Даже не знаю, нравился ли мне Денис. Он ведь не был мне другом, он встречался с моей сестрой. Когда Денис приходил, они запирались в её комнате, там пили вино, слушали музыку, а потом... Я отлично слышал, чем они занимались потом. Слышал поскрипывание дивана, равномерное, как стук колёс поезда. Слышал громкое дыхание, приглушённые вскрикивания Вальки, невнятное бормотание Дениса. Затем поезд набирал ход, скрип становился всё быстрее и громче, возгласы - чаще и выразительнее. Под конец утробный стон из двух глоток сливался в один долгий, непрерывный гудок, возвещая о прибытии состава на конечную станцию. С последними затухающими ударами колёс из одного вагона в другой передавался контрабандный груз, который и был целью поездки. Поезд прекращал свой ход, и на время воцарялась тишина.
Я на дрожащих ногах отходил от двери их комнаты, стараясь не скрипнуть половицей, не выдать своего нездорового интереса к этим играм (мне было восемнадцать, им по двадцать семь). Я закрывался у себя в комнате и бросался на постель. Вынимал из-под кровати высокую индийскую вазочку, которую давно держал там вместе со своими секретными рисунками, и засовывал в неё ломивший от напряжения член. Внутренность вазочки была прохладной и шероховатой, это доставляло мне неземное наслаждение. Изнемогая от желания, я совершал яростные круговые движения, пока не доводил себя до оргазма и не наполнял бронзовую "вагину" семенной жидкостью. Вазочка была моей неизменной партнёршей на протяжении нескольких лет. С того самого дня, как я начал мастурбировать. Техника у меня тоже была неизменной: снова и снова ось мироздания описывала окружность по краям моей эротической вселенной, покуда стремительное движение не порождало Большой Взрыв, сопровождавшийся толчкообразным выбросом густой биомассы...
Изредка я, правда, изменял своей элегантной "подруге" и дрочил вручную, но тоже по-особому, не как все нормальные люди. Я накрывал свой слегка изогнутый член ладонью и тремя пальцами массировал головку, чуть-чуть сдвигая крайнюю плоть, но никогда не оттягивая её полностью. Этого мне было достаточно, чтобы спустя какое-то время бурно кончить. Как мастурбировать правильно, я в то время не знал, да и откуда бы я это узнал? Видака у нас не было, компьютер с интернетом ещё не изобрели, да и поучиться у кого-то тоже не представлялось возможным: друзей среди сверстников у меня отродясь не водилось. Впрочем, мне было наплевать на технику: во время своих онанистических сессий я весь погружался в причудливые эротические фантазии, которые отдавались в паху сладостными ощущениями. Откуда я их брал у себя в голове, сказать уже не могу. Наверное, из обрывков чьих-то разговоров о сексе, из увиденных на пляже полуобнажённых тел, из соблазнительных картинок на "переливных" японских календарях. Но, скорее всего, видения порождалась архетипической памятью моей предыдущей жизни, полной секса и вечной похоти, воспалённого сладострастия и необузданного разврата. Мне кажется, в прошлом воплощении я был самой грязной шлюхой - такую может нарисовать лишь необычайно порочное, болезненное воображение.
В тот день они назначили очередную встречу. Сестра планировала вернуться с работы к двум часам, до прихода Дениса, но в половине второго позвонила и сказала, что их задерживают, поэтому раньше трёх она не появится. Валька наказала мне оставаться дома, дождаться Дениса и занять его чем-нибудь до её возвращения.
- Чем? - недовольно поинтересовался я.
Мне нужно было срочно окончить два этюда в колледж, и тратить время на развлечения малознакомого парня совсем не хотелось.
- Напои чаем и предложи сыграть в карты, - отрезала Валька.
- На раздевание? - язвительно уточнил я.
- Не советую, - усмехнулась сестра. - Дэна хрен обыграешь, так что в два счёта останешься без трусов. Короче, придумай что-нибудь, только пусть он меня дождётся.
- Слушаю и повинуюсь, - буркнул я и бросил трубку.
Так она меня вечно и строила - тоже мне мамочка нашлась!
Только я разложил на столе рисовальные принадлежности, намереваясь побыстрее разделаться с доставшим меня пейзажем, как в дверь позвонили. Я пошёл открывать - на пороге стоял Денис с тортом в руках.
- Здорово, чувак, - по-свойски приветствовал он меня. - Валюшка просила подождать её здесь. Не выгонишь?
- Проходите, - вежливо, но сухо сказал я. - Сестра велела угостить вас чаем. Будете пить?
- Конечно, буду, - легко отозвался Денис, скидывая кроссовки. - Я специально тортик купил. Составишь мне компанию?
- Я сейчас занят, - ответил я, - и вообще, только что выпил кофе. Если хотите, можете сами сделать себе чай. Думаю, вы знаете, где у нас что на кухне находится. Можете чаёвничать там или проходите ко мне в гостиную.
- ОК, - согласился гость, - самообслуживание - значит самообслуживание... Слышь, чувак, напомни - как тебя звать?
- Анатолий, - представился я. - И пожалуйста, не называйте меня "чувак".
- Яволь, мой генерал, - засмеялся Денис. - Натюрлих! Я, пожалуй, с тобой посижу, Толян, а то мне одному скучно.
Я поморщился от такого панибратского обращения, но ничего не сказал. Лишь пожал плечами и вернулся в гостиную. Разговаривая с Денисом с холодной вежливостью, я изображал из себя "гнилого аристократа", хотя на самом деле им не являлся. Я просто смущался, не зная, как себя вести в его компании. Не будучи избалован мужским обществом, я проще чувствовал себя среди девчонок.
Я вовсю водил кистью по большому листу рифленой бумаги, когда в гостиную вошёл Денис с большой кружкой чая и куском торта в руках. Он уселся на диван напротив меня и с видимым аппетитом приступил к чаепитию. Мы оба молчали. Я время от времени отрывал глаза от бумаги и искоса поглядывал на гостя. А иногда боковым зрением ловил его неопределённый взгляд на себе.
- Что малюем? - наконец спросил Денис, прерывая обоюдное молчание.
- Леса, моря и горы, - буркнул я, с преувеличенным вниманием вглядываясь в свежие мазки.
Я нарочно не смотрел на него: пусть не думает, что я всё брошу и начну с ним трепаться.
- На стену повесишь? - дружелюбно поинтересовался он.
- Нет, музею продам, - фыркнул я, но тут же сказал серьёзно: - Завтра в колледж понесу, для зачёта.
- Интересно, - сказал Денис каким-то проходным тоном; было сразу понятно, что ему совершенно не интересно. - А портреты вы рисуете?
- Ну, допустим, рисуем, - с прохладцей ответил я, по-прежнему из вредности не поднимая на гостя глаза. - А что?
- Меня можешь нарисовать? - вдруг спросил он. - Очень хочу, чтобы кто-то нарисовал мой портрет.
Я оторвался от бумаги и удивлённо посмотрел на Дениса: дескать, зачем вам, если можно сфотографироваться.
- Послушай, чувак... в смысле, Толян, - тут же поправился он, - ну что тебе стоит? Нарисуй, а? Мне ещё целый час просто так сидеть, я ж усну от скуки.
- А позировать целый час, значит, не наскучит? - усмехнулся я.
Вообще-то я был не прочь набросать портрет этого парня: рисовать людей мне нравилось гораздо больше, чем пейзажи. Однако для вида я ещё поизображал упрямство.
- Не наскучит, - живо возразил Денис. - Честно скажу, я давно мечтал об этом. Ну, попозировать художнику.
- Ладно, уговорили, - наконец согласился я. - Только сидите спокойно и не вертитесь. Я не настолько великий художник, чтобы с ходу рисовать движущиеся объекты.
- Как скажешь, - с готовностью согласился Денис. - Скажи, как мне сесть и куда руки положить. Может, на груди скрестить?
- Руки за час отвалятся, если будете их скрещенными держать, - сказал я. - Лучше положите свободно на бёдра и слегка сцепите перед собой пальцы.
- Хорошо, - кивнул мой натурщик и сделал всё, как я велел.
Сейчас его руки возвышались как раз над пахом, слегка приминая пальцами бугорок на чёрных брюках из податливой ткани.
Я взял планшет и сел на стул против дивана. Свет из окна в это время идеально "лепил" объём лица и тела Дениса и подчёркивал фактуру его кожи. Я быстро, но без суеты начал делать портретный набросок. Заодно я впервые в жизни смог спокойно рассмотреть этого парня, не отводя глаз. Обычно я старался не попадаться в поле зрения "сладкой парочки": когда приходил Денис, я предпочитал уединяться в своей комнате. Поэтому я скорее мог представить себе по слуху особенности сексуального поведения парня, нежели нарисовать по памяти его внешность.
Между тем, это был весьма соблазнительный самец с немного восточным разрезом глаз и широкими скулами. Губы у него, пожалуй, были недостаточно чувственные, зато тонкий нос с точёными ноздрями живо напоминал классические профили римских медальонов. Чёрные волосы, остриженные максимально коротко, открывали череп великолепной формы и красивые уши. Будь Денис побрит налысо, он походил бы на египетского жреца, по ходу отмечал я, недаром у него смуглый цвет лица, совсем как у древних египтян. Одним словом, Денис примирял в своей внешности черты представителей самых разных мировых цивилизаций.
Этот культурологический синтез порождал во мне острое эстетическое наслаждение, но одновременно я испытывал и другое, более потаённое чувство. Чувство это не было всепоглощающим, оно лишь вызывало в затылке приятную щекотку, которая время от времени пробегала вдоль позвоночника каскадом мурашек и сладко отзывалась между ягодицами. Я уже с томлением представлял, как закрываюсь в спальне и устраиваю одиночную оргию, как упиваюсь своими видениями. Я знал, что центром этих фантазий будет красивый парень, сидящий передо мной. А основным возбуждающим мотивом станут его пальцы: иногда он их расцеплял и рассеянно поглаживал выпирающий треугольник на брюках. Не нарочито, а даже не отдавая себе отчёта в прикосновении к гениталиям. Непроизвольность жеста как раз и сводила с ума...
Готово, - наконец прервал я творческое молчание и встал со стула.
- О, неужели? - оживлённо воскликнул Денис и тоже вскочил на ноги. - Ну же, показывай скорее, я умираю от нетерпения!
- Пойдёмте к окну, - предложил я, - там света больше.
Я отдёрнул тюль и положил рисунок на подоконник. Денис встал рядом со мной и бережно взял его в руки. Несколько минут он с безмолвным интересом изучал портрет, а я прислушивался к тишине, пытаясь угадать реакцию парня. Он повернул ко мне голову и с немного озадаченной улыбкой спросил:
- Слушай, это правда я? Я имею в виду, я и правда такой красивый? Мне кажется, ты меня малость приукрасил.
- Вам что, не нравится? - глухим голосом уточнил я, готовый в любую секунду расплакаться от огорчения.
- Да ты что, конечно нравится! - искренне воскликнул Денис. - Ты реально крут, чувак!.. Ой, прости - Толян... Толик...
Когда я услышал имя Толик, у меня перехватило дыхание: меня так никто никогда в жизни не называл! Это обращение породило во мне неведомое доселе чувственное переживание: влажные звуки имени мгновенно растеклись у меня по яичкам и выступили капелькой на головке члена. Я вдруг ощутил, как у меня задрожали ноги и куда-то поплыла голова. Чтобы не упасть, я облокотился на подоконник и сквозь пелену, застлавшую глаза, устремился взглядом вдаль. Как сквозь толщу воды, услышал я голос Дениса:
- Толь, а можно я тебя ещё кое о чём попрошу?
Неимоверным усилием воли я заставил себя вернуться в реальность.
- О чём?
- Ну... - он смущённо замялся, а потом хохотнул и сказал: - Ты не мог бы как-нибудь нарисовать меня без одежды?
- Совсем без одежды? - изумился я. - Голым?!
- Ага, - кивнул он и громко сглотнул. - Ну или, там, в набедренной повязке. Чтобы как индеец был.
- Да, вы немного похожи на индейца, - глупо сказал я, потому что ничего более остроумного мне в тот момент в голову не пришло.
- Ну так что, нарисуешь? - быстро спросил Денис, приняв мою ремарку за согласие.
- Я не знаю, - в замешательстве пробормотал я, - не знаю, получится ли у меня. Я никогда не рисовал обнажённых людей. Нас не учили в школе.
- Ну вот заодно и потренируешься, - засмеялся Денис и слегка приобнял меня рукой за плечо.
Внезапно за спиной послышалось громкое троекратное покашливание, и тут же раздался ехидный голос моей сестры:
- О-ля-ля! Да тут, кажется, рождается высокое советское чувство! Чем это вы занимаетесь?
Я вспыхнул, наверное, от ушей до пяток, а Денис, смеясь, повернулся к Вальке с рисунком в руках и воодушевлённо сказал:
- Прикинь, твой брат мне портрет нарисовал, пока я тебя ждал. Да ещё так похоже - я аж обалдел!
- Ну, это он умеет, - фыркнула Валька. - Ещё бы посуду мыть научился, вообще цены бы ему не было... Ладно, Толяныч, молодец, что занял Дэна. А сейчас давай дуй к себе, мне с Денисом нужно посекретничать.
Меня не нужно было просить дважды: в этот момент я, как никогда в жизни, хотел поскорее уединиться в спальне.
Я соврал Денису: обнажённых людей я рисовал, и очень давно, ещё до того, как пошёл в художественную школу. Рисовал во всех сладострастных позах, какие только могло подсказать мое гиперсексуальное воображение. Шлюха, которой я был в предыдущем воплощении, не давала расслабиться: она навевала мне самые грязные видения самых диких совокуплений. Тела мужчин и женщин на моих рисунках стелились по земле и переплетались, как змеи в клубке. Или, презирая все законы гравитации, парили по плоскости бумаги, подобно ангелам в небесах. Я безбожно нарушал пропорции человеческого тела и композиционные каноны. Я сцеплял людей, как детали конструктора Лего, вставляя анатомические выступы одного тела в отверстия другого. Получалась замкнутая электроцепь: член - вагина - губы - член - палец - влагалище - рот - яйца - язык - вульва. Обратите внимание, что в цепи нигде не присутствует анус и однополярное соединение - ММ или ЖЖ: моя шлюха либо была брезгливой пуританкой, либо жила в обществе, где однополые связи и анальный секс не практиковались. О них я узнал уже в этой жизни - от двоюродного брата.
Однажды к нам на несколько дней приехал мой дядя и привёз сына, которого я видел впервые. Деревенские жители, они наполнили квартиру запахом самогона и сала, а также странным выговором какого-то специфического диалекта. Олега, моего двадцатилетнего кузена, поселили ко мне в комнату, велев разделить с ним полутораспальную кровать. Я не возражал: мне понравился этот белобрысый парень с коренастым телом.
В первый вечер нашего знакомства мы сидели в спальне по разным углам и молча занимались каждый своим делом в ожидании "отбоя". Мы почти не общались, потому что, в принципе, нам не о чем было говорить. К тому же меня смущала разница в возрасте - Олег в моих глазах был уже совсем взрослый. Он и выглядел настоящим мужчиной. Короткие жидковатые волосы и светлые усики над плотно сжатыми губами зрительно прибавляли ему ещё два-три года. Как и многим парням из деревни, Олегу была присуща деловитая серьёзность взрослых людей: он рано начал заниматься настоящей работой, и у него не было времени на пустые забавы городской молодёжи. Сейчас такая преждевременная серьёзность кажется мне потешной, но тогда вызывала уважение и даже почтительный страх.
Олег сидел на кровати, облокотившись на спинку, и что-то сосредоточенно писал в толстой тетради с грубой коричневой обложкой. Он поднял ноги в коленях и широко расставил их в стороны. На нём были только старые домашние трико с основательной прорехой в паху - через дыру в штанах выглядывала буро-зелёная ткань трусов. Я рисовал за столом и исподтишка посматривал на мускулистый торс брата и его предельно наполненную мужским содержанием промежность.
- Вижу, Анатолий, спортом ты не любишь заниматься, - внезапно обратился ко мне Олег с лёгким неодобрением в голосе, совсем как мой учитель физкультуры. - Щупленький больно.
- Ну и что, что щупленький, - огрызнулся я. - Были бы кости, как говорит отец, а мясо нарастёт.
- Тебя бы к нам в деревню на полгодика, я б из тебя нормального мужика сделал, - по-взрослому наморщив лоб, сказал Олег и, отложив в сторону тетрадь, с основательностью почесал себе яйцо, как раз в том месте, где расползлась чёрная ткань трико. - Ты бы у меня живо спортсменом стал.
- Ты что, тренер? - спросил я, больше из вежливости, нежели из интереса.
- Да, веду секцию тяжёлой атлетики в сельском клубе, - не без гордости сказал кузен, - пацанов вроде тебя к армии готовлю. Вот, программу тренировок для новичков пишу. А ты там чем занимаешься?
- Рисую, - кратко ответил я.
- А ну покажь, - с мужицкой грубоватостью потребовал тот.
Я пожал плечами и, взяв со стола рисунок, подал его Олегу.
- Что за ерунда? - презрительно цыкнул он. - Ты зачем веник-то рисуешь?
- Это не веник, а сухие цветы, - оскорблённо заявил я. - Натюрморт.
- Да-а, брат, - насмешливо протянул Олег, - из тебя и правда дурь надо выбивать. Ты что, всегда такую херню рисуешь?
- Нет, только для школы, - сказал я. - Для себя другое рисую.
- А для себя что? - продолжал допрос Олег, не убирая руку с промежности; время от времени он засовывал один палец в дырку трико, словно проверяя, всё ли там на месте. - Тёлок, наверное?
- Ну, так... разное, - неопределённо протянул я, чувствуя, как у меня загораются уши.
Мне вдруг страстно захотелось продемонстрировать брату свои похабные рисунки. Это было сродни тому чувству, когда эксгибиционист сгорает от желания выставить на всеобщее обозрение свой эрегированный член.
- Девушки тоже есть. Показать?
- Да уж покажи, что ли, - наигранно зевнув, ответил Олег. - Живой тёлки рядом нет, так хоть на рисованную посмотрю.
- Сейчас, погоди, достану, - меня охватило страшное волнение: никому в жизни я не показывал своё эротическое творчество.
Я опустился на колени перед кроватью и, поглубже нырнув под неё рукой, вынул пачку изрисованной бумаги.
- Вот, смотри, - стараясь говорить как можно небрежней, произнёс я и положил рисунки на покрывало, рядом с Олегом.
На верхнем листе красовалась деваха с запрокинутой головой - руками она раздвигала свои половые губы. Увидев её, кузен судорожно сглотнул и ошеломлённо присвистнул.
- О**еть! - сипло воскликнул он и, схватив рисунок, впился глазами в эту незамысловатую композицию. - Да это же ваще... Монтана какая-то!
Наверное, в ту минуту Олег подобрал единственное слово, которое, как он полагал, могло адекватно выразить его эмоции. Вероятно, своим "фирменным" звучанием оно вызывало у брата сладостные ассоциации с залапанными ч/б фотками, на которых "американские" девы выставляли напоказ свои прелести.
Я улыбнулся, польщённый такой реакцией на мой порнографический шедевр. Мне было ужасно интересно, встал ли у Олега при виде нарисованной "тёлки". Думаю, да, потому что он живо перевернулся на живот и принялся жадно рассматривать рисунки, комментируя их с грубоватой безыскусностью. Я тоже прилёг рядом с братом, страшно возбуждённый новизной ситуации. У меня ломило в штанах от того, что взрослый парень обсуждает со мной мои грязные фантазии, отпускает сальные шуточки и трогает руками героев моих "комиксов".
взял в руки очередной рисунок. Изображённый на нём мужик вгонял огромный ствол в тело, стоящее раком спиной к зрителю.
- Красивый хлопец, - сказал брат, ткнув пальцем в фигуру на четвереньках.
- Ты что? - засмеялся я. - Это же женщина! Куда, по-твоему, мужик парня будет сношать?
Олег внимательно на меня посмотрел, и в глазах его прочитывалось любопытство, граничившее с недоумением.
- Ты прикидываешься или правда не знаешь, куда? - тихо спросил он. - Издеваешься надо мной, наверно. У самого вон какие рисунки!
Теперь, вероятно, на моём лице было написано такое недоумение, что Олег только присвистнул.
- Ну ты даёшь, братан, - сказал он и, приблизив губы к моему уху, сказал шёпотом, от которого у меня перевернулось всё внутри: - В попу, конечно. Только не говори, что впервые это слышишь!
- Как в попу?! - чуть ли не испуганно вскричал я, тоже шёпотом. - Там же негде!
- Ну, бля, прям садик, - проворчал Олег. - Тебе точно надо к нам в село, живо всему научишься. По крайней мере, будешь знать, что и девочки, и парни, и дяди, и тёти в попку балуются. Причём с большим удовольствием. И не гляди на меня так.
Но я сейчас мог глядеть на брата только так: одним-единственным словом он разрушил мои представления о границах эротической вселенной. Целомудренная шлюха внутри меня ни разу даже не намекнула ещё об одном органе сладострастия, а тело моё никогда не подсказывало желания поэкспериментировать с собственным анусом. Я был так потрясён, что даже не сразу догадался задать кузену совершенно естественный вопрос: дескать, а ты сам-то уже прошёл через это странное удовольствие? И только когда он досмотрел все рисунки и разочарованно узнал, что больше "порнушки" у меня нет; когда мы оба разделись до трусов и собрались ложиться спать, я набрался невероятной храбрости и спросил:
- Олег, а ты когда-нибудь так баловался?
- Так - это как? - уточнил брат.
Он лежал на спине, закинув руки за голову. Ноги его по-прежнему были подняты в коленях, он их сводил и разводил, как сидящая бабочка сводит и разводит крылья.
- Ну, в попу, - шёпотом пояснил я.
- Конечно, - будничным тоном сказал он. - Только я предпочитаю сам кого-нибудь иметь в зад. Ну и себе иногда палец вставляю, чисто прикалываюсь. Ты, может, посмотреть хочешь? Я бы показал. Ты меня своими рисунками раздраконил мама-не-горюй, теперь хочется чего-нибудь эдакого!
- Я даже не знаю, - пролепетал я, мгновенно заливаясь краской и ненавидя себя за это. - А ты правда хочешь показать мне?!
- Ну конечно, ёптать! - воскликнул Олег. - Иди закрой дверь на щеколду!
Я сделал это и вернулся к разобранной постели. Перебравшись через тело брата к стенке, я уселся и обхватил ноги коленями. Предвкушая "спектакль", я исходил мелкой дрожью от возбуждения, у меня даже постукивали зубы.
Олег приподнял зад и немного стянул трусы - так, что стали видны мощные ягодицы и низ тяжёлой мошонки, нависающей над ними. Он сунул в рот указательный палец, основательно смочил его слюной и поднёс к щели. Словно во сне, я увидел, как брат погрузил палец между ягодицами. Он слегка покачал ладонью из стороны в сторону, оставив палец практически наружи и лишь утопив в ложбине ноготь. Но потом палец начал глубинное погружение и вскоре исчез между ног до самого основания - на моих глазах произошло чудо проникновения в мужское тело. Проникновение, о самой возможности которого до этого дня я даже не подозревал...
Память о той ночи окутана в моём сознании каким-то туманом. Помню только, что потом Олег предложил мне самому ввести палец ему в попу, но перед этим попросил выключить свет в комнате. В темноте он снял трусы, встал на четвереньки и упёрся головой в подушку. Я пристроился позади него и среди мягких волос нашёл нежную на ощупь дырочку. Подобно Олегу смочив палец, я несмело погрузил его в горячий, влажный и такой податливый коридор, а потом уже не мог остановиться, пока брат бурно не кончил себе в ладонь и не оттолкнул меня. Он обхватил мне голову и поднёс руку к моим губам. Олег велел проглотить лужицу пахучей и густой жидкости, а остатки её размазал по моему лицу. Совсем не помню, кончил ли я тогда тоже...
Денис позвонил через день после того, как я нарисовал его портрет. Было утро, родители и Валька уже ушли на работу, а я собирался в школу. Денис сказал, что окончил ночную смену, и спросил, не хочу ли я сейчас выполнить своё обещание - изобразить его "индейцем". Как раз воспользуемся шансом, пока никого нет дома, добавил он, а то ведь тема этюда достаточно интимная. Услышав мой слабый протест - дескать, мне нужно идти на уроки, - он заявил, что я уже не маленький и могу себе позволить разок прогулять "по уважительной причине". Думаю, Денису вряд ли удалось бы так быстро меня уломать, если бы я сам не жаждал провести с ним сеанс рисования. Как я мог устоять перед соблазном впервые в жизни поработать с обнажённым натурщиком?!
На этот раз Денис был одет в потёртые голубые джинсы - в них его подкачанный зад выглядел сногсшибательно. Вызывающе красная футболка подчёркивала мощные плечи и идеально плоский живот. О, эти спортивные парни! - томно вздохнул юный художник, приглашая гостя в комнату.
- Денис, давайте сегодня поработаем у меня в спальне, - робко предложил я. - С утра там гораздо больше солнца, чем в гостиной. Ну и на случай, если кто-нибудь раньше придёт домой: вы ведь не хотите, чтобы вас застали раздетым?
- Вообще-то я не из стеснительных, - усмехнулся Денис, - но ты хозяин, Толян, поэтому распоряжайся. Раз ты настаиваешь, пойдём к тебе в комнату.
В спальне я взял со стула тёмно-зелёное шёлковое полотно. Я его заранее попросил у матери для сеанса рисования. Сказал, что мне нужна драпировка, только не уточнил, какого рода: вряд ли она бы пришла в восторг, узнав, что я собираюсь обернуть дорогущим индийским шёлком чресла чужого парня.
- Если у вас с собой нет ткани для повязки, - сказал я, протягивая его Денису, - можете воспользоваться этим шарфом.
- Толян, прекрати уже называть меня на "вы", - воскликнул Денис с укоризной в голосе, - я сразу чувствую себя старым. Договорились?
- Хорошо, как скажете, - сказал я и, вспыхнув, тут же поправился: - То есть - как скажешь... Ты будешь пить чай, или сразу начнём рисовать?
- Давай рисовать, - деловито ответил Денис и расстегнул молнию на джинсах.
Тугая ширинка тут же разошлась, и наружу вырвались тайные части его тела, сдерживаемые белой тканью плавок.
Я раскладывал на столе принадлежности для рисования, но краем глаза взволнованно следил за тем, как раздевается моя модель.
Денис сел на кровать и снял носки, потом "картинно" освободился от футболки и штанов. Каждое его движение было достойно отдельного рисунка, до того оно было прекрасным! Парень взял в руки шарф, и я подумал: вот сейчас, сейчас он небрежно скинет плавки, и я исподтишка полюбуюсь его членом или ягодицами, пока он будет обматывать бёдра тончайшей тканью. Но Денис бросил через плечо: "Я в ванную", - и вышел, похерив мои попытки совершить акт вуайеризма.
Денис вернулся настоящим индейцем (или индийцем), в роскошной набедренной повязке: её переливчатая зелень зрительно ещё больше увеличивала межножное хозяйство парня и позволяла гениталиям при каждом движении свободно "перетекать" с места на место. Зрелище было настолько завораживающим, что я был вынужден больно ущипнуть себя за ладонь, чтобы выйти из транса.
Денис бросил свои плавки сверху на одежду и присел на кровать.
- Предводитель команчей готов, - весело объявил он. - Как мне садиться?
- Предлагаю лечь на бок, - сказал я, заранее продумав композицию. - Правую руку согни в локте и обопрись на неё. Правую ногу вытяни, а левую согни и поставь её точно позади правого колена. Левую же руку вытяни и положи на поднятое колено.
- Тебе не кажется, что это напоминает "Сотворение Адама" Микеланджело? - усмехнувшись, спросил Денис, поэтапно выполняя мои указания по принятию сложной позы.
- Нет, - улыбнулся я, - Адам глядит на Бога и протягивает ему палец. А ты будешь глядеть на меня, и пальцы твои будут собраны.
- Ну, это, конечно, в корне меняет дело, - шутливо заметил Денис. - К тому же, помнится, Адам был совсем голый и с маленькой писькой. А я очень даже одет, и писька у меня ни разу не маленькая. Это не я, это твоя сестра утверждает.
- Я рад за них обоих, - проворчал я, смущённый тем, что Денис говорит о таких интимных вещах, хотя, конечно же, мотив "письки" приятно щекотал нервы. - Всё, можно начинать.
И я начал. Я жадно впивался взглядом в каждый изгиб, каждую впадину и выпуклость изумительного тела. Я неторопливо делал набросок, с наслаждением оставляя на бумаге линии, повторявшие очертания этого тела. Острие карандаша было словно продолжением моих пальцев, и каждый штрих был чувственным прикосновением к плоти Дениса. Я и в самом деле физически ощущал фактуру его кожи, мягкость и даже температуру. Эти ощущения будоражили мне кровь, и она приливала к промежности, вызывая сладкое неудобство в штанах. Вслед за Рембрандтом (или Ренуаром) я мог заявить, что пишу обнажённую натуру не кистью, а членом.
В то же время я не позволял возбуждению пересилить эстетическую сторону моего творчества. Я тщательно выверял геометрию рисунка: голова - круг, торс - трапеция, нога и рука - два опорных треугольника, другая нога и рука - параллельные линии, являющиеся центром изображения. А между этими линиями - паховый треугольник, срединная точка композиции, равно как и абсолютный центр мироздания. Как видите, уже в ранней юности художник с философским мышлением доминировал во мне над порнографом - чувственным болваном, что с упоением изображает анатомию и физиологию мужчин и женщин, не утруждая себя стилизацией человеческого тела и эстетическим преображением его животных проявлений.
Дениса, я понимал, что сейчас у меня в жизни происходит второе судьбоносное событие, связанное с присутствием в моей постели голого парня. Как вы помните, первым таким событием были сексуальные эксперименты с Олегом. Думаю, именно благодаря тому, что случаи эротических игр с другими парнями были у меня таким редким явлением, я и запомнил их на всю жизнь. Стань они обыденностью, исчезла бы вся острота момента, и художник внутри меня постепенно превратился бы в пресыщенного борова. Поэтому я по сей день благодарю бога за то, что он держит мою сексуальную жизнь в столь жёстких рамках - не иначе, готовит меня к роли святого. Глядишь, не сегодня-завтра люди увидят над моей головой нимб, а потом я вознесусь на небо в столбе света...
Я вздрогнул, когда внезапно услышал голос Дениса.
- Толь, - окликнул он меня, - как там у меня - член в этой позе достаточно большим смотрится? Не хочется, чтобы он получился на рисунке как у Адама.
- Ну, в целом, ничего, - сказал я, пристально вглядываясь в пах Дениса; мне безумно нравилось, что я могу спокойно, не опуская глаз, пялиться на хозяйство парня и при этом быть как бы хозяином положения. - Объём, может быть, немного теряется, но это не страшно.
- Эй, что значит - объём теряется? - возмутился Денис. - Мне не нужно, чтобы что-то терялось. Надо, чтобы люди охали и говорили: фигасе, да у него между ног как у коня!
- Ну, тогда подшамань там немного, - посоветовал я, - яйца побольше вытащи, чтобы они член подпирали, а головка пусть смотрит вверх.
- Сейчас попробую взбодрить своего дружка, - пробормотал Денис, запуская руку под повязку и какое-то время сосредоточенно там "шаманя". - Ну что, лучше?
- Не знаю, - пожал я плечами. - Всё равно как-то плосковато.
- Ядрёна Матрёна! - выругался мой натурщик. - Будь рядом Валька, у меня бы живо всё выросло и заторчало. А так что-то не получается...
- Только Вальки тут не хватало, - буркнул я. - Давай как-нибудь без неё обойдёмся!
- Что ж, давай обойдёмся, - хмыкнул Денис, окидывая меня престранным взглядом. - У нас ведь ты есть.
- Что ты имеешь в виду? - растерянно спросил я и громко сглотнул.
- Ничего особенного, - улыбнулся Денис. - Если ты знаешь, как надо сделать, иди сюда и сам "выставь кадр", как говорят фотографы.
- Да пошёл ты! - воскликнул я с деланным возмущением, а у самого от этих слов закружилась голова и в штанах мгновенно задымилось! - Я ещё только в трусах у тебя не копался!
- Да ты что, всё нормально! - засмеялся Денис, видя моё волнение. - Мы же просто рисуем, а ты художник, вот и помоги модели.
- Ну, как знаешь, - выдохнул я и решительно направился к кровати, хотя ноги у меня гудели, как провода под напряжением, и мелко дрожали.
Я подошёл к кровати и несмело дотронулся до шёлка на бёдрах Дениса. Почувствовав под пальцами его член, я весь покраснел, но оторвать от него руку сил уже не хватило. Я слегка передвинул тяжёлый ствол, заодно как бы случайно проскользнув мизинцем по яйцам Дениса. Он, прищурившись, посмотрел на меня и вдруг сильно прижал мою руку к своему паху. Я попытался вырваться, но он не дал мне этого сделать.
- Толик, не дури, - вполголоса сказал Денис, пристально глядя мне в глаза, - тебе же нравится меня трогать?
Я тяжело выдохнул и молча кивнул головой.
- И мне нравятся твои пальцы, - доверительно прошептал он. - Чувствуешь, как он встаёт? Ну, давай, поиграй с ним, как хочешь...
Я долго мял органы Дениса через ткань, а он откинулся на спину и с закрытыми глазами чутко прислушивался к моим рукам. Я священнодействовал, с упоением ощущая пальцами, как кровь устремляется к его члену и как головка раздувается, превращаясь в шляпку гриба. Я всё не решался запустить руки вовнутрь, пока вдруг не увидел, что на шарфе проступило сырое пятно. Я испугался, что мать заметит его и мне влетит по первое число, поэтому непроизвольно задрал ткань к животу парня. Пульсирующий член вырвался наружу и тут же устремился вверх. Я впервые в жизни увидел при свете дня не собственный эрегированный орган, а х*й другого парня и от избытка чувств готов был рухнуть в обморок. А через минуту хотел провалиться под землю от стыда, потому что выяснилось, что я совершенно не умею мастурбировать.
- Слышь, чувак, ты что делаешь?! - послышался удивлённый возглас Дениса, когда я попытался ему подрочить в своей манере, а именно: повращать член по орбите, взяв "христианской щепотью" его головку. - Ты что, никогда лысого не гонял?!
- Нет, - пролепетал я, с неприязнью ощущая, как у меня начинают пылать уши. - Не гонял...
Он окинул меня изумлённым взором (совсем как когда-то Олег) и обескураженно сказал:
- Ну и ну, всего ожидал, но только не этого. Ладно, давай уж научу, коль случай представился. Смотри, салага...
Он обхватил рукой свой член и ознакомил меня с древнейшей техникой самоудовлетворения, которую все нормальные парни осваивают интуитивно, но которая столько лет оставалась для меня загадкой. Ох уж эта шлюха внутри меня - даже такому делу не могла меня по-человечески научить! Всё, чего она сумела добиться - так это сделать из меня художника-извращенца. Впрочем, и на том, как говорится, спасибо...
Денис снова вложил мне в руку свой гигантский член (обхватывая его ладонью, я даже не смог соединить пальцы), и я начал его мастурбировать - сначала несмело, а потом всё более уверенно. Судя по тому, как парень принялся ритмично приподнимать бёдра и учащённо дышать, я осваивал науку довольно успешно. За несколько секунд до того, как кончить, Денис попросил меня полизать ему яйца. Я уже готов был сделать для него всё, что угодно, поэтому безропотно приник языком к его мошонке. Почти тут же он начал спускать, щедро поливая спермой мои губы, щёки и подбородок. И как раз в эти мгновения нашего обоюдного кайфа с комнату неожиданно зашла Валька...
Полминуты, показавшихся мне вечностью, мы втроём ошарашенно смотрели друг на друга. Голый Денис с торчащим членом - на мою сестру, я с обильными следами густой спущенки - на Дениса, а Валька растерянно переводила взгляд с любовника на меня. Никто из нас не произнёс ни единого звука. А потом вдруг в Вальке будто прорвался кран, отвечающий за самые похабные слова, и она заорала:
- Толя, сука ты ё**ная, я так и знала! Я знала, что ты грязный педрила! Бл*дь, за что же мне судьба такого брата дала?! Ты что, с кем ни попадя трахаешься, маленький ублюдок?! Какого хера ты Дэна-то втянул в свои пидовские игры?! Убью, сука, убью!..
Валька замахнулась рукой и хотела было отвесить мне увесистую пощёчину, но тут увидела, что я весь заляпан спермой. Она брезгливо отдёрнула ладонь, а лицо у неё исказилось гримасой отвращения, словно она дотронулась до скользкой жабы. Из глаз у нее брызнули слёзы бессильной ярости.
- Дэн, уйди, нах*й, из комнаты этой шлюхи! - истерично выкрикнула Валька. - По ходу, все, кто сюда попадает, превращаются в педиков! Ты, может, не знаешь, маленький сучонок - Олег ведь мне тогда рассказал, как ты заставлял его каждую ночь трахать тебя в жопу! Он мне показал твои жуткие рисунки, где все е**тся вповалку. Ну ладно, в то время там были только тётки с мужиками нарисованы, но потом, б*дь, началась сплошная гомосятина. Знаешь, я иногда залезала к тебе под кровать - проверить, куда ещё понесёт моего еб*нутого братца с его фантазиями!.. Ладно, х*й с ним, с Олегом, может, ему самому в кайф с парнями трахаться, но Дэн-то, Дэн-то ведь абсолютно нормальный был до сегодняшнего дня! Бл*дь, я как жопой чувствовала, что вас двоих нельзя оставлять наедине - выходит, не ошиблась!.. Ты и его соблазнил своим гнусным творчеством, змеюка х*ева... Тварь, нет тебе прощения!.. Ненавижу!..
Выкричавшись, Валька замолчала и несколько раз всхлипнула. Потом, словно опомнившись, посмотрела на Дениса.
- Дэн, какого хера ты тут голый валяешься, яйца свои бесстыжие выставил? - тускло сказала она. - Одевайся, пошли отсюда...
Денис молча подчинился - встал с постели и натянул трусы. Я был словно в бреду от пережитого потрясения, однако шлюха внутри меня краем глаза успела отметить, что на белой ткани тут же выступила капелька - это член Дениса поставил шикарный автограф остатками спермы. Я знал, что мне не суждено ещё хоть раз увидеть гениталии этого парня, поэтому второй обитатель моего противоречивого внутреннего мира - художник-эстет - постарался на всю жизнь оставить в моём сознании память об этой крошечной, ничего не значащей детали - сыром пятне на нижнем белье Дениса. Ведь это не просто пятно, а начало целой эпохи моей жизни. Оно до сих пор хранится в музее моей личной эротической вселенной, где число экспонатов - воспоминаний, подобных этому - равняется Бесконечности.
P.S. После того случая я уничтожил все свои порнографические изображения. Порвал на мелкие кусочки - так, чтобы детали конструктора невозможно было сложить опять, - и вынес на помойку. А рисунок с Денисом я так никогда и не закончил. Он остался в том виде, в каком я его отложил перед памятной сценой в постели - с зияющей пустотой вместо чресл: таинственный центр мироздания, доступный лишь воображению, не глазу. Этот рисунок положил начало новому направлению в моём искусстве, я назвал его эротической недосказанностью...