"Проклятая любовь всему виной. Кто ей поддастся, тот утратит разом Свою свободу, мужество и разум.
Лопе де Вега. "Собака на сене"
"В современном обществе под половым актом понимается контакт двух особей с целью получения полового удовлетворения (наслаждения), при котором половой член вводится не обязательно во влагалище".
Из материалов Википедии
Коммуналка. Фу. От одного только слова тошнит. До каких же пор будет существовать эта уродливая разновидность недвижимости, где вообще-то сделано всё, чтобы максимально ущемить права человека и до самого плинтуса унизить его достоинство. Бытует мнение, что тот, кто достаточно долго в ней пожил и со временем не спился, скорее всего, приобретает серьёзные нарушения психики и существенно сокращает себе жизнь. Повсеместно считается, что курить и злоупотреблять алкоголем вредно, но почему-то умалчивается о том, что проживать в коммуналке отнюдь не полезно. Ведь нервные клетки не восстанавливаются. И если бы мне вдруг предложили на выбор из двух зол меньшее, то я без колебания бы выбрал никотин и алкоголь. Потому как прожить недолго, но комфортно, на мой взгляд, будет во сто крат лучше, чем такое же количество лет барахтаться в этой зловонной клоаке. Качество жизни! Вот что важно на этом свете, ну а что будет на том - так оттуда покамест никто не вернулся и не поведал об этом. Говорят, что коммуналки - это изобретение давно обратившихся в прах функционеров ударных пятилеток когда-то процветавшей советской империи, и у меня нет никаких оснований этому не верить. Ведь коммуналка-то и происходит от красивого слова "коммуна". Только в этом самом СССР в коммуналке люди жили с перспективой получения отдельного и благоустроенного жилья, а вот в нынешнем буржуинском царстве-государстве туда попадают те, кто это самое жильё уже просрал или по каким-то другим причинам оказался на обочине жизни.
К моему несчастью и по наивной глупости, я попал в число безнадёжно-постоянных обитателей этого серпентария. Спасибо ушлым местным чиновникам-бизнесменам. Как лихо, по накатанной схеме они запихали меня в эту самую коммуналку, когда я покинул стены интерната и вступил во взрослую жизнь. Вместо положенной по закону отдельной квартиры, пусть и маломерки, они мне сунули под нос красивый кукиш с маслом, потрясли какими-то бумажками и сказали, что коммуналка, коммуналка и ещё раз коммуналка. А в качестве альтернативы на выбор - инструменты мужского рода во все мои естественные отверстия одновременно и по самое не балуйся. Ублюдки. Со временем я осознал, что меня попросту кинули, но вернуть всё назад было уже поздно. Через два года проживания в этом змеепитомнике я стал чувствовать, что у меня реально едет крыша. По совету знакомых я начал готовиться к поступлению в колледж, и если только поступлю, то наконец-то перееду в студенческую общагу. Тоже, конечно, коммуналка, но проживает-то в ней совсем уже другой контингент. Ну а пока, пока...
- Когда ты, скотина проклятая, алкаш чёртов, гад ползучий, уже нажрёшься, подонок, чтоб ты сдох скорее от этой палёнки, - слышался за картонной стеной голос соседки тёти Наташи.
- Сама сдохнешь, сейчас, падла, убью ссуку, - вторил ей пьяный голос дяди Вадика, непутёвого тёти Наташиного мужа-алкоголика.
И снова, с ежедневным постоянством, грохот падающей мебели, крики и топот уже в коридоре.
- А-а-а, - кричала тётя Наташа, пробегая мимо моей комнатушки.
- У-у-у, - орал в стельку пьяный дядя Вадик, несясь вслед за нею и размахивая над головой топором.
И каждый день такой концерт. И милиция, и полиция, и участковый по сто раз тут перебывали, но вечно и незыблемо пьяный индеец Джо с боевым томагавком наперевес униматься или подыхать никак не хотел. Да и тётя Наташа тоже хороша птичка. Как только вождь краснокожих и красномордых выдвигался с утра на очередную шабашку, тут же сразу комната тёти Наташи становилась временным пристанищем для её многочисленных кобелей, менявшихся со скоростью звука. Любвеобильная гетера успевала пропустить через свой станок от пяти до восьми функциональных хахалей и к приходу Чингачгука едва успевала навести порядок. Но в коммуналке стены имеют глаза и уши, и безо всяких там камер и видеорегистраторов грозный и заправленный по пути под завязку ирокез знал обо всех подробностях ещё на подходе. С наполовину отпитой бутылкой бормотухи, торчащей из кармана, в полной боеготовности он чесал кулаки и почти ровно шёл по тропе войны.
Если бы только это. Ведь на нашем пролёте проживали ещё два дядьки, лет так под пятьдесят, которые баловались водочкой с завидным постоянством, и с наступлением сумерек у них начиналась дискотека 80-х. Они орали и плясали, вспоминая молодость чуть ли не до рассвета, и курили как сапожники, отравляя своим дымом весь коридор. Их ностальгические посиделки к полуночи плавно переходили в ностальгические музыкалки, и ритмичный грохот ударника сливался с топотом каблуков их башмаков. Стены и пол ходили ходуном, и засыпать приходилось в условиях взлёта сверхзвукового бомбардировщика.
Ещё в одной комнате жила молодая девушка-лесбиянка по имени Оля, которая лесбиянкой стала в тюрьме, отсидев пятёру за непреднамеренное убийство неверного мужа. Во всяком случае, так говорила тётя Наташа.
Вот такой личный состав лишь на нашем пролёте вонючей помойки, именуемой коммуналкой. По воплям и крикам из другой половины можно было судить о проживающих там выползнях ещё похлеще. Немудрено, что участковые менялись у нас тоже с завидным постоянством, устав разгребать очередную бытовую блевотину. Ну про плесень, тараканов, пауков и прочих представителей местной помойной флоры и фауны - это отдельная история, и упоминать про неё уже просто нет сил.
Говоря про Олю, что она была лесбиянка, тётя Наташа была не совсем права. Скорее всего, собрала чужие сплетни. Или потому, что Оля приводила не одних только парней, но и размалёванных девок? И перед дверью её каморки впору было вешать красный фонарь? Скрип дивана, непрекращающиеся стоны и характерный свист плетей наводили на подозрения, что её комната напоминает пыточную палатку подразделения ИГИЛ для выбивания показаний из сирийских военнопленных. Но ведь добровольно же ходят. Значит, получают удовольствие. Да и не постоянно это было. Чаще за дверью царила тишина, и даже звук телевизора был приглушённым. Меньше всего я знал эту Олю, потому как тесно с ней не контачил. Да и встречались мы с ней не часто, потому что её комната располагалась в самом конце коридора. Работая посменно, я уходил рано и приходил поздно. А когда наступали выходные, я по большей части где-нибудь гулял, а в непогоду предпочитал сидеть у себя в комнатушке перед телевизором. Что бы там соседи не говорили про эту Олю, ей-то как раз я симпатизировал больше всех, потому что она никому не мешала, не орала и почти не шумела. И самое главное, не сплетничала и ни на кого не клеветала. Да и пьяной, пожалуй, я её ни разу не видел. А чем она там занимается у себя за дверью - так это её личное дело.
Кто жил в коммуналке, тот знает, что из себя представляет так называемая кухня с одной-единственной донельзя засратой газовой плитой, на которой готовили все обитатели нашего пролёта - естественно, по очереди, и на стене висел график приготовления пищи. Наводить здесь порядок означало плевать против ветра, и дежурных по уборке отродясь не было уже с тех самых серпастых времён. Впрочем, в ванную ходить и стирать барахло следовало тоже в порядке очереди. Можно было вовсе не стирать, как некоторые и поступали. А дядя Вадик предпочитал даже не мыться и делал это исключительно из-под палки своей дражайшей супруги. Вполне резонно он считал, что водка и так убьёт все микробы в его организме, и тратиться там на какое-то мыло было ниже его достоинства. На замечания о том, какое амбре он при этом источает, воинственный Зоркий Сокол невозмутимо парировал, что так пахнет сама мать-природа, а выливать на голову флаконы с одеколоном - не что иное, как преступный и нецелевой расход ценной спиртосодержащей продукции, за что его боевой топор прилетает быстрее любого правосудия прямо между ног уничтожителя спиртной смеси в любой её форме выпуска.
Я заканчивал готовить вечернюю стряпню и собирался свалить в свою каморку. Принимать пищу, то есть трапезничать в помещении общей кухни значило не уважать себя. Взяв сковородку, я собирался уже выходить, как в проёме кухонной двери, загородив собой проход, возникла эта Оля. Как будто поджидала, когда я закончу с готовкой. Говорят, что женщина - это тайна, покрытая макияжем. Следуя этому правилу, Оля всегда наносила на себя не меньше килограмма дешёвой штукатурки. Хотя и безо всякого макияжа я считал её вполне симпатичной. Весьма стройная, с красивыми ногами и прямой осанкой, она была гибкой и передвигалась с какой-то особенной кошачьей грацией. И следила за собой, одеваясь во всё чистое. Не то что те два дядьки совковых времён в засаленных пиджаках, забрызганных штанах, вбивающие грязные каблуки в пол, словно они находились на параде перед трибуной мавзолея и отдавали честь тоталитарному вождю.
- Ты чо в кухне не берляешь. Брезгуешь? - спросила Оля и подбоченилась, уставившись на меня.
Я привык уже к её тюремному жаргону и спокойно ответил:
- Да, брезгую, потому и не берляю здесь. У меня хоть тараканов там нет и чисто всё.
- Отрава от тараканов вреднее, чем сами тараканы.
- Возможно. Дай пройти.
- Слышь, а меня не пригласишь? А то что-то скучно совсем. У меня и закирять есть. Нехилое бухло, между прочим. Не какая-нибудь фуфлыжная бояра.
- Ладно, всё веселее будет. Пошли. Только я много пить не буду, а то мне плохо станет.
- Так и я много пить не люблю. Просто посидеть, перетереть. Ладно, я сейчас к тебе приду, пузырь принесу.
расставил на столе нехитрую закуску, и пришедшая Оля разлила по бокалам какое-то марочное вино. Она не наврала, и пахло оно настоящим букетом из хороших сортов винограда. Мы выпили.
- На брудершафт давай, - сказала Оля и сама разлила в бокалы по второй.
Не почувствовав подвоха, я согласился:
- Ну давай на брудершафт.
А ведь тётя Наташа предупреждала, что она лесбиянка, да ещё и бисексуалка. Но я как-то не придавал этому значения. Ну захаживали парни к этой Оле, но и бабы ведь тоже ходили. Скорее, было бы странным, если бы вообще никто не ходил. И не станет же она флиртовать у всех на виду перед своим соседом. Вообще-то мы были одни, но меня не покидала уверенность, что через картонные стены кто-нибудь, да подслушивает, как-нибудь, да подглядывает.
- Будем, - сказала Оля, подняв бокал, и я взялся за свой.
Звякнув стеклом, мы переплели руки в старом застольном обряде. Следуя традиции, я выпил до дна, и в голове с непривычки у меня завертелось. Согласно ритуалу, следовало теперь поцеловаться, и Оля потянулась ко мне губами. Что же, придвинулся к ней и я, отдавая дань традиции. Наши губы встретились, и я почувствовал горячее дыхание соседки. Отстранившись, Оля сказала:
- Ничего не подумай, это для закрепления дружбы.
- Да нет, я и не думаю, - ответил я и вдруг ощутил в себе какой-то блаженный трепет от прикосновения мягких губ.
Внутри, где-то глубоко внизу живота, что-то приятно шевельнулось. Странно... Поковыряв вилкой в салате, я снова посмотрел на девицу. Хорошенькая и ладная. Правда, её портили наколки на руках и плечах. Тюремные повыше, а декоративные из тату-салонов пониже.
- Зачем столько наколок-то? - смущённо спросил я.
- Ну ведь модно же. Давай ещё по рюмахе.
- Что-то голова уже кружится. Может, не надо?
- За дружбу и за любовь надо. Мы же не как сосед Вадюля, который киряет, как насос.
- Ладно, уломала.
Мы выпили по третьей, и Оля опять приблизилась ко мне. И снова это непонятное приятное ощущение, возникшее, как и в предыдущий раз. Ведь не люблю я женщин, но здесь что-то другое. Ведь девушка же. Правда, постарше лет на пять, но всё равно красивая, и впереди у неё ещё немало лет этой красоты и молодости. Но почему меня так влечёт к ней? Словно магнитом притягивает.
Её губы снова коснулись моих, и в этот раз не отстранились. Как хорошо. Хоть бы подольше так было.
Оля словно прочитала мои мысли. Обняв меня за шею, она запустила пальцы в мои волосы и стала нежно гладить. Вторая рука её нащупала вмиг затвердевший бугор на моих штанах и ловко расстегнула молнию ширинки. Ладонь и пальцы неторопливо двигались и гладили мой твердеющий орган. Губы прижались сильнее, и её язык вторгся в мой рот. По телу тут же пробежал приятный зуд, и низ живота сладостно заныл. Чёртова девка. Надо отстраниться. Но не могу. Потому что не хочу я уже отстраняться. Потому что мне нравятся ласки бывшей уголовницы. Ну и пусть ласкает. Я хочу её. В конце концов, один раз живём. Да ещё и в дерьме. Пусть хоть что-то приятное в душе останется. Плевать на всех соглядатаев. Подсматривать и подслушивать у них уже превратилось в вид спорта. Чёрт с ними. Не прятаться же по подворотням и подъездам. И завидуют пусть нашей любви.
Отбросив все колебания, я горячо ответил на поцелуй, и наши языки переплелись. Дав волю чувствам, я прижал её к себе и впился губами в её шею.
- Трахаться хочешь? - спросила девушка, тяжело дыша.
- Да, хочу. Я тебя хочу.
Не убирая рук, Оля подвела меня к старенькому допотопному диванчику и уложила на спину. Сев на меня верхом, она стянула с себя топик, обнажая расколотую маленькую грудь. Опять неуловимо, где-то на уровне подсознания, что-то возникло внутри моей сущности, и по телу пробежала жгучая волна блаженства. Оля придвинулась ближе и сжала мою голову между мягких бёдер. Красивые, ухоженные ноги. И я обнял их. Оля нежно мяла мой каменный фаллос, а другой рукой гладила меня по лицу. И мне было хорошо. До безумия.
Что-то совсем не женское ощущалось в Олином поведении, и я это чувствовал. И всё равно я был потрясён тем, что произошло в следующий момент.
Оля приподнялась и сдвинула вниз кружевные трусики. О чёрт. Я не поверил своим глазам! Из-под резинки утягивающих трусов вдруг выскользнул настоящий пульсирующий мужской половой орган! Мамма мия. Да он ещё побольше моего! Что творится на белом свете?
А Оля тем временем деловито облизала свой палец и несколько раз провела им мне между ягодиц, обильно намочив дырочку. Затем взяла в руку свой пульсирующий орган и стала медленно проталкивать его мне в анал. Я почувствовал, как тёплая и упругая плоть уверенно продвигается глубже и глубже. Вместе с распирающей болью я ощутил то волнующее блаженство от плотного трения тугой и настоящей, не силиконовой, не пластиковой, а именно живой головки и члена. Я выдохнул и расслабился. А хозяйство ритмично задвигалось глубоко внутри меня. По телу пробегали всё новые и новые вспышки нирваны, и я стонал, как последняя шлюха. Стонала и Оля, и по всему было видно, что сейчас она совсем не женщина. Диван предательски скрипел и грозил развалиться, а пружины в нескольких местах больно впивались мне в спину. Но это заводило меня ещё больше.
Затем Оля выдернула из меня свой фаллос. Переместившись вперёд, она уселась мне на грудь и снова сжала мою голову между ног. Взяв одной рукой меня за волосы, другой она обхватила свой орган и направила его мне в рот.
- Теперь соси, - строго сказала она.
- Нет, - запротестовал было я и попытался отвернуть голову.
Но Оля крепче сжала мои волосы и влепила мне жгучую пощёчину.
- Не трепыхайся. Я сказала - бери в рот. Или я с тебя скальп сдеру.
Держа меня за волосы одной рукой, она завела назад другую и стала ритмично ласкать мой предательски стоящий член. От этих стимуляций волны парализующего блаженства разбежались по моему телу, и я с готовностью приоткрыл рот. Влажная упругая головка скользнула внутрь вдоль языка, и я сжал губы. Оля закачала бёдрами, и огромный фаллос задвигался во рту взад-вперёд. Но странно: мне было хорошо, и возбуждение нарастало. Такого яркого ощущения я не испытывал с тех самых времён, когда чужие руки ночью залезли мне под одеяло и уверенно там похозяйничали.
Наконец Оля выгнулась и застонала ещё громче. Вынув член из моего рта, она стала брызгать вязкой спермой мне в лицо, а я пытался поймать всё языком. Завершающая мощная волна блаженства накрыла меня в последний раз, и я кончил в Олину руку. Давно у меня никого не было, и, возможно, такого оргазма мне ещё не приходилось испытывать.
Я лежал на диване и потрясённо наблюдал за тем, как Оля приводит себя в порядок. Усевшись за стол, она закинула ногу на ногу, налила себе бокал вина и залпом его выпила. Теперь она опять ничем не отличалась от девушки, ну только грудь маленькая по размеру. А так вполне милое девичье лицо, осанка, ноги, в конце концов, женственно-красивые и стройные.
- Ты кто? - наконец спросил я.
- Вообще-то когда-то я была Колей. Но когда повзрослела, то поняла, что нахожусь в чужом теле. Денег на пластику не было, но я принимала и принимаю гормоны. Я женщина, но мне иногда хочется побыть в роли мужчины.
Я молчал и боялся даже смотреть на неё. Что она ещё выкинет... Оля тем временем встала.
- Про меня ходят всякие сплетни, что я мужа своего завалила. Но теперь ты знаешь, что это полный бред. Эти склочники получают удовольствие от своей брехни - пусть брешут, мне на это наплевать, ты тоже не обращай внимания. Из всех этих уродов только ты один нормальный. Извини, что я трахнула тебя жёстко. Но мне это было нужно.
- Всё нормально, ты тоже мне нравишься, - заверил я её.
- Тебе противно не было?
- Нет, ты сделала мне хорошо.
- Если ты меня захочешь, то приходи или дай знать.
- Ладно, я подумаю.
Она ушла. Она, или он, или оно...
Чёрт. Позор какой. Трахнуться с существом непонятно какого пола! Какой только гадости не переживёшь в нашей бесценной коммуналочке. Чего-чего, а такого я никак не ожидал. И от себя тоже не ожидал такой реакции. И как же теперь меня называть? Гей? Очень может быть. Но ведь трахнул-то меня не совсем парень. Ведь девушка трахнула! Нет, наверное, не девушка. А кто? Фу, чёрт, не знаю. Я совсем запутался и прямо из горла дунул добрых три глотка из принесённой бутылки моего - или моей - уже не знаю кого, любовника что ли. Наступило состояние алкогольного опьянения, мне сразу стало всё по херу, и я безмятежно уснул.
Меня разбудили громкие крики и вопли за стеной.
- Сволочь, скотина, блядь, животное. Когда ты сдохнешь уже, пьяная морда.
- Ах ты шалава паскудная. Убью. Где топор?!
- А-а-а, пусти, скотина.
- А-а, вот мой топорик. У-у-у, гнида, убью.
И топот по коридору опять и на веки вечные.
Я подошёл к зеркалу и причесал взлохмаченные волосы. Порывшись в шкафу и достав оттуда бутылку шампанского, я вышел из своей комнаты и направился по узкому коридору туда, где была комната Оли. Постояв немного в нерешительности, я наконец постучался.
- Войдите, там открыто, - услышал я вполне женский Олин голос.
Отбросив все сомнения, я толкнул дверь и вошёл внутрь. Оля посмотрела на меня и нежно улыбнулась. Она меня ждала. И я это знал.