Ну что, первым послал фенриха, пусть юнец её чуть разогреет. Пошел он в спальню. Смотреть – смех и грех: держится орлом, а у самого поджилки дрожат. Может, вообще еще женщину не пробовал, орел наш боевой. Вот и попробует! Ну что, ждём. Оттуда по идее он должен выйти мужчиной! Грохнула вдруг дверь – и вылетает наш доблестный юнец из спальни как бомба. Едва не полетел кубарем, но удержался на ногах. Вид у него конечно – умора: штаны с трусами до пола спущены, ножонки тонкие, незагорелые... Потом присмотрелся я – что-то не то: глаза у него навыкат, белый, как полотно, трясется весь и даже точно зубами громко так постукивает:
— Это ведьма, мне так плохо стало...
Пошёл я в спальню. Там все в полном порядке. Живехонька наша Надийка, лежит голая – ну точно статуэточка, фигура богини – и в потолок смотрит. Графиня прямо! Подошел, присел рядом, помял ее грудки кругленькие, обстоятельно, без лишней поспешности, погладил там и сям, поласкал. Она не шевелится, не противится, только покосилась на меня с такой ненавистью, что дураку ясно: могла бы – убила бы. Причём неоднократно!
– Ну что, – говорю, – дорогая, пора уже и ножки твои красивые раздвигать...
Она раздвинула, все так же в потолок глядя. Лег я на нее... И сердце чуть не оборвалось. Застучало как барабан! И было от чего! Похолодел! Затрусило как фенриха! Там, где только что было смазливое личико с кудрями по плечам, вдруг объявилась звериная голова, и тычется мне в рожу оскаленная волчья морда, шерсть чувствую щекой, мокрый звериный нос, клычищи в слюне, блестят, и все это так натурально и так доподлинно, что сердце в пятки ушло. А ноздри звериным запахом залепило.
Уж и не помню, как меня с постели снесло. Стою, как дурень, со спущенными штанами. Ошарашило меня нешуточно, герр майор. Как штаны сухими остались, сам удивился. Застегнул штаны и вышел, не оборачиваясь. Очень уж все натурально, и очень страшно, надо самому себе честно признаться! Вышел я, а лейтенант мой рванул, как спринтер со старта, очень она ему понравилась. Ха, думаю, сейчас ты порадуешься! Но через минуту обратно, налил полный стакан коньяку и выпил как воду:
— Это ведьма, герр обер-лейтенант. Я же из села, я их видел. Очень сильная ведьма. лучше всего её быстро отпустить, от греха подальше... Точно говорю! И не вздумайте её застрелить, нам же хуже будет - ладно, зашёл я туда, взяв её сумку с документами.
Лежит она на постели, голая, обворожительная, но там, где следовало бы, у меня уже ничего не колыхнулось. Одного хочется – побыстрее со всем этим покончить. Бросил я сумку на постель и говорю:
– Одевайся и ступай к чертовой матери. Не поняла, что ли? Марш отсюда! Ведьма!
Она посмотрела на меня и не зло, и не сердито – скорее уж равнодушно, устало. Поднялась и стала без малейшего стеснения одеваться при нас, не особенно и торопясь. Натянула чулки, проверила шов ровно ли и юбку стала застёгивать. Убил бы! Но... честно говоря страшно! Мой лейтенант Дидрих не даром предупредил. А уж никогда не боялся никого и ничего...
Она надела туфельки, взяла сумку и говорит мне свысока, словно хозяйка командует своему пьяному кучеру:
– Водителя освободите. Мне ехать далеко...
И вышла она из особнячка, голову держа высоко, как принцесса. Всадил бы ей пулю из "Вальтера" в затылок, да Дидрих так на меня смотрит... Водитель тащится следом, не веря своему счастью, с самой что ни на есть идиотской физиономией. Трусит его. Но завёл он машину и рванул вовсю! Аж резина завизжала при прокрутке! Хорошо, что я приказал машину заправить - себе думал оставить. Но клин нужно вышибать клином! Привёл фенрих врачиху, симпатичная, чего уж там. И, самое главное, я уверен, что точно не ведьма. Также показал Дидрих ей финку, она выпила стакан коньяку и согласилась, по-хорошему. Прошлись мы по разу, мало оказалось! Накормили мы врачиху, помылась она в душе - титан фенрих натопил, выпила она ещё стакан и мы повторили с ней. Вот тут она поняла, что её не убьют и старалась вовсю. И в рот наш фенрих попробовал, а лейтенант и в зад ей заехал, уж очень у неё задок аппетитный! Вышибли мы "клин", это точно! А утром ещё повторили! И кто из нас был более доволен - это вопрос, герр майор. Мы точно боялись, что импотентами станем. Затем Дидрих привёл и медсестру - мы вновь, но только по разу "оторвались". А как она старалась, такая страстная оказалась. Фенрих больше всех рад был - он же стал мужчиной, попробовал её и в ротик и в попку. Аж светился весь, как прожектор в ночи.
И что Вы думаете, герр майор, отпустил я её и даже и медсестру. От греха подальше, от этих женщин всего можно ожидать. И, как только они ушли, по дороге сев в чью-то проходящую полуторку, так поверьте, гер майор, сразу меня и отпустило. Совсем...
А все же редкостная была красавица... Видел я её и в одежде и голую совсем... Но вот больше я её видеть точно не захотел бы...
Вот такую историю он мне выложил – причем ни раньше, ни потом ничего даже отдаленно похожего не рассказывал. Если судить с профессиональной точки зрения, его попросту прорвало. Случаются такие ситуации: однажды вдруг прорвет человека, и выложит он такое, о чем молчал прежде и собрался молчать дальше. Причиной тут может послужить что угодно: да хотя бы эта клятая морось за окном...А тут печка горит, огонь пляшет, мы хорошенько выпили и отлично закусили, тепло, вечер, тишина... Но, самое главное, мы стали как-то ближе друг другу. И он согласился работать на нас!
Давать оценку рассказанному, то есть его подлинности, я категорически не намерен. Как говорится, не моя епархия. О всякой чертовщине мне приходилось слышать и там, и сям, в том числе от людей серьезных, но сам я никогда ни с чем таким не сталкивался. О чем нисколечко не жалею... Совсем не жалею, мой дорогой внучок.. Я ещё долго отходил от этой истории. Хотя... Чего только в жизни не бывает!