Так случилось, что я, непримечательная, стеснительная до писка девушка-футанари попала в офисную среду почти сразу после школы. Как я обрадовалось! Перед моими глазами пролетали картины чудесной взрослой жизни, когда я, Машенька, заведу постоянных друзей, буду слыть чем-то кроме «мымры-дылды» (и это еще из мягких слов, что мне приходилось слышать о себе), и даже — ух, твердею от одной мысли, простите, простите... — заведу парня, или, на крайняк, девушку, и с красным дипломом выпущусь из собственной девственности вместо со своим полуметровым почти елдаком-чудаком...Но реальность любит щелкать по носу, и взрослая жизнь оказалась такой же, как школьная, только скучнее, нуднее — и злее.Питер, прекрасный, жестокий Питер выплюнул меня на мороз. Нет, меня не выгнали — но я ушла, потому что дома мне было ужасно неловко разочаровывать родителей, а родителям — неловко от меня.Три месяца я занималась... ну, ерундой. Жила у семейных друзей, работала по мелочам, дрочила в самых неожиданных местах и страшно смущалась этого потом. Я думаю, что я первая, кто забила спермой унитаз в одном из туалетов Эрмитажа. Один раз меня заметила молоденькая смотрительница — и я убежала, красная как свекла, торопливо пристегивая каменно затвердевшего левиафана обратно к бедру.От одного воспоминания об этом шокированом взгляде я не могла прекратить дрочить почти всю ночь...Свой собственный унитаз я тоже забила. Да здравствует вантуз.Но продолжаться так долго не могло: надо было найти что-то постоянное, раз я уж решила до поры до времени не думать особо о продолжении образования...Меня спас дядя. Спас меня из чердака папиных друзей, случайных актов звериной натерки в самых непредсказуемых местах и малооплачиваемых подработок в ночных сменах круглосуточных магазинчиков...И привел меня в Москву. Обеспечил жильем — теснющей однушкой, но с ванной — и пристроил работать...Не знаю, почему. Дядя был человек серьезный и молчаливый; общался меньше словами и больше мудрыми, лаконичными кивками. Я не уверена даже, что он знал о моей... ситуации: но он помог, так и сяк, и принял мои бесконечные смущенные благодарности обычным своим кивком.Так я оказалась в Москве. При квартирке и при работе — нормальной, настоящей работе, а не том полуночном кошмаре, что был у меня раньше. Нет! Довольно питерских наркоманов, ворующих нямку! Довольно хачей-трюкачей-подкачей, сумасшедших бабок-вампиров и парней, затаривающихся «ягой»! Меня ждал офис, и мнился он мне чудесным местом: местом, где я смогу начать жить, наконец, взрослой жизнью. А может... может... и... и молодого человека найти!Или девушку!!Все чаще меня тянуло к девушкам. Не сколько из-за внутреннего лесбианизма: но мой хрен-богатырь был однозначно настойчивее моей щелочки и направлял мои эротические фантазии в вполне конкретные ключи...Xex.Брр. Нет, увело меня.Офис ждал меня. Я потратила маленький запасик денег на одежду поприличнее; привела себя в порядок, постриглась — сонная парикмахерша соорудила мне что-то миленькое, средней длины и приятного, кокетливого вида, что слегка не гармонировало с моими постоянно пунцовыми щеками и неловкой, смущенной улыбкой.И офисная жизнь началась...И как же я на ее счет ошибалась.Я думала, что школа — с ее кликами, шепченьем, гадостными ухмылочками и издевками остается, как бы, в школе. Что это детское и временное, а потом между людьми наступает если не гармония, то хоть... взаимное уважение какое-нибудь... как у взрослых людей...Но нет. Офис был школой. Только яда в ней было больше — ведь за все это еще и платили......Я работала при бухгалтерии. Разместилась в уголку рядом с пузатым компьютером и трудилась тихонько, старательно и безотложно. Курить не ходила: только мельком отдрочить, если вдруг становилось совсем невтерпеж...Я думала, что так не буду привлекать внимание. Но иногда все получается наоборот.Меня невзлюбила стайка молоденьких змеюк, пополам из моего отдела, пополам из соседнего. Они собирались в курилке, красивенькие, подтянутые — и лили на своих коллег грязь, как старые перечницы, или обсуждали простые свои увлечения — туфельки там... бабское...И как-то я им не приглянулась. Поначалу за тишину и непохожесть: полагаю, что они приняли это за высокомерность... потом прибавилась манера одеваться — в длинные юбки и простенькие верхи... всегда находилось что-нибудь. Правдивое или нет — дело третье.Конечно, я могла бы просто сблизиться с ними, но... ну.Не получилось у меня. Не умею... люди, они такие сложные, когда с ними разговариваешь!Хуже всего мне доставалось от Светы... Светика, как называли ее подруги. Света, невысокая, красивая до боли, с подтянутыми грудками размера второго с хвостиком, смуглой кожей с искусственным загаром, русыми волосами и темными глазами вызывала во мне те еще чувства: пополам злость за издевки, пополам смущение, пополам невыносимую похоть... я попыталась однажды заговорить с ней, долго собирая для этого силы: но стоило мне подойти и увидеть, как ее бедра натягивают ткань темной юбочки, а грудь смотрит на меня темными полусферами из блузы, как мой член рванул бессильно наружу, лицо покраснело, а глаза начали бегать... я похлюпала курносым носом, неловко улыбалась — и собеседница раздраженно ушла, а я, сгорая от стыда, побежала в туалет и со всех сил нарезала дрочку за дрочкой, чтобы успокоиться, давя слезы.К образу высокомерности с легкого Светиного языка мне приписали еще и лесбиянство, и нелюбовь превратилась в травлю...Не хочу про нее рассказывать! Это грустно, но я привыкла в школе, а тут мне еще и платили! Дома я была свободна делать все, что угодно, но а работу... работу я бы перетерпела!!Так бы мне хотелось думать. После недели травли...Я захотела уволиться — и сдержалась только потому, что вспомнила про дядю. Про то, что вся эта работа — почти что его подарок мне...И я сдержалась. Пришла на работу. Села за компьютер — и проигнорировала взгляды-иголки, слабо улыбнувшись......Из-за странной планировки в нашем офисе был второй туалет, к которому вел длиннющий коридор. Ну, вел-то коридор на самом деле не в туалет, а в пустовавший по необставленности конференц-зал: но кому нужен этот дальний туалет, когда есть еще один, прямо рядом с офисными помещениями?Нужен он был в основном мне. Когда похотливый дурман становился невыносим, а член грозился порвать ремень, которым пристегнут к ноге, я ходила туда и «игралась». С недавних пор я поборола смущение и вместо обычной дрочки стала потихонечку себя посасывать: было странно и поначалу ужасно неловко (и вроде бы не было перед кем...), но... но...Это было... это так приятно!!Вот и сейчас... день выдался медленный. Работку я свою пощелкала и валяла дурака, то мыча, то засыпая на ходу, то украдкой почитывая спертый у замначальницы томик какого-то дамского романа...В романе была сценка. Яркая сценка. Того самого характера... с любовью написаная...И мне стало невыносимо, нестерпимо похотливо. Членищще затвердел с такой ужасной мощью, что набедренный ремень стал больно сдавливать плоть, а из набухшей, похожей на маленькую боксерскую перчатку головки потекла белесая жидкость, да с такой силой, что я слышала «кап-кап-кап» каждый раз, когда она падала на пол...Я покраснела как свекла — и побежала что есть силы в туалет. Не ближний — нет, в нем меня могли... ну, просечь... а в дальний. В пустующий туалет на конце коридора...Я влетела в него — и чуть не столкнулась с ней. Со Светой... с заводилой моих мучителей.Я скомканно извинилась — она не успела опомниться — и пулей залетела в кабинку, хлопнув дверью так, что от удара затряслись перегородки.А Света прыснула со смеха...— Эт тебя так пописать тянет, Машенька? Ты это... береги себя! А то у тебя там... лопнет что-нибудь! Что, в нормальном туалете все еще занято все?Я не слушала ее. Мне было не до того....