Через некоторое время у каждого из троих восстановились силы, желания, страсть. И вот ведь как удивительно - стоило только помацать друг другу слегка поникшие морковки, как они восстали во всей красе, по форме напоминая крупные кукурузные початки.
- Ну, а теперь главное действо: "Тяни-толкай". Чуваки, сдерживаем себя, контролируем. Потом ещё благодарить будете! Поверьте, кайф словите, да так, что станете стремиться повторить такое не один раз. Вау, как классно! - объявил великий и загадочный Магистр сексуальных утех.
Интересно, что на сей раз придумал наш Циркач? Мы оба подняли голову, ожидая дальнейших указаний. Мишак, учитывая, что так изрядно попотел перед этим, был разложен на спину. Влад припал ртом к стояку и опять довёл его до каменного состояния, затем взгромоздился сверху и, сгруппировавшись нужным образом, оседлал жеребчика. Я, стоя сзади, прекрасно видел, как хер медленно вползал во вновь сомкнутое и узкое отверстие. Попрыгав на булаве, крутя попкой из стороны в сторону, он повернул голову ко мне, кивнул, разрешая присоединиться. Тут я уже понял, что надо делать, но не решался, поскольку очко так тесно обжимало Мишкин шишак, что я не знал, куда можно вдавливать свой.
- Ну, дружок, чего медлишь? Загоняй сверху, надавливай и медленно входи! Не бойся, не порвёшь! - магистр отдал новое указание, которое подстегнуло меня к конкретным действиям.
И чего боялся? Стоило сверху лома Михася, прижавшись плотней, надавить, и мой боровичок легко пошёл внутрь. Как же тесно и горячо было там! А когда головка коснулась залупы друга, так реально "шибануло электрическим разрядом", что аж застонал.
Полежав несколько мгновений спокойно, мы почувствовали, как "прослойка нашего секс-бутерброда" стала скользить, стремясь поглубже вогнать двойной "заряд в дупло". Тут и мы, сообразив, стали двигаться, подбирая самый кайфовый вариант. Наконец пришло понимание, почему "тяни-толкай": один вытягивает, второй вталкивает. Вот так вразнобой и стали убыстрять ход. Ощущения обалденные: не только обжимает теснина внутри, ещё и массируешь свою залупу распалённым и разбухшим навершием партнёра.
Зуд внутри, где-то глубоко под яйцами, нарастал с каждым посылом. Кажется ещё чуть-чуть, и хлынет лава. Если честно, мне этого уже так хотелось, что было просто невмочь. Но дал слово - держи его!
За минуту до того, как процесс стал бы уже неуправляемым, я с чпоком выскочил из попки, сожалея о своём поступке. Сразу же, так же быстро, соскочил и Владислав. Мы смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами, лица больше походили на маску балаганного Петрушки с ярмарки, выполняющего команду: "Изображаем радость!" Слова просто застряли в глотках, и только блеск глаз говорил о том запредельном удовольствии, которое секунду назад испытал каждый из слаженного трио.
Нам было жарко. Хотелось ощущения дуновения лёгкого ветерка для охлаждения вспотевших тел. Мы вышли на улицу. Мишка воспользовался моментом и закурил. Я, не выдержав, попросил тоже, хоть практически совсем не дымлю. Влад присел и стал стимулировать ротиком наши распалённые ятаганы. Но не жёстко, а очень легко, широко раскрытым ртом, не прижимая губы, чтобы не вызвать преждевременную эякуляцию. Этого можно было и не делать, у обоих торчало так, что звенело в ушах.
Глотнув свежего воздуха и поймав кожей холодок ночи, мы заспешили в дом, хотелось только одного: трахаться и трахаться до изнеможения. Это желание настолько распирало всех, что к дивану мчались галопом. Резко остановившись, стали ждать очередных указаний.
Теперь вниз на спину положили меня. Влад со скоком нанизался на жезл, откинувшись спиной на грудь и широко разведя ноги, максимально раскрыв доступ к жерлу, ожидающему новых ощущений внутри. Мишка начал медленное погружение. Вот уже он притёрся к маковке, и обоих вновь шандарахнуло от такого тесного контакта. Возможности двигаться у меня в данный момент практически не было. Придавленный грузом двоих, просто ожидал дальнейшего развития событий. Единственное, что смог сделать, это нащупал соски Владика и стал играться ими, как джойстиками в компьютерной приставке. Уже стал думать, что обделили в получении удовольствия в такой пассивной роли. Как же я ошибался!
Михась начал медленное колыхание вперёд-назад, амплитуда его движений с каждым посылом всё возрастала. Темп то усиливался до уровня раскрученного колеса велосипеда, то замедлялся до движения многотонного пресса. Каждый раз Мишенька скользил по моему стволу, разминая шляпку так, что она посылала поток удовольствия, которое зашкаливало на максимальном уровне. Все трое, не сдерживаясь, выражали своё состояние разными звуками и восклицаниями. Мат только дополнял эмоциональное состояние. И мы летели в необузданном ритме, как тройка борзых коней в беге на длинную дистанцию, выкладываясь полностью, чтобы первыми достичь финиша. Пот уже не просто увлажнял тела, он лил, скапливаясь во всех выпуклостях тел. Его запах щекотал ноздри. Мишка своим любимым стилем совокупления - только попкой - вгонял елдак предельно глубоко. Вот он поменял угол атаки - забравшись ногами на диван и опершись руками, он до конца вытаскивал и мощно вбивал внутрь оглоблю. Его частые удары только подстёгивали нас, и ещё больше желалось страстного неистовства.
Я уже не мог больше сопротивляться, внутри родилась и попёрла не волна, а целый вал, который грозил выплеснуться мощным потоком. Залупа горела, как в огне свеча, и зудела так, что я начал ворочаться с боку на бок, насколько это было возможно, и проталкивать ствол ещё дальше. Всё! Лава пошла. Она с таким напором рвалась наружу, что, казалось, член лопнет, и я заорал со всей мочи...
Что это? Звенит в ушах от собственного крика? Да нет! Мощный ор разрывает глотки и моих любовничков. На маковку с последним толчком изливается кипяток молофьи Мишки, а живот обжигает лавой из бьющего брандспойта Влада. Сил нет ни на что. Мы лежим бездыханной кучей, из оковалков после мощного выброса течёт сперма. Состояние такое, как будто ты паришь в вышине на облаках, а вокруг так нежно и мелодично звучат трубы органа, ему вторят скрипки; а вот и свою тему стал выводить гобой. Господи! Хорошо-то как! Впервые в жизни наслаждаюсь таким состоянием! Ну, Владислав, вот кудесник и волшебник! Вот так бы жил и жил и никогда бы без него и не смог испытать подобное.
Постепенно состояние эйфории уходило, оставляя после себя удовлетворённость. Разом проснулся такой голод, что казалось, готов съесть быка, приготовленного тушей на вертеле. Разомкнувшись и взглянув на своих другарей, понял, что подобное желание посетило не только меня. Но путь на кухню обязан был пройти через ванную... Да ну её к чёрту! Учитывая то, что во дворе стоял летний душ с огромным баком воды, нагретой за день на солнце, все поспешили туда.
Ночь, как всегда на юге тёмная, встретила нас чернотой неба и светом звёзд, висящих так, что верилось - протяни руку, и достанешь любую в награду сопровождающим тебя парням за доставленный кайф. Плескались целую вечность, то потирая друг друга, то прижимаясь телами, то благодарно касаясь губами. Мы уже вышли и поспешили на кухню, а Влад задержался. Оно и понятно, в него столько "наспускали молочка два бешеных бычка", что ему нужно было остаться наедине с собой, чтобы провести самую интимную гигиеническую процедуру - омовение изнутри.
По дороге я поделился с землячком идеей воспользоваться не только попкой Циркача, которая нами уже полночи подвергалась классному массажу, но и даром счастья "активного стояния оплодотворяющего жеребца", так непривычного для стопроцентного пассива. А что? С таким-то ломом, как у него, только и вскрывать попки, да не по разу за ночь. Решили уболтать, соблазнить, заинтересовать, принудить. А пока в четыре руки быстро стали готовить самый простенький хавчик. Главное, чтобы было побольше! Ну а бутылка классной водки из морозильничка любую еду сделает вкуснейшей закуской.
К приходу гостя из душа - свеженького и чистого, как молоденький огурчик в росе на грядке - стол был накрыт. Сели, накинулись на приготовленные "яства" и, только утолив первые позывы голодных желудков, налили холодненькой водочки. Конечно же, первый тост был за придумщика и фантазёра! С хвалебной одой и изложением указа "двух страшных и ужасных сексуальных страдальцев" о присвоении ему официального титула - Магистра сексуальных утех. При этом накинули на голое тело парня мантию из красного газового платка, купленного на толкучке Мишкой для матери. Водрузили на голову корону, состоящую из обруча, якобы с позолотой и каким-то непонятным знаком в синем ореоле, сверкающую, как у Пушкина в "Сказке о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди"; помните: "А во лбу звезда горит". Её уже приобрёл я на том же развале, сам не зная, для чего - так, занятная вещичка, вот и пригодилась. А на херище с яйцами привязали голубую ленту с пышным бантом такого же цвета. И всё это в оживлённом разговоре с шутками и хохмами, делясь ощущениями и обмениваясь восторгами. Мишка, как всегда, взял пальму первенства в изложении моей идеи:
- Дорогой ты наш любовничек, есть ещё одно пожелание к обязательному исполнению тобой. Теперь побалдеем по нашим правилам. Играем в "паровозик с вагончиками". Пока не пытайся ничего узнать. Секрет! Просто ешь, пей, набирайся сил для исполнения ещё одной задумки".
от пуза, пошли в сад на скамейку. Она хоть и была деревянной, но висела на крепких цепях, закрепленных на мощных столбах. На ней можно было не только восседать, вальяжно откинувшись на спинку, но при этом ещё и покачиваться. Сели, как и положено: Магистр в мантии и короне посередине, а мы, как верноподданные, по бокам. Сидели молча, даже Миха не курил. Периодически сливались в поцелуях, мацая шаловливыми ручками волшебные палочки радости и удовольствия, что между ног. Доведя их до состояния крепко стоящих оглоблей, мы, отодвинувшись, благо скамейка была длинная, припали в два рта к Владову корню. Стали полировать пестик, плотно обжимая его и поигрывая на уздечке язычками, как смычками на струнах скрипок. Через несколько минут царский скипетр был вымыт до блеска и топорщился, яко каменный, сверкая капельками слюны, как бриллиантами. Оторвавшись, мы усадили парня на скрещенные руки, превратив их в подобие трона, и двинулись к дому. Его величество проследовало таким образом к любовному ложу. Затем торжественно в четыре руки мы освободили его от знаков значимости.
Мишка подвёл Циркача вплотную ко мне. Я уже стоял в коленопреклонённой позе, максимально разведя половинки попки и выпятив её на обзор бесстыдным и похотливым взглядам приближающихся кобелей. Владислав с невозмутимостью грозного правителя послушно и безропотно принял условия новой секс-игры. Мишка, обхватив пятернёй каменно торчащий сук, направил его в самую воронку растянутого очка. Он надавливал на задок гимнаста медленно, но неотвратимо, вдавливая его достоинство в моё нутро. Да, бляха-муха, такой залупой надо орехи колоть - прямо кувалда. Ничего, потерпим, чай не впервой. Вот уже и упёрся пахом. Тишина, только слышно кряхтение. Что это? Повернув голову немного в сторону, увидел в зеркале, как бывший сержант парадной роты вталкивает своё древко, как победитель знамя в вершину господствующей высотки, в задок артиста цирка. Ввёл.
- Задача, братва, одна: я слежу по настенным часам и каждые три минуты говорю одно слово: "пошёл", и тогда передний, перестав быть паровозиком, переходит в конец очереди и становится вагончиком, обеспечивает вхождением жёсткую сцепку и вперёд, поехали до новой остановки! - чётко проинструктировал нас Миша, а потом озвучил, видимо, только что пришедшую ему в голову мысль. - И, конечно же, у нас будет такой же потрясающий, как его, пролонгированный финиш, который мы недавно испытали. Ну что, помчалась душа в рай!
Сначала вразнобой, как-то не очень уверенно, оба исполнителя роли вагончиков стали колыхаться, но со временем поймали ритм, и когда первый входил, то второй вынимал, теснее прижимаясь к лобку, а потом в том же порядке они двигались обратно. Скорость всё нарастала и нарастала.
Команда "Пошёл" застала врасплох. Да уже и не очень хотелось обрывать зародившееся где-то в глубине такое балдёжное щекотание. Наоборот, желалось, чтобы сильными посылами ещё больше раздувшегося, а до этого и так нехилого навершия новоявленного актива это жжение раздуть до всепоглощающего пожара, чтоб накатило и захлестнуло мощной волной кайфа. Но условия игры незыблемы, как это в народе: "Давши слово, держись, а не давши, крепись!" И только когда я въехал в широко распахнутую попку Мишки, пришла мысль: "И чего был недоволен? Вау, как классно! А уж тесно-то как, прямо реальное ощущение, что "ломаешь целку девственника". Вот как-то умеют эти оба так использовать свои мышцы, что хорошо растраханная дырища так быстро превращается в "мышиный глаз". Видимо, это всё-таки следствие их длительных профессиональных тренировок. А что, тем приятней для меня!"
Вот и очередное повеление и смена фигур. Вновь распирает меня эта широченная головка и медленно вползает в тело. Молодец, понимает Влад, как это некомфортно потом - ходить с порванным дуплом.
Слова команд и неотвратимость хода времени с каждым разом подстёгивали троицу получать по максимуму удовлетворение. Ну, а для того, чтобы успеть, каждый, уже не жалея жерла любовников, вбивал свой фаллос, как гвоздь молотком - одним ударом. Да и принимающие в свои амбразуры такие раскрасневшиеся и распалённые снаряды крупного калибра испытывали просто улётные ощущения.
Миха также возжелал ощутить в себе шарообразный инструмент Магистра, и они поменялись местами. Случайно повернув голову, я увидел, с каким блаженством на лице и широко раскрытым ртом, ловя воздух и подвывая, вбивал свой лом Циркач в попку Мишки. Его руки со всей силой обхватили бёдра парня, ноги были полусогнуты и раскорячены.
Мы уже двигались с такой скоростью, что появилось опасение, что ещё немного, и будут жертвы. Либо кто-то из нас сломает херило, либо кому-то порвут попку. О каком-то контроле времени было забыто.
Я уже не мог стоять без упора, руки напряглись от силы толчков, и пришлось опереться на них со всей силой. У меня не было желания что-то рассматривать, я расслабился и сконцентрировал себя только на блаженстве и том, что происходило внутри тела. Такие ощущения я испытывал только раз - в дни своей службы в армии. Это когда Вано своим монстром в часовом марафоне траха довёл меня до состояния отпада, и я кончил, не прикасаясь руками к члену. Меня тогда скрутило пополам; была судорога, протяжный стон и выброс семени, которое просто вытекало, как из незакрученного пузырька, благо армянский хер по-прежнему был внутри и медленно, упираясь в простату, массировал её своим огромным набалдашником. Ах, как долго не отпускал меня экстаз, охвативший душу и тело. Я лежал тогда, приходя в себя, не понимая, что произошло.
Вот и сейчас в теле возникло беспрерывное, тянущее томление, мне становилось всё кейфовее и кейфовее. Эти ощущения медленно усиливались с каждым глубоким посылом, когда головка из "входной камеры" вламывалась в узкую глубь, сильно раздвигая стенки слизистой. Как-то сама собой возникла такая сладкая истома, а промежность начала как бы пульсировать и гореть, область ануса набухла, повысилась чувствительность бёдер и ягодиц, особенно в самом жерле "пылающей печки", которая всё обильней и обильней увлажнялась и намокала. Волна за волной стало накатываться нечто. Наслаждение заполняло меня, как струя родниковой воды кувшин, анус стал легонько сжиматься и разжиматься. И вдруг как взрыв, до темноты в глазах, до дрожи в конечностях, до судорожного содрогания тела...
Нет сил. Я валюсь лицом вниз, не пытаюсь инстинктивно его укрыть, выставив вперёд руки. Мне не до этого. Пальцами, как клещами, обхватываю попку Мишки и тяну всю конструкцию тел на себя. Под тяжестью мужиков, один из которых максимально растянул меня изнутри, кончаю. Сперма не выбрасывается толчками, как когда, к примеру, имеешь сам, просто льётся непрерывной и тонкой струйкой прямо на поверхность дивана, точнее простыню, покрывающую его...
Это длилось долго, пока экстаз не стал затухать. И наступило полное удовлетворение. Мне просто было хорошо вот так лежать. Спасибо моему другу-любовнику! Каким-то внутренним радаром он понял моё состояние и уже не загонял свою елду, а лишь чуть-чуть двигал ею, как бы давая почувствовать наполненность. Я был опьянён наслаждением!
Вернул меня из мира грёз громкий ор, который состоял из мата и взвизгивания. Причём кто-то ухал басом, а другой заходился верещанием. Повернув голову, я узрел неизгладимую картину слияния, совокупления двух тел, которые лоснились от пота, да так, что каждая напряжённая мышца была чётко и объёмно обозначена. Михась лежал на спине, широко, как в шпагате, разведя ноги. Попка возлегала на двух диванных подушечках, или, как их ласково называют в простонародье, "думочках". На коленях стоял Влад и с неистовством вгонял в попку Мишки свой черенок с разбухшей и аж бордовой залупой. Да как! Со всего маху, то полностью вставляя, то полностью вытаскивая. Очко бывшего бравого солдата, широко зияя, чавкало и хлюпало. Вот Вам и Циркач - стопроцентный пассив! Да, возможно, не только я сегодня "за труды праведные" буду награждён анальным оргазмом.
Теперь понятно, отчего он у меня возник. Меня сегодня имели, да ещё и так долго, два профессиональных спортсмена, у которых выносливости и гибкости на десятерых хватит. Да ещё и такими редкими инструментами с такими массивными куполами. У Циркача даже пообъёмней будет, чем у землячка. Мои любовнички своими ятаганами так намяли и намассировали эрогенную зону, именуемой простатой, что любой бы кончил так же, как я. Плюс зашкаливание эмоций на самой высочайшей отметке, да ещё и полная расслабленность. Немалую долю в достижении такого отпада сыграл и общий психологический настрой. Проще говоря, осознание того, что впендюривали, да ещё как, два таких классных жеребца. От такого процесса меня просто штормило.
всё-таки красота эти два сплетённых тела! Вот не зря многие поэты целые поэмы сочиняют, вдохновлённые таким очарованием. Стоило только Владику обхватить "нефритовый стержень" Миши, как по его телу пробежала волна судороги, и мощные выбросы нектарчика полетели ввысь. Ух ты, какая мощная траектория! На пол за головой, остальные на лицо, последняя на пупок. Что это? Нашего гимнаста некая сила просто вытянула сначала в струну, а потом с последним сильным посылом его скомкало и бросило на широкую грудь лежащего любовника. Они возвышались теперь горой и ни одним мускулом не в состоянии были шелохнуться. Пусть восстанавливают силы. Пойду-ка я поставлю чайник, что-то кофейку хочется.
На запах настоящего, сваренного в турке кофе явились оба - улыбающиеся и счастливые. Как-то даже не верилось, что это именно их тела бездыханными лежали пару десятков минут назад горкой на ковре. Такова уж концентрация спортсменов, их способность к возрождению после максимальных физических нагрузок. От коньяка и вина отказались, да и мне уже не надо было более хмельного напитка - и без того был пьян наслаждением. Нет, мы не сидели молча. Наоборот! Шутили, но как-то без азарта, предстоящего телесному рандеву, а так, по-семейному, как это бывает в каждом доме на ужине после работы. Не удержался только Владислав - выдал целую речь со словами благодарности и восхищением, в которой, наверное, главными были такие слова:
- Ребята, я, особенно в последний год, считал себя прямо гуру - кумиром и учителем в сексе. А вот про себя, оказывается, совсем ничего не знал. Всё удовольствие получал только посредством рук, рта и попы. И только вы сегодня раскрыли для меня главное богатство - мой хер. Я враз понял, какой он большой и классный. Впервые, мужики, вы только вслушайтесь в это слово, впервые я получил оргазм от того, что не меня дрючат, а сам довёл такого самца, как Мишка, до феерии. Да и сам я испытал такое, что сначала подумал, что от избытка чувств умер и нахожусь на небесах. Спасибо вам, собратья! Я теперь и не знаю, как дальше без обоих вас жить буду. Не бросайте меня, пожалуйста!
И как-то так это было им проникновенно сказано, что у всех троих увлажнились глаза. Мы просто обнялись молча, поцеловались и пошли... спать. Сил уже не было для нового восхождения на пик страсти, как и времени для сна. Хорошо хоть, что Циркачу на своё служение музам надо было прибыть только к двенадцати часам, а первый спектакль начинался в два часа дня. Все рухнули на постель и сразу же вырубились.
Не знаю, как другие, но я спал без всяких сновидений. В десять часов глаза сами по себе открылись. Лежал счастливый, выспавшийся и полный сил. Душа пела! Хотелось нести людям радость! Вот я и пошёл готовить завтрак, оглядываясь на то, какие же милые эти два мужика во сне. Когда всё было готово, взял красивое перо павлина и вернулся в спальню. Любовнички так же мирно сопели во все дырки. Стал водить по их оголённым телам пером, возбуждаясь от того, что под действием ворсинок стали подавать признаки пробуждения главные труженики ночи - ритуальные клинки секса. Вслед за установкой их в положение "Смирно! Руки по швам!" открылись глаза, светящиеся бодростью. Я плюхнулся на спину рядом с Михаилом, а Влад, наоборот, поднялся и, приняв позу "пьющего воду оленя", припал к нашим бодро торчащим кранам. Ну понятно, что до выступления у него полное воздержание, но накормить первым и лёгким завтраком гостя, на правах хозяев, мы были просто обязаны. Как же старался этот добытчик, за что и был вознаграждён: я кончил парню за щёку, а Миха - глубоко в глотку. На кухне за столом как-то само собой и даже обыденно привычно стали уточнять, во сколько вечером соберёмся все дома...
Все остальные оставшиеся дни нашего пребывания на югах были заполнены только двумя занятиями: купанием в море днём и сексом ночью. Всё это время к всеобщему удовольствию мы были втроём - ну, кроме тех часов, когда у Влада были выступления или репетиции. Он и нас пару раз затаскивал в цирк по контрамаркам, пока не выучили программу наизусть. Ночью разрешалось всё, кроме одного: громкого ора. Не хватало ещё, чтобы хозяева примчались спасать постояльцев, разбуженные нашим рычанием, визгом и матом. Мы с Мишкой оба заметили, что наш гимнаст стремится всё время кому-то из нас присунуть свой залупястый дрын. Да мы и не возражали, кроме тех случаев, когда трахали его в два штыря одновременно. А что, это настолько непередаваемое словами физическое удовольствие, что, пока была возможность, надо было им по максимуму насладиться.
Поезд домой уходил днём, и проводить нас Влад не мог. Поэтому прощались с ним всю последнюю ночь практически до утра с настроением "со слезами на глазах". Конечно, звучали клятвы и обещания, но все понимали, что возможность ещё одной встречи максимально мала. Но зато он сделал нам царский подарок - сдал заранее купленные нами билеты и принёс новые, на скорый поезд с местами в СВ. Для этого напряг дирекцию Сочинского цирка.
В вагоне мы максимально использовали дар Вадика, трахаясь каждый раз, как только восстанавливались силы, - что называется, впрок. Ведь впереди у нас была неопределённость, поскольку оба жили с родителями. А каждый вечер мотаться на дачу за сотню километров от города тоже было проблематично: во-первых, работа, во-вторых, и туда могли в любой момент заявиться родственнички. И каждый раз с нами виртуально присутствовал третий - Влад, наш классный любовник, чудный парень, Циркач, главный артист. А в перерывах мы приглядывались к попутчикам - вдруг среди них есть тот, кто мог бы позволить нам отыметь его в два хера разом. Даже прошлись по всему составу: я в одну сторону, Михась в другую. Но поскольку мы искали похожего на Владика парня, то так и не нашли искомое - видимо, слишком высок был барьер отбора.
Город встретил нас ранним утром, безлюдьем и грустью предстоящего расставания. Как-то привыкли мы к тому, что везде вместе; стоит только протянуть руку, и ты можешь почувствовать тепло другого и его готовность ублажить твою душу и тело. Расставались в вокзале скупо и без каких-то особых проявлений чувств, но, придя домой, оба разом кинулись к телефонам и долго удивлялись тому, что идут короткие гудки занятого номера, пока не прорвались друг к другу и не потонули в нежных словах; мы оба уже безумно скучали и жаждали встречи.
На какие только ухищрения мы не шли в следующие дни, чтобы увидеться и провести друг с другом если уж не ночь, то хотя бы час. Это и быстрые перепихоны у кого-то дома, пока нет родителей, и поездки на дачу, и использование квартир друзей, и съёмные хаты за деньги, и гостиницы, и, пока было тепло, ближайший лес. Да мало ли ещё какие места мы использовали, дабы уединиться вместе. Мы просто жаждали друг друга и, ещё не расставшись, уже скучали один по другому... За это время мы мало говорили о семейных делах. Поэтому для меня стало ударом грома сообщение, что тяжело заболела его мама. Вместе бегали по аптекам в поисках лекарств и сидели у её кровати, поскольку нужна была постоянная сиделка. Вместе готовили еду по требованиям врачей, которую бы мог усвоить её организм.
А потом Михаил пропал. Это произошло после того, как целую неделю мы прожили вместе у меня, поскольку родители уехали к дальним родственникам. Ту ночь я ещё долго в деталях буду прокручивать в памяти, как кадры кинофильма в монтажной. Миша был со мной настолько нежен, неистов, неутолим, что мне даже подумалось, а не принял ли он афродизиак - ну, какой-нибудь вид сексуальных возбудителей; вот только зачем? А уж целовал, вылизывал он меня даже больше, чем в первую нашу ночь в Сочи. Несколько раз глаза его застилали слёзы, и любимый даже всхлипывал. И всё время нашёптывал мне о любви:
- Ты моё золотое солнышко! Мой лунный зайчик! Как же я тебя обожаю! Так постоянно хочу, что только вспомню, и в штанах сразу встаёт. Давай-ка ещё разок!
Утром, торопливо одеваясь и пряча глаза, сбивчиво и каким-то срывающим голосом он выдал:
- Я только за сигаретами, так курить хочется! - подошёл к двери, вернулся, повис на мне, обцеловывая всё тело.
Так получилось, что, провожая Мишку до дверей, я вышел в прихожую нагим. Потом он нежно обхватил губами залупу, удерживая ствол обеими руками, засосал её настолько глубоко, что закашлялся. А затем как с цепи сорвался - стал неистово загонять мой член себе до предела в глотку. Глаза были широко открытые, и в них стояли слёзы. Я всегда быстро возбуждался от любого его прикосновения, а тут такое! Мои губы просто разрывали стоны, и так было классно, особенно когда выплеснулось, как будто и не было бурной ночи. Часть спермы он проглотил, а часть, поднявшись, перелил в рот при поцелуе. Хотя вряд ли это можно было назвать простым чмоканьем. Он впился в губы, при этом шуруя внутри языком. Оторвавшись, улыбнулся, открыл дверь, на пороге остановился, повернул голову и целое мгновение пристально смотрел мне в глаза. Поднял руку, как бы давая отмашку, ещё раз ощерился и бодро, со звоном в голосе объявил:
- Не скучай, малыш! Я тебя люблю!
Закрывая за ним дверь, я ещё подумал о том, что как же мне нравится такая его непредсказуемость, и радовался, ведь впереди нас ждало ещё целых двое суток свободы, и даже планировал, как мы их сладостно проведём. Но Миха не пришёл. Конечно же, я проявлял беспокойство, но при этом искал ему оправдания: "Наверное, на работу вызвали, хотя сегодня выходной. Тогда, может, к маме в больницу - мало ли что там случилось".
Ночь я провёл без сна, прислушиваясь к каждому шороху и срываясь к двери каждый раз, когда казалось, что за ней кто-то стоит. К утру меня охватила паника, и, кое-как одевшись, я помчался к нему домой. Звонил в закрытую дверь, обрывал телефоны и из дома и с работы. Тишина.
потом пришло письмо: "Дорогой мой! Любимый мой! Жизнь моя! Ты дал мне столько радости, столько тепла, что это навсегда останется со мной. Я люблю тебя, боготворю, наслаждаюсь каждой минутой общения с тобой! Знаю, что дальше уже буду существовать, а не жить. Закатилось солнышко моей необъемлемой радости. Исчезли все яркие краски, опутав скучные дни темнотой и печалью. Прости, если сумеешь! А ты сможешь, поскольку любишь беззаветно. Отпусти меня! Не ищи! Дай исполнить обет, данный матери. Не так давно врачебный консилиум вынес приговор, что жить ей осталось, в лучшем случае, год-полтора. Она и сама это понимает, потому и настояла, чтобы это было сказано вслух. Приняла известие мужественно. Оставшись наедине со мной, попросила выполнить её просьбу: хочет увидеть внука или внучку. А невесту, мол, уже давно приглядела. Есть девчушка на её родине, там, где живут бабушка и дедушка. И она точно знает, что будет эта красавица мне по сердцу и что стану я с ней счастливым и доживу в согласии до старости. Через час мы уезжаем. Видимо, надолго, поскольку умереть мамочка хочет там же, и чтоб похоронили её рядом с родителями. Преднамеренно не пишу, где это. Знаю, что сорвёшься и примчишься. Пойми, не могу я стать клятвопреступником! Потому и отдаю свою душу в руки судьбы, провидения. Я не трус, ты это знаешь! Но так и не смог тебе это сказать - ни в нашу последнюю ночь, ни утром. Знал твою реакцию на мои слова и знал себя. Один вид твоих слёз - и я бы отказался от всего и от всех. Но ведь ты бы и сам позже извёл себя, посчитав себя причиной моего разрыва с семьёй и виновным в смерти моей мамы, да и меня бы позже за это возненавидел. Прощай! Вспоминай! Буду разговаривать с тобой вечерами, в ночи. Пусть ветер и звёзды расскажут то, что буду шептать только для тебя. Храни тебя Господь! Пусть моя любовь станет для него жертвой, чтобы и далее ты жил так же, как со мной - радостно и счастливо! Твой навсегда, Мишка".
Что-то шандарахнуло, что-то лопнуло, и свет померк. Я приходил в себя долго, с трудом фокусируя взгляд на окружающем, по частям и деталям, лёжа на полу, и мне было никак. Раз - окно, два - стена, три - диван. Везде пустота: в доме, в душе, в мире.
С того момента я разучился улыбаться. Мой когда-то солнечный взгляд стал тусклым. Двигался, потому что это кому-то надо было. Ел, потому что заставляли. В остальное время сидел и тупо смотрел. Неважно куда, главное - зацепиться глазами за предмет, как за якорь.
Сколько так прошло дней, месяцев, лет, не знаю. Когда-то многие важные для меня мелочи выпали из жизни и более уже не требовались. Встряхнуло меня страшное горе, которое ещё более отстранило от жизни и радости, - гибель в аварии родителей. Пьяный водила грузовика въехал в старенький "Запорожец" отца... Я отдалился от всех, основав в квартире "монастырь", в котором не звучали молитвы, в нём господствовала тишина.
Странно, но простой парень, сосед по площадке, стал тем, кто разбил стены моих оков и объявил, что жизнь продолжается. Нет, мы не знали друг друга и никогда не виделись раньше. Как он потом скажет: "Вселился в дом и прямо кожей чувствовал, что за стеной горе. И с каждым днём становилось всё больше не по себе, что ничего не делаю, чтобы оно стало меньше. А потом наступил такой момент, что понял, что если сейчас не встану и не пойду, то никогда себе этого не прощу!" И пришёл, толкнув дверь, которую я просто забывал закрывать. Вошёл, оценил ситуацию, всё понял и начал действовать...
Спасибо, мой спаситель. Его не пугали холодность и безразличие, молчание и непонимание. Он тащил меня, как авоську, во все места, которые предлагал город, и радостно щебетал, что-то рассказывая. Иногда могло показаться, что он разговаривает сам с собой. Я привык к нему. Я делал всё, что он говорил, - наверное, боялся, что и этот человек уйдёт из моей жизни. А потом, в один из вечеров, когда парень нежно погладил меня по голове и поцеловал в щёчку, меня прорвало. Завыл - глухо и обречённо, как волк в дремучем лесу. Слёзы катились из глаз крупными горошинами. А потом в его объятьях, всхлипывая, уснул. Пробудившись, увидел солнце! Оно ярко светило и грело. А я лежал и первый раз за долгое время улыбался.
Мудрые люди утверждают, что каждому из нас Бог даёт только такое количество испытаний, какое человек может вынести. А потом обязательно приходит спаситель. И неважно, мужчина это или женщина. Главное, верить и ждать. Я это точно теперь знаю, поскольку столько раз умирал и возрождался вновь, как птица Феникс. Надо просто жить настоящим, отпуская своё прошлое. Пусть оно даже будет где-то рядом, но само по себе. Как вот сейчас.
Ведь это Мишка шёл мне навстречу. И я не ошибался. Чувствовал какой-то "внутренней чуйкой", пришедшей от предков. Шёл в окружении трёх людей: приятной и ухоженной женщины, пацана и девчушки, у которой только-только угловатость начала переходить в облик "девушки, красавицы, комсомолки". И они улыбались людям на улице, бликам яркого летнего дня, своей судьбе. И такие счастливые они были от того, что они вместе.
Я смотрел на него так, что казалось, что вокруг всё должно озариться огнём или светом, ведь всем своим существом я телепортировал ему всё, что мог бы сказать и что аккумулировалось в слове "люблю"! Да, я все эти годы мечтал только об одном: просто увидеть его. И вот это желание сбылось. Моя душа неслась к нему, как фрегат под парусами по глади моря. Но, схватившись за стол руками, да так, что побелели фаланги пальцев, я удержал своё тело в сидячем положении. Вот они уже поравнялись со мной, даже улыбнулись затылку сидящего мужчины. Но что-то в тот миг дало команду, и, послушавшись, я отвернул лицо. Может, то были строки того письма, которые вдруг зазвучали эхом прошлого в голове: "Отпусти меня! Не ищи! Дай исполнить обет, данный матери!"
Кофе давно остыл, да и посетители куда-то разбежались, а я всё сидел и сидел. Почему? Да потому, что вспомнились слова слышанной где-то песни:
"Здравствуй, чужой, но милый, Ты был когда-то мой. Вечно тебя любил бы И был бы только твой.
Прошлое не воротится, И не поможет слеза. Как целовать мне хочется, Только твои глаза.
Много бродил по свету, Много прошёл дорог. Только тебя, любимый, В сердце сберечь не смог.
Прошлое не воротится, И не поможет слеза. Как целовать мне хочется, Только твои глаза!
Если б всю жизнь немалую Снова пройти я смог, Я бы тебя, желанный мой, В сердце навек сберёг.
Прошлое не воротится, И не поможет слеза, Как целовать мне хочется Сына в твои глаза!"
А ещё потому, что уже через несколько минут сюда должен подойти тот, кто стал моим спасителем. Кто вернул мне радость жизни. Кто, узнав причину моего "вселенского горя", понял, что "забывают любовников и любовниц, любимых - нет!". Принял реальность такой, какая она есть. И не ревнует, не пытается поделить. Он спасает. И в минуты потери смысла существования, депрессии даже призывает того, кто, уходя, унёс с собой огромную часть меня, при этом тихо, но с такой силой убеждения всегда говорит: "Не имеешь права! Помни строчки Мишкиного письма: "Прощай! Вспоминай! Буду разговаривать с тобой вечерами, в ночи. Пусть ветер и звёзды расскажут то, что буду шептать только для тебя. Храни тебя Господь. Пусть моя любовь станет для него жертвой, дабы и далее без меня ты жил так же, как со мной - радостно и счастливо! Твой навсегда, Мишка". И убедил ведь, что я должен быть таким, вопреки разлуке. И пришла благодарность и чувство уважения, и невозможность отделить себя от него - своего хранителя и спасителя. И однажды я понял, что не смогу уже жить дальше без этого парня. Ведь я люблю его!
И вот прошло уже немало лет с той памятной последней встречи в чужом южном городе. А он, спаситель, всё спасает и спасает - ежедневно и ежеминутно, и, в первую очередь, от меня самого. И совсем забывает о себе. Зато помню и знаю я, какой он и кто он. Почему? Потому что он - мой любимый!