Из цикла "Сказки 1001 койки"
- Миленький, подожди, не вынимай... давай как вчера, когда ты, не вынимая, на второй раз пошел... А я тебе пока расскажу, как дошёл до жизни такой... Блин, зачем вынул?! Опс, подожди, я тогда полотенцем протрусь, что ли... Да расскажу-расскажу, слушай.
Я, знаешь ли, до армии был ходоком, причем исключительно по девкам. Чего там - настоящий ебарь- террорист. Как начал, так уже остановиться не мог. Одних только целок порвал двенадцать штук! А что - я всегда был веселый, добрый, шебутной, за словом в карман не лез. Плюс мордаха, сам видишь, симпотная, рост что надо, мышцы горой, штуковина между ног серьезная - мне девчонки сами давали. А уж трахать девок я любил и умел, меня уже от одной мысли несло, что я их, как часики, всегда умел на полную пружинку завести. На моей отвальной девки дрались, ей-ей. И если бы кто мне тогда сказал, что я уйду от девок к парням, и буду торчать от того, что парни меня самого дрючат, как девку - я бы даже в рожу не дал. Потому что больных не бьют.
Я-то и в армии рассчитывал свое продолжать - типа, в увольнительных. А попал после учебки в такую божью срань, что до станции ехать два часа, и поездом до ближайшего города еще три часа, и поездов этих ровно один в день. Так что увольниловку приходилось отоваривать всухую в нашем военном городке. То есть бабы там тоже были, но либо жены, либо находящиеся под присмотром дочери, а те из вольняшек, что могли дать, нацелены были на замуж за сверхсрочников-старшин. И на пути к этой цели вольностей не позволяли. Ну, была там одна разве такая давалка Мотя, повариха. Женщина весом в тонну. Так ее даже дагестанцы из моей роты брезговали ебать.
Мы с главным дагом из их землячества, Ильдаром, в неплохих отношениях были, - он говорил, что лучше всю жизнь змею в руках гонять или с овцой жить, чем Мотю один раз выебать.
Ну вот. Пока первый год службы шел, мы еще как-то при делах были, а как вышел срок дедушкой стать, и мы на службу забили, - вот тут во мне и взыграло ретивое. Девку хочу, бабу, женщину. И вот, представь, в увольнительной в гарнизонном "чепке", то есть кафе, встречаюсь взглядом с одной молодой красивой женщиной, которая не просто на меня смотрит, а смотрит оценивающе. Я ее взгляд перехватил, шутку какую-то отмочил, она рассмеялась. Ну, подумал я, если она офицерская жена, и распорядки наши знает, а глаз на меня положила, она ровно через неделю сюда же придет. Представь: пришла. Как бы случайно. То, се, - может, говорю, вам в чем нужно помочь. Быка забить, дров нарубить, уток настрелять - зовите. Спасибо, улыбается, у меня муж есть. Правда, у него теперь каждую субботу работа - а я собиралась большую закупку картошки сделать. Ну, это без проблем, мы с пацанами, то есть с бойцами, вам хоть тонну перенесем. Оценила она про пацанов - люди же кругом, чужие уши - улыбнулась. Значит, через неделю.
Я у нашего старшины-сверхсрочника как бы вскользь справки про нее навел, - ну, типа, интересная женщина, кто такая - так он руками замахал: "Ты с ума сошел! И близко подходить не смей! Это жена нашего особиста, майора, а особист этот зверь! Если хочешь приключений, иди вон к дагам и скажи, что ебал их мам, и то будет безопаснее!"
Но меня, конечно, уже несло.
И ровно через неделю я тащил на себе мешок картошки в логово зверя.
Ну, а дальше, понятно - спасибо, что бы я без вас делала! Да вы испачкались, снимайте ваш хэбчик, я почищу, и знаете что? Примите душ! Вы вспотели. Ну, а потом - да. Ясно что. И задвинуты шторы и разложен диван. Знаешь, в чем кайф секса в увольнительной? В том, что все тебе дается сразу: чистые простыни, еда, пиво, дом, комфорт и женщина, которую ее муж, она смущенно призналась, уже месяца два как не покрывал. Ну, что-то такое у них разладилось - он все объездами какими-то был занят, и возвращался злой, как черт. Хотя и без того был, как черт, хотя ее любил, и тем в свое время взял. А вернется твой черт во сколько? Не волнуйся, времени полно. И снова к ней. И снова. И все времени полно и полно. И вот, когда я уже раз в пятый из нее, наверное, вышел, то глянул на смеркающийся день за окном и понял: батюшки, да у нее в комнате часы не идут! Подпрыгнул, и в три секунды, как по команде "тревога!", натянул трусы, брюки, хэбчик, а она так же спешно начала прибирать все, складывать диван...
И вот, по законам жанра, когда, на ходу надевая пилотку и подтягивая ремень, я выбежал из квартиры, но нос к носу столкнулся с ним. Со зверем. С майорскими погонами на плечах.
- А ну, боец, сто-ять! Смир-на! Ты что это, сукин ты сын, тут делаешь?! Ты к чужим бабам, пока муж отечество защищает, говно ты эдакое, лезешь? Фамилия, номер роты!
И мат-перемат, что убьет, что сгнобит, - на весь подъезд. Тут моя красавица как бы невинно выглядывает - Саша, что ты делаешь, солдат мне мешок картошки из магазина дотащил, а тебя же нет, картошки дешевой на зиму у них почти не осталось, Саша, он в квартиру зашел, потому что не в подъезде же было мешок бросать, он и так на построение опаздывает!
А я стою, чуть не хохочу, фамилию называю, и повторяю, чтобы не рассмеяться - товарищ майор, вы хоть в квартиру зайдите, перед соседями неудобно!
И майор вталкивает меня в свою квартиру и свистяще шипит мне в физиономию:
- Что у тебя, боец Енуков, с моей женой было? Правду, сука, говори, а то убью обоих!
- Ничего, товарищ майор, кроме мешка картошки! Да у меня ни с ней, товарищ майор, ни с какой другой женщиной ничего не могло и быть, потому что я, товарищ майор, еще на гражданке понял...
- Что ты, сука, на гражданке своей сраной понял, на которую теперь тебе никогда не вернуться?!
- Что я, товарищ майор, гомосексуалист, и могу скорее к вам испытывать влечение, чем к вашей жене!
Ну, я же говорю - я паренек был заебистый, и за словом в карман не лез. А тут, чтоб перебить смех, и не сказать майору, что он меня скорее забодает своими рогами, чем застрелит, - я и ляпнул про гомосексуализм. Чтобы, значит, совсем смешно было.
Зверь как-то после этого от меня отскочил и посмотрел странно.
- Ты, Енуков, не гомосексуалист. Ты, Енуков, пидорас. И я тебе это скоро докажу. Кру-гом! В расположение роты ша-гом арш!
В общем, еле успел на вечернюю поверку, и чудом каким-то сообразил, что победой своей в роте лучше не хвастать. Хотя и хотелось посмеяться со всеми над зверем с рогами. Над майором-лосем. Да и что он мне может сделать? Наряд дать вне очереди за удовлетворенную жену? Ему самое разумное - вообще не светиться.
Ну тут, признаться, я зверя недооценил.
Прошло, наверное, дня три, и я стал свое приключение забывать, прикидывая, что с красавицей месяцочек лучше даже случайно нигде не видеться, как вдруг комвзвода говорит:
- Вызывают тебя, Енуков, в спецчасть. Сам зверь велел тебе ласково-ласково так прибыть без опоздания. Признавайся: что натворил?
- Картошкой в "Чапаева" играл, но проиграл, - буркнул я и пошел.
В спецчасти я, понятно, никогда до этого не был, и ждал всего - а спецчастью-то оказался маленький флигелек сбоку от штаба. Кабинет, коридорчик, железная дверь с надписью "архив".
Зверь сидел за столом и что-то писал. Глаза устало на секунду вскинул:
- Здравствуй, Енуков, присаживайся. Ты прав, должен тебе сказать: в подъезде была безобразная сцена. Сорвался. Перед женой, сразу скажу, я уже извинился, теперь прими извинения ты...
- Товарищ майор, все ясно!
- А мне, Енуков, не все. Но если ты сейчас честно скажешь, что с моей женой тебя бес попутал - то 15 суток на гарнизонной губе отсидишь и считай, что мы в расчете. Это я тебе не как майор рядовому, а как мужчина мужчине обещаю.
- Товарищ майор, за что 15 суток?!
- За чужую жену. А повод мы найдем.
- Так товарищ майор, я же вам признался, что я гомосексуалист, а вы пообещали меня не закладывать, мне же перед бойцами будет стыдно!
- Значит, боец, продолжаешь упорствовать?
- Да честное слово, товарищ майор!
- Тогда ты в армии, Енуков, служить не имеешь права. Гомосексуализм, Енуков, есть основание для полного освобождения от армейской службы. И если ты настаиваешь, то я тебе гарантирую, что дембель для тебя наступил не через полгода, а через неделю, максимум две...
ожидал чего угодно, но только не этого. А майор продолжал что-то там черкать в своих бумагах. Я аж глазами захлопал: ка-а-ак? Вернуться через неделю к своим девкам и сказать: девки, я теперь гомосексуалист в законе, а ну-ка давайте проверим, встанет на вас или нет!
- Пиши, - сказал зверь, - рапорт на мое имя.
- Что писать?
- Я, такой-то такой- то, довожу до вашего сведения, что в течение 1,5 лет со дня призыва скрывал свою гомосексуальность, опасаясь подвернуться осмеянию другими военнослужащими ...
Недоверчиво - блин, неужели через неделю дембель?! - я написал. Он посмотрел, прочел, хмыкнул и убрал в сейф.
- А что, товарищ майор, теперь точно комиссуют?
- Конечно, точно! Если, конечно, соответствующая комиссия придет к выводу, что ты и правда гомосексуалист. Комиссия в городе. Там хирург будет, психиатр, сексолог. Но думаю, комиссия именно так и решит, потому что к тому времени, когда она соберется на заседание, весь Дагестан в твоей роте тебя уже раз по пять обследует на тот же самый предмет. У тебя с Ильдаром, да, койки рядом стоят? Ну, ему интересно будет знать, что рядом с ним спит на и него дрочит гомосексуалист. Они припомнят, как ты на их задницы в бане посматривал. А уж припомнят, поверь - гомосексуалисты в армии не часто про себя признаются, а тут событие будет ой-ой-ой. Ты у нас, Енуков, будешь теперь секс-звезда. Если, конечно, до дембеля доживешь...
И вот тут я понял, что попал. И понял, что попал по самое не могу. И понял, почему за майором была слава зверя. Я даже дернулся было к нему - навалиться, заставить открыть сейф! - ну зверь противным голосом продолжил, даже не шелохнувшись:
- А вот за нападение на офицера, если ты такое придумал, полагается до десяти лет тюрьмы, где гомосексуалисту тоже будут очень рады.
Еще не веря, что клетка со зверем захлопывается, я сделал жалкую попытку:
- Виноват, товарищ майор. Вы правы. Выбираю 15 суток губы.
Но майор даже не удостоил меня взглядом:
- Быстро же ты боец, спасая свою жопу, женщину сдал... - и я понял, что попался вторично. А зверь, насладившись моим отчаянием, продолжил:
- Эта опция была действительна только в начале нашего с тобой делового разговора. Но еще один шанс я тебе все же дам, только смотри, не упусти и его. Выбор у тебя такой: либо тебя комиссуют через неделю через хуи Дагестана, либо по приказу через полгода через мой хуй. Что так смотришь? Жена моя уж тебе, наверное, рассказала, что я с ней не сплю? Женщина она красивая, но, представь, перестала возбуждать. А вот при мысли, что ты ее дрючил, у меня снова встал. А при мысли, что я буду дрючить того, кто отдрючил жену, у меня аж звенит!
И зверь поднялся из-за стола. Я увидел, что он, в сущности, молодой мужчина, меньше сорока лет. Что он в хорошей спортивной форме. Что он даже по- своему красив. И что хуй ему действительно распирает штаны.
- Ты что, бля, думаешь, шутки шучу? Что тебе чужую жену ебать можно, а мне тебя - нельзя? Я тебе реально говорю, что выбор только такой: либо дагестанцы всей семьей, либо я в индивидуальном порядке. Потому что я пока еще ничего себе мужик, и ебаться мне тоже хочется. А если будешь, дурр- р-ра, визжать, то просто попрошу в индивидуальном порядке твоего соседа Ильдара проследить, чтобы тебя его дружбаны не насиловали, а любили. И это значит, что и бить, и насиловать они тебя будут тихо и нежно. Все, блядь, я устал. Даю 30 секунд, и пошел ты на хуй в расположение Ильдара.
Я знаю, что люди, попадающие в автокатастрофу, отказываются верить, что такое случилось с ними. Но со мной это случилось. И я отказывался понимать, что нету третьего пути, что выбор у меня действительно лишь между дагестанскими зверьками и этим зверем.
- 15 секунд.
Я отупело молчал.
- 10 секунд.
- Товарищ майор, я родным позвоню, мы денег соберем...
- 5 секунд.
- Но, это, товарищ майор, вы слово даете оставить между нами?
- Нет, Енуков, нас с тобой сегодня в программе "Время" в качестве политинформации покажут. Скидавай портки, рядовой Енуков, да вообще все снимай, мы с моим дружком тобой любоваться будем...
- Что, прям здесь?
- А ты снова хотел у меня на дому?
Все еще надеясь, что это затянувшаяся шутка, я расстегнул хебчик, стащил сапоги, штаны.
- Давай-давай, - что, никогда труселя перед другим мужиком не спускал?
Майор вышел из-за стола и рывком спустил с себя брюки вместе с трусами:
- Вперед.
Хуй у него оказался зверским, загнутым, как ятаган, и размером даже больше моего. Зверь пальчиком показал мне встать на колени, и, когда я встал - с чувством, будто смотрю по ошибке взятый порнофильм - притянул меня к себе за затылок. Майоров хуй не лез мне в рот, я кашлял, задыхался, меня рвало, зверь же почти ласково шлепал меня ласково по загривку:
- Дур-р-ра, зубы убери...
Я мечтал, если честно, чтобы он побыстрее спустил и все кончилось.
Но все только начиналось. Он лениво отодвинул меня от себя, снял, наконец, приспущенные брюки:
- Ну что, боец, похоже, этот снаряд тебе раньше в рот не залетал. Предупреждаю, что будет больно. Но даю шанс боль облегчить...
Он открыл ящик стола, он достал пачку обычных стеариновых свечей, протянул мне одну.
- Я сейчас тебе дам крем, и попробуй вставить ее себе сам. Тогда мой болт пойдет уже полегче.
- Не надо свечки. Давайте уж сразу до конца.
- Ну, молодец, боец! Тогда видишь диванчик в углу? Давай на него рачком, и спинку прогни... для первого-то раза...
Боль была обжигающей, - и я вспомнил, как орали подо мной две или три из порванных мной целок, как просили меня дальше не двигать, но я двигал. Здесь было больно ужасно, несмотря на какой-то крем, которым зверь мне обильно намылил попку. Когда он начал вставлять, я вдруг понял, почему он вызвал меня к себе только сегодня - сука, после банного дня, чтоб был чистеньким. То есть он заранее расставил мне западню, и я, как дурак, попал. Я заплакал.
- Поплачь, миленький, поплачь, сейчас уже лучше будет...
Ужас в том, что, по мере продвижения майорского дрына, я вдруг потек соком. Сока было ужасно много, зверь щупал мой хуй своей рукой и размазывал сок по моему животу, щупал яйца, жопу, грудь, ноги, он мацал меня так бесстыже, как я, бывало, сам мацал девок после того, как они раздвигали ноги - и, самое странное, что боль стала утихать, а мой хуй стал привставать. Майор почти не дрыгал своим болтом во мне, щадил, но я вдруг понял, что чувствует девушка, когда ее помимо воли берут. Елдак мой предательски поднимался во всей красе, майор его дрочил, и вдруг, о ужас, я поймал какое- то его движение, и внутри загорелся вдруг сладкий огонь, сильнее боли, - и вот тогда зверь во мне зашевелился. Зверь жил во мне, зверь жил на мне, зверь запрыгнул на меня, лапами охватив плечи, - зверь меня ебал, а я истекал, я тек под зверем, горя от боли и огня. И когда зверь зарычал утромным рыком, выплескиваясь в меня своим огнем - я кончил, как сучка, под зверем.
Пиздец.
- Пиздец, - согласился майор. - Поверни башку.
Я повернул. Он поцеловал меняв губы. Я не ответил.
- Тебе в таком виде к своим возвращаться нельзя. Зареванный. Иди, умойся. Ну, выебали тебя. А сколько баб рыдало после того, как ты их выебал?
Я прошел на раскоряченных ногах, голый, в коридор, радуясь, что окна спецчасти замазаны белой краской. Нашел туалет. На туалетной бумаге отпечаталась кровь. Майор стоял в дверном проеме.
- Дам тебе мазь, до свадьбы заживет. Посиди, газету почитай, успокойся.
Я посидел, а через полчаса снова сосал ему. Уже без зубов, но все еще давясь. В голове било - бум-бум-бум. Бум-бум. Вот-оно-вышло-как. А-это-что- такое? А-это-хуй-мужика-в-моем-рту. А-это-мужик-кончает. А-это-я-глотаю-сперму. Я - хуесос. Блядь.
Ильдар на построении спросил:
- Случилось что, друг? Что, зверь? Вот ведь сука, а не человек... Друг, ты что, плакал, что ли, э?
- Нормально, Ильдар, - я положил ему руку на плечо. - Зверь, оказывается, с моим дядей вместе служил. Телеграмма пришла, дядя погиб.
- Друг, друг, я не могу помочь, дай обниму тебя, - и Ильдар меня действительно обнял.
***
Снова к зверю меня вызвали через неделю. У дагов кто-то что-то пробурчал - мол, кум к куме, - но Ильдар, им, видимо, рассказал про выдуманного дядю. На меня смотрели с сочувствием.
Эту неделю я прожил как робот, ничего не чувствуя, кроме мази, которой тайком обрабатывал попку. Но в ночь перед тем, когда зверь вызвал, мне приснился сон. Там были голые девки, но там были и мужики с исполинскими хуями, и на эти хуй мне страстно хотелось во сне налезть. Вот ведь черт!
- Ты ночью кричал, - сказал Ильдар. - Плохое что снилось?
- Скорее, хорошее.
- Ты тогда проверь, сухие ли трусы!
То есть чертов зверь опять как предвидел.
- Поступаешь в распоряжение спецчасти на целый день, - сказал взводный. - Что это майор тебя так полюбил?
- А я подмахиваю хорошо. Хочешь, с собой возьму, тоже попробуешь?
Зверь за своим столом даже не глянул на меня.
- Едем инспектировать объекты.
- Какие?
- Увидишь, но дашь расписку тут же забыть. Распишись вот здесь и вот здесь за доступ к секретности. Ограничение на выезд за рубеж на пять лет.
сели в уазик-"козлик", и поехали за пределы части по бетонной дороге к объектам. На всякий случай, их описание опущу. Но на одном были запасы воды, стояли кровати, а у зверя были с собой еда и пара бутылок пива. На этот раз он заставлял меня раздеваться медленно, и у меня под его взглядом непроизвольно твердел хуй. И брал он меня тоже без унижения, а медленно, нежно, но страстно, почти как я его жену. Чистые простыни, еда, вода, пиво. Зверь обмацывал меня медленно, играясь с моим телом, как я до этого игрался с женскими телами. На этот раз я разглядел его всего. Он был плотен, но не жирен, волосат. Пожалуй, чуть коротконог, но широкоплеч. С темными мошонкой и хуем. У голого, у него менялось лицо - в форме он всегда выглядел строже и злее, а здесь мужественнее и нежнее. На этот раз он взял меня, закинув ноги на плечи. Когда мы кончили, я уснул, прижавшись к нему.
Наши поездки стали регулярными, раз в неделю. И еще пару раз в неделю я забегал к нему в кабинет. Однажды, именно в кабинете, когда он ебал меня прямо на столе, я кончил безо всяких рук от огромного кайфа, он расплескивающегося изнутри кипятка.
- Ильдар на меня странно поглядывает, - сказал я ему как-то. - Кажется, в погибшего дядю он больше не верит.
- Ильдара не бойся, Ильдар сам ко мне прибегает.
- Ты что, и его?!
- Дурак, я только тебя. Ильдар - сексот, на своих зверушек стучит, он и тебя считает сексотом, просто боится, не сдашь ли ты его. Да Ильдар, если бы я только намекнул, давно бы передо мной раком стоял, даром что дитя гор...
Мы к тому времен перешли на ты. То есть к тому времени, когда мне стало нравиться зверю именно отдаваться.
Он перевел меня в штабную роту из нашей, - чтобы был под рукой, под ногой.
Мы еблись почти каждый день.
Меня считали майорской шестеркой, но мне было плевать.
Я считал себя законной подстилкой зверя, на которую он укладывается в берлоге.
- Я хочу тебе сделать один подарок, - сказал я ему. - Не отправляй меня на дембель с первой партией. Я хочу уйти с последней.
- Я тоже хочу тебе сделать подарок, - сказал он.
Это был день нашего обычного объезда объектов. Просто вместо двух привычных бутылок пива на этот раз у него оказалась бутылка вина.
- Не успеет выветриться, - сказал я.
- По хуй, - ответил он. - Кто нас будет обнюхивать?
В тот раз он меня вылизал целиком - буквально, своим языком. И первый раз отсосал мне. И мне отдался, хотя ему было так же больно, как мне с ним в первый раз.
- Это твой подарок? Прости, я, кажется, порвал тебя до крови, - сказал я, когда мы кончили.
- Должно же на память от тебя хоть что-то остаться, - ответил он. И, помолчав, разлил остатки вина и добавил:
- А мой настоящий подарок такой. Первая партия дембелей уходит завтра утром. Ты в этой партии. Но увольнительная тебе выписана сегодня в ночь. Ты уходишь сегодня. Точнее, вы двое уходите - ты и Ильдар. Зверьки бунт заготовили, вас хотят бить. Не здесь, а за воротами части. Про него они точно пронюхали, а про тебя они точно не знают, но думают, что ты тоже наседка.
- Ну, так дай им по мозгам! Ты же спецчасть!
- Я с завтрашнего дня уже не спецчасть. Я рапорт писал, его удовлетворили. С завтрашнего числа я на гражданке. Я тебе просто не хотел говорить. Больше мне тебя не защитить. Мы с женой едем разводиться в город. Так что встретимся в Москве. Я к тебе невероятно привязался. Ты ведь не в Мухосранск свой собираешься, а в Москву?
У нас с ним больше не было никакого секса до самого отъезда, когда передо мной с Ильдаром открылись двери воинской части, и попутный грузовичок довез нас до станции, откуда утром забрал тот самый единственный поезд. Мы с Ильдаром просидели на станции всю ночь спина к спине, просто чтобы не смотреть друг другу в глаза.
Только в поезде я догадался заглянуть в рюкзак, который зверь собрал мне в дорогу. Там была коробка с новеньким телефоном, о каком я мечтал.
***
Зверь был прав насчет Мухосранска.
Но ни я, ни он не знали, что самым счастливым временем для нас окажется армия, и что зверя сломает именно Москва.
В Мухосранске я сошел на перрон в лихо ушитой парадке, но быстро понял, что те девушки, что до армии хотели от меня только секса, теперь ждут от меня постоянства, брака, заработков, дома, детей. В Москве ушитая парадка пошла на ура, но не на улице, где я являл собой всех веселящее зрелище, и где никаким московским девушкам был на хрен не нужен, а в гей-глубах.
Я устроился официантом, денег не хватало, а деньги были ой как нужны - на жилье, на приготовительные курсы, на репетиторов, чтобы поступать в институт. Я снимался в порно и в гей-порно, соответственно за 100 и за 300 евро за съемку. Потом была история с закрытыми вечеринками для пресыщенных мужиков, которых обслуживали в качестве официантов реальные накачанные дембеля в парадках, только без трусов - нам вкалывали перед работой какую-то хуйню, и хуи после этого торчали как железные - аж до боли. Мужики иногда трахали нас, но чаще просто хватали за хуи или заставляли трахнуть друг друга, и, случалось, я пропускал через свою жопу случившиеся на вечеринке дембельские болты - и мне тогда, на чай, засовывали в раздолбленную дырку свернутые в трубочку и упакованные в гондон стоевровые банкноты: столько, столько моя жопа вмещала. Как-то раз меня, все в том же дембельском виде, ебали на борту вертолета, - специально, суки, поднимали в воздух под Дмитровым. Но с вечеринками я завязал после одного случая, когда понял, что мы были как рабы.
Денег у меня к тому времени уже было прикоплено. За одну ночь моя жопа вмещала немало. И вот тут в Москве появился Зверь. Я его даже не узнал без формы - он стал каким-то другим. Его дружбаны по спецуре обещали его устроить в частную фирму, но дело не пошло. Зверю нужны была сила, власть, кураж власти - а Москве вытирала об него ноги, как он когда-то об меня. Зато у меня дела шли в гору - у прокачанного парнишки с хорошим членом, который без рук кончает от ебли в жопу. Не приходилось даже заниматься проституцией - хватало частных закрытых вечеринок, номера "ебля дембеля с салабоном", шоу дембелей, съемок, после которых ценители брали меня к себе на несколько дней. Один такой даже свозил на Киклады - паспорт каким-то невероятным образом он выправил мне за три дня. А из Зверя вышел вдруг зверь. И ебал-то его теперь чаще я, а он меня все реже, и как-то без страсти, а вскоре и вовсе остыл ко мне, как когда-то к своей жене. Стал попивать.
И однажды, вернувшись домой утром с очередной оргии для богатых, с очередными засунутыми в жопу тремя тысячами евро чаевых, я нашел на кухне его жену. Ту самую. Из воинской части. Которая раскладывала диван в гостиной. Которую я любил на этом диване под остановившимися часами.
- Вот, - сказал я, выкладывая на стол деньги, - про картошку я на этот раз как-то не подумал. Но если ты привезла мешок, готов его тащить куда угодно. Только вы же вроде бы развелись?
- Я не дала ему развод, - сказала она. - Он напился, бессмысленно будить.
Зверь спал помятый, небритый. Рядом валялась пустая бутылка купленного мной односолодового виски.
- Забирай его, - сказал я.
- Я одно хочу спросить: чем он тебя так приманил?
- Зверем, - ответил я. - Когда зверь внутри него еще был жив.
- Я надеюсь, еще жив.
Я вышел на улицу и гулял весь день по Москве, а когда вернулся, их уже не было. И ничего от него не осталось - даже записки. Не знаю, где он, где они. Военная пенсия ему, надеюсь, капает...
Такая вот история. Грустная, правда? Только не вздумай заплакать! Лучше зарычи, а то я уж соскучился по твоему зверю. Парни под тобою хоть раз кончали без рук? Нет? Ррррр! Гавкай, зверь! Вставляй! Вот так! Еби! И я под тобою кончу!