Шли последние годы советской жизни. Я закончил политех и вылетел по распределению в уссурийскую тайгу. Мне ничего не стоило остаться в родной Одессе, но для чего тогда нужна молодость? Я хорошо себе представлял, как выглядят Мальдивы или Канары, но что такое уссурийский край, знал отчасти только по фильму "Дерсу Узала". Мне это понравилось и запало в душу. Кроме нашей пыльной причерноморской степи, я ничего и не видел в натуре. А Крым слишком миниатюрен и прост, чтобы удовлетворить мою романтическую жажду душевных волнений.
Уже подлетая к Владивостоку и рассматривая в иллюминаторе рыжие просторы тайги, сопки и синее безбрежье океан,а я был пленён этим местом. Правда, около Уссурийска, где я был принят на механическом заводе и определён молодым технологом в литейный цех, пейзаж был нетипично скучным. Однако освоение профессии меня увлекло, и несколько месяцев я жил заводской жизнью. Но вот наступила весна, и у меня стало щемить в груди. На заводе всё вдруг стало серым и рутинным, в общаге тоже.
Единственным человеком, кто меня взволновал с самого начала, был наш замначальника цеха, статный и красивый мужик, всегда одетый, как на парад. Но что можно было с ним проделать в те строгие времена? Лишь один раз, когда я выиграл лыжную гонку на спортивном празднике, весёлый, раскрасневшийся и слегка поддатый Трофимыч на полном основании меня облапал и облобызал. Затем до самой темноты он одаривал меня знаками внимания, как героя дня, а когда мы сгрудились в углу заводского автобуса он позволил себе обхватить мою ногу своими горячими ляжками и прижаться к моим телесам. Я тоже парень видный: вес под центнер, блондин с синими глазами и румянец на щеках. Очень нам хотелось остаться наедине, но лыжи, рюкзаки, коллеги - короче, одно расстройство. После работы приходила его жена, брала своего мужа чинно под ручку, и они топали домой, а я в общагу.
И тут сюрприз. Подходит как-то к нам наш комсорг и говорит, что есть путёвка на комсомольскую стройку в Пластун - небольшой рыбацкий поселок на северо-востоке Приморья. Поработать надо на стройке три месяца, а потом - законный дополнительный отпуск. Я не стал даже размышлять, через три дня прилетел в райцентр Терней и получил благословление от местных комсомольских бонз в виде направления на стройку. Но транспорта не было, и до Пластуна мне предстояло добираться на попутках. Начались долгожданные приключения.
Я вышел на большак и предался очарованию обступавшего меня дальневосточного пейзажа. Уже светило яркое и тёплое мартовское солнце, я чувствовал запах хвои, видел тающий снег, голубые сопки, а вокруг не было ни души. Мне повезло: меня подобрал красивый японский лесовоз и довёз прямо до Пластуна. Вид там был ещё более потрясающий. К вышеперечисленным красотам добавился синий океан, пароходики и шум прибоя. В море вливалась стремительная зелёная речка. Это было похоже на сновидение. Я поднялся на крутой морской берег и впервые осознал, что такое безбрежность и край света.
Каменистое побережье поражало вычурностью скальных нагромождений. Бесподобные пляжные лагуны и подчёркивали моё одиночество. Для человека с суетливого запада - это невообразимое космическое состояние. Наконец, я заставил себя явиться по адресу, где обнаружил ещё нескольких "корчагинцев", и мы весёлой ватагой поехали на место работы.
Как оказалось, это было место пребывания "химиков" - полусвободных зэков. Очень символично: "химики" и "корчагинцы" плечом к плечу на комсомольской стройке. Но наше поколение уже спокойно реагировало на такие идиотские штучки, и ничто не помешало нам мгновенно подружиться с "химиками". Уже через неделю я играл полузащитником в их команде на первенстве района по футболу. Определили меня мастером на РБУ, и началась необыкновенно новая таёжно-зэковская жизнь.
Первым делом мы, "корчагинцы", научились чифирить. Потом мы внесли свежую струю на танцах в клубе. Мне как горожанину было интересно косить под деревню. Я всем нравился своим классическим русским видом, и пластунские девки мне проходу не давали. Иногда приходилось и провожать их, и тискаться с ними.
Всё шло путём. В магазине мы покупали шипучее сладкое вино и закусывали его малосолёной горбушей. А тут ещё начался знаменитый нерест. Я в жизни, кроме лягушек, ничего в природе не видавший, наблюдал, как сплошной поток горбуши плыл против течения. А иногда и громадные таймени выпрыгивали из зелёной прозрачной воды и с оглушительным плеском погружались в реку Джигит. А потом зацвёл багульник, и сопки выцветились сиреневым туманом. И в голове у меня царил сплошной эйфоричный туман. Я уже и позабыл, что родом с запада, что прописан в Уссурийске. Я стал таёжным человеком. У меня оформилась густая рыжеватая борода, белокурая шевелюра, розовощекая счастливая морда, и у меня не было ни одной проблемы.
Но так, конечно, не бывает, по крайней мере, долго. Однажды, обедая в столовой, я телом почувствовал на себе пронзительный взгляд. Осторожно зыркнув по сторонам, я наткнулся глазами на весьма экзотичного типа. Почти чёрный от весеннего солнца, с едва заметной монголоидностью на меня уставился какой-то массивный "химик". Типичная Средняя Азия и готовый убийца. Странно, как он очутился на "химии"?
Ошпарив меня неповторимым диким взглядом, азиат встал, обозначив крутые накачанные груди, живот и до бесстыдства выпирающий сквозь тонкое спортивное трико толстый напружиненный член. Я был сражён наповал. Мало того, мужик, плотоядно ухмыльнувшись, чёрной рукой схватил своё хозяйство и откровенно его обжал. Чего тут непонятного? Я чуть не кончил тут же, за столом. Дальше всё развивалось ещё страшнее.
Как мастер я оставался на работе до конца и закрывал вагончик, уезжал с последним самосвалом. Уже на следующий день последним подъехал незнакомый самосвал, и из него вышел именно этот загадочный тип. Он мог шутки ради кокнуть меня и бросить где-нибудь в тайге. Такое у меня было чувство, хотя я сам могу уделать кого угодно.
Он подходил ко мне враскорячку, пряча взор и хватаясь за член, как будто он мешал ему жить. Подошёл, вперил в меня свои страшные чёрные глаза и стал мне что-то объяснять, вроде по-русски, но очень непонятно. Какие-то неполадки в двигателе. Я послушно сел к нему в кабину, он завёл мотор, и мы поехали. Само пребывание с ним в тесной кабине - это уже полуизнасилование. Самосвал временами стал дёргаться. Я понял, что дело в фильтре, и мы принялись его менять. Мужик поднял капот и удерживал его своей мощной горильей рукой, а я принялся снимать фильтр.
Дальше - сплошной дурман. Сначала в меня упёрся его живот, и пальцы перестали меня слушаться, затем его рука нежно прихватила меня под мышкой, и он, как будто интересуясь демонтажем, окончательно спрессовал меня. Потом он шумно вздохнул, и его взбученный елдак уткнулся мне в зад. Дальше было короткое замыкание, и я почувствовал в своих штанах горячий поток. Такого явления со мной никогда не было. И страшно, и стыдно, и фильтр надо менять. Немного оклемавшись, я продолжил демонтаж, несмотря на жесточайший прессинг. Азиат полыхал от похоти и тоже хотел кончить, но мы не знали, как это сделать, и только возня с фильтром отвлекла его от тяжёлого бремени. Дальше мы ехали молча, но белки его страстных глаз метали стрелы, а рука непрерывно сжимала непреклонный член. Такого истязания я не пожелал бы и врагу. Разве таких быков можно держать в изоляции?
Какие-то тёмные мысли его непрерывно мучили. Он пару раз притормаживал, потом, передумав, давал ход. Когда мы подъехали к общаге, он выскочил из кабины, обежал самосвал и преградил мне дорогу. Он сверкал очами, пытался что-то выразить словами, потом крепко схватил меня за руку и отпустил. Плохо, когда не знаешь русского языка. Я похлопал его по плечу и побежал по лестнице. Мужик присел на подножку и смотрел в мою сторону. Да-а-а! А что будет завтра?
Когда я вошёл в комнату, там вовсю выпивали. Это было очень кстати, и к полуночи я отрубился. Следующий день проходил обычно, и вчерашнее ощущалось, как дурной сон. Но вечером вновь последним подъехал мой новый знакомый. Я в это время возился с замком, закрывая вагончик. Увидев, как он ко мне приближается и как с каждым шагом увеличивается его пистолет, я вновь отомкнул замок и вошёл в полутёмный вагончик. И вот мы стоим друг напротив друга в стеснённом пространстве. Внезапно в поведении дикого мужика сквознула стеснительность и растерянность, видимо, от неопытности в таких делах. Но с чего-то же надо начать!
протянул к нему руки и обхватил его колыхающийся живот. Мужик кротко замер и даже отпустил мешающую ему жить часть тела в свободное торчание. Я стал задирать его футболку, обнажив бронзовую плоть. Просунув под неё руки, я прихватил мясистые груди и стал их наминать. Мужик стал мурлыкать, как гигантский котик. Никто так с ним на зоне, ясное дело, не обращался. Он сам стал стягивать с себя трико и освободил своего чёрно-лилового зверя.
Ни о каком оральном сексе в таких условиях не может быть и речи, если его вообще этому учили. Я тоже стал расстёгивать свои брюки, а у мужика от нетерпения стали подгибаться коленки. Затем он решительно отвёл мою руку, выхватил из штанов мой светлокожий бецыл и всосался в него, не забывая и о своём. Мне оставалось держаться за его уши и наяривать, пока он вдруг не зашёлся в телосотрясении, извергнув из себя мощную струю спермы, долетевшей аж до моих штанин.
Он рукой помог мне также финишировать на его пузо, и мы обмякли. Времени до комендантского часа оставалось мало, и мы не стали осмысливать случившееся. Сели и поехали. Оказалось, что "незнакомца" зовут Саид, что у него вполне симпатичное лицо и нежные руки. По дороге он стал насвистывать какую-то песенку, и возле общаги мы пообнимались. Весна выдалась потрясающей!
Прошло десять потрясных перестроечно-перестрелочных лет. Я вернулся в родную Одессу-маму, устроился там, женился и с азартом окунулся в деловую жизнь одной транспортной компании. При выполнении одного из контрактов внезапно в Термезе задержали наш груз, и шеф распорядился, чтобы я немедленно вылетел в Узбекистан и разрулил ситуацию.
Не доверяя моим познаниям в географии, он подвёл меня к огромной карте Советского Союза и ткнул в неё пальцем. Так получилось, что его толстый палец закрыл надпись "Термез", и я машинально, сканируя окрестности, зацепил взглядом "Хорог". Неясное волнение прокатилось по моим телесам. Получив нужные указания, я порулил домой собираться, стал подбирать нужные в дороге вещи. Почему-то в голове всё время всплывало "Хорог". Но мне же надо в Термез, что за наваждение? Я, уже намылившись, стал бриться, и тут в голове резануло - "Саид Мербеков". Что за чушь? Я уже давно не читаю детективы или что-либо из художественной литературы. И тут до меня дошло. Из глубины памяти вынырнуло жаркое потное чёрное тело, ночная общага и хриплый полурык:
- Хычу тибя сывсем.
Я ринулся в свой архив в виде старого кожаного "дипломата" и вывалил его содержимое на диван. Среди всевозможных документов и бумаг нашёлся обрывок почтового конверта. Из оцепенения меня вывело удивлённое восклицание жены, обнаружившей своего полуголого и недобритого мужа среди развороченного архива. Я тоже рассмеялся, что-то объяснил ей и продолжил собираться в дорогу. Кусок конверта я зачем-то засунул в портмоне и стал прощаться с женушкой. Это у нас вполне регулярная процедура - работа такая.
В Термезе заварилась обалденная каша, пахнувшая арестом груза и для кого-то даже тюрьмой. Я был бессилен исправить дело, но господь мне помог. Случайно я сошёлся с начальником таможни, а он служил в Уссурийске, и мы обнаружили общих знакомых из той, советской жизни. Этого оказалось достаточно. Прессинг прекратили, и самолёт вылетел в Одессу. До моего отлёта оставалось три дня, и тут я осознал, что нахожусь в красивейших местах мира, и было бы глупо этим не воспользоваться.
Я поделился этими мыслями с начальником таможни, когда угощал его в ресторане за оказанную услугу. Он вдруг, ни слова не говоря, встал и перешёл к соседнему столику, где сидела группа пилотов, и, чуть погодя, улыбаясь, сообщил мне, что завтра утром патрульный вертолёт летит в соседний Таджикистан в город Хорог. Увидев моё ошеломлённое лицо, он даже поправил мне мою отвалившуюся челюсть. Я заказал очередной коньяк, и уже вместе с молодым парнишкой-пилотом мы скрепили напитком такую неожиданную дружбу.
Мы подлетали к "крыше мира". Громадьё гор с приближением к ним вырастало всё больше и внушало мне религиозный трепет. И вот седые великаны обступили нас в суровом безмолвии, и наша стрекоза, избегая потоков тумана, начала рыскать по тёмным ущельям. Пилот весело улыбался, наблюдая за моим обалдевшим видом. А вот и дома небольшого города. И когда мы приземлились, до меня дошло, что никакого плана действий я не имею. Пилот сказал, что в моём распоряжении следующие два дня. А что я буду делать дальше? До города километра три. Во мне возрождался студенческий дух путешествий, и я тронулся в путь.
Снова дорога, потрясающий горный пейзаж и ни души. Горно-Бадахшанская автономная область. Здесь обитают потомки тохаров, Кушанской империи. Отсюда в Европу явились гунны. Они принесли с собой идеи христианства и заставили римских священников поцеловать крест. Они оставили чубастых казаков биться за православную веру, а их потомки-хохлы, потеряв память, мечутся в поисках славных предков.
Вот эти планинские исполины внушают трепет перед мирозданием и вечностью. Живые картины Рерихов! И совсем недавно это было частью нашей общей Отчизны. Но зловещая сила денег оказалась сильнее, а под крышей мира застрочили автоматные очереди. Я совсем не боялся погибнуть. Моя откровенно славянская внешность уже вызывала интерес у первых встречных на подходе к городу. Я нашел маленькую, единственную здесь гостиницу и, плюхнувшись на кровать, стал соображать. Стоит ли искать Саида?
Не найдя ответа, я вышел на улицу и стал разглядывать людей и дома, в основном низкие и плоские. Поскольку я мужик крупный, все прохожие пялились на меня, как на перенёсшегося в будущее скифа-арийца, и почтительно уступали мне дорогу. А вот и нужное питейное заведение, похожее на чайхану, с открытой верандой. Всю веранду занимали шумные молодые парни, родственники наших братков. Сейчас в стране их власть, и они вовсю этим упивались. На всякий случай я вытащил кури из кармана и сделал походку потвёрже. Поворачивать назад мне не позволяло достоинство, и я медленно и беззаботно продвигался мимо чайханы.
Внезапно шумный гогот и смешки стихли. Воцарилась зловещая тишина. Даже прохожие стали тревожно озираться и поспешили пройти дальше. Так бывало на танцплощадке перед серьёзной дракой. Я ни секунды не сомневался в том, что стало причиной подобного затишья. И я пошёл в бой. Дойдя до ограждения чайханы и пройдя вдоль застывших смуглых бандитских рож, я остановился и спокойно развернул своё фото в их сторону. Пацаны удивлённо уставились на меня, но их явно что-то удерживало от комментариев.
Я догадался, что дело в старшом. Я нагло стал его искать глазами и засёк. Как настоящий пижон, он был в светлом костюме, светлой тюбетейке, полутёмных очках и курил сигару. Это меня так позабавило, что я улыбнулся и поприветствовал его кивком головы. Братва мигом повернула головы к шефу, а шеф словно проглотил гвоздь. Он даже стал снимать очки, но я уже двинулся дальше, прислушиваясь. По-прежнему было тихо. Тогда я свернул и пошёл по другой улице. Постепенно напряжение спало, и я вновь стал самим собой.
Обойдя центр городка, я двинулся назад к гостинице, ибо уже смеркалось. Внезапно меня объехал крутой белый джип и недвусмысленно затормозил. Из машины вышел молодой таджик и вполне понятно объяснил мне, что я должен с ним проехаться. Началось. Но и выхода нет. Я сел, и мы поехали. Я вытащил мобильник и сообщил пилоту, что у меня всё нормально и что я в гостинице. Шофёр намотал на ус. Город кончился, и начались "дачи". Возле одной мы и остановились. Восточный стиль, арки, решётки, колонны, виноград. Мы вошли в шикарный двор. Несколько женщин уставились на меня, как на божество. Шофёр подвел меня к красочной двухстворчатой двери и, показав на неё, почтительно удалился.
Я робко приоткрыл её и вошёл в персидскую роскошь. Противоположная сторона - сплошное вычурное окно. Вдоль всей его длины - диван. И на нём восседал тот самый пижон и в том же самом обличии. Я остановился и поздоровался с ним. Пижон кивнул мне в ответ и встал. Потом он шагнул ко мне навстречу, и я обомлел. Эту походку я узнал бы из миллиона. Саид уже снял очки, почему-то тюбетейку, затем пиджак и двинулся ко мне.
Он стал ещё пышнее, чуть пузатистее, но был столь же диким. Было видно, как ему вдруг стали тесны брюки, а поправлять надувшийся бугор ему было неловко. Он снял с меня куртку, откинул её в сторону и облапал меня, как старого фронтового друга. Так мы и стояли, пока нам не стало нестерпимо жарко от наших пламенеющих тел. Нарушив всякое приличие, он не выдержал, обхватил меня снизу и вспотел. Но потом мы образумились, и нам принесли огромный поднос всякой восточной всячины и бутылку водки. С неё мы и начали наши воспоминания.
Я понимал, что в тайге и в неволе он изнывал от похоти, но сейчас он так же стал сверкать белками и снова пристал ко мне, прикусив моё ухо, и прорычал, что моё белое полное тело его сведёт с ума. Но этикет и его новый социальный статус удерживал его от нападения на меня. Он быстро оделся и куда-то ушёл. Я стал пробовать замысловатые яства и почувствовал сонливость. Тут же явилась женщина и знаком повела меня в покои. Ознакомившись с их обстановкой и туалетной комнатой, я бесхитростно завалился спать.
я от прикосновения руки. Открываю глаза. На краю кровати сидит Шахерезада с непередаваемой чёрно-белой красотой и юностью. Мы разговорились. Она вполне современная дивчина. Она сказала, что если мне неохота, то и она не будет меня соблазнять. Просто так положено встречать гостя. Рассказала, что Саид-паша здесь крутой мен и что он очень добрый. Отметила, что женщины в доме - его родственницы. Его законная жена живёт в другом доме с двумя детьми, но с женой он редко видится. Это обычное дело. Саид-паша практически постоянно в разборках, и ему не до жены. Сама же Шахерезада мечтает, когда он на неё положит глаз.
Я намёк понял и объяснил, что, поскольку мы с Саид-пашой таёжные кунаки, я могу вместо него на неё положить глаз, и она тут же сунулась ко мне под пушистое верблюжье одеяло. Очень умело она сразу же обхватила мой бецыл стройными бёдрами, обняла меня за шею и стала заводить, покусывая за ухо. Когда всё было взведено, она насадила себя на меня и, невообразимо вихляя бёдрами и сотрясаясь, стала изводить симпатичного полного дядечку.
Потом мы поспали, затем ещё разок "пообщались", но уже в позиции лёжа на боку. Потом мы помылись, и она исчезла, как ночная фея. К своему ужасу я не мог потом уснуть и захотел... Саида. Что взять с ночной былинки? Так всю ночь и проворочался. И утром он пришёл. Ему, естественно, доложили о фее, и он возревновал. Я не стал тоже раскрываться и просто рассказал о своём желании подняться в горы. Саид внимательно в меня всмотрелся и оскалился улыбкой моджахеда. Оказывается, он сам повезёт меня в горы. Вот так сбывались мои самые невероятные мечты!
Затем мы спустились на нижний этаж дома, где переоделись в спортивно-туристическую одежду, прихватили с собой ящик с продуктами и уселись в джип. Вскоре дорога превратилась в горный серпантин, и от саидовского вождения у меня временами перехватывало дух. Тем не менее я не упускал из вида разворачивающуюся передо мной панораму Памира.
Проехав заросшие лесом склоны, мы выехали на плоскогорье, и перед нами предстал огромный распадок с зеленоватым ледником, из-под которого вырывался речной поток. Вскоре дорога закончилась, и, прихватив рюкзак с едой, мы двинулись вверх по едва заметной тропинке. Саид, несмотря на свою комплекцию, двигался уверенно и быстро. По его намёкам я понял, что они живут за счёт перехвата контрабандных грузов. Они знают все переходы из Афгана и втихаря рэкетируют таких же бандитов, каковы они сами. Но это древнее ремесло здешних жителей, и передвижение по горам - профессиональное искусство.
Но вот я стал чувствовать лёгкое головокружение. Это значит, что мы поднялись выше 3000 метров над морем. Воздух был прохладен, но и солнце жарило. Я никак не мог свыкнуться мыслью, что моё пребывание среди этой экзотики - реальность. Зато Саиду красоты природы были до лампочки, и он снисходительно ухмылялся, наблюдая за моим поведением. У него были совсем другие мысли, тоже для меня приятные, но всему своё время.
И вот мы оказались на небольшой ровной площадке, ограниченной скальными обрывами в пропасть. Она была покрыта жёсткой травой и лишь с одной стороны упиралась в скальный выступ. Покрытые снегом горные хребты завораживали космическим безмолвием. Саид расстелил какое-то покрывало и разлёгся на нём, терпеливо ожидая, когда я утолю своё восхищение. Но горные красоты не помешали мне отметить то, что Саид расстегнул рубашку, и его бронзовый обширный живот притягивал мой взор не меньше, чем пик Коммунизма. К тому же он настойчиво смотрел в мою сторону. Тогда я, несмотря на прохладу, снял майку, обнажив свой белый роскошный торс, в меру полноватый.
Эффект был потрясный! Саид никогда не видел меня раздетым при дневном свете, да ещё на фоне такого пейзажа. Его рука простодушно полезла к моему сокровенному месту. Он стал похож на льва, лежавшего в засаде и обнаружившего проходящую мимо него зебру. Чтобы его добить, я снял брюки и предстал перед ним в коротких, обтягивающих мой пышный зад трусах, и, нагибаясь, стал копошиться в рюкзаке. Саид уже был невменяем и, запустив руку себе в штаны, силился обуздать себя. Но в этом не было смысла, так как от его вида я сам воспалился, плюхнулся рядом с ним на спину и уткнулся лицом в соблазнительное пузо. Затем моя рука полезла туда же, где пребывала и его. Он беспрекословно уступил свой шланг мне и умудрился при этом снять с себя рубашку и брюки.
Потом началась страстное взаимное обжимание, потом Саид стащил с нас остатки признаков цивилизации и стал просить меня исполнить его давнишнюю мечту: поставить меня в партер. Я уговорил его не делать этого здесь, потому что это дело деликатное, и я ни разу это не проходил. Ведь у нас впереди целая ночь. Саид недовольно согласился на компромиссный вариант. В партер он меня поставил, но свой чёрно-синий пульсирующий шланг он вогнал мне между моих сомкнутых ляжек. Он просто помешался, тиская мои ягодицы, и всё увеличивал темп наяривания. Я вцепился руками в пучки травы и творчески подмахивал ему.
Саид изошёлся потом, набрал обороты, а потом, просунув под мой живот руку, схватил меня за одервеневшее живое место и в такт своему всовыванию терзал мой быцел. Финал был удивительно синхронным и содержательным во всех проявлениях. Утробный стон Саида пронёсся над крышей мира, и мы распластались на земле, как две огромные жабы в весенний погожий день. Счастье было долгим и неповторимым. Потом Саид отвалился на спину, раскинул свои телеса и продолжил пребывать в полузабытье. Сразу видно: так он не кончал никогда. Я тоже ещё не отошёл от кайфа и из чувства благодарности за содеянное завалился на него сверху и стал тянуться своими ладонями к его. Поскольку он широко раскинул руки, это потребовало некоторого продвижения по его телу вверх, и я приподнял голову.
Затем я заорал и от ужаса машинально вцепился Саиду в нос. Реакция его была мгновенной и спасительной. Он молниеносно сгруппировался и вместе со мной вскочил на ноги. Огромная чёрно-бурая змея с характерной треугольной головой лишь на доли секунды запоздала с броском, прижимаемая к скале руками Саида. Мой крик и военная реакция памирца позволили нам избежать смертельного финала. Я никогда змей не видел, тем более такой злой и страшной. Я отошёл на край выступа и присел, у меня дрожали ноги.
Дальше произошла схватка двух горных существ, коим на этой площадке места не хватало. Саид взял куртку, бесстрашно приблизился к яростно шипевшей гадине и, набросив на неё куртку, умудрился схватить её в нужном месте. Из-под куртки кольцами бился её хвост. Саид подошёл к краю обрыва и бросил куртку. Змея стремительно выползла из-под неё и поползла куда-то вниз. Саид спокойно похлопал ладонями, поднял куртку и только сейчас обнаружил, что он ведь абсолютно голый. Как, впрочем, и я.
Увидев мой обескураженный вид, он весело рассмеялся и, приобняв меня, потрепал по щеке. Далее мы оделись, закусили и двинулись в обратную дорогу. Теперь мне было не до красот Востока. Я всматривался в тропинку, в кусты, со страхом ожидая появления новой гадины. Наконец, мы добрались до джипа, и я облегчённо вздохнул. Хотя ненадолго. Спуск по серпантину дикой горной дороги в исполнении столь же дикого памирца страшнее, чем змея. К тому же у Саида было необычайно радостное настроение, и он всё время норовил схватить меня за что-нибудь. А когда мы въехали в жаркий город, то остановились совсем в другом доме. Саид хитро прищурился и напомнил мне, что ночь мы проводим вместе. А здесь наиболее удобное место. Он ознакомил меня с обстановкой дома и уехал к своей братве. Я помылся, поел и завалился спать, хотя вечер лишь начинался.
Разбудил меня голос Саида, который с кем-то переругивался по телефону. Мужик был в зелёном шелковом халате, едва прихваченным поясом. Отовсюду виднелись его голые телеса. Закончив разговор, он принёс в комнату низкий столик с закусом и бутылкой бальзама. Он проделывал всё нарочито торжественно и знал почему. Мы выпили бальзама на брудершафт, и Саид стал рассказывать о своей жизни после нашего расставания в уссурийском крае. Потом мы добавили.
У бальзама был необыкновенный аромат и вкус, а далее я почувствовал необычайный прилив энтузиазма и страсти. Про Саида и упоминать излишне. Он встал и скинул свой халат, представ передо мной во всей своей памирской мужской красе. Я тоже представил свою славянскую. Когда мы сошлись, Саид вновь напомнил мне о своей сокровенной мечте. Я уже никак не мог ему отказать, тем более под градусом. Саид принялся подготавливать это волнительное мероприятие, и после страстного разогрева он приступил к осуществлению своей мечты: отоварить белокожего массивного парнишу.
Всё оказалось не так уж страшно. Уже через несколько минут ощущение осинового кола внутри меня сменилось чувством твёрдой колбасы. Затем Саид стал, медленно вытаскивая и засовывая её, нагнетать нешуточные страсти. Затем, положив свой огромный живот мне на спину, он стал интенсивно вколачиваться в меня. Мы перепахали весь сексодром, пока изгоняли дьявола из наших тел. Потом, передохнув, мы снова слепились в единое целое и нераздельное до самого утра.
Раздалась трель мобильника, и пилот вертолета напомнил мне, что всё когда-нибудь кончается. Через полчаса мы уже мчались на аэроплощадку. Не доезжая до неё, Саид свернул в какую-то чащу и заявил мне, что мы будем прощаться здесь, потому что там неприлично. Прощание было бурным, эротичным и деловым. Саид сказал, что "шёлковый путь" скоро восстановят, и он надеется в этом процессе найти своё место. Как только это станет реальностью, он приедет ко мне в Одессу и устроит сотрудничество с нашей фирмой. Потом мы подъехали к уже готовому лететь вертолету, и я побежал к нему. Пилот укоризненно покачал головой, и мы взлетели к седоголовым вершинам. Внизу, уменьшаясь в размерах, махал нам руками Саид.