День. Я иду по лесу. Ухожу подальше от людей. Не хочу никого видеть. И каждый раз меня посещают мысли о том, для чего мне моя жизнь? Кому я здесь нужен? Оставаясь наедине со своими мыслями, я слишком часто думаю о том, чтобы уйти из жизни. Я постоянно один, друзей нет, родители слишком заняты собой, девушки... "Хм, - я немного призадумался, - да какая девушка будет общаться с таким, как я?". Я демонстративно осмотрел себя.
Я парень 24 лет, рост 180 белые, как снег, волосы в мелкие кудри, сине-зелёные глаза, от постоянного недоедания впалые щёки. Денег на парикмахерскую нет, потому волосы в ужасном состоянии. Они свисают спутавшимися локонами в беспорядочном виде из-за того, что мать их просто состригает, как умеет. Вот и хожу местным посмешищем. Одежда... Приходится донашивать за теми, кто отдаёт. Не жизнь, а сахар...
Вот и ухожу постоянно глубоко в лес, чтобы не ловить на себе эти лицемерные сочувствующие взгляды и быть самим собой. Там у меня есть одно место, о котором никто не знает. Идти до него часа три. Нашёл я его случайно, когда в порыве отчаяния шёл на высоту, чтобы сделать шаг в пустоту. И, блуждая по лесу в поисках такого места, я вышел к озеру, которое было окружено крутыми каменистыми берегами. В некоторых местах вода была прямо под отвесной стеной. На вершинах и кое-где на камнях была густая растительность. Сверху оно напоминало глаз, а растения были похоже на ресницы. Эта красота буквально заворожила меня. Она отвлекала меня от моих мыслей. И, сидя на краю отвесной скалы, я любил просто молча наблюдать за этой красотой. "Ведь не просто так я нашёл это место?" - подумал я, когда хотел прыгнуть вниз.
Со временем я обошёл всё озеро и, изучив каждый куст вдоль берега, убедился в том, что следов людей здесь нет. Вот и стал я ходить сюда, потому что здесь я мог расслабиться, ни о чем не думать и быть самим собой. Здесь я полностью раздевался и загорал. Иногда, предаваясь своим фантазиям, прибегал к самоудовлетворению. Вода в озере была просто ледяная, потому долго купаться не получалось. Так, если охладиться в особо знойный день. Особо красиво здесь было, когда день удавался тихим и на озере царил штиль. В такие дни оно проходило на большое зеркало, в котором отражалась вся местная фауна.
Вот и сейчас, сидя на своём излюбленном месте, я думал о том, для чего я живу? Терпеть всё это больше нет сил. "Господи, я устал, мне тяжело, - взмолился я. - Господи, если ты есть, если ты меня слышишь, помоги мне. Укажи путь". Я как-то слышал, что дед Макар говорил, что, если помолиться, Бог обязательно ответит. Вот я и решил помолиться первый раз в своей жизни. Комок горечи подступил к горлу; дышать становится тяжело. Чувствую, как слеза рисует свой узор на моей щеке. Нудящая тупая боль судорогой раскатилась по всему телу.
Усмешка разрезала моё лицо. Даже бог молчит - эхом раскатилось в моих мыслях. Я посмотрел вниз на зеркало воды, и казалось, вот оно решение, только сделай шаг - и всё прекратится, и никто даже искать не будет. Наступит тишина и покой. Я уже всё решил, не было ни сожаления, ни страха, лишь съедающая изнутри боль и печаль. Мои руки уже напряглись, чтобы сделать толчок, как где-то за спиной послышался хруст сухих веток. Быстро вытираю своё мокрое лицо, не хватало, чтобы меня ещё ревущим застали. "Ещё не хватало, чтобы кто-то нашёл моё укромное место, - раздосадованно подумал я, - Петроч с Васяночем, наверное, проследили за мной". Я был уверен в том, что это человек, потому что животные так не шумят. Они перемещаются едва слышно, а тут прямо как слон, шёл напролом. Но звук удалялся от меня, а не приближался.
С чувством незавершённости и привкусом горечи внутри от моего прерванного процесса прощания с этим светом я украдкой направился в сторону звука.
Сегодня стоял полный штиль, и каждый звук в лесу был хорошо слышен. Шум резко стих, потом послышалось дикое сопение и снова хруст сухих веток.
Было ли мне страшно? Самую малость. И нет, я не боялся смерти, я лишь боялся, что она будет долгой, если будет. А если это те, о ком я думаю, то они, как всегда, поиздеваются и уйдут. Однако, судя по звуку, это был один человек.
Крадучись, словно хищник за своей добычей, я шёл на звук. В какой-то момент он снова стих. Я был настолько близко, что слышал его тяжёлое дыхание. Вижу: неподалёку кто-то опёрся о дерево. Он был один. Он снова поднялся на ноги. "Охренеть, какой огромный, - отмечаю для себя, - просто титан". Широкая спина, рост почти два метра, в плечах примерно столько же. Однако силы покидают его, и он медленно сползает, опершись спиной о дерево. И сейчас я понимаю, что ему требуется помощь, он, как и я, загнанный зверь, один в лесу и, судя по всему, не местный. Такого исполина я бы в нашей деревне точно не смог бы не заметить. Я подхожу к нему с боку. Он смотрит словно сквозь меня, пытается что-то сказать, но лишь открывает рот. Я пытаюсь ему помочь, но поднять такого крупного человека у меня не получается. Он опирается о дерево, и общими усилиями он поднимается. Я веду его в сторону деревни.
Он крепко сжимает моё плечо. "Силища-то какая, прямо не человеческая", - отмечаю я. Он пытается развернуть меня в другую сторону. "Там лес. Деревня в той стороне", - указывая, пояснил я. Медленным шагом мы пошли. Двигались очень медленно, с передышками, и каждый раз мой незнакомец слабел. Пахло от него просто сногсшибательно. Какой-то дорогой парфюм. Основной запах уже выветрился, но из-за того, что пользовался он им часто, вся его одежда, а точнее, что от неё осталось, им пропахла. Иногда я в попытке удержать равновесие поддерживал моего спутника, упираясь ему в живот или грудь. "Не мышцы, а словно камни под кожей", - не мог не заметить я.
Вышли к деревне мы уже далеко за полночь. "Но куда его вести? Ко мне? Но чем я смогу помочь?" Я усадил его на скамейку и, судорожно разминая свою затекшую шею, пытался найти решение. "Дед Макар", - скользнуло в моих мыслях. Я снова подхватил его под руку.
Скрип калитки... стук в дверь. На пороге появляется старик. Сонным и суровым взглядом обводит меня и моего спутника. Без слов он впускает нас и усаживает на скамью возле двери.
- Ты где его нашёл? - старик принялся его осматривать.
- Там, в лесу, - я махнул в сторону.
Старик внимательно осмотрел, обнюхал его, что- то спросил, что-то показал, там пощупал, здесь подёргал...
- Его отравили. Чем не знаю. Но что бы это ни было, нужно это выводить - и срочно. Ты снимай с него эти ошмётки, а я подготовлю всё для того, чтобы вывести эту гадость из организма.
Я валился с ног. Тащить на себе такого крупного человека... меня буквально выключало. Но осознание того, что я кому-то нужен, придало мне сил. На ватных ногах я подошёл к кровати. Раздеть его для меня в таком уставшем состоянии оказалось не так просто. Облегчало задачу то, что одежда была испорчена, и я её просто разрезал.
Когда я снял футболку, точнее срезал, под тканью показались мощные мышцы. "Охренеть", - выдохнул вслух я, когда увидел чёткие, словно нарисованные, кубики пресса, мощная грудь - богатырь во плоти. То же самое было на ногах. Каждый мускул был словно очерчен.
Сейчас он лежал. Его накачанная грудь медленно вздымалась, от чего мышцы на груди немного напрягались и обретали ещё большую чёткость.
В комнату вошёл старик с тазиком и бутылкой какого-то пойла.
- На, - он протянул мне таз, - поставь его здесь. Я сейчас буду вливать ему это, - он указал на бутылку, - а ты поставишь тазик, когда из него попрёт. Только давай сначала уложим его по-другому, а то зальёт нам тут всё.
Вот старик влил в него эту жидкость, которая пахла просто премерзопакостно. И через какое-то время тело "великана" начало содрогаться.
- Таз, - только и успел крикнуть старик, как нашего пациента начало полоскать.
"Бл*ть, - выдохнул я и зажал рот и нос рукой, - вонища просто смертоубийственная". Старик посмотрел на меня и улыбнулся. Иди принеси тёплой воды. Там на печке греется чан, разбавь, чтобы локоть терпел.
Я поспешил убраться из этой комнаты, но это не помогало, вонь распространилась по всему дому и даже открытые окна не помогали. Я разбавил воду.
- Ефим, - позвал меня дед. - Вылей это.
Он подал мне таз. Я сделал глубокий вдох и задержал дыхание.
- Сполосни его и неси обратно, - крикнул он мне вдогонку.
"Это ещё не всё", - мысленно сетовал я, но вместе с тем бы рад, что сейчас мы с дедом спасаем человека. Мне ещё ни разу не доводилось участвовать в таком. И сейчас это придавало мне сил и уверенности.
Я вернулся с тазом, а старик крепил клизму.
- Давай подставляй это сюда и помоги мне положить его на бок, - кряхтя, мы едва смогли перевернуть его на бок и согнуть ноги в коленях.
Он надел перчатки и вставил клизму... Закончили все процедуры мы уже под утро. Сил идти домой уже не было, и я лёг на кровать, на которой лежал незнакомец. Меня моментально выключило, едва я коснулся подушки.
меня звук костыля старика. Потирая заспанное лицо, я вышел из комнаты. Старик накрывал на стол.
- А сколько времени уже?
- Около восьми вечера.
- Блин, меня ж батя выпорет, - спохватился я и засобирался домой.
- Погодь, - остановил он меня уже, когда я одной ногой был за порогом. - Ишь какой прыткий. А для кого я накрываю?
- Дед Макар, - протяжно произнёс я, выражая своё сожаление, что не могу остаться, - мне домой бежать нужно.
- Сядь за стол. Кому говорено? - я с кислой миной вернулся и сел. - Не боись, виделись с отцом твоим, - потеплевшим голосом пояснил старик. - Сказал ему, что помощь мне твоя нужна. Так что какое-то время поживёшь у меня. А теперь лопай, - он придвинул мне тарелку. - Сил тебе много понадобится. Тяжёлый он во всех смыслах. Если сегодня не помрёт, значит, будет жить. Ты где его нашёл-то?
- Возле ущелья.
- Ох ты ж, ближний свет. А сам-то чего в такую даль пошёл?
Я молчал, не мог найти слов, чтобы объяснить делу, а врать ему не хотелось.
- Плохо мне было, вот и пошёл... - дальше я оборвался на полуслове, да и старику и так было понятно.
Он как-то строго, но в то же время сопереживая посмотрел мне в глаза, словно в самую душу заглянул.
- Ты мне брось такие мысли. Живи и цени свою жизнь, потому как при руках и ногах и не прикован ни к креслу, ни к кровати.
- Так я не от хорошей же жизни... - мои глаза увлажнились, но я удержал слёзы.
- Послушай старика, Фимка, я в жизни многое повидал: и плохого, и хорошего. Сам немало пережил и скажу тебе так: каждому из нас даётся по силам. Хотя, не окажись ты там во время, пропал бы он там, - старик выдержал паузу и многозначительно посмотрел на меня. - Чем не божье проведенье?
Я улыбнулся. От слов дела Макара и от осознания того, что я спас чью-то жизнь, мне стало как-то светло и легче.
- Давай, доедай и пойдём повязки менять, да помыть его надо, а то смердеть уже начинает.
Старик сменил повязки на лице и удалился из комнаты.
- Ну, а тебе достаёт самая тяжёлая работа. Помыть его. Вода знаешь где, - дед остановился у порога. - А мне нужно сходить к Валентине, - с этими словами он вышел.
Времени у меня было много. Старик вернётся как минимум через четыре часа. Я убрал покрывало и без стеснения разглядывал тело моего пациента. Окна были плотно зашторены, потому никто не мог видеть, что происходит в комнате.
Поставив рядом с кроватью таз с водой, я намылил руки начал намыливать тело. Мои руки скользили по мощном торсу. Я медленно водил руками по каждой части, пальцами ощупывая каждую мышцу, и мне это нравилось. Гладкая кожа, на теле почти не было волос. Судя по всему, волосы в области паха и на члене регулярно брились.
Мои руки скользнули по животу. Я то и дело поглядывал на его член, и мои мысли рисовали разные картины. Поначалу я стеснялся своих мыслей. Однако через некоторое время у меня возникло желание потрогать его яички и член. Я аккуратно намыливал их. Оголив головку, я намылил и её.
Орудуя своими руками, я начал чувствовать, что меня просто охватывает неудержимое желание вобрать его обмякший член в рот. Судя по тому, какой у него был размер в неэрегированном состоянии, член был у него приличного размера.
Обтерев его спереди, я начал переворачивать его на живот. Это оказалось гораздо труднее, чем думалось. Тишина меня удручала, и каждое своё действие я озвучивал, словно пытался объяснить их.
Иногда, когда мои руки прикасались к его ягодицам, члену и яичкам, он как бы вздрагивал всем телом. Я думал, что это из-за моих прикосновений к его интимным местам, но старик сказал, что так иногда бывает.
И вот он лежит на животе. Ягодицы, словно мячи, на спине множество старых шрамов, к коим прибавятся новые. Но это не портит его образ. "Награждает же бог кого-то такими данными", - посетовал я про себя и порадовался за своего пациента. И я уже не просто гладил, а буквально мял их. Конечно, можно было бы воспользоваться его беспомощностью и поддаться своему вожделению, и никто бы даже не узнал об этом. Но я старался как можно скорее отогнать эти мысли. Хоть я и хотел, чтобы этот титан, нет, богатырь, стал мне больше, чем другом, но я понимал, что, когда он очнётся, всё закончится и я снова вернусь в свой мир одиночества. "Да, Ефим, ты снова станешь никому ненужным, - я по привычке озвучил эту мысль, - ты снова останешься один".
Я перевернул его на спину и накрыл покрывалом. Уставший, я присел на кровать, и меня потянуло на откровение. Всё равно он меня не слышит, и я мог ему рассказать всё, что у меня накопилось за столько лет.
Незаметно для себя я прилёг и уснул, как оказалось, уснул, положив свою голову ему на руку. Размеренный стук сердца и ровное дыхание оказали на меня снотворное воздействие, и я отключился.
Утром меня разбудил старик.
- Уморился, я смотрю, - он как-то странно улыбнулся.
- Да, тяжеленный он, - это единственное, что мне сейчас пришло в голову. - Пока мыл его, устал.
- Пошли завтракать. Потом покормишь его, - мы вышли из комнаты. - Ты нашёл что-нибудь в его карманах?
- Нет, - я налил себе чай. - Только деньги.
- Много?
- Точно не знаю сколько, я положил их в тумбочку, но, судя по пачке, немало.
Старик тяжело вздохнул.
- Если через неделю не очнётся, придётся в больницу его везти. Как раз к этому времени должна приехать Галина (районный врач).
От этих слов я аж подавился. Конечно, мне не хотелось чтобы его забирали. Конечно, я хотел? чтобы он остался здесь, ведь я уже не просто привык к нему... Мне просто хотелось быть с ним. Я был готов ухаживать за ним хоть всю жизнь.
Всю эту неделю, я продолжал ухаживать за моим пациентом, который стал мне больше, чем просто пациент. Я всё так же мыл его и обтирал специальными отварами. Старик говорил, что это от пролежней. Иногда выбиваясь из сил, я буквально засыпал возле него.
Мне нравилось гладить его, нравилось делать ему массаж. Я уже понимал, что начинаю влюбляться в этот образ богатыря. И, конечно, я постоянно с ним разговаривал.
Через неделю он не очнулся, и деду Макару ничего не оставалось, как позвать Галину. Она пришла со своим чемоданом всяких примочек и с важным видом, словно королева, прошествовала в комнату. Она была очень удивлена тому, насколько в комнате было чисто, как она выразилась, "почти стерильно".
- Макар Ефремович, - я впервые с жизни услышал его отчество, - Вы тут так надрывались, пациент-то нелёгкий, а в Вашем возрасте, это очень опасно.
- Нет, Галиночка, это не я, это всё Ефимка, молодец. Это он всё это время следил за ним.
Она оставила это без внимания, да я и не ожидал от неё никакой похвалы. Сейчас во мне боролись два противоречия, хотя я мало что решал, точнее, я ничего не решал. И с одной стороны, мне очень хотелось, чтобы он поправился, а с другой, я не хотел, чтобы он уезжал.
- Давление и пульс в норме, дыхание ровное, - она заглянула ему в рот, потом посмотрела а глаза. - Зрачки реагируют. Это хороший знак, - пояснила она. - Ну что, Макар Ефремович, я возьму его кровь на анализы и через неделю буду у Вас снова. А там решим, что делать.
Я как-то невзлюбил эту врачиху сразу. Потому что для меня не осталось незамеченным, как она смотрела на того, к кому я уже привык и, наверно, даже больше, чем просто привык. Хотя с другой стороны, она же пытается ему помочь, и я должен быть ей благодарен... А что если он очнется и... Нет, я не хотел об этом думать. Я не хотел думать о том, что, когда он очнется, моя жизнь войдёт в своё привычное русло. Я всячески отгонял эти мысли. Потому как где-то внутри я очень хотел дружить с этим человеком. Да какой там дружить, я хочу этого самца - признался я сам себе. И я нисколько не стеснялся своих мыслей и желаний. Я неоднократно представлял нас, занимающимся любовью. Нет, это был не дружеский трах по необходимости и даже не секс, это было занятие любовью, с присущей ей чувственность и нежностью. Однако, смотря на этого человека-мышцу, я с трудом мог это представить. И единственное, что огорчало меня во всем этом, как мне рассказать ему о своих чувствах. А что, если он отвергнет мою любовь? Или он вообще гомофоб, ему же достаточно будет просто поставить мне щелбан, и сотрясение мозга мне точно обеспечено. Но я всячески отгонял эти мысли, наполняя своё воображение лишь теми мыслями, которыми грезил. И сейчас мне так захотелось его обнять, уткнуться ему в шею и просто послушать стук его сердца. Я бы, наверное, так и сделал, но меня останавливали голоса за дверью, потому мне оставалось лишь созерцать и надеяться, что он ответит мне взаимностью.
Я присел на край кровати и уставился на его торс, плавно перешёл на его лицо. Хотя что там было видно - лишь губы да нос, а остальное было забинтовано.
К моему счастью, голоса за дверью удалились на улицу. Я смотрел на его контуры губ, и словно магнитом меня буквально потянуло к ним. Сначала я едва прикоснулся. Меня наполняло неким трепетом, от которого голова просто кружилась. Я поддался ещё немного вперёд и теперь уже полноценно целовал его.
Бл*ть, как это было приятно. Я никогда раньше не целовался, всегда думал, что это приятно, но и предположить не мог, что настолько.
Моё возбуждение достигло своего пика, и эта пика сейчас буквально разрывала мои шорты.
Я выглянул в окно. Старик пошёл провожать врачиху, значит, у меня есть около часа времени. На пол падают мои шорты с выцветшими узорами на плавках, которые мне к тому же уже малы. Я снова осторожно припадаю к его губам. Свободной рукой, я глажу свои яички и до предела напряжённый член. Такого возбуждения я ещё никогда не испытывал. Мои ноги начинают слабеть, и я сажусь в кресло. Моя рука начинает ходить вдоль члена, плотно обхватив ствол. Вспоминая чувства и ощущения от поцелуя, не проходит и пяти минут, как меня содрогает мышечный спазм, и я почувствовал, как по моей руке потекла сперма. Комнату наполняет звук экстаза моего оргазма. "Ох*еть", - удовлетворено выдыхаю я. Посидев какое-то время, я принялся убирать следы своего разврата.
"Мудак, урод, бл*ть. Как ты мог?" - начинаю поливать себя грязью за то, что воспользовался беспомощностью человека. Но сделанного не воротишь. И сейчас у меня возникло горькое послевкусие вперемешку с ненавистью к себе. Это буквально разрывало меня на части. Я поклялся себе, что больше так не поступлю...
пришёл, и я пошёл прогуляться вдоль реки. До вечера я был свободен.
Я сошёл с дороги, свернув на тропинку. Мои мысли были заняты моим безымянным пациентом, если можно было бы так выразиться. Я представлял, как он заключает меня в свои объятия, как целует по всему телу. Потом грубо разворачивается и резко входит в меня. Я кричу от боли и от кайфа одновременно. На этой мысли я начинаю чувствовать, что мой член начинает снова набухать. "Никогда не думал, что парни меня будут интересовать в таком ракурсе", - я усмехнулся своей мысли.
- Ефимка, - раздался голос позади меня, и мои мысли разлетелись, словно брызги.
Это был Петручо, так его звали все. "Сука, как ты не вовремя", - выругался я.
- Ну что ты, прелесть моя, не узнала меня?
Он произносил эти слова с кокетливой интонацией, как обычно обращаются к девушке. Он знал, что меня это очень злило, и делал это специально всякий раз, когда меня видел.
Каждый раз, когда мы встречались в моей памяти всплывал один и тот же момент - тот самый, когда лучший друг тебя предаёт. Когда ты дружишь с самого детства, делишь обиды и радость, а иногда и хлеб на двоих.
Я помню тот день как сегодня. Я пошёл за земляникой на нашу любимую поляну. Когда я пришёл туда, то увидел, как Петя с Васянычем и Федей вдвэшником в прошлом бухали. Федя - это вообще отдельная тема, про таких обычно говорят "ни кожи, ни рожи", да ещё и умом не блещет. Ну, думаю, фиг с ним, бухают и ладно, чего тут такого. Хотя родаки нас гоняли за это, да разве ж это нас останавливало. Но эту компанию я не любил. Федя постоянно ко мне цеплялся со своими приколами о моей внешности. Он звал меня блондинкой. Вот и сейчас он в очередной раз пытался самоутвердиться.
Своей массой он пошёл на меня и, схватив меня за волосы, совершал движения, как бы трахая меня в рот. При этом сопровождалось это словами: "Во щас трахну эту блондиночку".
- Да отстань ты от него, - вмешался Петя.
- Ты что, хочешь присоединиться, - не прекращая своих действий, спросил он.
Я в этот момент попытался вырваться, и тут его рука разжимается, от инерции я заваливаюсь на ногу и, подвернув лодыжку, падаю. Петя пытается мне помочь, но Федя его останавливает, схватив за плечо. Он разворачивает его к себе и говорит:
- Ты либо с нами, либо с ней.
С этими словами отпускает его и уходит. Петя, не раздумывая, повернулся ко мне спиной и пошёл вслед за ними.
Боль в ноге была ничтожной по сравнению с тем, что сейчас творилось в моей душе. Я хотел плакать, но не мог, слёзы словно застыли. Я даже закричать не смог, чтобы выплеснуть всю боль. Воздух вокруг словно наполнился водой, в которой я тонул от его нехватки...
Этот день я запомнил навсегда. С тех пор наша дружба закончилась. Поначалу он избегал встречи со мной, а потом начал, как и все, оскорблять: то пихнет, то толкнет, то ещё что- нибудь... Оно вроде не больно, но очень обидно, прямо до слёз. Нет, при них я никогда не показывал своих слёз. Я лишь когда оставался один, давал волю своим эмоциям. А потом как- то привык не обращать на него внимания. Но я заметил, что, чем больше я его игнорировал, тем напористей он становился...
Вот и сейчас он стоял с ехидной улыбкой на лице. Я осмотрелся. Он был один.
- Чего надо?
- В ротик не возьмёшь? - он положил руку на член и через шорты как бы протянул в мою сторону.
"Ну ты бл*ть и уе*ок", - в мыслях ответил я.
- Значит, хочешь в ротик дать? - осматриваюсь и вижу отломанную ветром ветку.
Поднимаю её и подхожу к нему.
- Ну и что ты мне сделаешь?
Его надменный взгляд; словно он уже заранее знает, что я не смогу завершить начатое. Я делаю замах, смотрю ему в глаза и опускаю ветку. "Нет, каким бы он не был, я не могу..." Однако, наша в прошлом дружба ни о чем ему не говорит и я чувствую, как его кулак находит пристанище на моей челюсти. Палка выпадает. Я пытаюсь ответить, да куда там. Драться-то я не умею... Остановила его лишь моя кровь из носа после нескольких ударов.
Была ли на него обида? Нет. От этого чувства я уже давно освободился. Хотя где-то внутри моей памяти хранился образ этого человека как лучшего друга. Сейчас я был лишь раздосадован тем, что не огрел его той веткой. Я лишь молча развернулся и пошёл к реке смывать кровь. Он что-то крикнул мне в спину, но я уже не слышал его.
Все эти и подобные этому события, дома, и на улице толкнули тогда меня на шаг в пропасть. Но сейчас в такие моменты я "согревался" мыслью о незнакомце. Чувство нужности, только оно и держало меня на этом свете.
Омыв свои раны, я направился по течению вниз, углубляясь дальше в лес. Звук воды служил хорошим успокоительным средством.
К вечеру я вернулся к деду Макару. Он был занят, потому не видел моих побоев. Я быстро поужинал тем, что он оставил для меня на столе, и пошёл делать вечерние процедуры моему пациенту. Как всегда, после тягания этого тяжёлого тела, уставший, я плюхнулся в кресло, где меня и выключило.
Утром я проснулся от того, что всё моё тело ныло. Я открыл глаза и увидел, что мой незнакомец пытается пошевелиться. В попытке снять повязку с глаз, его рука соскользнула. Мгновенно забыв о боли, я выбежал, чтобы сообщить это деду. Он только проснулся и занимался самоваром.
Моей радости не было предела, горечь от вчерашней встречи моментально улетучилась. Старик отчитал меня за то, что поднял такой гомон, но я не слышал его слов.
Старик рассказывает нашему пациенту, что, да как, чтобы тот успокоился. А у меня сердце прямо из груди выскакивает. Волнение и страх вперемешку со всеми остальными эмоциями и ощущениями... Проще говоря, меня просто колбасит. А тут дед ещё и объявляет, что я его сейчас буду кормить.
Дрожащими руками я беру пиалу и с дрожью в сердце я подношу ложку к его губам. Слегка касаюсь его губ, чтобы он понял, чего от него хотят. Его губы слегка вздрагивают от прикосновения и сжимаются плотнее. "Оно и понятно, никто не любит чувствовать себя беспомощным, а особенно такие, как он". Но старик заставил его подчиниться, да и голод, наверное, его сморил.
В этот момент меня переполняют чувства нежности, которые я пытаюсь проявить в форме заботы. Моё сердце продолжает колотиться с бешеной скоростью, и мой незнакомец, кажется, это замечает.
Старик делает последние наставления и уходит. В какой-то момент я вижу, как часть его лица исказилась в попытке отразить что-то неприятное. Меня охватывает страх, что я сделал что-то не так или, того хуже, причинил боль. Спрашиваю его и мысленно себя ругаю, потому что понимаю, что он никак мне не сообщит о том, что его беспокоит. Однако на мой вопрос он едва покачал головой отрицательно. Молчание начинает меня удручать, и я начинаю комментировать любое своё действие.
Я слышу неприятный запах, который исходит от моего немытого тела. И с ужасом для себя понимаю, что это от него так скривило моего пациента. Мысленно себя корю за то, что первая встреча - и такая неудачная. "Это ж надо было так обосраться", - мысленно ругаю себя за такой промах. От стыда я покраснел. Я говорю ему, что вечером приду его мыть, привязываюсь его палец к железной кружке на тот случай, если ему нужно будет что-то, и в спешке покидаю комнату.
Как и было обещано мной, я пришёл вечером. К этому времени я помылся. Намывался так, как последний раз. Не хотелось повторять утреннюю ошибку.
- Я сейчас буду тебя мыть, - озвучиваю свои действия.
А у самого сердце просто выскакивает. Одно дело, мыть его, когда он в отключке, и совершенно другое, когда он почти смотрит на тебя, когда ты так близко находишься от объекта своего обожания. Тяжело сдерживать свои эмоции, когда ты чувствуешь его дыхание, когда слышишь его стук сердца. Это просто непередаваемые ощущения. Помыв его спереди, я перевернул его на живот, потому что я не решился помыть его ниже пояса. Закончив мыть со спины, я перевернул его обратно и просто офигел. У него стояк. "Бл*ть, какой же у него член", - мысленно вскрикиваю я от переполняющих меня чувств. Меня буквально распирало желание припасть к нему и сосать до окончания. Я не знаю, что остановило меня в тот момент, но я этого не сделал. Я набрался сил и всё же аккуратно помыл его ниже пояса.
При виде такого стоянка мой член в считанные секунды налился кровью, желая разрядки, что собственно, я и сделал, когда пошёл мыться.
Завтра снимают повязки, "завтра мы друг друга увидим и завтра я ему всё объясню и расскажу, а там пусть хоть убивает". Я шёл домой и, пребывая в своих грёзах, не заметил, как Петручо с Васянычем подкрались сзади. Кто-то из них попытался сбить меня с ног, но я смог устоять. В этот момент меня охватила такая злость, что я наотмашь нанёс удар. Васяныч успел увернуться.
- Ты чё, с*ка, о себе возомнил? - взревел он и двинулся на меня.
Сжимаю руки в кулаки и, как могу, наношу удар куда придётся. Конечно, я никуда не попал, потому что наносил удар закрытыми глазами. Зато почувствовал удары на себе. Я упал и закрыл лицо руками. Били недолго, но сильно. Я едва доковылял до дома. А тут ещё и отец на мать полез с кулаками, я попытался заступиться, и мне вылетело... На утро я едва смог открыть глаза. Всё тело ломило, с лицом творилось что-то непонятное. Непонятно, какими усилиями я добрёл до куска стекла, что служил нам зеркалом. "Пи*дец", - выругался я вслух. На лице были видны поступающие синяки. Я повернулся спиной к зеркалу. На спине картина была ещё печальнее. "Сука, - взревел я от досады, - как же мне теперь показаться ему на глаза в таком виде?" Я ненавидел в этот момент всех и всё. Хотелось всех поубивать нахер. Я злобно хлопнул дверью и отправился в лес. Я буквально ревел. Слёзы катились градом. Это была обида обид. Ведь я так хотел с ним познакомиться. Но в таком виде он точно не захочет меня даже видеть, не то чтобы разговаривать. А сейчас он поправится и уедет, и я больше никогда его не увижу. Как я ненавидел сейчас Петручо с Васянычем. Я мысленно убивал каждого десятками разных способов и клялся себе, что когда-нибудь я обязательно верну им все обиды, причинённые мне...
своих терзаниях я пребывал около недели, дни которой для меня были невыносимой пыткой. Грела лишь одна мысль, что он ещё не уехал. По деревне пошли слухи, что старик какого-то незнакомца выхаживает и тот у него ещё долго будет.
Что происходило со мной в течение этой недели, передать невозможно. Я почти не спал, потерял аппетит. Хотя чего там есть-то, картошка, да овощи, которые на огороде не успели загнуться от сорняков. Ел я нормально только у старика, да и то с непривычки мой желудок и кишки... В общем, как всегда, жопа полная.
В итоге, набравшись смелости, я решил явиться как бы в гости к старику, ну, типа, проведать больного. Надел самые нормальные шорты с футболкой, которая уже потеряла не только цвет, но форму, и почти бегом направился к старику.
- Опачки, - слышу я голос Всяныча. - Стоять, бл*ть, - заорал он во всю глотку.
Из переулка вышел Пётр, видно, отливал.
"Ну нет, не сегодня", - я, не раздумывая, бросился в лес. Они, разумеется, погнались за мной.
Я не боялся побоев, я лишь боялся, что, если они меня догонят, то до старика я точно не дойду.
Через минут двадцать они отстали. И я спокойно направился к старику. Вот я стою у края леса, где проходит дорога, через которую стоит дом старика. Я долго стою и наблюдаю, как кто-то работает у деда во дворе. Широкие плечи, мощный торс блестит от пота на солнце. Кувалда то и дело взмывающая вверх. "Как он прекрасен", - наблюдая, думал я. Вот его спина скрылась за порослью. Я уже почти сделал шаг, чтобы выйти из леса, как слышу знакомые голоса, только к ним уже присоединился Федя. "Наверно, на реку идут", - подумал я и немного углубился в лес, чтобы они не смогли меня заметить.
Замечаю, как они останавливаются у забора. Слышу их диалог. От любопытства немного подхожу к краю леса. Думаю, ну, сейчас он замесит их в фарш, и тут я для большей эпичности выйду из леса и сразу к нему - моему титану.
Наблюдаю картину. Он медленно встаёт и разворачивается к ним лицом, кладёт кувалду на своё плечо. "Ох*еть", - выдыхаю я, забывая о том, что хотел насладиться другим зрелищем. "Я эту кувалду обеими руками еле поднимаю, а он одной спокойно. Бл*ть, офигеть он сильный". А дальше я чуть не выдал себя диким смехом, который я едва сдержал, наблюдая за тем, как Васяныч падает на свою жопу и в спешке ретируется. Компашка в спешке убирается. А я стою в тени леса и наблюдаю за тем, как он работает. Как мышцы танцуют на его теле, как блестит на солнце его вспотевшее тело. И тут меня охватила непомерная паника. Ведь такой, как он, никогда не захочет даже находиться рядом со мной, а не то чтобы там уже что-то говорить. От досады слёзы с новой силой потекли по моему лицу. Снова этот горький привкус досады. Я стою, всё так же наблюдая за ним. Он заканчивает работу с ремонтом забора и собирается пойти в дом, как тут появляется старик. Что-то ему говорит, машет куда-то рукой. Он надевает маску и выходит на дорогу. Ждёт старика.
Тут позади меня раздался какой-то шорох, не то чтобы сильный, но такой резкий, что я от неожиданности дёрнулся вперёд, запнулся об корягу и буквально вывалился на край дороги. Поднимаю взгляд и смотрю, как он смотрит на меня и не сводит взгляд. "Сука бл*ть, - ору в мыслях, - да сколько ж можно так позориться-то а?" Он что-то у меня спрашивает, его голос такой приятный на слух, такой низкий и бархатистый. Говорит медленно, почти на распев. Я готов слушать его вечно. Не спуская с него глаз, я отряхиваю то, что раньше было одеждой. От беготни по лесу моя ветхая одежда превратилась буквально в лохмотья. Снова это чувство собственной ничтожности и безысходности смешивается с чувством стыда и желания провалиться сквозь землю. Тут выходит старик и называет меня по имени. "Всё, это конец, ведь он слышал тогда моё имя и теперь увидел, какой я урод". Чувствую, как боль от обиды начинает меня буквально душить и, чтобы не разреветься перед ним, обосравшись окончательно, я решаю бежать. Бежать в своё убежище, туда, где только я.
Бегу по лесу, стараюсь путать следы, потому что перед тем как свалить оттуда, заметил, как он рванулся за мной. Я не бегу, я низко лечу. А слезы предательски просто льются сами по себе. Сердце колотится так, что отдаётся в ушах. "Бл*ть, ну почему так всё ху*во, сука? - в мыслях сетую я. - Почему, бл*ть в жизни дался один шанс, и тот так обосрался? Словно проклятие какое-то. Всё, прибежал. Теперь можно и отдохнуть". Я сажусь на свой любимый обрыв, смотрю с высоты и "разбиваю" свою боль о водяную гладь. Слышу, позади меня шорох. "Как он нашёл меня? Зачем искал? Дед приказал или сам решил?" - меня одолевало великое множество вопросов, но я спрятался в свою "раковину" и даже не обернулся.
Он медленно подходит сбоку, наверное, не хочет напугать. Садится настолько близко, что я чувствую, как от него исходит тепло его разгоряченного от погони тела. Он сидит и просто молчит, ничего не говорит. Его грудь вздымается, и краем глаза я могу видеть его грудь. У меня буквально потекла слюна. "Как же мне приятно просто посидеть с ним и помолчать. Я не знаю, о чем он сейчас думает, да мне это и не нужно... Я просто рад тому, что мы просто сидим".
Он начинает диалог. Молчание, и правда, весьма затянулось, но начать первым у меня не хватило смелости. Теперь я могу даже посмотреть ему в глаза. Посмотреть, как он отреагирует? Вижу на его лице маску. "Зачем? Зачем он скрывает своё лицо от меня? Я готов любить его таким. Даже если бы он был без руки или ноги".
Повинуясь какому-то неведомому импульсу, я тянусь к его лицу, чтобы снять маску. "Что бы он под ней не скрывал, для меня это не имеет значения." Руки тяну, а в поджилках такая тряска; десять баллов по Рихтеру, разве что только не подкидывает. Он смотрит мне прямо в глаза. "Господи, какой взгляд. Столько нежности, столько сочувствия." Удивляюсь противоречию внешнего и внутреннего отображения. Однако, по мере того, как мои руки приближаются к маске, его взгляд меняется. Он останавливает мои руки, взяв мои за запястье. "Пи*дец. Перелом в пяти местах обеспечен." Но нет. Поражаюсь в очередной раз, как аккуратно он берет мои руки. От этого по телу пробегают мурашки. "Ко мне так никто не прикасался", - отмечаю в мыслях. И мне так приятно от того чувства, которое раскатилось по всему телу. И всё же он доверяется мне. Открывается. И не скрываю, меня это очень тронуло. Он отпускает меня, и его взгляд снова изменяется.
Аккуратно снимаю маску. Смотрю на его лицо. Внутри всё просто содрогается, но не от отвращения, а от того, что сделавший такое безнаказанно ходит по этой планете. "Убил бы того, кто это сделал с тобой", - мысленно произношу я. Пытаюсь его подбодрить. Он хочет улыбнуться, но от смешения гримасы и улыбки возникает такая смехотворная мордаха, что я неудержимо смеюсь. Впервые за столько лет, я смеюсь широко и открыто.
Дальше мы о чём-то говорим. Говорим без всякого стеснения, и я понимаю, что ОН - мой воздух, без которого я не смогу жить. У каждого из нас за спиной своя история, которая привела нас сюда. И сейчас мы с "обнаженными" душами друг перед другом, и любое неосторожное "прикосновение" может ранить насмерть. Но как бы тяжко не было в моей жизни раньше, сейчас мне с ним так легко, так просто. Я хочу его обнять, хочу прижаться к нему настолько сильно, чтобы раствориться в нём. Приятная тяжесть в теле растекается по всему телу.
Он предлагает вернуться. Я отвечаю. Отвечаю грубо и дерзко. "Зачем я так ответил? Ведь я так не думал, я не хотел так говорить. Бл*ть, я снова всё испортил. Сука, какой же ты дебил..." Ненавижу себя за это. Нахожу в себе силы. Извиняюсь. Поражаюсь его терпению и выдержке. Другой бы уже давно послал, тем более, если учесть, кто я и кто он. Но в его голосе ни намека на обиду. Подаёт мне руку. Как это трогательно. Конечно, я могу и сам подняться на ноги. Могу. Могу и отказаться от его помощи, что я - старик какой-то. Но понимаю, что это больше, чем просто помощь.
А дальше мы идём к старику. Мы о чем-то разговариваем, и мне с ним легко. Но мысли гложут... "Ведь память к нему вернётся и тогда всё изменится." Я поймал себя на том, что желаю продлить этот момент - его амнезии. "Да, жестоко, да, эгоистично, но...".
После позднего ужина идём в баню, и тут я с ужасом понимаю о своих синяках на теле, которые ещё не успели сойти. "Как же я разденусь перед ним? Это капец..." Пытаюсь схитрить, выражая некое стеснение, но его командный тон буквально гипнотизирует меня. Такой жёсткий и требовательный и не приемлющий иного мнения. В силу своей бунтарской натуры мне бы сейчас дерзко ответить, но я не могу. Его интонации, которые раньше мне не доводилось слышать, буквально парализовывают мою волю. Я подчиняюсь. Снимаю свои ошметки. "Стыдобища-то какая". Забиваюсь в угол. Когда он видит меня, его голос, как и взгляд кардинально меняются. Спрашивает о синяках. Скажу только про отца. Не хочу показаться слабаком. Не хватало ещё жаловаться. И чтобы уйти от этого разговора, предлагаю его попарить.
В очередной раз имею возможность лицезреть его божественное тело. Едва сдерживаю себя от того, чтобы прикоснуться к нему. Ему приятно, и меня это очень радует. Потом мы меняемся. Он предлагает побыть моим банщиком. Я ложусь на полку, и приятные чувства накрывают меня. "Бл*ть, меня накрывает, - с ужасом понимаю я, - у меня стояк. Лишь бы не сказал переворачиваться". Но... и я, заливаясь краской, являю его взору следствие своего возбужденного состояния. Он смотрит на меня, не отводя взгляд. Руки инстинктивно закрывают член, хотя толку от этого ноль. Он предлагает мне помочь снять напряжение. И тут мой мозг просто заклинило. Мысли просто рассыпались, все слова мгновенно забылись. Не могу ничего ответить, язык онемел. Я даже пошевелиться не могу. "А вдруг это очередной стёб? Я соглашусь, а он потом всем расскажет, рассмеется..." Я смотрю на него. Ни намека на шутку. Повинуясь какому-то непонятному чувству и желанию, я убираю руки. Он, словно каменная глыба, надвигается на меня. Чувствую его прикосновения. Как же это прекрасно. Такие могучие и такие нежные руки. Снова удивляюсь этому парадоксу. Как он плавно движется, перебирает пальцами, словно музыкант на инструменте - знает и чувствует каждую отыгранную ноту. Я лежу. Меня буквально переполняют чувства от самой ситуации, от того, как он это делает и что именно он делает это.
рука обхватывает мой член. Пара движений - и я тону в буре ощущений. Терпеть больше нет сил, и моё тело повинуется чувствам. Я изнемогаю от вожделения. Хочу кричать. Двигаюсь в такт его рукам. Вот он пик... Но он не спешит. Убирает руку. Эта пытка... мне буквально сносит башню. И тут словно электрошоком долбануло. Его губы касаются моих. В этот миг я пережил сотни микрооргазмов. Такой нежный, едва чувственный. Меня никто никогда так не целовал. Я лишь мечтать мог о таком. Непонятный страх мгновенно наполнил моё тело. Я открыл глаза. Вцепился в полок, как в самое дорогое.
Смотрю на него и его взгляд, такой хищный, такой животный. Признаюсь, такого страха я никогда не испытывал. Он смотрит на меня, и я понимаю, что он сейчас может сделать всё, что ему захочется, и я даже ничего не смогу сделать. "А почему, собственно, я этому противлюсь? Ведь я этого хотел сам."
Он спрашивает у меня разрешения. "Бл*ть, да я бы на твоём месте безо всяких вопросов отодрал и всё." Но он, при всей его силе, спрашивает, не буду ли я против? Это мне, несомненно, льстит. Конечно, я хочу, но я боюсь, правда, не знаю, чего. Набираюсь смелости. Обнимаю его. Я понимаю, что если я сейчас откажусь, это будет конец во всех смыслах и отношениях. Я соглашаюсь на всё. "Бл*ть, идиот. Ты видел его болт? Насквозь проткнёт или жопу порвёт на немецкий крест". Но я почему-то думаю и верю, что он будет аккуратен и нежен. Я вижу, что он хочет, это читается по его взгляду. Но он отказывается. "Офигеть, его забота, его отношение ко мне. Ко мне так никто не относился. Для меня это было дико... ооо бл***ть." Я проваливаюсь в бездну чувств. Его рука снова на моём члене. Он вновь касается моих губ, и я тону в пучине чувств и ощущений. Они приливом, бризом, штормом разносятся по мне. Я пытаюсь сдержать свой стон, но получается плохо. Меня буквально выгибает. Мой стон сладкой страсти вылетает одновременно со спермой. Несколько раз я выстреливаю вязкой жидкостью. Просто нет слов. Я на седьмом небе от счастья. О большем я и мечтать не мог.
Я моюсь, стою спиной к нему. Признаюсь, что был не честен, когда выражал свою готовность на всё. "Сейчас, думаю, его терпению придёт конец. Ведь он отказался от секса. Хотя очень хочет". Но нет. Он прикасается так нежно. Я вздрагиваю. Снова меня удивляет его выдержка. Просто стальные нервы. Ни намёка на раздражение. Он удивляется моей реакции. А что я могу сказать, если всю мою жизнь я подвергался третированию, унижению и побоям. И для меня любое прикосновение как ожог. Я не привык к такой нежности, и это для меня было диким.
Даже сейчас после всего, что между нами произошло, я чувствовал себя очень гадко. Во- первых, потому что соврал, во-вторых, потому как из-за этого он не захотел близости со мной.
Он мне говорит, что нужно научиться уважать себя. Но как? "Почему он со мной возится? У меня бы уже давно терпение закончилось." Его непробиваемость и почти идеальность меня просто убивали. От этого я чувствовал себя абсолютным ничтожеством, и меня это сильно раздражало. Но вместе с тем я понимал, что люблю его настолько, что это граничит с безрассудством.
Дед говорит, что кому-то из нас придётся спать на полу. "Вот он - мой шанс. Сейчас я покажу, что тоже могу делать правильные поступки." Делаю шаг вперёд, уже набираю в лёгкие воздух, но тут чувствую тяжёлую руку на своём плече. Он несильно сжимает моё плечо. Говорит, что мы с этим разберёмся. "Снова опередил меня". Тут во мне вспыхивает мой внутренний бунтарь. Смотрю на него и понимаю, что весь мой бунт подавлен ещё до его начала. Причём сдаю я по всем позициям и безоговорочно.
После позднего ужина Иван - так назвал его старик - предлагает спать на одной кровати. И снова он вгоняет меня в ступор, потому как говорит это так спокойно, безо всякого стеснения и в тоже время с такой интонацией, что понимаешь: других вариантов нет. Но вместе с тем мне нравится эта идея. Он буквально считывает все мои желания ещё до того, как я их осознаю. "И как у него только это получается?"
Ложимся вместе в кровать. Меня буквально трясёт от вновь нахлынувшего желания. Мысли, желания, эмоции. Вся эта мешанина... Мы отвернулись каждый в свою сторону. "Но нет, я так не могу. Я так не хочу. Точнее, я очень хочу ещё". Меня охватывает неудержимое желание его обнять. Я хочу почувствовать его тепло. Я хочу, чтобы он обнял меня настолько сильно, чтобы я смог почувствовать рельеф его мышц. Чтобы от его объятий мне стало тяжело дышать.
Разворачиваюсь лицом к нему. Спрашиваю разрешения обнять его. Он молчит. "Почему?" Во мне возникает сомнение. "Не хочет? Может я что-то не так понял? Но если бы не хотел, тогда в бане не предложил... Да пофиг. Обниму, а там будь что будет".
Придвигаюсь почти вплотную и обнимаю его. Моя рука не достаёт даже до его соска. Он поворачивается и ложится на спину. Мне хочется сделать ему приятно. Я знаю, что и он этого хочет, просто не говорит об этом. Мои мысли снова погружают меня во мрак моих страхов и сомнений. И всё же он даёт мне понять, что я могу действовать.
Я понятия не имею, как и что. Решил повторять его действия, ну, и немного импровизации. Начинаю гладить его грудь. Торчащие соски. Он возбужден. "Но почему не подаёт виду? Да и ладно, главное, что ему приятно". Спускаюсь ниже, его член, он не просто стоит, а разрывается от напряжения. Я понимаю, что всё делаю правильно, что он хочет этого. За моими руками следует язык и губы, которыми я ласкаю его соски. Мурашки мелкими пупырышками разбегаются по нему и вызывают мелкую дрожь. Это выдаёт его, и я имею возможность наблюдать, наслаждаясь зрелищем под названием "взятие крепости". Его дыхание его выдаёт. Он уже не может сдерживаться. Рисую узор языком, спускаясь от сосков к углублению пупка. Чувствую, как пульсирует его член. Прохожусь языком по его немаленькому члену. Ровный, с рельефом из выделяющихся вен. Делая свой первый минет, задеваю зубами, он меня поправляет, и вот, когда все преграды на пути к экстазу устранены, он откидывается обратно на подушку. Сдавленный стон, чтобы старик не слышал. Я понимаю, что мне удалось доставить ему удовольствие. От этого я тоже почти мгновенно возбуждаюсь. Он смотрит на меня. Его солоноватая смазка медленно стекает по моему подбородку.
Никогда бы не подумал, что буду делать такое, да ещё с таким удовольствием. Его член набух до предела, я едва могу вместить его. Чувствую, как он обхватывает мою голову, с силой загоняет член по самые яйца. Резкая боль в горле, слёзы из глаз, рвотные позывы... Пытаюсь остановить, да куда там. Он просто начинает неистово трахать меня в рот, насаживая по самые гланды. Мой лоб плюхает о его лобок, разбрызгивая мои слюни и пот. Горло привыкло, и вместо боли и слёз пришло осознание, что я дарю ему наслаждение. От этого мой член мгновенно принял стойку "смирно". Плюхающиеся звуки, стон моего титана, запах его тела, да и сам процесс - меня это завело. Спускаю руку к своему члену. Передергиваю лишь несколько раз, и волна оргазма раскатилась приятным чувством в моём члене.
Не успел я отойти от своего оргазма, как почувствовал, что мой рот заполняется вязкой горьковатой субстанцией. Мой титан несколько раз вздрагивает, вогнав член до основания, и изливается мне прямо в горло. Я бы даже сказал извергается. Я не успеваю глотать такое количество спермы, и она стекает по моим губам. "Ах, этот пряный запах сока моего самца". Я готов делать это ему столько раз, сколько он захочет. И пусть сейчас моё горло как в момент ангины, но для моего любимого я готов всё стерпеть.
Мне начинает не хватать воздуха, ведь он ещё держит меня, и его член дёргается, выплескивая последние капли. Его хватка в какой-то момент слабеет. Он снимает мой рот со своего члена, укладывает меня на себя. Это так трогательно. Извиняется за грубость. Я не хочу извинений, не за что извиняться. Я рад, нет, я бесконечно счастлив. Сейчас не нужны слова, просто полежать и насладиться послевкусием. Мой разум в абсолютной прострации, я не хочу слов... Я кладу палец на его губы и говорю, чтобы прекратил портить момент.