Я сидел на уроке в воскресной школе. Мой учитель Гельермо ходил по классу и рассказывал какой-то сюжет из Библии. Я его не слушал, меня больше волновало сейчас то, когд он опустит свой зад на стул, хе-хе, его там ждет бо-о-ольшой сюрприс.
— И так, дети мои, сегодня, мы поговорили о том, на что человек готов пойти ввоимя Господа нашего, — разглагольствоввал он направлясь к своиму столу.
«Ну, давай же, давай» — думал я в предвкушении веселья. Я думаю, настало время рассказать вам о моем замысле, он был не хитрым.
Задумка была такой — когда мой многоуважаемый учитель сядет на стул его там ожидает небольшой гвоздь, предусматрительно вбитый мною заранее, вы, наверное, подумали, что это все, нет хе-хе, гвоздь — это слишком банально. Как только он опустится на стул своей тушей, то ощутит в себе, горячий метал, после этого в дело вступает клей, намазаный мною же, а так как туша у Гильермо не маленькая клей сработает моментально, и мой учитель, вскочив, покажет всем свои «окорока».
Так все и произошло, опустившись на стул, Гельермо, сначала покраснел, как помидор, а затем завизжал словно хряк убигающий от мясника, готовищего его на убой. Вскочив, мой учитель лешился еще и ниженей части своего балохона, от чего пришел в ужас еще больше, и убежал с криками, взывающими к Господу, наш простодушный Гельермо, наверное, подумал, что это Он его покорал
Весь класс наполнился визгами, и отмесферой веселья, все неустанно хохотали, в классе наступил полный хаус.
«Да-а-а, это, безусловно лучшая моя шутка над Гельермо» — подумал я, неустанно хохоча.
В класс вбежал смотритель церкви.
— Что здесь произошло? — завопил он, и тут увидел, кто хохотал больше всех. — Хоакин де ла Вега! Быстро встать!
Я покорно повиновался, мне было это не впервой.
— За мной! — скомандовал он. Я послушно поплелся за ним в его кабинет.
Я в который раз сидел в кабинете приподобного, как же сдесь было скучно все уже, наверное, ушли домой, потому что сидел я сдесь уже часа два, они всегда в таких случиях вызывали маего отца — Алихандро, но сейчас родители были в разводе и поэтому скорее всего отец Альбрто отправил человека, чтобы вызвасть сюда мою мать — Елену де ла Вега. Дверь открылась и в нее вошел святой отец, а за ним моя мама.
— Хоакин, что ты натворил? — обеспокоино спросила она.
— Обмазал клеем и вбил гвоздь в стул своего учителя. У отца Гильермо до сих пор шок. — ответил за меня Альберто.
Я хотел было возразить, но строгий вгляд матери заставил меня смеренно склонить голову.
— Простите его, пожалуйста, ему всего лишь 18, — начала просить его мама.
— Нет, сеньера... — осекся Альберто, посмотрев на маму. — Нет, простить можно один раз, два, три, но не десять, боюсь, что сдесь помогут только розги.
Я невольно усмехнулся потому, что светой отец нее мог оторвать взгляда от глубокого декольте моей матери.
«Тоже мне святоша» — подумал я.
Хотя, наверное, осуждать его за это было бы глупо, моя мать была поистине превликательной женщиной. Большие, карие глаза, алые, пухлые губы, черные, шелковистые волосы спускались до пояса, стройная фигура, округлые бедра, и большая грудь не полного четвертого размера. Я уже не говорю о том, что в свои тридцать семь лет она выглядила на двадцать.
Заметив усмешку на моем лице, святой отец пришел в ярость.
— Смотрите, этот щенок надомной насмехается надо мной! — завизжал он, и кинулся на меня с розгами.
— Нет! — взмолилилась мама, повиснув у него на руке.
— Не лезь, Puta¹! Я должен его наказать!
Стряхнув с руки маму, Альберто, дал ей пощесину, мама упала на пол. Все произошло так быстро, что я толком ничего не понял, я понял лишь одно — эта мразь ударила мою мать, гнев мгновенно заполнил меня полностью. Я молнеиносно вскочил, со стула и очутился рядом с ним, он не ожидал от мення такой прыти, а я тем времинем быстро и очень сильно ударил его между ног. Преподочный упал на колени и схватился за то место, где у него, наверное, имеются яйца, хотя врятли, настоящий мужчина никогда не поднимет руку на женщину.
— Никто! — прорычал я, не узнавая собственого голоса. — Никто, не смеет поднимать руку на мою мать, ты понял, мразь?! Никто! — с этими словами я заехал ему в глаз.
Я повернул голову в сторону матери, она сидела на полу, прижав руку к щике, и плакала. Я подошел к ней и обнял.
— Мам успокойся пожалуйста, он уже свое получил, я не могу смотреть, как ты плачешь, — утишал я ее поглаживая по голове.
— Ах ты, чертенок, да как ты посмел?! — закричал, пришетший в себя Альберто.
— Лучше бы тебе замолчать святоша, или за себя не ручаюсь.
— Не надо, Хоакин, не надо! — все еще всхлипывая сказала мама.
— Вашего урода будут судить по всей строгости! — начал было Альберто.
— Нет! — уже спокойным и уравновешаным тоном, сказала мама. — Иначе я расскажу всем, что вы пытались надругаться надо мной.
— У вас нет доказательств!
— У меня есть сын, который, все прекрасно видел. Правда, сынок?
— Да, — ухмыльнулся я, помогая маме встать.
— Ах, вы! — процедил он сквозь зубы, но договаривать не стал, видимо понял безнодежность этой ситуации.
Мы с момой пришли домой молча, она пошла в душ, а я пошел в свою спальню. Я буквально валился с ног. Придя в свою комноту, я разделся и лег в кровать, но заснуть так и не смог. Случай с преподобным все никак не шел у меня из головы. Мне было стыдно? Отнють. Наверное, это потаму, что я был просто перевозбужден и взволнован этим событием. Мои размышления прервал стук в дверь.
— Мам? Это ты?
— Да, Хоакин, это я, — послышалось из-за двери.
— Зачем стучишь? — с улыбкой спросил я, когда она вошла.
В руках у мамы была керосиновая лампа, и я смог ее хорошенько рассмотреть. Мама была одета в свое домашние платье, в котором обычно спала, по вверх него был накинут голубой, шелковый халатик, ее прекрасные, черные волосы были распущены и спадали на плечи, мама была как всегда восхитительна.
— Да так, мало ли чем ты тут занимаешься.
— Чем, например?
— Ну, не важно!
— Ладно, а что ты хотела то?
— Я хотела поговорить с тобой на счет того, что было сегодня, — сказала она, присаживаясь на край постели.
— Мам, я не буду извиняться перед Альберто, он получил по заслугам!
— Я знаю, сынок. Я не об этом, ты тогда был в ярости, ты готов был его убить за меня... — она осеклась — Я видела это по твоим глазам.
— Мам, я всегда защищу тебя, чего бы мне это не стоило, вы с отцом развелись, и теперь вроде как я вместо него — уверенно произнес я, садясь на кровати рядом с мамой.
Неожиданно мама расплакалась.
— Мам, ты что?
Она положила голову мне на плече и тихонько плакала.
— Какой же ты у меня взрослый, — шептала она всхлипывая.
Мне было больно смотреть, как мама плачет, я не знал, что мне делать. Мне только и оставалось, что шептать ее на ухо утешения, поглаживая по голове.
— Мам, успокойся, что ты так расплакалась, — сказал я, и наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, но тут она внезапно повернула голову, наверное, чтобы что-то сказать, это было для меня такой не неожиданность, что я не успел отвернуться и поцеловал ее прямо в губы. Меня словно обожгло огнем, я никогда до этого не смотрел на свою мать, как на женщину, но после этого поцелуя все по менялось, я понял, что хочу свою мать, я хочу целовать ее вечно, но совладав с собой, я отпрянул от нее.
— Мам, прости, я не хотел!
Она не отвечала.
— Мам, прости, пожалуйста, — я не уверенно, поднял глаза.
Мама сидела и смотрела на меня в упор, она уже не плакала, и казалось, она такая же, как и была раньше, но вот ее взгляд, в нем ...