Ничего я не сделал совсем, ничего не сумел. Да и сколько теперь мне осталось на этой планете? На доске своей жизни теперь я раскрошен, как мел, Проезжая транзитом всю жизнь по чужому билету.
Валентин Веткин
"Яркое пятно солнца коснулось горизонта и красным воском постепенно расплавилось, растёкшись всполохами по всему небу на западе, совсем вытеснив голубую краску..." Нет. Не так... Рука нервно зачёркивает написанное в потрёпанном блокноте и торопливо выводит другое: "Ветер вконец выдохся, и природа насторожилась перед близившейся ночью. Чем глубже в пропасть горизонта уходил медный диск солнца, тем ярче разгорался кровью весь небосвод на западе. "К ненастью", - мелькнула мысль".
Хотя какая, в сущности, разница, как будет описан мой последний день? Кому вообще это суждено прочесть, если блокнот будет погребён вместе со мной? И всё же. А вдруг кто-нибудь найдёт его и тогда... А что тогда? И не всё ли равно мне будет потом?
Я сижу на коряге среди пожухлой болотной травы и сосредоточенно слежу за падением светила. Мне кажется - нет, я даже уверен в том, что это последняя заря в моей жизни, и никогда мне не придётся больше встретиться с солнцем - ни при закатах, ни при рассветах. Заканчивается этот долгий трудный день. Заканчивается осень. Завтра по прогнозу обещают первый снег. Подходит к концу и моя жизнь. Стекают вниз последние крупинки в символических песочных часах. Время не остановить, как и этот пылающий шар на горизонте. Правда, это уже не шар - виден лишь его верхний краешек. Ещё несколько быстрых минут - и от него останется только воспоминание.
Воспоминания... Как много их и в то же время как мало! Ведь так многого не было в моей беспутной жизни, о чём мечталось, чего исступлённо хотелось. Но теперь уж всё равно, остались только воспоминания (какие есть). Промчались десятилетия с того первого удивлённого вздоха и истошного крика неприятия ещё незнакомого мира - мира вне мамы. Десятки лет страданий и любви, карьеры и безделья, успехов и жестоких поражений. Всё было. Промчалось. Местами протащилось. И не осталось ничего, даже разочарования. Просто усталость, пустота и мои воспоминания. Их бесконечная лента всё крутится в мозговом проекторе перемешанными кусками, не вызывая уже ни ностальгии, ни желания вернуть хотя бы часть ушедшего. Всё перегорело в пепел и развеяно предзимним ветром. Видимо, совсем уже близок конец. Финита ля комедия! Усталому актёру пора на покой, как и редкому зрителю, дождавшемуся занавеса. "Ау!" - зал пуст.
"Почему такие мысли?" - спросите вы. Да просто ничто и никто уже не держит меня на этом свете со вчерашнего дня, когда покинула его последняя близкая мне душа. Мой любимый славный Руди, шикарный огромный породистый котяра рыжего окраса с благородным именем Рудольф! В пересчёте на "человеческие годы" он был уже глубоким старцем. Не все коты доживают до семнадцати лет...
Господи! Где ж вы, мои семнадцать? Каким глупым я был тогда! Казалось бы, самый пик для любовных романов, флирта, ухаживаний напропалую за всеми подряд, для поцелуев под луной, фонарём, солнцем - да где угодно и с кем угодно. Но у меня ничего этого не было. Девчонок я жутко стеснялся, да и не привлекали они меня в той мере, как...
Вот тут и забит толстый ржавый гвоздь в мою дальнейшую судьбу. Парней я стеснялся тоже, даже гораздо больше, чем одноклассниц, краснел при общении с ними. Это вгоняло меня в ступор и смешило сверстников. Со временем я привык к их шуточкам и обзываниям "девочкой". Злость душила, но томилась внутри меня. Я противился этому и никак не хотел быть похожим на девчонку, но моими кумирами и партнёрами в мокрых снах были лишь они - крепкие, уверенные в себе парни, благородные и сильные мужчины. Этому идеалу я и хотел подражать, но при этом ничего не делал - скорее из лени, а может просто из-за неверия, что это вообще возможно.
Со временем я понял, что причина заключалась и в том, что я никогда не знал отца, не было у меня в жизни рядом мужчины, с которого можно было бы брать пример. Не то, чтобы отца у меня не было совсем - я же не из пробирки появился, хотя какая разница между пробиркой и мужиком на одну ночь, с которым зачала меня мама?! Она никогда не была замужем и отважилась на сына от случайного самца уже в 35. Так и прожили мы с ней бок о бок всю жизнь. Она - для меня, а я - для неё.
Несколько раз я слышал за спиной обидное: "маменькин сынок". А разве плохо быть любящим сыном? Хотя как раз в моём случае эта привязанность сыграла со мной злую шутку. Мама сызмальства оберегала меня от всех несчастий и тягот жизни, пыталась заменить мне и мать, и отца, и я привык быть "за стеной". Принять ответственное решение для меня было не просто мучением, а повергало меня в панику, переходящую в депрессию. Может быть, от этого я и не добился особых высот на службе, до пенсии проработав бухгалтером?
"Бухгалтер, милый мой бухгалтер..." Слушая эту разбитную песенку 90-х годов, я всегда грустил, потому что мне таких слов никто не говорил. Мамы к этому времени уже не стало, а своя семья у меня так и не появилась. Пока был молод, девчонки клеились частенько - в институте, а потом и на работе. Лицом меня, в принципе, бог не обидел, а фигура в женитьбе не существенна. Не пью, не курю. Весь комплект положительных качеств. Только не о девчонках думала моя голова. Глаза помимо воли, как пчёлы в варенье, застревали на симпатичных парнях. Меня колотило от бархата мужского голоса, от энергии и задора встречавшихся парней на улице.
Я - не фанат футбола - специально брал абонемент на весь сезон и исправно ходил на матчи поорать и потолкаться в общем азарте мужиков, пусть и незнакомых, но там ведь все были равны, и всех сближала общая страсть к игре. Я ни черта не понимал в том, что делалось на поле, не знал игроков, однако тащился от временного случайного единения с самцами, меня окружавшими, и так же истошно орал и свистел, так же взлетал вместе со всеми трибунами, крича: "Го-о-ол!" Я был искренне счастлив в эти вечера. Мне даже казалось, что я стал таким же весёлым беззаботным парнем, как и тысячи других вокруг, и что они все мои друзья, а я их. Потом мне надоело себе врать, и я оставил футбол.
В совковое время даже помыслить было преступно о голубых связях. Да тогда геев и не называли ещё голубыми. Пидарасами, пидарами, гомосеками - да. И над всеми висела статья за мужеложство. До сих пор помню громкий процесс, взбудораживший весь город, когда судили целую группу гомосексуалов. Там был комсомольский секретарь крупного завода, районный судья с сыном, ещё несколько сошек поменьше. В коридорах ехидно шушукались, смакуя просочившуюся информацию из зала суда, типа кто у кого был активом. А мне было жаль их. И страшно за себя. Ведь и меня тянуло на запретное. Но я не хотел всеобщего позора разоблачения, поэтому практически насильно в очередной раз уводил взгляд от смазливого парня или мужчины, загоняя всё глубже свою нереализованную похоть. С тех пор я не умею смотреть в глаза собеседнику, да и вообще на людей.
Когда мне подвалило почти под полтинник, я впервые отважился попробовать ЭТО. В тот год мне стало особенно тоскливо: умерла мама, и я остался на этом свете совсем один. В четырёх стенах торчать было совершенно невыносимо, даже если врубить до отказа музыку, и как-то вечером меня понесло посмотреть на местную "плешку". Странно, но о ней знали все в городе, кроме меня. Один сослуживец обронил что-то о ней в разговоре, скабрезничая, и это сразу засело мне в голову.
Не знаю, как подобные места устроены в обеих столицах, но у нас это маленький замызганный парк с такой же кафешкой. На ватных, негнущихся ногах, трепеща всем телом, я прошёлся для начала по аллее, явственно чувствуя, как ножом водили по моему телу взгляды сидящих по лавочкам, слышал выразительные реплики и откровенный ржач за спиной. Мне хотелось сию же секунду умчаться прочь от стыда и неприятия всего этого! Но что-то меня задержало. Может быть, тот грустный безнадёжный взгляд мужчины, одиноко курившего у дерева? Не знаю, как я вообще увидел его в полумраке парка, скорее, наверное, нутром ощутил. Он молча стоял, никого не обсматривая и, судя по всему, никого не ожидая, просто тупо курил, и я почувствовал, как ему хреново здесь (на земле). Мы были одинаковы в своем одиночестве.
У вас найдётся сигарета? - услышал я свой голос и не поверил этому.
Ведь я же не курю! Да и подойти к незнакомому человеку на улице для меня - всё равно что выйти в открытый космос без скафандра. Мужчина мутно глянул на меня и протянул пачку, затем, видя мою неопытность, сам достал сигарету и щёлкнул зажигалкой.
- В первый раз? - спросил он (то ли о сигарете, то ли о моём посещении этого злачного местечка).
- В общем... да, - ответил я на оба вопроса сразу.
- И как?
- Не втянулся ещё.
- Ну, было бы желание.
- Думаю, одного желания всё-таки маловато. Общая хреновость ещё должна быть.
Я слышал себя со стороны, даже, по-моему, видел. Всё, что я делал и говорил, мне не принадлежало. Я как бы раздвоился в тот вечер и наблюдал за собой, всё больше и больше поражаясь нахальству, мне не свойственному.
- Игорь, - протянул мне руку мужчина с сигаретой.
- Антон, - ответил я первым, попавшимся мне на язык именем.
- В "теме" недавно?
- В какой? - глупо уставился я на собеседника немигающим взглядом.
"Да, наверное, я точно обкурился с непривычки и скоро потеряю сознание", - пронеслось у меня в голове.
- Ясно. Значит здесь в первый раз, - констатировал незнакомец. - Тогда могу ввести в курс дела. Всё равно делать не хрен. Те, что на насесте, - махнул он рукой в сторону скамеек, - это пидовки, им нужен трахальщик. Ты на это вряд ли сгодишься, да и они тебе ни к чему. Та пацанва тоже не про тебя: возраст у тебя, прости, уже помят. Остаются редкие одинокие старички типа меня.
- Какой же вы старик? - благородно встрепенулся я. - Вам, наверное, нет ещё пятидесяти.
- Сорок три, - горько усмехнулся Игорь, и я совсем смутился.
- Не тушуйся. Сам знаю, что не фонтан. Три раза женат и трижды разведён. Есть взрослый сын. Убил бы сразу, если б здесь увидел этого засранца!
- Почему? - моя наивность переходила все границы.
- Да потому что сюда не приходят за счастьем. Здесь скользкое грязное болото. Не хочу ему такую судьбу. Сам-то как сюда забрёл? Только не пизди, что заявился кофе попить в местную "тошниловку".
- А про кофе - это, кстати, идея! Может, зайдём? - от сигареты у меня стало совсем сухо в горле.
Вместо ответа Игорь стрельнул окурком, снайперски попав им в урну, и спортивной походкой направился к двери. "А у него неплохое тело, - отметил я про себя, плетясь за ним следом. - Нормальные плечи, узкая талия, уверенный шаг вразвалочку".
- Ладно, раз не хочешь говорить, тогда слушай, - начал он, уткнувшись в чашку. - Рассказываю это только потому, что мы незнакомы. Попиздели и разбежались. Одиноко мне, понимаешь?
- Да. Мне тоже.
- Я хожу сюда уже два месяца, почти каждый вечер. Некоторые даже начали со мной здороваться. Всякую шваль я отвадил от себя ещё в первую неделю. Встречаются и нормальные дядьки. Вон тот армянчик с усами, видишь? Начальник охраны в супермаркете. Порядочный семьянин, тоже сын есть, но частенько появляется здесь. Уходит каждый раз с разными...
- Куда уходит? - не понял я.
Игорь посмотрел на меня как на безнадёжного дебила.
- А ты что, не трахался ещё с мужиками?
- Нет, - испугался я и густо покраснел.
У меня и сказать-то это язык бы не повернулся, не то чтобы представить такое.
- О-у! Целочка?! Как же тебя так угораздило, братуха?
- В смысле? - совсем растерялся я.
- Тебе сколько лет? - вопросом на вопрос ответил Игорь.
- Так много, что и самому страшно.
- Давай возьмём-ка бутылочку, и, может, ты всё-таки расскажешь мне свою богатую биографию?
Та бутылка оказалась не единственной за вечер. Да, собственно, и вечер закончился для нас уже под утро. Мы сидели на скамейке в опустевшем парке и вспоминали свои никчёмные жизни.
С тех пор мы стали перезваниваться, иногда встречаться - не для секса, а просто поболтать, пропустить рюмочку-другую, побродить по городу. Хандра ушла. В моей жизни появился смысл в виде друга. Да, мы уже открыто говорили о том, что дружим.
Однажды Игорь позвонил мне и предложил пойти в сауну. Не скажу, чтобы я загорелся этой идеей, ведь, к стыду своему, никогда в саунах ещё не был, поэтому воспринимал их как вариант городской бани, да и стрёмно мне было показываться голяком перед посторонними. Но Игорь мягко уболтал меня, и мы встретились.
Как раз тогда и случился мой первый секс. После второй кружки пива мне всё стало похер, и я с воодушевлением принял предложение Игоря попробовать сразу всё! И мы всё попробовали...
Но в самом начале было не до расслабухи. Меня буквально по-крупному колотило, когда входная дверь двухместного номера сауны закрылась за нами, и мы остались одни. Впервые в жизни я оказался один на один с мужчиной! Много раз я проигрывал в голове море вариантов подобных встреч, но почему-то никогда не думал про сауну. Мой друг в какую-то секунду лишился одежды и, ухмыляясь, заинтересованно уставился на меня, видя, как я нарочно тяну время.
- Может, тебе помочь?
- Прости, жарко здесь.
- Так сауна же. Могу окно открыть...
Моя робость и заторможенность объяснялась скорее не скромностью, а тем впечатлением, которое произвело на меня голое тело Игоря. Лицо его действительно было здорово помято годами, но всё, что было ниже шеи, принадлежало скорее юноше. У него было молодое тело, лишённое пивных отложений. Упругая светлая кожа манила прикоснуться к ней ладонью и провести пальцами от груди вниз к... Тут я совсем задохнулся от увиденного мною зрелища! Почти впервые (не считая нескольких случаев в далёкой юности) передо мной стоял совершенно голый мужчина с красивыми яйцами и озорно покачивал своей колбасиной! Дыхалку у меня перехватило, и я оказался практически на грани инсульта, потому что вся кровь хлынула мне в голову. Впрочем, не вся. Остальная успела накачать бугор в плавках. Поэтому я и тянул время, стесняясь оголиться.
- Ну, что же ты? - Игорь подошёл ко мне и, бесцеремонно проведя рукой по ляжке, сжал в пригоршне мой стояк.
Сам не пойму, почему я не кончил сразу, но та свойская бесцеремонность Игоря и мужская ладонь на запретном месте меня окончательно сломили. Враз ушли куда-то многолетние страхи, и желание захлестнуло меня, как океанская волна во время прилива...
Мы прожили с Игорем пять долгих счастливых лет. Пять лет, равных пятидесяти!
Он ушёл к парню почти на двадцать лет моложе себя. Я не осуждаю его. Не вправе. Разве мог я подарить ему столько же драйва и задора, как тот сопляк Мишка? Слёз не было. Мы обнялись на прощанье и...
Все слёзы были позже. Каждую ночь. О бездарности прожитой жизни, об упущенном времени, о пролетевшем мимо счастье. О несбывшихся мечтах и ушедшей любви. Ведь я очень любил своего Игорёшу. От него мне остался только рыжий кот Руди. Его я воспринимал как часть моего парня, ему посвятил свою оставшуюся жизнь. Вчера и его не стало. Зачем тогда жить?
На плешку я больше не ходил, не хотел разочарований. А несколько лет назад открыл для себя окно в необъятный пёстрый интернет-мир. Особенно зацепили меня литературные сайты, да ещё и эротические. Сколько же здесь описано всяких историй и судеб человеческих! Появились у меня и знакомые, которым так же одиноко жилось, и они тоже жаждали общения. Но суррогат виртуальной дружбы никогда не заменит живое дыхание в подмышку, тёплую ладонь на плече, прищур смеющихся глаз.
Я не исключение. Подобно мне заканчивают жизнь большинство геев - в одиночестве, непроходящей тоске, дымном мареве с бутылкой напротив (курить меня тоже приучил Игорёк). Да, и в обычных семьях случается всякое. Но там всё-таки что-то! А у брошенных и всеми забытых старых геев нет будущего, нет настоящего, есть только воспоминания о прошлом. Впрочем, и прошлое, как у меня, тоже бывает не всегда...
Заледенелыми руками дописываю последнюю страничку блокнота. Костер почти догорел. Бросаю последний прощальный взгляд на маленький холмик могилки Руди под берёзой и смыкаю усталые веки. Теперь всё.
Суждено ли мне прийти на эту Землю ещё раз? Пусть и в ином облике? И что ждёт меня в другой жизни? Может, беззаботное счастье блондинки или никчёмная яркая жизнь гангстера, а может тихая келья затворника? Да у меня, собственно, и эта жизнь прошла в затворничестве. Без семьи, без любви, без счастья...
P.S.: Нашедшему этот блокнот - просьба опубликовать мои записи в интернете. Может, кто-то сделает определённые выводы.
Прощайте!