Было уже глубоко за полночь. Суета стихла. Всё вокруг спало, и лишь в кабинете Валентина Ивановича горел тусклый бледный свет, отбрасывавший контуры пересечённого квадрата окна на слегка поблёскивающий под лунным светом мокрый асфальт. В кабинете, где собрался весь преподавательский состав, уже основательно накурили. Дым сизоватыми слоями плавал под потолком, медленно колыхаясь, будучи потревоженным чьими-то резкими движениями. Спорили долго, до хрипоты и порой даже излишне эмоционально. Была практически допита до конца банка кофе. Чайник давно остыл. Грязные от кофе чашки стояли тут же, а у самих присутствующих был несвежий, помятый и усталый вид. В какой-то момент Валентин Иванович, поняв, что пора подводить итоги, поднялся, подошёл к окну и резко дёрнул оконную раму на себя. Окно тяжело поддалось, ответив мелкой дребезжащей дрожью.
- Валентин Иванович, только прошу Вас, несильно, - поёжилась Светлана Владимировна, кутая плечи в наброшенный поверх кофты пуховый платок.
Свежий воздух буквально ворвался в кабинет, в секунду разгоняя никотиновый туман и заполняя всё пространство чистотой и лёгкостью.
Валентин Иванович глубоко вдохнул ночной свежести, вернулся на своё место, сел и обвёл присутствующих уставшим взглядом.
- Резюмирую, - после секундной паузы сказал он, - результат нашей непродуктивной ночи неутешительный. Вернее, его вобще нет. То, что произошло в последнее время в наших стенах, это не просто ЧП, это крах всей нашей выстроенной воспитательной системы. Получается, что мы не только не можем контролировать никого, но и абсолютно неспособны влиять на события. У нас неполная информация о происходящем. Мы живём с воспитанниками параллельными жизнями и боремся с последствиями, вместо того чтобы устранять причины. Думаю, пришло время для радикальных мер. Я прихожу к мысли, что отряды надо расформировывать и всех воспитанников перемешать, формируя заново структуру учреждения с новым активом и новой системой контроля.
"Мюллер" скептически сжал губы и медленно покачал головой из стороны в сторону. Это не ускользнуло от глаз Валентина Ивановича.
- Сергей Витальевич, Вы хотите ещё что-то возразить? - спросил он. - Мы итак Вас слушаем целый вечер, и пока ничего конструктивного не услышали.
- Нельзя этого делать, - тяжело выговорил "Мюллер". - Это будет катастрофа. Вы не понимаете... Если всё расформировать, как Вы предлагаете, то помимо того, что Вы полностью разрушите выстроенную мной многолетнюю агентурную сеть, Вы ещё обречёте их всех на новый виток конфликтов, на борьбу за существование. Это же отмороженные наглухо беспредельщики со своими понятиями... Из жутких семей с диким прошлым и невнятным будущим. Они поделены на устойчивые и сформировавшиеся группы, и сейчас им придётся заново выстраивать межличностные отношения. Ведь никто из "блатных" не согласится сесть за один стол с "чуханом", не говоря уже про "опущенных"... Вы поймите...
После этой фразы, сидящий неподалёку "физрук" одобрительно покачивал головой, высказывая таким образом полную поддержку словам "Мюллера". Однако довести свою мысль до конца последнему не удалось. Директор поднял руку, давая понять "Мюллеру", что продолжать не стоит, и сказал:
- Сергей Витальевич, скоро уже начнёт светать. То, что Вы рассказываете, это всё интересно и нам известно. С каким контингентом нам приходится работать, мы тоже все прекрасно знаем, так как не первый год этим занимаемся. Но по существу... Ведь это именно Вы со своей так называемой агентурной сетью провалили работу... Ведь это ваш функционал и зона ответственности, а вернее, отсутствие реальных результатов работы и привело к тому, что мы имеем на сегодняшний день. Ведь именно Вы, как никто другой, должны понимать, что если мы не примем кардинальных мер сейчас, то уже совсем скоро эти меры примут по всем нам.
- Но... - хотел было возразить "Мюллер", однако Валентин Иванович, несильно ударил ладонью по столу, показывая таким образом, что дискуссия закончена.
- Никаких "но". Я решение принял и готов нести за него ответственность. С завтрашнего дня прошу всех заняться разработкой новой структуры и организовать графики формирования новых отрядов. Работа непростая, коллеги, требует определённых усилий и времени, так что прошу не откладывать решение этого вопроса в долгий ящик. И Вы, Сергей Витальевич, тоже долго не раскачивайтесь. Ваши информаторы никуда не деваются, продумайте, как сделать так, чтобы в каждом отряде у нас присутствовали такие воспитанники. А сейчас всем спасибо.. Спокойной ночи вам уже желать не буду. Всех жду на работе сегодня, как обычно, прошу не опаздывать.
Зашумели отодвигаемые стулья. Забубнили голоса. Воспитатели, беря во внимание позднее время, поднимались и старались уйти как можно быстрее, чтобы хоть немного отдохнуть перед новым рабочим днём, до начала которого оставались считанные часы.
Последним уходил директор.
Когда шум смолк окончательно и с улицы перестали доноситься шаги, обрывки фраз, глухое покашливание, он сгрёб бумаги в шухляду стола, поднялся, закрыл окно, двери в кабинет и, пожелав дежурному воспету спокойной вахты, одолеваемый непростыми мыслями относительно всего происходящего, пошёл домой.
То, что произошло дальше, для пацанов было полной неожиданностью.
С самого утра, с "подъёма", только и было, что разговоров о происшедшем. Одни Цвана осуждали, другие уважительно защищали, мол, пацан босяк по жизни и ему ни тюрьма не страшна, ни мусора, а то, что его волю не сломают ни "красные", ни тюремные стены, не сомневался никто. Оставалось непонятным другое. И первые, и вторые так и не могли до конца сами себе объяснить его странный поступок. Зачем надо было идти на такие крайние меры, да и ещё с таким опущенным лохом, как Гвоздь, если существовало бесконечное количество других способов, способных превратить пребывание любого пацана в этих стенах в сущий ад. Пацаны знали и пересказывали друг другу истории о том, как в своё время особо борзевших "бунтарей", не желавших подчиняться воле блатных, буквально топили в выгребных ямах или доводили до самоубийства, а тут...
Лёшка тоже пытался найти какое-то объяснение поступку Цвана. Но пока ему было ясно только одно - тот защищал не его, а значит и не Лёшка является причиной того, что произошло. Мучаясь в догадках, что же подтолкнуло Цвана к такому поступку, Лёшка отчётливо понимал что, уже сейчас нужно было что-то решать, как жить дальше. За всё то время, которое Лёшка успел тут побывать, особенно с того момента, когда Цван предложил ему за услуги "крышу", он привык к этому волшебному и умиротворяющему чувству спокойствия. Его ни трогали, ни притесняли, ни прикалывались, ни шушукались, ни провоцировали.. Он был простым пацаном, ну разве что за исключением того, о чём было известно только ему и Цвану... А сейчас? Только при одной уже мысли, что всё сейчас изменится в одночасье, Лёшке становилось нехорошо. Он в ужасе представлял, как ему наряду с другими пацанами придётся постоянно лезть в драки, вступать в пререкания, доказывать свою волю, силу, понятия, разруливать самые бредовые ситуации, которые случались практически на каждом шагу. От одной этой перспективы, мучительно хотелось куда-то спрятаться и больше не появляться, чтобы не трогали, не беспокоили, оставили в покое...
И вот уже снова появлялась эта, словно сжимавшая тупыми тисками сердце, тоска..
Тоска от осознания того, что в ближайшее время уже ничего не изменишь, и оставалось только сжимать кулаки, терпеть и ждать.
Но шли дни, а Лёшку, по привычке, продолжали не замечать. Он жил своей обособленной жизнью. Ходил на занятия в школу, на работы, опять вернулся к своему заброшенному паруснику. Только единожды, когда он занимался в расположении какими-то своими делами, его к себе подозвал Михей:
- Слышь, чё Цван за тебя так впрягался-то? Может, у вас там любовь была, ггг?
Михей заржал, а Лёшку моментально обдало жаром стыда и страха от того, что Цван напоследок мог всё рассказать своим корешам. Кулаки стали непроизвольно сжиматься, но Михей увидав Лёшкину реакцию, успокоился и сказал:
- Всё, всё. Пошутил... Расслабься, не парься. Цван просил за тебя, чтобы проблем не было. Я так понял, ты ему какой-то родственник дальний что ли. Ваши дела... С нашей стороны к тебе не прилетит. Беспредела у нас тоже нет, а между собой сами разбирайтесь. Петляй, как умеешь, потому как впариваться за тебя тут никому в хуй не упирается... Давай иди.
То, что "не упирается", Лёшка знал и без Михея и постоянно изо дня в день продолжал ждать какого-то подвоха, но пока неприятности обходили его стороной.
Однако всё перевернулось в один день.
Только стало казаться, что после всего происшедшего жизнь вошла в то тихое монотонное "зазаборное" русло, когда мир замирает вокруг тебя и ему становится абсолютно безразлично до того, что ты делаешь в своём маленьком жизненном пространстве, как в аккурат, прямо после завтрака, отрядам приказали строиться на плацу.
У Лёшки неприятно сжалось сердце в предчувствии чего-то нехорошего. Сразу вспомнился мучивший половину ночи сон, в котором Лёшка метался по узким, залитым ярким солнечным светом улочкам какого-то странного, незнакомого города, убегая от неизвестных ему людей, лица которых он так и не сумел во сне разглядеть. Проснувшись, он не придал сну значение, мало ли что вообще может присниться, но теперь всё приобретало иной смысл. После того, как отряды выстроились на плацу, на отремонтированную и свежевыкрашенную к родительскому дню трибуну поднялся директор. Рядом с ним стоял "Мюллер", физрук и несколько производственных мастеров.
Дул порывчатый северо-западный ветер, который время от времени трепал нервно болтающийся на флагштоке флаг.
начал сухо, по-деловому, не вдаваясь в подробности. Да и это было ни к чему. Все итак знали, что произошло, поэтому ждали только выводов и решения. Когда директор заговорил о том, что воспитанников сейчас будут называть по фамилиям и они должны отходить в сторону, после чего им объяснят, что делать дальше, все напряглись.
Стоявший рядом "Мюллер" за всё время выступления директора то и дело постоянно отводил глаза куда-то в сторону, и было заметно, что слушает он своего начальника неохотно. Он был явно раздражён. Об этом говорили и гуляющие на скулах желваки и крепко сцепленные впереди пальцы рук...
Когда же Валентин Иванович закончил, к трибуне подошли ещё с десяток преподавателей и воспитателей. У некоторых в руках были папки. Они развязали на папках тесёмки и, достав листочки со списками, стали называть фамилии. Пацаны, чьи фамилии оглашались, оглядывались на своих приятелей и, пожимая в недоумении плечами, выходили из строя, становясь в том месте, на которое им указывали. Ряды редели. Пацаны расходились по разным местам. Наконец прозвучала и Лёшкина фамилия. Он вышел, подошёл к назвавшему его воспету, тот, не обращая на Лёшку ни малейшего внимания и не прерывая своё занятие, продолжил зачитывать список, пальцем указав Лёшке в сторону, куда надо было становиться. Там уже стояла толпа пацанов. Из Лёшкиного отряда он узнал только "Кота" и Сашку, которого они с Витькой вафлили в подвале. Встретившись случайно с Сашкой взглядом, Лёшка тут же отвёл глаза в сторону. Как Цван и не пытался его учить, Лёшке всё равно было ужасно стыдно за себя после того случая. Наверное, думал Лёшка, чтобы ничего не чувствовать и быть жестоким ко всем окружающим, надо родиться именно Цваном, жить его жизнью, чувствовать то, что чувствовал Цван. Лёшка же был совсем другим, ему это всё было непостижимо, и чувствовал он себя соответственно виноватым, несмотря на все их "пацанские" понятия, по которым они жили.
Когда закончили выкрикивать фамилии, воспет приказал пацанам выстроится в колонну по четыре и следовать за ним. Чеканя шаг, отряды прошли мимо трибуны и направились в сторону красного кирпичного здания общежития. Остановившись перед крыльцом, воспет объявил, что с этой минуты из них сформирован новый отряд, который все должны запомнить "как семью родную", после чего велел подниматься на третий этаж. Поднявшись куда было приказано, воспет показал на двери, за которым находилось спальное помещение. Войдя внутрь, все построились на продоле вдоль кроватей. Воспет, достал папку, извлёк из неё листочек и, осмотрев притихших пацанов, сказал:
- Сейчас я буду зачитывать фамилии и указывать на кровати. Каждый обязан занять то место, на которое я укажу. Менять указанные места запрещается. Гриневич... - назвал он первую фамилию. Из строя тут же вышел небольшого роста щупленький парнишка и встал около указанной койки.
Лёшке определили место в середине спального помещения. Рядом встал высокий худой пацан по фамилии Егоров. Лёшка, когда-то видел его мельком, однако кто он и "чем дышит", не знал.
Закончилось же распределение мест скандалом. Когда все места уже были распределены, на всё помещение прозвучал звонкий, полный негодования, голос:
- Да вы ахуели меня у дверей ложить! Я блять в жизни здесь не лягу. Идите на хуй вы красные уёбки... Ещё с каким-то уебаном ущербным рядом... Он, похоже, вафел какой-то распроёбанный, судя по виду, и вы хотите, чтобы я об него загасился что ли?! На хуй, я сказал... Сука, руки убери.
Это бушевал похожий на татарчонка смуглый и сбитый крепыш. Как впоследствии оказалось, он действительно был татарином, да ещё и ко всему фамилия его была - Татаринов. Стоявший рядом пацан, которого тот назвал вафлёром, хоть и уступал Татаринову в физических данных, моментально сорвался с места и кинулся на того с кулаками:
- Ты кого вафлёром назвал?! Сука, обоснуй, а?!
- Ебало завали, - огрызнулся Татаринов, принимая боевую стойку.
- А ну по местам, блять, имбецилы! - рявкнул воспет, но ситуация уже вышла из-под контроля. Паренёк внешне, хоть и был явно слабее татарчонка, но постоять за себя судя по всему умел. Уже через несколько секунд драки он буквально снёс татарина на пол сильнейшим ударом в ухо. Татарчонок вскочил с пола и взяв в руку табуретку со всей силы размахнулся и только хотел было ударить дерзкого "чухана" по голове, как его руку перехватил воспет. Табуретка с грохотом свалилась на пол. Ловко заломав татарчонку руку, воспет прокричал:
- Дневальный, мигом ко мне! Позвать Блащука и Герича.
После этого он ещё больнее вывернул руку татарчонка, отчего тот вскрикнул и опустился на колени.
- Сука, пусти бля. Больно, - заскулил он.
- Я те дам суку - воспет крутанул руку ещё сильнее, - ты у меня, "Татарин", теперь надолго в карцер влетишь. Хуй вобще из него когда вылезишь, пока не отморзишь там себе всё к хуям собачьим.
Через несколько минут раздались чьи-то быстрые шаги, и в помещение буквально вломились ещё два здоровых грузных воспета. Они перехватили "Татарина" под руки и, несмотря на сопротивления последнего, силой потащили того на вахту.
- Ты тоже собирайся, со мной пойдёшь, - сказал он второму участнику потасовки и затем продолжил, - итак, теперь это ваши места. К вечеру чтобы на каждой койке и тумбочке висели соответственные таблички и бирки. Сейчас вы разойдётесь по своим прежним отрядам за матрасами и личными вещами. Времени вам на всё 15 минут. Кто опоздает, тому ДИЗО. Отряду 50 балов штраф за каждое опоздание.
По рядам пронёсся гул недовольства.
- Я всё сказал! - отрезал воспет и, посмотрев на часы скомандовал. - Время пошло!
Отряд в секунду рассыпался. Пацаны, боясь потерять драгоценные минуты, кинулись к выходу. Последними с места тронулись те, кто причислял себя к группе актива и блатным. Они шли медленно, вразвалочку, всем своим пренебрежительным видом показывая, что делают огромное одолжение, выполняя команды воспетов.
- Матвеев, - кинул им вслед воспет, - это всех касается! Имей ввиду, за нарушение дисциплины хрен тебе будет, а не УДО.
Пацаны, не обратив на его слова ни малейшего внимания, обернулись и, презрительно улыбнувшись, всё также спокойно пошли на выход.
Прибежав в свой старый отряд, Лёшка даже замер в растерянности от царившего там хаоса. Вокруг кипела работа, как в огромном потревоженном лесном муравейнике. Пацаны в спешке хватали свои вещи, толкались, скатывали постель, матрасы и, не теряя драгоценных секунд, бежали дальше. Никто ни с кем не разговаривал, все старались сделать свои дела как можно быстрее, боясь не вложиться в указанное время. Постояв немного у своей койки и подумав, как поступить лучше, Лёшка вывалил на матрас содержимое тумбочки, кинул туда же тапки и полотенца, снял с койки табличку, быстро отцарапал ногтём от тумбочки бумажку со своей фамилией и, свернув матрас вместе с постелью или, как говорили пацаны, "скатав вату", взял его под мышку, и только хотел было уже бежать, как вдруг затормозил около одиноко стоявшей нетронутой Витькиной койки. Внезапно тупой комок подкатил к горлу, а на глаза нахлынула пелена слёз. Лёшка мотнул головой. "Не хватало ещё разреветься", - промелькнула в его голове мысль. Он ладонью свободной руки быстро провёл себе по глазам, обтирая внезапно выступившую слезу, и убежал вместе с остальными к своему новому месторасположению.
Когда он, запыхавшись, прибежал обратно, то некоторые пацаны уже разложились на новых местах и спокойно сидели на табуретках у своих кроватей. На новом Лёшкином месте было пусто. Видать, прежний хозяин, забрав свои вещи, убежал в свой новый отряд, оставив Лёшке только пустующий скелет панцирной койки. Раскатать по сетке матрас и переложить всё своё имущество в тумбочку было делом нескольких минут. Заправив аккуратно постель, он уложил согласно уставленному порядку подушку и натянул одеяло. После этого Лёшка шустро прикрепил табличку со своей фамилией и номером отряда к спинке кровати и, чувствуя облегчение от того, что всё было сделано в отведённые воспетом сроки, сел на табуретку вместе с остальными.
Его соседу повезло меньше. Его кровать оставалась нетронутой, а в тумбочке лежали чужие вещи. Трогать их он не решался и продолжал стоять с зажатым под рукой матрасом, растерянно оглядываясь вокруг, явно проклиная в душе свою невезучую судьбу, которая только ему одному из всех воспитанников подложила такую свинью.
- Ну и чего ты встал, как вкопанный? Рожай уже что-нибудь, - обратился к нему воспет.
- Так тут вещи чьи-то, - пацан кивнул в сторону койки.
- И хули теперь? Так и будешь спать стоя, как боевая лошадь?
Кто-то из пацанов гигикнул. Пацан растерянно пожал плечами.
- Хули ты жмёшься там, как целка? - стал вскипать воспет, которому, судя по всему, вся эта утренняя беготня стала надоедать, - свернул чужую вату и отволок в каптёрку! Бегом!
- Можно, я пока на твою постель свои вещи положу? - спросил пацан Лёшку. Лёшка одобрительно кивнул, и тот, кинув на Лешкину койку свой матрас, скрутил чужую постель вместе с вещами и понёс всё в каптёрку. Пока он бегал, отдали приказ строиться. Быстро раскатав свою постель и кое-как её расправив, он кинулся в ожидавший его строй.
- Фамилия? - ткнул в него пальцем воспет.
- Воспитанник Егоров! - отчеканил пацан.
- Ночью в помощь наряду! Дневальный, журнал!
Прибежал пацанёнок с повязкой на руке, неся с собой серую тонкую книжицу. Воспет раскрыл её, пробежался по страницам глазами и приказал внести запись относительно Егорова.
- Пидор, блять, - произнёс тот еле слышно. Лёшка посмотрел на него сочувствующе.
Значит распорядок у нас следующий, - продолжил воспет, захлопывая журнал и передавая его дневальному обратно, - до обеда ещё почти четыре часа... Сейчас я разобью вас на группы и до обеда вы должны будете привести расположение в идеальный порядок... Полы и окна вымыть. Постели все перезаправить, как полагается, продол отпидорасить так, чтобы блестел, как у кота яйца.. После обеда собираемся в комнате самоподготовки, где будем избирать новый актив и проведём распределение в секции.
Затем всех снова поделили на группы, но уже для уборки помещения. Попав в группу мойщиков окон, Лёшка, облегчённо вздохнул. Ему очень не хотелось попадать на полы. В новом отряде совершенно незнакомых пацанов, да ещё, чтобы вот так, с первых минут, тебя кинули на тряпки, это могло иметь далёкие и самые непредсказуемые последствия. В группе с Лёшкой уже оказался его новый сосед по кровати и Санька, который с самого начала распределения в новый отряд испуганно косился в сторону Лёшки. Лёшка чувствовал этот взгляд, понимал, чего тот боится больше всего, но решил отложить все объяснения на потом, когда представится более подходящий момент. Они пошли в каптёрку, где получили вёдра, тряпки, хозяйственное мыло и кучу старых газет, которыми следовало протирать стёкла. После чего набрали в умывальнике воды в вёдра, вернулись обратно и, выбрав, каждый себе по окну, приступили к работе.
- Привет, - поздоровался с Лёшкой его новый сосед, - меня Славик зовут. Егорёша поганяло.
- Лёша, - представился Лёшка и пожал протянутую ему мокрую руку.
- Ты в каком отряде раньше был?
- Во втором.
- А я в четвёртом. Знаешь кого из блатных?
Лёшка назвал Цвана, Михея, Туриста и пару пацанов, с которыми был ещё на изоляторе.
- Так это Цван в вашем отряде был, - уважительно протянул новый Лёшкин знакомый. - Красавчик. Волчара, конечно, редкий. Пацан по всем понятиям... Я бы, например, так не смог бы, чтобы подрезать кого-то и на тюрьму залететь. Тут и так дни вон считаешь, пока откинешься...
- Наверное.. Не знаю. А ты за что сюда влетел? - Лёшка интуитивно почувствовал на спине чей-то взгляд, оглянулся и, увидев, что воспет внимательно смотрит в их строну, стал по-деловому полоскать в ведре тряпку.
- Да бакланка, - небрежно кинул Егорёша, - черту одному вломил по бороде, он к моей шкуре подкатывал. А до этого у меня приводов было куча... Короче, надоел мусорам. А ты?
- Да... - начал было Лёшка, но закончить не смог, так как внезапно раздался чей-то крик, а затем резкие притуплённые удары.
- Отставить! - трубно, на всё помещение, взревел воспет. Но его уже не слышали. Несколько пацанов, казалось, на смерть сцепились на центральном проходе из-за того, кто должен мыть полы. На светлом, потёртом линолеуме появились первые капли алой крови. Воспет кинул папку на первую же попавшуюся койку, побежал к дерущимся и стал буквально отрывать их друг от друга. Но пацаны сопели и с налитыми ненавистью глазами лезли в драку снова и снова.
- Стоять! - вновь прокричал воспет. - Вы что, блять, ахуели в край?! Хотите на тюрьму отправиться?! Я вам, блядь, это устрою в секунду. Обещаю. Быстро взяли в руки тряпки, вёдра и начали мыть полы!
- Не буду! - заупрямился один из пацанов. - Я, блять, никогда шнырём не был и быть им не собираюсь, хоть на куски режьте. Кто вобще эту хуйню придумал?! Что за дела, чтобы кто попало шуршал? Вон, чуханы есть, пусть они и хуячат.
- А ты, блять, значит, до хуя правильный? - воспет скривил губы в ехидной улыбке, - а ну марш за мной в туалет. Я тебе сейчас популярно объясню, кто ты по жизни и где твоё место.
Они ушли. Все замерли в ожидании развязки, а Лёшка принялся за прерванное дело.
- И это только начало, - вздохнул Егорёша. - Ты понял, как они нас всех перемешали?
- Интересно, для чего? - пожал Лёшка плечами.
- А ты чё, не шаришь? Чтобы срач был, чтобы мы тут друг друга опять начали чморить и убивать.
- А на хуя им это надо?
- Потому что хаос, потому что мы не сумеем какое-то время договориться и будем давить друг друга, а мусора только и будут, что нас стравливать и потирать руки. Ты смотри, это только утро, а что будет дальше?! "Татарина" вон уже прессанули на кичу. Парняге тому, который с ним тут махач устроил, я реально ни хуя не завидую. Сейчас, походу, и этого дерзкого типка завинтят.
Однако слова Егорёши не подтвердились. Вскоре воспет с пацаном появились из туалета обратно. От былого гонора у пацана не осталось и следа, он имел какой-то совершенно затравленный и потухший вид. Без каких-либо дополнительных указаний он сам подошёл к ведру и, стараясь ни на кого не смотреть, взял пальцами тряпку и, кинув на пол, стал возюкать ею по линолеуму.
- Кто ещё желает пройти побеседовать? - громко спросил воспет.
Но желающих не нашлось. Все вернулись к прерванной работе, пытаясь изображать ужасную занятость. На этом пока все конфликты, судя по всему, были исчерпаны
- Так за что ты влетел-то? - снова спросил Егорёша, вытирая газетой стекло.
- Да подрезали тачку покататься, а там мужик не простой оказался, вобщем чё-т накрутили.
- Аааа, "зут", понятно.
- А что ты говорил про "Татарина"? - Лёшка отжал тряпку и положил её на подоконник.
- Татарина? Ну, я его лично не знаю, знал блатных просто со своего отряда, я там типа подогретый был, у меня кореш был бугром, он меня приподнял малёха. Ну так пацаны за него тёрли вроде, что беспредельщик ещё тот, многим пацанам судьбы поломал, идёт по головам, ни на кого внимания не обращает, по хуй на всех. Вот и говорю, что пацану ни хуя не завидую: или изобьёт или шакалы его "опустят", даже если он и на киче будет торчать, то всё равно, просто так его по-любому не оставит, тем более тот его вроде как на колени опустил, а это для "Татарина" пиздец какой косяк. Видел, как он со старта на воспета прыгнул. Тут же наверняка среди нас есть и блатные, и шныри, и хуй знает кто... Молчат, не высовываются... А этот со старта выкатил.
- Слышь, Егорёш, если ты говоришь, что вон среди нас хуй поймёшь кто, это ж могут быть всякие черти или пидоры... Зашквар будет. Законтачишься, потом хуй отмоешься.
- Да, - согласился Егорёша грустно, - на это, наверное, и рассчитывают мусора. Хотя, думаю, блатные с ночи на ночь по-любому сходняк между собой устроят и будут решать, как петлять эти мусорские подлянки. Но ты-то не "вафел"?
- Нет, конечно! - вспыхнул моментом Лёшка и попытался изобразить возмущение, но внутренне напрягся, вспомнив Цвана и о том, в какой мутной и щекотливой ситуации находится сам.
- И я нет, - подмигнул Егорёша, - хотя присунуть люблю... Вот и будем держаться друг друга, а там посмотрим, может, чего и прояснится.
Он улыбнулся и продолжил ещё с большим усердием отмывать мутное пятно на стекле, которое безрезультатно пытался оттереть всю беседу.
Лёшка же дёрнул оконную раму на себя. Открыв оконный пролёт, он принялся протирать его смоченной в мыльной воде тряпкой.
За работой время до обеда пролетело незаметно. Пацаны замаялись до такой степени, что некоторые засыпали стоя, прямо в строю, ожидая, когда их уже отправят в столовую обедать. В столовой, поедая горячий гороховый суп, Лёшка только и думал про то, что происходит вокруг и чем это ему может грозить. "Хорошо, хоть этот Егорёша появился. Хоть есть с кем пообщаться. Пацан вроде не плохой, но кто он по жизни, хрен его знает? Может, подсадной, может, стукач какой. Жаль и пробить не у кого", - в очередной раз Лёшка пожалел об отсутствии рядом Витьки, который мог вмиг собрать любую необходимую информацию про любого из пацанов.
После обеда Лёшка и ещё несколько воспитанников напросились на работы в мастерские, где и проторчал до вечера, так как возвращаться в расположение не хотелось абсолютно, тем более там обещали выборы актива, а это Лёшку всегда раздражало.
Уже перед самым ужином, докурив сигарету, Лёшка забежал к себе в отряд и стал свидетелем очередной неприятной сцены. На его нового знакомого Егорёшу наезжали два довольно крупных, крепко сбитых пацана. Один был с побитым оспой лицом, у другого же был неприятный шрам на шее. Егорёша держал оборону.
- Ну хуя не знаю, - доносились до Лёшки обрывки фраз.
Лёшка подошёл к своей тумбочке открыл её и сделал вид, что очень занят, а сам тем временем с вниманием стал ловить каждое долетающее до него слово. Тот, что был со шрамом на шее, недовольно покосился в сторону Лёшки, но затем, видимо, решив не обращать на него никакого внимания, продолжил:
- Хули ты нам тут лепишь? С утра тут была моя постель. Теперь тут ты. В наволочке были мои бабки. Теперь тут твоя подушка, тебе и отвечать. Так где мои вещи? Где мои бабки? Чё бля за дела?
- Я не брал ни хуя. Отвечаю.
- Садись на хуй, покачаю, - влез "оспенный", тот, что со шрамом, усмехнулся.
- Я те, бля, покачаю, - вспылил "Егорёша", сжимая кулаки.
- Чё ты пенишься-то?! - "оспенный" перешёл на угрозы, - хули дурака включаешь? Не всосал, что ли, что в бабки весишь? Мы тебе вроде популярно разрулили, что тут были личные вещи, сейчас приходим, тут ты тупо сидишь, а наших вещей нет... Ты попал, чувак... Эту предъяву мы легко обоснуем кому угодно. Давай пошли. Называй имена, и, блять, если ты реально тут нам фуфло гонишь, то вечером мы тебе всю пасть разорвём, понял?! Будешь сосать, как последний вафел...
Пацаны, извините, не моё дело, - вдруг неожиданно даже для самого себя встрял в разговор Лёшка. Голос его дрожал. "Оспенный" от удивления даже открыл рот.
- Тебе чего? - блеснул злобой тот, который был со шрамом. - Ты кто, бля, такой? И какого хуя вообще в разговор влазишь?
- Пацаны, я просто случайно услышал, - начал было Лёшка, но "оспенный" сорвался с места, подбежал к нему и схватил его за лацканы курточки.
- Так ты, сука, уши греешь? - прошипел он. - Может, ты сука подсадная.
- За метлой следи! - Лёшка, сжал кулаки. - Это же беспредел! Вещи воспет с утра унёс в каптёрку, мы пришли, тут уже не было ни хуя.
Лёшка выпалил всё это почти скороговоркой, под оглушительные удары собственного сердца, которое, казалось, выпрыгнет из груди в любую секунду. "Оспенный" с некоторой растерянностью глянул на своего приятеля и отпустил Лёшку. Егорёша тоже посмотрел в сторону Лёшки, в его глазах читалась бесконечная благодарность.
- Та ну на хуй!? Чё ты гонишь?! С хуя ли воспету вату катать и лично куда нести? И чего этот нам не хуя не сказал про воспета? Кто ещё подтвердить может? - "шрам" вопросительно посмотрел на Лёшку.
- Да хоть он, - Лёшка ткнул пальцем в сторону проходящего мимо Саньки.
- Эй, а ну греби сюда, - позвал того "шрам".
Сашка подошёл к кровати и тут же понял, что попал в какие-то нехорошие чужие "качели".
- Ты тут с утра был? - спросил его "шрам".
- Ну был.
- Не нукай, бля.. Дело серьёзное. Чё тут было вобще?
- Ну как чё. Согнали, заставили вещи свои сносить, располагаться заново, - начал рассказывать Сашка.
- А куда старые вещи уносили?
- Х.з. я не знаю, - Сашка пожал плечами, - я не видел.
Лёшка весь сжался от ужаса того, что произойдёт дальше, но Сашка продолжил.
- С этой койки воспет вроде всё в вату скатал и отнёс в каптёрку.
- Ты реально это видел? - переспросил "шрам".
- Ну да, - Санька кивнул головой.
- Хорошо, иди. А ты, брат, извини, - "шрам" повернулся к Егорёше обратно, - с этой перетасовкой все на нервах. Хуй его знает, чем эта бадяга закончится. Зла не держи. Чего в запале не скажешь... Заскакивай, если что, в пятый, спроси Муслима, угостим, чем сможем. Давай... Пошли каптёра прессовать, - кивнул он "оспенному", и пацаны ушли.
- Спасибо, - еле тихо проговорил Егорёша, когда те скрылись.
- Да ну, - смутился Лёшка, - я сама ахуела...
Лёшка засмеялся и, обернувшись, наткнулся на взгляд стоявшего неподалёку и ждавшего развязки ситуации Сашки. Встретившись с ним взглядом, Лёшка еле заметно подмигнул ему, Сашка улыбнулся, после чего все побежали строиться на ужин.
Спать ложился Лёшка один. Его нового знакомого, Егорёшу, после отбоя увёл воспет, нагрузив какой-то работой, так что и пообщаться толком было не с кем, поэтому, недолго покрутившись на новом месте, Лёшк, сморенный усталостью, заснул.
В это же самое время в подвальном помещении воспетовского корпуса, которое было переоборудовано под карцер, ворочался "татарин". Было холодно. Дырявое шерстяное одеяло практически не грело, к тому же страшно кусалось, от чего тело чесалось до неимоверности. Старая кровать скрипела при каждом повороте, пружины её были продавлены, и это раздражало ещё больше. В чёрной подушке, которая валялась тут же без наволочки, вата была сбита в один комок и теперь тупым камнем давила на голову. "Татарин" долго и безуспешно пытался принять удобную для сна позу, однако у него ничего не выходило, в итоге после долгих усилий он раздражённо перевернулся на спину, положил под голову руки и, открыв глаза, посмотрел в тёмный грязный потолок. Ещё днём он сумел передать "малька" своим корешам и теперь пытался представить, как быстро они выполнят его просьбу. Он бы с удовольствием и сам поучаствовал, но не мог в силу сложившихся обстоятельств. Да и к тому же, всё что творилась сейчас, было настолько непонятным, что "татарин" просто решил не откладывать ничего на потом, а реально моментально наносить любые удары, чтобы все понимали его могущество и возможности контролировать ситуацию, даже находясь, в карцере. Речь, конечно же, шла об утреннем инциденте с определением мест, кому где спать, и, безусловно, "татарин" не собирался давать спуску зарвавшемуся незнакомцу, поэтому судьба его была практически предрешена.
В связи с происшедшими событиями его подельников тоже разбросали по разным отрядам, и один из них, "Питон", получив от дневального по воспетовскому корпусу грязный клочок бумаги и прочитав содержимое, пошёл искать корешей. "Питон" знал "Татарина" ещё с воли. Жили они, правда в разных районах города, были членами разным группировок, но занимались приблизительно одним и тем же: гоп-стоп, щимили и кошмарили лохов по училищам и колледжам и в итоге оказавшись в одном и том же учреждении, даже не удивились, а наоборот обрадовались. Здесь они быстренько сколотили небольшую группу из верных и преданных отморозков и чморили любого, кто им пытался перечить или переходить дорогу. "Татарин" не был блатным и даже больше того, те, кто считали себя настоящими бродягами, его презирали за отсутствие каких-либо понятий, кроме силы, но часть свою, притом весьма нехилую, он на общак вкладывал регулярно, и в итоге его решили не беспокоить, отдав на откуп воспетам. Мол, пусть те с ним и расхлёбывают. Но "татарин" был пацан кручёный и подогревал нужных воспетов так же, как и блатных, так что пользовался практически стопроцентным иммунитетом, что позволяло ему беспредельничать себе в угоду и на страх остальным.
Вот и сейчас его подельник "Питон", отловив второго такого же отморозка из их команды по кличке "Веня", завёл того в курилку, где они стали обсуждать "татаринскую" маляву.
- Опустите. Понял? - татарин взял этот небольшой клочок бумаги аккуратно за краешек двумя пальцами и поднёс зажигалку. Грязная бумажка долго не хотела загораться, затем моментально вспыхнула и сгорела прямо в его руках.
- Да понял, чё тут не понятного? - "Веня" затянулся, - только что это за чёрт надо пробить.
- Я уже пробил. Из третьего отряда один, вроде "Князь" погоняло.
- Не хуя се, Князь!? - "Веня" в удивлении вытянул лицо, - не до хуя ли понтовое?
- Да фамилия у него Князев, звать Дима. Задрот какой-то. Здесь за то, что кого-то на воле там угандошил на больничку. Вобще резвый чувак, но не блатной, я пробивал.
- А чем он "Татарину"-то не угодил?
- Да хуй его знает, так, по верхам пробежался, вроде как с утра залупился, потом махач начался, он "Татарина" при всех и опрокинул. Типа там воспет вмешался, не позволил "татарину" этого чухана на место поставить, так и остался на коленях.
"Веня" помолчал секунду, раздумывая над словами "Питона", а затем снова спросил:
- Чё-т непонятка какая-то, если нормальный пацан и стукались один на один, нахуй опускать-то? Как-то по беспределу, что ли. Вызвали бы, перетёрли всё.
- Та ну нах?! - вспыхнул Питон - "Веня", ты гонишь!? Ты чё, первый день за забором? Мало беспредельничал? Чувак попал, реально попал. Появился в не то время в не том месте. И я ж тебе рассказываю, он практически "Татарина" на колени поставил при всех. "Татарин" и за меньшую хуйню чувакам обламывал жизнь, а тут...
- Да ладно тебе, хорош пениться-то. Я ведь просто спрашиваю, не доёбываюсь. Так, интересно просто, с хуя ли такие танцы.
- Да чё-то видишь, какое кино закрутили с этой перетасовкой. Хуй проссышь, кто теперь кто?! У нас в отряде было несколько разборок, красные быстро вмешались, вон, у "Татарина" рамсы.
- У нас как-то тихо, - пожал "Веня" плечами, - может зашухарились пока.
- Хуй его знает, - "Питон" потушил окурок, - может. Ведь вроде собирают на днях сходняк, чтобы решать, чо дальше делать. Тут же пиздос чо получится, может зашквар на зашкваре... Может, решат вообще разморозить к ебеням эту контору. Прикинь, закатим бунт - прославимся.
- Ага, и на тюрьму поедем, - не поддержал "Веня" энтузиазма приятеля, - на хуй надо было.
- Да по хуй, один хуй ты уже меченый хозяином.
- Так-то да, но усугублять вот чё-то ни хуя не хочется. Так что, вдвоём опускать будем? - вернулся он к прежнему разговору.
"Питон" подумал секунду и ответил:
- Попробую найти Гешу ещё. Если найду, то втроём, если нет, то обойдёмся своими силами.
- А где?
- Думаю, в мастерских, там подсобка небольшая есть
- Это где клей и прочая ебола?
- Угу.. Договоримся, кто-то пошлёт его за клеем, там дадим по ебалу пару раз, придушим, скрутим, тряпку в рот - и вперёд. Как обычно в общем... гыыы
- Это понятно. Надо будет кляп подготовить и верёвку найти.
- Найдём, не волнуйся. Давай разбегаться, я пойду Гешу поищу ещё...
"Питон" с "Веней" вышли из курилки и разошлись по своим делам.
На следующий день, несмотря на то, что это было воскресенье, воспеты стали закручивать гайки ещё сильнее. Сначала всех погнали с утра на зарядку, хотя в воскресенье она никогда не проводилась. Затем отряды выстроили на плацу, устроив долгую и нудную перекличку, после чего отправили в расположения приводить себя в порядок и после завтрака велели собирать матрасы, и пацаны около часа колотили их палками, развесив по турникам и брусьям. Затем воспитанников разделили: одних отправили на плац заниматься строевой подготовкой, что было диким новшеством последних дней, задача которого заключалась только в том, чтобы измотать всех к вечеру любыми доступными способами, а вторых на работы в мастерские.
"Князя" была предрешена. "Питон" сразу вычислил его среди остальных воспитанников, которые были заняты досками и прочими брусками. Он быстро разыскал своих корешей, с которыми всё обсудил накануне, а затем подошёл к мастеру и, что-то незаметно сунув тому в карман, шепнул на ухо, после чего быстрым шагом ушёл в сторону каптёрки, где его уже поджидали подельники.
- Ну что, готовы? - спросил он, когда вошёл.
- Угу, - Веня достал из кармана верёвку и тряпку, а Геша стал накручивать в руках полотенце жгутом.
- Как зайдёт, никаких разговоров и предъяв, я хуярю его с ноги в живот, а дальше по плану, вяжем и на матрас вон кидайте.
В мастерских было очень шумно от стука молотков, визга пил, поэтому сидящие в каптёрке приятели "Татарина" приближающиеся шаги не услышали, и когда резко дёрнулась ручка двери, и в дверном проёме появился "Князь", от неожиданности даже вздрогнули.
- Мне мастак сказал кл... - только и успел произнести он, как "Питон" со всей силы врезал ему ногой чуть выше живота. "Князь" охнул и согнулся пополам. Тут же Геша накинул ему на шею жгут из полотенца и стал душить, втаскивая в глубь помещения. "Веня" стал распутывать верёвку, а "Питон", выглянув за дверь и убедившись, что там больше никого нет, плотно прикрыл её на засов.
- Валите на матрас, - скомандовал он вполголоса.
Потерявшего способность к сопротивлению "Князя" кинули на матрас лицом вниз, после чего Веня сел ему на спину и завёл болтающиеся ватные руки "Князя" за спину. Сделав из верёвки петлю, он накинул её тому на запястья и туго затянул, после чего обмотал руки ещё раз, пропустил конец верёвки между рук несколько раз и, поднявшись к локтям, крепко перевязал и их, связав всю конструкцию двойным узлом. Действовал он быстро и грамотно. Затем "Князя" перевернули на спину и "Питон" плеснул тому в лицо водой из банки. Глаза "Князя" приоткрылись. "Веня" сел на грудь "Князя" и с силой сдавив тому челюсти пальцами, стал заталкивать в рот светло-серую, туго скрученную тряпку. Он старательно затыкал кляпом рот, заталкивая его как можно глубже и шире за щеки. В итоге, когда дело было сделано и "Князь" лежал полностью обездвиженный и лишённый возможности даже для тихого крика, "Питон" потянул себя за ремень.
- Переворачивай его, - приказал он, свободной рукой снимая с вешалки несколько фуфаек. Сбив фуфайки в кучу, "Питон" подложил их "Князю" под живот таким образом, что тот изогнулся, отчего жопа его сразу оттопырилась кверху.
- Кто первый? - из уважения к подельникам спросил "Питон", но "Веня" с Гешей, видимо, устав от борьбы, даже не двинулись. - Ок, тогда я начну.
"Питон" достал из кармана тюбик с кремом и кинул его на матрас рядом с "Князем", подошёл к тому и, став на колени рядом, нащупал на поясе у него пуговицы брюк и быстро их расстегнув, потянул брюки вниз вместе с трусами. Понимая, что происходит, и почувствовав, как неприятный холодок пробежался по оголённым ягодицам, "Князь" попытался было дёрнуться и покрутить головой. Но все попытки были тщетны. Руки были туго связанны, а изо рта донеслось едва различимое мычание.
- Ну-ну, петушок, расслабься, - "Питон" похлопал рукой по ягодицам "Князя".
Приспустив свои штаны, он взялся руками за бока "Князя" и буквально вжался в него выпирающим из трусов членом.
- Чувствуешь, петушок?
Ответа не последовало. Только "Питон" оттянул резинку своих трусов, доставая член, и взял в руки тюбик крема, как вдруг кто-то решительно дёрнул двери каптёрки. Понимая, что это его последний шанс на спасение, "Князь" что было силы рванулся и замычал. "Веня" отреагировал моментально, сев на голову "Князя" жопой таким образом, что и без того слабое мычание последнего утонуло в матрасе. "Питон" замер. "Геша" же, приподнявшись на цыпочки, хотел было подойти к двери, но "Питон" покачал головой, и тот замер на месте. Стоявший за дверью дёрнул её ещё несколько раз, после чего всё стихло.
- Хорошо, что замок врезной, хуй поймёшь, есть тут кто или просто закрыто, - шёпотом сказал "Питон"
- А если мастак придёт? - вполголоса поинтересовался "Веня".
- Не придёт, я с ним всё перетёр и хорошо подогрел лавэшкой, чтобы не лез сюда в ближайшие несколько часов. Скорее всего, шныря погнали за хернёй какой-то. Вставай, "Веня", а то задушишь его к хуям.
- Не задушу, - Веня усмехнулся, поднимаясь, - я же не на нос сел и не голой жопой. А то ведь можно и голой, гыыыы..
- Даже нужно! - "Питон" стал надрачивать себе член, водя им по жопе "Князя", - слышишь, петушок, что тебя ждёт? Так что расслабься и получай удовольствие.
Он тонкой полоской выдавил чуть-чуть содержимого тюбика между ягодиц "Князя" и, залупив пунцовую горячую головку с выступившей блестящей смазкой, стал размазывать ею крем вокруг очка. Когда "Питон" почувствовал, что член его уже достаточно окреп для того, чтобы войти, он оттянул одну ягодицу "Князя" в сторону, свободной рукой стал пытаться втиснуть член тому в очко. Получалось не очень. "Питон" запыхтел.
- Сука, узкая целка.
"Веня" стоявший рядом и наблюдавший всё это со стороны, принялся мять ширинку.
- А если обосрётся, а "Питон"? - гигикнул "Геша".
- Я ему блять обосрусь. Я его это говно тут и сожрать заставлю, а потом ещё всех позову, чтобы на этого говноеда полюбовались. Ох, бля, пошло... Ахуеть, какой кайф... Узко, сука... Ах, бля!
Преодолев сопротивление сфинктера, "Питон" вошёл в "Князя" сначала неглубоко, а потом толчками стал проталкивать член всё глубже и глубже.
- Ахуенно, блять, - шептал он, возбуждённо облизывая обсохшие губы, - да, бля. Петух, сука! Пидор ебаный. Получай... На бля... На...
"Питон" реально завёлся, а "Веня", в это же время, видя, как его кореш насаживает "Князя" на член и чувствуя нарастающее возбуждение, опустился пред головой "Князя" на колени и рукой поднял его голову вверх. Щёки того были влажные от слёз. "Князь" то ли стонал, то ли мычал - было непонятно. Веня потихоньку пододвинулся на коленях ближе, сев таким образом, чтобы ширинка его оказалась у "Князя" прямо перед лицом, и отпустил голову. "Князь" моментально зарылся тому в брюки, чувствуя носом через материал робы вставший и упругий Венин член.
- "Питон", смотри, кровища пошла, - кивнул головой на жопу "Князя" Геша, - не разорви его там. Потом проблемы будут.
- Та всё нормально, - пыхтел "Питон", ритмично проталкивая "Князю" снова и снова, - целка же. Не он первый, не он последний, ласты ещё никто от этого не склеивал. Первый раз всегда самый ахуенный, а этот потом ещё и сам переться начнёт. Да, пидарок? - он шлёпнул "Князя" по ягодице ладошкой, - подмахивай давай, петух!
Наблюдая за всем этим, "Веня" стал дрожащими от перевозбуждения руками расстёгивать брюки прямо перед носом "Князя". "Князь" уже даже не пытался мычать и просто тупо уткнулся в обтянутый голубыми трусами "Венин" член. Запахло несвежим бельём. На трусах виднелись беловатые засохшие пятна. "Веня" обхватил голову "Князя" двумя руками и принялся тереться трусами об лицо последнего. Затем пальцем правой руки он зацепил резинку и оттянул её вниз. Член буквально пружиной выпрыгнул из трусов наружу. Он у "Вени" был толстый, большой, опутанный множеством вен в обрамлении чёрных, слегка подстриженных волос. Головка члена была большой, тяжёлой и уже открытой. "Веня", взяв член одной рукой, стал водить им по лицу "Князя", размазывая выступающую смазку вперемешку со слезами. Иногда он останавливался, после чего беря член у основания, наотмашь бил им "Князю" по лицу. Видя, что делает "Веня", "Питон", рыча и матерясь, стал буквально разрывать "Князя" пополам от возбуждения.
- Сука! Сука! Пидор, блять! Ох, ебать, сука, какой ты пидор!
Он вгонял свой член в "Князя" всё быстрее и быстрее и в итоге в одно мгновенье весь как-то затрясся, замер и простонал хрипловатым голосом:
- Кккааайффф, бляяя.
Затем вытащил член и стал заливать жопу "Князя" спермой.
"Веня" между тем уже стучал Князю членом по носу, размазывая смазку, подставляя залупу поочерёдно то под одну, то под другую ноздрю. Видя, что "Питон" приходит в себя после бурного излияния, он сказал:
- Пора петушку и рот разработать. А "Питон"?
- Самое то! - согласился тот, застёгивая штаны, после чего, обхватив голову "Князя" руками, поднял её вверх.
- Держи так, чтобы не укусил. - "Веня" взялся пальцами за кляп. - Слышь, чухан, - обратился он уже к "Князю", - попробуешь пикнуть или коснуться зубами, выбьем на хуй все твои зубы и всё равно завафлим... Будешь "домино" вафлёное.
Но "Князю" уже, судя по всему, было всё равно. Он, что называется, поплыл и с трудом соображал, что происходит вокруг, мечтая только об одном: чтобы это всё закончилось как можно быстрее. Веня с силой стал тянуть тряпку изо рта "Князя", и когда кляп, поддавшись с трудом, всё-таки оказался в "Вениных" руках, тот отбросил его в сторону и кивнул головой "Питону". "Питон" большими пальцами рук с силой разжал скулы "Князя", от чего тот невольно вскрикнул от боли. "Веня" пододвинулся ещё ближе и стал водить возбуждённым членом по губам "Князя", после чего без всякой подготовки вогнал тому член прямо в рот. "Князь" стал давиться. Откуда-то из глубины организма волной поднялись рвотные спазмы.
- Только попробуй! - предупредил "Веня" и, сопя, стал размеренно двигать бёдрами.
Иногда член выскальзывал из "князевского" рта, и тогда "Веня" обтирал его тому об лицо, после чего заталкивал в рот снова. Несколько раз "Веня" подносил "Князю" к губам свои побритые крупные яйца и тёрся ими о губы, одновременно надрачивая себе член. Всё длилось сравнительно недолго. Перевозбудившись, "Веня" отстранился немного от лица "Князя" и выпустил длинную, густую струю спермы прямо ему в лицо. Затем подставил член ближе и стал кончать "Князю" уже в рот, стараясь не попадать на пальцы "Питона". От хлынувшей в рот спермы "Князя" в одну секунду стошнило прямо на матрас.
- Фу, бля! - еле успел отскочить в сторону Веня. - Ебать, чухан конченный!
Он подобрал валявшийся неподалёку кляп, который был ещё влажным от слюны "Князя", взял его брезгливо двумя пальцами за краешек и несколько раз тряхнул. Когда тот раскрылся, "Веня" обтёр им свой член и кинул тряпку "Князю" на голову.
- Оботрешься потом, пидор.
- "Геша", будешь? - "Питон" кивнул приятелю в сторону валяющегося на матрасе "Князя".
- Ты прикалываешься? У него вон всё очко в засохшей кровище и конче, да ебало обспусканно-обблёванное. Ну на хуй... Я свой хуй куда попало не сую. Вон лучше пойду в отряд "Машке" какой-нибудь накидаю.
- Тогда надо его развязывать и валить.
"Питон" осторожно, чтобы не испачкаться, нащупал на верёвке, стягивавшей руки "Князя", узел и, расшатав его ногтями, потянул конец верёвки на себя. Размотав локти и убедившись, что стягивающая "Князя" верёвка окончательно обвисла, он поднялся и сказал:
- Дальше сам, петушок. Тут хуйня осталась. Думаю, ты запомнишь этот урок на всю свою жизнь и впредь не будешь дёргаться на незнакомых тебе людей...
На прощание он пнул "Князя" в бок ногой и пошёл к двери. Приложив ухо, "Питон" послушал, что творится за дверью, и отметив, что опасности никакой нет, оттянул язычок защёлки и вместе со своими подельниками выскользнул в тёмный коридор мастерских...
время подошло к обеду, "Князя" хватились. Пересчитывая Лёшкин отряд, воспеты никак не могли поверить, что отсутствует один человек, продолжая перекличку снова и снова. Что это?.. Побег?.. Самоубийство?.. Очередное ЧП?.. Преподов буквально трясло от злости...
Когда кинулись в мастерские, то с нескрываемым облегчением обнаружили хоть и бесчувственного, но зато живого "Князя", сидящего на полу рядом с каптёркой. Лицо его было ужасно бледным, осунувшимся, с какими-то тёмными кругами под глазами. Он не реагировал на голоса и крики, а когда его подняли, даже не мог двигать ногами. Так его и потащили в больничку, а отряды отправили в столовую.
В больничке все худшие ожидания воспетов относительно того, что же могло произойти с "Князем" в мастерских, подтвердились. Снова поднялся грандиозный шухер. Правда, длился он недолго. Воспеты быстро раскрутили "Князя" на признание, пообещав в обмен на информацию предоставление квалифицированной медицинской помощи в городской больнице и выход на волю после курса лечения, поэтому "Князь" быстро согласился и насильников своих сдал. А уже к вечеру "Питона" с компанией увезли.
- "Князь" не жилец, - посетовал "Егорёша", залезая под одеяло. - "Татарин" его убьёт к хуям за подельников. Ведь стопудово его была идея опустить.
- А ты бы что на его месте сделал? - поинтересовался Лёшка.
Уже объявили "Отбой" и дежурный, предупредив о разговорах, потушил свет.
- Ой, бля даже не знаю... Ну его на хуй, в такой блудняк попасть... Но, с другой стороны - стучать...
- Так если бы он не рассказал ничего, подельники "Татарина" сейчас бы где-то среди нас тусовались, а сам "Князь" вернулся бы в отряд пидором. Представляешь, какая у него бы жизнь пошла? А так беспредельщиков убрали, "Князя", наверное, подлечат и отправят домой из этого пиздеца, чтобы скандал не раздувать. Единственный, кто во всём этом проиграет, это мы. Нам тут воспеты, я так думаю, пиздец устроят окончательный.
- Это точно, - согласился "Егорёша" и вздохнул, - давай лучше спать.
В это же самое время у себя в кабинете за столом сидел "Мюллер". Кабинет мягко освещала настольная лампа. Большого света Сергей Витальевич не любил. В чашке, стоявшей недалеко от лампы, уже давно остыл заваренный чай, который даже успел покрыться тонкой пелёночкой. Не обращая на это никакого внимания, "Мюллер" делал затяжку сигаретой и, оставляя её тлеть на краю пепельницы, отпивал с неким безразличием к вкусу холодный чай, после чего ставил кружку на место. Параллельно он разложил рядышком стопку дел, поочерёдно их пересматривая, переворачивая какие-то бумажки, перечитывая их. Затем он что-то помечал карандашом в своей записной книжке и откладывал дело в сторону. Идея директора о расформировании отрядов ему не нравилась изначально. Помимо предстоявшего объёма работы, которая, в связи с грядущими изменениями в структуре учреждения, сваливалась на его плечи, все эти новшества грозили ещё и потерей контроля трафика вещей, запрещённых к обороту в стенах вверенного им заведения. Это были деньги, алкоголь и запрещённые продукты питания, карты да много чего, что так или иначе проникало в зону под строгим контролем "Мюллера", имевшего с каждого такого оборота помимо своего процента ещё и полную информацию о цепочке проникновения, плюс возможность влияния на блатных и актив путём регулирования данных потоков. Однако сейчас в складывающейся неопределённой ситуации ближайшие перспективы рисовались куда более туманными.
Опять же "Мюллер", который не первый год был на так называемой воспитательной работе с подобным спецконтенгентом, понимал, что всплеска насилия избежать не удастся, о чём собственно говоря, и свидетельствовали события последних нескольких дней. Опасность ещё заключалась в том, что речь шла о трудно поддающихся контролю воспитанниках, которых невозможно было просчитать или предвидеть их дальнейшие поступки. Когда-то в пору ещё мятежной молодости у Сергея Витальевича был случай в практике, когда воспитанники опустили своего сверстника на хате и скинули "маляву" старшему смотрящему, мол, наказали по понятиям бокопора. Смотрящий ответил, что они долбоёбы и что членом никто давно не наказывает и что это вобще западло по понятиям и беспредел чистой воды. Однако спустя несколько дней смотрящий получил новую "маляву" с извинениями, в которой те благодарили его за науку и, извиняясь, сообщали, что беспредельщиков наказали, тоже "опустив" за нарушение понятий, а заодно и "батькА" до кучи, который в камере должен был следить за порядком и не сумел разрулить базар правильно. В общем, дикий народ - дикие нравы!
Правда сейчас "Мюллера" больше интересовал другой вопрос - допускать или не допускать сходняк. Он курил и взвешивал все "за" и "против". Он уже точно знал место, время и приблизительный круг участников, и теперь только оставалось понять, какую угрозу это всё может нести для него лично и для всего учреждения в целом. Ошибка или просчёт могли бы дорого обойтись в случае принятия неправильного решения. С одной стороны, конечно, "Мюллеру" было выгодно, чтобы те подняли кипеш и, может быть, даже разморозили зону, устроив бунт. За такое ЧП директора по голове уж точно гладить никто не станет и наверняка уже вскоре освободится долгожданный и вожделенный кабинет, а вместе с ним и доступ к бюджетному финансированию, что открывало известные перспективы. С другой стороны, за такое спросят со всех и удержаться в кресле самому "Мюллеру" будет тоже достаточно трудно, особенно учитывая непредсказуемость развития бунта.
Вобщем, было над чем поразмыслить. "Мюллер" взял листочек и стал писать фамилии воспитанников, отводил от них стрелочки к другим фамилиям, что-то подчёркивал, зачёркивал, ставил знаки вопросов. Он комбинировал и полностью погрузился в свои занятия. Это было его любимой стихией. Продолжая таким образом увлечённо работать, он не заметил, как время перевалило далеко за полночь. Зевнув и сладко потянувшись, он похрустел шеей, затем взял исчёрканные листы бумаги, поднялся и подошёл к сейфу. Открыв тяжёлую дверцу, "Мюллер" положил в него свои записи и вернулся к столу за делами. Уже собираясь закрывать сейф, вынимание "Мюллера" привлёк одиноко лежавший на отдельной верхней полочке лист бумаги. Взяв листочек в руку и повернувшись к свету таким образом, чтобы удобнее было читать, "Мюллер" глазами пробежался по коряво написанным строчкам: "Воспитанник Старинов, пользуясь своим физическим превосходством, силой завёл воспитанника Короткова в каптёрку второго отряда, где под угрозой расправы принудил к действиям сексуального характера".
"Ах, да! Как же я мог про это забыть?" - "Мюллер", промурчав какой-то мотивчик из модного фильма, вернулся за стол, сел и ещё раз внимательно перечитал текст. "Старинов, с ним всё понятно, Цван уехал на тюрьму, хотя как он сумел "Гвоздя"-то спалить х.з. Хитрый подлец, такой не пропадёт... Теперь Коротков... Так-с... Принудил к действиям сексуального характера. Хм... Это может сыграть...". "Мюллер", задумавшись, прикинул какую-то комбинацию, почесал пальцами левой руки мочку уха, потом взял остро отточенный карандаш и сделал в перекидном календаре на столе запись: "Коротков", подчеркнув её два раза, после чего вернул листок на место, запер сейф на ключ и, потушив свет, пошёл к стоявшему тут же в кабинете разложенному дивану и лёг спать.
Лёшка проснулся среди ночи, по какой-то странной и необъяснимой причине, связанной с внутренним беспокойством. Он открыл глаза и, приподняв голову, осмотрелся по сторонам. Пацаны крепко спали и сопели на всё помещение. Где-то несколько раз скрипнула койка. Всё было тихо и спокойно. Правда, на душе у Лёшки было тревожно. Лёшка пытался вспомнить, что ему снилось, однако ничего путного вспомнить не мог и, проворочавшись под одеялом ещё какое-то время, вскоре снова уснул и проспал уже до самого "подъёма".