Сижу я, значит, на коленях перед своим приятелем Мишкой, вылизываю его очко в благодарность за то, что он только что поимел меня.
И вот слышу незнакомый мужской голос:
— Оба-на! Что это вы делаете?
Мишка в растерянности отталкивает меня, так, что я не удержался и повалился на пол, вскакивает, натягивая свои шорты с трусами, разворачивается лицом к вошедшему мужику и, уже с облегчением, говорит: «А, это ты Петрович! Здорово!».
Я, пытаясь подняться с пола (что, как оказалось, не так-то просто сделать со спущенными до колен шортами), рассматривал Петровича. Это был взрослый мужик, которому было где-то пятьдесят лет. Высоченный, под два метра ростом, и здоровенный. По его немного полноватой фигуре было заметно что когда-то он занимался спортом. Петрович, приветливо улыбаясь, обменялся приветственным рукопожатием с Мишкой и посмотрел на меня.
Я, справившись с шортами, уже поднялся с пола и, смущенно смотрел на Петровича.
А как не смущаться, после того что он видел? Но, Петрович, как ни в чем не бывало, протянул мне руку.
— Иван Петрович, — представился он. — Но, можешь называть меня Петровичем.
Я ответил на рукопожатие и представился:
— Володя. Но, можете называть меня Вовкой.
Петрович, продолжая улыбаться, развернулся к Мишке и, уже приятелю, сказал:
— Вот, только приехали из города. Смотрю, в твоем, Мишаня, доме свет горит. Решил зайти поздороваться с соседом. Вот только, смотрю, не вовремя я зашел.
Сказав это, мужик, снова, посмотрел на меня и подмигнул.
— Всё нормально, Петрович, — ответил ему приятель, — Вовка, вот, очко мне вылизывал.
От этих Мишкиных слов, у меня дыхание сперло. В голове проскочила мысль: «Какого, блядь, хуя, он говорит такое какому-то Петровичу?!» Позже, Мишка признался мне что просто растерялся и не нашел ничего лучше, чем сказать всё как есть. Вообще-то, надо было тогда врезать приятелю. Но не в том я был положении, честно говоря.
Я хотел что-то сказать в своё оправдание, да вот от растерянности не мог произнести ни слова.
— Вижу, что не в шахматы играете, — смеясь ответил Петрович. А затем уже мне: — Ты, Вовка не переживай. Я — человек простой, понимающий. Нравится тебе жопы лизать, так кто же тебе не даёт быть жополизом? Нравится ведь?
— Ещё как нравится, — ответил за меня Мишка. И зачем-то добавил: — И не только задницы вылизывать.
— Так ты не только жопы любишь лизать? Может быть и в рот берешь? — Спросил меня Петрович.
И снова, Мишка ответил за меня:
— Ещё как берет, Петрович! Да как отсасывает!
— Так ты не только жополиз, Вовка, но и хуесос! — Отметил Петрович.
Я покраснел и смущенно кивнул ему в ответ. А Петрович продолжал:
— Может быть и у меня возьмёшь?
«Что же не взять-то? — Подумал я. — Терять-то уже нечего!»
Не успел я ответить, как Мишка вновь опередил меня:
— Конечно возьмёт, Петрович. Только он тебе соврал — никакой он не Вовка, он — Наташка.
— Так я сразу понял, что он мне соврал. У девчонки же не может быть мужского имени. Но, как настоящий мужчина, сделал вид что не заметил его вранья. Враньё же у женщин в крови!
Сказав это он засмеялся. Мишка поддержал его. А я стоял и смотрел на них, продолжая краснеть. Мне не было обидно, потому что все что говорил Петрович, он говорил по-доброму. Он не хотел унизить меня. Просто, подхватил правила нашей с Мишкой игры.
Когда мужики отсмеялись, Петрович продолжил:
— «Наташка», так «Наташка». Так что, Наташка-в-рот-давашка, хочешь отсосать мне?
— Да, Петрович, хочу! — Ответил я.
— Ну раз ты просишь, то что бы не дать-то тебе отсосать. Не привык я девочкам отказывать, когда они просят, — сказал Петрович и начал расстегивать ширинку на своих джинсах.
«Вот такой вот поворот событий, — говорил мой внутренний голос. — Еще утром я представить не мог, что стану девчонкой Наташкой и буду сосать у мужиков! Сначала у приятеля Мишки, которого знаю почти всю жизнь, года так двадцать два, а сейчас ещё собираюсь отсосать малознакомому мне мужику».
Петрович тем временим стянул свои джинсы с семейниками до колен и, в зарослях черных волос, я увидел его член. Я написал «член»? Нет, дорогие читатели, это был не член. Это был членище! Хуище!
«Как же он поместится у меня во рту?!» — испуганно подумал я.
И это он еще не до конца встал! В длину он был как у Мишки в расслабленном состоянии — сантиметров 10—12. Но какой же он был толстый! Раза в полтора больше чем у приятеля в возбужденном состоянии и в раза в два больше чем у меня. Венчала этот хуище огромная головка. Под этим, пока еще не до конца проснувшимся, хуищем были огромные, явно переполненные до краев спермой, волосатые яйца.
Петрович взял свой орган в ладонь, и, со словами «Да, повезло тебе, Наташка», потряс им. Он был доволен произведенным на меня эффектом. Повезло, Петрович?! Да ты же растянешь мне рот, так что он потом неделю, если не месяц, не закроется!
Я посмотрел на Мишку. Приятель был растерян не меньше моего.
— Ладно, Наташка, ты не переживай только. Сколько баб мне не сосало у меня, все боялись по-началу. А потом что? Оторваться от него не могли! Вот и ты добавки еще просить будешь. Это я тебе обещаю!
— Блядь, Петрович, такой хуище же не поместится у меня во рту, — ответил я. — А это он ещё не стоит!
— Всё у тебя. Наташка, поместится. Ты по чуть-чуть бери, не торопись.
Ну что, была ни была. Я сглотнул накопившиеся во рту слюни и опустился перед Петровичем на колени.
Я вдохнул запах его члена. Он немного пах потом и сильно — настоящим мужиком.
— Открой рот и высунь язык, — велел мне Петрович.
Что я и сделал. Тогда он пару раз ударил меня своих хуем по языку и спросил:
— Нравится мой хуй, Наташка?
— Нравится, Петрович.
— Тогда, полижи его своим язычком, что бы он встал. Вот тогда ты окончательно охуеешь от того какое тебе счастье сегодня привалило! — Сказал Петрович и засмеялся.
Я посмотрел на Мишку, который внимательно наблюдал за нами, и начал лизать огромную головку члена Петровича. Затем, как мог, широко открыл рот и заглотил её. Головка заполнила весь мой рот и я начал сосать её. От моих действий она начала увеличиваться в размере растягивая и так, заполненную до предела полость моего рта. Когда член Петровича полностью встал, мне было нечем дышать. Я отстранил мужика, чтобы он вытащил свой хуй из моего рта.
Пока я наполнял легкие воздухом, Петрович, довольно сопя, водил по моим губам своим хуём. Потом велел мне полизать его яйца, что я с радостью начал делать. Лишь бы оттянуть момент, когда Петрович снова засунет свой хуй мне в рот.
— Охуенно, же ты лижешь яйца! Наташка, да ты не только жополизка и в-рот-давашка, но и яйцелизка!
Я продолжал лизать огромные яйца Петровича. Его хуище елозил по моему лицу, размазывая по нему смазку.
— А теперь, Наташка, пососи-ка мои яйца.
Я взял в ладонь одно яйцо Петровича и засунув в рот, начал сосать его. Второй ладонью я гладил второе яйцо. Затем, взял в рот втрое яйцо, а свободной рукой гладил, влажное от моих слюней первое яйцо.
Потом, Петрович велел мне вернуться к ублажению его члена, и я, снова заглотив его головку начал сосать её.
— Охуеть, — услышал я голос Мишки, — не знал я, что ты Наташка такая шлюшка!
«Поверь, Мишаня, я и сам не знал что я такая шлюшка», — подумал я. Но ничего сказать не мог и просто промычал.
А приятель продолжал:
— Не думал что у меня ещё раз встанет, после того как я накочал своей спермой твои внутренности уже три раза за вечер!
— Наташка, — обратился ко мне Петрович, — не заставишь же ты мужчину дрочить хуй? Попроси-ка его засадить тебе в задницу.
Петрович освободил мой рот от своего члена, чтобы я мог ответить:
— Нет, Петрович, не заставлю....