Когда внутри тебя просыпается вулкан страсти и рвётся наружу, начинаешь искать способы её удовлетворить. Особенно становится одиноко и неудовлетворённо, когда рядом нет уже такого родного и сладкого сводного братишки. Одноклассники манят к себе сексуальной фигурой и исходящим от них запахом мужика. Просто подходи и бери целиком, полностью эти сладкие члены и попки в раздевалке, на вечерних спортиграх или в туалетах. Но как же это сделаешь, если все они норовят переспать если не с одноклассницами, то со сверстницами или со зреющими первокурсницами. Ты со своими желаниями остаёшься не у дел, радуясь и переводя дух в своей спальне с фотками сладких и красивых моделей мужчин в журналах.
Ещё когда мы с братом жили вместе, а точнее, до отъезда брата на учёбу, я несколько раз приноравливался подсматривать за купающимся и ванной отчимом через окно с улицы. Увиденная картина вызывала бурю эмоций, когда отчим, доходя до последней стадии купания, поднимался в ванной и начинал нежно потирать свой член, окутанный лёгкой белой пеной, обнажать головку, мылить её, водить руками в промежности, натирать и гладить булочки спелых ягодиц. От этого процесса он, видимо, получал определённое удовольствие, так как его член увеличивался и приобретал полустоящую форму и вызывал у меня необыкновенное желание доиграть с ним в эту такую захватывающую игру.
Со временем я приноровился всегда во время купания отчима быть рядом с ним, так, чтобы он, видя меня, позвал потереть ему спинку в ванной (очень часто это делала мать, видимо, он привык).
- Марк, будь другом, потри спинку, пожалуйста, - часто слышал я зов из ванной, относящийся ко мне, сидящему рядом с дверью и делающему вид, будто я на самом деле вожусь с печкой, не то следя, чтобы та не перегорела, не то просто греясь.
А мне только этого и нужно было. За несколько секунд моя рука уже брала намыленную мочалку и водила ею по спине отчима. Проступающие рельефы мышц, шикарная осанка и хорошая спортивная форма - это, по-видимому, не описание мужчины-военного в тридцать пять. Всего лишь прелюдия, влекущая за собой волну желаний. И где найти силы удержать набухающий от желаний мой стояк в штанах?!
Секунды работы над спиной и неотрывный взгляд на член отчима - мягкий и расслабленный, сочный, с полураскрытой головкой. Сколько нужно было сил, дабы сдержать себя и не потянуться к отцовскому жезлу!
Но нет, этому не бывать. Несмотря на огромное стремление к плоти отчима, шлагбаумом на этом пути было то, что Владимир Александрович неодобрительно (это ещё мягко сказано) относился к любви парней друг к другу. Неоднократно проскальзывали фразы типа: "как такое возможно", "что может в этом завести нормального мужика", "мужской член должен всегда находить своё пристанище в женской вагине" и тому подобное.
Семейно-бытовой роман с леденцовым послевкусием
В моей жизни после развода матери с отцом в последующие пару лет не было мужчин, так как мы жили у бабушки с дедом. Да, я виделся с отцом, навещал по просьбам вторых деда с бабкой их дом, но это и всё. А потом появился Владимир Александрович. Не могу сказать, что я его любил, но и ненависти к нему тоже не испытывал. Просто отчим, не батя, просто Владимир Александрович; прорывающееся Вова Саныч куда больше подходило к ситуации моего общения с проживавшим рядом и таким далёким от понимания "отец и сын" мужчиной.
Всё это обрисовывало мою жизнь до момента стояка в трусах, очень частого и желанного. Брат подлил масла в огонь и вызвал во мне вулкан эмоций, а с его отъездом эта ниша осталась незаполненной. И вот здесь, рядом со мной - такой желанный мужчина и такие частые нравоучения по поводу любви. Правду говорят, что мужчина в форме вдвойне сексуальней. С этим соглашусь и повторюсь: Владимир Александрович, старший прапорщик, работающий в зоне, ох как классно смотрелся в форме. Подтянутое тело без лишних килограммов, идущая ему форма, зачастую цвета хаки - как всё это может не вызвать вожделение!
Случаи в ванной начали входить в мою жизнь с частой периодичностью, вызывая после в туалете или на кровати брызги эмоций. Но чем больше мы желаем, тем больше хотим осуществления желания. Я не был исключением из правила.
Мне никогда не забыть свой отчаянный и действенный путь в становлении того, кем я хотел, наверное, стать. В один из летних вечеров я вернулся домой с улицы, чтобы переодеться после футбола и, как всегда, дальше побежать на вечерние "гульки" (по словам матери) с друзьями по улице. В доме никого не было, вечерне-прохладная улица после жаркого дня всё вытянула на воздух. В зале я увидел лежащего под стеночкой отчима. Он недавно вернулся с работы, так как я видел его входящим в ворота. Сейчас он был рядом, перед моим взором, и запах перегара чётко воспринимался мною. Лёгкое похрапывание и приподнятая футболка, оголяющая живот с волосяной дорожкой, смутили меня.
От незнания, что делать, я присел на диван. Рой мыслей закрутился в моей голове. Внутренний голос мне кричал: вот и настал твой час - действуй. Да как здесь действовать, когда в случае фиаско мне будут кранты. После минуты-двух размышлений мне не стало лучше. Наоборот, от неуверенности руки стали подёргиваться, участилось сердцебиение, и лёгкий мандраж привёл в действие процесс непопадания зуб на зуб. Мгновение - и было решено: объект обожания передо мной, и я обязан попробовать, иначе я слабак.
Я подсел на диване поближе, прислушался к похрапыванию отчима, взял его руку в свою. Никакой реакции с его стороны не последовало, пульс был ровный. Открытый островок живота манил. Я положил руку на торс, через мгновение спустился ниже, к тёплому и волосатому островку. Ровный и нежный живот с прощупывающимся рельефом пресса, манящий пупок и тёмно-синие спортивки, скрывающие самое драгоценное. Я указательным пальцем поигрался с пупком, поперебирал волосы и всей ладонью обхватил член отчима. Его спокойствие меня зажигало... Движение за движением вверх-вниз - и реакция не заставила себя долго ждать. Член начал увеличиваться в размерах. Я был на верном пути. Желания кричали во всеуслышание: сейчас, бери, действуй, наслаждайся.
Простой перебор пальцами - и они уже под резинкой спортивок, небольшое усилие - и долгожданный отчимов член открылся моему взору. В светло-коричневом плену волос лежал он, красавец, ещё полусъёжившийся и полуосвободившийся от плоти, такой беззащитный и пленяющий мой взор. Меня трясло будто в лихорадке, кровь подступала к щекам, испарины пота выступили на лбу. Правая рука, держащая спортивки, словно окаменела, а левая, точно битая параличом, на секунду застывшая от незнания дела, тихо опустилась на член... Вот он, вулкан влечения, волнующая страсть, кричащая сознанию: бери всё, насладись желанным, прильни к источнику секса, опыта и почувствуй всю прелесть настоящего мужчины.
Член легко давал себя обуздать, реакций отчима не было. Я поменял руки. И сейчас правая рука уже играла такой знакомый ритм на члене отчима. Нет, в тот момент не отчима, а Вовы Саныча, такого родного и нежного, обожаемого и желанного, с шикарным, доселе невиданным мною членом.
Мгновение - и губы прикоснулись к открытой головке пениса. Пауза, боязнь худшего от совершаемого мною преступления в случае его раскрытия... Но в ответ - то же сердцебиение, то же лёгкое похрапывание, не влекущее за собой никакой опасности. Мои губы вкушали снова и снова член отчима - нежный, страстный, уже почти стоящий во рту. Сок страсти, наполняющий мой рот, вырывался и скользил по члену, делая скольжение ещё более приятным. Я погружался всё глубже в пучину страсти, двигаясь ритмично, то сжимая губами головку и пытаясь высосать из неё всё, то вновь пытаясь затолкать отчимов ствол себе в рот по гланды. Меня колотило, но я не отрывался от объекта обожания и страсти и, периодически сглатывая слюну, не мог остановиться, перестать играть на этой такой шикарной кожаной дуде своего отчима. Член встал, набух, розово-синеватая головка приобрела отчётливые формы, и натянутая уздечка, играющая с моим язычком, приводила весь орган в периодическое подрагивание. Моему счастью не было конца, хотя конец был, сейчас, рядом, в моих губах, а желание доставить отчиму удовольствие вело меня вперёд, к достижению цели.
Через момент отчим зашевелился, его рука сползла вниз, мои же, наоборот, в мгновение, словно по приказу, отдалились, отпустив и член, и спортивки, вмиг закрывшие поле исследования. Я застыл в ожидании, прыть мыслей нельзя было обуздать. Победа была за одной: меня поймали на горячем. Отчим обхватил член, что-то неразборчиво пробормотал и, призакрыв рот, оставил себя и меня в полной покое. Я был само внимание, словно статуя, нерушим, ждал и, не решив ничего иного, как натянуть спортивки обратно, принялся за новую работу. Немного усилий, и всё стало так, точно ничего и не произошло. Я отодвинулся на край дивана, взглянул на отчима - реакции никакой не последовало. Посидев с минуту, я ринулся из зала на кухню.
Через пару минут я был уже на улице со сверстниками. Но в тот вечер я не был сосредоточен ни на игре в карты, ни на обсуждении планов предстоящей игры в футбол с командой верхнего посёлка. Ход моих мыслей двигался в одном направлении, память-капкан не отпускала, и я всё думал о том, какой у отчима классный член.
исследования плоти
Первый раз не отпускал, держался в памяти и приводил меня в восторг от самой мысли о члене отчима. Владимир Александрович ничего не слышал, а поэтому жизнь шла обычным чередом. Но не для меня. Теперешнее мытьё спины отчима для меня превращалось в пытку, в самобичевание, от которого у меня и мысли не было отказываться. Как часто любила повторять наша француженка в колледже: "Аппетит приходит во время еды". Для меня эти слова стали своеобразным девизом, кличем.
В моменты подсматривания за отчимом в ванной я периодически пленял себя мыслью: вот бы точно узнать, когда батя (бывало, я так называл отчима) крепко спит, чтобы проделать знакомое. И тогда, анализируя его поведение, я создал целую систему признаков. Это было не просто. Время и опыт мне в этом помогали. Работа отчима расставляла все точки над "и", ведь Саныч часто вкалывал в ночь, сутки через двое, нередко приходил навеселе, да и время после обеда позволяло мне быть готовым к делу, придя с занятий.
Отчим засыпал часто на краю дивана, эта роскошь давала мне шанс всегда размещаться рядышком, присев на колени. Но теперь мне не приходилось делать и половины того, что было в первый раз. Юркое проникновение под одеяло - и рука на трусах, играющая с членом. Если б только не одно "но"... Очень часто я сталкивался с большой преградой. Рука отчима почти постоянно находилась в трусах, обхватывая член. Моменты вытягивания её наружу дарили мне счастье прикосновения и подрачивания члена, но зачастую она вновь возвращалась либо на трусы, либо под них. (Не знаю, чувствовал ли отчим всё происходящее, или это был его жизненный принцип - не отпускать член никогда, или просто срабатывал рефлекс, - это для меня осталось загадкой.)
С этим нужно было что-то делать. И я попробовал. Когда крепкий отчимов сон побуждал меня к действиям, а все признаки уверяли в одном, что он спит, и я брался за новую работу. Потихоньку вытянув и освободив руку отчима, я спускал её сначала на свои трусы, в тот же момент положив свою руку на батин член, потом всё происходило в трусах. Не скажу, что всегда, но очень часто это приносило свои дивиденды. Я страстно заглатывал член отчима, вылизывая его, поцелуями усеивал живот мужика, язычком бродил по мохнатостям, а потом с огромной нежностью, будто это мой член, целовал, ласкал губками и даже чуть покусывал стояк Вовы Саныча. В эти моменты не передать блаженства, теплоты, разливающейся внутри меня, плюс к этому отчим иногда обхватывал мой член, словно желая проверить, что всё в порядке, что это сладкий сон, приносящий нежную истому. И в момент, когда батин член, будучи уже на взводе, готов был брызнуть или мне в рот, или фонтаном на лицо, процесс прерывался, и отчим возвращал свою руку на свой шикарный стояк.
Теперь моей фантазии было где разгуляться, эти полевые исследования отчимового члена росли и крепли. Я научился рисковать: мог в момент просмотра мной и матерью телевизора (она сидела впереди в гостиной на кресле) рыскать в батиных трусах, доводя его до состояния, когда я мог уже чувствовать капельку тёплой и тягучей жидкости, которая начинала вытекать из головки члена; жаль, что потом кайф прекращался либо отчимовым поворотом на бок, либо, как всегда, контролем чарующего жезла его ладонью.
В последующие разы (уже в прохладное время года) я под предлогом согреться забирался под одеяло и растягивался довольным котёнком рядом с отчимом. Мать всё так же завораживающе манил голубой экран, а меня - член бати. В такие моменты что я только не вытворял под одеялом! Игры с торсом, поглаживания, закидывания ног на ноги Вовы Саныча, сжатия рукой члена и другие, вовсе безрассудные вещи: мог кончить, подрочив, на живот отчима, размазывая тёплую липкую жидкость сначала в пупке, потом, перенеся её в ладони, увлажнять головку и член моего Вовы и дрочить его. Рядом было дышащее алкоголем лицо отчима, его обожаемый стояк и несколько раз целуемые сочные губы. Я был зол только из-за одного: мне всё никак не удавалось довести батю до оргазма.
Страсть вкуса спелой спермы
Для пацана, увлечённого мужчиной, нет ничего краше отряда молодых сочных членов. Эту непрописную истину я часто вспоминал, приходя к отчиму в казарму и испытывая определённое удовлетворение собой, когда тебя, зная в лицо, проводят через ККП, кормят и устраивают в тёплом и комфортабельном кабинете старшего прапорщика. Класс! Спасибки, Вова Саныч, за мою такую нежную и беззаботную юность.
Здесь я, зная, кто я есть и кем является мой покровитель, мог спокойно бродить по казарме. Смазливые личики, подкачанные торсы пацанов, их посапывания, стоны и похрапывания ночью, занятия этих молодцев в тренажёрке и купания в душе не один раз заставляли биться мой член в восторге. В те дни, когда к нам приезжал брат Максик и, пользуясь правом любимого сына, выпрашивал у папочки разрешение стрельнуть, нас под контролем Владимира Александровича водили на местный полигон и пытались научить стрелять. Максим обожал оружие - то ли это была генетика, то ли просто он не был таким чувственным, как я. Он весь отдавался процессу: слушал лекцию о строении автомата, разбирал и собирал его, часто много времени проводил с солдатами, поэтому и был на короткой ноге с большинством ребят. Я же обожал процесс обучения с другой стороны. Когда ты лежишь, держа в руках автомат, какие только чувства тебя не накрывают! Это мощь, это определённое возбуждение (у меня) и какая-то боязнь, а потом обожание другого, когда симпатичный сержантик, пытаясь угодить внимательно рассматривающему всё происходящее начальнику, учит тебя, а ты, крутя своей попкой, подбиваешь клинья под такой давно невыгуливаемый член покрасневшего и стеснительного солдата и чувствуешь его.
Навязчивая идея о моей неполноценности, касаемая оргазма отчима, не оставляла меня ни на шаг. Именно эти шаги я делал постоянно по направлению к Вове (так по-родному звучащее имя - я хотел бы ему его говорить, всё ещё краснея). Изучить и внедрить - таков был мой девиз. Припоминается, как ещё ранней осенью я провёл ряд подсматривающих операций. Отчим нечасто, но читал книги. Обёрнутая газетой и не имеющая названия, одна из них часто оказывалась в руках бати. Он лежал на веранде и читал, а я наблюдал за ним из коридора, тихо туда пробравшись. Процесс чтения сопровождался пребыванием руки в трусах, легким поёрзыванием, какой-то стимуляцией - я бы так сказал. В следующий раз, наблюдая за отчимом через окна своей спальни и открытые портьеры вместо дверей в гостиной, я видел ту же картину с продолжением. Отчим, читая, играл со своим членом, потом периодически доставал его, проходился по нему сжатой ладонью вверх-вниз, откатывал головку, подёргивал его снова и прятал своё сокровище назад в штаны...
На следующий день Владимир Александрович был дома. Я, зайдя в гостиную, увидел знакомую книжицу и, помешав процессу поглощения прочитанного, вынудил отчима проследовать на веранду, которой служила пустовавшая в доме комната с большими окнами вместо половины стен. Минут через пять и я вышел из коридора, обращая внимание через занавеску на окне двери на реакцию и действия бати. Всё было, как и раньше. Только вот после десяти минут чтения отчим сам вышел из веранды и зашёл в дом. Я отбежал и, делая вид, будто готовлю бутерброд на кухне, через минуту пошёл вслед за ним. Та же картина. Правда, рука была ещё неубранной из-под штанов. Я, как истинный Пуаро, включил телевизор в гостиной, а через пару минут пошёл по следу ушедшего из дома отчима.
Не найдя его ни на веранде, ни в кухне с ванной, я устремился во двор и в небольшом проёме между кухней и туалетом увидел следующую картину: отчим, стоя в проёме двери сарая, нежно дрочит свой член. Из-за угла кухни я только краем глаза наблюдал всё это. Ловкие движения, лёгкое покусывание губ, полуприкрытые глаза и через минуту струя спермы, белеющая и разливающаяся, вырвалась на свободу. Я был обижен, удивлён увиденным, разочарован тем, что это произошло без моего участия. По истечении минут пяти я исследовал место удовольствия отчима, который удалился на улицу, и увидел на полу сарая капельки спермы. Некоторые из них ещё содержали мягкие белые комочки. На вкус они были завораживающими. А книга, спрятанная под стопкой газет в книжном шкафу, называлась "Эммануэль"...
Придя из колледжа в один определённо мерзкий ноябрьский день и получив указания от деда на улице, что и к чему, в зале я обнаружил недавно пришедшего (по словам деда) домой и спящего отчима. Давняя страсть взорвалась во мне с новой силой. Всё те же заученные движения, прислушивания и то же стягивание чуть вниз трусов бати с перенесением его руки на свой стояк заставляли меня действовать наверняка. Член отчима был, как всегда, шикарен, хоть процесс доведения его до хорошего стояка омрачался парой раз возвращения руки хозяина на прежнее место. Я настаивал, шёл ва-банк.
И вот в третий раз мною сжата рука отчима на моём члене - тихо, слегка. Вновь я играю эту нежную сексуальную мелодию на семнадцатисантиметровой дуде папы Вовы (да, я его измерил), снова натянутая уздечка, подрагивающийся ствол, головка члена, разбухшая, рождает капельки солёно-тягучей жидкости. Я жадно высасываю их, обильно орошая весь член слюной, рука, двигаясь, словно маятник, приостанавливается у головки, опускается вниз, и пальцы перебирают большие овальные яички в волосяной мошонке. Губы танцуют на головке не то вальс, не то квикстеп, проникая язычком в сам кратер дышащего теплом и страстью ствола-вулкана.
Несколько движений рукой на члене отчима, порождающие отголоски чувств его руки на моём, и прямо у моего носа пролетает тёплая ароматная белая магма из кратера члена бати. Проложенный ею путь легко заметен по волосяной дорожке и по приподнятой белой в синюю полоску тельняшке. Я приподнимаюсь, рука бати тихо скользит на пол, и за десятки секунд я выпускаю струю своей спермы на живот отчима. Большая часть этой сексуальной жидкости заполняет его пупок, сроднившись с его спермой, волосами и, словно алмазы, манит взор. Наклоняясь, я вожу язычком вокруг пупка Вовы Саныча, пробегаюсь по этой алмазной дорожке и выпиваю содержимое пупка бати с трепещущим волнением. Остатки этой картины пропадают в смятом небольшом полотенце из-под подушки отчима.
воплощения нежности
После пережитого оргазма я долго не мог прийти в себя. Память собирала эту картину, как пазл, мозаику, возбуждала снова и снова, даря минутные радости. На финишной прямой учёбы в колледже я не мог выделить много времени на сексуальные приключения с отчимом. И время наше свободное не часто совпадало, и выпивал он чуть меньше, и моя золотая медаль виднелась уже переливами на горизонте. Хотя, думаю, раз в месяц я всё-таки применял на практике своё умение виртуозничать, только без семяизвержения отчима. Думать о неудачах было некогда. Время истекало, как вода вешних вод и нежных юношеских дней.
Один из дней последней декады мая подарил до сих пор невиданную картину маслом. Зайдя в зал дома после занятий, я был озадачен и восхищён увиденным. На диване, откинувшись на спину, со спущенными почти до колен штанами военной формы, лежал обожаемый мною отчим. То ли от бессознательного пьяного состояния, то ли от процесса начальной мастурбации, то ли кто его знает от чего, только отчим валялся в такой постыдной позе. Я сбросил верхнюю часть своей формы, так как не мог пропустить предлагаемого сладенького на этом банкете.
Подрачивая и отсасывая батин член, я подготовил его к решительным дальнейшим действиям. Потом я запер дверь гостиной на ключ, снял свои брюки, трусы и постепенно начал тереться своим стояком о член отчима. Затем я умостился на диване и присел на член бати своей попой, повозился, поездил на нём, поиграл яичками и поприжимал свой стояк к его стояку. Теплота пениса отчима вдохновляла меня, я померился с батей агрегатами, понимая, что мой лишь где-то на пару сантиметров меньше батиного.
Член Владимира гулял в моей промежности, становясь всё более упругим, волоски наших мошонок беспечно резвились. От мысли, что отчим просыпается в момент, когда я засовываю его член себе в зад или когда он кончает в меня, я спасовал. Видимо, процесс погружения члена в меня был мною ещё не продуман. Я поднялся, ещё минутку пососал член отчима, подрочил свой и всю струю юношеской спермы направил в кудри батиного лобка, потом для приличия обтёр головку о головку, натянул отчиму трусы на пояс, потом штаны, застегнул ширинку и широкий кожаный солдатский ремень с бляхой...
Нежность милых взору вечерних платьев барышень, строгость юношеских костюмов, торжественность и трепет во время вручения мне золотой медали, проникновенность ароматов цветущей акации школьного сада, лёгкий хмель выпитого и последний школьный рассвет цвета утренней зари. С школьными годами не хочется прощаться, но юность дарит совсем другие ощущения.
Нехватка времени для подготовки к вступительной кампании, разъезды в институты, бой на вступительных экзаменах, который трудный самый, и вот твоя фамилия - в списках на бюджет желанного ВУЗа. Для отдыха осталась декада, которая была проведена мною у тётки в деревне и была наполнена множеством приятных сердцу моментов.
Возвращаться домой всегда приятно, ведь дома столько родных лиц. Даже отчим, с которым я часто не мог прийти к общему мнению и постоянно выслушивал от него, пьяного, нотации по поводу того, что пора бы уже и девушку завести, спящим превращался в обожаемую мною пассию, хотя, добавлю не лукавя, в основном, ниже пояса.
День, когда я приехал от тётки, не забыть мне никогда.
Приехал я к родителям отчима в другой посёлок. Большой дом, разделённый на две части, крупное хозяйство - ну, словом, всё, что надо в деревне для хорошей жизни. Стояла пора сенокоса. Моё радостное поступление и приезд отметили всей семьёй по линии отчима. А что за веселье без первача! Утром мужская часть семьи должна была идти на поля.
Я устал с дороги, да и расплылся от выпитого, и меня рано сморило. Я направился в одну из спален отчимовой части дома. Вырубился в минуту. Проснулся ночью по нужде и от невыносимой духоты. После облегчения приоткрыл окно и, валяясь, услышал знакомый храп Вовы Саныча. Он-то меня и поманил к себе. Через прихожую в минуту я оказался во второй спальне у сладко спящего отчима. Духота сделала своё дело - из одежды на нём были только плавки.
Сладостная картина растянувшегося на постели бати со спущенными штанами предстала передо мной. Незавершённость дел, мсье Пуаро, недопустима.
Несколько шагов - и я у торса отчима. Приспустив его плавки, я с места в карьер кинулся ласкать и посасывать член. Когда образовался стояк, я устроился над членом отчима, поездил вновь своим задом взад-вперёд, снова спустился и, присев у дивана, насадил кулак батиной руки на свой стояк. Сам же стал смачно вылизывать уздечку, поцелуями проходясь вниз по члену, потом вобрал в рот одно из яичек, а левой рукой, словно кукловод, стал надавливать на корень члена, играя им, словно на сцене.
По реакции я знал, что отчим скоро кончит. Я захватывающе работал ротиком, как вдруг в этот момент рука отчима резко высунулась из моих трусов. Но и к такому развитию событий я приноровился. Я не останавливался до момента, когда эта же рука, приобняв меня за плечо, вдруг прижала меня к торсу обожаемого мною мужчины, лежащего на диване.
Я лежал и боялся шелохнуться, моё сердце колотилось в унисон с сердцем отчима, в голове был единственный крик: мне капец! В тот момент я был как натянутая струна, будто один сгусток энергии и нервов.
Отчим, приподняв меня и развернув, спросил:
- Тебе и впрямь это нравится? Ты хочешь продолжить?
Я, не видя в темноте его лицо (тогда это было только к счастью), боясь произнести хоть слово и даже просто пошевелиться, инстинктивно пробурчал что-то похожее на "угу". Владимир отпустил меня, и я приступил к незавершённому делу. Член отчима был другой, даже не такой, как в момент семяизвержения дома и тем более как несколько минут назад. Это был священный жезл, напоминающий твёрдый скипетр и готовый разорвать любую плоть... Я работал губами и подрачивал член левой рукой. Отчим повернул моё лицо к себе, и из полумрака я услышал:
- Лучше больше губами и поглубже!..
Сам он в тот момент полез своей рукой в мои хипсы, нащупал мой член и, немного посдавливав, принялся так же его мастурбировать. Потом пальцами обожаемой мною руки отчим поводил по корню члена, потёрся в промежности и средним пальцем стал нащупывать анус, кинув мне:
- Тебе лучше будет, если снять трусы.
Я не согласился. Его рука вернулась на мой член, и наши ладони задвигались в унисон, почти одновременно то оголяя, то прикрывая головки крайней плотью. Рука отчима была великолепна - сильная и нежная, держащая оружие и ласкающая мой член; словом, это были истинно мужские, обожаемые мною в тот момент руки.
С минуту безмолвный процесс рождал напряжение, а потом рука отчима потянула меня к себе на торс, и я, прильнувший к тёплому телу, продолжил работать кулаком, понимая намёк. Через мгновение фонтан жидкости оросил живот отчима, её капли легли рядом с моим лицом, в нос ударил аромат свежей спермы, нежный и уже такой знакомый.
Биение сердца отчима напоминало стук колёс скорого поезда, моё сердце не то мчалось за ним вдогонку, не то, как загнанный зверь, пыталось скрыться от неизбежной погони. С минуту полежав, я предложил принести полотенце (здесь его не было, как дома под подушкой), отчим одобрил моё решение утвердительным междометием. После сделанного и из-за нервного потрясения я улёгся на диване по просьбе отчима, а он, сидя на освещённом крыльце, выкурил не одну сигарету.
Когда Вова лёг рядом и прижался ко мне, во мне проснулась буря эмоций, сметающая стыд и страх, подступили слёзы, и я ощутил радость от сделанного и закручивающий меня смерч нежности, тепла и защищённости в этих сильных руках. Отчим, выдыхая, сказал:
- Успокойся! Всё нормально, бывает. Я рядом. Нам рано завтра вставать.
- Не завтра, - протянул я, - уже сегодня.
Батя обнял меня сильнее, чмокнул в плечо. Молчание и полумрак окутали нас в одночасье. Только вот желание отчима в плавках росло и ощущалось мною...
Утро было ужасным. Как никогда в жизни. Только что провалившийся в сон, я чувствовал, как Вова Саныч пытается меня растолкать и поднять. Я отвечаю, что встаю, отчим идёт одеваться. Я вновь валюсь на боковую. Последующее тормошение отчима сначала слабо уловимо мною, потом становится ощутимее, ведь его рука лежит на моём члене... Меня, как лунатика, лучше было расстрелять. Но нет, холодный душ, сытный завтрак (ага, в 4-то утра!), и по коням в прямом смысле этого слова. Дед с Максом поехали на одно поле, а я с папой Вовой на другое. Видите ли, они так решили, пока я долго слезал с постели.
После такой ночки ехать верхом ужас как неудобно. Но, благо, в пути я провёл всего около четверти часа. Поле - необъятное зелёное море молодой густой травы. Отчим погрузился в процесс косьбы, я, неприкаянный, спутал коней, попил воды и тоже взялся за косу. Руки ни к чему не лежали. Владимир Саныч же, мой Вова, работал так, будто и не было вчера столько выпитого, не произошло ничего ночью - словом, привычка. Солнце постепенно поднималось, озолотив всё вокруг. В лучах восходящего солнца батя был похож на ангела: играющие мышцы, подтянутый торс, волевой подбородок и целеустремленный и бросаемый украдкой на меня взгляд.
От пригревающих лучей солнца меня клонило в сон. Восторженный, радостный, я летал по полю голышом на коне, ветер развевал гриву моего чёрного Грома, неся меня вперёд, навстречу отчиму. Приоткрыв глаза, я увидел возле меня батю, играющего моим членом. Немудрено, что стояк образовался сам по себе от таких полуснов. Тогда я стянул молча до упора трусы со штанами, сбросил мокасины, откинулся на недавно скошенную прохладную траву и прошептал:
- Пожалуйста, подари мне свою нежность этим сладким утром!..