Мой лучший друг илья

Илья Круглов, так звали этого мальчишку, который пришёл к нам в школу в третьем классе, и которого наш классный руководитель подсадила ко мне Егору Нечаеву за один стол потому, что это было единственное свободное место в классе. За одним столом мы просидели с ним все школьные годы. Он стал самым лучшим моим другом. Когда он впервые вошёл в класс, и сел рядом со мной, между нами пробежал какой-то разряд, и у меня возникло ощущение, что в моей жизни произошло что-то очень важное, но что именно, я тогда не понимал.

Мы сошлись с ним очень быстро. Он был моей противоположностью во всём, во внешности, в характере, в привычках. Я белокурый с прямыми волосами и голубыми глазами, а он кареглазый кудрявый брюнет. Я шалопай, разгильдяй и троечник, он усидчивый зануда и отличник. Я балагур, шутник и весельчак, он малообщительный, скромный и замкнутый. Но говорят, что противоположные заряды притягиваются, так и мы с ним сразу же, притянулись друг к другу. Мы компенсировали своими достоинствами недостатки друг друга, и наоборот. Я стал, намного лучше учится, а он со мной в старших классах прогуливал уроки. Я брал его с собой во все компании, команды и тусовки, а он меня одергивал, когда я зарывался, и ни один раз вытаскивал из сложных ситуаций, куда я вляпывался регулярно. В детстве мы вместе играли, под моим руководством прошли дворовую школу со всеми мальчишечьими забавами: рогатками, бомбочками, лягушками, дворовой футбольной командой и разборками с ребятами из соседнего двора.

Мы посещали различные кружки и школы: на шахматы, в музыкалку, в авиамодельный и все по его инициативе. Подростками мы занялись спортом, сначала он затащил меня на плавание, куда мы проходили два года, а потом я его затащил на каратэ, которым мы увлеклись и занимались до окончания школы. Кроме этого по выходным мы еще ходили в тренажёрный зал качаться. Занятия спортом оказали благотворное действие, и к старшим классам мы обзавелись офигенно красивыми спортивными фигурами с рельефными мышцами. Мы были практически одинакового роста и веса, только с разной внешностью, характерами и темпераментами. Мы уже были внешне и физически красивыми стройными мужиками, но с юношеской привлекательностью и мальчишечьими мозгами, и стали для девушек предметом вожделения.

Но у меня была большая проблема, которую я обнаружил в себе, когда мне исполнилось пятнадцать лет. Девушки мне были не интересны. Я с ними, конечно, общался, и вовсе их не игнорировал, но только в школе по делу и по учёбе. Какого-то интимного интереса, как у других парней, у меня к ним не было. Интерес у меня был к юношам, причем, чем дальше, тем больше. В какой-то момент я понял, что я не такой как все, я гей, и это меня очень огорчило. Но больше всего меня огорчило другое, я влюбился в Илью, влюбился бесповоротно и по уши.

Не влюбиться в него, как мне казалось, было просто невозможно

Он был для меня идеалом мужской красоты, и если я и преувеличивал, то не слишком сильно потому, что в каких бы компаниях мы с ним не появлялись, на него начинали пялиться все, и девчонки и даже парни, и это меня очень раздражало. Он был жгучим брюнетом с сильно вьющимися волосами, и эта шевелюра из кудряшек, придавала его внешности особый шарм. Лицо его было довольно узкое, с тонким, почти прямым со слегка вздёрнутым кончиком, носом. Когда он улыбался, то его тонкие нежные губы приоткрывали идеально ровный ряд ослепительно белых зубов, а на щеках появлялись очаровательные ямочки. У него были выразительные брови, и довольно глубоко посаженные огромные тёмно-карие, почти чёрные глаза, с длинными ресницами. Взгляд был глубокий и пытливый.

Аккуратненькие красивые уши плотно прилегали к его голове, и были покрыты нежным тёмным пушком. Вообще растительность росла на нём бурно, он уже давно брился, как всегда каждое утро, с присущей ему педантичностью, но там, где он брился — на верхней губе, щеках, скулах подбородке и шее, после бритья кожа была с синеватым оттенком. В остальных же местах она у него была ослепительно белой и бархатистой на ощупь, несмотря на то, что он был брюнет, в то время как у меня блондина, кожа была намного смуглее, чем у него. При этом загорал он плохо, его кожа боялась солнца, и он быстро обгорал, и загара не получалось. У него была тонкая длинная шея с выраженным кадыком. Голос был очень низким, он говорил тихо и басом. Но у него был идеальный слух, и он прекрасно пел, но очень стеснялся, и я слышал его всего пару раз, но и этого было достаточно. Услышав, в первый раз после того, как у него сломался голос, как он поёт, я просто обалдел. Он пел мягко, и очень сильно, как поют оперные певцы, это было сказочно красиво, но упросить его что-нибудь спеть было не реально. Я думаю, если бы он захотел, то «на ура» поступил бы в консерваторию, но у него были другие интересы и планы. Взглянув на его внешность, можно было подумать, что предки его откуда-то с юга, но я точно знал, что это было не так, он был чисто русский в пятом поколении точно, просто так легли у него гены.

Мне нравилось смотреть на него, когда мы мылись в душе, настолько нравилось, что по моему настоянию в душ мы стали ходить после каждой тренировки, чего раньше не делали. Илья на это отреагировал спокойно и стал аккуратно брать с собой мыло и полотенце на каждую тренировку. Он включил ритуал принятия душа в свой график обязательных дел и педантично его придерживался. А я с вожделением смотрел, как он намыливает свое прекрасное тело, свои рельефные мышцы, свою упругую попу, свой пусть и не такой длинный, как у меня, но прилично толстый член, и довольно крупные яички. Но что творилось внутри меня, он явно не представлял. Я грезил им, он снился мне каждую ночь, причём в эротических снах. Мне хотелось всё время быть с ним, хотя мы и так проводили с ним большую часть суток.

Я начал придумывать поводы, чтобы увеличить это время. Я ходил к нему домой делать уроки, ссылаясь, что не понял тему, засиживался у него допоздна, и оставался ночевать. Летом я ездил с ним и его родителями к ним на дачу, мы ходили с его отцом на рыбалку. Зимой мы вместе с его отцом несколько раз ездили на охоту. Я пытался под всякими предлогами пригласить его к себе в гости, и это часто удавалось. Но мне было мало, я как голодный вампир хотел быть всё время вместе с ним, питаясь им и его энергией. Я ревновал его к каждому столбу, хотя никакого права на это не имел, да и поводов не было, но я из-за этого стал нервный, правда, до конфликтов дело умудрялся не доводить. Илья был невозмутим, он все принимал спокойно и, как мне казалось, не обращал на происходящие во мне изменения никакого внимания. В какой-то момент мне в голову пришла дурацкая мысль, не признаться ли ему во всём, по крайней мере, мне бы стало от этого легче. Но потом, подумав, я сильно испугался, что он как натурал не поймёт меня гея, и это разрушит нашу дружбу.

В том, что он никому и никогда этого не скажет, я был уверен, но вот в его реакции сомневался. Дружба с ним для меня была единственным спасительным кругом, который поддерживал меня на плаву и придавал мне силы пережить осознание моей нетрадиционной сексуальной ориентации, лишившись его, я бы утонул. Что бы со мной произошло, можно было гадать сколько угодно, был бы это глухой депрессняк, или попытка суицида. Это было не важно. Я знал, что дело закончится плохо, и дружба с ним была для меня просто бесценна. Поэтому дурацкую мысль я отбросил, и наложил табу на всякие разговоры и какие-либо проявления моих чувств к нему. Вот в таком состоянии я и подошёл к окончанию десятого класса.

Была пятница, конец мая. Стоял очень жаркий день, мы с Ильёй уже поздно вечером возвращались с тренировки. Мы вышли из автобуса, и шли через длинный пустырь в сторону его дома, когда подул резкий холодный ветер, налетела буря, и на нас обрушилась сильная гроза с градом. Черные тучи собирались ещё, когда мы вышли с тренировки, но мы думали, что успеем проскочить. ...