Соседки по палате встретили вернувшуюся Мари смешками — впрочем, агент и не собиралась скрывать от мулаток почему она осталась у белой сестрички на ночь. В ее планах было всемерное расширение знакомства Сигрун с миром черного лесбоса. Не раскрываясь полностью, она немного пошепталась с девушками и они вместе выработали общую линию поведения с фройляйн Йоханссон.
Наутро, придя на обход вместе с доктором Мейером, Сигрун не знала куда прятать глаза во время осмотра пациенток. Куда бы она не посмотрела, она видела томные взгляды, влажные языки, сладострастно облизывавшие полные губы, слышала похотливые смешки и перешептывания, чувствовала мимолетные, нескромные прикосновения к разным частям ее тела. Мари все это время искусно отвлекала доктора Майера, долго и путано рассказывая о своем самочувствии, говоря нарочито ломаным французским, то и дело, прикидываясь, что не понимает немца. Майер злился, но, в силу типично немецкой педантичности, продолжал осмотр, предоставив остальных трех пациенток сестре Сигрун. У блондинки-медички в общении с мулатками языкового барьера не возникало.
— Вот тут болит, — Жозефина широко улыбаясь красной как рак Сигрун, — пощупайте, — она задирала простыню, обнажая полную смуглую грудь.
— У меня никогда такого не было, — говорила уже Иветта, кокетливо стреляя глазами в сторону белой девушки, — я сегодня проснулась от того, что у меня зудело... там.
— Где? — машинально спрашивала Сигрун, старательно делая вид, что проводит обычный медосмотр. Сейчас у нее были красными даже кончики ушей.
— Вот тут, — Иветта откинула простыню и слегка развела ноги, так чтобы ее черное влагалище предстало Сигрун во всей красе, — я просто спать не могла. Может, посмотрите?
Медсестра словно завороженная уставилась на набрякшие черные половые губы Иветты, меж которых виднелась ярко-алая щель. Невольно она нагнулась, чтобы посмотреть поближе. В ноздри ей ударил одуряющий запах молодой черной письки. В тот же момент, лежащая на кровати позади Сигрун, Анжела согнула ногу в колене и с силой пнула белую девушку в обтянутую халатом попку. Не ожидавшая этого датчанка ткнулась носом в жесткие черные кудряшки и тут же Иветта, обхватив ее голову руками, провела мокрой промежностью вверх-вниз по лицу девушки. Та вскочила, как ошпаренная не удержавшись от вскрика.
— Что с вами? — Майер оторвался от пациентки и посмотрел на сестру, — что у вас на лице?
— А... пот, — нашлась Сигрун, спешно утираясь рукавом халата, — духота страшная.
— Есть такое, — кивнул Майер, — ну, думаю, вреда не будет, если мы немного проветрим.
Он шагнул к окну и, повозившись немного с защелками распахнул створки. В палату ворвался свежий ветер, донесший чьи-то голоса и отдаленный шум моря.
— Через час закроете, — обратился он к девушкам, — сестра Сигрун проверит. И не вздумайте глазеть в окно, поняли, — он обвел презрительным взглядом закивавших мулаток.
— Вы закончили осмотр? — обратился Майер к скандинавке и та утвердительно кивнула, — хорошо, тогда идем отсюда.
Он направился к двери и Сигрун двинулась за ним, попутно бросая на Мари возмущенные взгляды. Мулатка, улыбаясь, послала ей воздушный поцелуй. Она видела мокрые пятна сзади на халате — белая девушка кончила, едва коснувшись губами черной киски.
Дождавшись когда шаги медиков стихнут за дверью, Мари посмотрела на остальных мулаток и все четверо как по команде расхохотались.
— Думаю, этот медосмотр она не скоро забудет, — утирая слезы, сказала Анжела.
— Слушайте, а это не слишком? — спросила Жозефина, — она такая милая девочка.
— В самый раз, — усмехнулась Мари, — поверь, вы не сделали ничего, чего бы она втайне не желала. В следующий раз... — она прервалась на полуслове, прислушиваясь, — а это еще что?
Из раскрытого окна, четко, словно чеканя шаг, раздавались команды на немецком.
— Это нацистский молодняк, — махнула рукой Иветта, — делать им нечего, вот их и заставляют заниматься всякой ерундой. Лучше не смотри, они не любят когда мы глазеем.
— Я осторожно, — заверила их Мари, соскакивая с кровати и подходя к окну. Перед ней открылся обширный плац, по которому расхаживал рослый, крепко сложенный немец в черной форме эсэсовца. Время от времени он выкрикивал команды, что-то вроде «раз-два», то и дело бросая взгляды на часы на цепочке.
Перед ним, с наклонами и приседаниями делали зарядку около тридцати молодых людей — парней и девушек, одетых в почти одинаковые белые шорты и майки. Светлые волосы и голубые глаза яснее ясного указывали на то, что это были чистокровные немцы, арийцы из арийцев. Правильные «нордические» черты, красивые, одухотворенные лица — до омерзения одухотворенные, правильные до тошноты.
— Гитлерюгенд, — протянула Мари, — нацисты решили устроить тут свой детсад?
— Это у них вроде училища, — сказала Иветт, — у них тут рядом еще и стрельбище есть, — иногда слышно как палят.
— Понятно, — протянула Мари, продолжая осторожно наблюдать за воспитанниками нацистов. Они уже закончили зарядку и, повинуясь новым командам, выстроились друг за другом и побежали по плацу. Негритянка с интересом смотрела на стройных длинноногих девушек с подпрыгивающими мячиками грудей и худощавых, белокурых юношей. Похоже, тут может быть еще интереснее, чем она думала.
— Герр Майер же сказал тебе не подходить к окну! — раздался вдруг возмущенный голос, — в карцер захотела?
Мари обернулась и широко улыбнулась — в дверях стояла Сигрун. Щеки ее раскраснелись, голубые глаза только что не метали молнии. Даже мулатки невольно притихли на своих кроватях. Мари подмигнула соседкам по палате, после чего нарочито виляя бедрами, подошла к своей койке, наблюдая как датчанка демонстративно громко захлопывает окно. Затем она хотела с гордым видом удалиться, но, поравнявшись с койкой Мари, почувствовала, как сильные руки обхватили ее талию, затащив на постель.
— Пусти, слышишь, пусти, — бормотала датчанка, слабо трепыхаясь, — пусти, а то закричу.
— Кричи, — спокойно сказала Мари, ухватывая сильными пальцами подбородок Сигрун и заставив ее взглянуть себе в глаза, — что же ты? Кричи, ну!
Под насмешливым взглядом темных глаз Сигрун глубоко вздохнула и обмякла в объятьях Мари. Улыбнувшись, она привлекла белую девушку и впилась в ее губы долгим жадным поцелуем, от которого у датчанки закружилась голова.
— Хватит... перестань... не надо, — смущенно сказала Сигрун, когда Мари, наконец, прервала поцелуй, — мы же не одни.
— Мы, — рассмеялась Мари, — мы одни, детка, — добавила она, привлекая девушку для нового поцелуя. Ее рука, преодолевая слабое сопротивление, скользнула под полы халата, раздвигая сжатые бедра. Сигрун бросила испуганный взгляд на мулаток, но те беззаботно болтали о каких-то глупостях и впрямь ведя себя так, будто кроме них в комнате никого нет. В этот же момент сильные пальцы надавили на нежный бугорок и Сигрун всхлипнула, затрепетав в руках Мари, словно пойманная птица.
— Сладенькая, — улыбнулась негритянка, облизывая мокрые пальцы, — ну, в чем дело?
— Я верила, поверила тебе, — всхлипнула Сигрун, — я рассказала то, о чем не говорила никому. А ты устроила этот спектакль с этими... — она мотнула головой в сторону безмятежно щебечущих мулаток, — зачем?
— Затем, что я люблю тебя, дурочка, — Мари нежно чмокнула в губы Сигрун, — и я знаю, что тебе нужно. Для тебя секс с черной девушкой до сих пор что-то позорное, желанное, но постыдное, что нужно таить даже от себя самой. А я говорю — не скрывай свои желания, откройся им, откройся себе. Коль уж ты поняла, что любишь черные киски, так пробуй их столько, сколько дарует тебе судьба.
Она вновь заставила Сигрун посмотреть ей в глаза и смачно поцеловала ее в губы, одновременно подмигнув Иветте. Сама датчанка уже забыла об остальных девушках, забыв обо всем, кроме настойчивых губ и умелых рук, ласкающих дрожащее как в лихорадке белое тело. Она даже не сразу поняла, когда к ...