3. Дни сурка с 818-го по 822-й
818-й день сурка
Я, конечно, оделся не как-нибудь, но всё же это была моя обычная одежда, из шкафа. Выглядела она, как по мне, ну, так себе, облегала, но не слишком. Чтобы рассмотреть детали моего "устройства", нужно было прилагать фантазию и определённые усилия. О косметике тоже пришлось забыть. В общем, я пошёл к Никите так, как обычно бегаю за угол, в хлебный.
Некоторые прохожие обоих полов, из тех, кто понимает, всё так же оборачивались мне вслед, но ажиотажного внимания к себе я уже не привлекал.
И Никита общался со мной совершенно спокойно, нормально.
Это хорошо, несомненно, но в наших отношениях я хотел как можно быстрее преодолеть ту грань, за которой Ник всё-таки увидит во мне сексуальное существо. И я подолгу стоял у окна, позволяя Никитосу рассмотреть мой силуэт, торчал у книжных полок, подставляя лицо под солнечные лучи, вздыхал, бросая "незаметные" взгляды на Никиту.
Перелом произошёл, когда я понял, что свет падает на меня так, что оттеняет торчащий член. Как всегда рядом с Ником, у меня стояло вовсю, и это было отлично видно через тонкую ткань летних брюк, купленных родителями где-то на барахолке (будто ещё не появилась в мире одежда от "Dolce & Gabbana"!). Я немного повернулся в одну сторону, в другую и замер со своими длиннющими стройными ногами, плотно прижатыми друг к другу, с вытянутыми по стойке "смирно" руками и прямой, как у модели на подиуме, спиной. Свет и тени сделали торчащий пенис рельефным настолько, что это было за гранью всякого приличия.
Никита сначала смотрел на меня спокойно, как всегда. Потом вдруг заметил и сильно смутился. Стрельнул глазами вниз, туда, где сходятся ноги (о, какие у меня сексапильные ноги!), и тут же отвёл взгляд. Снова покосился на мой член, потом ещё раз, ещё, а потом уже стал смотреть в том направлении чуть ли не ежесекундно. Посмотрит и тут же отвернётся. И уже через секунду снова косится! Наш разговор стал понемногу замирать. То есть мы, конечно, продолжали шпрехать, но уже без энтузиазма. Минут пять я наслаждался этими взглядами, а потом, ура и ура, я увидел, как Никитос покраснел! Он покраснел! Не слишком, не то чтобы он стал пунцовым, но кровь определённо прилила к щекам.
Я применил ещё один приём из своего арсенала - "случайно" заметил, куда он смотрит, изобразил смущение и поспешно согнулся, пряча член от Ника. И тут же сел, старательно нагибаясь вперёд.
Никитос покраснел ещё сильнее и стал смотреть в другую сторону. Возникла неловкая пауза - он потерял нить своих рассуждений, а я, типа, сгорал от стыда и потому молчал. Эх, вот сейчас бы и мне покраснеть! Увы...
Спустя несколько секунд, показавшихся нам вечностью, Ник снова заговорил. Что-то спросил о моей жизни. Я обрадовался и, старательно изображая растерянность, с запинками принялся рассказывать какую-то ничего не значащую фигню.
Обстановка оставалась напряжённой ещё минут десять, потом мы вроде как успокоились и смогли более-менее вдумчиво перечитать скомканный монолог Фауста.
Спустя ещё минут двадцать, когда, предположительно, мы оба уже позабыли о моём "конфузе", я (вот непоседа!) поднялся и подошёл к окну. Смотрел я на улицу, а мои эрегированный член и задница были повёрнуты к Нику наиболее выигрышным способом - в профиль.
Никита засмущался сразу. Отвёл взгляд, но, поскольку предполагалось, что я гляжу в окно и, куда он смотрит, не вижу, тут же снова уставился на меня. В упор! Расстояние между нами было два шага! И торчал мой пенис приблизительно на уровне его глаз! В общем, то, что надо!
Я представил, каким тоненьким силуэтом я сейчас выгляжу, как торчит из этого силуэта выпирающая пирамидка между ног, как с другой стороны шевелится, когда я переступаю с ноги на ногу, мячик моего упругого зада (как это сексуально!), и меня самого завело по полной программе. Член запрыгал, сокращаясь, и у Никиты явственно сбилось дыхание. Теперь в тексте Фауста путался не только я, но и Ник.
Моё сердце колотилось, дышать было трудно. Всё тело скручивало от невыносимого желания.
- Смотри в книгу, если не помнишь, - сказал Никита хрипло и сглотнул.
Отвернулся.
Я сел рядом с ним и принялся вслух читать какой-то особенно трудный пассаж. Ник следил за текстом, склонившись над той же книгой. Я почувствовал, как мои волосы шевелит его дыхание, и сбился, не в силах издать ни звука. Попробовал снова, но Никита в этот момент снова выдохнул, и снова воздух коснулся моего виска.
- Что с тобой? - спросил Никита тихо.
Я повернул к нему лицо, и наши глаза оказались совсем рядом...
Мы замерли.
Невыносимо захотелось податься навстречу Нику и коснуться губами его губ...
Я себя остановил. Мы уже в этой ситуации были. Лезть с поцелуями оказалось плохой идеей.
Я сидел и смотрел на Никиту. Он смотрел на меня.
Потом лицо Ника дёрнулось, и парень отвёл взгляд. Ещё через секунду встал, я увидел, насколько напряжён его член, но Никита в то же мгновение упал на диван, подальше от меня.
- Слушай, Артём, - пробормотал он хрипло и снова с шумом сглотнул.
Покраснел. Опять покраснел! Стал теребить пальцами край собственной футболки.
- Извини, но я... Я себя плохо чувствую... Понимаю, что подвожу тебя, но... Давай на этом закончим... Я не могу...
Вот тебе и раз! Лезешь целоваться - выгоняют! Не лезешь целоваться - опять выгоняют!
- Извини, - добавил он, тщательно отводя от меня взгляд.
Я медленно поднялся.
- Что случилось? - спросил я ошарашенно.
Без всякой игры, я на самом деле как-то совсем растерялся.
- Ты ни при чём, - всё так же глядя в сторону, пробормотал Никита. - Это со мной какая-то фигня творится.
Я никак не мог поверить в происходящее.
- Мне нужно отдохнуть! - добавил Ник совсем тихо.
- Никита... - прошептал я.
Но парень меня перебил:
- Извини...
819-й день сурка
Я сел рядом с Никитой и принялся вслух читать какой-то особенно трудный пассаж, и сразу же почувствовал его дыхание на своих волосах. Блин, а ведь это таки эротично!
Я невольно повернул к Никитосу лицо, и наши глаза встретились, но я немедленно, чтобы не смущать парня, отвёл взгляд и уткнулся носом в книгу.
Ник пересел на диван, подальше от меня.
- Слушай, Артём, - пробормотал он...
Блин! Ну что не так! Я же не лез целоваться! Не смотрел на него длинным, полным обожания взглядом! Вёл себя скромнее мышонка!
820-й день сурка
Я сел рядом с Ником, старательно стараясь не замечать, что там творится с его дыханием и моими волосами, но напряжение, то самое наэлектризованное эротикой напряжение между нами возникло мгновенно.
Не поднимать глаза! Не смотреть на Никиту! Читать! Читать, блин!
Я старательно произносил слова Фауста, пытаясь не думать о парне. Вообще не думать! Получалось плохо.
Я дочитал почти до конца страницы, когда услышал, как Ник вздохнул. Пошевелился. Судя по всему, пригладил свои собственные волосы, но я не смел не то что взглянуть в его сторону, но даже на мгновение остановиться.
Вдруг Никита резко, одним движением, пересел на диван, подальше от меня.
Чёрт! Ну что же это такое!
Я продолжал читать, ожидая, что Ник вот-вот меня прогонит, но он молчал. Я же произносил слова Фауста, упорно, не останавливаясь, с нотками упрямства в голосе.
- Ты слишком уж разогнался, - сказал, наконец, Никитос; сказал хрипло, напряжённо. - Давай ещё раз!
У меня отлегло от сердца. Вот, значит, как надо себя вести, чтобы не оказаться за дверью!
Я взялся на второе действие. Наверное, не смог сдержать свою щенячью радость, потому что Никитос спросил:
- Что с тобой?
На что я искренне ответил, всё так же боясь на него взглянуть:
- Ведь начало получаться!
Уж не знаю, о ком я говорил - о Фаусте или о Никите.
Потом мы разыгрывали пьесу в диалогах, и я позволил себе смотреть на Ника. Это не имело никаких негативных последствий.
Ещё через полчаса я вновь стал заучивать монолог Фауста, склонился над книгой и, к своему едва сдерживаемому ликованию, услышал, как Ник зашевелился на диване, устроился более расслабленно, а ещё через несколько минут вернулся за стол и снова плюхнулся на стул рядом со мной, может быть, чуть позади.
Я читал, а он смотрел на меня. Я видел это краем глаза и был просто счастлив! Правда, постоянно боялся выдать, что я всё вижу. Наверное, Никита считал, что я ничего не замечаю, и изучал моё лицо, не отрываясь. Хорошо ещё, что прыщи были с противоположной стороны!
Мне было в эти минуты так хорошо, что и думать не хотелось ни о чём другом! Так бы сидеть рядом с Ником, чувствовать тепло его тела, чувствовать, что я ему небезразличен! Больше ничего не надо!
Эх, если бы у нас было завтра! И послезавтра! Если бы моя жизнь не была ограничена единственным днем!
Прошло довольно много времени. Никитос продолжал рассматривать моё лицо, думая о чём-то своём, практически не вмешиваясь в мои издевательства над немецкой речью. Я тщательно выговаривал всякую чушь и боялся пошевелиться, чтобы его не спугнуть.
В какой-то момент всё же я почувствовал усталость. Слишком сильное напряжение, слишком много переживаний, слишком много стараний, слишком долго сидел в одной позе, боясь даже глаза скосить. Пришлось сказать Нику, что мне нужен перерыв. Он тут же отодвинулся и сделал вид, что, кроме книги, его ничего больше не интересует.
Я встал. С хрустом в спине разогнулся.
- Ого! - рассмеялся Никитос. - Самое время!
Я снова разогнулся, действительно чувствуя, как разминаются затёкшие мышцы. Не задумываясь о том, что делаю, поднял руки и потянулся и вдруг увидел, как округлились глаза Никиты.
Чёрт! Как я только сразу не допёр до этого! Действует на Серпа, может подействовать и на другое человеческое существо!
Вытянувшееся вверх тонкое тело, прекрасное и сексапильное! А уж тело у меня было именно прекрасным и именно сексапильным! Да ещё и футболка задралась, и Нику стала видна полосочка голого живота, как раз с пупком и напрягшимися мышцами!
успокоившийся было член тут же вскочил и с силой упёрся в ткань брюк. И это тоже было видно - резкий переход от мягкой припухлости между ног к твёрдому стержню, оттопыривающему ширинку!
Никита сглотнул.
А я потянулся и с задранными вверх руками прогнулся назад. Торчащей прямо вперёд пирамидкой в сторону Никиты.
Ник даже слегка отодвинулся, хоть между нами и было шага три, не меньше. Но не отвернулся.
Ах ты так! Я повернулся к Никитосу боком и сделал мостик с прогибом назад в лучших традициях наших с Серпом отношений!
Ник видел меня всего, разом, всё тело, вытянувшееся, напрягшееся, от пяток до макушки! Длинные стройные ноги (ах, какие они у меня длинные!), тонкий живот, мячики ягодиц и торчащий вверх член! А футболка сползла ещё больше, почти к подбородку, обнажив рёберную дугу! И полосочки самих рёбер! Блин, вот бы ещё и сосок обнажился! Но, увы, ткань застряла в каких-то сантиметрах выше.
Дыхание Никиты сбилось. Он смотрел на меня большими глазами с расширившимися зрачками и не мигал. Отлично! Самое время наброситься на меня и, ну, например, зверски изнасиловать! Я даже могу подсказать несколько способов!
Ник сидел, не шевелясь, и не мог отвести от меня взгляда. Благо я вроде как не мог видеть, куда он смотрит.
Я постоял на мостике ещё несколько секунд и ловко, упруго вскочил на ноги. И тут же снова вытянул руки вверх и прогнулся назад.
Никита вдруг резко отвернулся. Всем телом. Пересел так, чтобы сидеть ко мне спиной.
С моим полувековым опытом я вижу, когда мужчина меня хочет. Частое прерывающееся дыхание, расширенные зрачки, сглатывания, хриплый голос, постоянные попытки поправить волосы - куда уж красноречивее! А тут ещё этот взгляд, то упирающийся в тебя, то прячущийся за книгой, то опять быстро-быстро исподтишка по тебе пробегающий!
- Никита, - проговорил я, не выдержав; сел рядом с парнем. - Я...
Ник, наверное, почувствовал, что я хочу сказать. Даже девственник после всех этих часов сексуального напряжения понял бы это.
- Артём, - резко, с паническими нотками в голосе, перебил он меня. - Не отвлекайся! Давай ещё раз второе действие!
Да, он действительно понял, что я хочу сказать! Невероятно! Понял и испугался!
Я молчал, глядя на Никиту. Я не играл - мне было страшно. И в то же время меня обуревала такая надежда! А вдруг! А ещё это желание, не дающее нормально дышать! И любовь... Любовь к этому тупице! Как он не может понять, что все глупые условности мира ничего не значат!
- Ну что застыл? - пробормотал Ник неуверенно. - Читай давай!
И тут же вскочил и отбежал от меня. Опять на диван!
Я глядел на него, чувствуя немыслимую смесь желания и любви. И ещё немного понимания.
- Артём, прошу тебя... - вдруг решительно сказал Ник. - Я что-то переутомился...
И через несколько минут я вновь оказался за дверью!
821-й день сурка
Я повернулся к Никитосу боком и сделал мостик с прогибом назад. Вскочил на ноги. И тут же снова вытянул руки вверх и прогнулся назад.
Никита вдруг резко от меня отвернулся. Всем телом. Пересел так, чтобы сидеть ко мне спиной.
Дышал он часто, зрачки его были расширены, он часто сглатывал и поправлял волосы.
- Никита, - проговорил я. - Не хочешь выпить вина?
А что, отличная идея! В первый раз с Никитой мы трахнулись по пьяни. Может, и теперь по пьяни трахнемся?
- Я вчера купил бутылку ко дню рождения брата, но забыл выложить, - продолжал я. - Хорошее вино, французское!
На самом деле я притащил с собой не только французское вино, но и вполне русскую водку.
Ник удивлённо на меня посмотрел. Что-то изменилось в его лице, глаза застыли, поглаживание волос прекратилось.
- Я не пью, Артём, - сказал он довольно сухо.
Я покраснел. Когда нужно, никогда не краснею! А теперь прям залился краской!
- Но я думал...
- Давай лучше вернёмся к Фаусту.
Что-то сломалось. Никита больше не смотрел на меня, но не потому, что хотел меня и пытался преодолеть своё желание. Теперь он говорил со мной формально, как чиновник в какой-нибудь конторе. А ещё через минут десять вдруг заявил:
- Уже вечер, скоро мои родители придут, давай закругляться.
Я хотел было возмутиться: какой вечер, до вечера ещё очень долго, но взглянул на Никиту и понял, что он просто вновь выставляет меня за дверь.
Ну что с ним такое! Ведь пройдёт совсем немного времени, и он напьётся! И трахнет меня! А сейчас, видите ли...
822-й день сурка
Никита пересел и отвернулся, но я-то видел, как он возбуждён.
Я выпрямился и замер, глядя на Ника. Воцарившаяся в комнате тишина заставила парня оглянуться.
Я стоял, не двигаясь, глядя строго в пол.
Никита слегка удивился и повернулся ко мне. Он был всё так же возбуждён, всё так же боролся с собой, но при этом ему стало любопытно.
- Артём? - спросил он, видя, что я не шевелюсь.
Тогда я, не поднимая взгляда, поднял руку и медленно расстегнул ремень на своих брюках.
Ник с шумом сглотнул. Я не мог видеть, что с ним творится. Я не мог видеть, куда он смотрит. И всё же был уверен, что он не отводит от меня взгляда.
Я расстегнул молнию на ширинке. Потом спустил брюки, позволив им сползти на пол. Переступил через них.
- Артём! - несмело, тихо, как-то жалко пискнул Никита.
Я снял футболку. А потом, не останавливаясь, но так же медленно - трусы.
Выпрямился.
Несколько секунд ничего не происходило. Если, конечно, не считать дёрганий моего торчащего вверх члена.
Потом Никита вдруг вскочил со своего дивана и, неуклюже хромая со своим гипсом, выбежал из комнаты. Я услышал, как хлопнула дверь в ванной.
Я, не одеваясь, поплёлся за ним. В ванной было тихо, совсем тихо. Ник даже воду из крана не пустил.
- Никита! - несмело позвал я, приблизив губы к самой двери.
- Я... - голос раздался совсем рядом, будто Ник стоял у той же двери. - Я...
Никита замолчал.
Несколько секунд мы стояли, слушая тишину. Потом Ник пробормотал:
- Артём, ты... Я...
Новая пауза. Я не знал, что сказать. Мой член медленно, но верно проделывал путь от "вертикально вверх" до "вертикально вниз".
- Ты отличный парень и... - услышал я из-за двери, - симпатичный... Красивый... Очень... И я чувствую, что ты интересный человек и... и замечательный друг, но...
- Ник, все условности ничего не значат! - пробормотал я. - Всё это касается только нас двоих! Это только ты и... и я...
Никита молчал.
Моя голова опустела, все хитроумные планы выветрились, сердце колотилось.
- Прошу тебя, - тихо сказал Ник, - дай мне немного прийти в себя... Только один вечер! Завтра... Да, завтра мы опять встретимся! Я приду на ваше представление! Гипс гипсом, но ходить-то я могу! Ладно? Давай я... Завтра... - и он замолчал.
Он молчал там, за дверью ванной, пока я одевался, шёл в прихожую, открывал замок на входной двери...
Я просидел в кафе, наверное, часа два. Пил кофе, ни о чём не думая. Просто смотрел перед собой и отхлёбывал обжигающий напиток, чашку за чашкой.
Сменилась официантка. Сменились все посетители кафе. Ушла даже компания в костюмах и галстуках, которая упорно обсуждала что-то жутко трудное и прибыльное. Я всё сидел.
Потом расплатился, израсходовав весь запас своих карманных денег, и ушёл...
Это был слесарный ПТУ. Тьфу, колледж технологий обработки металла!
Много циклов назад я в скверике рядом встретил Диму. Шёл, наткнулся на него взглядом и, обалдев, остановился. Он показался мне в тот момент настолько красивым, что я аж замер с раскрытым ртом! Потом Димон надел очки, которые как раз протирал, сгорбился, будто сдулся, сжал под мышкой бесформенный портфель, и магия исчезла.
Диме, насколько я понимаю, было двадцать один - двадцать два года. И был он по-юношески нескладный, худющий, неуверенный, весь в комплексах. Одет в мешок. Ну, не в мешок, но выглядело это именно так. Причёсывался последний раз в школе. Короче, беспросветный ботан.
Он зашёл в тот самый колледж, который на самом деле был ПТУ, и я последовал за ним. Слегка удивился, конечно, потому что такому парню точно нечего делать среди будущих слесарей.
Меня остановил охранник.
- Студенческий!
Я тогда замялся, не зная, что ответить.
- Что-то я тебя не помню, - продолжал мужик. - Ты вообще где учишься?
На доске объявлений напротив висело расписание. Я углядел на нём надпись "Группа ДКУ 40" и тут же сказал:
- В ДКУ 40!
- Да? - теперь охранник удивился совсем искренне. - На последнем курсе? Не может быть! Тебе сколько лет?
- Двадцать один! - выпалил я слишком быстро и только теперь осознал, что понятия не имею, в каком возрасте учатся на последнем курсе в ПТУ.
- Да? - повторил мужик, глядя на меня. - Ну... Ладно, но в следующий раз не пущу!
Через этот или похожий диалог теперь приходилось проходить каждый раз, когда я "охотился" на Диму.
Выяснилось, что этот парень явился в ПТУ не учиться, а учить. Неуверенно протиснулся в какой-то класс, остановился у доски и стал тихо, отводя взгляд, просить тишины. Я же уселся за первый стол, и никто меня оттуда не погнал. К концу занятия, которое оказалось уроком литературы, я выяснил, что мой Димка - практикант-четверокурсник из педуниверситета. Мужчина, и вдруг учитель литературы! Ну, не ботан ли?
Он совершенно не запоминал людей, даже тех, кто провёл прямо перед ним в классе весь урок. Наверное, просто стеснялся на них смотреть...
насидевшись в кафе и нагулявшись по городу, попёрся в колледж. Две минуты ушло на пререкания с охранником, ещё минута на то, чтобы подняться на третий этаж.
В классе был, как всегда в это время пятницы четвёртого сентября, только сам Дима. В полном одиночестве. Наедине со стопкой тетрадок. Эта картина всякий раз будила во мне воспоминания о школе, когда я чем-то провинился и меня оставили в качестве наказания в школе после уроков.
Я уселся за один из столов. Уставился на Диму прямым, откровенным взглядом. А он, вот уж закомплексованное существо, ещё несколько минут делал вид, что меня не замечает.
- Вы хотите со мной поговорить? - наконец, спросил он. - Вы из какой группы? Учебный год только начался, и я ещё не всех запомнил.
Ну да! Не всех! Уверен, он, и закончив здесь практику, никого узнавать не будет!
Мы тут же выяснили, что я однокурсник Димона и тоже прохожу в этом колледже практику. На несмелый вопрос, разве на его потоке есть ещё парни, я изобразил сначала изумление, а потом и оскорблённое достоинство...
А как я оказался на практике именно здесь? Я ответил, что мне хотелось быть с ним, с Димой.
В этом месте Димон понял, что разговор сворачивает в какую-то странную, непонятную сторону, и умолк. Даже вернулся к проверке тетрадок.
Затем мы выясняли, что никакого особого дела у меня сейчас нет. И темы для разговора с ним, с Димоном, у меня тоже особой нет. Я просто пришёл посидеть с ним.
Через полчаса он уже знал, что я влюбился в одного человека и теперь страдаю. Хожу вот неприкаянный. Ищу человеческого общества. Тот человек такой красивый, такой притягательный, я его очень хочу (мы, мужики, ведь можем так говорить?), а он меня не замечает.
- Так подойди к ней и признайся! - пробормотал Дима с видом знатока женских душ, что выглядело смешно, поскольку он был полным и стопроцентным девственником.
Я в ответ признался, что влюбился не в "неё", а в "него". Ну, так получилось.
Дима удивился, но педагог взял в нём верх, и он мне долго объяснял, что ничего плохого в этом нет, что светлое чувство прекрасно вне зависимости и так далее...
Я напомнил, что главная беда не в том, что я влюбился в парня, а в том, что предмет моей страсти меня не замечает. И красноречиво умолк, глядя на Диму. Тут даже он начал догадываться. Смутился, отвёл взгляд, заёрзал.
Разговор не клеился, но я продолжал давить, рассказывая, какой красивый и желанный мой "предмет" и как мне обидно, что он меня не видит. Наконец, начал сокрушенно спрашивать, не потому ли меня тот парень игнорирует, что я урод? Как вежливый человек Димон ответил, что всё строго наоборот, я симпатичный. Тут он невольно ко мне присмотрелся и таки убедился, что я таки действительно красив, как ангел. По его лицу было видно, что он совсем от себя не ожидал, что вдруг разглядит красоту другого мужчины.
Я спросил, неужели моему "предмету" было бы противно меня поцеловать. "Вот ты, Дима, посмотри на меня! Тебе было бы противно меня поцеловать?" Парень совсем растерялся и замолчал, но было очевидно, что он себе сейчас представляет, как меня целует. Позже он мне будет рассказывать, что подумал о сексе со мной - конечно, чисто теоретически - именно в этот момент.
Дима теперь был не в состоянии проверять свои тетради. И обрадованно схватился за этот повод, чтобы от меня сбежать. А я тут же рассказал, что живу рядом с ним. Благо, за столько раз я его район знал назубок. Димон совсем потерялся, не смог придумать, что можно противопоставить моему наезду, и через пять минут оказался со мной в одном троллейбусе.
Мы сидели рядом, я всю дорогу прижимался к нему бедром, а Димон откровенно страдал - его привычный мир рушился.
Пока мы шли к подъезду, я наслаждался картиной, откровеннее которой даже представить себе было сложно - у Димы стояло, причем стояло изо всех сил, а он, вот девственная душа, даже не догадывался, что это видно всем вокруг.
Потом я напросился к нему "на чай". Он понимал, что впускать меня к себе нельзя, но и дать настоящий отпор стеснялся.
В коридоре, едва захлопнулась дверь, я прижался к стене и, отводя взгляд, спросил, думает ли он до сих пор, что я не урод. Он что-то пробормотал в ответ. Я снова спросил: "Действительно ли меня можно захотеть поцеловать?" Он потерянно кивнул. Следующий вопрос: "Ты, Дима, можешь себе представить, как целуешь меня?" Он ничего определённого выдавить из себя не смог.
Дальше всё было просто, проверено и обкатанно.
- Поцелуй меня, - проговорил я тихо и прикрыл глаза.
Дима в замешательстве пригнулся и чмокнул мою щёку. Наверное, просто потому, что не знал, как отказаться. Ну, типа неудобно, человек попросил!
Я тут же его снова попросил:
- Поцелуй в губы!
Дима чмокнул меня в губы.
Я снова попросил:
- Поцелуй меня по-настоящему!
И вот тут Дима впился губами в мои губы. Теперь уже, похоже, не потому, что я на него наехал, а потому что распробовал.
Вот и всё! От знакомства до первого поцелуя - два часа! Ну, не круто ли?
Дима потихоньку ловил кайф. Это чувствовалось по его дыханию. Потом оторвался от меня, но я тут же вернул его обратно:
- Ещё!
Он снова впился в меня поцелуем. Когда ему опять не хватило воздуха, я начал приводить его в порядок. Для начала снял очки. У него ведь пропорциональное, вполне симпатичное лицо. А в таких очках получается одно уродство! Дима не возражал. А когда я сказал "Ещё!", снова стал меня целовать.
Пока всё происходило на пристойном расстоянии, будто карапузы в песочнице целуются. Однако после шестого или седьмого "Ещё!", он вроде как решился меня обнять. Другими словами, сжал ладонями мои локти.
Эти девственники! Локти! Ничего себе обнимашки! Впрочем, было в этом что-то трогательное...
При очередном поцелуе я положил ладони на его плечи. Волей-неволей ему пришлось опустить свои руки мне на поясницу. И, похоже, ощущение живого тела в ладонях совсем выбило его из колеи - оторвавшись от меня, Дима стал что-то говорить о том, как давно он обо мне думал, мечтал, но никак не находил в себе сил подойти.
Вот врун несчастный! И этот поток лжи лился на меня каждый раз!
Я, в свою очередь, говорил то же самое:
- Ты такой красивый, а красивые такие заносчивые, и я так боялся с тобой заговорить!
И так далее по накатанной мелодраматической дорожке. Только в фильмах в конце этой дорожки слёзы, а у нас...
Я взял его ладонь и медленно, так, чтобы он, негодяй, задохнулся, провёл ею по своему животу вниз. Димины глаза округлились, целовать меня он забыл, глядел ошалело, но не сопротивлялся. А потом сглотнул - как раз в тот момент, когда кончики пальцев коснулись самой верхушки члена.
- Поцелуй меня! - прошептал я, старательно отводя глаза и подталкивая его ладонь ещё ниже.
Он испугался ощущения члена, отдёрнул руку, но я дал нашему девственнику возможность реабилитироваться и ничего не стал делать. Стоял с опущенными глазами и ждал. И всё возвратилось - и губы, и ладонь.
Несколько минут (минут!) Дима просто держал руку у меня на ширинке, а я терпел его медлительность, ловя мазохистский кайф от совращения невинного и обслюнявливания им моих губ.
Потом начались лёгкие поглаживания, становящиеся всё более размашистыми и сильными - но тоже всё это происходило крайне медленно. От прикосновения неподвижной руки до сжимаемого всей пятернёй члена - минут пять, не меньше! За это время он обжевал мне губы так, что они стали болеть. Но было приятно, мне нравилась его неопытность.
Когда движения Димы у меня между ног стали уж совсем грубыми, я, не отрывая свои губы от его, взял эту обезумевшую руку. Она сразу обмякла, совершенно не сопротивляясь. Глаза парня испуганно уставились на меня. Наверное, он подумал, что сделал что-то не так. Я же медленно повёл его ладонь вверх, себе под футболку, по ставшей чувствительной коже живота, по рёбрам, к одному из сосков. И там оставил.
Всё повторилось: нерешительное, лёгкое касание без движений, потом робкие попытки двинуть пальцы туда-сюда и, наконец, лихорадочное тискание всего, что можно обнаружить у парня под футболкой.
Ещё через некоторое время (а прошло уже, наверное, добрых полчаса после первого поцелуя), я еле слышно, "смущаясь" и "сгорая от стыда", попросил, чтобы он снял с меня эту самую футболку. Дима нерешительно потянул за ткань, и я поднял руки, чтобы ему было удобнее. Деваться Димону было некуда, и через секунду я остался по пояс голым.
Тут инстинкты взяли своё, и парень начал целовать меня с новой силой - губы, шею, плечи, ямочки над ключицей. А ещё через мгновение прижался ко мне всем телом, реально распластав меня по стене в своей прихожей. Я почувствовал его твёрдый член, худое твёрдое тело, многочисленные торчащие кости и невольно застонал. Мне это нравилось, без всякой игры нравилось.
Теперь уже руки Димки сами порхали по мне, а губы, не отрываясь, целовали всё подряд - от ушей до пупка.
На мгновение вынырнув из эротической пелены, уже окутывавшей меня, я стал расстёгивать пуговицы на его уродской рубашке. Дима, как всегда, смутился - он стеснялся всего в своей внешности, даже одежды. Впрочем, я бы тоже её стеснялся. Лучше ходить голым, чем надевать, гм, это!
Когда и он оказался голым по пояс, из гусеницы выпорхнула бабочка. Теперь, без старушечьих очков, без рубашки и дедушкиной майки, поверивший, что красивый парень (в смысле, я!) на самом деле позволяет ему себя целовать и тискать, Дима был великолепен. Его худоба была настолько гармоничной, пропорциональной, что он казался сексапильным. Мне его очень хотелось!
Ещё некоторое время я позволял Диме обцеловывать и зажимать себя. Потом взял одну из лихорадочно снующих по мне рук и провёл ею по своей заднице. Парень стал послушно тискать попу. Даже позволил себе несколько раз схватить мой зад обеими руками. А потом (какая всё-таки у нас развращённая молодёжь!) сам, без моей подсказки, схватил в одну ладонь член, а в другую - ягодицу и навалился из всех сил, так, будто хотел проломить мною стену в прихожей.
Инстинкты, гормоны и доступ к интернету - вот корень такого ужасного поведения двадцатидвухлетних девственников!
настолько распоясался, что полез всей пятернёй мне в штаны. Не расстёгивая, сунул ладонь под ремень и коснулся голого члена. Мы оба вздрогнули - я от удовольствия, он - от переизбытка ощущений. Слегка отстранился, чтобы заглянуть мне в глаза - то ли извиниться, то ли проверить, как я всё это воспринимаю.
- Мне можно у тебя принять душ? - тут же спросил я шёпотом.
Дима послушно отступил на шаг. Он тяжело дышал, был весь в красных пятнах.
Я снял - довольно театрально, надо признаться - брюки. Поглядел на Димона (глаза у него были круглые, а рот был открыт) и потянул за резинку трусов. Повозился, конечно, немного, но совсем уж спектакли устраивать не стал, и, не затягивая, стянул и их.
Выпрямился голый. "Несмело" посмотрел на Диму. Он молчал, как партизан, но я отлично видел, насколько сильно его вставило. Грудь его ходила ходуном.
Дальше снова всё было предсказуемо. Я принимал душ, он топтался на пороге ванной - вроде как условности требовали, чтобы он закрыл дверь и не подглядывал, но, с другой стороны, уходить ему не хотелось совсем.
Я попросил его раздеться. Он смутился. Я молча ждал, глядя прямо на него. По мне стекали многочисленные струи воды, сам я, как известно, красив, как бог, и эта комбинация Диму таки пробила - он разделся. Долго мялся с трусами, поглядывал на меня, а я всё ждал. Наконец он как-то уговорил себя и снял их.
Теперь Дима был по-настоящему красивым! Именно таким, каким я его впервые увидел! Да, дохляк, но всё в его худющем теле соединялось так пропорционально, так гармонично, что вместе получалось реально красиво. Особенно мне нравился его член - ровный, торчащий вертикально вверх, прыгающий от желания.
- Я тебя хочу, Дима, - сказал я искренне.
Он не знал, что с этим делать. Замер в растерянности.
Я из чистого садизма несколько секунд после этой фразы просто на него смотрел. Ну, Димон, быстренько догадайся, чего от тебя ждут, когда говорят: "Я тебя хочу"! Потом пригласил залезть ко мне под душ. Он полез. Ну и молодец!
Я поставил Диму под струи горячей воды, стал касаться его мокрой кожи, и он вскоре пришёл в себя настолько, что стал касаться моей мокрой кожи в ответ. Мы целовались, и каждый поцелуй имел привкус воды.
Ну а потом, когда дальше тянуть было уже совсем невмоготу, я классическим движением встал перед Димоном на колени и взял его член в рот. Замечательный член - очень твёрдый, длинный, горячий, прыгающий от желания, красивый. Нет, конечно, не сравнится ни с моим членом, ни, тем более, с членом Никиты, но явно покруче пениса Серпа!
Я коснулся губами головки, пропустил её по языку вглубь рта и сжал. Какой вкус! Я понимал, что вкус у члена ну никак не может отличаться только от того, что у мужчины нет опыта, и всё же... Димин пенис имел вкус девственности!
Я знал, что произойдёт дальше, поэтому особенно не старался. Собственно, совсем не старался. После двух движений Дима кончил, залив в мой рот цистерну спермы. Семя у него было без какого-либо особого вкуса. Просто горячая слизистая жидкость. Совсем не тягучая. Почти как вода. Наверное, это вновь сказывалась невинность Димона.
Не знаю, считается ли минет потерей девственности, но ведь парень кончил, занимаясь сексом с другим человеком! Значит, таки её потерял! Стал мужчиной!
Вид у Димы был ошалевший. Он стоял неподвижно, не издавая ни звука, неотрывно глядя на меня, и струи душа смывали остатки спермы с его члена.
Я поднялся. Провёл ладонью по его щеке. Очень хотелось поцеловать Димона, но я не знал, как он отреагирует на вкус собственного семени на моих губах, поэтому просто вылез из ванной, взял в шкафчике запечатанную зубную щётку и тюбик с пастой. Моя наглость осталась безнаказанной, а возможно, и незамеченной.
Всё так же неподвижно, не шевелясь, молча Дима смотрел на меня. А я, голый, зная, как особенно красиво, невероятно красиво, немыслимо красиво я выгляжу в профиль, согнулся над раковиной и принялся чистить зубы.
Думаю, особого удовольствия от своего первого "настоящего" оргазма Дима не получил - кончил он слишком быстро, слишком неожиданно, не успев осознать, что происходит. Думаю, его шок объяснялся не столько неземным наслаждением, которого он всё равно не испытал, а самим фактом того, что случилось.
Я закончил с зубами и выпрямился, глядя на моего голого мужчину, неподвижно замершего под душем. Трудно чувствовать себя пассивом и глядеть на человека старше тебя, предположительно актива, которого в сексе нужно буквально во всём вести за собой за ручку. Происходит небольшой сбой сознания. Но даже это в Диме мне нравилось!
Впрочем, именно сегодня я почему-то вспомнил, что и сам-то потерял девственность отнюдь не в нежном возрасте. Мне было почти двадцать, когда Никита меня трахнул. И не будь Ника, ходить бы мне с моей невинностью, скорее всего, ещё долго.
Мысли закрутились вокруг Никитоса, снова появилось ощущение печали, и мне пришлось прилагать усилия, чтобы заставить себя вернуться обратно в ванную Димона.
Я выпрямился, поставил ставшую "моей" щётку в стаканчик, закрутил воду в раковине. Посмотрел на Диму. Тот так до сих пор и не пошевелился.
Я протянул руку и выключил его душ.
Дима посмотрел на меня так, будто только сейчас заметил. Глянул вниз, на свой член. Тот, кстати, не упал, но это и не странно для девственника после первого оргазма.
С моей помощью, всё с тем же ошалевшим выражением лица Дима вылез из ванной. Постоял немного, не зная, что делать. Снял с вешалки полотенце и протянул мне. Я, вместо того, чтобы вытирать себя, принялся вытирать его. Медленно, скорее лаская. Дима удивился. И это удивление сумело вывести его из того состояния, в котором он находился.
- Спасибо, - пробормотал он.
- Ну, тебя вытирать - одно удовольствие, так что не стоит, - ответил я.
- Я о другом.
- За другое не благодарят, - буркнул я.
- А я благодарю! - энергично бросил Дима, резко развернулся и с силой прижал меня к себе, поцеловал в губы. - Я хочу сделать то же самое! Тебе!
Вот разговор не отрока, а гей-актива!
Я же, как и положено настоящему пассиву, потупился и ничего не сказал.
Дима, наверняка чувствуя себя мачо во время оргии, потянул меня за собой в комнату. Родители снимали для него совершенно убитую хрущёвку, так что наше перемещение на диван сопровождалось целым оркестром скрипов, тресков и визжания дверных петель.
Димон сел, я остался стоять. Самым естественным образом мой торчащий член оказался прямо перед ртом парня. Ну, Димон с энтузиазмом его и заглотил. По неопытности сразу на всю глубину. Поперхнулся, закашлялся, причем до слёз в глазах закашлялся. Так, что его согнуло.
Ну, этот репертуар был для меня не в диковинку. Я сходил на кухню и вернулся со стаканом воды.
- Спасибо, - сказал Дима, делая глоток.
Вежливый! Ну и молодец, что вежливый. С ангелами, которые дарят тебе себя, нужно быть вежливым.
- Извини.
Он уставился на мой член, не понимая, что теперь делать.
Я уселся на его колени - лицом к лицу, широко раздвинув ноги, сжав между ними его тело, обняв его за шею. Впился губами в губы.
Мы провели некоторое время, целуясь. Моё тело было прямо под руками Димы, и он догадался дать им волю.
Потом я упал на диван, вывернувшись так, чтобы Дима оказался на мне. Кости, весь миллион торчащих твёрдых костей, все их острые выступы впились в меня, и я не удержался от стона - в основном, боли, но и удовольствия тоже. Почувствовать на себе тело Димона - всё тело, разом - было приятно. И боль казалась удачным дополнением к этому удовольствию - вроде как соль к еде.
Я закрыл глаза и отдался - ощущениям, которые дарили мне руки Димы, ощущениям, которые дарили мне мои руки. Ласкал острые острия плеч, твёрдые крылья лопаток, стиральную доску рёбер, шипы позвонков, мячики худеньких ягодиц. А парень целовал меня, и его тело невольно двигалось по мне, доставляя своей твёрдостью новое удовольствие и новую боль.
Всё это происходило у нас с Димой далеко не в первый раз, и я в который раз удивлялся тому, что всё это мне может нравиться. Меня ведь никогда не тянуло к дистрофанам. Не люблю ни качков, ни откровенных доходяг. Но в Димоне эта худоба была настолько гармонична, настолько красива, что я ею невольно восхищался. Он был единственным, но ярким и невероятно сексапильным исключением из правила! Наверное, есть люди, которые созданы быть дистрофанами. Именно в таком виде они прекрасны! Именно в своей худобе они и способны вызывать сильнейшее сексуальное желание! Подкачай такой человек мышцы, и магия пропадёт. Станет его тело, может, более привычным на ощупь, но потеряет очарование, перестанет быть столь притягательным. Получив опыт с Димой, поражённый своей тягой к нему, я здесь, в петле времени, соблазнил парочку таких же доходяг. Удовольствия не получил никакого. Скорее наоборот. А вот Димоном я всякий раз наслаждался!
Минут через пять лихорадочных зажиманий и поцелуев всего подряд парень сполз с меня на пол, на колени, и сделал вторую попытку мне отсосать. Коснулся губами головки члена, осторожно, легонько, и ничего плохого не случилось. Прикоснулся снова, смелее, и снова прокатило. И тогда он опять вознамерился заглотнуть весь пенис. Пришлось вмешаться.
- Может, я как-то не так устроен, - пробормотал я тихо, тщательно "смущаясь", - но поцелуи здесь, у основания, мне... ну... особого удовольствия не дают. А вот когда ты целуешь... э-э-э... головку... Может, корень... рукой?
С ботаном что хорошо? Что он всё понимает с первого раза.
Головка моего члена погрузилась в рот Димона, основание члена охватили длинные худющие пальцы, и я снова закрыл глаза от удовольствия. Жаль только, что парень в буквальном смысле этого слова сосал. Обхватил пенис губами и делал сосательные движения. Ох уж эта наивность девственников!
стал слегка двигать бёдрами, чтобы головка всё-таки хоть немного тёрлась об язык. Волны наслаждения разливались по всему телу, я отдавался им, лишь иногда морщась, когда Дима своими неумелыми движениями причинял мне боль.
Я вдруг представил, что это Никита сосёт мне сейчас, и одной этой мысли оказалось достаточно, чтобы все мои ощущения взлетели, вспыхнули, расцветились, взорвались, усилились стократ. Едва я вспомнил о Нике, меня пронзило острое удовольствие, всё моё тело напряглось, в меня впились копья наслаждения, и меня, будто океанской волной, накрыло оргазмом. Я, как тот девственник, не продержался и минуты!
Наверняка струи спермы, неожиданные, сильные, обильные, должны были испугать Диму, но я этого не видел. Я был вместе с Никитой, деля своё удовольствие с тем единственным человеком, которого любил...
Когда я пришёл в себя, Дима сидел рядом со мной на диване. Одной рукой он мягко, нежно ласкал моё тело, во второй держал тот самый стакан воды - теперь уже пустой.
Я вдруг испугался, что в исступлении мог выкрикнуть имя Никиты...
- Как ты? - осторожно спросил я.
- Я тебя люблю! - прошептал Дима.
Дальше последовали обычные сопли девственника - я тебя люблю, всегда буду любить, мне нужен только ты, я не смогу жить без тебя, оставайся со мной навсегда.
Я слушал, всё ещё нежась в объятиях послеоргазменного удовлетворения.
Когда Димон стал повторяться, я притянул его к себе, и мы поцеловались.
- Теперь ты уйдёшь? - спросил парень.
Он всегда это спрашивал. Наверное, искренне считал, что после одного оргазма люди разбегаются.
Я сильнее сжал ладонями его затылок и снова впился губами в его губы...
Потом мы лежали на диване. Рядом, прижавшись, о чём-то тихо разговаривая. Глаза Димы светились счастьем, он безотрывно смотрел на меня, то и дело целуя то нос, то щёки, то веки.
Потом я задремал...
Я спал, наверное, всего несколько минут, но, когда я проснулся, Димы рядом не было, зато на кухне гремела посуда. За столько раз я уже знал, что Дима, одевшись в нечто, что он называл "домашней" одеждой, делал нам чай и резал бутерброды - не замысловатые сэндвичи, которые так любил Никита, а простые ломтики чёрного хлеба с кружками дешёвой колбасы.
Я вышел в коридор, отыскал в груде одежды трусы и натянул их на себя. Сверху набросил футболку. Вроде и не нагой, и всё равно смотрится весьма откровенно - длинные стройные ноги как были голыми, выставленными напоказ, так и остались такими, футболка их только ещё больше подчёркивала, а в трусах было отлично видно стоящий член. Именно то, что нужно, чтобы девственник потерял голову от одного моего вида.
Дима и потерял. Замер с чайником в руке, в восхищении глядя на меня.
- Я... - сказал он. - Как могло случиться, что... Такой красивый парень... И вдруг я...
- Ты себя недооцениваешь.
Когда чай был разлит по кружкам и мы уселись на стулья, я, как всегда в этот момент, изобразил, будто мне в голову только что пришла новая идея. Предложил Диме подняться. Он встал, оказавшись прямо передо мной.
Я приспустил его спортивные штаны с трусами до колен и несколько секунд любовался худющим плоским животом с проступающими мышцами и тонкой дорожкой волосков от глубокого пупка вниз. Провёл рукой по торчащим костям. Понюхал твердокаменный член, прыгавший у меня прямо перед носом. Дима смутился, хотел отодвинуться, но я его удержал. Чего там смущаться? Димон пах, как пахнет любой юноша, только что принимавший душ - то есть практически никак.
Потом я сделал небольшой глоток из кружки, подержал горячий чай во рту, проглотил и взял Димин член в рот. Димон вскрикнул, вскрикнул в голос, именно вскрикнул, а не застонал. Вздрогнул всем телом. Его глаза сделались огромными.
Я сделал новый глоток чая. Сжал головку пениса между горячим языком и нёбом. Пропустил между зубами и горячей щекой.
Новый глоток обжигающего чая, новый вскрик, чуть тише. И дрожь всего тела.
Я знал по опыту, какое это неожиданно яркое и ни с чем не сравнимое ощущение. Диме и обычных минетов ещё по-настоящему никогда не делали, а тут такое!
Парень напрягался, извивался, то поднимался на цыпочки, то приседал, рычал, стонал, вскрикивал, его глаза то закрывались, то широко открывались. Руки от избытка ощущений то и дело взмывали в воздух.
Я знал, что то, что я делаю, иначе, как пыткой, не назовёшь. Конечно, пыткой наслаждением. Дима был на грани оргазма, но кончить никак не мог, а горячий рот снова и снова сжимал его член.
Я допил чай в своей кружке и без зазрения совести взял Димину.
Вся затея с горячим ртом была моей полнейшей импровизацией, я такого Димону никогда ещё не делал. В этом месте я ему просто отсасывал. Сегодня же мне почему-то захотелось сделать Димке что-то необычайное, пусть даже ему и не с чем сравнивать.
Уже под самый конец руки парня отыскали опору в виде моей головы, так что Димин оргазм я в первую очередь ощутил как боль вырываемых волос. Потом уже были дёргания всего тела, напряжение отчётливо видимых при такой худобе тонких мышц, сдавленные стоны и обильные струи спермы.
Наконец, Дима обмяк и повалился на меня. Я подхватил его, но удержать не смог и лишь смягчил падение парня на пол. Лёг рядом.
История с шокированным девственником повторилась. Парень лежал, совершенно ошалевший, смотрел невидящими глазами в потолок и молчал. По его телу то и дело пробегала дрожь.
Я лежал рядом, на боку, положив голову на согнутую в локте руку, глядел в его красивое лицо и лениво перебирал пальцами кудряшки у него на лобке.
О том, что Димон немного пришел в себя, я узнал по тому, что его взгляд сместился на меня.
- Теперь ты возьмёшь меня... - пробормотал он, замолчал, но всё-таки нашел слово: - ...сзади?
Через этот разговор мы проходим каждый раз. Осторожно, чтобы окончательно не разрушить свой образ наивного влюблённого, я стал объяснять, что, как мне кажется, мне скорее бы понравилось, если бы это как раз меня взяли... сзади. Есть у меня такое ощущение.
- Но... - Димон, конечно, был шокирован, но на фоне всего, что происходило, не слишком сильно.
К тому же он мне как-то признался, что испытал от моих слов облегчение - теоретически он был не против, чтобы я его трахал в зад, но прямо сейчас, в этот момент, он к этому готов не был.
Дима бросил взгляд на свой обмякший член:
- Я, наверное, сейчас не смогу. Только что... ну... кончил.
Пошёл новый раунд объяснялок. Про то, что, наверное, нам не стоит на первом же свидании экспериментировать ещё и с анальным сексом.
На самом деле я просто знал по нескольким первым разам, что нам либо потребуется длительный курс обучения, на что сейчас не было сил, либо просто ничего не получится.
Димон удивлялся слову "свидание", настолько далёким ему казалось то, что обычно делают на свиданиях, от того, чем мы тут занимались. Потом просил подсказать, как он может доставить удовольствие мне. Я отвечал, что хочу просто полежать с ним.
Это была и правда, и неправда. Мне действительно хотелось побыть с ним. С другой стороны, именно сейчас наступал мой самый любимый момент в сексе с Димой.
Я откинулся на спину и взял Димину руку в свою. По-пионерски. Просто сжал тонкие длинные пальцы в своей ладони.
Мы лежали на полу в кухне, оба на спине, оба глядя в потолок. Наши тела соприкасались - у Димона штаны всё ещё были спущены до колен, так что его голые бёдра прижимались к моим голым бёдрам. Дима говорил, как сильно он меня любит. Я слушал, испытывая странное удовольствие от того, что совершенно живой, настоящий парень как минимум в этот момент действительно меня любил.
Потом Дима склонялся надо мной и нежно, мягко целовал в лоб. Так же ласково прикасался губами к носу. Потом к щеке.
Мы лежали, а парень снова и снова легонько целовал моё лицо. И говорил всякие нежности. Я чувствовал его ладонь в своей ладони, а вторую ладонь у себя на груди, поверх футболки. В этих прикосновениях, в этих поцелуях не было никакого секса, только теплота. Было реально кайфово.
Потом его рука на моей груди приходила в движение, сползала на живот, поднималась по рёбрам в подмышку, оказывалась на бедре, снова возвращалась на грудь, но и в этих движениях не было сексуального подтекста. Дима меня даже не ласкал, просто рука слегка перемещалась туда-сюда. Он говорил о том, какой я красивый, как он не может поверить в то, что такая красота существует, и как он счастлив, что парень, прекрасный, как ангел, лежит сейчас рядом с ним.
Всё менялось, когда в своих путешествиях по моему телу его рука натыкалась на мой член. Я невольно вздыхал, и Дима вдруг понимал, что у него под ладонью находится твёрдый пенис, явно готовый к сексу. Но и теперь ничего особенного не происходило - рука вновь оказывалась на животе и продолжала свой путь вверх.
Однако ощущение члена на коже не исчезало, и ладонь возвращалась, чтобы прикоснуться к нему ещё раз. А потом, спустя круг по рёбрам и ключицам, ещё. Губы тоже теперь всё чаще прикасались именно к губам.
Я, пытаясь сохранить атмосферу умиротворения и любви, сдерживался, как мог, но всё же мои бёдра невольно подавались навстречу пальцам Димы...
Ладонь прикоснулась к члену, и тот подпрыгнул под ней. Она сместилась на бедро, оттуда на второе бедро, вернулась на член, и тот снова под ней сжался. Я невольно, совершенно этого не желая, издал какой-то звук. Дима посмотрел в мои помутневшие глаза и хотел сесть на полу (как он мне однажды сказал, чтобы отсосать), но я сжал его затылок второй, свободной рукой и притянул к себе.
- Не уходи, - прошептал я. - Пожалуйста!
остался. Вновь склонился надо мной, и наши губы соприкоснулись. Его рука продолжила поглаживания моего члена поверх трусов, то ныряя к яичкам, то сжимая головку.
Я, позабыв о всякой игре, отдавался волнам удовольствия, прокатывавшимся по моему телу.
Пальцы нырнули в трусы и стали ласкать член там, кожа к коже. Ничего вроде бы особенного не происходило, но я от удовольствия терял всякое ощущение реальности.
У Димы был талант. Никто и никогда не мог мне сделать петтинг так, чтобы это было настолько обалденно. Он мне как-то сказал, что научился этому за многие годы мастурбаций. Но мастурбируют все парни, а такое умел вытворять только Димон. Это было чистое блаженство, растекавшееся по телу острым, невыносимым кайфом. Настоящий талант!
Дима не накачивал член, даже не сжимал его в кулаке. Только поглаживания, лёгкие нажимы, потирания подушечками пальцев, иногда - потирания между пальцами, но не более того. Казалось, его ладонь нежилась вместе с моим пенисом, нежилась, и всё.
Иногда Димон сжимал яички или ласкал бёдра, но и тогда, хоть как-то, хоть запястьем, продолжал гладить член. И не боялся трогать те участки головки, которые обычно откликаются неприятными ощущениями. Даже из них он умудрялся извлекать удовольствие.
Мы с Димой целовались, а там, внизу, его пальцы играли на моём члене симфонию. Я стонал, даже не отдавая себе отчёта в том, что постанываю. Моё тело двигалось, извивались, ноги то раскрывались, то крепко сжимали эту волшебную руку, таз подпрыгивал вверх, бёдра сдвигались по полу то в одну, то в другую сторону. Удовольствие было невыносимым! Настолько ярким и сильным, что, казалось, я вот-вот начну кричать.
А потом я почувствовал, что кончаю, но оргазм остановился, замер в каком-то миллиметре от финала, и невероятное состояние продолжающегося, длящегося острого наслаждения скручивало моё тело ещё несколько секунд. Наконец, во мне ярко вспыхнуло немыслимое удовольствие, и сильная струя спермы вырвалась из члена. Она заляпала бы мне лицо, но в этот момент мы с Димой целовались, и семя попало в его волосы. Потом длинные белесоватые полосы появились на футболке. И только потом стало образовываться горячее озеро вокруг пупка.
Балет Диминых пальцев на моём члене не остановился. Он изменился, стал другим, но продолжался. Его рука выжимала из меня всё удовольствие, всё, до последней капли.
Я снова был сражён тем невероятным наслаждением, которое испытывал. Вот тебе и скромный ботан! Вот тебе и девственник!
Когда соблазню Никиту, я обязательно попробую сделать ему то же самое...
Потом мы снова принимали душ. Сексом не занимались, хоть и целовались, "намыливали" друг друга, ласкали. У обоих члены стояли, но эта эрекция не могла перебить ощущения полного удовлетворения, охватывавшего нас.
Обычно на этом этапе я уходил. Сегодня же неожиданно для самого себя предложил Диме прогуляться. Тот удивился, но согласился.
- Поменяемся шмотками, - добавил я.
Димон в моей одежде выглядел весьма прилично. Весьма. Он выпрямился, стал будто выше, исчезло ощущение излишней худобы. От ботана не осталось ровным счётом ничего. Всё-таки пусть мои родители и не разбираются в том, какая одежда прилична, как-то набивают шкаф более-менее носибельными вещами.
Сложнее было с одеждой для меня. У Димы просто не было ничего, что мог бы надеть на себя парень младше семидесяти четырёх лет. Пришлось взять пару мешков из тех, что были менее отвратительны, чем остальные.
Уже на выходе я снял с Димы очки.
- Ты без них ничего не видишь? - спросил я.
Оказалось, всё он видит, просто не слишком чётко. Ходить, во всяком случае, может. Ну, раз так, я бросил очки на тумбочку в прихожей и вытолкал Димона из квартиры.
Когда мы добрались до широкой улицы, я специально слегка отстал. Прошло всего несколько секунд, и на Диму оглянулась девушка. Потом другая. А потом его стал разглядывать какой-то симпатичный молодой мужчина, и я, взревновав, догнал Димона.
Мы посмотрели на садик и школу, в которые он когда-то ходил. Потом встретили какую-то его бывшую одноклассницу - у неё глаза полезли на лоб от того, как теперь выглядел Дима. Мы оба над этим потом посмеялись.
Уже под конец прогулки Димон, наконец, стал вести себя как нормальный актив. То и дело затаскивал меня в подъезды и там целовал и тискал, залезая рукой в штаны. В лифте своего дома развернул меня к себе спиной, навалился всем телом, вдавив лицом в стенку, и стал целовать шею и затылок, прижимаясь к заднице твёрдым членом. Когда мы оказались на нужном этаже, дверь лифта несколько раз закрылась и открылась, прежде чем Дима, наконец, меня отпустил.
В прихожей тоже теперь всё было по-другому. Я чувствовал себя именно так, как и хотел - пассивом в руках страстного актива. Я таял, плавился в его объятиях. Теперь не нужно было просить, чтобы Дима меня целовал - он сам не мог остановиться. Не нужно было просить, чтобы он меня раздел - я оказался голым почти сразу. Не нужно было вести его за руку - он сам втащил меня в комнату и бросил на диван.
Выворачиваясь из жадных рук, я кое-как снял с Димона одежду. Трусы пришлось стаскивать, уже барахтаясь под ним. Его губы целовали мои бёдра и живот, а я при каждом поцелуе с нетерпением приподнимался навстречу, подставляя член, но Дима, осознанно или нет, мучил меня, совсем к нему не прикасаясь.
Я потянул на себя ноги парня, подтащил его к себе, приподнял одно из его колен и перенёс через себя. Дима не понимал, что я делаю, и недоумённо оглянулся. Я в качестве объяснений приподнял голову и поцеловал его член, торчащий прямо надо мной. Димон невольно вздохнул от удовольствия, отвернулся и, наконец, лизнул мой пенис. Меня аж выгнуло. Парень тут же взял мой член в рот.
Дима был способным учеником. Тут двух мнений быть не могло. Одного раза ему хватило, чтобы уловить, что и как надо делать. Язык, губы, зубы, руки - всё превратилось в источник наслаждения. По моему телу побежали волны удовольствия. Димон наваливался на меня, прижимался грудью и животом, тёрся своими торчащими костями, и это только усиливало мои ощущения.
Прямо надо мной возвышались пирамидой его длинные бёдра, и я рассматривал их снизу, изнутри. На вершине этой пирамиды, над моим лицом, торчал прямо вперёд твёрдый длинный член с прижатыми к нему яичками. Я провёл руками по бархатистой коже, прикоснулся губами, сжал пенис в ладони, пригнул к себе и взял в рот. Дима выгнулся и подался на меня. По стержню в моей руке побежали волны сокращений. Чёрт, он ведь может кончить буквально через секунду!
Я вынул член изо рта и стал целовать всё, до чего мог дотянуться. Худые бёдра были как длинные, казавшиеся снизу бесконечными палки, ягодицы - совсем маленькие, настолько маленькие, что, когда Дима опускался задницей мне на лицо, они будто исчезали, и тогда казалось, что бёдра сразу переходят в спину. Я касался губами половинок его зада и поражался тому, насколько явственно чувствовалась кость под тонкой мышцей. Случись мне целовать любого другого мужчину такой же худобы, я, наверное, сбежал бы, но Дима... В нём всё это было сексуально, прекрасно! Каждое прикосновение, каждый поцелуй дарили удовольствие.
Я несмело прикоснулся губами к его члену, Димон застонал, выгибаясь, и я снова почувствовал, что он вот-вот кончит. Я вернулся к заднице. Ягодицы были вытянутыми, худыми. Казалось, снизу они образовывали специальный вход, широкую воронку, ведущую прямо к анусу. Не нужно было раздвигать половинки, при расставленных бёдрах мне снизу и так была видна дырочка, точка сморщенной кожи, розовая, невинная.
Я вдруг подумал, что, если бы у нас с Димой было завтра, я бы не только при следующей встрече отдался ему, но и, наверное, захотел бы войти в него... Во всяком случае, сейчас мне именно этого и хотелось. Странно для меня, пассива. Обычно такие желания у меня не возникали. Разве что только по отношению к Никите...
И снова воспоминание о Нике сыграло со мной злую шутку. Я почувствовал, как резко усилились все мои ощущения, как болезненно сжался мой член, напряглось всё тело. Ещё мгновение, и я кончил.
Уже через нахлынувший на меня оргазм, уже заливая рот Димы спермой, я судорожно схватился за его член, стиснул его во рту, сжимая рукой...
В следующую секунду язык почувствовал знакомый вкус. Димон застонал, содрогнулся. Струи горячего семени хлынули мне в рот, и я, едва понимая, что делаю, через собственный оргазм глотал их, снова и снова...
Неужели от всего этого придётся отказаться после того, как я соблазню Никиту? Почему так устроено, что заниматься сексом можно только с тем, кого любишь? Ведь я не чувствую по отношению к Димону ничего, кроме простой симпатии. Ну и сексуального желания, конечно. Всё очень однозначно - люблю я Ника и только Ника, а с Димой я просто хочу секса...
Эта игра пальцев, когда лежишь с Димкой на кухонном полу! Это жонглирование тобой, как тряпичной куклой, когда отдаёшься Сергею Петровичу! Вот бы Никита попробовал! Он бы понял!
Я вдруг представил Никитоса в руках Серпа, голого Никитоса, которого высоко в воздухе сжимает в своих руках Серп, и меня передёрнуло. Явственно передёрнуло. Настолько, что даже Димон повернул голову, чтобы посмотреть, что случилось. Я улыбнулся Диме, и он, успокоенный, вернулся к мягким, удовлетворённым поцелуям моего члена. А я продолжил посасывать его член...
Нет, даже на мгновение, даже в мыслях я не мог себе представить Никиту ни с кем другим. Ведь это предательство - получать удовольствие с посторонним человеком! Это измена всему, что нас связывает, нашей любви, мне! Настоящая измена!
Знакомое слово больно кольнуло. Именно это кричал Никита мне в лицо, когда узнал о моих сексуальных приключениях на стороне...
Я вздохнул, зашевелился и стал выползать из-под Димона.
- Пошли умоемся, - проговорил я. - Уже стемнело, мне нужно домой.
- Останься на ночь, - пробормотал Дима, отводя взгляд.
Я покачал головой. С учетом того, что произойдёт в 4:48 утра, я, конечно, с лёгкостью мог бы у него остаться, но сегодня что-то душа к этому не лежала...