Ледяной свет ртутных ламп оставлял узкую полоску мёртвой тени под стеной. В окне пятой палаты надувалась ленивым парусом марля, а в шестой створки были распахнуты настежь, занавески убраны за рамы. Элька считал окна, чтобы не перепутать. От одной мысли, что можно по ошибке заскочить не в ту комнату или быть застигнутым врасплох, ноги предательски слабели, и появлялся неприятный холодок внизу живота. Прижавшись к стене, Элька несколько секунд успокаивал дыхание, а потом метнулся и, касаясь земли одними кончиками пальцев, пушинкой преодолел расстояние до седьмой палаты. Нужное окно оказалось закрыто, и он замер, прилипнув к стеклу, боясь неловким движением обнаружить себя. Неужели не ждали?! Наверняка корпус ещё не уснул, и кого-нибудь может потянуть на ночные приключения. Прятаться негде и отступать некуда.
Элька осторожно поскрёб стекло, не решаясь постучать. Кажется, в шестой палате кто-то разговаривает шёпотом, ему отвечают. Скрипнула половица, и Элька, пересиливая себя, постучал три раза в стекло. В шестой палате кашлянули и незлобно выматерились, и неожиданно створка, с которой Элька уже сросся, с оглушительным скрежетом и дребезжанием подалась вовнутрь. Наверное, с таким звуком открываются врата ада. Хотя зачем аду врата? Так, наверное, закрываются врата рая перед грешниками. Запрыгивая на подоконник, Элька успел заметить перелетающий террасу по дуге огонёк сигареты, на мгновение возомнивший себя лайнером "Аэрофлота" в ночном небе.
В седьмой палате было совсем темно. Его крепко схватили за запястье и потянули. Чья-то быстрая рука отодвинула закрывавшее оконный проем одеяло перед Элькой и так же быстро запахнула его обратно, с пугающим шумом задраивая окно после стремительного элькиного рывка. Падая в темноту, Элька приготовился к удару и приземлился на корточки. Синхронно зажёгся свет. Ждали.
- Лёха, с тебя компот, - Юрка говорил тихо, но голос его заметно дрогнул.
Элька выпрямился, возникла длинная пауза. Всё-таки не ждали? Неопределённость тишины нарушил Димас.
- Кхм! Мадам... Разрешите препроводить Вас на ложе, - это Димка держал Эльку за руку и тянул его на середину комнаты. - Не стесняйтесь, тут все свои. Мотя, брысь!
Мотя слетел с койки, едва успев поймать пущенную ему вслед кометным хвостом простыню. А зачем вторая простыня? Укрываться никто не собирается. Элька усмехнулся про себя. По поводу того, кто здесь больше стесняется, можно было бы поспорить на ещё один компот. Ладно, поиграем немножко в недотрогу. Пусть заведутся!
Лёха, Димка, Юрка, Сашка и Игорь выжигали взглядом зигзаги на элькиной коже. Они смотрели на него, как на чудо заморское. Хотя нет, на чудо заморское они смотрели бы иначе. Так, как смотрели они, смотрят только на пацана, которого здесь и сейчас будут дрючить и петушить, но они тоже не были против игры в "хороших юношей". Только Мотя смотрел затравленно, прижимая к груди никому не нужную простыню.
- С Вашего позволения, мадемуазель, - кокетливо заявил Элька, лизнув неторопливо взглядом по искажённым гормональным припадком рожицам одноклассников.
Глаза его помутнели, затуманились, а правый почти спрятался под чёлкой. Этот взгляд не лизал даже, а подлизывал, льстил пацанам, он завёл их и парализовал одновременно. Элька оценил обстановку, робко улыбнулся и потупился. За сколько они отстреляются? За пять минут или хватит на шесть? Ставки приняты.
- А мы тут как раз из мадемуазелей мадамов делаем, - хохотнул Игорёк.
Продолжая лежать на кровати, он нагло продемонстрировал Эльке свой индивидуальный инструмент, который, по его разумению, как раз и предназначался для производства этих самых "мадамов". Элька оценил инструмент на троечку с минусом.
Сашка перехватил Эльку за руки и притянул к себе. Элька покорно приник к нему, насколько ему позволял это сделать оттянувший резинку трусов сашкин хуй. Твёрдая четвёрка.
- Пацаны, не базарьте, вы пугаете девушку, - Сашка смотрел совсем не нагло, нет; и не презрительно - не так как-то он смотрел.
Элька понял: с восхищением! Сашка откровенно им любовался. Это смутило Эльку взаправду. И тут его как плёткой стегануло.
- Шлюху хуем не испугаешь, - Игорь поднялся. - Пусть сначала отсосёт у всех, а на втором заходе очко по кругу пустим.
Элька тоже считал, что церемонии ни к чему, а чьи-то почти вежливые руки медленно стянули с него трусики.
"Печенье, - удивлённо поймал свою мысль Сашка, - он пахнет печеньем с тёплым молоком". Сашкина ладонь горячо мазнула Эльку по спине сверху вниз, углубляя прогиб, словно Элька был весь из мягкого податливого воска. Мазнула и, оставив на ней горячий, затухающий след, замерла на подъёме, где ещё мгновение назад тонкая ткань обманчиво прикрывала попу. Тепло от этой ладони пробрало, согрело Эльку, толкнуло кровь в сердце, и сердце ответило жарко. Но не ударами даже, а вспышками учащёнными, головокружительными. Показалось, он волшебным образом лишился кожи. Сашка резко подался навстречу, поддерживая Эльку, будто собрался с ним вальсировать, и глаза его так близко оказались, что Элька увидел в них своё лицо. Увидел, увидел! Потому что не глазами смотрел, а сердцем, которое упругими толчками разгоняло по телу пьяную кровь. Это было лицо порока с большим манящим и мокрым ртом, что, приоткрывшись, блеснул влажным бликом белых резцов под вздёрнутой верхней губой. Лицо бесстыжей портовой шлюхи, искажённое похотью.
- А потанцевать? - раскрытая головка сашкиного хуя, проскользнув за преграду резинки, мазала смазкой живот Эльки выше пупка. Элька аж сомлел от Сашкиного дыхания и взгляда. Пожалуй, он был бы с ним не прочь поцеловаться взасос. И как это он раньше не замечал, что Сашка - самый симпатичный паренёк в классе?!
Димас тем временем, обхватив Эльку за щиколотку, заставил его поднять ногу. Потом вторую. Элька понял, переступил с ноги на ногу, как кобылка перед забегом, и позволил раздеть себя окончательно.
- Потом потанцует. Танец маленьких леблядей! - Игорь торжествовал и изгалялся.
Голого Эльку он, конечно, видел не в первый раз, но сегодня случай был особенный.
Димас тоже торжествовал. Раскрутив элькины трусики в воздухе, он лихо швырнул их на спинку мотиной кровати, где они и повисли позорным белым флагом поруганной пацанской чести. Но что делать дальше, он не знал, и не придумал ничего другого, как болюче, с вывертом, ущипнуть Эльку за загорелую попу так, что загар под димкиными пальцами на секунду побелел. Элька дёрнулся, но не выматерился, как обычно, и не набросился на Димку с кулаками, что тоже было бы естественно. Он стоял, так доверчиво прижимаясь к Сашке, словно если Сашка его отпустит, то он не то чтобы упадёт, а перетечёт на пол безвольно, безжизненно, как длиннополое пальто, свалившееся с вешалки. И была в нём такая слабость и безропотность, что это послужило сигналом. Стая бросилась терзать смирившуюся жертву.
пацанов атаковали Эльку набегами, как кочевники, напавшие на мирное поселение. Ошалевшие от безнаказанности и вседозволенности, они проходили волной щипков, шлепков и поглаживаний. Волна внезапно стихала и вновь накатывала, но жёстче, наглее. "Садик, - думал Элька, - подготовительная группа". Руки шарили бестолково, не пытаясь его возбудить или причинить ему осознанно боль, а изучающе, любопытствуя. Неразборчивые шепотки и похабные шуточки плотно окутали Эльку, словно дымком сигаретным, который липнет к нему и назойливо лезет в глаза. Элька кожей чувствовал это дымное облачко, что слоилось вокруг и после сдавленных смешков оседало на спину мельчайшими брызгами слюны. Руки дёргали его за яички, за торчащие карандашиками соски, за встрепенувшийся, оживший хуй, не встречая на своём пути никаких запретов и ограничений. Элька изгибался, по-девичьи ломал шею, перетекая волосами. Сколько ещё сегодня будет этих рук, этих обжигающих кожу прикосновений, жадных и неловких, нахальных и осторожных, жестоких и страстных?
- Полотенце дай, - шёпотом попросил Элька, глядя вдруг ставшими пронзительно ультрамариновыми и огромными зрачками на Сашку, - или простыню...
Загипнотизированный Сашка даже не спросил зачем. Он вырвал у Моти простынку из рук и отдал её Эльке. Тот бросил скомканную простыню на пол и осторожно опустился на неё сомкнутыми коленями. При этом он ловко выскользнул из шаловливых ручонок, проскользнул, как масло, у пацанов меж пальцев, оставив каждому пальчику память о себе - тёплую до голодной дрожи. Только дёрнулся небрежно, словно изведённая кровососами лошадь, сбрасывающая с себя опостылевших слепней сокращением мышц спины и крупа.
Плечи Эльки в душной комнате покрылись мокрыми блёстками. Обхватив их руками, Элька опустил глаза в пол и спросил обречённо:
- С проглотом?
- Я ж говорил! - для всех сказал Игорёк, хотя никто с ним особо и не спорил.
Он помял себе яйца через трусы и добавил специально для Эльки:
- Да ты чмошница, Эля! Будешь теперь кончу литрами жрать.
Элька схитрил. Если бы он прямо попросил не кончать ему на лицо, пацаны его нарочно всего обтрухали бы вафлями. Бегай потом вытирайся-умывайся. Да нафиг надо! Игорёк купился на уловку, и Элька посчитал, что пацанами управлять будет легко.
Игорь, с ехидной ухмылочкой игнорируя конкурентов, подошёл к Эльке почти вплотную и спустил свои трусы до колен. Элька быстро облизнул дрогнувшие вдруг губы и решительно поднял голову, глядя с наигранным равнодушием даже не в лицо Игорьку, а куда-то сквозь него в потолок.
- Понятливая сучка, - довольный Игорёша, зажав свой тёмненький хуёк у основания, потрясал им у Эльки прямо перед носом. - Вафельницу открой и язык высуни.
Ноздри дёрнул сырный запашок парализующей силы, но Элька послушался, высунув язык почти до подбородка. Игорь залупил головку со следами жёлто-зелёного налёта, с изломом оттянул хуй вверх и резко ударил им Эльку по носу. Элька дёрнулся в сторону и зажмурился. Спокойно стерпеть такой убийственный запах он был не в состоянии.
- Рот открой, падаль! - почти в голос рявкнул Игорь, забыв о необходимости соблюдать тишину.
И когда Элька опять покорно открыл рот и высунул язык, Игорь запустил пятерню ему в гриву и сграбастал волосы, задирая Эльке голову назад.
- Хули ты рыпаешься...
Игорь бил Эльку залупой по губам, по языку, чтобы и без того большие губы распухали фиолетово, лоснились. Он вымазывал по ним забродившую смегму уздечкой, выписывал спирали, стремясь превратить беззащитное и чистое лицо Эльки в подобие портрета фантастических персонажей Сальвадора Дали. Такое лицо не целуют страстно или благодарно. В такое лицо только кулаком тычут или хуем. Не так всё себе представлял Элька, совсем не так!
Элька не выдержал и, схватив руками Игорька за задницу, всосался в его немытый конец по самую волосню. Пацаны ахнули, а Игорь растерялся, выпростал руку из элькиных волос и вцепился ему в уши ногтями. Так, он считал, надо ебло направлять, руками за уши, когда мечтал, как будет яростно долбить стерву Вику по самые гланды. Так же он рассчитывал отхуесосить и Эльку. Игорь явно себе льстил, до гланд ему было далековато. Элька терпел эти впившиеся в него ногти и яростно обрабатывал головку языком, слизывая с неё подсохшую смазку. Его язычок лихорадочными волнами пробегал по уздечке и выгребал из подзалупной канавки залежи выдержанного мужского творожка. Твёрдые, как наждак, желёзки покалывали кончик языка, а запах тормозил и притягивал одновременно.
Элька всасывал в себя смешанную со слюной смегму, стремясь быстрее избавиться от неудобства неопределённости и последних тормозов. А тормозить уже было поздно, Элька летел в пропасть, но летел вместе с Игорем. Тот, в ужасе бросив элькины уши, упирался ему ладонями в лоб, ляпал ими по невыносимо синим глазам и тянул назад бёдрами. Пойманный неожиданно крепкими элькиными руками за жопу, он пытался отстраниться, избежать этого внезапного насилия над собой и проигрывал, чувствуя близость неотвратимого извержения. Распухшие элькины губы обжимали его горячо и гнали на край всё быстрее, хотя быстрее, казалось, уже и быть не может.
Когда Элька вошёл кончиком языка в каналец, цинично надругавшись над хуем, лицо Игоря исказилось плаксивой гримаской. Он застонал жалобно, умоляюще и, наступив себе ногой на ногу, выплюнул весь свой спинной мозг через хуй Эльке в глотку тремя выстрелами. Элька тут же отпустил его задницу, и Игорёк отлетел от него, будто от удара распрямившейся пружины, забыв на пару секунд, как дышать.
Пацаны вообще забыли про всё, в том числе и об условиях игры, яростно надрачивая свои хуи. Эльке почудилось, что в тишине комнаты слышен звон от подтянувшихся и надутых волосатыми мячиками яиц, но это всего лишь шумела кровь у него в ушах. Элька сглотнул и вытер себе губы тыльной стороной ладони.
- Охуенно сосёт? - сипло спросил Димас обалдевшего Игорька, мокрый отяжелевший баклажан которого всё ещё содрогался, опозоренно сияя отполированной до медного блеска залупой...