Арест
Приехали в леспромхоз. Нас опять поселили в общежитии. Почему- то к нам пришли не конторские, а участковый милиционер. Сказал, что завтра за нами приедет машина. На все наши вопросы отвечал, что сам ничего не знает. Утром Сергей с Вовой пошли в контору и отдали все свои деньги, чтобы их отослали родным. Для тех это дело привычное, лишь бы адрес был точный. Часов в 10 утра за нами приехал милицейский РАФик, типа скорой помощи, с сержантом милиции. Нашему удивлению не было предела. Куда нас везут? Не говорят.
Погрузились и поехали аж в Свердловск. Приехали в какое-то отделение милиции в КПЗ (камера предварительного заключения). С вещами выгрузили. Расположили в одной комнате, которую почти всю занимал топчан, а для прохода оставалось метра полтора. До нас стало доходить, что мы за что- то арестованы. Но за что? Никто ничего не говорит. Милиционеры, нормальные мужики, только пожимают плечами, знали бы - рассказали.
Одну ночь провели там, вторую. Нас кормят, водят в умывальник и туалет, когда попросим. Отношение почти доброжелательное. А на третью ночь нам всем захотелось секса. Но там было довольно тесно. Сергей предложил паровозиком. Первым будет только Миша, а последним только Сергей.
Когда милиционеры совсем затихли, перестали ходить и разговаривать, мы начали пристраиваться друг к другу. В Мишку вошёл Петрович, я в Петровича, в меня Вася, в Васю Вова, а в Вову Сергей. Не так просто это оказалось сделать. Выручила хорошая эрекция. Мы, как уехала Маринка, в сторожке так больше и не трахнулись. А это три ночи, затем ночь в общежитии, затем три ночи в КПЗ. Нам никому этот паровозик не понравился. С грехом пополам кончили друг в друга и сразу же вырубились.
После завтрака нас стали по одному выдёргивать с общей камеры. Первым вызвали Петровича, вторым Вову, третьим меня. Привели в ярко освещённую солнцем комнату. Там находился майор милиции и пожилой человек в белом халате. Майор приказал холодным, не терпящим возражения голосом снять брюки и трусы. Я снял и бросил на табурет.
- Подойди к окну и стань в коленно-локтевую позу на кресле.
Я сначала даже не врубился, как это. Он заорал:
- Что, уже не понимаешь русского языка! Раком стань!
И тут до меня дошло, что это медицинское обследование. Я встал. Подошёл врач.
- Ладони положите на ягодицы и раздвиньте их.
Я сделал. Он майору говорит:
- Смотрите, и этого вчера ебали. Я даже пальцем входить не буду. И так всё видно. Разъёбан, да ещё и как! Пидор!
Краска прилила к моему лицу. Я так покраснел, что горели даже уши. Впервые меня так назвали чужие люди, и похоже, что это только начало. Меня отвели в камеру, где были уже Петрович и Вова. Им тоже врач сказал, что они педерасты. Петрович был бледен, лицо перепуганное, и его всего колотило. Стал его успокаивать как мог, хотя и сам выглядел не лучше. Четвёртым пришёл Сергей. Врач его обсматривал долго и даже в попу пальцем лез. Затем заставил повернуться передом и открывать головку члена. Но ничего не сказал.
Привели Васю. Его зачем-то заставили тужиться, и у него вдруг из очка потекла, как вода, сперма Вовы. Утром он не ходил в туалет. А врач сказал, что его трахали или кулаком, или в два члена. Опытным оказался старикашка. Последним привели Мишку. Он говорит, что, как услышал слово пидор, чуть в обморок не упал. Часа через два нас по одному привели в нашу камеру.
Теперь милиционеры в открытую издевались над нами, не скрывая своего презрения, обзывая пидорами и мразями. Но мы никак не могли понять, как они обо всём узнали, откуда вдруг всё стало известно? Я знал, что в уголовном кодексе (УК) есть статья 121.1 за мужеложство, но не знал, сколько за это дают. Рассказал всё, что знаю об этом мужикам. Все долго молчали, переваривая информацию. И ещё я сказал, что Сергей уже имел срок за драку и теперь его захотят сделать "паровозом". Что вроде бы он во всём виноват, он уговаривал, насиловал.
- Так вот, мужики, валите всё на меня. Вы же знаете, что Серёга здесь не при чём. Мы с Васей ещё в Ростове начали. Да и Петрович с Мишей уже были любовниками. Не "топите" Сергея, не берите грех на душу.
Сергей с благодарностью посмотрел на меня. Хотелось уже в туалет. Я специально остался последним, хотел хоть что-то узнать, откуда о нас стало известно или от кого? Водил в туалет молоденький сержант. Я стал у него спрашивать об этом, но он ничего не говорил, но улыбался мне. И я решился.
- Сержант, расскажи, всё что знаешь, а я тебе за это отсосу. Мне теперь придётся это часто делать.
Сержант оглянулся и шёпотом стал рассказывать:
- К вам в лес приезжала чья-то жена. Вот она и пошла к третьему секретарю обкома партии, ответственному за идеологию в области и всё ему рассказала. Тот тут же позвонил начальнику милиции города и приказал немедленно арестовать вас. Вот так всё и произошло. Отвертеться у вас нет никаких шансов, судить будут обязательно, так решил обком партии.
Молодой и симпатичный парень стоял передо мной, переминаясь с ноги на ногу. Я присел на корточки и рукой стал расстёгивать ширинку. Делал это медленно, наслаждаясь моментом и растерянностью сержанта. Член был небольшим, но под стать хозяину - красивым. Стоял так, что прижался к животу, и я рукой оттягивал его себе в рот. Ментик был такой аккуратный и чистенький, что сосать одно удовольствие. А какой он темпераментный и заводной, входит в горло, вызывая у меня слёзы и слюну. Кончая, держит меня за голову, я задыхаюсь уже, но он не отпускает, пока всё не слил. У него и вкус спермы сладковато-солоноватый, приятный. Классный парень! Я так возбудился. Говорю ему:
- Потрогай мой.
Он улыбнулся:
- Нет, мы на это не договаривались.
Пока он вёл обратно и я был ещё сильно возбуждён, ко мне пришла мысль о Серёге. Может, мне попробовать раскрутить его на анал? Это идея!
Рассказал всё, что знал, мужикам. Все были в шоке, особенно Василий. Сергей сразу сказал, что надо было всем её трахнуть, она за этим и приезжала. Все были в унылом настроении, не хотелось и разговаривать. Поздним вечером лёг сзади Сергея и обнял его грудь, засунув руку под рубашку.
- Серёж, нас завтра-послезавтра всех переведут в следственный изолятор или, говоря проще, в тюрьму. У тебя вторая ходка, и ты попадёшь к бывалым уркам. Начнут сразу же гнобить тебя. Давай, я буду у тебя первым. Мы почти родные люди, и я буду очень нежным. Сергей, доверься мне. А там тебя могут и порвать. С твоим характером будешь ты бит нещадно.
Он оттолкнул меня, прошипев:
- Вот сучка хитрая!
Да, это было не совсем красиво, но в принципе я был прав. Мы попадём в безжалостную советскую тюрьму и зону, где каждый сам за себя, да ещё и с клеймом "пидорас". Прошло всего наверное с полчаса, как рука Сергея полезла ко мне в брюки. Меня уговаривать не надо, член сразу же встал. Стал расстёгивать ему штаны, и вот его белая попа передо мной. Лежим на боку. Долго собираю слюну и смазываю ему очко. Сначала разрабатываю пальцами, долго, не торопясь, пока не почувствовал, что очко расслабилось и без напряга принимает два пальца. Лезу с тремя. Шепчет:
- Да давай уже, вставляй!
Вот как всё повернулось, о таком я даже не мечтал. Пристраиваюсь и с силой давлю членом на очко, раз, ещё раз - и головка стала медленно входить в попу. Останавливаюсь и разрабатываю вход снова и снова, и опять в глубины. Мне так хорошо от плотно обхватившего член очка, что я готов кончить. Серый то ли стонет, то ли кряхтит от напряжения. Ему сейчас не легко. А я настойчиво пробираюсь дальше, пока мой лобок не упирается в его попу. Но я всё равно делаю небольшой мах и вхожу до упора, вызвав стон Серого. Проснулся Вова, а может, он и не спал. Сразу же всё сообразив, лезет головой в пах к Сергею и берёт его мягкий член в рот. Чувствую, как расслабляется попа, и трахаю уже на всю длину члена. Кончаем почти одновременно. Говорю Сергею:
- Дал бы и Вовке, пусть и он тебя там пощекочет.
Тот ложится на живот, и Вова входит в него. Слышно только тяжёлое дыхание обоих и шлепки о попу. Засыпаю, не досмотрев до конца. Утром туалет, завтрак. Часов в 11 нас с вещами везут в автозаке в тюрьму.
Тюрьма
Там сразу же снимают отпечатки пальцев, фотографируют в профиль и анфас, обыскивают, забирают шнурки, ремни, шарфы. Осмотр врачом, затем по-одному в разные камеры. Меня почти вталкивают в открывшуюся дверь. Стою на пороге. Дверь захлопывается. Я громко поздоровался, но никто не ответил. 23 пары глаз уставились на меня. Голос с середины камеры:
- Эт ты, что ли, опущенный?
- Да, я!
Ко мне подходит мужик в солидном возрасте, в шикарном спортивном костюме "Адидас" (время повального дефицита, а тут в тюрьме в "Адидасе" - круто!), сразу видно - старший по камере.
- Мы вас уже второй день ждём. Слава о вас уже по всему городу идёт.
Я очень удивляюсь, что о нас уже все знают.
- Занимай своё место, внизу, у параши. Это недалеко от входной двери.
Сажусь на шконку.
- Ну давай, расскажи, как докатились до жизни такой?
Блин, что делать? Расскажу - убьют или насиловать начнут.
- Да что тут рассказывать? Полгода без баб, вот и попутал бес.
Но ко мне стали подходить с дальних шконок поближе. Вопросы сыпались за вопросом, и я, наверное, минут 15 отвечал на них. Странно, но голубая тема интересовала моих сокамерников. Отошли от меня только тогда, когда открылось оконце в двери и стали выдавать обед. За общим столом мне не разрешалось сидеть, ел на своей шконке. После обеда все легли отдыхать. Мне же дали веник и тряпку, и я подметал камеру и протирал от пыли всё, где она была.
камере мужчины от 18 до стариков. Не хочется рассказывать, что там со мной было. Презрение и желание унизить. Меня спасло только то, что у всех это была первая ходка. Никто не знал, как надо вести себя с "петухами", поэтому на всякий случай меня не трогали, старались даже не разговаривать. У каждого свои "дела", свои грехи, с которыми надо разбираться.
Послушаешь - ужасаешься. Воры, мошенники, грабители, бандиты, разбойники, убийцы и даже расчленители. Этих боялись все. Явно проблемы с психикой. Но они тоже жили с нами, ждали суда. И я, который никому ничего не сделал плохого. У меня даже нет потерпевших. За что я здесь? Что люблю мужчин? Сижу за любовь! Абсурд! Но такова советская действительность.
Стал приходить следователь, и меня стали водить на допросы. Как я и предполагал, Серёгу хотели сделать главным растлителем. Вот зачем им это нужно, чтобы был вожак? Когда он понял, что в нашем деле главного злодея нет, потерял всякий интерес. Полное равнодушие. Меня никто не дёргал, ничего не заставлял делать, сам следил за чистотой в помещении.
Неожиданно выдернули из камеры с вещами. Куда? Зачем? Молчат. Маленькая надежда – может, выпустят? Но нет, поблудив по коридорам, меня опять почти силой втолкнули в камеру. Она совсем маленькая, на 4 шконки, две пустые, а на одной лежит урка в полосатой робе. Это значит, что у него минимум три ходки, рецидивист. Тех, кто в тюрьме впервые, нельзя сажать вместе с теми, кому тюрьма мать родная. Запрещено! Но везде свои порядки. Особисты на всё смотрят из своих интересов, а на тебя им наплевать. Сразу же сказал ему, что обиженный. Он обрадованно потёр руки:
- О, петушков я люблю! Сам посуди - шесть ходок, вся жизнь в тюрьме. И если бы не пидоры - с ума бы сошёл.
Но указал мне место у туалета, или, как тут говорят, у параши.
Раскрутка молодого
Мужик этот мне показался неопределённого возраста: то ли 40, то ли 60 лет. Такой подвижный, живой и хорошо сложён на фигуру. Звать Руслан. Сразу же начал с гнилыми заходами на минет. Я пока раскладывал вещи и застилал постель, кулаком начал взбивать подушку. Делал это резко, зло, показывая ему, что я не какая-нибудь тряпка и с моими желаниями тоже надо считаться. Удивительное дело, он понял меня и как-то сразу остыл. Часа через полтора двери открылись, и к нам ввели ещё одного с вещами. Мужик лет 50, по хозяйственной статье, растраты на сотни тысяч рублей. И последним к нам подселили молодого и очень красивого паренька. Инкриминировался ему грабёж. В универмаге выхватил из рук женщины сумку с деньгами и пытался убежать. Наш рецидивист сразу же оживился. Подсказывал, куда что положить. Затем посадил паренька к себе на шконку и рассказывал очень интересные случаи из тюремной жизни. Паренёк, Женя, смеялся и явно подыгрывал тому. После ужина тот снова позвал парня к себе и уже в полголоса, иногда совсем тихо, что-то втирал молодому 18-летнему человеку. Прошло, наверное, с час. Смотрю, Руслан снял с себя рубашку, и Женя стал делать старому массаж шеи и спины. Охренеть, как быстро он уговорил молодого! Неужели парень не понимает, к чему дело идёт? На следующий день Руслан от паренька не отставал, тот всё время был в его внимании. Посмотреть - кореша, но я не верил рецидивисту, фальшиво всё, наигранно. После обеда Женя опять стал делать тому массаж спины. Руслан говорит:
- Ты и пониже помассируй.
А затем в наглую снял полосатые брюки и носки и попросил Женю растереть ему ноги. Кажется, до Женьки дошло, к чему дело идёт. Он стал отказываться, но тот его уговаривал так страстно и умело, что парень взялся за ноги. Пиздец! Паренёк совсем оказался бесхребетным. А Руслан нахваливал, как тот всё хорошо делает, как ему классно.
- Ты видишь, у меня даже хер встал. Вот потрогай! Да чего ты боишься! Потрогай!
Бедный Женька! Его всего трясло, голос дрожал. Но Руслан не переходил рубеж, не беспредельничал. Я слышал, что за беспредел, за насилие могут и авторитетного вора опустить. Насколько это правда - не знаю. Но Руслан, видя реакцию Жени, готового расплакаться, - отступил. На третий день, после завтрака, нас вывели на 20-минутную прогулку, которая проходила во внутреннем тюремном дворике. Руслан на прогулку никогда не выходил, сидел в камере. Женька начал просить меня, чтобы я ему помог отвязаться от Руслана.
- Жень, неужели ты ещё не осознал, где ты находишься? Это тюрьма, здесь каждый сам за себя. Не поддавайся ты на уговоры. А вообще, Жень, у тебя совсем мало шансов не наскочить на член. Какой блатной пройдёт мимо такого симпатичного молоденького паренька! Ты обречён быть пидорасом! Не можешь же постоять за себя? Что ты так его боишься? Я не могу тебе помочь, я для него старый и неинтересный.
Вот так я ответил уже обречённому парню. Думать надо было в универмаге, когда грабил. После обеда опять воркование на шконке, массаж спины и ног Руслану. Что-то мне показалось, что Женька это делал уже с удовольствием. А тот откровенно балдел и шептал:
- Вот так! Да! Между пальцами, а ниже пощекочи. Молодец! Жень, а щетинкой своей можешь потереться? Что ты стесняешься. До нас никому нет дела. Один спит, а другого что стесняться, он же пидорас!
И Женька склонился над ступнями Руслана и тёрся об них своей реденькой порослью. У меня встал член.
- Приоткрой ротик! Сильнее! А теперь губками, губками между пальцев. Ах, как у меня стоит! Ты только протяни руку и одним пальчиком потрогай его. Ну давай, Жень! Не бойся, я же за тебя всегда заступлюсь. Вот видишь, ничего и не случилось. Ручкой обхвати. Вот молодец! А теперь дави и отпускай, дави...
Руслан задыхался от похоти и возбуждения. Я лежал и смотрел, как в открытую ломают неискушённого паренька. Но мне не было его жалко, мне тоже хотелось кончить. Засунув руку в трусы, я откровенно дрочил себе. А от них громкий шёпот:
- Доставай его, Жень! Достань! Да не бойся.
Через некоторое время:
- Вот видишь, как ему хорошо в твоей руке, смазочка пошла. Растирай её по головке, растирай. Ложись своею головой мне на живот. Вот так. И работай ручкою. Давай, я повожу им по твоему лицу. Ах, как классно! Опять приоткрой ротик и губками, губками. А ещё шире. Вот молодец! По твоим губкам, по зубкам. Давай за щёчку. Да, так, так!
Я смотрел и не верил своим глазам. Женька открыл широко рот, и немаленьких размеров член входил в него. Лихо Руслан раскрутил молодого, и абсолютно без насилия, только уговорами. А оттуда возбуждённый хриплый шёпот:
- Впускай поглубже! Ещё глубже! Бля-я, я кончаю! Глотай всё, глотай!
Рвотные позывы у Женьки, но он продолжает держать член во рту, а Руслан откровенно трахает его. Достаёт член из рта, водит им по лицу и опять впихивает глубоко, до рвотных позывов Жени. Я громко кончаю на газетную бумагу. Руслан смеётся:
- Вон смотри, и пидор кончил. Им нравится смотреть, особенно когда мужики трахаются.
Прижимает Женьку к себе, гладит его по голове. Женя говорит:
- Ну я пойду на свою шконку?
Руслан ему:
- Нет, ты что! Ты теперь моя девочка!
Обнимает его и они засыпают вдвоём у Руслана. Смотрю на дверь, а там в глазок смотрит надзиратель. Это же он всё видел, но промолчал. За такое добавляют срок, а с Руслана как с гуся вода. Мутный он какой-то, даже воровской клички нет. На прогулку не ходит. Может, он кумовской? Надо за ним понаблюдать. Принесли ужин. Руслан Женьке говорит:
- Ты теперь за стол не садись, ешь на своей шконке.
У того округлились глаза:
- Почему? Что я сделал?
Наивный парень, сам не заметил, как стал пидорасом. Ели молча, я и Женя сидя своих шконках, за стол мы не должны садиться. У Жени слёзы на глазах, обиделся на Руслана. Ему теперь будет трудно свыкнуться со своим новым статусом. Готовлюсь ко сну. Женька демонстративно лежит у себя, отвернувшись к стенке. Руслан зовёт его. Не поворачивается и молчит. Руслан в приказном тоне говорит:
- Иди ко мне, быстро!
И уже помягче.
- Поговорить хочу.
Женька подходит.
- Ложись!
И начался новый этап уговаривания. Конечно, он мог уже запросто вафлить Женю, но он просто как кот с мышкой игрался и наслаждался этой игрой. Замкнутое пространство, скука. А тут такое развлечение - раскручивать молодого паренька на анал. Мне это было очень интересно, и я старался не пропустить ни одного слова. Их разговор продолжался, наверное, с час, когда я почувствовал, что Женька сдаётся. Конечно, Руслан это тоже уловил. Он возбуждённо задышал, голос стал хриплым и прерывистым, ему не хватало дыхания. В-о-о-т! Вот пошла эта сладость в сердце, ради которой он затевал свой нехитрый разговор.
Женя же не железный, он уже долго лежит с мужчиной, у которого он сосал. Мужик такой тёпленький, добродушный к тебе, почти родной. Ты ему уже лизал ноги и знаешь, как они пахнут и как пахнет его член, и даже знаешь вкус его спермы. Женина рука ложится на пах Руслана и начинает гладить. Всё, завелись оба.
Руслан вскакивает и раздевается полностью, догола. Заставляет и Женю раздеться. У Жени значительно меньше член, чем у Руслана, но стоит хорошо. Женя дрочит Руслану, наклоняется и открытым ртом водит по члену и яйцам. Затем берёт головку в рот, вызвав стон у Руслана. Тот приподнимается на локтях и одной рукой мнёт маленькую попку Жени. Я сажусь поудобнее, достаю свой член и в открытую дрочу. Но на меня никто не обращает внимание. Оба тяжело дышат, и этот звук страсти меня возбуждает до предела, я просто теку. Волна за волной из меня идёт смазка.
Руслан резко переворачивает Женю на живот и подминает того под себя. Ложится полностью на него и двигается членом по попе, попадая между булочек и скользя между них вверх и снова к очку и вверх. С каждым его движением из Руслана выходит всё больше смазки, и он просто скользит по очку. Никакой слюны, никаких пальцев, только смазка. Вот он одной рукой взял свой член и направил его в очко. Обессиленный от похоти Женя трепетал под ним. Но когда член стал входить, громко закричал от боли. Руслан хрипло шептал ему:
- Терпи, терпи. В первый раз всегда так. Терпи!...
А сам наращивал темп, и его яйца уже с силой бились о Женину промежность. Услышав знакомый и такой родной звук, не выдержав, я стал кончать. Моя сперма летела метра на два-три. Давно я так не кончал. А шлепки продолжались. Женька томно стонал и подставлял свою попу под член Руслана, намеренно приподнимая её. Блин! Да он прирождённый нижний. В первый раз - и такое вытворяет. Кончили оба почти одновременно и долго ещё лежали в этой позе. Но что было интересно, за нами опять наблюдали в глазок. Смотрел и наш четвёртый, который попался на растрате госимущества. Свет в тюрьме не гасится никогда, горит круглосуточно. Ночью проснулся от возни. Смотрю, Руслан опять хочет трахать Женю, а тот просит подождать до завтра, ему больно.
- Давай тогда соси.
А я подумал:
- Зря я не захотел с Русланом. Вон уже на третий заход пошёл. Да и член хорош, толстенький. Если бы не появился Женя, конечно, он бы меня в лёгкую трахнул. Но вот не сложилось.
И ещё с полчаса слушал, как Женёк сосал, а Руслан сопел и постанывал. Я все эти дни был очень подавлен, настроения никакого. А тут вдруг проснулся утром с улыбкой на лице. Уж очень мне была по сердцу история Жени и Руслана. И главное - ни одного грубого слова в сторону Жени, только всё по согласию. Потянувшись на шконке, я предложил Руслану и Жени отметить это событие и сыграть свадьбу. Ляпнул просто так, от хорошего настроения. Но идея им понравилась.
Стали думать, во что же нарядить невесту? Нет вообще же ничего, ни одной лишней тряпочки. У Жени была белая майка, он связал плечики вместе и накрылся ею как фатою. У всех было прекрасное настроение, и мы от души веселились. В 11 утра повели на прогулку. На улице солнце, и прогулочный дворик уже не казался тёмным мешком. Улучив момент, когда надзиратель отошёл проверять другие дворики, я прижал Женю к стене, и мы, наверное, минут десять страстно с ним целовались. Положил его руку себе на пах, и Женя стал мять, а затем и дрочить мой член. Хозяйственник-растратчик не сказал нам ни слова, только улыбался. В камеру вошли, как в родной дом. Когда вошли, в нос ударил воздух с запахом спермы. Я вспомнил нашу сторожку: после всеобщего траха там был такой же запах. Руслан выставил на стол пачку масла, печенье и шоколадные конфеты без обёрток. Затем появились две кружки с чифиром. Горячим! Откуда? Как он смог это всё организовать за 20 минут? Мы с Женей пили крепкий чай с одной кружки, а Руслан и хозяйственник из другой. В эти минуты все чувствовали себя просто счастливыми. И вдруг дверь открылась, назвали мою фамилию:
- С вещами на выход!
Ну суки же, такой день испортили! Привели опять в старую камеру. Всё те же лица. Подозвал старшой и попросил всё рассказать, где я столько времени был. Стал рассказывать, собралась целая толпа. Все пришли к выводу, что Руслан подсадной и работает на кума (оперативника). У него работа такая: вынюхивать, расспрашивать. Скорее всего, его подсадили к хозяйственнику, раскрутить того на откровенность. Деньги у того были немалые. И потянулись бесконечные и однообразные дни. Сексуально ко мне никто не приставал и ни о чём не просил. Словесные оскорбления были, как же без них. Человек ко всему привыкает, и я уже не обращал на это внимание.
Суд
Мне назначили дату суда, это сказал адвокат. Я обрадовался, сидеть взаперти с неприятными для тебя людьми очень тяжело. На суд нас собрали всех вместе: Петровича, Мишу, Сергея, Васю, Вову и меня. Мы так обрадовались друг другу, даже обнялись, но только тогда, когда нас посадили в машину. Ехали недолго. Было ясно, что нас уже осудили заочно, иначе бы вместе не везли. Заседание суда закрытое. Судья, прокурор, адвокат, секретарь - все немолодые мужчины. Как все и предполагали, нас выставили монстрами. В общем, не место нам в государстве, строящем развитой социализм. От последнего слова все отказались, кроме меня. Я говорил, что совсем не чувствую себя в чём-то виноватым. Что это моя задница, и я что хочу, то с ней и делаю. Мне сделали замечание за слово задница. Я поправился:
- Извините! Так вот это моя жопа...
Мне опять сделали замечание. Я снова извинился, но видел, как заулыбались адвокат и секретарь. Начал говорить, что на Западе к гомосексуализму относятся намного терпимее. Тут вскочил прокурор и, задыхаясь от злобы, стал орать на меня, что я антисоветчик, и он будет просить суд впаять мне статью за очернение социализма, что я тут смеюсь и издеваюсь над правосудием и всё в таком духе. Если честно, то я испугался. Сел на место и отказался дальше говорить. Перед кем я вопию - перед старыми убеждёнными коммунистами? Да разве им что-то докажешь? Суд ушёл на совещание. Мы сидели с опущенными головами и не смотрели друг на друга. Они нас сломали. Пять лет нам светило каждому. Пришли минут через 10-15 и зачитали приговор. Виновны! Каждому три года в колонии общего режима. Приговор вступает в силу со дня его объявления. Нахождение в СИЗО зачитывается в общий срок. А это почти полгода, т.е. нам оставалось 2,5 года отсидки в колонии. В машине я обнял Сергея и проговорил с ним всю дорогу до тюрьмы. После суда на душе стало легче, мы все немного повеселели и договорились обязательно встретиться после всего этого кошмара в Ростове.
В пересылочной камере
Пробыл я ещё в своей хате дней пять. Затем перевели в пересылочную. Камера на 12 человек, небольшая, шконки стояли в два яруса, шесть человек внизу и шесть сверху. Занял своё привычное место, у туалета и внизу. Здесь тоже все были первоходки. Никто не высовывался. Почему-то была одна молодёжь, самому старшему 33 года. Все ждали письменного решения суда, так называемую выписку. Когда она приходит, тебя стригут налысо и отправляют в лагеря, или как ещё говорят - на зону.
С молодёжью было веселей. Парни симпатичные, здоровые, и разговор всё время крутился вокруг баб. На втором ярусе сидел паренёк Костя, его все звали Хирург. Он целый день был занят тем, что делал шарики.
Зубную щётку он разламывал на кусочки поменьше и обтачивал этот кусочек об бетонную стену до маленького (с ноготь мизинца) шарика. Затем полировал этот шарик об шерстяное одеяло. Выходил идеальный шарик. Затем у него была жёсткая (алюминий + дюраль) ложка, ручку которой он очень остро заточил.
Ночью, когда все спят, к нему на верх, поближе к свету, влезал парень, желающий вставить себе в член эти шарики. Парень вынимал член, чуть-чуть поддрачивая его, чтобы был больше. Хирург оттягивал крайнюю плоть от члена чуть ниже головки, приставлял к ней заточенную ложку и резко каблуком башмака бил по ложке. Башмак потому, что больше ничего тяжёлого в камере не было. От удара крайняя плоть рассекалась, шла кровь, а пациент бледнел и готов был грохнуться в обморок.
Хирург бил его по щекам, вытирал кровь и в рану засовывал шарик или шарики. Затем присыпал это всё стрептоцидом и бинтовал член. На третий день ранка затягивалась, но надо всё время теребить этот шарик, что бы он не врос в тело члена, а это очень болезненно. Ранка могла и воспалиться, и член тогда опухал, надо было всё время его промывать содой или фурацилином.
У нас уже было трое, которые были с шарами. Посмотреть на член - просто уродство. Но зато женщина под тобой орёт, визжит и царапает тебе спину, пока ты её трахаешь. Бедные гетеросексуалы, идут на такое адское испытание. Мне кажется, что это не ради женщин. Просто как-то утвердиться в своей исключительности, показать свой мачизм.
Оказывается, к Хирургу желающих много. Когда два раза в неделю в тюрьму приходит лепила (врач), то в нашей камере к нему целая очередь. Просят бинты, вату, стрептоцид, анальгин и т.д. Контингент в камере меняется быстро. Пришло твоё дело из суда, всё, в течение 10 дней тебя отправляют на зону. Конечно, мне хотелось трахаться, но желающих что-то не было. Первоходки. Боятся всего. Не известно, как такая связь в тюрьме откликнется на зоне. Там новости распространяются очень быстро.
И всё-таки у меня была связь в тюрьме, о которой я помню до сих пор. Как только он вошёл в хату, моё сердце радостно застучало. Нет, я и не подумал в тот момент о сексе. Просто он был кавказец, с юга.
В Ростове южан много, я жил и учился среди них и немного знал, что они из себя представляют. Ростом чуть ниже меня, очень приятный на лицо, худощавый. И хотя лицо уже стало зарастать щетиной, я обратил внимание, как юношески оттопыривается его верхняя губа. Она была больше нижней. Место было только одно, внизу, рядом со мной. Когда ему один сказал, что тот рядом с пидорасом, его это не смутило. Лёг и тут же заснул.
Я тайком рассматривал его. Очень приятный парень. Когда проснулся, рассказал всем, кто он и откуда. Звать Умар, чеченец, 24 года, статья за разбой. У него есть подельники, ещё двое чеченцев. Русские почему-то всегда боялись чеченцев, это я видел по своим наблюдениям ещё в Ростове. Здесь было то же самое, сразу зауважали. Да и статья была очень серьёзная.
меня не замечал в упор, но только два дня. На третий день он пошёл по малой нужде в туалет, я как раз лежал на боку, лицом к туалету. Он не спеша расстегнул брюки, чуть приспустив их, затем оттянул трусы и показался приличных размеров обрезанный член с большой рельефной головкой. Умар чуть согнул ноги в коленях и мощная струя мочи ударила в очко туалета. Мне сразу вспомнился мой сын, он так же писал, согнув ноги в коленях. Я даже вспомнил "Писающего мальчика" в Брюсселе, которого видел на бельгийской марке. Так мне это показалось трогательно в ту минуту. Закончив, Умар стал стряхивать капли с члена и трогать свою головку. Я посмотрел на его лицо, он тоже смотрел мне в глаза. Прошло всего несколько десятков секунд, а член уже налился силой и мощью, и головка призывно торчала вверх. Моё сердце забухало в груди. Это впервые в моей жизни парень, который так откровенно показывал свой стоящий член. Он не спеша убрал его в трусы, застегнул брюки и опустил на них рубашку. Ничего не видно. Он вымыл руки под краном. Аккуратный! Сел за стол играть в нарды. Их сделали из тюремного хлеба, а доску нарисовали прямо на столе. Конечно, он сделал мне знак, и теперь я должен решать, подпускать его к себе или нет. Я был взволнован очень. Уже больше полгода у меня не было секса. Правда, не особо-то и хотелось. Но вот, увидев красивый большой член, я, конечно, сдался. А чего мне бояться? Всё уже случилось. Стыдно, что при всех? Так у меня это уже было. И ещё я был уверен, что Умар ко мне больше никого не допустит. Это не армяне и азербайджанцы, которые готовы поделиться с другими, это чеченец.
Вечер тянулся долго. Бесконечные разговоры о бабах, о шарах, о зонах, которые никто не видел, но многое слышал. Я заснул, не дождавшись, когда ляжет Умар.
Наверное, было часа три утра, когда я проснулся от того, что его рука легла мне на бедро и немного сжала его. Меня мгновенно накрыло возбуждение, и встал член. Замерев всего секунд на десять, я вплотную придвинулся к нему и выставленной попой прижался к его паху, почувствовав его вставший мощный член. Сразу же оба тяжело задышали. Всё- таки нижний ярус шконок прикрыт верхними, и у нас полутень, не так ярко как на верху. В камере все спали.
Я полез рукой к его члену, расстёгивая брюки и опуская трусы. И вот толстый и жёстко стоящий, горячий, обрезанный член в моей руке. Расстёгиваю всё у себя и голой попой прижимаюсь к горячему члену. Класс! У меня тоже железный стояк и идёт смазка. Плюю на пальцы и смазываю слюной своё очко. Ещё раз. И ещё. Своей рукой приставляю член к очку и сам же помаленьку насаживаюсь на него. Испытываю сильнейшую боль. Ничего себе, неужели всё заросло!? Серёгин член побольше был, и я спокойно его принимал, а тут всё по-новой.
Снова и снова впускаю головку в себя и соскальзываю. Умар терпит, хотя я представляю, как ему хочется войти до яиц. Член мой падает от боли, но я упорно продолжаю насаживаться на член, впуская его всё больше и больше. Умар не выдерживает и, придерживая меня за бедро, входит полностью. Начинает медленно трахать. Я чувствую, как моё очко раскрывается всё сильнее и сильнее и стараюсь расслабиться сам. А Умар уже завёлся, вошёл в хороший ритм. Не разбудить бы того, кто спит над нами. Рукой стараюсь сдерживать его. Наконец-то он кончает и тяжело дышит сзади меня. У меня только начались приятные ощущения и стал вставать по новой член. Умар благодарно сжимает мне руку выше локтя и ложится на спину. Мой новый мужчина удовлетворён и быстро засыпает. Мне не хочется дрочить себе, мне и так хорошо. С появлением этого парня я почувствовал снова вкус к жизни. Мне хочется думать, что я хоть немного приятен Умару. Я почувствовал это, когда мы первый раз встретились с ним взглядами и как он немного засмущался.
В камере стало прохладно, осень. Из своих вещей достал пальто. Мне оно было ещё нужно и для того, чтобы я им накрывал себя и Умара при сексе. Ко второй ночи я накрылся им полностью и заснул, зная, что если Умар захочет, то разбудит. И мой парень разбудил меня, расстёгивая мне брюки и оголяя мою попу. Его горячий член с нетерпением тёрся о моё очко. Почему-то у него не было смазки. Я растирал свою попочку слюной. На вторую ночь вход в меня был почти безболезненным, и мой член не падал, а стоял, как железный. Медленный вход до конца, замирание секунд на пять и снова назад в мои глубины. Кайф! Умар во вторую ночь чувствовал себя более раскрепощённо, и уже его руки сжимали мне грудь и тёрли соски. Поза только одна, лёжа на боку. Наша ебля достигает своего апогея, уже не думаешь ни о чём, а по всему телу разливается сказочное наслаждение. И когда мы забываем обо всём на свете, а наша шконка мелко трясётся от ударов в меня, сверху соскакивает парень, якобы в туалет. Мы его разбудили. Нижний сосед тоже проснулся и приподнял голову. Над нами ещё кто-то заговорил. Мы разбудили троих молодых парней, но остановиться уже не могли. Тот, кто ссал в туалете смотрел на нас, сосед Умара тоже смотрел. Я обхватил свой член рукой, сжав головку, и тут же стал кончать. А Умар просто забивал в меня свой член так глубоко, что я тихо стонал и громко дышал, как загнанный, и, чувствуя, как ударила глубоко во мне его сперма, и как напрягается его член, выбрасывая её в меня. Обессиленный, наполненный ею, я не хотел отрываться от члена Умара, но мне пришлось это сделать. Вокруг нас стоял крепкий запах спермы. Парень снова лёг на второй ярус. Больше никто не проснулся. Я пошёл в туалет и выдавил из себя всё лишнее. Намочив полотенце, обтёрся им и лёг спать.
На следующий день, к вечеру, уже вся хата знала, что Умар трахает меня. Все были немного растеряны и не знали, как на это реагировать. Умар же вёл себя так, как будто ничего не произошло. В эту ночь он не дотронулся до меня, а я не посмел протянуть к нему руку. Когда после обеда все лежали на шконках, а я подметал пол, меня якобы в шутку схватил за задницу Лёха. Кто это видел - засмеялся. Лёха крепкий пацан, спортсмен с бандитским уклоном. Я промолчал, но мне было очень неприятно. На следующий день он уже двумя руками схватил меня и стал делать ебательные движения. Я отпрянул от него, но он меня удерживал. Подошёл Умар и, в упор глядя на Лёху, спросил у него:
- Лёх, ты знаешь, что я ебу его?
- Знаю! - ответил растерявшийся Лёха.
- Тогда зачем к нему доёбываешься?
Все смолкли и повисла напряжённая тишина. Но Лёшка сразу сдался.
- Так это же в шутку!
Всё-таки чеченцы смелые, сразу заявляют о своих правах, ничего не боясь. После этого, в туалете, втихаря от всех, он всё равно показывал мне свой стоячий член. Кстати, неплохой по размеру. Туалет в тюрьме - это просто дырка, ничем не закрытая. Всё видно, чем ты там занимаешься. В некоторых камерах сами зеки огораживали её простынёй. Прошло недели две, как появился Умар. Мы уже не особо и скрывались от всех. Я стал помаленьку влюбляться в него. Скромный, сильный по характеру, симпатичный на лицо, он завладел всем моим сознанием. Даже мысли о Сергее отошли на задний план. Наверное, он тоже ко мне привязался. Всё чаще и чаще мы встречались с ним взглядами и улыбались друг другу. А под утро его руки гладили и сжимали мою попу, и его член почти безболезненно входил в меня.
Из суда пришла выписка из моего дела. Всё, в любой день могут выдернуть на этап. А мне уже не хотелось никуда уезжать из тюрьмы, не хотелось разлучатся с Умаром.
По этапу
И опять всё произошло для меня неожиданно. Прошёл уже, наверное, час после ужина, когда дверь открылась и была названа моя фамилия.
- С вещами на выход! Поторопись!
Куда в ночь? Почему в ночь? Словесно попрощался со всеми, улыбнулся Умару и навсегда исчез из его жизни.
Тюремный этап - это страшная вещь! Гнобят не только власть, но и сами заключённые друг друга. Автозаки плотно набивают людьми и стоя везут в кромешной темноте к железнодорожной станции. Где-то на её задворках в окружении охраны с автоматами и со злющими овчарками выгружают перед столыпинским вагоном. Горят яркие прожектора. Всё это напоминает киносъёмку: автоматчики, собаки, прожектора. Но на душе так горько, ты же знаешь, что это не игра. Шаг в сторону, и в тебя стреляют без предупреждения.
Перед вагоном заставляют всех присесть на корточки и наклонить головы к земле. Выкрикивают пофамильно, и ты бежишь в вагон, где шеренгой стоят солдаты внутренних войск и набивают заключёнными клетки плацкарта по 6 человек. Обиженным место только на полу. Здесь все вперемешку: и те, кто впервые за решёткой, и те, кто в пятый раз. Конвой беспощаден, бьют прикладами при малейшей оплошности. Для них нет никаких авторитетов. Глубокой ночью нас подцепили к пассажирскому составу, и мы тронулись в путь. Куда едем - не говорят. Бывалые зеки уверенно утверждают - на Колыму. Я не верю. У меня срок маленький, а туда везут с большими сроками. Часто останавливаемся, наш вагон отцепляют, прицепляют к новому составу. Медленно, но едем, едем... Мне захотелось в туалет, прошусь у конвоира. Не ведёт. Проходит наверное с час, опять прошусь. Ведут по проходу, а мимо меня клетки с мужиками, я смотрю на них, они на меня, как в зверинце. Туалет раскрыт настежь, и молодой солдат смотрит, как ты справляешь нужду. В глазах парня полное равнодушие, они пустые, ничего не выражают. Я сижу на корточках, тужусь - не получается. Причём от стресса я даже поссать не могу. Мучаюсь на толчке, кряхчу. Он говорит:
- Время вышло, надевай штаны.
С полным желудком и мочевым пузырём возвращаюсь в свою клетку. Проходит ещё час - прошусь в туалет.
- Нельзя!
Кто-то из бывалых протягивает мне пакет. Отворачиваюсь к стенке вагона и заполняю его полностью и кладу в кучу таких же пакетов. На следующий день выбрасываю в туалете. Всем выдали сухой паёк. Воды не дают. Вскоре рот пересыхает, а к концу дня губы сухие и шелушатся. Мы для государства быдло и преступники, мы уже не люди, и с нами поступают соответствующе.
утром приехали. Опять солдаты с автоматами, овчарки, готовые разорвать любого, автозаки. Загружают до плотной толпы и закрывают дверь. Теперь над нами главные бывалые и много раз судимые. Одного везли по этапу аж с Москвы, после повторного суда. Кликуха Шота, на вид лет 45. Кое-кто его знает и уважительно здоровается с ним. Все преклоняются перед ним. Вор - элита в уголовной среде. Говорит громко:
- Давно не ебался! Пидорасы есть в машине?
Ему показывают на меня и на ещё совсем юного паренька. Он выбирает молодого. Спрашивает:
- Как звать? Светка?
Паренёк от страха просто заблеял:
- Лё-а-а-ша.
Некоторые засмеялись.
- Становись на колени!
И плотная толпа вдруг расступилась, прижавшись к стенкам и друг к другу, и образовался круг. Лёша, как подкошенный, грохнулся на колени и стал расстёгивать вору брюки. В полумраке машины я не видел член Шота, но меня возбуждали чмокающие звуки Лёши.
- Зубы убери! Бля, сосать не можешь! Становись раком!
Лёша развернулся и приспустил штаны. И вор стал тереться об очко Лёши без смазки, на сухую. Наверное, член не входил, и он стал плевать на него. Наконец-то заработал тазом, громко шлёпаясь об попу паренька. Мы все как заворожённые смотрели на это. Я думал: "Какое скотство! Мы все стадо овец, мы животные! Какое унижение всех находящихся в машине!" Шлепки ускорялись, дыхание обоих усиливалось, иногда переходя в стоны. И я вдруг, при полустоячем члене, не дотрагиваясь до него, стал кончать. Вот тебе и скотство, а сам ещё и удовольствие получил. Куда-то приехали, наверное, в очередную тюрьму, стали по-одному по фамилии вызывать. Выпрыгиваешь из машины, и тебя с вещами заводят в пустую камеру. Спрашиваем у солдата:
- Скажи хоть какой город?
Видно, ещё салабоном был, буркнул:
- Оренбург.
Никто не ожидал, что повезут на юго-восток, к границе с Казахстаном. Бывалые стали говорить:
- Только бы не в Акбулак. Зона очень тяжёлая.
Нас всех с автозака разместили в одной камере. Все злые и голодные. Зато воды - пей, сколько хочешь. Шота со своим старым приятелем достал из сумки хлеб, сало, сыр и печенье. Вся камера глотала слюнки, а воры не спеша ели. Насытившись, Шота подозвал Лёшу и дал ему тоже бутерброды, и сказал, чтобы он поделился и со мной. Мы ели, и теперь все смотрели на нас с Лёшей голодными глазами. А я вспомнил Руслана с тюрьмы, который, узнав кто я, сразу сказал, что пидорасов он любит. Похоже, и Шота любит. Я подошёл к нему и спросил:
- Шота, как мне вести себя на зоне?
И услышал столько всего интересного на целых полчаса. Конечно, главный тюремный принцип, это "Не верь, не бойся, не проси".
- Ты никому ничего не должен, но место своё должен знать. Если кто тебя захочет, то должен тебе что-то заплатить. Сигареты, чай и т.д. Но ты смело ему можешь отказать, решаешь всё только ты. Но ты не должен отказываться от работы по соблюдению чистоты, слушаться блатных и т. д. и т. п.
Меня это немного успокоило, беспредела не будет, но навешать могут ни за что.
Зона
И всё-таки именно я попал в Акбулак, многих развезли по другим зонам Оренбуржья. Почему его так боялись? Где-то под 1000-1200 человек. Двухэтажные корпуса, столовая, больничка (медсанчасть), администрация, учебный корпус. Всё компактно и довольно чисто. Очень много местных с Оренбургской области, казахи, метисы.
Воров мало, зона рабочая. Крытыми длинными машинами зеков возили в рабочую зону, в 4-5 км от спальных корпусов. Уже это очень тяжело. Бесконечные проверки в любую погоду. А климат там очень суровый. Летом жарища, а зимой сильные морозы и почти всегда лютые ветры. Пронизывают тебя насквозь, до костей.
В машинах постоянные драки за передние места, иерархия очень чёткая: бригадиры, всякие контролёры, приблатнённые, долго сидящие по суровым статьям, затем работяги, черти (опустившиеся работяги) и пидорасы. Этих совсем мало, со всей зоны человек 10-15 ездило. Делали только три продукта: сетку- рабицу разных размеров, кирпич и известь. Работали в две смены: день, ночь по 10 часов, 4 часа оставляли на проверки и доставку с зоны рабочей в спальную и наоборот.
С кирпичом всё понятно: глина, песок, сушка сырца, обжиг в печи. С сеткой тоже всё просто. С металлургического завода привозились бабины с проволокой, и спецмашины гнули её и сплетали. А вот обжиг извести был очень вредным для здоровья. Полагалось только год держать зека на этом производстве, иначе пары извести разъедают лёгкие и начинался туберкулёз. Производство это очень тяжёлое. И я попал именно на известь. Привозились с местных карьеров громадные куски мела. Его надо было колоть на мелкие куски. Нагружали это в тележку и везли круто в гору. Затем подъёмником доставлялось к жерлу печи и высыпалось. Орудия труда точно такие же, как и 100 лет назад, при царской России: кирка, молот, лопата, тележка.
Я и так был худощавым, а тут стал просто таять. Работа невыносимая, кормёжка ужасная. Первая посылка из дома только через год отсидки. Первая зарплата, 15 руб., только через месяц работы. За малейшую провинность сразу же лишали ларька (магазин внутри зоны).
Местные казахи оказались очень жёсткими и безжалостными. Мы их называли басмачами. Мужское общество без женщин - ужасно. Каждый хочет быть выше, чем он есть на самом деле. И что бы как-то утвердиться, надо унизить, оскорбить, подставить, обмануть - вот удел мужчины на зоне. Самые отъявленные негодяи ставились бригадирами, которые безжалостно обращались с работягами. Давила администрация планом, работой, но ещё больше давили на тебя сами зеки. Больничный корпус забит туберкулёзниками. От невыносимых условий человек сильно худел, слабел. Процветал чефир, когда кружка очень крепкого чая идёт по кругу и зеки вынуждены его пить, что бы как-то взбодриться. И если кто-то один уже является носителем палочки Коха - всё, туберкулёз тебя не минет, ибо организм очень ослаблен. Ни о каком сексе не могло быть и речи. Тут бы остаться живым.
Через месяц такой жизни у меня появились вши в белье: майке и трусах. Я был в шоке. Откуда? Почему? Вот так говорят, во время войны, от страшных переживаний, голода и антисанитарии, они появлялись у человека. Как тут не вспомнить советского классика Алексея Толстого: "Тот, кто не кормил вшей в тюрьме, не знает, что такое государство". Теперь я знаю, каким оно может быть безжалостным, беспощадным и равнодушным. Рассказал начальнику отряда, офицеру.
Он уже на следующий день пригнал к бане прожарку, и все зеки отряда, сидя в бане голыми, ждали, когда их вещи пройдут обработку горячим паром. Оказалось, что вши были почти у всех, но все молчали. Безропотное стадо, издевающееся только над слабыми. Я серьёзно разочаровался в мужчинах. Вдруг почувствовал, что я очень сильный по характеру. Что на меня можно положиться, старался всегда держать слово.
Оказалось, что институт не зря закончил, многое знал и умел. Ко мне никто не доёбывался в смысле секса. Мне же ничего не хотелось. Пришли документы от жены о разводе. Подписал, не читая, всё оставил ей. Там мой сын, моя настоящая любовь. На извести я проработал два месяца.
Меня вызвал к себе зам начальника колонии и, немного побеседовав, назначил в цех сетки. У них горит план, а зеки часто ломают оборудование, и мне как инженеру надо будет его налаживать. Я очень обрадовался. На сетке вообще была лафа, станки примитивные. Детали делал сам, если что-то серьёзно ломалось.
Весной у всей зоны начинается обострение. Все вдруг хотят трахаться. За молодыми петушками велась целая охота. Ночью их гнобили работой, а днём одаривали чаем и сигаретами и зажимали их, как девок, где только можно. До смешного доходило, цех на половину не работал, а бегал по рабочей зоне за парнями. Но я достиг уже такого положения, что ко мне никто не лип, хотя иногда попытки были. Ну и конечно же мой возраст. Сидят совсем молодые, они и трахают молодых, 18-летних. На зоне, как и в свободной жизни, - культ молодости.
Меня весна тоже накрыла. Пригрел одного, месяц как 18 стукнуло. Его ещё там раздолбали. Но паренёк классный! В моём вкусе. Смелый, дерзкий и очень симпатичный. За свою дерзость уже один раз был бит. Настоящая дворовая шпана. Отдавался страстно, самозабвенно и был невероятно хорош в такие моменты.
Незаметно подошло моё условно-досрочное освобождение. Снова суд, который признал, что я встал на путь исправления (???) и своим трудом искупил свою вину.
Меня отправили на химию. Это принудительные работы, но на воле. Комендатура небольшая, 5 бараков по 60-80 человек в каждом. Работа только на кирпичном заводе городка Соль-Илецка. Здесь мне крупно повезло. Предоставили работу кочегаром. Летом топить один котёл для бани, а зимой обогревать бараки.
Это было неплохое время. Начальник комендатуры был очень строг. В одной из комнат барака он застукал двоих молодых парнишек, трахающих 40-летнего. И всех троих отправил снова в свои зоны. На воле статья 121.1 исправно работала. Каково будет двум парнишкам вернуться на зону, но уже петушками? А если они кого-то там обижали? Месть будет ужасной.
Прошла осень, зима. Я спокойно выходил в город, ходил в кино. На рынке покупал продукты. В то время с ними начались проблемы. Деньги есть, а купить нечего. Бегали на станцию и в вагонах-ресторанах покупали кое-что. Родители и сын присылали мне регулярно письма. Жена не была против их дружбы, и они помогали ей.
Мне оставалось ещё два месяца работать в комендатуре, когда 27 мая 1993 г. в "Российской газете" был опубликован одобренный парламентом указ Ельцина о снятии со статьи 121.1 уголовного наказания за добровольное сексуальные отношение между мужчинами. В остальном статья не изменилась. Для меня это было что-то невероятное, что не укладывалось в моей голове. Получается, я сидел вообще ни за что. Те, кто со мной общался, - поздравляли меня. Но большинство игнорировало. Конечно, завидовали, что я не вкалываю так, как они у горячих печей, что всё время сижу в комендатуре и читаю книги, смотрю телевизор. А тут ещё и статью отменили. Я стал собирать вещи. Пошёл к начальнику комендатуры, но он меня сразу же отрезвил.
- Придёт приказ письменный - освобожу, а так никуда отсюда не уезжать.
И я ещё два месяца ждал приказ, а тут и срок моей отсидки подошёл. Я теперь всегда помогаю знакомым, которые оказались в тюрьме: шлю посылки с дорогими сигаретами (для поднятия их статуса), высылаю деньги, пишу ободряющие письма. На Руси самые громкие фамилии всегда помогали погорельцам и каторжанам. Да и народная мудрость говорит: "От сумы и от тюрьмы - не зарекайся".
04.19г.