Он первым опознал меня.
- Артур?
- Да... - я воровато огляделся, словно бы в нашей встрече уже было что-то неприличное.
Люди выходили из метро, скользя по мне невидящими глазами.
- Пошли прогуляемся, - не оборачиваясь, он пошёл твёрдым шагом в сторону небольшого сквера.
Несколько лавочек пустовали. Мужчина сел и кивком головы предложил сесть мне.
- Извините... А как мне вас лучше называть? - пробормотал я вполголоса, чувствуя, что надо что-то говорить.
- Да так же, как и в переписке.
Я подумал, что, кроме известного английского значения, у слова "мастер" есть ещё более невинное русское, меня это почему-то успокоило.
- Молодо выглядишь, - произнёс Мастер, открыто и внимательно разглядывая меня. - Восемнадцать точно есть?
- Двадцать... - ответил я, не зная, были его слова чем-то вроде комплимента, который чаще делают девушкам, или он всерьёз не доверял написанному в моей анкете; на всякий случай добавил: - Спасибо.
Мимо скамейки прошла парочка, я сжался и стал внимательно смотреть на свои колени, думая только о том, чтобы мой собеседник не сказал что-нибудь компрометирующее, пока нас слышат. Он заметил это и усмехнулся.
- Стесняешься?
- Угу... - еле слышно выдавил я из себя.
Мужчина засмеялся.
- Это хорошо, что стесняешься. Значит, есть чего. Ну давай, рассказывай, зачем ты здесь.
Я начал издалека. Про то, что "вообще-то мне нравятся девочки" и у меня до недавнего времени "как бы была подружка". Но что всегда меня манило всё необычное, запретное. Понемногу я увлёкся и даже перестал бдительно наблюдать за прохожими, к счастью, неподалеку шумели машины и вряд ли кто-то мог хорошо расслышать наш разговор. К тому же я быстро приноровился выбирать такие формулировки, что, только зная контекст, можно было понять, что это исповедь перед потенциальным Хозяином. Он слушал меня внимательно, почти не перебивая. Несколько раз, когда мои лирические отступления затягивались, он возвращал меня к нити рассказа, задавая весьма компрометирующие для улицы вопросы вроде "Как часто тебя пороли родители?" или "Ты фантазировал на тему, что твою девушку сношает взрослый мужчина?". На последний вопрос мне было особенно тяжело ответить честно. Наше расставание с Алиной ещё доставляло мне сильный душевный дискомфорт, к тому же наша связь была более эмоциональной, чем сексуальной. И всё-таки я признался, что одно время имел такую фантазию. О своём скромном сексуальном опыте я говорил расплывчато, лживо намекая, что до Алины у меня были и другие девушки. Про мужчин я врать не видел смысла, к тому же Мастер уже знал из переписки, что такого опыта у меня не было. Легко перескочив с биографии на литературные впечатления, я принялся рассказывать о том, какое значение для меня в своё время имела "История О", а потом критически прошёлся по маркизу де Саду, вставив в свой лепет несколько фраз из чужой статьи.
В какой-то момент Мастер перестал кивать и стал смотреть в другую сторону. Я понял, что надо ближе к делу, и стал осторожно рассказывать, какого именно рода отношений со старшим мужчиной мне бы хотелось. Что это "должно быть похоже на воспитание", что мне нужен "кто-то вроде наставника". И желательно, чтобы какие-то сферы моей жизни оставались вне наших отношений, но в остальном "мне бы хотелось доверять и открываться". И, хотя у меня нет опыта, я надеюсь, что мой будущий наставник мягко подведёт меня к тем способам, которыми я смогу его регулярно благодарить за ту работу, которую он ведёт со мной, и за внимание, которое мне уделяет...
Я говорил и чувствовал, что мои слова недостаточно точные, что многое ускользает, и мне хотелось выразить мысли иначе, я то сбивался, то запутывался в фразах о парадоксах своей психики и тех мучительных отношениях, которые у меня складываются с "тёмной стороной моего я". В какой-то момент Мастер посмотрел на часы и сказал, что беседа на этом закончена. Я как раз был в середине длинного предложения, и меня это кольнуло и отрезвило.
- Всё понятно, - сказал Мастер, поднимаясь со скамейки. - Опыта нет, в голове каша.
Я не нашёлся, что ответить, и с ужасом почувствовал, как быстро греются мои щёки.
- Но главное о тебе я понял, - сказал Мастер, подойдя ко мне вплотную так, что мне пришлось смотреть на него снизу вверх. - Ты мечтаешь быть послушной шлюшкой и делать, что тебе скажут. А потому, если мы встретимся снова, общение будет совсем другим. Ты понял?
Я не смог выдавить из себя ни слова, уши, казалось, кто-то поджаривал, я даже не смог оглядеться по сторонам, только наклонил голову и кивнул. Потом я увидел, как его ботинки развернулись и исчезли из моего поля зрения.
Первые три дня после этой встречи я был уверен, что не встречусь больше ни с ним, ни с кем-либо ещё по такому поводу. Потом, засыпая однажды, я заметил, что моя рука уже довольно долго мнёт в трусах напряжённый член, а в мыслях вертится последняя фраза Мастера. Кусая губы от стыда и похоти, я кончил и в очередной раз дал себе слово закрыть эту тему. Надо ли говорить, что ещё через несколько дней я написал Мастеру, что готов к нему приехать, когда тому будет удобно и угодно...
Возможно, он понимал моё неустойчивое состояние, а может быть, у него просто выдался подходящий вечер. Ответ был коротким: "Сегодня в 19.00". И адрес. Мои колебания заняли не больше минуты. Потом я сделал глубокую клизму, после этого, поразмыслив, начисто сбрил волосы на лобке, затем достал из шкафа новые белые трусы. Приготовления добавили возбуждения, и, когда, наконец, я вышел из дома, мне казалось, что я готов пойти абсолютно на всё.
Незнакомая мелодия звонка отчётливо донеслась из-за закрытой двери, потом послышались шаги, и оглушительно щёлкнул замок.
- Входи, - на меня смотрел тот же человек, с которым мы не так давно сидели на скамейке, но взгляд его был другим.
В нём не осталось ни капельки вежливости, участливого внимания. Мастер глядел прохладно и чуть насмешливо. На нём была белая майка, не прикрывавшая седоватые волосы на груди, и тёмные джинсы.
- Разденешься прямо тут. На коврике. До трусов. Потом идёшь в комнату. Всё ясно?
- Да, - сказал я и принялся послушно теребить пуговицы своей рубашки.
Он продолжал пристально смотреть на меня.
- Да, Мастер, - поправился я и стал вспоминать, какие ещё правила хорошего тона в аналогичной ситуации соблюдали девушки из порнороликов.
- Нет, теперь проще, - крепкие пальцы больно взяли меня за подбородок. - Здесь зовёшь меня "Хозяин".
- Хорошо, Хозяин, - прошептал я.
Мой подбородок отпустили.
В комнате тихо играла музыка. Тяжёлые шторы закрывали окно до самого пола. У стены стоял диван, рядом стол и ноутбук. Мастер сидел спиной ко мне. Я остановился на пороге, не зная, что делать дальше.
Я поискал глазами что-нибудь, что могло указать на мои ближайшие перспективы. Но не было видно ни тяжёлых, набухших от воды розог в дубовой кадке, ни многохвостой кожаной плети, ни кляпов и наручников. Только какая-то маска висела на стене, но было ясно, что это лишь элемент декора.
- У меня бывает разное настроение, - услышал я голос Мастера; он по-прежнему сидел спиной ко мне. - Иногда мне нравится делать больно физически. Есть много хороших и относительно безопасных способов заставить сучку любого пола кричать. Иногда я довожу до слёз, даже не дотронувшись. Это, как ты, наверное, знаешь, в народе называется "психологический садизм". А бывает, что я очень добрый, и тогда у меня самые простые пожелания: массаж спины, ног, оральные ласки...
Я не успел спросить, насколько добр он в этот день. Кресло развернулось. Мастер осмотрел меня, стоявшего перед ним в одних белых трусах, и поначалу никаких эмоций по моему поводу на его лице не отобразилось. Хотя меня колотило волнение и душил страх, я заметил, что мои трусы чуть топорщатся спереди. Это нельзя было назвать эрекцией, но Мастер поморщился и сказал:
- В этой комнате только один член. И он у меня. Тебе понятно?
- Да, Хозяин. Вы можете называть мой член клитором, если хотите...
Не знаю, как у меня вырвалась эта фраза. Я сжимался от страха и сомнений, а тем временем рот сам произнёс то, что давно было заготовлено в моих снах и фантазиях.
- Ближе и на колени! - резко сказал Хозяин.
Едва я опустился на колени рядом с его креслом, моя щека онемела от удара, сквозь звон в ушах я услышал:
- Я могу называть что угодно как угодно. Дрочить будешь дома, а в этом месте у тебя всего две реплики: "да, Хозяин" и "слушаюсь Хозяин". Усвоил?
- Да, Хозяин, - мой голос зазвучал как-то механически.
Очевидно, мужчина ожидал большей эмоциональности, потому что следом я получил ещё несколько быстрых и хлёстких пощёчин. Рефлекторно я попытался отклоняться, и рука Мастера больно схватила меня за волосы:
- Ещё раз отодвинешься, задницу в кровь иссеку, ясно?
- Ясно, Хозяин, - мой голос больше не был голосом робота, в нём даже послышался случайный всхлип.
Мастер снова ударил меня ладонью по щеке. На этот раз я только зажмурился.
- Благодари, сука.
- Спасибо, Хозяин.
Что-то ткнулось мне в губы. Я послушно поцеловал руку, только что бившую меня. Через несколько секунд онемела другая щека. Я произнёс выученную фразу и снова поцеловал руку Мастера. Это повторилось опять и опять. Меня, очевидно, воспитывали.
Целуя руку в десятый или двенадцатый раз, я понял, что я уже не я. Перед Мастером на коленях сидела красная от стыда и пощёчин перепуганная сучка, которая не просто касалась губами тёплой мужской руки, а целовала её взасос и даже немного полизывала.
мере того, как мои поцелуи становились всё более страстными, пощёчины делались легче. Рука уже не оглушала, а небрежно дразнила. И, хотя я не думал о причинно-следственной связи, моё тело уловило её, и рот уже не шептал, а почти стонал слова благодарности, и я кидался целовать руку, как голодная собака кидается к своей миске.
Потом, как сквозь сон, до меня долетел приказ спустить трусы. Мою голову прижали к полу. Я повернул её на бок и ощутил на ухе ступню, другая была на полу прямо у моего рта. Я ничего не слышал, но, догадавшись, робко коснулся её языком. Где-то далеко, в другой реальности, в моей анкете эта практика была обозначена как нежелательная. Но здесь мои желания играли мало роли. Язык послушно выполнял свою работу, однако, судя по всему, в этой квартире были приняты другие стандарты трудолюбия. Мою свежеоголившуюся задницу обжёг удар.
Я не мог видеть, чем меня бьют, но по характеру ощущений это была непонятно откуда взявшаяся тонкая трость. От второго удара я почти взвизгнул и сразу же понял, что работаю языком, как ошалелый. Я облизывал подъём ступни Мастера, брал в рот и обсасывал пальцы. Не знаю, как это выглядело со стороны, перед моими глазами было только то, что я должен был лизать, и чем самозабвенней я это делал, тем глуше свистел в воздухе невидимый мне прут, тем слабее подрагивала от ударов моя бедная задница. Я и не догадывался, что тело способно обучаться так быстро. Не прошло и нескольких минут, а я уже вёл себя, как прирождённый фут-фетишист. И хотя нога Мастера блестела не только от моей слюны, но и от слёз, страсть моих ласк была неподдельна.
- Хорошо, умница, - Мастер убрал вторую ногу с моей головы и чуть отодвинулся.
Я было дёрнулся приподняться, но вовремя опомнился - приказа не было. Мастер засмеялся и снова похвалил меня. Когда он разрешил мне приподняться, в глаза бросились две вещи. Во-первых, я увидел прут, которому был обязан своей старательностью. Это была простая ровная ветка в мизинец толщиной. Во-вторых, я впервые в жизни увидел голый эрегированный член. Чужой член. Единственный член в этой комнате, как сказал Хозяин. Он торчал из его расстёгнутой ширинки. Очевидно, мои недавние ласки доставили Мастеру удовольствие - синие вены взбугрились, крайняя плоть была натянута до предела.
- Нравится? - спросил Мастер.
- Да, Хозяин, - я не лукавил.
Впрочем, к этому моменту я уже не был способен на лукавство.
- Ну, значит, повезло. Сосать пришлось бы в любом случае.
Я потянулся ртом к блестящей головке, но Мастер отклонился в кресле назад и грубо отпихнул меня ногой. Потеряв равновесие, я упал ничком на ковёр.
- Дрессировка не окончена. Трусы снять полностью.
Я протянул трусы Мастеру. Он как-то брезгливо отбросил их в сторону.
- Значит так, первое правило отныне: дальше коврика в прихожей твоя одежда, включая трусы, больше не попадает в квартиру. Приходишь сюда - сразу раздеваешься догола. Понятно?
- Понятно, Хозяин.
- Но кое-что на тебе всё-таки будет. И это правило второе.
Мастер открыл ящик стола, поискал там рукой, задвинул его обратно, открыл другой. Я автоматически отслеживал его движения. Моё тело ловило любой знак быстрее, чем мой ум. Постукивая металлическими звеньями, из ящика выползла длинная блестящая цепочка с кожаной ручкой, к другому её концу был пристегнут простой собачий ошейник. Такой могла бы носить овчарка или дог. Но я понимал, что единственная собака в этой квартире сейчас я. Двуногая дворняжка, как позже шутил Хозяин.
- Всякий раз он будет ждать тебя в прихожей. На крючке. Но сегодня его надену на тебя я сам. Считай это церемонией посвящения.
В сценариях, которые моё воображение рисовало мне дома в кровати, подобный ритуал происходил в самом начале встречи и был куда пышнее и обстоятельней. Зачитывался договор, произносились особые фразы... К тому моменту, как ошейник оказывался на своём месте, проходила череда предвкушений, и нередко я успевал кончить прежде, чем моя фантазия доходила до этого места. Здесь же всё произошло между делом, а я к этому моменту не просто постоял голым на коленях, но и успел получить недельную дозу оплеух, ноющие ссадины на заднице и опыт лизания ног, которого мои фантазии вообще не предполагали.
- Сучка должна носить ошейник, - только и сказал Мастер, застегнув застёжку на моей шее.
Но сказал он это так, что в моей голове сгустился сладкий туман и я снова был готов лизать всё, что мне дадут. В его интонации не было ни торжественности, ни наигранности, ни даже стремления унизить. Это была простая и будничная констатация факта. И этот факт я принял самой глубиной души.
- Спасибо, Хозяин, - сказал я, чувствуя, что глаза снова становятся мокрыми.
Только это были слёзы не боли и унижения, а, чёрт побери, внезапно охватившей меня признательности. Я даже поймал губами руку Мастера, но поцелуй получился крайне неловким, мне сделалось стыдно.
- А тебе не кажется, что ты просто похотливая тварь?
Я закусил губу. Прут оказался в руке Мастера прежде, чем, спохватившись, я произнёс:
- Да, Хозяин. Мне так кажется.
Рука уже схватила меня сзади за ошейник, я вдруг оказался на четвереньках, спина выгнулась от боли.
- А!
Прут просвистел опять, я извивался, прижимаясь к полу. Это не были прежние лёгкие хлёсткие удары, которые я мог переварить с некоторой долей удовольствия. Это была настоящая порка. Я не успевал отдышаться между ударами и только продолжал повторять, надеясь на то, что от меня хотят лишь убедительности:
- А! Да, Хозяин, я похотливая тварь.
Когда я шлёпал себя отцовским ремешком, запершись в ванной и включив посильнее воду, чтобы заглушить в общем-то негромкие шлепки, я и представить себе не мог, что это такое, когда тебя действительно секут по заднице. Сколько раз я фантазировал о том, что снимаю штаны и ложусь на гладкую, до блеска отполированную животами и грудями школьниц скамью, и влажная тяжёлая розга полосует мою задницу. Но чего точно не было в этих фантазиях, так это реальных и очень конкретных физических ощущений. Может быть, прут был твёрже и толще обычной школьной розги, может быть, Мастер заботился о своём удовольствии, а не о моём, и сёк меня так, чтобы крики мои доставляли ему наслаждение, а может быть, я просто впервые столкнулся с тем, что бывает, когда ошейник оказывается застёгнут и дорога назад, хотя и существует, кажется потерянной в тумане рабской покорности.
- Да! Хозяин, да, да, я похотливая тварь!
Я почти кричал это, сбиваясь на плач и нисколько не заботясь о толщине стен в этой квартире. За несколько минут я получил пару десятков жестоких ударов прутом, моя задница и бёдра горели и пульсировали. В голове успела скользнуть мысль, что следы придётся прятать от родителей, но новый удар сразу же унёс все мысли, кроме одной:
- Я похотливая тварь! Ваша тварь, Хозяин!
Мне уже не казалось это стыдным. Что-то во мне вырывалось наружу и кричало за меня. Что-то, что только и ждало момента, когда ошейник окажется на своём месте, а я на своём - у ног Хозяина. Ниже меня, покорнее меня в те минуты никого не существовало в целом мире. Червяком я полз по ковру, но не чтобы уползти от боли, а лишь выражая свою природу. Я бы уполз далеко, если бы Хозяин не продолжал держать меня сзади за ошейник. Тот грубо впивался в горло, я хватал ртом воздух, чтобы снова крикнуть то, что, может быть, хотели от меня услышать. Этого "может быть" было достаточно, чтобы тело издавало звуки, складывало слова, которых любой другой момент жизни я стыдился бы больше всего на свете.
Но, к счастью, в этой комнате не было никого, кто вызвал бы во мне такой стыд. А Хозяина я стыдиться больше не мог. Точнее, похожее чувство оставалось и даже сделалось глубже, острее, но это было другое чувство, куда ближе к той похоти, в которой я то ли признавался, то ли утверждался под ударами прута. И я чувствовал его безостановочно, когда вскоре Мастер, отложив прут, стал водить меня на цепочке по квартире. Он заставлял меня гавкать, скулить, лакать воду из тарелки и делать другие вещи, которые я, в отличие от собак, делал впервые. Я таскал в зубах какой-то резиновый мячик с прилипшими от ковра волосками. Я выполнял команды, проявляя непонятно откуда взявшийся во мне артистизм, и совершенно ничего не боялся. Кроме одной вещи. Но эта вещь снова лежала на столе, а Мастер лишь подбадривал меня шлепками.
Он развлекался, придумывая для меня немыслимые прозвища, в основном женские. Я вилял задом и откликался на любые безобразные слова, как если бы это были нежности, произносимые для возлюбленной. Этот ход мыслей имел отражение в реальности. Когда Хозяин вдоволь нахохотался, он достал из шкафа маленький пакетик и кинул его мне. По собачьей инерции я поднял пакетик с пола зубами и хотел принести, но услышал:
- Нет, милая, надень это.
Голос был издевательски ласковый. Развернув пакетик, я нашёл там чёрные женские чулки с тоненьким пояском. Заторможенно я перебирал чулки в пальцах.
- Только не говори, что тебе не нравится фасон.
Фасон мне нравился, мне всё нравилось, что хотел от меня мой Хозяин. Просто я едва соображал.
Надевая чулки, я почувствовал, что скоро меня будут брать, как женщину. В этих чулках, с голой задницей, скорее всего раком. И, хотя в моём анусе пока что не бывало ничего толще и длиннее двух тесно сжатых пальцев, моих собственных, волнение, которое я чувствовал, было идиотски романтическим.
Мне стоило бы вспомнить недавний урок и подумать о том, что крепкий мужской член отличается от пальца не меньше, чем жёсткая порка прутом от боязливых шлепков в ванной. Но думалось лишь о том, что совсем скоро меня будут трахать. По-настоящему. Меня трахнут, как женщину. Или, используя классическое выражение, подходящее к случаю: меня сделают женщиной. И от этой мысли чулки стали казаться не тем, чем они в действительности были - очередным инструментом моего унижения, а своевременным эротическим нарядом.
долго возился с застёжками пояса, и Хозяин бы, наверное, потерял терпение, но в это время он был занят сам. Из ящиков стола он доставал и раскладывал на кровати предметы. Те самые, которые я искал глазами, едва переступив порог комнаты. Они всё-таки существовали. Были деревянные и пластмассовые прищепки, анальная пробка и анальная пробка побольше, плётка с короткими хвостами, что-то ещё, что не было пущено в ход и поэтому не запомнилось.
- Готова, красавица? - спросил Мастер.
Я стоял посреди комнаты, переминаясь с ноги на ногу. Один чулок оказался ниже другого, я принялся поправлять, но Хозяин меня остановил.
- Не нужно, ты ведь не девушка из рекламы белья. Ты шлюха.
На последних словах его голос резко изменил интонацию. Меня пробила короткая нервная дрожь, но я покорно ответил:
- Да, Хозяин.
Очевидно, это было очень кстати. Обманутый шутливыми интонациями, я уже пропустил несколько аналогичных реплик и теперь, опомнившись, чувствовал себя, как воришка.
- Вот так... - сказал Мастер значительно. - Извини, забыл, кто ты?
- Шлюха, Хозяин, - я сглотнул.
Эндорфиновый угар, владевший мной несколько минут назад, стал выветриваться. Слова снова что-то значили. А ещё на мне был блядский наряд, и в таком виде я находился не в своей спальне, украдкой от всего мира, а в квартире человека, которого видел второй раз в жизни. А поскольку убегать я не собирался (хорош был бы в таком виде беглец), из этого автоматически следовало, что со мной будут делать всё, что положено делать с людьми, на которых, кроме пояса и чулок, нет совершенно ничего. Даже более того: со мной можно было делать то, что делают с людьми, на которых, кроме пояса и чулок, надет собачий ошейник.
- А что ты умеешь, шлюха? - Мастер опустился в кресло и снова расстегнул ширинку.
На этот раз его член не торчал колом, а напоминал толстую увесистую сардельку.
- Я умею сосать член, - сказал я.
Лицо Хозяина искривилось.
- Во-первых, шлюха не говорит "член", она использует другое слово. Во-вторых, шлюха не говорит "я умею сосать член", - он изобразил голосом мои вялые интонации, - а в-третьих, ты не умеешь сосать член. Давай, вторая попытка.
- Я умею сосать хуй, - сказал я, выдавив из себя какое-то придыхание, получилось почти по-женски.
Мастер покачал головой.
- Ты крайне тупая сучка, - сказал он, глядя мне в глаза.
Мне даже показалось, что он потянулся за прутом, но это было ложное впечатление. Мастер просто немного поменял позу, словно уже не рассчитывал, что беседа будет короткой.
- Слово подобрать тебе мозгов хватило, голос тоже сделала поживее, зачтено. Но зачем ты врёшь мне в лицо? Врёшь своему Хозяину. Ты не сосала хуй. Ты могла сосать всё, что угодно - сиську в младенчестве, киску подружки... Но хуй ты пока даже и не нюхала. Так?
- Да... Хозяин, - я сказал это и со всей ясностью осознал, что всякий раз, когда сексуальный транс отступает и в голове проясняется, я делаю бессознательные попытки превратить всё в игру, в условность.
Но Хозяин не собирался играть в шлюху. Сейчас я действительно стал его шлюхой. Не в том смысле, что уйду от него, пересчитывая банкноты, а в том смысле, в котором это слово используется в адрес сговорчивых женщин. И именно я, а не какая-то выдуманная путана стоит сейчас перед членом, который требуется ублажить. А правда в том, что я буду делать это впервые в жизни.
- Повторю вопрос: что ты умеешь, шлюха? - сказал Мастер усталым тоном.
На этот раз я не смог ответить сразу. Мне пришлось подумать. За последний час мои мысли были простыми, а слова ещё проще, и я действительно почувствовал себя очень тупым. Но Хозяин ждал от меня ответа, и мне пришлось напрячь голову.
- А ведь всё просто, - произнёс Мастер, перебирая что-то на столе.
И я понял.
- Я ничего не умею, Хозяин.
Мастер поднял брови и наградил меня медленными аплодисментами.
- Тупая, зато честная.
Он встал и неторопливо разделся, аккуратно повесив свою одежду на спинку кресла. У него оказался довольно неплохой, поросший тёмными с проседью волосами пресс. Лобок и яйца тоже были волосатые. Я вспомнил, как тщательно брился, и контраст возбудил меня. Да, ему можно. Мне - нет.
- Ползи сюда, сука, будешь учиться.
Он руководил мной, и я покорно вылизывал его прохладную мошонку, не прикасаясь к стволу, как он велел. Это было нетрудно и приятно. Я медленно водил языком, прикрыв глаза, и чувствовал, как рядом, чуть касаясь моей щеки, мерно пульсирует, набирая силу, мужской член. Потом по приказу я стал легонько трогать кончиком языка основание члена, постепенно двигаясь выше к головке. Я вспомнил, как однажды Алина решила сделать мне минет. Она решительно обхватила губами кончик члена и быстрыми движениями руки моментально довела меня до оргазма, предусмотрительно отведя голову подальше, когда я начал подёргиваться. Опыт был для меня очень приятным, но как наука никуда не годился.
- Бери в рот, - услышал я команду, так и не добравшись языком до головки.
Стараясь ни в коем случае не коснуться члена зубами, я принялся сосать его. Попробовал подвигать головой, но, как только член оказался чуть глубже, сработал рвотный рефлекс.
- Нормально, - прокомментировал это Хозяин. - Ещё и глотать у меня научишься.
Однако я старался больше не брать слишком глубоко и просто посасывал головку, втягивая щёки. Мастер взял меня за волосы и оторвал от своего члена.
- Лижешь ты неплохо, наверное, привык пизду лизать шалаве своей. А вот сосёшь отвратительно.
На секунду мне стало дурно от того, что он назвал Алину шалавой, но сразу за этим я почувствовал новую волну возбуждения. Мне мигом представилась она, голая и смущённая на этом ковре, прикрывающая руками письку перед Мастером. Эту письку я действительно лизал, хотя и не так много, чтобы можно было говорить о привычке.
- Тебе стимула не хватает, - произнёс Мастер.
Я содрогнулся. Нет, только не прутом по заднице! Вслух я этого, конечно, не сказал, но в любом случае моя догадка оказалась ложной. Через минуту Хозяин вводил в мой почти девственный анус тугую резиновую пробку. Хотя он использовал смазку, пробка шла трудно. Острой боли не было, но от дискомфорта я зажимался и постанывал. К счастью, в намерения Мастера не входило травмировать мою задницу ещё и изнутри, он водил пробкой туда и обратно, постепенно разрабатывая меня, прежде чем самая толстая её часть смогла скользнуть внутрь.
- Придерживай рукой, - сказал Мастер, когда очередной рвотный спазм заставил пробку выскочить.
Я начал брать член глубоко, хотя и не до самого основания. Мне казалось, что меня насадили на вертел, спазмы пробегали по всему моему телу. От этих спазмов пробка села во мне удобнее, и стало почти приятно. Хозяин тоже, кажется, был почти доволен. Он несколько раз отводил моё лицо от своего мужского достоинства и награждал меня звонкой оплеухой, но по выражению его лица я понял, что это делается просто для его удовольствия. То ли от члена, то и дело добирающегося до горла, то ли от этих пощёчин из глаз у меня лились слёзы.
Я поймал себя на том, что время остановилось, что мне абсолютно всё равно, сколько ещё продлится эта пытка членом. Я не чувствовал того, что раньше знал как удовольствие. Но я не чувствовал и неудовольствия. Меня вообще не стало. Было существо в женских чулках с резиновой втулкой между похабно выставленных иссечённых полушарий. Был твёрдый горячий член во рту этого существа, и были пощёчины. И всё это тонуло в горячем облаке похоти. Кажется, в какой-то момент, когда мне дали отдышаться, я скулил какие-то непристойности, вроде бы умолял немедленно трахнуть меня. Едва ли Хозяин стал бы откликаться на мои призывы, они, скорее всего, просто развлекали его и, хочется верить, возбуждали. Однако вскоре я почуял запах резины и смазки, и член у моего лица оказался упакованным в тонкий латекс.
- Пробку сюда, а сама на середину ковра. В коленно-локтевую, блядь!
Ощущения от члена были совсем не такие, как от пробки. Во-первых, он проникал гораздо глубже и я ощущал что-то почти нестерпимое, как когда сильно хочешь в туалет. Во-вторых, он двигался, постоянно и довольно быстро. И, главное, он делал это совершенно независимо от моей воли. Я понял, почему женщины относятся к этому в общем-то нехитрому действию с таким сакральным трепетом. Оральный секс, какие-то другие ласки не могут дать этого точного и безусловного эффекта - чувства, что тебя имеют.
Когда член освоился во мне и движения стали лёгкими и стремительными, меня положили на бок, потом перевернули на спину. Я видел свои расставленные, задранные вверх ноги, грудь и лицо Мастера между ними. Меня снова били по щекам, засовывали пальцы мне в рот. Я лизал и сосал эти пальцы и узнавал в ушах собственные стоны. Стоны грёбаной шлюхи. Даже очень постаравшись, я не смог бы изобразить такую похоть. Но меня имели, и всё происходило само собой.
В какой-то момент соскам сделалось больно и хорошо, несколько прищепок также оказались у меня на губах, а одна на языке. Я высунул его подальше и закатил глаза. До моего сознания доносился голос Хозяина, он что-то приказывал мне, но я уже ничего не понимал.
Потом я нашёл себя снова стоящим на четвереньках. По спине и верхней части задницы ходила плётка. Одновременно с этим Хозяин продолжал уверенно долбить моё окончательно капитулировавшее анальное отверстие. Ощущения смешивались, пересекались, наслаивались одно на другое. Во всём был какой-то ритм, и этот ритм делался то простым, то сложным.
И вот я снова на спине и вижу, что член Хозяина висит надо мной. Едва успеваю понять, что он почему-то уже без презерватива, и в следующий миг что-то горячее падает мне на лицо. Я зажмуриваюсь и слышу слова, что-то вроде "рот открой, пизда ивановна". Открываю, облизываю залитые спермой Хозяина губы, сосу то, что мне дают, дёргаюсь от рвотных спазмов, которые теперь мне кажутся лучше любого оргазма, и, наконец, остаюсь в какой-то оглушительной тишине...
Мы не сидели и не пили чай на кухне, обмениваясь впечатлениями. Мы не курили молча на балконе. Я механически помылся под душем и так же механически натянул свою одежду. Перед уходом я, уже полностью одетый, с сумкой на плече, встал на колени и поцеловал руку Мастера.
- Спасибо...
- За что? - как будто удивился он.
Не знаю, почему у меня возникли именно эти слова, но я ещё раз поцеловал его руку и сказал:
- За вашу доброту, Хозяин.