Погружённый в свои мысли, "Турист" отправился слоняться по территории без дела.
То, о чём говорил "Михей", хоть и не было лишено здравого смысла, однако сколачивание собственной бригады не решало проблемы по сути. Да и занимало это всё слишком много времени, а "Туристу" хотелось проучить "Татарина" немедленно, чего бы ему это не стоило.
Зайдя на задний двор "промки", он кончиком носка ботинка поддел валявшуюся на земле чью-то втоптанную в пыль сиреневую тетрадь, нагнулся, брезгливо взял её пальцами и повертел в руках. Фамилия собственника тетради, которая была указана на её обложке, ни о чём "Туристу" не говорила. Он, пожав плечами, взял тетрадь за краешек первого листочка тряхнул его и раскрыл всю тетрадь целиком. Это было что-то сродни конспекту по "Обществознанию", который, правда, заканчивался, так и не начавшись, обрываясь на первой же странице. Дальше шли сделанные авторучкой рисунки похабного содержания. Бегло пробежавшись по странице, "Турист" обратил внимание на самую верхнюю, криво написанную фразу: "Деньги - особый товар, всеобщий эквивалент или всеобщая эквивалентная форма стоимости всех других товаров". "Деньги... Деньги... - закрутилось у него в голове, и вдруг, словно озарение, пришла идея. - Конечно же деньги! Общак. А что если выставить "Татарина" на общак! "Цвана" казначея я знаю, дальше дождаться, когда будет передача денег, нанять пацанов, они и выставят его на бабки. После чего можно кинуть "Татарину" предъяву, что он бабки закрысил и всё".
Идея настолько понравилась "Туристу", что он, не теряя ни секунды времени, отбросил тетрадь в сторону и решительно направился в отряд, чтобы найти "Михея" и посвятить того в свои новые планы. Но сначала надо было разыскать "Доната" и удостовериться, что общаковые деньги всё ещё у него.
Самого "Доната" "Турист" нашёл довольно быстро и, узнав, что "общак" ещё никуда не передавался, застращав того своей дружбой с "Цваном", велел никому и ничего о своих расспросах не рассказывать, после чего, оставив того в невесёлых раздумьях, пошёл искать "Михея" дальше.
Оставшись один, "Донат" напрягся не на шутку. Ему абсолютно не нравилась вся эта возня вокруг "общаковых" денег. Когда "Цван" вручал ему кассу, ни одна живая душа не знала о том, кто он и чем занимается. Теперь же круг посвящённых в эти дела разрастался, словно снежный ком, грозя серьёзными неприятностями самому "Донату", учитывая непростой статус интересующихся. Сейчас "Донат" мечтал только об одном: чтобы "общак" как можно скорее у него забрали, но передавать его в руки нового держателя нужно было с максимальной аккуратностью во избежание возможных последующих непоняток.
Когда "Турист" нашёл "Михея", то сбивчиво, в общих чертах, попытался рассказать тому свою идею. Однако ещё во время разговора он заметил, как "Михей" стал скептически покачивать головой, гася таким образом запал и самого "Туриста":
- Я думал, мы с тобой договорились уже обо всём. А ты опять... Мы же только вчера про "Татарина" тёрли. Ты прям зациклился на нём. Стрёмно это всё как-то.
- Чё тут стрёмного-то? - удивился "Турист".
- Да нездоровая шняга, - помрачнел "Михей", - у тебя на фоне этого ушлёпка крышу снесло окончательно. Ты доиграешься, "Турист". И так вон пацаны на тебя косятся, а ты тут ещё барагозишь идеями одна другой пиздецовее.
- Да ну нахуй, "Михей", чё такого-то?! Ну опустим чёрта на бабки. Распустим потом реально их на пацанов. Он же по-любасу общак себе закрысит.
- Откуда ты знаешь, что закрысит? Да и бабки-то общаковые, "Турист"! Неужели ты не понимаешь?! - вспыхнул "Михей", удивляясь несообразительности друга. - Ты представляешь, во что ты лезешь? И даже не сам замазаться хочешь, а других пацанов ко всему ещё хочешь подписать под это.
- Так на общее же и хочу, - не сдавался "Турист". - Сразу две проблемы решим. Пацанов подогреем и урода подставим.
- Ты меня, конечно, извини, Серёга, - покачал головой "Михей", - но это хуйня какая-то полная. Пацаны не поймут однозначно. "Татарина" признали на сходняке, маляву о нём отстучали, бабки ему вверили, а ты тупо хочешь их отжать. К тому же, неужели тебе не приходило на ум, что "Татарин" тоже не просто так всплыл. Неужели ты думаешь, что за ним никто не стоит? Что он не просто так вот обо всём знает. Кто-то ведь ему тему про общак подогнал, и чувака "Цвановского" он спалил и на сходняке представил? А ты даже не знал, что "Цван" в твоём отряде кассира держал. Ты не знал, а "Татарин" знал всё: и расклады, и чувака, у которого бабки. И знал раньше нас всех. К тому же посмотри, как ему дорогу почистили. "Гитлера", "Мансура" и других пацанов просто вывезли. Они же нифига не сделали. Ну беспредельничали - факт, но не больше, чем сейчас остальные.
"Турист" молчал. К нему опять вернулось это неприятное чувство человека, который осознал, что совершил глупость, и теперь вынужден молча выслушивать упрёки. То, что говорил "Михей", "Турист" понимал и без него. Но ему хотелось, чтобы друг поддержал его, а вместо этого он в очередной раз чувствовал, что выглядит полным дураком. От этого ему было не по себе.
- И кто, ты думаешь, его крышует? - спросил он.
"Михей" пожал плечами:
- Хуй его знает. Но стопудово это не дубачка или препод.... А кто-то реально серьёзный... Пробить бы как-то, но, сука, как?
"Турист" достал сигарету, подкурил и затянулся. Выпустив дым вверх, он, словно размышляя вслух, произнёс:
- Нам надо вычислить это. Если ты прав, тогда этому пидору копчёному однозначно пиздец будет. Давай попробуем в администрацию шныря своего загнать. Он кабинеты убирать будет, заодно и нам что-то полезное срисует.
- А вот это реальная тема! - одобрительно усмехнулся "Михей". - Ты, "Турист", когда не кипешуешь, всегда годные темы подгоняешь. Надо пробить, кто там из шнырей шуршит. Их же туда, типа, преподы самостоятельно отбирали. И надо либо прессануть одного из них и заставить сливать нам всё, что он там найдёт, либо уложить его на больничку, а затем своего человека на его место запустить.
"Турист" одобрительно покачал головой, а "Михей", чтобы окончательно сгладить неприятные впечатления от начала разговора, не стал больше развивать эту скользкую тему и взял инициативу в свои руки.
- Я, "Турист", займусь этим вопросом, ты не парься. У тебя, смотрю, и так головняков предостаточно. Ты думай, как братву надёжную сколотить, чтобы, в случае чего, было кого против "Татарина" выставить.
- Хорошо. Этим и займусь.
Пацаны обменялись рукопожатием и разошлись - "Турист" думать, как в короткие сроки сколотить бригаду, а "Михей" с идеей, как быстрее внедрить шныря к воспетам.
Практически в это же самое время, после долгих поисков, "Татарин" наконец нашёл "Доната" и, затащив того в укромное место, находившееся между зданиями общаг, стараясь как можно грознее, процедил сквозь зубы:
- Давай общак гони. Я тебе когда уже говорил, чтобы всё готово было?
"Донат", раздираемый своими грустными мыслями после визита к нему "Туриста", посмотрел на "Татарина" из-подо лба и, тряхнув плечами в стороны, сбросил руки того с лацканов своей курточки, за которые "Татарин" пытался его взять.
- Не дави на меня. Я знаю, что делать! - вызывающе произнёс он.
- Мне похуй, что ты там себе знаешь. Я когда к тебе первый раз пришёл, ты меня на хуй послал, сказал, что я тебе, мол, не указ. Сейчас братва постановила, чтобы ты мне бабки передал, ты знаешь об этом, так что я жду.
- Во-первых, "Татарин", никто тебя не посылал, - спокойно ответил "Донат", дождавшись, пока тот закончит. - Ты же понимаешь, это серьёзные деньги, не ты мне их передавал, и я не хочу из-за этого попасть в "качели". Во-вторых, с чего ты взял, что у меня ничего не готово? Я могу передать бабки тебе в любой момент. И там не только бабки. Там есть ещё кое-что интересное, что приходило с гревом.
- Ну так и не еби "му-му", - раздражённо оборвал его "Татарин", - тащи давай.
- Да. Я всё тебе отдам до копейки, - "Донат", соглашаясь, кивнул головой и продолжил: - Но ты мне должен написать расписку, что принял от меня деньги.
- Чтооо? - прошипел "Татарин", округлив глаза. - Ты что, охуел?! Ты, блять, вообще представляешь, что ты сейчас сделал?! Какой косяк запорол?
"Татарин" так крепко сжал кулаками "Доната" за курточку, что тому даже в какой-то момент стало тяжело дышать. Но он оставался невозмутимым и продолжал настаивать на своём.
- Без расписки деньги не отдам. Мне потом проблемы или непонятки не нужны. Я не требую от тебя ничего такого. Мне надо только подтверждение, что я передал тебе общак до копейки.
- Ты что, сука, не веришь слову блатного?
- Я не сука, - огрызнулся "Донат", не желавший мириться с прессингом "Татарина", - и я верю слову блатного, но я не хочу недоразумений, потому что бабки всегда требуют счёт. Хочешь - можешь избить меня прямо тут, ты смотрящий и сильнее меня однозначно, но бабки я тебе не отдам, и пусть уже тогда братва нас с тобой рассудит, кто был прав.
понимая, что тот настроен более чем серьёзно, тяжело выдохнул и, давая время эмоциям утихнуть, медленно опустил руки. Он продолжал сверлить тяжёлым, злым взглядом казавшегося невозмутимым "Доната". Но это было только внешнее спокойствие. Одному лишь "Донату" было известно, какой страх он испытывал, взвешивая каждое сказанное им слово. Однако и отступать ему было нельзя. Ведь фактически "Татарин" мог спокойно "отполовинить", а то и вовсе раздербанить между своими подельниками все деньги, а обвинить в пропаже общака его - "Доната". Поэтому он во чтобы то ни стало решил стоять на своём до конца. Видя это, "Татарин" понял, что лучше сейчас уступить и уйти с деньгами, чем устроить мордобой на пустом месте с пацаном слабее себя, чем вызвать недовольство остальных бугров, и, в конце концов, сдался.
- Давай, хуй с тобой! - сказал он уже спокойно. - И так на тебя дохуя времени потратил. Чё писать-то?
"Донат" достал из кармана сложенный пополам листок чистой бумаги, шариковую ручку и стал диктовать:
- Я, такой-то такой-то, беру у, - он назвал свои имя и фамилию, - деньги в сумме... - "Татарин", пыхтя, как на диктанте, стал записывать за "Донатом" то, что тот говорил, стараясь не отставать, - а также... - "Донат" перечислил находившиеся в общаке бутылки спиртного и сигареты, после чего попросил поставить "Татарина" подпись и хотел было уже протянуть руку, чтобы забрать расписку себе, но "Татарин" дописал, сложил листочек пополам и положил его себе в карман.
- Принесёшь бабки - получишь, - отрезал он.
"Донат" не возражал, попросил подождать десять минут и скрылся куда-то, оставив "Татарина" одного исходить от собственной злости к нахальному пацану, который, как казалось ему, в очередной раз унизил его таким своим поведением.
Вернулся "Донат" довольно быстро, "Татарин" даже не успел подкурить вторую сигарету. Видя, как тот аккуратно пробирается под стенами мастерских, стараясь прятаться в тени ровно постриженных кустарников и деревьев, "Татарин" отправил сигарету обратно в пачку, после чего спрятал сигареты в кармане брюк и вновь постарался напустить на себя угрожающий вид. Позвякивая пакетом, "Донат" подошёл к "Татарину" почти вплотную и, остановившись, всем своим видом дал понять, что ждёт от того обговоренной расписки. "Татарин" молча достал согнутый пополам листок и протянул его "Донату", а тот, в свою очередь, протянул ему пакет и, раскрыв полученный от "Татарина" лист бумаги, бегло прочитал его, после чего положил себе в карман и уже более дружелюбно сказал:
- Там всё, до последней копейки, а также коньяк, водка и сигареты пару блоков. Можешь даже не считать. У меня всё точно. Правда, после того, как "Цвана" увезли, ни деньги, ни бухло, ни сигареты уже никто не подгонял. Это всё старые запасы.
- Расскажи ещё, что мне делать, - огрызнулся "Татарин", - сам знаешь, если чего-то тут не будет, тебе реальный пиздец настанет.
Не сказав больше ни слова, "Татарин" развернулся и, к немалому удивлению "Доната", уверенно и открыто пошёл в свою сторону, обратно.
"Татарин" справедливо полагал, что ему нет никакого смысла скрываться или прятаться. Он был настолько уверен в себе, что даже не допускал мысли о том, что кто-то из блатных или воспетов позволит себе его тормознуть на территории. А если кто-то из воспитательского состава и осмелился бы это сделать, то "Татарин" однозначно перевёл бы все стрелки на "Мюллера", мол, он выполняет его распоряжение, а с последним, как правильно "Татарин" рассчитывал, связываться никто не желал. Да и смешно бы это выглядело со стороны. "Татарина" тащат в кабинет к "Мюллеру" и спрашивают: "Сергей Витальевич, это ваши деньги и алкоголь несёт Татаринов Андрей по территории?". Живо представив себе такую картину, "Татарин" развеселился. В тот же самый момент он испытал некий подъём сил и почувствовал переполняющее его чувство гордости за себя и свою собственную значимость...
А Лёшка в это же самое время, мучаясь в ожидании "Татарина", излазил практически весь старый корпус вдоль и поперёк в поисках удобного места для организации тайника. Он волновался. Ему постоянно казалось, что за ним кто-то следит, пытаясь подсмотреть, куда именно он будет прятать деньги. К тому же в голову постоянно лезли разные неприятные воспоминания, связанные с этим местом. Лёшка вспоминал, как тут, в подвале, пытался покончить с собой. Как Витька опускал здесь Саню и как совсем недавно Вадя хотел "опетушить" Артёма. И, конечно же, Лёшка вспоминал, как начиналась его нынешняя, зазаборная жизнь с участием "Цвана". Он бродил по этажам, пиная всякий попадающийся ему на полу мусор и рассматривая полуразваленные стены, уцелевшие места которых были разрисованы или расписаны воспитанниками. Надписи и рисунки носили откровенно пошлый и сексуальный характер, и Лёшка старался в них даже не вчитываться и не всматриваться, чувствуя появляющееся в связи с этим волнение. Иногда он выглядывал в окно, стараясь рассмотреть "Татарина", который всё никак не возвращался. Ныла ушибленная "Егорёшей" щека, и Лёшка время от времени растирал её рукой, понимая, что от этого синяк всё равно меньше не станет, но, тем не менее, таким нехитрым образом пытаясь добиться хоть и временного, но облегчения боли.
После продолжительного безрезультатного болтания по этажам он принял решение всё-таки спуститься в подвал, в который до этого никак не решался зайти.
Аккуратно ступая по бетонным ступенькам, Лёшка, одной рукой придерживаясь за шершавую, припудренную пылью стену, иногда оборачиваясь и всматриваясь в удаляющийся светлый проём двери, спускался всё ниже и ниже. Вскоре стало совсем темно. Напряжённо вглядываясь в обволакивающую темноту подвала, он, ступая как можно медленнее, нащупал ногой очередную ступеньку и через какое-то время сумел рассмотреть очертания едва улавливаемого прямоугольника металлической, ведущей в подвальную комнату двери. Нащупав ручку и почувствовав у себя на руке неприятный след, оставшийся от грязи, Лёшка потянул с силой тяжёлую дверь на себя и, войдя внутрь, рукой пошарив по стенке, щёлкнул выключателем. В ту же секунду комната наполнилась тусклым, кислым светом. В ней всё было так, как и в последний раз, когда Лёшка с "Татариным" спасали Артёма, а уже после опускали Вадю. По собравшейся на полу пыли было видно, что сюда уже давно никто не заходил.
Лёшка подошёл к двери вплотную и как можно сильнее плечом стал давить на неё. Поскрипывая петлями, которые давно не видели смазки, дверь нехотя поддалась, раскрылась и осветила своим унылым подвальным светом нижний пролёт ступенек. Освещение было не ахти какое, но, за неимением лучшего, Лёшке пришлось довольствоваться и этим.
Он подошёл к противоположной от двери стене и осмотрел её. Стена была собрана из крупных бетонных блоков, и это серьёзно расстроило Лёшку. Никакой возможности проделать хоть какое-нибудь мало-мальски похожее на нишу пространство не было. Однако, присев на корточки и заглянув под ступеньки, Лёшка увидел именно то, что он и рассчитывал найти. Прямо под пролётом находилась стена, состоявшая из грубой кирпичной кладки, добраться к которой было довольно проблематично. Лёшка ещё глубже присел на корточки и, подогнув шею, чихая от вдыхаемой растревоженной пыли, перепачкавшись паутиной, медленно пробрался к стене и увидел прямо у пола выпирающий из кладки кирпич. Лёшка взял его рукой и пошатал. Это была удача! Кладка была плохая, цемент, судя по всему, воровался со стройки с размахом, поэтому после непродолжительных усилий Лёшка вытащил кирпич и отложил его в сторону. За ним последовал другой, затем третий. Вспомнив про имеющиеся в кармане спички, Лёшка достал коробок и поджёг одну из них, поднеся к зияющей за вытащенными кирпичами чёрной дыре. Там была пустота. Это было именно то, что он так хотел найти. Место было настолько грязным и неприметным, что никому бы и в голову не взбрело лезть сюда без лишней необходимости.
Заложив кирпичи обратно, Лёшка вылез и безуспешно попытался отряхнуть свою чёрную форму от пыли. "Надо будет тут ещё подмести везде, чтобы следов не оставалось" - подумал он и, выключив в подвале свет, стал подниматься к выходу.
Поднявшись и оказавшись на залитой ярким солнечным светом площадке, Лёшка обнаружил, что перепачкался ещё хуже, чем это выглядело в подвале. Он первым делом снял свою курточку и хорошенько тряхнул ею. Пыль и мелкий мусор под ногами моментально разлетелись в стороны. Лёшка стал тщательно тереть рукой наиболее загрязнённые участки одежды, сожалея о том, что поблизости нигде нет воды, что серьёзно облегчило бы ему задачу приведения себя в порядок. Кое-как справившись с курточкой, Лёшка принялся отряхивать брюки, и когда разогнулся, то увидел вдалеке приближающегося к зданию "Татарина".
"Ну, вот и всё!" - мелькнуло в его голове, когда он сумел рассмотреть в руках "Татарина" большой увесистый пакет. Где-то в глубине души он ещё надеялся на то, что, может быть, с "общаком" будут проблемы, его не найдут или с его передачей у "Татарина" возникнут трудности, а потом со временем всё поутихнет и про Лёшку забудут. Но "Татарин" был рядом, и обратного пути у Лёшки уже не было.
какое-то время "Татарин", преодолев густые дикорастущие заросли кустарника, зашёл в старый корпус и, увидав Лёшку, довольно улыбнулся.
- Ждёшь? - спросил он.
- Ну да, - Лёшкин взгляд упал на оттягивающий руку "Татарина" пакет.
"Татарин", перехватив его взгляд, протянул пакет Лёшке и сказал:
- На, бери. Теперь это твоя головная боль, ггг.
Лёшка взял пакет двумя руками и тут же опустил его под лёгкое позвякивание на землю. Пакет оказался на вес не таким тяжёлым, как выглядел, и это несколько успокоило Лёшку.
- Шёл спокойно сейчас через всю территорию, хоть бы кто тормознул, ггг. А ныкался бы, по любому кто-нибудь из воспетов срисовал бы, - заметил "Татарин" и кивнул Лёшке, - давай пересчитай, сколько здесь чего. Бутылки и сигареты сюда давай...
Лёшка раскрыл пакет, достал из него две бутылки коньяка и большую бутылку водки, после чего протянул их "Татарину". Тот замешкался на какое-то время, думая, куда их спрятать, но, не найдя ничего лучшего, поставил бутылки перед собой на пол. Лёшка снова завозился в пакете и достал уже три блока дорогих импортных сигарет. Глаза "Татарина" загорелись. Вскрыв тут же, на месте, один блок, он вытащил из него пять пачек и положил их на подоконник.
- Тебе, малой! - сказал он и добавил: - Только не светись особо. А то начнутся расспросы: откуда? кто нагрел?
- Спасибо, - поблагодарил Лёшка, спрятал сигареты в курточку и, присев на корточки, стал пересчитывать находящиеся в пакете деньги.
Купюры были разного достоинства. Одни были новенькие, казавшиеся будто только что выскочившими из печатного станка. Другие были грязные и разлохмаченные до такой степени, что их неприятно было даже брать руками. Несколько раз Лёшка сбивался и начинал считать снова. Достав чистую тетрадку, он делал какие-то пометки, ставил палочки, нолики, зачёркивал их и ниже рисовал новые. В итоге через какое-то время он поднялся и озвучил "Татарину" сумму.
- Всё верно, не наебал.
Лёшка вопросительно посмотрел на "Татарина", но тот не стал уточнять, кого именно он имел в виду, Лёшку или "Доната", а сгрёб бутылки и, рассовав сигареты за пазуху своей спортивной куртки, кивнул в сторону общаги головой:
- Ладно, я пошёл. Может, и сейчас пропетлять удастся, чтобы воспеты с бухлом не запалили, а ты давай нычкуй всё и по распорядку дальше... - вздохнул он и вышел.
Лёшка, подождав, пока "Татарин" скроется из виду, ещё какое-то время молча постоял, прислушиваясь к тишине, и, не услышав ничего подозрительного, спустился к своему тайнику и аккуратно запрятал в него пакет с деньгами.
Уже возвращаясь к себе в отряд, Лёшка то и дело оборачивался на заброшенный корпус, рисуя в голове самые невероятные картины похищения "общака", которые были одна другой ужаснее. Ему мнилось, что "Татарин" подставил его. Что он привёл за собой пацанов, которые "пропасли", куда и как Лёшка прятал деньги, после чего утащили "общак" в другое место и таким образом накинули ему серьёзных проблем. От одной этой мысли Лёшке становилось нехорошо. В какой-то момент он даже хотел было вернуться и перепрятать деньги в новое место. Но, взяв себя в руки, он успокоился, вспоминая, что довольно долго лазил в поисках надёжного тайника и что более подходящего места, чем то, которое нашёл, не было во всём заброшенном корпусе. Ко всему ещё, Лёшка утешал себя той мыслью, что спрятанные деньги были не только "Татарина", а принадлежали всем блатным, и швырануть их на "общак" решился бы только полный идиот или отморозок. Но таковых среди пацанов не было. Рассуждая таким образом, Лёшка всё-таки сумел убедить себя, что опасаться ему нечего, правда, при этом всё равно обещая самому себе завтра вернуться к тайнику ещё раз, для того чтобы проверить, всё ли там нормально.
"Татарин" же незаметно проскользнул в отряд и, войдя в каптёрку, с облегчением вздохнул. В каптёрке находился только Артём. Он сидел потухший, тупо уставившись отсутствующим взглядом в покрашенную стенку. При появлении "Татарина" Артём вздрогнул.
- О, "Ерёма", и ты здесь! - воскликнул "Татарин". - Смотри, чё я приволок. Ночью побухаем.
С этими словами он стал выгружать спиртное и быстро ныкать его в "Гансовые" нычки. Закончив с бутылками, он достал блоки сигарет из-за оттопыренной куртки и отправил их следом за алкоголем, после чего прикрыл всё аккуратно половицами. Начатый же блок он размашисто, по-барски, кинул на стол и предложил Артёму.
- Бери себе, "Ерёма", пачку. Для братвы мне ничего не жалко.
Но Артём не двинулся.
- Ты чего убитый такой? - "Татарин", наконец, заметил, что с его приятелем происходит что-то непонятное, и, подсаживаясь к столу, он пристально посмотрел на Артёма.
Тот кисло улыбнулся.
- Х.з. Приболел, наверное, - выдавил он из себя.
Хотя Артём лукавил. Дело в том, что сразу же после проигрыша "Муслиму" он, не теряя драгоценного времени, отправился на вахту с просьбой дать ему позвонить по телефону. Поскольку он был непростым воспитанником и за него хлопотали самым серьёзным образом, телефон Артёму предоставили немедленно. Закусив от волнения губу и понимая, о чём сейчас придётся просить крёстного, Артём набрал номер, но, к его удивлению, на другом конце провода раздался женский голос. Это была жена крёстного, тётя Марина, которую Артём знал довольно плохо. Она-то и сообщила ему, что крёстный уехал в зарубежную командировку и вернётся домой только через несколько месяцев. Для Артёма это было словно гром среди ясного неба. Положив трубку обратно на телефонный аппарат, он ещё долго не мог прийти в себя. Попросив ещё один телефонный звонок, под недовольное бурчание дежурного воспета, Артём всё-таки набрал отца и, услышав ровный, спокойный, уже несколько подзабытый голос, интуитивно понял, что рассчитывать ему тут особо не на что. Сухо расспросив его о делах, отец не преминул напомнить Артёму, во что ему обходится его спокойное пребывание в учреждении, после чего сказал, что рад был слышать, и хотел было уже заканчивать разговор, как Артём всё-таки попросил ещё минутку внимания. Но не успел Артём затронуть вопрос о возникших у него проблемах, как отец резко оборвал его, сообщив, что по всем своим вопросам он может смело обращаться к Сергею Витальевичу, который решит все его проблемы, после чего, сославшись на занятость, положил трубку. В один момент Артёму показалось, что стены вахты рушатся и земля уходит из-под ног. Он, наверное, даже побледнел, потому что перепуганный дежурный воспет вскочил со своего места и предложил Артёму присесть, собираясь вызвать врача из мед. пункта. Но Артём, разумеется, от медицинской помощи отказался, поблагодарил за предоставленную возможность позвонить домой, вышел из здания администрации и побрёл к себе в отряд, ничего не видя перед глазами.
И вот теперь "Татарин". Улыбающийся, радостный, весёлый. Как ему всё рассказать?!
Артём с трудом проглотил образовавшийся в горле ком.
- А чё болит-то? - не унимался "Татарин".
- Х.з. Просто убитый какой-то, вялый.
- А к лепиле не хочешь сходить?
- Не. Да ну нахуй. Попустит. Чё мне там делать-то?
- И действительно, - "Татарин" снова широко улыбнулся во все свои тридцать два ровных белых зуба. - Ночью вон подлечимся. "Василису" подтянем, присунем. Не кисни.
Он хотел сказать Артёму ещё что-то обнадёживающее, но в этот самый момент в дверь каптёрки постучали и вошло несколько пацанов с красными повязками поверх рукавов. Это были активисты.
- Что ещё? - скривился "Татарин", понимая, что сейчас те опять будут на кого-то жаловаться или просить его о чём-то.
- Обыскались тебя, "Татарин", - начал самый крепкий и рослый из них, которого звали Валера; клички его "Татарин" не знал. - Хотим разрешения твоего, чтобы чёрта одного вразумить. Реально подзаебал.
- Кто такой?
- Да тот, которого ты нам нагрел с ебалом разукрашенным, - Валера кивнул на двери. - Видать, мало ему по еблету съездили. Чувак явно не просёк, как себя правильно вести нужно. Хамит. Дерзит. Работать не хочет. Надо раздуплить его, чтобы другим неповадно было. Не хочет руками работать, пусть ртом работает, сука. Так вон другие посмотрят и тоже начнут залупаться. Анархия начнётся.
- Нихуя, никакой анархии не будет. Не нагнетайте. Это "Егорёша", что ли, такой резкий? - уточнил "Татарин", поняв, о ком идёт речь.
- Угу, он самый, - активисты закачали головами.
- И чё, он реально такой дерзкий?
- Да пиздец, "Татарин". Мы сами в ахуе. Залупается, как отрицала. И главное ж, отхуячили его, так мало чёрту, видать.
- Ладно, не гоните, - махнул "Татарин" рукой, - залупаться больше не будет. Я обещаю. Петушню тоже плодить нехуй. Спросят за это потом. Разберёмся.
- Но, "Татарин"... - хотел было возразить Валера, однако тот оборвал его.
- Всё. Проехали. Я сказал - разберусь. Если не поймёт и будет продолжать борзеть, потом можете его на хуй натянуть, а пока мне с ним перетереть надо.
что активисты приуныли, "Татарин" решил, что не стоит заканчивать разговор таким образом, и, хотя он не питал к активу какого-либо уважения или чувства солидарности, но понимая, что на них держится порядок и дисциплина, кивнул на распотрошённый блок сигарет.
- Берите, угощаю!
Довольные активисты взяли две пачки и, расплывшись в улыбках, поблагодарили "Татарина" за подогрев, после чего ушли. Ещё не успела за их спинами захлопнуться дверь, а "Татарин" уже твёрдо знал, зачем именно ему может понадобиться "Егорёша".
Оставшись с Артёмом наедине, он подмигнул тому и спросил:
- Так на чём мы там остановились?
- На "Василисе" твоей, - криво усмехнулся тот.
- А. Ну да. Так вот, ночью забухаем и покормим вдоволь петушка, так что не парься. Всё ахуенно, "Ерёма"!
Артём усмехнулся, но промолчал. "Татарин" же выкурил сигарету, посмотрел на часы и спросил:
- Ты "Ганса" не видел?
- Нет, - пожал плечами Артём. - Я когда сюда зашёл, не было никого. И открыто всё было.
- Странно... - "Татарин" растёр окурок в жестяной банке, помахал руками, выгоняя дым в форточку, и, заправив растрёпанную футболку в брюки, сказал: - Пойду поищу его, пойдёшь со мной?
- Не, "Татарин", я тут посижу повтыкаю, - отказался Артём от предложения.
Ему действительно не хотелось никуда идти. Однако, узнав, что "Татарин" собирается ночью бухать, он несколько успокоился, решив про себя, что этим же вечером обо всём ему расскажет, пока тот будет "под кайфом". Это, по его предположению, должно будет несколько снизить градус раздражённости "Татарина", и тот наверняка сможет ему чем-нибудь помочь. Если не деньгами, то хотя бы своими гарантиями перед "Муслимом", когда Артём будет просить того об отсрочке возвращения долга на несколько месяцев, до приезда крёстного из командировки.
"Татарин" же в дверях ещё раз внимательно посмотрел на Артёма, покачал головой, а затем вышел из отряда и пошёл искать "Ганса", в которого буквально чуть не врезался около столовой. Тот, запыхавшись, бежал по направлению к продуктовым складам.
- Стоять! - скомандовал громко "Татарин", когда "Ганс" уже почти скрыться за поворотом краснокирпичного здания.
"Ганс" остановился, оглянулся и, увидав "Татарина" расплылся в улыбке. Быстро подойдя к тому, он затараторил:
- Извини, "Татарин", припахали. Попалился, как дурак, возле складов. Ходил, хотел мыла взять в отряд, заодно пересидеть на складе работу, так, блять, дежурный по кухне увидел, теперь вот бегаю "принеси-подай".
- Ну бегай, бегай! У тебя на нычке чё-то похавать есть?
- Сейчас?
- Нет, вообще. Хочу ночью с пацанами забухать. Сможешь что-то подмутить?
"Ганс" на какое-то время задумался, почесал затылок, после чего неуверенно сказал:
- Да вроде чё-то можно будет найти. Сало. Колбаса копчёная должна быть. Яблоки. Пряники.
- Вот и чудненько, - улыбнулся широко "Татарин", - на вечер чтобы готов был. Может, на складах чё-то набреешь.
- На складах стрёмно, - сник "Ганс", - потом хуй оберёшься проблем с воспетами. Хотя попробую.
- Попробуй купить, - подсказал "Татарин", - я бабки тебе, если чо, дам.
- Хорошо, - улыбнулся "Ганс" и, оглянувшись, сказал: - Побегу я, "Татарин", чтобы потом проблем не было.
- Давай, - кивнул "Татарин", и "Ганс" побежал дальше.
"Татарин" постоял ещё некоторое время в раздумьях, после чего развернулся и пошёл обратно. По пути он решил разыскать своего друга "Гешу" и заскочить к "Сиплому", чтобы пригласить того вечером в гости на пьянку.
"Гешу" "Татарин" нашёл на заднем дворе "промки", сидящим на бревне и спокойно покуривающим. Рядом с ним лежала положенная на бревно длинная, ровно обструганная доска.
- Здарово, - подошёл "Татарин" и протянул руку.
- О, здаров! - "Геша", не слышавший, как "Татарин" подошёл, радостно поднялся, пожал протянутую руку и даже слегка прикоснулся к плечу "Татарина" своим плечом, подчёркивая таким образом своё особое к нему расположение.
- Садись, брат! - кивнул он на бревно.
- Ты чего, решил ударником труда стать? УДО зарабатываешь? - присаживаясь, "Татарин" кивнул на лежащую доску.
- Да нет, - усмехнулся "Геша". - Старый прикол. С утра кипеш в отряде подняли. Воспеты злые какие-то, всех на работы погнали, ну я и не стал залупаться. Взял, вон, доску хожу с ней. Кто-то останавливает, спрашивает, чё делаю, говорю, что доску несу, и иду дальше. Так вот и петляю. А ты тут каким ветром?
- Да тебя искал. Как твои дела?
"Геша" помялся, и это не ускользнуло от взгляда "Татарина".
- Проблемы? - спросил он.
- Да не то чтобы... Просто ощущения какие-то нехорошие.
- В смысле?
- Да ты понимаешь... - "Геша" затянулся, выпустил дым и продолжил: - "Михей", сука, чё-то в последнее время поднапрягает.
- В каком смысле? - удивился "Татарин". - Ты же говорил, что у тебя всё ахуенчик с ним.
- Да вот в том-то и дело, что вроде было всё ахуенчик, и теперь вроде бы как всё гуд, но нихуя не гуд. Не могу тебе объяснить, откуда такое чувство, но, блять, тут реально что-то не так.
- Может, накручиваешь себя? - предположил "Татарин".
- Да нет. С хуя ли мне себя накручивать? Есть моменты, в которые он палится. Всё стало как-то натянутым, хотя никто там не прячется от меня или, типа, пытается давить. Всё вроде, как и прежде, ровно, но какие-то недомолвки, обрезанные разговоры, бегающий взгляд... Последнее время они с "Туристом" часто трут. Может, просто знают, что я твой друг, и не хотят, чтобы я что-то услышал не то.
- "Турист"... "Турист"... - несколько раз повторил "Татарин" зло. - Подзаебал он, если честно. Я думал, что после истории с "Храпом" его братва на хуй пошлёт, нет же, сука, телепается ещё.
- Может, убрать его к хуям? - предложил "Геша". - Чё-т подумать, подставу подмутить какую-нибудь. "Гитлера" же выпилили отсюда, так и этого следом за ним.
- Не знаю, - помрачнел тот, - думать надо. С этим так просто не пропетляешь. Он не такой беспредельщик, как "Гитлер". К тому же за него этот долбаный "Цван" мазу тянет нехуёво.
- Откуда ты знаешь?
- Да знаю уж, поверь. Опять же, я думаю, его будут до последнего держать в противовес мне. Типа, будешь выёбываться - есть, кем заменить. А тот, блять, только и рад наверное. Ждёт сидит. Но хуй дождётся, падла, я его быстро натяну на хуй, если будет быковать дохуя.
"Геша" спорить не стал, посмотрел на друга и, меняя тему разговора, поинтересовался:
- Да хуй с ним, разберёмся; ты общак забрал?
- Угу, - кивнул "Татарин", - уже у меня. Сегодня бухать будем; объявлю братве, что надо бы уже скидываться. Нехуй жаться сидеть.
- Чё-то было интересное?
- Да не. Сигареты, бухло, баблосов чуток. Бабки на нычке, бухло сегодня выпьем, сигареты раскурим - это пока всё. Преподов надо уже начинать греть, чтобы духоту убрали.
"Геша", понимая всю серьёзность "Татаринских" забот, покачал головой и вслух сказал:
- Да уж, геморра не оберёшься.
- Да хуйня, прорвёмся. Слушай, "Гешыч", у меня тут идея есть - бригаду сколотить, чтобы хуй кто о ней знал. Вот тебе только рассказываю. Может, есть кто толковый? Я их греть буду нормально, но они должны будут делать всё, что я скажу.
- Даже не знаю, "Татарин". Идея, в принципе, неплохая, но они же должны будут быть всегда под рукой. Как их зараз-то в кучу собрать по щелчку?
- Ну вот и я - хуй его знает как. Найду им бригадира толкового, и это уже его проблемы будут. Я ему только буду команды отдавать и сроки исполнения назначать. Но нужны такие обмороки, чтобы им на всех похуй было. Если скажу пизды дать, должны пойти и хуярить, не думая, кто перед ними, если скажу опустить того же "Туриста", чтобы, не задумываясь, на шляпу пидора натянули.
- Ты что, серьёзно хочешь "Туриста" опустить?! - шёпотом произнёс "Геша", осматриваясь по сторонам, словно боясь, что их кто-то может подслушать.
- А ты уже и подсел? Хули тут такого? - усмехнулся зло "Татарин". - Будет выёбываться, сам себе приговор подпишет.
- За "Туриста" нехуёво спросить могут! - осторожно предположил "Геша".
- Да и похуй. Думаю, никто и не дёрнется. Засцат. Подумают, раз "Туриста" по беспределу проткнули, то и до них легко доберутся. Но я пока не решил, есть ли в этом смысл. Пока всё ровно вроде. Его и так никто всерьёз не воспринимает. Бегает, сука, крыльями хлопает, петух голимый. Добегается так, что сам загасится. Кишка у него тонка против меня идти.
"Геша" промолчал. Видя решительный настрой "Татарина", он не хотел лишний раз расстраивать приятеля своими сомнениями.
- Ну так что по пацанам? - спросил "Татарин" после секундного молчания.
- Я подумаю; надо реально посмотреть, кто на что годен. Чтобы пиздливый не был и особо не заморачивался над происходящим.
- Угу. Подумай-подумай... Ладно, пойду я. "Сиплого" надо ещё разыскать. Давай, вечером подруливай, брат. Там ещё потрещим.
- Хорошо, - пообещал "Геша", и "Татарин", обняв его, пошёл по своим делам, а "Геша" остался стоять на месте, размышляя над просьбой своего товарища.
В тот самый момент в нём боролись два противоположных желания: первое - не подвести друга, второе же - помня про судьбу "Питона" с "Веней", которые, выполняя приказ "Татарина", теперь мотали срок уже на зоне, всё-таки повременить с исполнением его просьбы. Не найдя для себя правильного ответа, он вздохнул и, достав ещё одну сигарету, закурил.
же развил настолько бурную деятельность, что к вечеру уже совсем выбился из сил и после ужина, устало сидя в каптёрке, закрыв глаза, слушал невнятный бубнёж "Ганса". Утреннее желание набухаться с корешами исчезло, и на смену ему пришло просто-таки нереальное желание лечь спать, которое наваливалось всей тяжестью на веки, под тяжестью которых глаза закрывались, а голоса плавали где-то вдалеке. Хотелось завалиться на койку, завернувшись с головой в одеяло, и проспать часов двенадцать, чтобы никто не трогал. Но вместо этого приходилось сидеть и слушать извинения "каптёра", который рассказывал, что особо ничего добыть не удалось, кроме колбасы, сала, двух банок тушёнки и каких-то рыбных консервов. Ещё были пряники и конфеты, но водку ими закусывать не особо хотелось.
- Блять, сейчас вырублюсь! - тряхнул "Татарин" головой, и "Ганс", вздрогнув, замолк. - Пойду водой помоюсь холодной, взбодрюсь. Ты давай, чё сейчас бухтел, на стол доставай.
- А воспеты? Сейчас на "отбой" будут строить, в каптёрку зайдут.
- За это не сцы, я уже с воспетом перетёр.
"Татарин" не врал. Ещё до ужина он пробил, кто из воспитателей будет сегодня дежурить у них на этаже, и, отнеся тому валявшуюся у "Ганса" на нычке дешёвую бутылку водки и пачку сигарет, клятвенно пообещал безобразий и драк не допускать, себя не палить, а самого воспитателя не подставлять. Тот же для приличия побурчал, потом сказал, что верит "Татарину" и что если тот его подведёт, то может дальше забыть о спокойной жизни, после чего взял предложенную бутылку водки, сигареты и удалился.
После "отбоя" дежурный воспет покрутился ещё с часик, посидел на стуле около решётчатой двери, которая закрывала вход в спальное помещение, почиркал кроссворд в газете, затем, сделав несколько наставлений замершему у дверей дневальному, ушёл.
Как только стукнула закрывшаяся за воспетом входная дверь, расположение, в котором спали пацаны, стало наполняться жизнью. Заскрипели койки, послышались приглушённые голоса. Кто-то, прошаркав тапочками, пошёл в сторону туалета.
"Татарин" поднялся, оделся, кивнул Артёму, приглашая идти за собой, после чего пнул койки с несколькими шнырями и, отдав им какие-то приглушённые распоряжения, пошёл в каптёрку.
В каптёрке его ждал "Ганс". В отличие от остальных пацанов, он даже и не думал ложиться, а сидел за столом и задумчиво смотрел в тёмный квадрат окна, за которым размазанным пятном просматривался находившийся за зданием общаги пустырь. В тот самый момент у "Ганса" была только лишь одна мысль. Он волновался, хватит ли тех продуктов, которые он сумел достать "Татарину" на закусь. Ведь на кону стоял авторитет последнего и умение накрыть братве поляну в любых условиях, высказав им таким образом своё особое расположение. Услышав глухой бас воспета в коридоре, а затем шум закрывающейся двери, "Ганс" поднялся и, сняв одеяло с кровати, стал аккуратно завешивать им окно. Форточку, правда, "Ганс" оставил открытой, справедливо полагая, что курить пацаны будут в каптёрке беспощадно, а спать в прокуренном небольшом помещении не очень-то и хотелось. Закончив предпринимать все необходимые защитные меры светомаскировки, он включил свет и, достав сало, стал аккуратно нарезать его на тарелку. В это самое время двери в каптёрку резко открылись, и в неё вошёл "Татарин".
- Шуршишь? - спросил он, видя, как "Ганс" хозяйничает у стола. - Давай, "Ганс", давай резче. Сейчас пацаны начнут подтягиваться, а у нас с тобой голяк.
- Да и так, вон, шуршу, - огрызнулся глуховато "Ганс", чем только развеселил "Татарина".
- Ты что? - засмеялся тот. - Я ж по-дружески.
Он хотел ещё что-то добавить, но в это самое время в каптёрку зашёл Артём. Он был таким же хмурым, как и днём.
- Ебать! "Ерёма", ты чё реально такой потухший? - развёл "Татарин" руками и, подойдя вплотную к тому, взял его рукой за затылок и ткнул головой себе в лоб. - Чё случилось-то? - спросил он.
Артём, чувствуя горячее дыхание "Татарина" и отведя взгляд от пристального "Татаринского" взгляда, решился выложить тому всё, что произошло с ним за последнее время, и даже уже открыл было рот, чтобы начать свой рассказ, как вдруг в двери каптёрки постучали и в неё с шумом ввалились "Сиплый" с корешем и "Муслим" с "Фёдором". "Татарин" отпустил голову Артёма, развернулся в сторону вошедших пацанов и шутливо, нараспев протянул:
- Милости просим, гости дорогие.
Не успели пацаны поприветствовать друг друга, как в двери снова постучали, и вошли "Геша" с "Михеем".
"Ганс", видя, что пацаны собираются, стал шустрее крутиться вокруг стола, нарезая продукты и откупоривая бутылки. Когда все приготовления закончились и пацаны уселись за стол, "Ганс" аккуратно выскользнул из каптёрки, отправившись в спальное помещение, где, не раздеваясь, прилёг на свободную койку, понимая, что его обязательно разбудят ещё, когда всё закончится, чтобы навести в каптёрке порядок.
Собравшиеся же за столом пацаны шутили, рассказывали друг другу весёлые истории, и с нетерпеливым восторгом рассматривали находившиеся тут бутылки и закуски. Не желая больше тянуть время, "Татарин", ловко подхватив бутылку водки, с хрустом рванул с горлышка жёлтую алюминиевую крышку и предложил:
- Ну что? Погнали? Буду разливать - на правах хозяина. Не против?
- А рука как? - подозрительно посмотрел на него "Сиплый".
- Всё нормально с рукой, - заверил "Татарин" и, подмигнув тому, стал разливать водку по кружкам и чашкам, - не жаловались вроде. Вон, "Геша" подтвердит.
"Геша" в подтверждение слов своего приятеля молча кивнул головой.
Налив всем, "Татарин" поставил бутылку обратно и только было поднял свою кружку, чтобы сказать тост, как, окинув собравшихся пацанов взглядом, отметил отсутствие "Туриста".
- Чё-то не все вроде собрались, - ехидно усмехнулся он, - некоторые побрезговали, видать, с пацанами по-братски посидеть.
"Михей", понимая, кого именно "Татарин" имеет в виду, посмотрел тому прямо в глаза и сообщил:
- Если ты имеешь в виду "Туриста", то он на больничку вечером пошёл. Хуёво чувствовал себя целый день. Может, даже и положили.
- А... Ну да, ну да... - саркастически проговорил "Татарин" и, подняв свою кружку на уровень глаз, сказал уже громче: - Ну что, пацаны! Хочу выпить за вас. За ваше доверие, за наше дело общее. За то, чтобы у вас всё в масть было и пребывание наше здесь прошло так быстро и легко, как только это возможно.
Все одобрительно загудели и полезли чокаться к "Татарину". Послышался приглушённый звук стукающихся кружек. После чего все выпили и жадно стали закусывать.
- Надеюсь, никто нам кайф не обломает, как в прошлый раз, - кивнул "Муслим" на двери, нанизывая на вилку кусок копчёной колбасы.
- Не. Всё ровно, - заверил его "Татарин", - вроде со всеми порешал, с кем надо. Да и тогда нас "Храп"-пидор слил. Сейчас-то вроде некому.
- Да уж. "Храп" реально лоханулся, косяков наломал. На лыжи встал. Как-то нихуя не по-пацански, - заметил "Сиплый", закусывая салом с луком.
- Да хули ворошить, - сказал "Михей", - увезли его уже на тюрьму вроде, чтобы подвал не занимать. Пошёл зону топтать. Судьба. Да и потом поговаривают, что вроде наказали его уже за это.
Он пристально посмотрел на "Татарина", и тот, поймав этот взгляд, усмехнувшись и с наигранным удивлением спросил:
- Да?! Ничего не слышал. Хотя похуй. Если отпидорасили, значит реально заслужил. Просто так загибать бы не стали... Так, пацаны, после первой и второй, как говорится, перерывчик небольшой, - он взял бутылку и стал снова разливать содержимое.
Было ещё где-то слегка за полночь, а спиртное всё уже выпили, покурили; ведро с водой и плавающей в ней разрезанной пластиковой бутылкой стояло внизу, а сама каптёрка тонула в угаре.
- Пора бы уже и шляпу попарить, - заметил "Сиплый", демонстративно почёсывая через штаны свой набирающий силу член. - А то у меня после драпа хуй штормит пиздец.
Пацаны одобрительно закивали головами.
- Чё там, "Татарин", есть у тебя какой-нибудь квартет сосулек, или за своим оркестром послать?
- Обижаешь! - развёл тот руками. - Сейчас всё организуем.
поднялся, неуверенным шагом подошёл к двери каптёрки, аккуратно открыл её и, высунув голову в коридор, позвал дневального:
- Давай бегом сюда "Василису" и "Машек" наших. Пять минут времени, иначе сам под стол полезешь.
Дневальный побледнел и побежал в спальное помещение будить опущенных. "Татарин" же вернулся к столу обратно:
- Сейчас всё будет! Мне для братвы ничо не жалко... Анек слушайте. Короче, суд, все дела. Такая себе кошмарная тётка-судья спрашивает бродягу: "Подсудимый, клянётесь ли вы говорить правду, только правду и ничего, кроме правды?" "Да, толстая женщина с усиками!" - отвечает тот.
Пацаны заржали, а "Михей", раскрасневшийся и захмелевший от выпитого, опёрся спиной об стену и, перестав смеяться, грустно заметил:
- Смех смехом, а я реально такую жабу знаю, которая судила. Сука, чтобы ей ежей до конца жизни рожать, блять. На нашего "Карлсона" похожа. Сроки раздавала пиздец, направо и налево. Я сидел с парнягой, лох, конечно, такой по жизни, тихушник колхозный, четыре мешка пшеницы спиздил, так она ему четыре года и захуячила. Прикинь, блять! По году за мешок! Ебануться! Люди заводы пиздят, и им похуй, а тут...
- Обиженка, - заметил "Сиплый", - или брошенка. На таких самое западло попасть. Будут мстить за свой преждевременный климакс всему, что попадётся под руку. Ты, "Михей", на такую и попал.
- Да не я. У меня нормальный мужик был. Поржали в суде. Когда объебон зачитали, он сказал: пиздуй домой собирайся. И не торопись особенно, за тобой ещё не скоро придут. Это лошку тому не подфартило.
- А у меня как раз такая жаба и была, - грустно заметил со своего места "Геша". - И такая же корова с волосатыми бородавками из комиссии, которая на суде была, задвигала всё, что я нихуя не поддаюсь воспитанию и социально, блять, опасен.
- А то не опасен? - заржал "Михей". - Ты каким-то ебланам за нехуй делать черепа раскроил. Так что радуйся, что ещё здесь оказался, а не на колонию задвинули. А тебя, "Татарин", кто судил?
"Татарин" только было открыл рот, чтобы рассказать свою историю, как в дверь постучали и в каптёрку неуверенно зашёл "Вася". Зайдя внутрь, он буквально замер в дверях. Во-первых, ему в лицо ударил спёртый воздух, витавший в помещении, а во-вторых, он никак не ожидал увидеть за столом такое количество народа. "Вася" был взлохмаченный и помятый со сна. На нём болталась не по размеру одетая несвежая майка и пузырящиеся на коленях брюки. Он затравленно смотрел на присутствующих и жался в дверях.
- Хули ты там в тормозах жмёшься, "Василиса"? Подгребай ближе, - помахал ему рукой "Татарин", но тот стоял как вкопанный, не двигаясь.
- Ты чё, в уши долбишься? - "Татарин" в одну секунду посуровел, поднялся со своего места и пошёл по направлению к "Васе".
Подойдя к тому вплотную, он замахнулся и хотел было уже влепить тому звонкую пощёчину, как "Вася", испуганно вжав голову в плечи, проговорил:
- Ты же обещал, что только один будешь.
Бедный "Вася" со сна соображал плохо и поэтому выдал первое, что ему пришло на ум.
В каптёрке заржали.
- Бля, "Татарин", да у вас любовь! - ухахатывался "Сиплый".
- Жениться, поди, ему обещал, - вытирал проступившие на глаза слёзы "Михей".
"Татарин" обернулся в сторону пацанов и тоже улыбнулся. Но улыбнулся как-то нехорошо, по-злому.
- Ржёте? А вы знаете, что этот чёрт сделал?
Пацаны в одно мгновение перестали смеяться.
- Сам расскажешь, или мне начать? - спросил "Татарин" "Васю", но тот молчал. - Хорошо. Я скажу. Через этого пидора "Цван" с кичи маляву передал, только читаем её не мы, а "Мюллер" с красными походу. Да, пидорок?
"Татарин" потянул "Васю" за майку и с силой подтолкнул его к койке "Ганса".
- Теперь это твоё рабочее место пожизненно!
- Это правда, сука? Да за такое, блять, вообще швабрить надо! А? Хули молчишь? Сейчас швабру тебе в очко загоним, - "Сиплый" встал со своего места, расстёгивая ширинку на брюках.
"Вася", скованный ужасом происходящего, продолжал молчать, уставившись в пол.
- Авто-мото-вело-фото, гребля, ебля и охота. Чё почём - хоккей с мячом. Бабы - биксы, зубы - фиксы. Хитили - похитили, на хуй не хотите ли?
- Да хули ты его спрашиваешь? - ответил за "Васю" "Татарин". - Я уже триста раз всё пробил, так и есть. Это ещё перед первым нашим сходняком было. Да и "Вася" мне сам всё в подробностях не раз рассказывал. Так что реально на зашвабривание заработал.
- Ну, тогда ты реально, пидор, попал! - "Сиплый" оттянул резинку трусов и вывалил наружу член с огромной, похожей на яблоко головкой. - Если не хочешь получить швабру в очко, то бери в рот, сука! Живо! И так, петух, соси, чтобы у меня ноги отнялись!
"Вася", стараясь не искушать судьбу и боясь быть избитым целой компанией блатных, рухнул перед "Сиплым" на колени.
В двери снова постучали, и в каптёрку зашло ещё несколько "опущенных" пацанов. Увидав "Сиплого" с расстёгнутыми штанами и стоящего перед ним на коленях "Васю", они тормознули, но "Татарин" дал им подсрачник, проталкивая внутрь, и закрыл двери на замок...
Всё продолжалось несколько часов и закончилось уже глубокой ночью. В прокуренном помещении каптёрки витал запах похоти и секса. Раскрасневшиеся пацаны сменяли друг друга, затем, не застёгиваясь, подходили к столу, жадно пили воду, курили и возвращались к "петухам" снова и снова.
Больше всех, конечно, досталось несчастному "Васе". Сначала "Сиплый" просто вафлил его, заставляя "Васю" давиться своей разбухшей до огромных размеров залупой, отчего на глазах "Васи" проступили слёзы. Затем кто-то подставил табуретку, "Васю" облокотили на неё, после чего с него сдёрнули штаны вместе с трусами и стали пользовать уже с двух сторон одновременно. "Васе" было ужасно больно. Он приседал, пытался вырываться, извиваться и в тот же самый момент получал болезненные, увесистые удары кулаком по туловищу, успокаивался и продолжал безропотно стоять дальше, мечтая только об одном: чтобы это всё как можно быстрее закончилось. Однако время тянулось мучительно долго. Он стоял, весь обспусканный с двух сторон, а члены пацанов всё мелькали и мелькали у него перед глазами. В какой-то момент "Васе" стало казаться, что его задница уже просто разорвана в клочья, до того та болела. Но его снова и снова хватали за поясницу и с силой вдалбливали в зад очередной член, от чего "Вася" болтался на ватных ногах, словно тряпичная кукла.
"Татарин", довольный тем, что всё так удачно сложилось, взял одного из опущенных и, подведя его к кровати "Ганса", поставил того перед ней на колени. Какое-то время он водил тому своим вялым членом по глазам, щекам, носу, размазывая выступающую смазку, затем не торопясь постучал им по губам, заставляя пацана лизать свои побритые, гладкие яички, и когда член уже встал во всей своей силе, приказал "петуху" взять его в рот и нежно обсасывать губами, слегка теребя языком, пока сам, закрыв глаза, не стал проваливаться в тёмную глубокую бездну запрещённого удовольствия.
Когда всё закончилось, пацаны напоследок перекурили и, сморённые ночными развлечениями, довольные стали расходиться по своим отрядам. Всем ужасно хотелось спать. "Васю" его собратья по несчастью уносили под руки. Сам он идти не мог и под конец просто рухнул на пол, словно подкошенный, задрав кверху свою маленькую, тощую задницу, на которой уже начинали проступать синеватые узоры синяков...
"Татарин" пошёл провожать пацанов до входной двери в отряд, а Артём остался сидеть у стола в каптёрке, помня о том, что ему ещё предстоит серьёзный разговор с "Татариным". И хотя он целый вечер держался, как мог, чтобы не давать пацанам повода приставать к себе с расспросами, веселился, шутил, трахал вместе со всеми "петухов", но, тем не менее, на душе у него тяжёлым грузом лежало ожидание предстоявших ему объяснений. И теперь, сидя на табурете среди разбросанного по столу мусора, он чувствовал, как неприятно ноет сердце от неотвратимо приближающегося разговора, курил, при этом то и дело бросая взгляды на дверь, ожидая, что сейчас та распахнётся и в каптёрку зайдёт "Татарин".
Но прошло уже достаточное количество времени, давно смолкли в коридоре всякие звуки и движения, а "Татарин" всё так и не появлялся. Артём затушил сигарету в пустой консервной банке и уже хотел было встать, чтобы идти разыскивать "Татарина" самостоятельно, как тут двери каптёрки широко распахнулись, и в неё зашёл заспанный "Ганс". Оглядевшись по сторонам, он только и сумел произнести:
- Пиздец, вот, блять, мне работы!
Артём даже вздрогнул от неожиданности.
- А где "Татарин"? - удивлённо спросил он.
- Я ебу? - продолжал ворчать "Ганс". - Пиздец вы тут срач развели. Воняет хуй знает чем. Пойду я шнырей будить, ебал я шуршать. Это говнище до утра хуй отмоешь.
- Стой, - Артём поднялся и подошёл к "Гансу", - "Татарин" где?!
- Да я ебу, "Ерёма", где он? Разбудил, сказал идти порядок наводить, а дальше хуй его знает, куда он делся. Спать, может, пошёл.
спать "Татарин" не пошёл. Разбудив "Ганса", он хотел было уже вернуться обратно в каптёрку, но, проходя между рядами коек, на которых сопели пацаны, заметил одну кровать, на которой, укрывшись одеялом почти по самую свою стриженую макушку, спал "Егорёша". Пробиваясь сквозь пелену алкогольно-наркотического угара, в мозгу "Татарина" выплыла утренняя, едва улавливаемая в тумане идея.
Подойдя к кровати, он сильно тряхнул "Егорёшу" за плечо и, убедившись, что тот раскрыл глаза, скомандовал:
- Вставай! Подъём! Пошли в сушилку со мной.
"Егорёше" снилось что-то очень хорошее и солнечное, он даже улыбался во сне, однако, увидав перед собой согнувшегося и дышавшего ему в лицо перегаром "Татарина", моментально проснулся... Делать было нечего. "Егорёша", нехотя вылезая из-под тёплого одеяла, поднялся, оделся и, поёживаясь от сквозняка, пошёл за "Татариным" по направлению к сушилке.
Сушилкой пацаны называли небольшую бытовую комнату, где находилось несколько гладильных досок, пара кресел, ряд длинных батарей, на которых пацаны сушили свои вещи, и шкафчики с чистой одеждой, переодеваясь в которую, они после "промки" шли на занятия в школу. Когда "Егорёша" зашёл в сушилку, то увидел, что "Татарин" уже сидел, развалившись в одном из кресел, и, как ему показалось, дремал. В его свисающей с кресла руке, слабо светясь рубиновым огоньком, тлела зажатая между пальцами сигарета. Не зная, как поступить дальше, "Егорёша" замер в дверях.
- Закрывай двери быстрее, проходи, садись напротив. Нехуй палиться, - пробурчал недовольно "Татарин".
"Егорёша", закрыв за собой дверь, прошёл в глубь сушилки и сел на предложенное "Татариным" место, пытаясь найти глаза того, словно надеясь разглядеть в них намерения последнего. Он очень боялся, что тот, будучи пьяным, начнёт склонять его к оральному сексу. "Егорёша" даже решил про себя, что пусть "Татарин" хоть убивает его прямо тут, но сосать ему он всё равно не станет. Поэтому, присев на краешек кресла и не желая нарушать тишину, "Егорёша" замер, до боли в пальцах сжимая свои кулаки. "Татарин" затянулся в последний раз, потушил об пол сигарету и, свернув из кусочка бумаги небольшой кулёк, поплевал в него, после чего кинул туда окурок.
- Ну чё? - спросил он, привставая в кресле и принимая более удобную для разговора позу. - Что делать будем?
"Егорёша", не понимая, к чему именно ведёт "Татарин", молчаливо ждал уточнений.
- Чего молчишь? - снова спросил "Татарин".
"Егорёша" пожал плечами и еле слышно проговорил:
- Я не знаю, что говорить.
- Да лааадно, - протянул "Татарин" заплетающимся языком, - настоящим пацанам всегда есть о чём поговорить. Как дальше жить-то думаешь, после того, как тебя малой уделал?
Напоминание о недавней драке в подсобке было неприятно "Егорёше", однако, чтобы не показать своей раздражённости, он, стараясь быть безразличным к попыткам "Татарина" его задеть, ответил:
- Повезло ему просто. Но он же завтра не откидывается, так что ещё не вечер.
- Вечер, "Егорёша". Ещё какой вечер! - усмехнулся "Татарин". - Даже ночь уже для тебя. Малой теперь у меня в семейке, и ты понимаешь, что будешь иметь дело со мной, если попытаешься его хоть пальцем тронуть. Малой работает на братву и приносит ей пользу, а какую вот пользу приносишь ты, хуй его знает. Ты ж вроде пацан серьёзный. Махаешься нехуёво. С понятиями вроде тоже всё ровно, а петляешь где-то на стороне. Смотри, будешь падать всё ниже и ниже. Это ведь всё только начало.
- Не буду, - хмуро ответил тот и опустил голову.
- Да будешь. Ещё как будешь! - махнул "Татарин" рукой. - Тут ведь как получается: впрягаются за тебя - поднимешься. Нет поддержки - опустишься рано или поздно. Вот и ты свою первую ступень к попуску прошёл. Дальше быстрее всё пойдёт. Сегодня вон, например, уже актив подходил с просьбой, чтобы я дал добро на твой попуск. Если в итоге на хуй тебя и не приболтают или в маслобои не оформишься, то будешь каким-нибудь форшмаком до конца дней своих. Даже в пацанах не задержишься. Тебе что, хочется весь срок проходить мимо движений?
Услышав про активистов, "Егорёша" вздрогнул.
- Хули ты, блять, молчишь?! - стал раздражаться "Татарин". - Я ведь не на еблю тебя кручу. Общаюсь, как с пацаном. И первый раз когда общался, и сейчас, хотя, по правде сказать, ты мне в хуй не упираешься.
- Чего позвал тогда? - огрызнулся "Егорёша".
К его удивлению, "Татарин" даже не обиделся на такой его тон, а наоборот, повеселел:
- Ебать! Да у него есть голос! - весело пошутил он. - А я уж было решил, что малой тебе голосовые связки отбил... Чего позвал? Да всё то же, "Егорёша". Хочешь подниму?
- Хочу, - ответил "Егорёша" после секундного молчания. - Но я должен знать, почему меня и что ты хочешь от меня взамен?
- Почему тебя? Да потому что я видел тебя в деле. Мне понравилось, несмотря даже на то, что малой и настучал тебе в итоге по еблету. Ты смотрелся лучше. Реально лучше. Поэтому мне это понравилось. И это то, что от тебя потребуется в дальнейшем. Я не собираюсь тебя раком загибать, не сцы. И без тебя этого добра хватает. Но если ты будешь дальше косячить, пеняй уже тогда сам на себя.
"Егорёша" молчал, обдумывая всё сказанное "Татариным". Для него то, о чём сейчас говорил "Татарин", было полной неожиданностью. И хотя сути предложения он до конца так и не понимал, но интуитивно стал догадываться, что, скорее всего, тому потребуются его навыки бойца. И даже в этом случае, несмотря на всю свою неясность и недавний позор, который он пережил в драке с Лёшкой, сама идея того, что его приподнимет сам "Татарин", "Егорёше" начинала нравиться.
- Извини, "Татарин", можешь меня считать дураком, но я всё равно так и не понял, что конкретно от меня требуется?
- А мы про конкретно ещё ничего не говорили, - ответил тот, - я пока только спросил, хочешь ли ты, чтобы я тебя приподнял, или нет?
- Ну, допустим, хочу.
- Без допустим. Ты чего мне тут, одолжение, блять, делаешь?! - в голосе "Татарина" прорезались металлические нотки. - Не хочешь - пиздуй нахуй в койку обратно, жди, когда тебя начнут на хуй прибалтывать или дрочить блатным. Ебальник у тебя смазливый, долго без предложений не пропетляешь.
- Не злись, "Татарин", - тихо проговорил "Егорёша", - я не хотел залупаться, я просто понять хочу, что конкретно от меня требуется. Чтобы ясно всё было без качелей.
- Так я тебя в качели и не вгоняю. Я задал тебе вполне конкретный вопрос. Подняться хочешь?
- Да! - ответил "Егорёша" уверенно.
- Ты просишь меня об этом?
"Егорёша" помялся. Он понимал, к чему клонит "Татарин": если он попросит "Татарина" о такой услуге, то и тот взамен будет иметь полное право требовать от него каких-то услуг. Также "Егорёша" понимал, что, произнеся "да" и не попросив об этом "Татарина", он вгонял себя тем самым в какую-то хуету и "неопределёнку", после которой любой нормальный пацан перестал бы его уважать. Поэтому, как бы ему не было трудно, он выдавил из себя:
- Да, я прошу тебя об этом.
- Хорошо! Но с этой минуты ты станешь моим личным бойцом. Подтягивай пацанов к себе в бригаду, только близко к себе их не подпускай. Кое-кого я тебе подтяну. Гревом я вас всех обеспечу. Единственное, что от тебя требуется: быстро и неукоснительно исполнять всё, что я тебе поручу.
- Например?
- Например? - задумчиво переспросил "Татарин". - Например, я хочу, чтобы ты в течение нескольких дней опустил одного чёрта.
Ошалевший от свалившейся на него информации, "Егорёша", уже слабо соображавший, о чём идёт речь, аккуратно поинтересовался:
- Какого чёрта? И как опустить?
- Я тебе, блять, что, ещё должен показывать, как опускать? Ты что, не знаешь, как опускают? Чувак лох. Кличка "Донателло", "Донат". У "Туриста" в отряде. Его и опустишь. Хочешь - в закрытую, хочешь - в открытую, твои проблемы, но он должен быть опущен. Притом так, чтобы на всю жизнь запомнил, что нехуй залупаться на кого попало.
"Егорёша" хотел было поинтересоваться, почему сам "Татарин" этим не займётся, но в последний момент промолчал, посчитав этот вопрос неуместным.
- Ок. Не вопрос, - вместо этого сказал он, не чувствуя при этом никаких угрызений совести.
"В конце концов, тут каждый за себя. Не ты положишь поперёк шконаря, так тебя уложат, - думал он. - Какое мне дело до этого "Доната"? Один хуй его выебут, если уже приговорили. Так пусть лучше это буду я, чем кто-нибудь другой. Заодно приподнимусь и удовольствие получу. Два в одном!"
"Татарин" поднялся с кресла и протянул "Егорёше" руку:
- Договорились. Жду результата. Теперь можешь творить всё, что тебе в голову взбредёт, со всеми, но только с моего указания.
- А блатные? Борзые? Актив?
- Нахуй они тебе нужны? Я же тебе объяснил всё. Слушаешься только меня. С остальными с позиции силы. Если кто-то начнёт предъявлять - мне говори, будем решать, что с ним делать. Понял?
- Да! - сказал "Егорёша" под возбуждённые удары своего сердца.
Определённо, ему начинала нравиться его новая роль, и он, пожав "Татарину" руку, окрылённый открывающимися перспективами, покинул сушилку.
"Татарин", чувствуя, что окончательно валится с ног от усталости, встал и хотел было уже идти следом за "Егорёшей", чтобы наконец-то завалиться спать, как вдруг в коридоре его окликнули:
- "Татарин"!
Он обернулся и, увидав приближающегося к нему Артёма, расплылся в радостной улыбке.
- Ебааать, "Ерёма"?! Ну ладно я решаю вопросы, а ты-то чего не спишь?!
- Мне надо поговорить с тобой, Андрей! - сказал тихо Артём, подойдя к "Татарину" вплотную.
"Татарин", потеряв на секунду дар речи от того, что тот назвал его по имени, и понимая, что произошло что-то из ряда вон выходящее, снова открыл двери в сушилку и, пропуская Артёма внутрь, перестав улыбаться, уже вполне серьёзно проговорил:
- Ну, раз надо, значит надо! Заходи, "Ерёма", перетрём!