Подкатегория: без секса
Да-а, Мишка! Нет, ну надо же, ведь Тулу эту нашёл, подарил мне, денег занял, наверное, кучу. Бутовский, Курбатов! Это тебе не Испания какая-нибудь отвёрточная, вшивая! Ну, я ему отвечу! А Борька всё-таки свинья, а не собака. Пятно какое-то - похоже, он мне его посадил, когда в гараже лизаться полез. Восемь месяцев щенку, а что будет, когда ему пять лет стукнет? А семь? Сожрёт он меня, точно сожрёт - от восторга и сожрёт когда-нибудь.
И чего это Соболев с пацанами там застрял? Опять Вадька, наверное, чего-нибудь затеял. А быстро мой сын с Егоркой подружился, сразу же практически. Вадька - он такой, это как раз неудивительно, а вот Егор... от него я этого не ожидал, если честно. Совсем неконтактный парень, да и то сказать, с чего бы ему контактным-то быть? После того, что на его долю выпало? Да уж! Как Мишка тогда вовремя Егорку подобрал - это просто чудо. Впрочем, это природное Мишкино качество: вовремя появляться. Одно слово, телепат.
Сходить в магазин, что ли? Ага, сами идут. Ни фига себе! Пакетов-то, пакетов, помочь бы надо. А, ладно, их там трое, а мне вылезать на мороз ой как неохота.
- Ну, чего ты тут? Борька, погоди, дай пакеты поставить. Ил, ты его тут не обижал? Вот, держи, поставь на колени.
- А в багажник нельзя? Чего мне то? Мишка, вы там что, кирпичей накупили? Вадька, ты чего такой тихий? Если ты дядю Мишу опять на что-нибудь раскрутил...
- И никого я не крутил! Вот почему стоит мне только задуматься о чём-нибудь, так сразу... Егорыч, а спорим, что я сегодня смогу не спать? Я вообще могу не спать! Папа! Чё ржёшь, правда могу!
- Егорка, ты пакет между ног на пол поставь, не держи на коленях. Так лучше? Вадим, ёлки же с дымом! Весь в отца! Одно слово, Токмаков! Ну, и чего мы теперь делать будем? Торт целый? Давай-ка, и правда, лучше его в багажник. Смотрите, чтобы Борман не выскочил, лови его потом по площади...
- Мишка, это же "Советское"! Ты рехнулся, да? Ты что ж, думаешь, я это пить буду? Поехали, перед трамваем проскочим.
- Это я человеку одному купил, не нам, не боись. Я же знаю, что у тебя есть Alain Thienot, так ведь? Brut, да? Millesime, если не ошибаюсь, 1985 года.
- Восемьдесят седьмого. И не брют, а брют ультра. Тебе же не нравится. Ты же полусладкое шампанское больше любишь. Мишка, блин, бабку не задави! Ну, вот куда её несёт, а? Нет, ты мне скажи, Соболь, ты где этого Бутовского взял? Всё-таки "Русские Палаты", да? Что-то я в каталоге там такое не видел. Впрочем, тебе её там не продали бы, ты же не в VIP-листе, а вещь не рядовая.
- Ил! Уймись ты, я тебя прошу. Где взял, там уже нету. Ну, изволь, если уж тебе так хочется это знать: я эту вещицу по случаю отхватил. С Егоркой в Москве увидели, ну и... В галерейке одной, у них там всего понемногу: и живопись, и антиквариат, ну, вот и она там была. Да я бы и не заметил, ладно, Егор меня носом ткнул.
- Егор, так это ты, да? Тебе я должен спасибо сказать?
- А вам понравилось, да? - застенчиво, как всегда, когда он обращается ко мне, отзывается Егорка. - Дядя Илья, правда же, красивая штука?
- Очень.
- Кто красивая, кто очень? Мне, мне почему не показали? Егорыч, что вы там Илу такое купили, а? Папа, покажи!
- Вадька, цыц! Нож кабинетный они мне купили. Потом покажу, я его в офисе оставил. Вадим, ты лучше подумай, чем отдариваться будем. Ну, с Егором я придумал, как нам быть, а вот с дядей Мишей что делать будем?
Мишка, посмеиваясь потихоньку, косится в зеркало заднего вида. Егор молчит - тише воды, ниже травы. Вадька взволнованно сопит, обдумывая мои слова. Борман, похоже, дрыхнет.
- Пап, а что ты для Егора придумал, а? А то давай мы им аквариум наш подарим? Точно! Только рыбки вот...
- Ну, уж нет! - тут же возмущается Мишка. - Мне эта братская могила для селёдки дома не нужна! Я кладбища вообще не люблю, ни человеческие, ни рыбьи. Верно, Егорка?
- Да ладно тебе, дядь Миш! Я ж не знал, что они передохнут, я же хотел, чтобы им веселее было. В простой воде скучно, а я им хотел зелёную сделать! Передохли, паразиты... А растениям по фигу, растут. А рыбок я хотел потом спасти. Я им даже искусственное дыхание делал, если хотите знать, не помогло только ни шиша, блин...
Мы все молчим, переваривая услышанное. До меня медленно доходит.
- Чего ты им, сынок, делал? - вкрадчиво спрашиваю я Вадьку. - Искусственное дыхание? Опиши, пожалуйста, этот процесс поподробней, в деталях - это надо в анналы занести. Ихтиолог! Локуста рыбья! Отравитель водоёмов! Вози тебя на море после этого! Ладно, хоть в Венеции в Лагуне ничего путного не водится. У-у, Вадька, ты когда-нибудь такое отмочишь, в Голливуде офигеют!
- Гены, - задумчиво вздыхает Мишка. - Тут уж ничего не поделаешь, гены есть гены. Двадцать лет назад знавал я одного пацана, так он своего кота нырять учил. Без акваланга, без скафандра. За шкирку - и в ванну. Как же этого пацана звали-то, а? Илья, ты, случаем, не помнишь?
- Вовка Рыжков его звали, - хохотнув, говорю я. - Его это идея была. Кот, правда, был мой, Пират. Рыжков, кстати, мне вчера звонил, тебе привет передавал. Зовёт нас к себе, на Байкал. Может, съездим летом? Без Вадьки, разумеется: всё-таки Байкал - это ж мировое достояние.
- А я и сам не поеду, меня там в прошлый раз комары чуть не сожрали! Не комары, а Дракулы! Прикинь, Егорыч, ростом с вашего Борьку! А в Байкал этот и не сунешься - холодина! Зачем нужно озеро, в котором и искупаться-то нельзя? - довольно резонно спрашивает Вадька.
- Эстетика дикой природы, Вадим, тебе явно недоступна, - печально заключаю я. - Так, Мишка, давай-ка сначала к подъезду, пакеты домой затащим, а потом уж в гараж.
- Дай мне ключи от него, я машину сам поставлю, а пакеты ты уж как-нибудь сам с пацанами. Да погоди ты, Ил, не возникай! Мне ж Бормана придётся тащить, понял? В гараже-то место есть, а то я завтра как заведусь? Егор, не надо со мной, иди с дядей Ильёй.
- А почему это завтра? Я думал, что вы у нас все выходные пробудете, я маме так и сказал.
- По делу мне завтра съездить надо будет, а так всё правильно: все выходные у вас.
- Ур-ра!
- Вадька! Не ори в ухо! А ну, отстань от Егорки!
- Ну, всё, берите пакеты. Егор, ты чего нахохлился? Я же быстро, машину поставлю только, и всё. Илья, возьми этот пакет, он тяжелее.
Я с пацанами захожу в подъезд, мы здороваемся с консьержем и проходим к лифту. Вадька что-то шепчет Егорке, тот сначала хмурится, а потом, рассмеявшись, бросает на меня виноватый взгляд.
- Так, Вадим, и что за гениальная мысль тебя посетила? А ну-ка, поделись ею со мной!
- И ничего не гениальная! То есть гениальная, конечно, у меня они все гениальные. Мы с Егором тоже шампанского хотим!
- Ещё чего? Ты и без шампанского буйный. Лифт приехал, заходите.
Вадька и в лифте продолжает что-то там такое нашёптывать Егору. Вот ведь неугомонный! Точно беговой таракан под допингом.
- А вот давай, Вадик, у твоего папы спросим? - вздыхает Егор. - А то будет, как в прошлый раз.
- Чего ещё? - устало спрашиваю я.
- Ил, то есть папа, дашь нам доспехи померить? Эти вот, что в кабинете слева стоят? Как там они называются? Ну, скажи, пап, ну, Ил, ну, пожалуйста!
- Рё-такахимо-рэндзяку-до-гусоку, - вздохнув, покорно отвечаю я.
Вадька довольно смотрит на Егорку. Тот, не удержавшись, смеётся, тут же, впрочем, смутившись. Нет, он всё-таки чудо, а не пацан!
- Прикол, да, Егорыч? Как они сами-то это выговаривали? Японцы эти? Папа, приехали.
Дверь в квартиру открыта, мама стоит на пороге.
- Баба! Ты нас в окно увидела, да? Борман тоже с нами! Егорыч, а у меня джойстик новый, может, он дольше продержится, а то те были как-то не того. Баба! Я же большой уже - целуется она со мной, понимаешь...
- Недотрога ты, Вадимка! Егорушка, милый мой, как я рада тебя видеть! Илюша, пакеты на кухню. Вадимка, а где шарф? Илья?
- Шарф где, тетеря?
- Тьфу ты! Да в машине, наверное, где ж ему ещё быть-то? С шарфом вашим... Позвони дядь Мише.
- Вот же блин, я, похоже, мобильник тоже в машине забыл.
- И кто тетеря, а? Егор, ну, пошли ко мне! Нет, в кабинет лучше!
- К оружию и доспехам даже не прикасаться! Егор, я на тебя надеюсь, а то мне Мишка... Ну, ты как, мам?
- Нормально. Слушай, Илья, а Егор-то до чего же на Мишу становится похожим. Повадки, манера.
- С кем поведёшься... Они мне нож купили, представляешь?
- Дорогой?
- Мишку, что ли не знаешь? Я бы сто раз подумал, прежде чем такой купить. Тула, музейная... А у нас лимоны есть? Чего, один только? И где он столько денег взял, не знаю. Сколько ведь Валериан из него выгреб под Егоркино дело!
- Но ведь решилось всё?! А деньги, что ж! Заработаете, вы ведь у нас способные. А Егор-то как?
- Нормально. Ты, мам, пожалуйста, этот вопрос не педалируй особо. Привыкает пацан. Ещё бы! Теперь отец у него есть, семья, и всё по закону.
- А настоящих его родственников вы так и не нашли?
- Не очень-то и хотелось, если честно. Хотя, вообще-то, надо было бы с этими... с этими - не знаю даже, как и сказать-то! Такого парня профукать! Если б не Мишка, пропал бы пацан. А ведь какой пацан - золото! А, ладно... Ну, куда же ты балык, не надо его в холодильник!
- Я телятину запекла, как Вадик любит, с сыром и оливками. О, это Миша, наверное, иди открывай.
открыв дверь, отпрыгиваю в сторону, так, чтобы меня не задел Борман, а тот пулей, визжа от предвкушения, несётся, спотыкаясь и скользя на паркете, прямиком на кухню.
- Ох, ты ж! Мама, балык! Вадька, Егор!
Мы всей толпой бросаемся спасать наш праздничный обед. На кухне мама стоит с поднятыми руками, подняв балык и окорок повыше, а Борька исполняет вокруг неё какой-то собачий вариант боевого гопака и при этом не перестаёт визжать почти на ультразвуке. Мы втроём с Мишкой и Егором ловим этого голодающего. Почему втроём? Потому что Вадька, согнувшись пополам от смеха, помощь нам оказывает чисто виртуальную: бестолковыми, невразумительными советами.
- Ну и псина у вас, Соболевы! Мишка, мне одно непонятно, как немцы войну умудрились проиграть - с такими-то собаками! Вадька, хорош ржать! Восемь месяцев щенку всего, а хлопот от него, как от всего питомника "Waffen SS"!
- Тётя Наташа, здравствуйте! Тут вот икра и крабы ещё. А лимоны у вас есть, а то я забыл купить? Ладно, обойдёмся. Парни, тащите Бормана отсюда, нечего ему здесь делать. Ил, держи шарф Вадькин и мобильник твой, растеряшки вы оба.
- Сам ты! Спасибо. Вадька, кому сказано, чешите отсюда. Блин, надо табличку на кухне вывесить. А, да, Борман же по-русски не того, по-немецки надо. Вадик, как будет по-немецки "собакам вход воспрещён"?
- Это, как его... Щас, погоди, а дайте Борьке сосиску какую-нибудь, а то... "den Hunden ist es verboten", вот как. Пошли, Егор, отсюда. Bormann, auf den Ausgang!
Пока Егорка с тихим восхищением смотрит на Вадьку, Борман исхитряется сожрать у него из рук сосиску. Я без лишних слов выталкиваю пацанов с Борькой из кухни. Мишка, накинув пальто на спинку стула, моет руки над кухонной раковиной.
- В ванную нельзя пойти? - ворчу я.
- Илья, отстань от него, - говорит мама. - Устал, Мишенька?
- Есть такое дело, тёть Наташа, - благодарно отзывается Мишка. - Притомились ноженьки, умотались рученьки! Наоборот, то есть. Но ничего! Главное, что всё позади, теперь Егорка - мой законный сын! А то неопределённость эта проклятая!
- Ну, не знаю, Мишка, не знаю. Насчёт позади... Впереди ещё, знаешь, сколько? Растёт ведь человек. Мам, послушай, а может, нам тоже собаку завести? Чего-нибудь такого, мастиффа там какого-нибудь, а? А то Вадька меня совсем достал.
- А почему мастиффа? - спокойно говорит мама. - Давай уж сразу берберийского льва! Миша, а как он сам-то - Егор, я имею в виду?
- Нормально, - Мишка пожимает плечами. - Ил вот считает, что обвыкнется.
- А ты?
- А что я? Люблю я его, аж до колик. Такой парень! Вчера после суда говорит мне: "А может, я работать пойду? На заправке пацаны неплохо получают. А то столько денег ты на меня убухал". Представляете, а? Я аж... Тёть Наташ! Вы чего? Вот же блин, а, Илья!
- Мама! Ну, пожалуйста!
- Всё, всё, больше не буду. Слёзы сами как-то... Какие вы у нас всё-таки! И Вадик вот, и Егорка. Алексей Михайлович и Катя тоже не нарадуются. А съезжу-ка я к ним завтра! Точно. С Нового Года не встречались. Всё телефон да телефон. Ну, мы обедать будем или нет, а то давайте на стол накрывать. В столовой, да, Илюша?
- В столовой, только я покурю сначала. Айда, Мишка, в кабинет.
Я тащу Мишку в кабинет: курить я хочу, аж уши опухли. В кабинете Вадька, с ногами забравшись в огромное кожаное кресло, барабанит по клавишам моего компа, а Егорка зачарованно смотрит в монитор. Борька с упоением что-то там такое у себя выкусывает на ляжке.
- Ну, понял? И ни шиша сложного. А тут вот можно ещё бонус добрать, щас, погоди...
- А ну, брысь отсюда! Вадька, гадость мелкая, ты как комп запустил, я ж его запоролил, блин!
- Как, как... Что, жалко тебе, да?
- У тебя свой есть, его и колошмать, а к моему нефиг соваться. Идите отсюда, я курить хочу, потом обедать будем. А это что такое, а? Чего это, я тебя спрашиваю! У-у, Вадька, точно дождёшься ты у меня ремня хорошего по заднице! Мишка, ты только посмотри, что он мне на стол выложил! Гадость какая!
На рабочем столе моего компьютера женщина-робот, частично затянутая в сталь-кожу, сверкает двумя аппетитными половинками... этого... Ну, того, по чему я Вадьке ремня всыпать обещаю. Егорка, покраснев, как рак, тут же начинает отвлечённо рассматривать катанакаке с мечами, что стоит напротив моего письменного стола. Вадька, аж подпрыгнув от возмущения, тут же на меня обрушивается с криками:
- Это кто это гадость, а? Я? Или это вот гадость? Да это же Сорояма, Ил! Ты что, совсем? Это ж не порнуха какая-нибудь. Дядь Миш! Ну, скажи хоть ты ему.
- Э-э, нет, Вадик, меня ты в это не втягивай! Если папа тебе говорит, что не надо это на стол вытаскивать...
- Драть его надо, Мишка! Точно говорю. Слова тут бессильны. Егор, а ты-то что молчишь?
- Да я не знаю. А так вроде и ничего. Ну, красиво, что ли... - и Егорка, совсем уж засмущавшись от своих слов, умолкает.
- Да? - тут же оживляется Мишка. - Ну-ка, ну-ка... Так. Ну, и чего ты орёшь, Илья? Я, признаться, никакого криминала здесь не вижу. Как ты, Вадик, говоришь, что там за "яма"?
- Так, всё! Хватит с меня сегодня дискуссий по искусствоведению! Вадька, а ну марш к себе! Стоять! В ванную сначала, руки мыть. Ещё раз стоять. Егор, ко мне! Стань-ка тут. Вадька, не мельтеши. Эх вы, внуки НТР! Значит так.
Я подхожу к секретеру, откидываю палисандровую крышку-столешницу, достаю из шкафчика коробочку из крокодиловой кожи. Все заинтригованы, даже Борька, не мигая, замирает.
- Вот, Егор, какое дело. Поздравляю тебя. От души поздравляю! Теперь ты Соболев. Сам знаешь, какая это фамилия, носи её с гордостью и достоинством. Ну-ну, чего ты? Егор Михайлович! Держи, это тебе на память от нас с Вадькой. Открывай давай.
Егорка, шмыгнув носом, открывает крышку.
- Вау! - орёт Вадька и лупит Егора по спине. - Молодец, папа! Это лучше аквариума.
- Это мне, что ли? Совсем, да? - молвит тихонько Егор.
Чёрт, а парень-то потрясён по-настоящему! На чёрном бархате тяжёлым золотом тускло поблёскивает легендарный хронограф от Omega. На чёрном же - чёрном, как ночи Ле-Мана, - циферблате стрелки любому говорят, что это даже не просто Speedmaster, а Broad Arrow - легенда внутри легенды.
- Ремешок подгоним, и носи. Нравятся? Вадька, погоди ты, не скачи! Егор, да вытащи ты их, чего растерялся-то? Что скажешь, Михаил Алексеевич? Егорка, дай-ка я тебя расцелую, хотя нет, не буду, а то расплачусь.
- Я, я не расплачусь! - тут же орёт Вадька и лезет к Егорке целоваться. - Ты, Егорыч, молодец чувак! Я тоже поздравляю! И тебя, дядя Миша! Всё! Теперь с вас точно шампанское! По целому бокалу, да, Егорыч? По два! Егор, давай на пуск жми, они даже десятые доли секунды считают. Вот кнопка, а эта - стоп. Папа, ты чё, не завёл их?
- Егор сам заведёт. Валите, Вадим, к себе, руки только не забудьте помыть. Бормана! Борьку с собой отсюда заберите, на фиг!
- Дядя Илья! И ты, Миша... ой, извини, папа, я хотел сказать, я не привык ещё... Я вам сказать хочу. Я не знаю, что бы со мной сейчас было. Вы самые лучшие! И ты, Вадик. А я - не знаю я, почему мне так вот повезло. А, пап?
- Потому что ты этого достоин, сынок. С хорошими людьми и должны происходить хорошие вещи, да, Ил? Только так.
- Потому что это, и только это - правильно! Ступайте, мы скоро.
прихватив Бормана, оставляют нас с Мишкой наедине. Он подходит ко мне, берёт мою правую ладонь своей левой рукой. Пальцами свободной руки он проводит вверх по моей щеке, потом гладит мне бровь, нежно трогает мой шрам.
- Ил, самолётик ты мой! Ты...
- Не надо, Миш, не говори ничего, не надо.
Мишка целует меня. Его губы такие... За двадцать лет ничего со мной так и не случилось лучше вот этого. Лучше этих губ. Сколько было других губ - а, неважно! Мишка лучше всех. Был лучше всех и всегда будет лучше всех. Я отрываюсь от него, смотрю ему в облака серых глаз. Ты лучше всех, Мишка! Егор удивляется, как ему повезло. Пацан ещё не понял до конца, насколько он прав, и как ему действительно повезло. И как в своё время повезло мне.
- Ил, а может, это чересчур, а?
- Ты о чём?
- Да часы эти, Omega. Они же стоят - пропасть ведь, сколько они стоят! А? Наверное, на BMW тянут, на пятёрку, да?
- А какая разница, сколько они стоят? При чём здесь деньги? - удивляюсь я. - Мне захотелось, и всё тут. Стоят! Я вчера три вагона сортопроката продал, если хочешь знать. Немцам. Подумаешь, стоят! А Егорка-то как обрадовался! Вадька доволен, Егор рад, тебе хорошо, - ну, и чего же ты? Хочешь сигару? Нет? А коньяку? То-то. Otard. Что может быть более коньяком, чем коньяк, сделанный в подземельях замка Cognac?
- У тебя, Ил, двойные стандарты: французов ты не любишь, а коньяк и шампанское их пьёшь за милую душу.
- А какая связь? Французы французами, коньяк коньяком. Они вот русских тоже не того, а, однако же, икорку нашу...
- Я Егора хочу в самбо записать.
- Не надо, - советую я. - Груз фамилии его раздавит. Соболев! Сын чемпиона. Он же чемпионом не станет - поздно, и будет парень переживать. Оно тебе надо? В плавание отдай лучше. Во! Слушай, Мишка! У нас же лучшие в стране стрелки! Практическая стрельба! Ничего интересней для пацана и быть не может - это тебе даже не пейнтбол! Всё по-взрослому. Я бы Вадьку давно отвёл, да боюсь, пристрелит он там кого-нибудь по запару. Прикинь, Соболь, российская сборная чуть не наполовину из Магнитки вышла, и они в Таиланде, что ли, первое место выиграли! А то ещё эти, как их, ну, которые по ледяным стенам лазают, в университете у вас, - тоже чемпионы Европы, кажись.
- Ну, загорелся! Сам вот и лазай. Лучше уж плавание, в самом деле.
Пока мы с Мишкой так вот болтаем, к нам заходит мама, тихонько садится на диван и, улыбаясь, слушает нас. Я обращаюсь к ней, спрашиваю, как она день провела. Нормально. А Вадим на меня ей жаловался, я, видите ли, не купил им с Егором абонемент на сезон, на игры "Металлурга"! Почему всё я да я! Забыл.
- Новый Ледовый какой строят, видал? А в старом что будет? Баскетбол? Н-да.
- К нам Задорнов приезжает, тётя Наташа, вам билеты брать? Илья, пойдёшь?
- Я скопление людей не люблю, я гордый!
- Сынок, но причём же здесь гордость?
- А вот!
- Ну-ну.
Мишка говорит, что думает землю купить на Верхнеуральском водохранилище.
- А что? Здорово, да ведь, тётя Наташа? Дом с Егоркой построим, пускай мои там летом живут, отец рыбалку любит.
- На какие шиши? Знаешь, сколько там сейчас земля стоит? Мода есть мода!
- Ты поможешь, ты ведь тоже рыбалку любишь, ну вот и...
Я тут же начинаю ныть, что, мол, маркет совсем плохой стал, вата сплошная, обороты падают... Мама с Мишкой смеются. Мишка вспоминает, как они с Егором ездили на Кубу.
- Прикинь, Ил, социализм сплошной: митинги, все дела, Фидель бодрый такой, крепкий, шесть часов без бумажки говорил - представляете, тёть Наташа? Уму непостижимо! Всяких Бушей переживёт нафиг! А лангусты только иностранцам, гадство ведь какое.
Услышав про лангустов, мама тут же вскидывается:
- Что же это я? А ну, давайте-ка сыновей зовите, обедать пора. Илья, вы кого угодно заболтаете! Мишенька, а Борман борщ вчерашний будет? А то, может быть, ему что-нибудь сварить надо, специальное?
- Морда треснет, - ворчу я. - Тогда так: борщ ему на первое, а кеды на второе. Мишка, отстань, зараза! Мама, чего он! Блин, пепел из-за тебя уронил. Вадька, Егор! Убивают! Борька, пошёл вон! Соболь, гад! Уйми собаку свою! У-у, я не знаю, что я с вами сделаю! Где катана моя? Вадька, ты сдурел, да? Это же период Муромати, начало шестнадцатого века, ему ж цены нет! Откуда знаю, от верблюда! Клейма на нём! Сугата без клейма - это не сугата, а металлолом. Погоди, Мишка, да не хватай ты! Порежешься. Вот, видишь? Это "дзурё-мэй", титулярная подпись. Имя кузнеца, Кацахиро, а это титул у него придворный, Сюри-но-Сукэ... Да пошли вы! Будете ржать, вообще ничего показывать не буду! Отстань! Сказал, не буду, значит, не буду. Отвали, блин, сказал же, порежешься! Чего, чего - имя владельца, вот чего, по-японски: "кирицуке-мэй". Откуда ж мне знать, кто он такой, а, Егор? Воин... Да не вакидзаси это, Мишка, а катана, а короткая потому, что тогда их делали такие. Кубо Юсаку его звали, Егор, а Ка-Хо - имя клинка, что значит: "фамильная реликвия". Идём-идём, мам! Пацаны, бегом бабушке помогать! Мишка, возьми из бара шампанское, да не там, в холодильном отсеке. Чёрная, да. Эх, хороши сигары! "Corona-coronas", прямо бы дым лизал! Тебе не понять...
Мы обедаем. Егорка, впрочем, не столько ест, сколько ежесекундно смотрит на своё запястье, на котором красуется мой подарок. Мишка тоже чего-то как-то вяло ковыряется в своей телятине. Ну, мама понятно - диета. Вадька в минуту расправляется со своей порцией мяса, с негодованием отвергает мамины попытки подсунуть ему рыбу и демонстративно, не замечая моего негодования, подкармливает со стола Борьку. Вот тот-то отдувается за всех! У меня давно уже есть подозрения в том, что эта собака не просто собака, а часть тайного плана неоимпериалистов по подрыву российской экономики. А что? Запросто!
- Так, Егор! Если ты сейчас не оторвёшься от своих часов, то я их у тебя отниму, спрячу и отдам только тогда, когда ты в одиночку тут всё съешь. И из холодильника тоже. И кеды Борькины. То-то. Мишка, ты-то чего? Телятина не нравится? Погоди, сейчас шампанское откроем.
- Пусть дядя Миша открывает! Ты, пап, не умеешь, оно у тебя не стреляет!
- Оно и не должно. Вадим, а ты что, всерьёз рассчитываешь на шампанское? Наивный!
- Так, да?! Так? Ну, ладненько, увидишь! Я тебе, папочка, тогда в увлажнитель в ящике твоём с сигарами, знаешь, чего налью?
- Боги! Даже знать не хочу! Давай бокал, - пошутил я. - Мама?
- Дядя Илья, а мне тоже можно немножко?
- Всем можно! Напьёмся! Коллективно, блин! Это, как его, корпоративно. Тащите кто-нибудь Борькину миску. А ладно, не надо, я ему потом шнапсу налью.
- А у тебя шнапс есть? - вдруг живейшим образом интересуется Мишка.
- Нету, - несколько растерявшись, отвечаю я. - А ты что, шнапсу хочешь?
- Не хочу я шнапсу, я просто вспомнил, как ты с немцами своими тогда...
- Что, блин, темы другой нету - за столом поговорить? Вспомнил он! Вадька, не маши вилкой перед носом!
- Нет, в самом деле, Илюша, - вступает в разговор мама, - почему так получается, что в Германии, у себя дома, они такие сдержанные, холодные даже, а тут...
- Поведенческие стереотипы, - глубокомысленно изрекаю я. - Они, мама, заранее морально готовы к тому, что если уж ты попал за русский стол, то вести себя надо соответственно. Да разве только немцы? Все одинаковы. За исключением японцев разве только. Ну, те вообще сверкают, подобно драгоценной яшме. Кстати, о японцах. Я же цубу купил! Напомни, Мишка, покажу потом. Вадька, а по шее? Мама, хорош за него заступаться, он же всю вишню с торта сожрал! Один ты тут, да? Водки, что ли, выпить...
- После шампанского? - щурится на меня Мишка. - Зря я о шнапсе заговорил.
- А это не ты заговорил, это он заговорил! - возникает Вадька. - Торта ему жалко! Баба, я сыр не буду! Раз торт нельзя... А ещё шампанского можно? Егорыч, давай ещё по бокалу дёрнем?
- Во лексика! - восхищаюсь я. - Я щас так дёрну, что кому-то сразу дёргать расхочется! Ух-ты, а чего это он, а?
Я показываю на Бормана. Тот, выгнув спину коромыслом, задумчиво смотрит, куда-то... Внутрь себя он смотрит!
- Егор, вы что же, не выгуляли его с Вадиком? И сам я ему погулять не дал. Вот же ёлки с дымом, вести его придётся, - Мишка начинает вставать из-за стола.
- Я сам, папа, - Егорка торопливо срывается с места. - Борман, пошли! Вадик, ты с нами?
- Вадим, сидеть! Оставь, Мишка, я с Егором пройдусь, - я, отложив вилку и нож, встаю. - Сиди, Миш, ты чего-то, и правда, усталый какой-то, а с Вадькой они опять толком не погуляют. Егор, возьмёшь меня?
Егорка вопросительно смотрит на Мишку. Тот, улыбаясь, кивает пареньку. Вот если бы Вадька у меня был бы такой! Хотя... Мы с Егоркой торопливо одеваемся. Борька ждать не будет, видно, что невмоготу ему.
- Обожрался! - ворчу я, пока Мишка надевает на пса ошейник. - Ничего удивительного: столько слопать! Егор, готов? Пошли.
- Илюша, ты недолго, мороз.
- Долго, недолго - не от меня, мам, зависит, это уж как Борман решит. Ладно, постараемся...
- Guten Spazierganges, Bormann. Тебе тоже, Ил! - это Вадька из-за стола голос подал.
заходим за дом, там у нас такой скверик есть. Вообще-то с собаками оттуда гоняют, но сейчас нам без разницы. Я достаю сигарету Nat Sherman (мои любимые, с ментолом), прикуриваю. Борька вместо того, чтобы сразу делать свои дела, начинает валять дурака, носиться по скверику, ну и всё такое в этом роде. Впрочем, я подозревал, что он себя так поведёт - просто из фашистской вредности.
- Дядя Илья, а можно вас спросить?
- Можно.
- А какой Миша был, когда он был маленький? Вы же его очень давно знаете.
- Такой же, как и сейчас, - самый лучший. А чего это ты вдруг?
- Так. Интересно.
- Ну-ну. Егор, ты не замёрз?
- Совсем нет. Потеплело, кажись.
- Кажись.
Я вижу, что парень что-то хочет спросить у меня, но ему мешает его застенчивость. Поможем...
- Слушай, Егор. Твой, наш, Мишка был, есть и будет самым лучшим человеком, которого я знаю. Он всегда всё делает так, как надо. Может быть, не сразу это всем ясно, но в итоге так и получается, что он всё и всегда делает правильно. "Правильно", кстати, не значит "скучно". С ним вообще скучно не бывает. Впрочем, ты и сам это знаешь не хуже меня.
- Знаю, - вздыхает Егорка.
- Ну, а в чём же тогда дело? Послушай, Егорка, ты очень хороший человек, люблю я тебя, мы все тебя очень любим, но нельзя же, в самом-то деле, быть таким застенчивым! Ну, чего ты всё стесняешься? Пойми, наконец, ты такой же, как и все мы. Ты с нами. Всё. Ну, есть, конечно, у тебя определённые обязанности, а у кого их нет? У меня их, знаешь, сколько - поделился бы с кем-нибудь с радостью! Вот и у тебя тоже. Но и прав у тебя не меньше, чем у Вадьки, например. А уж право спрашивать - это вообще есть право неотъемлемое. Спрашивай, я же вижу, что ты что-то хочешь узнать у меня.
Егор смотрит на меня, внимательно смотрит, совсем по-взрослому, и взгляд у него такой хороший и умный.
- Я спрошу, а вы не обидитесь? Правда, нет? Ну ладно. Вот мы с Мишей... Ну... Нет, не знаю, как сказать.
- Вы любите друг друга. По-настоящему, я имею в виду, по-взрослому, так?
Егор зачарованно смотрит на меня и медленно кивает головой.
- И тебя это волнует, да? Ты не знаешь, правильно ли это или нет. А что тут голову ломать! Ступай сейчас к Мишке и скажи ему: "Всё, мол, Миша, или ты мне папа... Ну вот, всё, мол, не будет у нас с тобой больше ничего такого! Хоть и нравится мне это, но не знаю я, правильно ли это или нет. Так что всё, будем с тобой теперь жить только как сын с отцом и будем любить друг друга на расстоянии". Иди, я тебя осуждать не буду, а уж Мишка - тем более. Что? Нет? Чего ты там шепчешь-то?
- Нет! - почти кричит Егор. - Нет. Я не хочу, я не смогу без него, без этого. Это и мне нужно.
- Закрыта тема, значит. Я, когда был на твоём месте, не думал! Во мне тогда любовь одна бушевала. Она сразу же все сомнения смела, она меня всего затопила, все другие чувства. Были лишь Любовь и Счастье...
Егорка потрясённо смотрит на меня.
- Вы?
- А чего ты так удивляешься-то? - спокойно говорю я. - Я думал, что ты знаешь... Представь себе. Ну, у нас не так это было, как у вас, точнее, Мишка говорит, что не так, ведь мы оба тогда ещё пацанами были. Но это было здорово! Я бы таким сейчас не был, если б не это.
- А потом... Почему тогда...
- Почему, почему, - ворчу я. - Вырос я, наверное, а может, поглупел, не знаю. Да и влюбился я в Вадькину маму. Право, я не знаю, Егор. Но то, что было у нас с Мишкой, это было лучше всего на свете, и это навсегда останется со мной.
- Здорово, - растерянно проговорил Егорка. - Ничего себе, а я и не знал... Блин, как же я сам не догадался-то, не слепой ведь! Я теперь понимаю. Как это здорово, дядя Илья! Миша, он такой... Навсегда...
- Смотри, Борька прибежал, похоже, что он всё уже сделал. Пойдём домой, что ли - холодно всё-таки. Сколько там времени, глянь-ка.
Егор торопливо задирает рукав и с удовольствием смотрит на часы.
- Полвосьмого. Вау! А тут стрелки светятся!
- Возьми-ка ты Борьку на поводок, Егорка.
Мы обходим дом, уже направляемся к подъезду, и тут от остановки маршруток, от ларьков до нас доносится какой-то шум.
- Чего это там, а, дядя Илья? Пацаны дерутся, что ли? Борька, стой.
- Дерутся? - я смотрю на стайку пацанов из 5-6 человек. - Если и дерутся, то как-то странно. А ну-ка, подойдём, только ты позади меня держись, но так, чтобы они Бормана видели.
Да, теперь всё ясно. Пятеро пацанов повалили на снег шестого, и все вместе бьют его. И хотя они мешают друг другу, но лежащему, похоже, всё-таки достаётся. Особенно старается один, покрупнее других, всё пнуть лежащего норовит, и ведь по голове норовит пнуть, шакал! А на остановке, как назло, никого.
- А ну, крысы! - рычу я. - Разбежались, твари! Брось пацана, кому сказал, ты, большой! Щас собаку спущу. Борман, фас!
Я, в общем-то, не слишком рассчитываю на Борьку, но тот, вопреки моим ожиданиям, рявкает настолько убедительно, что я и сам подпрыгиваю от неожиданности! Видно, кровь тридцати предков, нёсших службу в каком-нибудь там Бухенвальде, всё-таки сказалась в этот момент. Пятеро гадов - вот уж кто точно фашисты, так это они - не теряя времени на оценку возможностей Бормана, моментально разбегаются врассыпную, как тараканы. Я присаживаюсь возле паренька на корточки.
- Ты как там, живой? Егор, придержи Бормана, что-то он разошёлся не на шутку. Ты цел, парень?
Юнец, приподнявшись на руке, с благодарностью смотрит на нас. Нос у него разбит, губа тоже, из-под сбившейся спортивной шапочки чуть сочится кровь.
- Не знаю, цел, вроде.
- Держи-ка платок, у тебя из носа кровь идёт. Бери, бери, платок чистый. Вот так вот прижми и голову запрокинь. Да ты погоди, поднимись со снега, чего ж ты... Кто это был, зачем они тебя били, а? Егорка, там вот снег почище, набери-ка мне немного. Так что у вас тут произошло?
- Не знаю я, кто это был. Просто гады какие-то. Я маршрутку ждал, "сорок третью", мне домой на ней надо ехать. Потом захотел сникерс купить, а они деньги увидали и пристали ко мне. Ой, у меня и лоб разбит! Это ногой, наверное.
- Наверное. Давай снежок, Егор. Борька, отлезь! Ты собаку не бойся, она не обидит. Убери платок, давай лучше снег приложим, а платком лоб зажми. Ты где живёшь-то?
- На Гагарина. Как теперь домой добираться - деньги-то забрали, сволочи!
- Да, не близко. А здесь-то ты чего делал, у кого был?
- Я к бабушке приехал, забыл, что она на дежурстве, баран. А мама сегодня тоже в ночь работает, а я ключи, как назло, потерял, дважды баран... Что же теперь делать-то?
Пацан не жалуется. Я спросил, он ответил. И "что же делать?" - это он спрашивает не у меня, а у самого себя.
Тут вздыхает Егорка, да ещё так тоскливо.
- Хреново на улице, особенно если с непривычки, да ещё и без денег, - говорит он, а сам смотрит на меня.
- Тебя как зовут-то, парень? - спрашиваю я для начала, а сам лихорадочно соображаю, что же делать-то, в самом деле.
Глаза-то у парнишки, кажись, серые - ну точно, блин, серые.
- Миша, - говорит паренёк.
Меня ни разу в жизни не било током. Ну, вот не случалось, и всё! А тут я понимаю, что значит, когда говорят: "будто током ударило"! Я даже на несколько секунд теряю дар речи. Смотрю я на этого пацана, и ощущение реальности происходящего покидает меня. Чёткое, абсолютно ощутимое чувство дежавю! Но ведь так не бывает! Это же... "А ну-ка, возьми себя в руки!" - приказываю я себе.
- Миша, - повторяю я. - Так, Миша, значит. А твоя фамилия не Соболев, а?
А я ведь не шучу! Какие там шутки, голос мой даже делается каким-то жалобным, и если пацан скажет "да", то я даже не знаю, что тогда вообще... Тут уж и Егорка вскидывается и смотрит на паренька как-то странно.
- Почему Соболев? - удивляется юноша. - Нет. Шилов я. Миша Шилов.
Егорка смеётся с каким-то даже облегчением.
- Ну вот! А то вы, дядя Илья, того... А что мы делать-то будем, а?
- Ну, что-то делать надо, у него вон кровь идёт. Сначала к нам пойдём, а там и решим все вместе, что делать.
- Не, не надо. Может, вы мне десять рублей займёте, на маршрутку, а я бы вам потом её привёз, честно. Вы только скажите, где живёте, и я привезу, обязательно!
- Ну, десятка - деньги не великие. Но что же ты делать будешь? Как я понял, домой ты попасть не можешь, куда же ты пойдёшь на ночь глядя? Да и кровь. Надо же посмотреть, что там у тебя.
- Да я бы к Саньке пошёл, к другу. Не прогонят, наверное.
- Не должны, раз друзья, - соглашаюсь я. - Но всё-таки пойдём сначала к нам. Ты не беспокойся, мы хорошие, правда, Егор? Там у нас народу много: сын мой, папа Егоркин ещё и бабушка. У нас праздник сегодня, но ты нам не помешаешь, а раны твои боевые профессионально осмотрят и обработают. У Егора отец - чемпион России по самбо, так он с этим делом знаешь как здорово управляется! Ну, а потом и решим, что дальше делать. К другу, так к другу - на такси тебя отправим. Может быть, ты есть хочешь? Так у нас там полно всего, да, Егор? Борман не всё сожрал, тебе хватит, в крайнем случае, я тебе свои старые кеды пожевать дам, только надо так это сделать, чтобы Борька не видел, он мою обувь просто обожает!
Егорка лишь хмыкает, ведь он-то к моим шуточкам дурацким уже привык, а вот паренёк этот, Миша Шилов, смеётся от души. А славный он какой, и смеётся так по-хорошему, и не испугался он этих гадов, по-моему. Во всяком случае, сейчас он смеётся.
- Ну, ладно, делать-то мне нечего, - рассудительно говорит он и тут же задорно, как и положено пацану, усмехается. - Да и кеды сойдут, а то эти козлы сникерс у меня тоже забрали.
- О! Наш человек, правда, Егор? Пошли, что-то замёрз я, да и Борька вон тоже лапы поджимает...
Дома сразу же начинается суматоха. Я на ходу объясняю ситуацию и тащу младшего Мишу в ванную. Мама причитает, Мишка скупо высказывается в мой адрес, что, мол, надо было ему самому пойти погулять с собакой, уж он бы не опоздал, не дал бы пацана в обиду, не то, что я, тетеря... Зараза! Вадька возбуждённо донимает Егорку, требуя рассказать, как всё было! Мой сын всё-таки авантюрист по складу характера, а тут такое приключение, и без него! Егор солидно и обстоятельно описывает, что и как было, без особых, впрочем, деталей, да и какие там детали... Борька сидит на удивление тихо, снисходительно на нас поглядывая. Тоже мне, гордится он собой, понимаешь!
Мишка оттесняет меня от паренька, осматривает его, промывает ему раны и ссадины и требует у меня аптечку, перекись, зелёнку, ну и всё, что в таких случаях надо.
- В кабинете, - говорю я. - Пойдёмте в кабинет, там удобнее всего. Вадим, к тебе это не относится. Идите с бабушкой и прибор столовый ещё один поставьте. Егор, ты тоже ступай, пожалуйста. Вадим, вот спорить только сейчас не будем, ладно?
- Не будем, конечно! Вот ты и не спорь, папа! - Вадька полон решимости. - Как хочешь, Ил, а я в кабинет с вами пойду! Я и так самое интересное пропустил - блин, всегда так!
- Я тоже с вами пойду, если Вадик тоже, - Егор не менее решителен, чем мой сын.
Я даже не обращаю внимания на Егоркин синтаксис, ни фига себе заявки!
- Видал? - обращаюсь я к младшему Мише. - Вот так вот тут меня и слушаются, а ведь я здесь вроде как хозяин.
Тот сочувственно кивает мне головой, а сам улыбается. Понимает он, что я шучу, и вообще, вижу я, что ему у нас нравится, легко ему с нами. Определённо, славный парнишка! И глаза серые...
Давай на диван. Ил, свету добавь. Да нет, парень, ты ложись. Подушку вот под голову подложи, вот так. Тебя не тошнит? Перекись найди, Илюшка, чего ты мне зелёнку суёшь? Не тошнит? Голова не кружится? Ну, крови почти совсем нет, посечение только маленькое, видно, вскользь удар был. Нос не больно, вот здесь? Переносица цела. Ватку, Илья, мне скрути тампоном. Сейчас немножко пожжёт, ты не пугайся. Тебя как зовут-то, боец?
- Миша его зовут, представь себе, - говорю я. - Миша Шилов.
- Да? - Мишка бросает на меня быстрый взгляд. - Тёзки мы с тобой, выходит. Не больно?
- Нет, жжётся немного.
- Ну и хорошо, так и должно быть. Так, это мазь тетрациклиновая, она не жжётся. Ну, вот и всё, в общем. Пластырь сейчас только наклеим... Спектакль окончен, - это уже относится к Вадьке, а тот аж изогнулся весь, так ему интересно, что же это тут делается, и что, понимаешь, за раны у парня. Сам же раненый герой оглядывается по сторонам и с удивлением рассматривает оружие, а оно тут кругом...
- Сколько тут у вас всего! А это японские, да?
- Миша, а может быть, позвонить куда-нибудь надо? - спрашивает мама.
Мишка пожимает плечами.
- Да куда тут звонить, тётя Наташа? Нет, наверное, домой разве только. Тебе домой позвонить не надо, тёзка?
Младший Миша объясняет, что и как, а на работу к маме ему не дозвониться, её из цеха не позовут.
- Так что придётся мне к Саньке ехать, - вздохнув, добавляет он.
- Особой радости я у тебя не наблюдаю. Ты что, не уверен, пустят ли тебя туда?
- Да пустят, конечно, но и радоваться тут нечего.
- Цел остался, вот тебе и повод для радости, - замечаю я. - Могло бы совсем всё плохо закончиться. Мало, что ли, случаев всяких.
- Ну, это-то да.
И наступает пауза - театральная прямо. И все смотрят на меня, даже Борька! И то сказать, назвался груздем...
- Ну, значит так, - решаю я, наконец, - оставайся-ка ты у нас, Миша Шилов, места здесь всем хватит. А уж утром тебя дядя Миша домой и отвезёт, ты же завтра куда-то всё равно собирался, да, Соболь? Мам, ты как считаешь?
- Подождите, как же это? Я ж не могу, я ведь вас не знаю, то есть вы меня не знаете! Как же?
- А что тебя знать-то, - вякает Вадька. - Смотри-ка, Ил, загадка природы, ха! Пацан как пацан.
- Вадька, не встревай! Знаешь, Миша, а Вадим прав, в общем-то, знать тут особо и нечего! У тебя проблемы, мы их можем решить, ну, и что тут знать, в самом деле? А то, что ты с нами не знаком, это ничего, познакомимся. Плохого с тобой здесь ничего не случится, мы не маньяки, это ж ясно! За Вадьку вот только с Борманом я ручаться не берусь, но от них мы тебя защитим, даю слово! Да ты не думай особо, сердцем решай.
- Я не знаю, - парнишка смотрит на всех нас по очереди, и взгляд его вновь останавливается на мне.
- Ты чё, Незнайка, что ли? - снова вступает в разговор Вадька. - Не знает он! Ты не знаешь, а мы знаем! У нас прикольно, оставайся. Ты машины любишь? Айда, мы тебе с Егорычем чего покажем, мы модель собираем, "Дюзенберг", ты о такой и не слыхал, небось.
- Не слыхал, - соглашается Миша Шилов, а сам продолжает смотреть только на меня. - А как же... Ну, то есть где вы меня положите, а то, может, я вам мешать буду?
- Да хоть вот тут, в кабинете, и ложись. Да, мам? Диван видал какой?
- Да ни фига! У меня пускай спит, с нами! А я спать не буду, как и говорил!
- Куда же у тебя, Вадимка - смеётся мама. - Ты что же, на полу гостя положишь? Правильно, Илюша, здесь и постелем. А ты, Мишенька, тогда уж в гостиной, хорошо?
- Нет, ну, ты видал, а? - завистливо шипит Вадька Мише Шилову. - Тебе вот можно. А меня в кабинете фиг бы положили! Железяки тута, мол! Мелкий я, мол. Это же это... как его... блин, щас... дискриминация по возрастному признаку!
Мы все: трое взрослых, двое пацанов и восьмимесячный щенок немецкой овчарки - все мы, обалдев, смотрим на это чудо, на нашего Вадьку. "А ведь я на нём мог бы деньги заколачивать, - приходит мне в голову. - Ха, деньги - деньжищи! Это ж надо!" Обстановка в кабинете мгновенно становится лёгкой и, по-привычному для нас, весёлой. Всё-таки Вадька мой - это да-а!
Мы снова за столом, и разговор у нас вполне нормальный, как будто бы Миша Шилов был с нами с самого начала. Сам паренёк совершенно освоился, смеётся даже и, глядя на Вадьку, тоже потихоньку суёт Борьке кусочки со стола. В общем, всё ОК. А на душе у меня так... Не знаю даже как. Я смотрю и смотрю на Мишу Шилова, а он нет-нет, да и поглядывает на меня. Да как-то так поглядывает, что взгляд у него делается задумчивым и ясным. Глаза серые... "На меня вот так же Соболь смотрел!" - доходит до меня. А сам Соболь тоже, похоже, что-то такое замечает, телепат, потому что начинает, обращаясь персонально к Мише Шилову, рассказывать обо мне. Много чего, не всё, конечно, но много. И про Коллекцию, и про то, какой я известный, и не только в России.
- Представь себе, тёзка, его и за границей знают хорошо! Вот в Венеции - какая выставка была! И книга вот ещё. Кто такой Александр Великий, знаешь?
И какой я успешный в бизнесе. И про то, какой я был в его возрасте.
- Илья, вот сколько я его знаю, ни разу не сделал ничего такого, за что мне бы было стыдно самому подписаться!
И Вадьку, мол, я воспитываю таким же. Я чувствую, что краснею, Вадька же сразу наливается спесью и довольно на всех поглядывает.
Егорка удивлённо смотрит на Мишку, а потом до него доходит, к чему весь этот рассказ, и он возвращается к торту, лишь хитро поглядывая на меня.
Ну вот, а Мишка совсем разошёлся. Всем-то я хорош, один лишь у меня изъян: не тщеславен, мол, я совсем. Спорт вот, например, забросил в своё время. Мастера сделал и успокоился, а ведь мог бы не меньше моего достичь.
- Ну, хватит, Мишка! Чего ты, в самом деле, - откашлявшись, говорю я. - Вадим, нос опусти! Соболев, это ж непедагогично, мам, скажи хоть ты ему.
Мама лишь влюблённо смотрит на Мишку. Понятно, она бы такое про своё сокровище, про меня, то есть, часами бы слушала! Я пинаю Мишку под столом - кончай, мол, зараза! Мишка кидает в меня вишенкой.
- Вот так вот и живём, - говорит мама, обращаясь к младшему Мише. - Не обращай внимания, Миша, у нас тут всегда шумно. Вадимка один у нас на тропический шторм тянет.
- А ты, баба, его видала, шторм этот? - возмущается Вадька. - Шторм... Ты не слушай никого, они про меня ещё и не такое скажут, это всё... беспочвенные обвинения! Голословные!
- Мам, ну откуда он таких речевых оборотов набрался? И не читает ведь ни шиша! Компьютер один, да телик ещё.
- Оттуда и набрался, не надо было ему кабельное тянуть.
- Дождёшься, Вадька, оставлю я у тебя один канал, Discovery.
- А у нас кабельного нет, - наконец-то подаёт голос Миша Шилов. - Мама обещала мне на день рождения провести.
- А когда у тебя день рождения? - тут же оживляется Вадька.
Выясняется, что день рождения у Миши Шилова будет совсем скоро, двадцать девятого, в воскресенье. Он смотрит на нас всех, а потом обращается ко мне:
- А можно я Вадика с Егором приглашу на день рождения?
- А чего же ты меня спрашиваешь? Твой день рождения, тебе и решать, кого пригласить. И маме твоей, разумеется.
- Я хотел спросить, вы бы их пустили?
- Ха! Пустил бы... А как бы я им запретил, ты себе это представляешь? Ты ж видишь, какой у нас Вадька, а уж если его на день рождения приглашают... Ты лучше, Миша Шилов, у них самих спроси.
- А чего нас спрашивать?! Ясное дело, пойдём, да, Егорыч? А шампанское будет?
- Вадимка!
- Погоди, мам! Вадим, ты... Мне очевидно твоё будущее - это алкоголизм и цирроз печени в финале!
- Да пошутил я! Шуток вообще не понимают! Цирроз ещё какой-то! Самим-то всё можно говорить!
Ну, и всё в таком духе. Кончен обед, день на склоне. Трое пареньков идут в Вадькину комнату, мама с Мишкой начинают убирать со стола, а я потихоньку смываюсь в кабинет. Прихватив там сигареты и два бокала с коньяком, иду на кухню. Мама складывает посуду в машину, а Мишка в столовой убирает скатерть и тоже приходит к нам на кухню. Я протягиваю ему коньяк, и мы усаживаемся с ним вдвоём на подоконник.
- И как вам этот вьюнош, Миша Шилов? - спрашиваю я маму с Мишкой.
- Мне понравился, - говорит мама.
- Смелый парнишка и весёлый. Отца, похоже, нет у него, ни разу о нём не вспомнил. Ил, да не дыми ты в мою сторону!
- Похоже, что отца нет, - соглашаюсь я с Мишкой.
- Плохо это. У каждого парнишки в жизни должен быть старший мужчина, любящий, разумеется, - безапелляционно заявляет Мишка.
- Ты так считаешь, Мишенька? Но вот Илюша у нас ведь без отца вырос, сам же знаешь.
- Мам, это у Мишки после Егора такая парадигма, это даже не обсуждается!
- Я, Ил-Илья, не знаю, что такое парадигма, но это правда! И с Егоркой это не связано.
- Правда, она вообще ни с кем конкретно не связана, она сама по себе - какие уж тут обсуждения тебе нужны!
- А ты не умничай, понял, а то сигареты отберу! Погоди-ка, а ты что, не согласен со мной, что ли?
- Согласен, конечно же. Это я так ляпнул, по глупости, - я задумчиво отхлёбываю коньяк. - Ты куда, мам?
- Пойду младшему поколению винограду отнесу.
- Давай. Конечно, я согласен с тобой, Мишка, - вздыхаю я.
- Ну и вот! А вздыхаешь-то тогда чего?
- А того, что всех не подберёшь!
- Не ори! - Мишкины глаза темнеют. - Чего орёшь? Согласен, всех не подберёшь, - тьфу ты, слово-то какое откопал! Не подберёшь всех, но мы не про всех сейчас говорим, а про конкретного паренька, про Мишу Шилова!
- А мы что, говорим?
- Я вот тебе сейчас пепельницу на уши одену, Токмаков, - шипит Мишка. - Я говорю, и ты хочешь-не хочешь, но тоже говоришь!
- Тише ты, мама сейчас зайдёт!
- Не зайдёт, чего, ты думаешь, она вышла? Не зайдёт... Ты что, Ил, я же видел, что за столом было. Молчи, сказал! Видел. И Егор, по-моему, тоже. Как ты на пацана смотрел, и как он смотрел на тебя. Между вами же канат повис, хоть ходи по нему. Вадька мелкий ещё, не понял ни шиша, да и тётя Наташа тоже. Но я-то! Я же тебя насквозь вижу! Молчи, Ил, дай мне договорить.
- Договаривай, - внезапно успокоившись, говорю я. - Телепат фигов.
- Тебе ведь это нужно! Ты в себя посмотри, Ил! После Тани - уж прости меня, Илюша, - после Тани тебе это нужно, и я тут тебе не подхожу. Что уж тут, в одну реку дважды не войдёшь! Не может человек без любви, если он человек, конечно, а не пенёк с руками и ногами. А ты не просто человек, ты у меня Ил! Я ведь тебя лучше всех знаю. Ты извини, но ни мама твоя, ни Вадька...
- А парень, а? Мне нужно, телепат! А парню?
Мишка смотрит на меня, потом качает головой.
- Да что с тобой, Ил? Дурачком слепым ты вроде никогда не был. Ты же Самолётик! Ты что, летать разучился? А, ладно, пустой разговор у нас получается. Если ты в пареньке этом ничего не разглядел, то и говорить об этом нечего. Пойду я кино посмотрю какое-нибудь, не хочу с тобой сейчас общаться! Не напейся тут, смотри.
- Подожди. Сядь. Я же ничего о нём не знаю, я ж не телепат! Симпатичный пацан, да нет, красивый пацан! Не дурак - да, весёлый - да. И взгляд у него очень хороший. Настоящий. И что? И всё. А он обо мне ещё меньше того знает. Ну, это-то не проблема, это всё придёт. А если ему это не надо? А? Я ж потом с ума сойду!
- Не сойдёшь, мы не дадим. А насчёт Миши у меня даже никаких сомнений нет! Ему это не меньше, чем тебе надо. Ты вот меня телепатом называешь - бог его знает, право! Но я отлично понял, что парень не хотел с пацанами идти, ему с тобой хотелось остаться. Иди сейчас к ним и приглядись к нему получше, сам всё и поймёшь. Ступай, Ил-Илья, и не спорь со мной, ради всего святого! Я в гостиной буду, не лезь ко мне без нужды. Всё.
Мишка оставляет меня, я сижу на подоконнике, смотрю в окно, а там всё равно ни шиша не видно, темно там. И не в окно я смотрю, а в себя, как Мишка мне посоветовал.
Прав Соболь, он всегда прав, и сейчас он тоже прав. И про любовь, и про паренька, и про меня. Я, разумеется, тоже почувствовал, что между мной и Мишей Шиловым что-то сверкнуло, что-то очень знакомое, то, от чего мне не отмахнуться, то, что навсегда. Вопрос для меня не в этом, вопрос в следующем: а стоит ли мне пытаться отмахиваться от этого чувства? И кем я тогда стану, если попытаюсь отмахнуться? Двадцать лет назад я не размышлял! Утонул, и всё! Сам, с радостью. Поглубже, ещё глубже - так, чтобы дышать одной Любовью. Может, я, и правда, летать разучился? Пойду! Будь, что будет! Ввысь, так ввысь, в штопор, так в штопор!
Я, допив оставленный Мишкой коньяк, встаю с подоконника. Ну, и чего я психую? Не нужен я пареньку, что ж... Да нет! Нужен! Это же настолько ясно, что даже и говорить об этом не приходится. Тут вообще слов не надо. А уж как он мне нужен!
Как всё-таки трудно быть первым. Как мне было просто тогда, двадцать лет назад, а вот Мишке, наверное, было так же трудно, как и мне сейчас. А я тогда, ну, что я? На меня свалилось счастье - нежданно-негаданно. Я прикасаюсь к Зубу, что висит у меня на груди. А если бы Мишка тогда раздумывать начал? Сомневаться, мучиться, как я сейчас? Так бы я дурачком и прожил бы, как Вадька говорит. Может быть, теперь моя очередь быть первым? Достаточно ли я для этого вырос? Проверим. Пора становиться первым, как тогда Мишка...