды, - он жестом повторил своё предложение. - Помощник из меня никакой, так что на тебе, - он протянул свой костыль, - пробуй сам.
Я сел на кровать. От костыля я наотрез отказался. И вот первый шаг. Я стою... Хождение мне далось гораздо проще. Я на ощупь доковылял до стола, и мы принялись есть...
В общем, шёл я на поправку очень быстро, чем не мог не радовать деда. Когда моё зрение восстановилось, я смог увидеть, насколько сильно было изуродовано моё лицо. Хоть я никогда не считал себя красавцем, но здесь... это была просто ж*па. Вся правая сторона от уха до края губ, уголка глаза и почти середины подбородка была в рваную паутинку. "Как будто паук бухой плёл", - усмехнулся я своей мысли. Вдобавок ко всему была порвана правая ноздря. На боку и виске "красовалось" несколько рваных полос. В общем, в фильмах ужасов мне можно сниматься без грима. Дед мне предложил поносить маску какое-то время, пока более глубокие раны совсем не затянутся.
Дома и во дворе маску я не надевал, а если выходил за двор, тогда надевал маску, чтобы не пугать своим видом людей. Но больше всего во всей этой ситуации меня огорчало отсутствие Ефима. Мне очень сильно хотелось посмотреть на того, кто столько времени возился со мной в любое время дня и ночи. На того, к кому я успел привыкнуть и с кем успел, без сомнений, сблизиться. Я хотел выразить ему свою благодарность.
Когда я поправился настолько, что мог уверенно ходить, я стал помогать старику по хозяйству. После того, как выяснилось, что у меня потеря памяти, он предложил пожить мне у него, взамен я выполнял всю работу по хозяйству по мере своих возможностей.
Как выяснилось, все мои проблемы стали следствием какого-то сильнейшего психотропного вещества. Но кто и с какой целью это сделал, пока было неизвестно.
Дед сразу мне сказал, что от таких травм память может не вернуться, но надежду терять нельзя. Однако он настоятельно рекомендовал мне оставить мысли о мести. И снова старик читал меня, как открытую книгу.
А что я знал о старике? Живёт один, на окраине какой-то деревни, которая находится в такой глуши, что её даже на карте нет, как шутил он. Местный целитель. Здесь, конечно, был врач, но один на весь район. Приезжал сюда в определённое время. Вот люди и повадились к нему ходить, после того как он одну девочку на ноги поставил.
Выглядел старик статно. Весь седой, с длинной белой, как снег, ухоженной бородой, немного впалые, узко посаженные глаза, нос картошкой. Невысокого роста, среднего телосложения. А вот его взгляд, словно сканер, считывал любую мысль. До боли знакомое ощущение, но откуда, я не мог вспомнить...
Вечер. Сидим пьём чай с пирожками - принесла какая-то женщина в знак благодарности.
- У тебя не было при себе никаких документов и вещей. Кроме этого, - он положил деньги на стол. - Одежду я выбросил, она пришла в негодность.
Я посмотрел на деньги.
- А где я, что за деревня?
- "..." - озвучил он название деревни, которое мне, конечно же, ничего не дало. - Ты, поди, боец, - он поднял свои глаза, и наши взгляды пересеклись, - раз имеешь такую силу? - он указал чайной ложкой в мою сторону.
- Не знаю, - я пожал плечами. - Точнее, не помню.
- Так и есть, - старик отхлебнул из кружки. - Дух в тебе сильный, а иначе сгинул бы в лесу. Кстати, это Ефимка тебя отыскал там... - тут дед погрузился в размышления вслух. - И что за чёрт его понёс в такую глухомань?! Так и не смог добиться от него внятного ответа.
- Это он за мной всё это время ухаживал? - говорил я медленно, почти нараспев.
- Да. Не отходил от тебя ни на шаг. Иногда, бывало, так измотается, что прямо рядом с тобой засыпает, - старик как-то тяжко вздохнул. - Всё делал сам. Никого не подпускал. Я прямо не узнавал его.
- Расскажи мне о нём.
- Да что рассказывать? - старик выдержал паузу и снова тяжко вздохнул. - Жизнь у него тяжёлая, а парень золотой, - он нахмурил свои брови.
- А чего не приходит-то?
- Видно, с отцом опять проблемы. Пьёт ведь беспробудно, ну и гоняет их с матерью по деревне. Да местные хулиганы его гоняют иногда. Парень-то он мягкий, а они этим пользуются.
"Что ж мне везёт-то на таких сирых и убогих", - промелькнула у меня мысль. Но откуда?
- Даже не вздумай лезть к ним в семью. Это их дело! - стал наказывать мне старик, видя моё задумчивое лицо.
- А, не... Просто одна мысль меня посетила. Видно, откуда-то из прошлого.
- Ну, это хорошо. Пошли спать. Завтра я хочу сходить, справиться об Ефимке, что-то сердце заходится.
- Так возраст... - хотел было я выразить ему своё сочувствие.
- Вот сейчас как шваркну тебя этим, - он потряс своим костылём, - и почувствуешь мой возраст.
На этом мы разошлись по своим комнатам.
старик ушёл рано, а я принялся править забор. На улице жарища, спасу нет. Стою спиной к мимо проходящей просёлочной дороге, забиваю новую опору. Слышу чьи-то шумные голоса, какие-то обсуждения. Не стал прислушиваться, продолжая свою работу. Компания из трёх человек медленно приближалась. Из-за высокой поросли меня было почти не видно. Да и я как раз нагнулся, чтобы поднять кувалду. Слышу сзади возглас:
- Эй, мамина отрыжка! - кто-то крикнул сзади.
Не обращая внимания, я поднял кувалду. Но от жары и от напряжения у меня закружилась голова, и мне пришлось немного присесть. Расценив это по-своему, компания подошла ближе к забору.
- Ты чё там спрятался? - все трое заржали. - Плешки старой нет, некому тебя защищать.
Тут до меня начало доходить, что они по ошибке приняли меня за Ефима. Я решил их проучить. Ну и самому поразвлечься захотелось.
Я начал медленно подниматься, вместе с этим одной рукой поднимая кувалду и так же медленно кладя её на плечо. Осуществляя все эти манипуляции, я развернулся к источнику звука так, чтобы им была отчётливо видна моя правая сторона лица. Конечно же, в этот момент все мои мускулы были напряжены, каждая чётко выделена, словно вырисована. Для большего эффекта я напряг мышцы пресса, чтобы выделить его чёткий рельеф. Это создавало дополнительный эффект. От пота всё тело просто блестело, а свет от солнца отражался от меня, как от зеркала. Всю эту картину дополняла кувалда, лежащая на моём плече, и лицо в рваных ранах. Просто Терминатор во плоти.
Вся эта картина оказала на эту мелкую гопоту именно тот эффект, которого я и хотел добиться. Сказать, что у них челюсти отвисли, не сказать ничего. Самый ближний буквально упал на задницу, когда отпрянул назад и запнулся.
- Какие-то проблемы? - произнёс я очень медленно, словно хотел, чтобы каждое слово было ими понято.
В общем, ретировались они в спешке. От этой картины и выражения на их испуганных лицах я едва сдержался от смеха. Раны на лице ещё не полностью зажили и при улыбке или смехе доставляли боль. После этой юмористической паузы я вернулся к работе.
Где-то после полудня приковылял старик. К этому времени я уже успел починить забор. Оценивающий взгляд. Слова безмерной благодарности быстро слетели с его уст. Я понял, что старика что-то тревожит и что мною починенный забор имеет второстепенное значение.
Запыхавшись, он скрылся в тени дома и подозвал меня к себе.
- Собирайся. Вадим, отец Ефима, опять чудит. Парень из дома убёг. Говорят, видели его у ущелья четырёх ветров, - он присел на скамейку у двери. - Я только сейчас немного отдышусь. Возраст всё-таки, - тут наши взгляды пересеклись; его последние слова вызвали у меня едва заметную улыбку, но старик её заметил. - Чего лыбишься? - видимо, вспомнил о том, как уже говорил об этом. - Вот доживи до моих годов, потом лыбься.
Я вышел на дорогу, а старик медлил, закрывая двери. Я услышал за спиной шуршание. Медленно обернулся. Так как мы собрались идти почти в самую глубь деревни, пришлось надеть маску...
Из края леса на дорогу вываливается лохматое белобрысое чудо. Парень лет двадцати, но из-за того, что запущен, кажется старше своих лет. Не одежда, а сплошные лохмотья, рваные сандалии на босу ногу. Весь в каких-то ссадинах, на руках виделись следы от ушибов. Стою, смотрю на это чудо, вывалившееся из леса. А он, когда меня увидел, так вообще окаменел, словно медуза Горгона одарила своим превращающим в камень взглядом. Немигающе смотрит на меня, не шелохнётся. Замер, как суслик перед тем, как увидит опасность. Не могу понять, чего он вылупился на меня. А сам-то не лучше - смотрю прямо в упор.
- Ты чего, малой? Случилось чего? - звучит мой голос низким басом.
Слышу скрип калитки. Выходит дед.
- Ефимка! - вскрикивает он от удивления. - А ну подь сюда!
В непонятном замешательстве парень переводит взгляд то на меня, то на старика. Непонимание и страх сменяется отчаянием, он разворачивается и скрывается в зелёной поросли. Я срываюсь с места и ныряю в лес за ним.
Пытался поспевать за ним, чтобы не потерять из виду. Парнишка был прытким, постоянно пытался запутать меня. Но у меня как будто чутьё, словно я всю жизнь только и выслеживал кого-то.
Петлял он по лесу довольно долго. В итоге вышел я на обрывистый берег какого-то озера. Красотища неописуемая. Смотрю, сидит лохматое чудо на краю обрыва. Думаю, мало ли чего задумал, главное, не напугать его, а то свалится ненароком.
Я подхожу со стороны и сажусь так же - на обрыве сбоку от него. Какое-то время мы смотрим вниз на зеркальную гладь озера. Потом я перевожу взгляд на него.
- Так вот ты какой - мой спаситель.
Он поворачивает голову в мою сторону и направляет свой взгляд на меня. Я смотрю ему в глаза. В этом взгляде я читаю просто непомерное отчаяние. Он словно лезвием проходится по мне. Где-то внутри у меня что-то начинает щемить, словно что-то напоминает о схожести, но в чём, с чем, я не мог вспомнить.
Он всё молчал и не отводил своих сине-зелёных глаз от меня. До боли знакомый взгляд, полный боли и отчаяния. Он мне точно кого-то напоминал, но кого?
- Тебя как зовут-то? - он снова вернулся к рассматриванию воды.
- Своего имени я не помню, а дед меня называет Иваном.
Ефим улыбнулся. "Ровная улыбка с белоснежными зубами", - отметил мой разум. Он словно цеплялся за образы из прошлого, пытаясь их восстановить. Я понимал, что подобное я где-то уже видел, иначе все эти мелочи меня бы не волновали.
- Хочешь спрыгнуть?
Безразличный взгляд снова полоснул по мне.
- Были мысли...
- Что остановило?
- Ты, - он снова обвёл меня всего оценивающим взглядом.
На моём лице отразилось явное удивление.
- То есть?
- Да не бери в голову, - он снова посмотрел на меня. - Мне бы твою силу! - перевёл он тему.
- И что бы ты сделал?
- Каждому, кто меня посмел бы оскорбить или унизить, нос разбил, - не задумываясь, ответил он.
- Всегда найдётся кто-то сильнее.
- И что ты хочешь сказать: что никогда так не поступал, не наказывал своих обидчиков?
Я тяжко вздохнул.
- Если бы я помнил!
- Извини, - осёкся он, - я не хотел...
- Да ладно, не беда, - он снова посмотрел мне в глаза, словно пытался заглянуть в мою душу или, наоборот, открыть свою.
Так мы сидели неприлично долго. Потом он решился.
- Ты позволишь? - он протянул руки к маске в попытке её снять.
Я остановил его руки уже у самого своего лица, взяв за запястье. Мы неотрывно долго смотрели друг другу в глаза. И в какой-то момент мне стало как-то спокойно, где-то внутри стало тепло. Я понял, что он хочет, чтобы я доверился и открылся ему.
Я отпустил его руки. Всё это время мы смотрели друг другу в глаза, словно пытались увидеть отражение своей души друг в друге.
Волнительный момент. Он медленно снял маску. Мои мысли рисовали выражение отвращения на его лице. Я заметил, как его глаза скользят по каждой ране на моём лице.
- Уже почти зажило, - констатировал он, протягивая мне маску. - Это можно больше не носить.
- Не все готовы видеть такое уродство.
Он мило улыбнулся, но укоризненно посмотрел.
- Кому не нравится, пусть не смотрит.
Я попытался улыбнуться и тут же почувствовал острую боль. Смешение эмоций и чувств на моём лице вызвали звонкий смех Ефима. И, несмотря на боль и ситуацию в целом, мне нравился его смех. Точнее, мне нравилось его лицо, когда он смеялся, то, как уголки его губ подскочили вверх и лицо стало ещё более миловидным. И мне хотелось смотреть и смотреть на него.
Общение с Ефимом оказывало на меня некое успокоительное воздействие. Мне было легко и просто, словно мы давние друзья, повидавшие жизнь.
- Пошли к деду, он волнуется, заодно поужинаем и в порядок тебя приведём.
- Себя приведи сначала, - ехидно ответил он, но понял, что перегнул палку. - Извини, - он виновато опустил голову.
- Не все в этом мире желают тебе зла, - я поднялся и подал ему руку.
Его ладошка буквально растворилась в моей руке. Такая мягкая и хрупкая. Не понимаю, как он ворочал моё бесчувственное тело?
- Так чего ты сюда пришёл? - я надел маску.
- Хотел поблагодарить бога.
- За что, если не секрет?
- Да просил его дать мне ответ.
- И как? Ответил?
Он снова посмотрел на меня.
- Да. Ответил.
- Расскажешь?
- Может быть, но не сейчас.
К деду Макару мы пришли уже затемно. Он уже нагрел чай и накрыл стол.
- Мойте руки и за стол, а после в баню, а то вон как извазюкались. Я уже натопил.
- Ты будто знал, что мы придём вдвоём, - на что старик хмыкнул мне в ответ.
- Ветер нашептал... Судьба у вас такая. Не просто так встретились вы на этом пути...
- Дед, давай вот только без этой хиромантии.
- Я тебе вот сейчас как дам дубиной, хиромантия! - он снова грозно помахал своим костылем.
Дом наполнился нашим смехом. Мы сели ужинать.
Я не мог не замечать, как Ефим украдкой смотрит на меня. И снова где-то глубоко внутри я понимал, что всё мне это так знакомо. Что такое уже было. Отчаянно пытался вспомнить. Но увы, никаких шансов.
После ужина старик дал нам чистое бельё, и мы пошли в баню. Любил я это дело - хорошенько попариться. Особенно после трудового дня, в течение которого я в процессе работы делал упражнения на те или иные группы мышц. Тренажёров-то тут не было, вот и шли в дело сподручные предметы: кувалда да брёвна или валун какой-нибудь. Меня буквально тянуло ко всякого рода упражнениям. Я понимал, что это исходит из глубины моей памяти. Я просто знал, что и как нужно делать. И всё же чувство какой-то незавершённости не покидало меня.
Я разделся и, взяв веник, зашёл в парную. Снова поймал пристальный взгляд Ефима на себе.
- Ты так смотришь, словно не насмотрелся ещё, - намекнул ему на то, что за то время, пока он ухаживал за мной, столько раз видел меня без одежды.
- В таком ракурсе нет. И ты просто очень хорошо выглядишь, словно сами боги тебя создавали.
- Поверь, боги тут совершенно не причём. Это годы постоянных тренировок и работы над собой, - вырвалось у меня автоматически.
- Значит дед был прав, когда сказал, что ты боец.
- Наверное, я не помню. А ты чего не раздеваешься? Так и будешь париться?
Парень замялся.
- А давай по очереди, сначала ты, а потом я, - и он уже развернулся к выходу.
- Стоять! - скомандовал я так, что даже сам от себя не ожидал такого; парень вздрогнул и замер. - Ты давай не тупи, а марш в парную. Чего стесняться? Не барышня, чтобы сопли тут разводить.
Парень робко снял с себя то, что он называл одеждой. И когда он предстал передо мной без неё, меня охватил ужас. Я понял, что был излишне строг с ним, и понял, почему он не хотел раздеваться. И дело было совсем не в том, что он стеснялся, а в том, что вся его спина была исполосована рубцами. Красные полосы были совсем свежими. Кое-где виделись синяки от ударов. Наверное, он хотел избежать объяснения. Оно и понятно, я бы поступил примерно так же.
тенью проскользнул в парную, и мы сели на скамейке. Весь сжался, скрючился, будто не в баню пришёл, а на "бойню". Я поддал жару.
- Это отец тебя так? - он лишь кивнул в ответ. - За что?
- Мать пенсию ему не отдавала, он на неё с кулаками, я попытался её защитить... - его голос задрожал и прервался. - Ненавижу его! - сквозь зубы процедил он. - Вот вырасту когда, наберусь сил, всё верну ему.
Я молчал, сейчас говорить было лишним. Нужно было дать парню выговориться. Я начал ловить себя на мысли, что оценивающе разглядываю Ефима. "Что это? Почему? Почему я смотрю на него так, словно мне нравятся парни?" - пронеслось в моей голове. Ефим поймал мой взгляд.
- Ну и чё ты так смотришь, словно съесть меня хочешь? - он снова улыбнулся.
Ох уж эта юношеская дерзость...
- Вижу в тебе кого-то... Ты напоминаешь мне одного человека, а кого именно, не помню.
- Вот и у тебя есть кто-то, кто тебя ждёт. Уже, наверное, ищет. А у меня никого нет. Никто меня не ждёт и не ищет. Я как-то заблудился в лесу. Неделю плутал. Так меня никто даже не хватился... - Ефим сделал паузу; он уставился куда-то в пустоту. - У меня даже девушки не было ни разу, - он опустил голову, чтобы скрыть досаду. - У тебя-то их, наверное, не одна, с такими-то данными?
- Ты знаешь, мне кажется, что нет у меня никакой девушки.
- То есть как нет? Это ж какой дурой быть нужно, чтобы такого, как ты, мимо пропустить? - Ефим поднял лицо и стёр с него испарину.
- А вот так, нет и всё. Точно сказать не могу, потому что не помню, но что-то внутри мне подсказывает, что нет.
- Ну конечно, зачем тебе одна постоянная, когда можно каждый раз с новой... - поняв меня по-своему, продолжил Ефим.
В ответ я лишь усмехнулся.
- Ты, знаешь ли, тоже не горбун из Нотр Дама. Не урод, не инвалид, с руками, с ногами, так что...
- Да кто ж с таким, как я, будет связываться? Отец алкаш, ни кола, ни двора, да ещё местные стебутся постоянно.
- Не переживай, всё ещё у тебя будет.
- Давай я тебя попарю, - перевёл он тему.
- Давай, - я лёг на живот; зашуршал веник, зашипела вода на камнях. - Можешь не бояться, бей посильнее. Люблю я это дело парное.
Поначалу Ефим очень осторожно парил меня, но потом набрал обороты и хлестал уже во всю мочь. Я же, в свою очередь, издавал всевозможные звуки удовольствия. Какое же это наслаждение - русская баня! Кто хоть раз парился, знает, как это приятно.
Наконец он выдохся.
- Фу, - выдохнул он, словно пробежался километр, - я уже устал.
- Давай тогда я тебя.
Он смерил меня взглядом.
- Да ты же меня зашибёшь.
- Не боись, не зашибу.
- Ты только аккуратно.
- Ложись давай.
Я взял веник. По бане разнеслись шлепки от веника
- Блин, никогда не думал, что париться - это так приятно.
- А то! - охаживая в очередной раз его веником, ответил я.
- Ты знаешь, можно прямо сильнее...
Его кожа стала уже как мрамор.
- Всё, достаточно, а то как бы хуже не сделать. Можешь переворачиваться.
Без моего внимания не осталось то, что Ефим очень медленно и с большим нежеланием перевернулся на спину. И мне стало понятно почему. Он был возбуждён. Его член слегка подрагивал в такт его пульсу, словно рыбак приманивает рыбу, подёргивая удочку. Ровный, гладкий, на конце под крайней плотью виднелось розовое пятно головки. Волос почти не было, так, едва заметный пушок.
Природа одарила его не только внешностью, но и членом. Немного меньше моего и тоньше, но это никак не умаляло его.
Его тело блестело от воды и пота, член стоял дубиной. Вся эта картина буквально накачивала меня диким желанием, которое обожгло огнём страсти все мои внутренности. Я, не скрывая своего желания, буквально поедал парня глазами.
Увидев мой оценивающий взгляд, он поспешил закрыться руками. "Можно подумать, это что-то решит", - мысленно произнёс я.
- Могу помочь разрядиться. И тут же воплем: "Бл*ть, ты чё несёшь? На*уя я это сказал?" - взорвался мой внутренний голос. Но было поздно.
Совершенно недоумевающий взгляд Ефима. Он не мог понять, то ли я шучу, то ли издеваюсь над его стояком и девственностью, то ли говорю серьёзно. Он молча смотрел на меня, не моргая, не зная, что нужно сделать или ответить. Мне было очень хорошо видно, что он очень этого хочет, но то ли не хочет признаваться в этом, то ли боится...
Я кладу веник на полку пониже и приближаюсь к полке.
- Ты позволишь?
Не сводя с меня взгляд, он медленно убирает руки, словно боится мне довериться или открыться, ожидая, что я сейчас рассмеюсь над ним.
Начало положено, пути назад уже не было. Да и какой назад, только вперёд! Что сказать, Ефим как парень меня не то чтобы привлекал, но мне почему-то захотелось сделать ему приятно.
У парня был ровный член, примерно 17 сантиметров в длину и примерно 3-4 сантиметра у основания. Головка ярко-розовая, как гриб на ножке, чуть больше члена. Не могу понять, что меня в нём привлекло? Он был скорее милым, чем красивым. Однако я не мог не отметить для себя, что мне нравилось его хрупкое тело, мне нравилось прикасаться к нему, и мне нравилось наблюдать, как его выражение лица с недоверчивого с нотками страха меняется на удовлетворённое. Как мышцы его лица расслабляются в благостном предвкушении развязки.
- Закрой глаза и расслабься.
Он откинул голову назад и закрыл глаза. Я намылил руку и принялся аккуратно дрочить парню член. Какое-то время Ефим безучастно молча лежал, боясь пошевелиться и, наверное, не веря в то, что с ним происходит. Однако пробуждённое желание и отсутствие должной разрядки столь длительное время оказали свой эффект. Долго так держаться он не мог, и парень начал раскрепощаться. Постепенно начал двигаться в такт моим движениям. Его ровное сначала дыхание сбилось и стало прерывистым. В какой-то момент он начал постанывать от удовольствия, и, чтобы хоть как-то заглушить свой стон, Ефим закусил губу.
Второй рукой я начал поглаживать головку его члена. Его ноги напряглись, ладони собрались в кулак, головка набухла и полностью раскрылась, а член стал ещё твёрже, он был уже готов взорваться, в страстном вопле выплёскивая капли экстаза в виде спермы. Но мне не хотелось всё так быстро заканчивать. Мне самому нравилась эта игра.
Я убрал свои руки с члена и начал плавно гладить его живот, поигрывая с торчащими сосками. Второй рукой я растирал его смазку по стволу члена, спускаясь к яичкам и мошонке. Добравшись до колечка ануса, слегка надавливал на него вращающимися движениями. Ноги Ефима задёргались, по телу побежали мурашки. По распаренной коже руки скользили очень плавно, не создавая никаких неприятных чувств. Ефим буквально извивался под моими руками. Какой же манящей и бархатистой была его кожа!
Моя рука плавно сползает с живота на его мошонку, поглаживая и слегка придавливая яички. Движение ладони верх по стволу до предела напряжённого члена - и парень буквально выгибается в дугу. Одной рукой собираю всё его хозяйство, а второй снова слегка поглаживаю головку члена. Ефим уже не может сдерживаться, и наружу вырывается стон страсти и вожделения.
- Пи*дец! - выдыхает он протяжно и со страстью. - Что же ты творишь со мной?
Я улыбаюсь. Наблюдая за тем, как на лице парнишки отражаются все мои движения, я ловлю себя на мысли о том, что хочу поцеловать его в чёткие, небольшие, но в то же время ярко выраженные губы, которые он то и дело закусывал.
Не прекращая гладить его, я наклонился и слегка прикоснулся к его губам. Меня словно окатили ледяной водой. Всё так знакомо и вместе с тем так таинственно. Мягкие, чуткие, немного выпуклые, с привкусом соли губы. Прямо как тогда, у... утром... Мой разум отчаянно пытался восстановить память. Но сейчас я полностью погрузился в те чувства, ощущения, которые испытывал.
От моего прикосновения Ефим вздрогнул и через какое-то время открыл глаза. Я отстранился. И снова чувство как от электрошока. Снова всполохи ощущений из прошлого, такие знакомые, такие яркие. Вся эта ситуация - его испуганный взгляд, его голое тело и глянцевая от пота кожа, по которой скользили мои руки.
Он буквально вжался в лавку. А я его уже хотел во всех непристойных формах и позах. И, видно, он это понимал по моему хищному, животному взгляду. Но я не мог причинить ему ещё больше боли. Ему и так досталось. "Кто же я буду, если поступлю так?" Конечно, при желании я мог бы с лёгкостью завладеть им, и он бы даже не пикнул. Но я не мог так поступить с тем, кто мне доверился и открылся. Я хотел, чтобы он сам этого пожелал.
- Если хочешь, я остановлюсь. Только скажи, и я сразу прекращу.
Повисла немая пауза. Его взгляд потеплел. Он отпустил лавку, которую сжимал до хруста в суставах, и обхватил меня за шею. "Как же заводит меня этот парнишка своей невинностью и в определённой степени смелостью".
- Делай всё, что захочешь. Я согласен.
В ответ я улыбнулся.
- Спасибо, малыш, - едва слышно произнёс я. - Но я не хочу делать тебе больно.
Он приподнялся к моему уху.
- Я тебе верю, - прошептал он мне и снова лёг.
Сколько же всего было в этих словах! В них была вся его жизнь, которую он расстелил передо мною ковром. Моё сердце сжалось от тех трепетных чувств, которые наполняют нас в момент, когда мы влюбляемся.
Я снова нежно поцеловал его, и он откликнулся, его кончик языка прошёлся по моим губам. Наше тяжёлое дыхание, звук потрескивающих дров в печи и тусклый свет от лампочки - всё это дополняло и усиливало игры нашей страсти. Пока я целовал его, моя рука плавно двигалась по его груди, по животу. Играя с его яичками, плавно переходила на член, совершая поступательные действия. Парень уже был готов, я чувствовал, как пульсирует его член в моей руке, как снова набухла головка члена, готовясь к финалу. Он резко выгнулся, издал сладострастный стон и начал буквально извергать струи спермы мне на руку. Я отстранился от его губ и с упоением смотрел на то, как мимика на его лице отражает каждую эмоцию, наполняющую его хрупкое тело. И это дарило мне просто неописуемый восторг!
Когда он отошёл от посторгазмического состояния, его веки медленно поднялись.
- Это было волшебно! - почти шёпотом произнёс он и повернул голову. - Ты не кончил... - потянувшись к моему члену, добавил он.
Понять, спрашивал он или утверждал, хотел он этого или интересовался, исходя из приличия, сейчас было невозможно. Потому я остановил его руку. Мне была противна любая мысль о том, что Ефим собирается довести меня до окончания лишь исходя из каких-то обязательств. Хотя это могли быть всего лишь мои мысли, ничего общего не имеющие с действительностью.
- Твоего хватило на двоих, - я нежно обхватил его запястье и, чтобы исключить неловкую ситуацию, провёл по руке до плеча. По его телу побежали мурашки. Ефим хихикнул и отдёрнул руку.
- Давай мыться.
безотрывно смотрел на то, как мылся Ефим, как намыливал голову и торс. Мне нравилось смотреть на то, как его руки скользят по коже, покрывая себя мыльной пеной. Как струйки воды, рисуя замысловатые узоры на спине, спускаются по полоске углубления меж ягодиц. Мне захотелось поучаствовать в этом процессе, и я, намылив руки, нежно опустил их на плечи Ефима. От моего прикосновения он вздрогнул всем телом.
- Ты чего? - удивился я, ведь после той близости, которая была между нами, такой реакции не должно было быть.
- Я не могу привыкнуть к такому отношению, - не оборачиваясь, ответил он.
Я продолжал мыть его спину, медленно её гладя.
- Я ведь соврал тебе, когда сказал, что согласен на всё, - начал он, тяжко вздыхая.
- Я знаю. Но мне непонятно почему? - спросил я с интонациями удивления в голосе.
Этот вопрос я задал больше для него, чем для себя. Я примерно знал почему.
- Потому что я видел, как ты этого хотел. Ну и ещё, если честно, я побоялся, что если откажусь, то ты ведь можешь силой заставить меня. Я даже подумал, что ты так и поступишь. А если даже и не поступишь, то после того, как я отказался бы, ты просто перестал бы со мной общаться, - последнее он проговорил очень тихо. - И одно от другого немногим отличается. А так хотя бы мы были бы вместе...
А дальше парня понесло. Он тараторил без умолку. Что друзей у него нет, что я единственный, кому он открылся. И боль от секса или от того, что наши отношения прекратились бы, откажись он от секса, была бы малоразличимой.
Я молчал, просто мыл парнишку. Оно и было понятно, столько боли накопилось, и сейчас кран открылся. Вся боль, годами копившаяся в нём, теперь просто полилась наружу. Я смыл пену с него и развернул к себе лицом. Мне пришлось присесть, чтобы оказаться на одном уровне с Ефимом.
Я знал, что он плачет. Мне только одно было непонятно, это от радости или от осознания своей никчёмности. Сейчас это было трудно понять, так как мокрое лицо маскировало слёзы. Я аккуратно взял его за подбородок и приподнял голову. Красные глаза подтвердили мою догадку. Я снова поцеловал его, чтобы прекратить этот поток и чтобы дело не дошло до истерики. Ну и, с другой стороны, показать, что всё, что я делал, это не просто игра с его чувствами.
Здесь я погрузился в мысленные размышления о том, что я на самом деле чувствую к Ефиму. Любил ли я его? Нельзя отрицать, что определённую долю симпатии к нему я испытывал. Но и обычными дружескими потрахушками недавнее действо тоже не назовёшь. И если бы он мне был мало интересен, вряд ли бы я потянулся к его губам... Чтобы не зарыться в самокопании, я отогнал эти мысли.
- Малыш, тебе нужно научиться говорить "нет", - отстранившись от его сладких губ, сказал я.
- Но мне хотелось сделать тебе приятно.
- Поверь, ты уже сделал, и даже больше, - попытался намекнуть я ему на то, как он за мной ухаживал, когда я не мог двигаться. - И никогда не делай такого во имя жертвы.
- Если ты о том, что я был твоей сиделкой, так это ерунда, мне было не трудно, тем более что ты мне понравился, - последние слова он произнёс очень тихо и опустив голову.
- Помоешь мне спину? - я протянул ему мыло.
Он взял мыло, и я развернулся к нему спиной.
- И это не ерунда, - добавил я. - На самом деле ты очень многое сделал для меня. И я рад, что это был ты. Цени себя и уважай свой труд.
Ефим смыл мыльную пену, и я поднялся на ноги.
- Знаешь, чего я боюсь ещё больше?
Мы вышли в предбанник и начали одеваться. Рваные лохмотья пришлось выбросить. Старик дал ему одежду на первое время.
- Чего? - на самом деле я знал ответ на этот вопрос, но необходимо было, чтобы он это произнёс.
- Я боюсь, что, когда к тебе вернётся память, ты уедешь, и я снова останусь один, - он тяжко вздохнул и натянул на себя одежду, которая на нём буквально висела. - Я боюсь, что ты меня бросишь.
Я развернулся к нему и взял за плечи.
- Фим, давай жить и наслаждаться тем, что есть сейчас, а то, что будет потом, оставим на потом?
- И то верно.
Мы пошли в дом. В окне в кухне горел свет.
- Помылись, гаврики?
- О, дед, а мы думали, что ты уже спишь.
- Бельё чистое на стуле. Увы, кровать одна, и комнат больше нет. А потому спать кому-то придётся на полу.
Ефим спохватился сказать, что ему сойдёт и на полу, но я остановил его, положив руку на плечо.
- Мы разберёмся.
- Ну вот и ладушки, - и он поковылял в свою спальню.
Я пропустил Ефима вперёд и закрыл дверь.
- Предлагаю спать на одной кровати, - сказал я и увидел удивлённый, непонимающий взгляд. - Или ты хочешь лечь на пол?
Он осмотрел меня, словно что-то оценивал и просчитывал.
- Ну, если ты так настаиваешь... - он скинул с себя одежду и нырнул под одеяло.
Кровать была двуспальная, потому даже при моих размерах мы свободно на ней расположились, отвернувшись каждый в свою сторону. Но через какое-то время Ефим развернулся в мою сторону. Он немного привстал и наклонился к моему уху.
- Можно я тебя обниму?
И снова, словно всполох из прошлого, всплывает какой-то образ, который что-то подобное у меня спрашивает. Из-за этого возникает пауза, и парнишка расценивает это как моё согласие. Он плотно придвигается своим телом ко мне и заключает меня в объятия. Я чувствую приятное тепло его тела. Он утыкается носом в мою шею и обдаёт горячим дыханием. Чувствую, как его член упирается мне в ягодицы.
Его прикосновение буквально наэлектризовало меня, в считанные секунды мой член уже стоял как каменный. Но я не подавал виду, что возбуждён. Однако Ефим словно чувствовал моё желание. Его рука скользнула по моему торсу, плавно спускаясь по животу.
- Ого, вот это агрегат! - выпалил он, когда его рука охватила мой кол.
Он начал его поглаживать, играть с яичками, перебирая их. "Сука, как же хочется сгрести этого паренька в охапку и драть жёстко, аж до боли в яйцах. Так, чтобы пот с его лица буквально слетал от моего входа в его упругую попку, чтобы звуки от шлепков разносились по всему дому..." - но я лежал смирно, и только член выдавал моё состояние и желание.
- Мне было очень приятно... - прошептал Ефим, - ну то, что мы сегодня в бане...
Я улыбнулся и лёг на спину, открывая ему доступ к своему телу.
- Так и было задумано.
- Я хочу сделать для тебя то же самое.
Я не ответил, да ему и не нужен был мой ответ, и так всё было понятно.
Он убрал простыню, которая накрывала меня, и его руки плавно двинулись по моему торсу, даря мне гамму приятных ощущений. Он сел на меня сверху. Его руки двигались очень плавно, обводя контуры моих мышц. Он наклонился и поцеловал меня в губы. Я уже не мог сдерживаться, да и не хотел. Ответив ему, я слегка прикусил его губу, и парень завёлся. Он перешёл на шею, сменяя грубые и нежные ласки. То прикусит, то пройдётся губами. Он спускался по шее к моим соскам. Меня буквально содрогало от этих ласк. Наши члены тёрлись друг о друга, наполняя каждого страстью и вожделением.
Ефим двинулся ещё дальше, то есть ниже. Его язык провалился в мой пупок. И снова новая волна удовольствия растеклась по всему телу. Его мягкая рука прошлась по моему члену. Через какое-то время я почувствовал, как его язык скользнул по моей головке члена.
- Бл*ть, - выдохнул я, - как же хорошо! - мои слова придали уверенности Ефиму.
Я открыл глаза, стал смотреть на то, как паренёк насаживается на мой член ртом, и волна умопомрачительного экстаза раскатилась по телу.
Это был его первый минет, он не мог заглотить мой член целиком, но очень старался. Иногда он задевал головку зубами, и я аккуратно поправлял его. Он быстро учился...
Плюхаюсь обратно на подушку. В яйцах приятный зуд, в голове непонятный гул. И тут меня накрывает. Я хватаю Ефима за его кучерявую шевелюру и буквально вгоняю свои 19 сантиметров члена ему в рот по самые яйца. Чувствую, как член проваливается в горло. Ефим начинает давиться, из глаз льются слёзы, но я только сильнее подхватываю его голову и безостановочно насаживаю его на свой член.
В течение минуты я с не присущей мне жёсткостью трахал парня в рот. По комнате разносились хлюпающие звуки вперемешку с тяжёлым сопением парня. Его слюни стекали по моим яйцам. А я с новой силой всё вгонял и вгонял свой член ему в рот. И он даже не сопротивлялся, хотя, может, и пытался, но я этого не чувствовал.
И вот я, заглушая свой крик, буквально извергаюсь парню в рот. Он пытается отстраниться, но я не позволяю ему, продолжая накачивать его ротик своей спермой. Не имея опыта, парень не справляется с её количеством, и она стекает по моему члену, размазываясь по его губам. В какой-то момент я слышу тяжёлое сопение паренька и понимаю, что до сих пор держу его голову. Аккуратно беру его за голову и поднимаю.
- Малыш, прости. Я был груб, - я кладу его на себя и заключаю в объятия. - На меня накатило. Обещаю, такого больше не... - он не даёт мне договорить, положив свой палец на мои губы.
- Тсс, - цедит он. - Не порть момент!..
Но всё же мне не давали покоя мысли о том, что я позволил себе небывалую грубость, воспользовавшись своим превосходством. Я постарался поскорее отогнать эти мысли и наслаждаться тем, как Ефим лежал на мне и тихо посапывал.