В воскресенье объявили футбольный чемпионат между отрядами со спонсорскими призами. Командам, занявшим первые три места, обещали разного рода бытовую технику, ну и, разумеется, выигрыш шёл в зачёт отряду по показателям. Борзые засуетились, ибо рвали на УДО любыми силами и при малейшей возможности.
- Так, бля, ДримТим, - Цван расхаживал по расположению перед пацанами, которых выбрали отстаивать честь отряда в футбольном состязании, - мне по хер, как вы будете играть, умеете ли вы играть или не умеете, но если займёте место ниже второго, то можете сразу переносить шмотки к Катьке с Цветиком, и в первую очередь это касается тебя, - он резко развернулся и показал пальцем на высокого парнишку по кличке Стыц.
При формировании футбольной команды Стыц сопротивлялся больше остальных и даже пробовал косить, но его никто не послушал, в итоге назначив вратарём, а чтобы отбить у него охоту к дальнейшим пререканиям с "борзыми" и за попытку спрятаться в "больничку", ночью Стыца хорошенько отрихтовали ногами. Боясь пропустить гол, он хныкал и трясся мелкой дрожью от одной только мысли, что придётся выходить на поле.
- Цван, - тут же заканючил он плаксиво, - я не умею стоять на воротах, я же говорил. Я прошу тебя...
Цван подошёл к Стыцу, глянул в него в упор и ткнул того кулаком в костлявую грудь:
- Ты чё, рамсы попутал? А ну пошли в каптёрку - я тебе объясню там, что к чему.
- Не надо, - Стыц непроизвольно сделал шаг назад.
- Ну тогда, бля, рот закрой и слушай, что тебе говорят, иначе и без футбола сейчас тебя уложим поперёк кровати. Так вот, - продолжил Цван, - не ниже второго места! Стыц за каждый гол в свои ворота может готовить своё очко. Один гол - один пистон под хвост!
Стоявший рядом с Цваном Михей, один из его корешей, осмотрел понурившихся пацанов, после чего переглянулся со Штыхом и гадко улыбнулся, явно одобряя сказанное Цваном.
- Так, бля, уяснили? А теперь бегом за мячом и на площадку, - Цван громко хлопнул в ладоши, и пацаны, развернувшись, пошли, тяжело вздыхая, по направлению к выходу.
Лёшка в основной состав не попал, ему отвели место среди запасных вместе с Амом, худощавым высоким пацаном, осуждённым за "кумар" и получившим своё прозвище после того, как он описал в сочинении "Моя мечта" желание свалить в Амстердам, потому что там можно ширяться где попало и недорого. С тех пор его и стали называть Амстердам, но со временем большая часть букв отвалилась, и осталась только Ам.
- Остальным учиться! - скомандовал Цван. - Если хоть одна сука ещё получит "парашу", пусть, бля, вешается: нарежем резьбу со всех сторон.
Он махнул своим корешам головой, и они пошли в каптёрку. Там, усевшись за деревянным столом, они заварили чай, достали конфет, печенье и колоду карт.
- Ну что, перекинемся? - Михей стал перетасовывать колоду.
- Не хочу, - махнул рукой Цван.
- Мне тоже что-то впадло, - сказал Штых, беря в руку кружку.
- Что такое, Штых? Чё так грустно? Месячные? - заржал Михей, откладывая колоду в сторону.
- Не пизди, - отрезал Штых. - Тошно как-то, достала уже эта жизнь за забором.
- Это всё весна, - констатировал Цван, - весной всегда тоскливо. Начинаешь вспоминать движняки на воле, тёлок.
- Угу, - кивнул Штых головой, - у меня уже на Клёпу вставать скоро начнёт.
Клёпа была учительницей географии, толстой некрасивой тёткой в вечном чёрном платье, припудренном мелом и перхотью. У Клёпы около носа была бородавка, из которой торчал небольшой одинокий волос. Она была раздражительна и мстительна, не любила воспитанников и всячески их третировала, за что снискала себе отвратительную славу.
- Штых, от ты гонишь! - зашёлся смехом Михей. - Какая Клёпа? Если яйца ломит вдруг, под рукою есть петух... Дежурный! - прокричал он, и через секунду в каптёрку вломился лопоухий пацан с повязкой на рукаве. - Давай сюда Цветика.
Уже через несколько секунд пацан втолкнул в тусклое помещение каптёрки зашуганого Цветика и закрыл за ним двери. Цветик встал у дверей и вжался в стену.
- Хули стесняешься, сука, - Михей поднялся и пошёл по направлению к нему, - проходи, тут тебе сегодня ужин накрыли - и первое, и второе, и третье.
Подойдя к двери, он пнул Цветика под задницу ногой, и тот подлетел к столу. Пинок был сильным, и Цветик даже выставил руки вперёд, чтобы опереться и не упасть, но тут из-за стола вскочил Штых:
- Пидор, стол не законтачь, убью, на хер.
Цветик остановился почти у самого края стола и чуть не клюнул в него носом. Михей, закрыв двери на ключ, подошёл следом и, снова отвесив пинка Цветику, сказал:
- Чего стоим, вперёд пошёл!
Он надавил на плечи Цветика, и тот опустился на колени. Прямо перед ним, противно улыбаясь, встал Штых:
- Что, шлюха, хочешь конфету? - и он стал медленно расстёгивать брюки.
Через несколько секунд, когда Штых справился с тугими пуговицами, брюки свалились, и парень остался стоять перед Цветиком в светло-серых плавках. Цветик не двигался.
- Хули вылупился? За работу!
Штых дал Цветику ладошкой по уху и двинул тазом вперёд так, что Цветик ткнулся носом в выпирающий из-под серой ткани трусов набирающий силу член. Большим пальцем Штых оттянул резинку трусов себе под яйца и ткнул влажной блестящей залупой с налипшим на ней волосом в губы Цветику. Тот приоткрыл губы и двинул головой вперёд, вбирая в себя член. Штых крепко схватил Цветика за уши и моментально силой натянул его голову на член целиком.
- Давай глубже взял и зубы, сука, зубы!
Цветик уткнулся носом в кучерявый волосатый лобок Штыха и, от неожиданности подавившись, закашлялся, а Штых, вытащив член обратно, обтёр слюну об лицо Цветика и, наотмашь ударив уже стоящим во всю длину членом по его лицу, вогнал ствол обратно. Цветик стал быстро водить головой, обсасывая головку и теребя языком уздечку.
Рядом, расстёгивая брюки, встал Михей. Достав свой член, он также поднёс его к лицу Цветика и приказал:
- Давай, пидор, теперь у меня взял!
Цветик, не выпуская член Штыха из своего рта, взял в руку встающий член Михея и стал его надрачивать.
- Хули ты его жмёшь, как ручку трамвая? - гневно сказал Михей. - Губами, пидор, взял и облизал!
- Михей, не гони! - тяжело дыша, остановил его Штых. - Дай я вафлену этого чёрта, а потом он тебя обслужит.
- Пусть у двоих сразу строчит, не хуй ему расслабляться! Цван, давай подключайся, - повернулся Михей к сидящему у них за спиной и наблюдавшему за всем происходящему Цвану.
Тот поднялся, подошёл было к стоявшим корешам и даже потянул ремень на брюках, как вдруг сказал:
- Может, в "ромашку" поиграем?
- Гы... Давай! - согласился Михей, пряча член обратно в трусы и подтягивая штаны. - Давай. Штых, завязывай, а ты, бля, бегом полез под стол, - прикрикнул он на Цветика.
Штых нехотя вытащил изо рта Цветика член и с трудом уложил его в трусы.
- Бля, с тобой и не спустишь по-человечески! - недовольно проворчал он, подтягивая штаны.
Тем временем Цветик уже забился под стол и сидел там не двигаясь. Цван с корешами вернулись на свои места и сели вокруг стола. Цветик, видя, что все сели, первым подвинулся к Цвану, помня о том, что он среди них самый главный, и только хотел было начать расстёгивать пуговицы на ширинке пацана, как Цван опустил словно невзначай руку, сжал у Цветика перед носом кулак и показал пальцем в сторону. Цветик аккуратно переполз по направлению к Михею и расстегнул тому брюки, затем оттянул резинку трусов и, вывалив поверх них член вместе с яйцами, широко лизнул его, после чего стал посасывать.
- Ну что? Ставки делаем? - спокойно сказал Михей. - Не угадал - пачка сигарет.
- Та ну его в пень, - манул рукой Штых. - Цван раздавай уж карты, что ли.
Все пристально смотрели друг другу в глаза, пытаясь угадать, над кем же сейчас "трудится" под столом Цветик, но всё безрезультатно. Пацаны вели себя спокойно и непринуждённо, метая карты на середину стола, и даже Михей, чувствуя, что вот-вот спустит, крепко сжал скулы, не подавая никаких признаков приближающегося удовольствия.
Цветик почувствовал, как член Михея вздрогнул, и рот моментально стал заполняться солоноватой густой жидкостью. Цветик стал быстро глотать, отсасывая и, глотая, стараясь не проронить ни капли, потому что если бы он перепачкал брюки борзого спермой, то за это его могли бы очень крепко избить. Проглотив всю сперму до конца, он облизал член, вытер себе об лицо головку и, аккуратно заправив член в трусы обратно, застегнул Михею брюки.
Подумав несколько секунд, он снова вернулся к Цвану и положил тому руки на штаны, но опять перед его носом возник кулак, и тогда Цветик переполз по направлению к Штыху.
Штыха, конечно, уже потерял свою силу, но как только Цветик взял его в руку, он моментально откликнулся на прикосновение и через несколько секунд вновь стоял во всю свою мощь. А вот карта Штыху не шла. Проиграв несколько партий подряд, он, всё больше и больше раздражаясь, метал карты на стол. Сейчас дело шло к очередному проигрышу, и, оставшись вдвоём с Цваном, он ушёл в минус и пытался идти ва-банк, но из этой затеи у него ничего не вышло, Цван заказал игру и взял из колоды прикуп.
- Блядь! - вскрикнул Штых. - Сука, охуеть... - дрожащим голосом затем произнёс он.
- Бгг! - затрясся Михей.
- Нельзя же так болезненно реагировать на проигрыш, - засмеялся Цван.
- Сука, бля, - тяжело дышал Штых, - давно не кончал, - стал оправдываться он, вызвав у своих приятелей ещё больший приступ смеха.
Цветик тем временем, с трудом проглотив обильную сперму Штыха, которой действительно было нереально много, заправил член тому в трусы и застегнул штаны.
Оставался только Цван. Цветик не знал, как ему поступить. Видев уже дважды кулак перед своим лицом, он не решался снова трогать Цвана за член. "Может, он просто не хотел быть первым", - подумал Цветик и, понимая, что обслуживать Цвана ему придётся в любом случае, подвинулся вновь к нему и взялся за его брючный ремень рукой. Цван же, в свою очередь, схватил Цветика за затылок и ткнул его носом к себе в ширинку. Тот, уткнувшись в брюки, почувствовал обтянутый тканью член и замер.
Штых заметно повеселел, закурил и стал прикалываться над Михеем.
- Расскажи, Михей, как тебя менты принимали.
- Отвянь, - оборвал тот, - лучше расскажи, как у тебя на Клёпу штормит.
- Да иди ты! Она же закошмаренная, пипец.
- Так ты же сам говорил! Чё, пропизделся, за базар не отвечаешь?
- Я прикалывался, - Штых растёр окурок в пепельнице.
- Та ну нафиг, обоснуй свой прикол, - продолжал "наезжать" Михей.
Цвану всё это уже стало надоедать, он допил холодный чай и отпустил голову Цветика, который всё это время сидел на коленях, боясь пошевелиться, вжавшись носом в оттопыренную ширинку Цвана.
- Всё, бля, свалил, на хер, отсюда, - скомандовал Цван, шлёпнув Цветика по щеке пальцами руки.
- Ха! Цван попалился! Что, навалил в ротешник? - попытался перевести разговор с неприятной для него темы в другое русло Штых.
Цван молча развёл руками: "Мол, бывает всякое, ничего не поделаешь", - а Цветик, выбравшись из-под стола, обтёр рот и встал, замерев.
- Хули стоишь? - гневно сверкнул в его сторону глазами Цван. - Что, неясно сказано? Свалил с глаз - бегом!
И Цветик ломанулся к дверям...
В то же время, отбегав около часа на стадионе, вспотевшие пацаны пошли в душ. Лёшка снял робу, майку, трусы и босиком быстро, чтобы занять место, побежал в душевую. Включив тонкую струю воды, он поднял голову и замер, наслаждаясь текущими по телу тёплыми ручейками. Пацаны гремели шайками, смеялись и дурачилось.
- Ааа! Хома сеанс ловит! - вдруг закричал кто-то, и тут же душевая залилась смехом.
Лёшка выглянул из своей кабинки и увидел, как в дальней душевой кабинке, не стесняясь пацанов, наяривает рукой член Хома. Это был худощавый рыжий парнишка из какого-то глухого села. Посадили паренька за то, что он с другом разобрал фермерский трактор и пытался продать его.
- Хома дрочилааа! - разносилось по залу эхом.
- Эй, Хома, на кого гоняешь там? - продолжали ржать пацаны.
Вобще онанизм не считался среди пацанов западлом. Дрочили все: под одеялом, ночью в туалете, в подвалах или заброшенном корпусе, чердаке, но стараясь, конечно, не светиться. Пойманный за этим делом сластолюбец высмеивался остальными беспощадно. А Хома как будто и не замечал никого, он продолжал наяривать и в итоге громко выругался, крепко зажал кулак и замер, после чего выстрелил упругой белой струёй на пол. Лёшка усмехнулся и, вернувшись к прерванному занятию, стал обильно намыливать голову и руки.
Помывшись, Лёшка вышел одним из первых из душа и стал насухо вытираться полотенцем.
- Лёха, тебя зовут помочь, - позвали его.
Лёшка обернулся. Перед ним стоял Виталик, который был на год младше его и числился кем-то вроде каптёра, собирая-сортируя бельё и наводя порядок в душевой.
- Кто? - спросил Лёха.
- Иди и узнаешь.
- Да ну, может, подстава, - Лёха стал натягивать трусы.
- Не подстава, Цван приказал!
- Цван? - У Лёшки сильно заколотилось сердце. - Сейчас подойду.
Виталик пропал, а Лёшка быстро оделся, зашнуровал ботинки и пошёл по направлению к кладовке. Остановившись у двери, он оглянулся и дёрнул дверь за ручку. Дверь оказалась закрытой. Лёшка дёрнул ещё раз и, постучав, хотел было уйти, но тут услышал с внутренней стороны щелчок шпингалета, после чего дверь открылась. На пороге стоял Цван.
- Бегом! - скомандовал он.
Лёшка нырнул в двери, и Цван моментально защёлкнул их у него за спиной.
В каптёрке, освещённой тусклым лимонным светом, лежали тюки с постельным бельём. Стопкой аккуратно сложенными на полках лежали майки и трусы. Тут же на полу валялись горкой грязные полотенца и носки.
Цван сел на один из тюков и широко расставил ноги в стороны.
- Иди сюда, - тихо приказал он.
Лёшка подошёл. Цван расстегнул ремень и верхнюю пуговицу на штанах и кивнул головой:
- Давай поработай!
Лёшка встал на колени между ногами Цвана и стал пальцами расстёгивать пуговицы на ширинке. Несмотря на то, что делал он это уже не в первый раз, пальцы Лёшку не слушались и, словно деревянные и негнущиеся, не могли никак протолкнуть пуговицу из петельки. Наконец, они поддались, и Лёшка потянул брюки слегка вниз. Цван приподнялся, чтобы Лёшке было удобнее стащить их ниже.
Спустив штаны на лодыжки, Лёшка хотел было приспустить трусы Цвану, но тот неожиданно взял Лёшку за затылок и ткнул лицом к себе в плавки. В нос Лёшке ударил, как всегда, свежий запах выстиранного белья, под которым упруго пульсировал в обтянутой неволе член. Лёшка потёрся носом об него.
- Языком проведи! - тихо попросил Цван.
Лёшка высунул язык и, начиная от обтянутых трусами яичек до резинки, широко провёл им, обхватывая выпирающий член губами. Цван оттянул большим пальцем руки резинку трусов вниз и, залупив член, ткнул его в нос Лёшке, размазывая выступающую смазку. Лёшка намного отодвинул голову, чтобы Цвану было удобнее, и тот, взяв член у основания, стал постукивать головкой по Лёшкиным губам.
- Соси! - приказал Цван, ткнув Лёшке членом в губы.
Лёшка, раскрыв рот, аккуратно обхватил головку губами и стал медленно её посасывать, Цван же откинулся назад, прикрыв рукой глаза, а вторую руку положил на Лёшкину голову, двигая её в такт движениям Лёшки. Лёшка сосал какое-то время, затем вытащил член изо рта и, подрачивая, опустился к яичкам Цвана. Облизав их языком, он хотел было опять взять в рот член, но Цван сказал:
- Обхвати их губами и слегка посасывай.
Лёшка обхватил каждое яичко губами и стал медленно обсасывать, теребя язычком. Одновременно с этим он медленно подрачивал Цвану член. Цван же положил вторую руку на голову Лёшки и стал с силой давить на неё. Лёшка испугался и напряг голову, но Цван сказал тихо:
- Не выёбывайся, давай полижи ниже! - он слегка раздвинул ноги и ткнул Лёшкину голову себе в промежность.
Лёшка стал водить там языком, боясь того, что Цван заставит его сейчас лизать жопу, поэтому он пустился на хитрость: проведя языком по промежности, он возвращался выше и посасывал яички и так повторял несколько раз, пока Цван не сказал хриповато:
- В рот бери!
Лёшка быстро сделал требуемое, и Цван, подмахивая бёдрами, стал всё глубже и глубже трахать Лёшку в рот. Затем от оттолкнул Лёшку, повалил его спиной на тюки, а сам встал над его головой, направив свой член нижнему в рот, и стал размашисто трахать Лёшку в рот. Член чавкал, Лёшка давился, иногда член выскакивал, и Цван рукой вновь переправлял его Лёшке в рот. Через какое-то время его движения участились. Цван тяжело задышал и уже через несколько секунд замер. Лёшка почувствовал, как его рот моментально стал наполняться спермой Цвана. Он сделал глоток и крутнул головой в сторону. Цван взял член рукой и стал кончать Лёшке на щеку, размазывая залупой сперму по лицу. Затем он стал проталкивать её снова в рот, говоря:
- Облизывай!
Лёшка облизывал и молчал.
Наконец, Цван выдавил последние капли Лёшке на губы и обтёр член об Лёшкину шею. Повалившись на спину, он какое-то время лежал молча, затем сказал:
- Больше никогда не крути головой, когда я кончаю! Понял? Ты должен всё принять туда, куда я захочу.
Лёшка молчал.
- Я не слышу? Понял или нет? - повторил Цван.
- Понял, - еле слышно сказал Лёшка.
- Вот и отлично.
Цван натянул трусы, брюки, застегнул их и, как всегда в таких случаях, порывшись в кармане, достал пачку вафель "Артек" и несколько шоколадных конфет. Лёшка покосился на вафли, затем на Цвана. Тот поймал Лёшкин взгляд и засмеялся:
- Ну, блин, понимаю, что западло вафли хавать, но ведь ты же уже хавал!
Лёшке почему-то в ту же минуту стало ужасно стыдно, ему захотелось встать и уйти куда-нибудь за забор - домой, к маме, к своим учителям и классу, пускай дебильному, пускай недружелюбному, но кажущемуся ему сейчас таким родным и до боли знакомым... Вместо этого он сидит в вонючей каптёрке на мешке с грязными, обдроченными пацанами простынями со вкусом спермы во рту и не может сделать абсолютно ничего, потому что кругом заборы, вышки, запреты, воспитатели, собаки, Цваны и его приятели. Он тяжело поднялся и, еле сдерживая слёзы, подошёл к чистым полотенцам, взял одно и насухо стал вытирать лицо.
- Бери и ешь! - подошёл сзади Цван. - Глупо же, Лёша, один хрен никто не видит и не знает.
Лёшка взял пачку вафель, открыл её и с удовольствием откусил кусок хрустящей плитки. Цван тем временем опять завалился на тюки.
Цван, - неожиданно для себя сказал Лёшка, - а это правда, что ты сделаешь то, о чём говорил днём?
- Что именно?
- Ну, выебешь всю команду, если мы займём место ниже второго.
Цван улыбнулся, но промолчал, а затем сказал:
- Вот если займёте, тогда и увидишь.
- А Стыц? Он же действительно слабо играет, за что его наказывать?
- Вот, бля, пусть и старается! - в голосе Цвана послышались металлические нотки. - Не борзей, пацан. Так всегда было, есть и будет! Каждый сам выбирает свой путь. Ты тоже мог бы сейчас на велике кататься по району, пиво пить да девок лапать, но занесло же тебя сюда, а здесь свои законы, здесь люди, которые не видели другой жизни и привыкли жить именно так, как жили до них и будут жить после них по порядку и своим понятиям. Я же тебе уже это объяснял недавно! Ты что, так ни хуя и не понял?
Лёшка промолчал.
- Если ты случайный пассажир, то пересиди свои полтора года - или сколько там тебе нарисовали - и не дёргайся, а кому по жизни фишка босяцкая легла, тот должен устраивать жизнь за забором по собственным законам, и я тебе уже говорил, что жалость в данном случае плохой советчик. Пока ты кого-то будешь жалеть, тебя никто жалеть не будет и быстро нарежут резьбу.
За дверью послышался шум, возня и звонкие голоса - это пацаны, видимо, выходили из душа. Они переговаривались, смеялись.
- Придётся переждать, - сказал Цван.
Лёшка, закончив с вафлями, стряхнул крошки, а Цван, помяв член через штаны, поднялся, подошёл к Лёшке и проговорил:
- Давай ещё палочку, ты охуенно работаешь.
- Не надо, Вань, - Лёшка посмотрел ему в глаза.
- Не гони, давай. Мне нравится. Я вобще перестал кем-то пользоваться, кроме тебя. Так что не выёбывайся.
Он надавил Лёшке на плечи, тот опустился на колени, и Цван стал снова расстёгивать брюки...
Вечером, перед сном, Витька "Беха" внезапно спросил Лёшку:
- Слышь, Лёха, а ты лысого гоняешь?
- Да пошёл ты, - Лёшка отвернулся и накрылся одеялом.
- Да чё ты? - не унимался Витька. - Я же не для того, чтобы поприкалываться. У меня вон стояк такой, что скоро дырка в трусах будет. Прям и не знаю, что делать.
- Сходи к Цветику или Катьке, - посоветовал Лёшка.
- Та ну на хуй, - скривился Витька, - ими пользуются все, кому не лень. Чё-то мне впадло свой хуй совать им за щеку.
- А я чем тебе помогу?
- Ну, я просто спросил, я же не намекаю ни на что.
- Ну, а спрашиваешь чего тогда?
- Ну, ты ж друг, я вот и спросил, чтобы мне было не так стрёмно. Хотел узнать, где ты нычкуешься, а то в туалете палево, ночью койка скрипит... Блин, завтра ещё эта контрольная дебильная, а я ни фига не знаю. Как её писать, ума не приложу.
- Не кипешуй раньше времени, - успокоил пацана Лёшка, - вырулим как-то... - он закрыл глаза и заснул.
На следующий день в отряд привезли троих новеньких. Первый был нагловатый пацан со смуглым лицом и тёмными глазами. Сквозь короткую стрижку виднелось несколько шрамов на его голове, кулаки на его руках были сбиты в кровь напрочь. Звали пацана Бес. Другой пацан был какой-то невзрачный. Он был небольшого роста, со светлыми волосами и затравленным взглядом. Звали его Санька. Клички у него пока не было, и это был первый его заезд в колонию. Ещё одного пацана звали Киря. Он постоянно шмыгал носом, и у него косил один глаз. К тому же, судя по всему, он был недалёкий. Едва заехав в общагу, он рассмешил уже в первую минуту борзых, когда спросил, где тут коронуют в воров. Пацанам показали их места, объяснили правила поведения, и после шумного знакомства и расспросов все снова разбрелись по своим делам.
Контрольной, наводившей такой страх на Витьку, не было - заболела преподша, но вместо этого им поставили несколько уроков по этике и морали, которые им читал местный батюшка по прозвищу Борман, пользовавшийся у пацанов дурной славой. Он любил лапать пацанов, проводить с ними беседы на интимные темы, ссылаясь на необходимость исповеди. Администрация знала об этом, но закрывала глаза, беря во внимание сан священника, да и просто стараясь не раздувать скандал и не бросать лишний раз тень на учреждение.
После уроков пацаны опять играли в футбол, готовясь к предстоящим соревнованиям, затем, вернувшись уставшие в расположение, стали заниматься самоподготовкой, после чего поужинали и продолжили знакомиться с новенькими.
Бес сразу расположился в дальнем углу у окон, вместе с борзыми, так как был в авторитете и за него просили серьёзные люди. А вот к Саньке Витька "Бэха" проявил, как показалось Лёшке, усиленное внимание, и в свете вчерашнего вечернего разговора это было более чем подозрительно. Витька буквально окружил пацана опекой: весь вечер что-то ему рассказывал, показывал, объяснял, водил по общаге, а вечером, ложась в кровать, задумчиво сказал:
- Прикольный пацан.
Лёшка вопросительно посмотрел на Витьку.
- Чего? - спросил Витька.
- Да нет, ничего. Просто.
- Что, пацан прикольным не может быть? Нормальный парняга.
Лёшка пожал плечами и сказал:
- Может быть, не знаю. Не присматривался.
Затем он отвернулся, накрыл голову одеялом и заснул.
Каково же было его удивление, когда он и на следующий день обнаружил, что Витька почти не отходит от новенького, а вечером во время самоподготовки затащил того в игровую и почти до самого отбоя играл с ним в шахматы. Продолжалось это и в последующие дни. "Да, в конце концов, какое мне до них дело" - решил Лёшка и перестал обращать внимание на сближение Витьки и Сани.
В это время у Лёшки появилось новое увлечение - парусники. Никогда раньше Лёшка ничего не делал своими руками, если не считать школьные поделки в младших классах, но о них даже и смешно было сейчас вспоминать. На одном из сеансов у психолога та предложила пацанам нарисовать первое, что придёт им в голову, и Лёшка, ни на секунду не задумываясь, нарисовал море и парусник. Женщина долго всматривалась в картинку и, глядя Лёшке в глаза, покачала слегка головой, а потом сказала:
- Попробуй смастерить парусник. Из подручных средств, какой получится.
И вскоре Лёшка собрал свой первый парусник. Он был нелепый и кривой, но первый и такой красивый. Лёшке очень понравилось это занятие, и он задумал собрать большой пиратский корабль со множеством деталей. В дереве проблем не было. Остальное он ходил искать по старому заброшенному корпусу: куски стёкол, обрывки верёвок, разного рода нитки, кусочки материи, всякие железяки, которые Лёшка рассчитывал приспособить под пушки.
В один из таких дней, лазая по пыльному этажу, он решил спуститься в подвал. "Я туда ещё не ходил", - подумал он. Было немного страшно, но любопытство брало своё. Пока на улице было ещё достаточно светло, Лёшка, аккуратно ступая по ступенькам и придерживаясь рукой за стены, стал спускаться вниз. Он прошёл один пролёт, затем другой, темнота усилилась, но, дойдя до самого низа, он вдруг увидел бьющую из приоткрытой двери полоску света. "Странно, - подумал Лёшка, - вроде здесь не должно быть света! С чего бы кому-то вкручивать лампочку?". Он остановился и прислушался - вроде везде было тихо. Спустившись ещё ниже, он подошёл к двери и хотел было дёрнуть её на себя, как внезапно услышал голос. Это был голос Витьки "Бэхи":
- Давай. Начинай.
Второй же голос, который Лёшка узнать не мог, просил:
- Не надо, Вить.
- Чё не надо? - бубнил Витька. - Я тебе время давал, а ты мне проигрыш не отдал. Ты хочешь, чтобы я пацанам объявил, что ты фуфлыжник? Не фиг было садиться в шахматы играть, если не умеешь. Мы с тобой были в одинаковых условиях.
Второй голос смолк, а Витька через секунду опять сказал:
- Давай соси, ты чё, не видишь, я жду! Быстрее давай, а то хватятся ещё, сам тогда виноват будешь.
- Вить, не надо, я отдам, - просил его пацан.
- Бля, с чего ты отдашь? У тебя было время. Давай в рот бери, а то у меня уже жопа замёрзла стоять. Бери, говорю, иначе я к борзым пойду, пусть они с тебя спрашивают.
- Вить, а никто не узнает?
- Бля, да бери! Я же сказал тебе уже, что если не будешь выёбываться, то никто не будет знать об этом.
На какое-то время разговоры смолкли, затем снова послышался Витькин голос:
- Глубже. Глубже... Языком... Да не так... Вокруг шляпы... Быстрее... Ещё...
Лёшка заглянул в приоткрытую дверь и увидел, что Витька стоит со спущенными штанами, а перед ним на корточках сидит пацан и держит Витьку за ноги. Витка же, в свою очередь, держа пацана руками за голову, двигает ими, слегка помогая себе бёдрами. Лёшка, стараясь шагать как можно тише, стал подниматься вверх и вышмыгнул из подъезда...
Пока все занимались делами согласно расписанию дня, в курилке сидели Штых и Бес. Пацаны боялись заходить туда, пока там были борзые. Это могло закончиться любыми неприятностями. Бес курил сигарету и выпускал дым в воздух кольцами. Штых кончиком сигареты покручивал о деревянную скамейку:
- Цван у вас тут демократию развёл, прям Омерика. Тишина и благодать. Все спокойные, никто не зашуган, - сказал Бес.
- А чё, нормуль, - пожал плечами Штых, - кому положено - шуршит, кому положено - сосёт. Показатели нормальные, залётов мало.
- Да ну, у вас на весь отряд всего два хуесоса, разве это дело, натягивают их все, кому не лень. Да и вобще тела расслабились. Вчера штриху одному говорю: "Пойди мне носки постирай", а он говорит: "Не буду, мол, шохи пусть тебе стирают". Пришлось в грудину вломить, а этот чёрт пошёл и Цвану настучал - мол, беспредел.
- А что Цван?
- Чё-чё? Втирал, что ни хрена нельзя так чморить тупо по беспределу. Законник сраный. У нас вон на тюрьме если косяк, сразу в дольняк башкой и потом всю ночь на волосатой флейте трели играли.
- Ну, Цван... Цван в авторитете... Ты же знаешь, у него стрик сидит, вор авторитетный.
- Да знаю, - скривился Бес, - только хули он весь такой авторитетный и рвёт жопу перед мусорами?
- Да тут все рвут, - усмехнулся Штых. - Один был отрицала - помню, менты его так отпрессовали, что сам потом на дольняк просился убирать. Второго менты опустили. Причём опустили сами, а затем пидорам кинули на растерзание. Так что тут любой будет рвать.
- Эт да, - согласился Бес, - но то, что он лохов не даёт щемить, это херово. Лох - это судьба. Быку ярмо и кнут, а по-другому ни фига не будет, или же вы так и будете, пока не откинетесь, услугами двух петухов зачушканенных обходиться? Я, например, с этапа и то пока ещё никого не вафлил. А этих чертей западло.
- Да теоретически любого можно загнуть, - сказал Штых, - правда красиво надо всё сделать.
В это время из-за угла вышел Лёшка. В его голове был полный сумбур. Картина в подвале, случайным свидетелем которой он стал, привела его в некое смятение чувств. С одной стороны, пацана было безусловно жалко, и Лёшка удивился поведению Витьки. Но с другой стороны... Если разобраться, пацан реально влетел Витьке в шахматы и не расплатился, а значит Витька вроде и прав и обошёлся с ним ещё нормально, не объявив никому, иначе за фуфлыжничество мог бы быть с этого пацана очень строгий спрос...
- Слышь, малой, - доносящийся с курилки голос вырвал Лёшку из его мыслей.
Лёшка осмотрелся и увидел, как ему машет рукой Бес, зовя его подойти. Лёшка подошёл, но заходить не стал, а просто опёрся рукой о лавочку. Бес осмотрел его с ног до головы и спросил:
- Откуда?
- Из N-ска, - сказал Лёшка, чувствуя неприятное щемление под сердцем.
- На тюрьме там же был? - Бес продолжал сверлить Лёшку глазами.
- Да, - кивнул Лёшка.
- А кого из пацанов знаешь? С кем сидел?
Лёшка назвал пару имён. Бес поморщился и сказал:
- По каким законам живёшь? Мусорским? Воровским?
Лёшка пожал плечами и ответил:
- По нормальным.
- Гыыы... По нормальным... Нет таких законов. Ладно, иди, потом поговорим.
Лёшка развернулся и пошёл по направлению к общежитию, чувствуя спиной на себе обволакивающий взгляд этого неприятного, серого, костлявого пацана.
- Оставь его, - сказал Штых, когда Лёшка отошёл.
- Да я его и не трогал, - усмехнулся Бес.
- На него Цван запрет кинул, он вроде родственник ему какой-то. Что-то такое, в общем.
- Да ладно... родственник! Какой он, на хуй, родственник?! - улыбнулся противной улыбкой Бес. - Цван не вечный, уйдёт на взросляк и будет, а у этого глазки Мальвины и губы рабочие, - он гыгыкнул и добавил, - разберёмся позже с этим всем...