Господи, твои люди ничего не знают об устройстве этого мира. Ни этого - грубого и физического, ни того - невидимого, тонкого, полного прекрасных душ и страшных опасностей. Тут нет Света и Тьмы, Добра и Зла, Ада и Рая, а есть только слоистая толща бытия, в которой копошатся малые и великие создания: те, что уже пришли из мира людей, и те, кто ещё готовятся вступить в него. Да-да, попробуйте сказать, что я не прав, что мои слова бред, - и тогда я спрошу вас: "А разве вы не помните кусочки вашей прошлой жизни? Разве не видите во сне тени будущего? А это чувство Deja Vu... Каким оно бывает ярким, верно?" И вы уже задумчиво вспомните десяток странных, необъяснимых вещиц, что приключались с вами. Не пугайтесь, это и есть наш мир. И знаете что в нём действительно ценно? Алмазы и золото? Нет. Деньги и власть? Снова нет. Могущество? Частично да. Но ценнее всего чистые, невинные души. Я люблю такие... Увы, они летают высоко - только и остаётся, что глядеть на них, не в силах дотянуться.
Такие, как я, не умеют так же просто подниматься ввысь - мы много тратились на ненависть и пороки, наслаждаясь грехами, как холодной водой в пустыне, мы никого не любили и никого не жалели, а душа наша слабела и таяла, слишком сильно привязываясь к земным наслаждениям. Расплата оказалась хуже, чем обещанный христианской религией ад. Это голод. Ты, будто червь, ползаешь в темноте в поисках чего-то, о чём и сам мало знаешь, но это ощущение так похоже на боль. Видя свет чужого совершенства, мы дрожим от нетерпения и захлёбываемся слюной, жаждой ярких ощущений! Безжалостный вечный голод! Многие из нас отчаялись не одну тысячу лет назад, научились прогрызать дыры в слоистой ткани бытия и выбираться в мир людей, чтобы добыть для себя желаемое. Это мы гремим посудой на вашей кухне по ночам. Это мы приходим в ваши сны самыми ужасными кошмарами. И это мы соблазняем тех, кто соткан из света, чтобы оторвать кусочек для себя и продержаться ещё ближайшие лет двести-триста. Мы ищем и собираем свои сокровища, заманивая в сети неслучайные жертвы, и пока вы суетитесь в заботах о теле, мы высматриваем среди ваших чад ангелов, чтобы взять их себе, совратить их и поглотить без остатка. Вы не боитесь нас, потому что не видите и не знаете о нас ничего, - и ваши заблуждения таким, как я, только на руку.
А вот вам ещё одна загадка. Поговорим о любви? Люди считают её чувством возвышенным, светлым, прекрасным, но для нас любовь - оружие, и оружие, пожалуй, самое эффективное. Люди падки на желания сердца больше, чем на деньги. Вас уже сгубила любовь? Подождите говорить: "Нет", и судите сами, чего стоит самое великое заблуждение человечества!
Десять лет тому назад я нашёл на земле юношу - чистого душою и помыслами, и я всё время был рядом: хранил его от гибели, отгонял других демонов - охотников до добычи, я дарил ему нежнейшие сны, выцарапывал для него удачу в делах. Я хранил его для себя, оставаясь незримым для своего прекрасного юноши, ожидая момента, когда смогу выступить к нему из темноты и всласть насладиться его прелестями: и гибким юным телом, и ясным голубым взглядом, и завитками его густых золотых волос. Я стал для него лучше заботливых отца с матерью, укрепляя нашу связь, которую он чувствовал, но пока не понимал. Он принадлежал мне! Он был моим! С тех самых пор, когда я так решил! Я изучал его, читал, как раскрытую книгу, и с каждым годом мне становилось всё труднее сдерживать себя.
И вот я, впервые обретя призрачную плоть высокого темноволосого мужчины, коснулся его, коснулся моего Эмиля... Он спал в своей постели, застеленной свежими цветастыми простынями, обнажённый, в душной июльской ночи. Ему снились молодые девушки: прекрасный сон юноши, в котором он целовал чьи-то пухлые хорошенькие губы, бережно касаясь дрожащими пальцами обнажённой груди. Его мечты и неопытность девственника повергали меня в сладостную дрожь, подталкивали взять... но я не мог всё испортить - я слишком долго ждал. В ту ночь я просто нежно провёл ладонью по его спине, и ещё до того, как Эмиль успел проснуться и испугаться по-настоящему, я нырнул обратно в темноту.
Следующие полгода я приходил к нему (раз или два в месяц, не больше) и касался так же, постепенно приучая его к своему присутствию. Иногда я позволял ему пугаться, вскакивать с постели, но никогда не показывался на глаза. Мне нравилось наблюдать за тем, как он напряжённо всматривается в сумрак, утирая со лба холодный пот, я слышал, как неистово бьётся сердце в его груди, и всё больше хотел получить его. Меня ломало от желания, и порою я вымещал своё нетерпение на его доме, портя кухонную посуду или передвигая небольшие предметы в квартире. А Эмиль становился всё слаще, всё мужественнее и привлекательнее. Его любовь к родителям и порядочность очень радовали меня, и их я берег в нём тоже лишь затем, чтобы однажды взять.
Я дал себе слово: во мне Эмиль полюбит мужчину. Зачем я усложнял себе задачу, спросите вы. Куда проще было бы обернуться красивой девушкой и соблазнить его. Этого я вам не скажу - я сам не знаю. Просто каприз.
Мартовские ночи выдались холодными, но Эмиль взял за привычку кутаться в одеяло с головой не из-за них. Он боялся меня, и от этого я получал пусть немного не то, иное, но всё же удовольствие. В последний месяц в спальне моего милого родители сделали ремонт: сменили обои, повесили над постелью ночник. Я рассмеялся, когда священник за символическую плату окропил всё это святой водой, словно меня, бывалого охотника, после стольких трудов и лет постоянного ожидания это могло хоть как-то остановить. Такие помехи меня смешили и немного злили. Однако, не желая осквернять нашу с Эмилем будущую страсть этим тёмным чувством, я на какое-то время оставил его в покое. Выжидать я умел так же виртуозно, как и соблазнять. Не знаю даже, что мне нравилось больше в этом - процесс или результат.
В первый раз я взял Эмиля силой. По обыкновению войдя в его комнату после полуночи, я осторожно лёг позади него, забрался под одеяло и провёл ладонью по его спине. Мой милый задрожал. Я чувствовал его страх и усмехался, дыша ему в затылок. Обычно после этого я уходил, но сегодня всё должно было сложиться иначе.
Моя рука со всей скопившейся во мне за годы ожидания страстью жадно скользнула под ткань боксёров, оглаживая ягодицу. Эмиль попытался вскочить, но я навалился сзади, парализуя его тело и волю своим желанием. Его душа металась, как попавший в силки зверёк, пока я прижимался грудью к его спине и пил его панику, точно лучший в мире нектар. Я наконец-то забирал своё: мою собственность, моё долгожданное головокружительное наслаждение, мои мечты и мелкие радости, вкус которых я не ведал до этой минуты.
Стоило мне обхватить пальцами член Эмиля - и мой милый тихо застонал. Он сопротивлялся недолго, я же намеревался отыскать все чувствительные места на его нежном теле и ознакомиться с его главным органом получше.
Пока мои пальцы ощупывали разгорячённую мошонку и подобравшиеся яички, член Эмиля затвердел и выпрямился. О, эти размер и толщина вкупе с гладкой розовой головкой впечатлили бы кого угодно, пожалуй, даже такое видавшее виды существо, как я. Мне с первого раза понравилось сжимать этот член в своей ладони, теребить его, размашисто и грубо пропускать в кольцо моих пальцев. Моя связь с Эмилем крепла минута за минутой, и я уже вполне сносно мог контролировать его тело, слабую человеческую плоть, чтобы потом суметь добраться до непреступной души.
Всё ещё паникуя, мой ангел тяжело дышал, стонал едва слышно, пытаясь сказать что-то, но я не позволял ему - я боялся, что он закричит, позовёт на помощь и всё испортит. И я продолжал мучить его рукой, в одинокой тёмной комнате доводя до изнеможения, слизывая с его гладких плеч солёные капельки пота, подчиняя его себе.
Потом я раскрылся, частично обретая свою настоящую сущность, и если бы Эмиль смог сейчас обернуться через плечо, он поседел бы от ужаса и шока. Острые зубы и рога - не самое страшное, что отражает нашу суть, даже крылья, хвост и когти - сущие пустяки в сравнении с чередой сменяющих друг друга рун на раздвоенной плоской голове или ящером с членом, способным разорвать буйволицу изнутри. Многие наши формы люди никогда не видели, да и мало кто из демонов лицезрел истинный облик собственных братьев. Я всего лишь похож чем-то на паука, на человека и чёрта одновременно. Не лучшая химера из числа себе подобных. Так что же!
Я хотел Эмиля, как никогда и никого, с момента, как помнил себя! Он был нужен мне, важен, он был моим спасением!
Преодолевая слабое сопротивление, я стянул трусы с его ягодиц. Я хотел сделать ему больно - так велико было мое нетерпение! Трахать его до смерти, пока он не затихнет подо мной бездыханным, - так долго я ждал эту минуту!
Я предвкушал его жаркое девственное нутро, впиваясь когтями в его вздрагивающие изящные бёдра и вдавливая свой длинный член в неподатливую плоть. Я ждал эту ночь и сейчас испытал такой дикий восторг, что на миг утратил контроль над своим милым.
- Не на-адо! - застонал он протяжно, выгибаясь подо мной и дрожа от непонимания и боли, новых острых ощущений, проигрывая поединок с собственным отзывчивым телом, а я лишь ласково погладил его по растрёпанным волосам и ткнул лицом в душные влажные подушки.
Он ещё не знал, что вся его боль через пару минут обернётся наслаждением, которое ему не сможет подарить ни один человек на земле, каким бы искусным любовником он ни был. И яростно вколачивая своего милого в постель, я повторял про себя: "Ты полюбишь меня, Эмиль... Ты полюбишь. Никуда ты не денешься"...
В ту ночь я позволил ему бурно кончить, лишь основательно измотав парня. Я спустил пар, и теперь впереди был долгий трудоёмкий процесс обольщения. Я должен был добиться от Эмиля добровольной отдачи мне, в противном случае меня ожидала неприятная потеря сил и, что ещё хуже, репутации.
неделю я снова явился моему милому, но во сне, и Эмиль узнал меня, хотя никогда прежде не видел, - он чувствовал нашу связь, научился сердцем видеть меня, даже когда я оставался незримым для него. В мире грёз я - волшебник, мне всё подвластно и всё ведомо. А кроме того, это был неплохой способ познакомиться с Эмилем, поговорить с ним, развлечься.
Я явился в его сон красивейшим из мужчин, на белом лимузине и, похитив его, увёз парня на берег лазурного моря. Эмиль никогда не был на море, но видел его по телевизору и на картинках множество раз. Его восторг был так искренен, а силуэт так гармонично смотрелся на песчаной отмели, что я несдержанно подошёл к нему и обнял его за плечи.
- Кто ты? - спросил он требовательно, и на такой тон он имел полное право.
Я улыбнулся и поцеловал его в шею, приковывая оба наших взгляда к синей дымке горизонта, к солнечным бликам на мелких волнах, к чайкам, что с криками носились над ними.
- Ты умеешь говорить?
В голосе Эмиля я почувствовал сомнение. Обняв его одной рукой поперёк живота, я прижал своего милого к себе. Говорил он со мной как на равных, но, по сути, был так же глуп, как и все люди. Он был полон заблуждений - и их проще было игнорировать, чем лечить. Даже если бы я и захотел сделать это - не стал бы.
- Я избрал тебя, - заявил я, начиная слегка подталкивать его бёдрами, и Эмиль хорошо понимал, что последует дальше.
- Оставь меня, - попросил он, безуспешно вырываясь из моих страстных объятий.
Иногда у него это получалось, но это я дарил ему желанную иллюзию свободы. Куда бы он ни бежал, как бы ни противился мне, он неизменно оказывался в моих властных руках и боялся того, с какой лёгкостью они покоряли его плоть.
Отчаяние и предвкушение любви заставляли Эмиля говорить то, что меня давненько повергало в скуку.
- Ты нечистый! Ты инкуб! Дьявол!
Комплимент из последнего выходил сомнительный. Где только он слов таких умных нахватался! Ну что я должен был ответить на это? Что я просто сущность, жаждущая вечно кого-то трахать? И что он мне просто под руку подвернулся? И что даже когда ему будет пятьдесят, я не отстану и не оставлю его? Скучно слишком. Пусть уж лучше он считает меня врагом - врагам потом слаще отдаются.
- Я люблю тебя, Эмиль, - соврал я красиво (даже с положенной тоской в глазах) и повалил его на песок, закинул его ноги себе на плечи, подхватил под бёдра.
Я не позволил ему опомниться, но в мире снов он мог кричать и говорить.
- Пусти меня! - приказал он, срываясь на сип, но я уже овладевал им и, заглядывая в его измученное прекрасным страданием лицо, игнорируя упёршиеся в мою грудь ладони, проникал всё глубже.
Ему нравилось то, что происходило теперь, и когда мой член, подобно змею, извивался внутри, раздражая горячей головкой нежные ткани, ему это нравилось тоже. Эмиль проснётся утром на мокрых от семени простынях, а после весь день будет ходить ошалевшим и молчаливым, будет вспоминать этот сон.
Мой милый! Всё-таки он ещё во многом невинный, ему сложно принять то, что я с ним делаю. Пока сложно. Однако меня не могла остановить такая мелочь - я с хозяйским напором присваивал себе того, за кого все эти годы дрался с себе подобными. Каждым движением я утверждал свою власть над его телом, но пока был бессилен властвовать над душой - чистой, невинной, недоступной никому. Вот моя истинная цель, моя настоящая радость! А пока я брал грубую материю и наслаждался тем, как вздрагивает подо мной его тело, и шум прибоя не в силах был перекрыть протяжные стоны, срывающиеся с зацелованных губ...
Следующие три года я часто навещал своего ангела в снах и полудрёме: иногда я неистово трахал его, как соскучившийся любовник, иногда всю ночь сидел у его постели, любуясь его молодостью и мерным дрожащим сиянием всё ещё недоступной мне души.
В своей обычной жизни Эмиль оставался образцом порядочности и доброты, помогал друзьям в трудную минуту, всегда поступал по совести и никогда не врал по-крупному. Его благородство и красота притягивали девушек, как магнит. Красивые и дурнушки - все любили Эмиля, но он, будучи чист сердцем, искал крепких долгих отношений. Среди его знакомых я выбрал для него девушку - такую, что не смогла бы составить конкуренцию мне: милую, симпатичную и скромную, мало что умеющую в постели. Пара откровенных снов - и он обратил на неё своё внимание.
Разумеется, с тех пор, как Алиса и Эмиль стали жить вместе, мне приходилось подолгу выжидать момент, чтобы побыть с моим милым наедине. Для меня, познавшего вечность и годы ожидания, пара месяцев - сущий пустяк. Я по-прежнему пугал Эмиля своей близостью, но желаниям плоти теперь он поддавался легко. Наш секс не грешил однообразием - я делал со своим ангелом вещи, повергающие его в равной степени как в удивление, так и в наслаждение.
Первую свою победу я увидел только через год после свадьбы Эмиля. Оставшись наедине с беременной Алисой и не имея секса около двух месяцев, он уговорами принудил жену к минету и проявил в этом такую настойчивость, какой от него не ожидал никто. Они с Алисой поссорились, а после в расстроенных чувствах Эмиль ушёл спать в гостиную. Он чувствовал себя очень виноватым, в то время как я ликовал, видя, как прорастают в нём плоды моих извращений и низменных желаний. При правильном подходе из ангелов получаются самые опасные демоны...
Я не мог упустить свой шанс подтолкнуть своего милого ещё на шаг к краю пропасти под названием "порок". Я пришёл к Эмилю на рассвете, вновь обернувшись человеком, сел на край постели и погладил его по волосам. Пожалел.
- Эмиль! - позвал я, и это был первый раз, когда я обратился к нему сам.
С общением у нас никогда ничего толкового не выходило: я был неразговорчив, а Эмиль часто задавал мне глупые вопросы. Что же до долгих диалогов во снах - они по большей части были плодом воображения моего милого. Мне не хотелось от него большего. На секс со мной Эмиль поддавался легко, он принадлежал мне, отдавался, бывало, по собственной воле - и за всем этим я видел будущую его привязанность ко мне. Я был спокоен и уверен в том, что годы, в конце концов, сделают Эмиля моим до конца. Но право же, почему то же самое должно произойти и со мной? В этой игре хищник - я, и мне полагается охотиться, а не любить. Я и охотился...
- Эмиль, любимый!
Он шевельнулся, не открывая глаз.
- Ты пришёл? Уже утро...
Он лежал на животе, повернув голову набок, и волосы его разметались золотом по неудобной диванной подушке. Я медленно стянул с его плеч одеяло, до талии - Эмиль задрожал от предвкушения. Он хотел открыть глаза и обернуться, но я этого не хотел. Довольно и того, что я заговорил с ним и позволил ему отвечать.
- Я ждал тебя.
- Знаю, - я провел костяшками пальцев вдоль впадинки позвоночника, сверху вниз, с удовольствием наблюдая за тем, как моя рука скользит по его бархатной коже, касается родинки над левой ягодицей.
Эмиль реагировал хорошо: у него уже стояло. Ах, если бы он только ограничивался этим и послушно подставлял мне задницу! Увы, пытливый ум и желание разгадать меня с нашей первой ночи не давали Эмилю покоя, и он пытался выведать у меня хоть что-то при любой возможности.
- Я хочу тебя увидеть, - прошептал он, дрожа от страха или страсти - для него давно всё смешалось воедино.
- Зачем?
- Пожалуйста!
Он инстинктивно приподнял бёдра, и моя рука оказалась на его ягодицах. Довольно хитрая и избитая уловка, но я вдруг осознал, что не могу ему отказать. Я ослабил своё влияние на его волю и тело.
Эмиль пошевелил плечом, потом медленно приоткрыл глаза, а потом... потом что-то пошло не так, как я планировал. В его взгляде отразился ужас, вдох застыл на губах, и краска разом сошла с лица.
- Господи, - пролепетал он, сильно зажмурившись и отчаянно качая головой. - Господи... Господи...
И тут я понял, что он видит мою суть, не то, что я показывал ему, а то, что есть. Почему? Я запрыгнул на него, пытаясь вернуть свою власть над парнем, когда он схватил меня за сустав одной из ног. Боль от его прикосновения была такой жуткой и незнакомой мне, что, взвыв, я кинулся прочь и забился в дальний угол комнаты. Печать святости на его ладони - она прожигала меня даже там, в темноте, и пока Эмиль изумлённо хлопал глазами, я живо зализывал раны. Я не мог больше контролировать свою злобу и обиду и врагом смотрел на парнишку из темноты.
- Тебе больно? - робко спросил он, подбирая под себя ноги и опасливо отодвигаясь к стене. - П-прости, я не хотел...
- Хоте-ел, - обвинительно зашипел я.
Мне захотелось вырвать ему кишки - нет, не потому, что он сделал мне больно, а потому, что он теперь знал, на что способен, если захочет этого, и потому, что мне теперь придётся считаться с его мнением.
- Да, хотел, - он признался в своём желании до возмущения просто. - Хотел. Ты столько лет трахаешь меня без спроса, не отвечаешь мне, если я спрашиваю, а если отвечаешь - лжёшь. Ты даже не говоришь мне своё имя, так что небольшую трёпку вполне заслужил. За то, что делаешь со мной... Но этого больше не будет. Кто бы ты ни был, убирайся - откуда пришёл. И пусть Бог станет мне защитой...
Бедный мой глупый парнишка! Ну откуда ему было знать, что Бог очень далеко отсюда, к тому же не настолько он милосерден, как принято считать у людей. Я куда лучше и преданнее всех богов на свете, но схож с ними только в одном: мне тоже нужны жертвы, самоотдача и любовь. Я тоже хочу отхватить свой кусок пирога от застолья под названием "мир".
- Кто ты такой, чтобы указывать мне? - рыкнул я, делая два шага вперёд, прижимаясь к полу, словно готовясь к прыжку.
- А ещё говорил, что любишь меня, - Эмиль поник головой, сидел неподвижно, как осуждённый на казнь. - Уходи...
Я вернулся в свою нору на две недели. Мне необходимо было всё хорошенько обдумать, найти способ окончательно и бесповоротно влюбить в себя Эмиля. Я менял формы и ворчал на всё, словно старая лягушка в высохшем болоте. Этот парень возомнил о себе чересчур много. Я мог бы превратить его жизнь в кошмар, лишить близких, всего, заставить его подчиниться моей воле, сломить, но что-то останавливало меня в последний момент. Думаете, я влюбился? Да нет, просто я слишком хорошо понимал, что войны выигрываются хитростью, а победы достаются хладнокровным. К тому же люди - они везде люди.
пришёл к Эмилю в следующий раз через три дня после рождения его сына, когда он снова был один в комнате. Без слов, уговоров и объяснений я поимел его, при этом ни разу не позволив ему коснуться себя. А чтобы он понял серьёзность моих намерений, я брал его, глядя ему прямо в лицо, что делал совсем нечасто. Он должен был видеть меня - чудовище, прижимающее лапами к постели его запястья, размеренно раскачивающееся над ним, пронзающее его изнутри жгучим членом, моё лицо с глазами чёрными, как уголь.
- Хорошо тебе со мной? - спрашивал я его, и он кончал подо мной, крепко сжимая ноги на моей талии, подталкивая меня сильнее ближе к себе, тяжело дыша и проклиная меня за то, что сам сдавался. Забавная выходила война у нас: мы побеждали поражениями и ещё один год потратили на попытки добиться своего. Я - власти над парнем, Эмиль - свободы от меня.
Что мне только не пришлось вытерпеть за это время! Фанатики-церковники - они совершали службы, эзотерические обряды, творили молитвы, изгоняя беса, но больше всего, конечно, они хотели получать за свои услуги деньги. Не то чтобы они не досаждали мне, но навредить не могли. А вот Эмиль мог. Хорошо, что он не дошёл до этого своим умом, иначе мы оба погибли бы. Связи, подобные нашей, рвать неумеючи - всё равно, что играть в русскую рулетку, когда в револьвере пять патронов из шести. К счастью, всё обошлось, и мой уже порядком повзрослевший милый впал в другую крайность - обереги и различные амулеты стали его страстью. И снова промашка...
Последней идеей Эмиля стал переезд в другой дом. Маленькой серой мышкой я следил из-под батареи за тем, как вся семья собирает вещи. Эмиль перебирал компьютерные диски; Алиса, изрядно пополневшая после родов, весело обсуждала со свекровью будущую жизнь на новом месте; а сынишка Эмиля, Артур, переходил от коробки к коробке только затем, чтобы попробовать на зуб попавшиеся под руку предметы. Меня не очень радовала перспектива таких перемен - на новом месте не знаешь, кого встретишь, а на старом всё изучено, все лазейки отмечены и открыты. Неужели всё это ради того, чтобы избавиться от меня? Я задавался этим вопросом со странным чувством поражения. Эмиль должен был полюбить меня, а не бегать по миру от того, что нравилось ему самому. Нет, это "то самое" был не я, но какой мужчина, скажите мне, устоит перед хорошим сексом, даже если сверху будет другой мужчина? Я определённо что-то упустил в своей системе обольщения.
Ещё одной проблемой явилось взросление Эмиля - он стал рослым молодым человеком, набравшимся жизненного опыта, и от этого мои шансы соблазнить его душу делались меньше. Юных сбивать-развращать проще - они редко подвергают анализу собственную жизнь и часто способны принимать решения, руководствуясь только эмоциями. Мне приходилось туго, и я до сих пор не получил желаемого.
Теперь я чаще был нежен с Эмилем: порою, даже не доводя дело до соития, отступал, позволяя ему самому доводить себя до оргазма. В моих поступках не было холодного расчёта - я просто пробовал разные модели поведения, надеясь на удачу, и, наконец, одна из них сработала! Всё оказалось так просто, что я долго не мог в это поверить.
Эмиль перестал меня бояться, и это ослабило мой контроль над его телом, но, с другой стороны, мы начали больше говорить. Мой ангел устал от нашего противостояния, и я тоже жаждал передышки. Мы много времени проводили вместе, и пока Алиса с азартом белки занималась обустройством новой квартиры, мы занимались сексом. С какой невероятной страстью отдавался мне Эмиль! Если в жизни он был образцовым мужем, сыном и отцом, то в постели со мной он вёл себя, как заправская шлюха. Мне всерьёз казалось, что мой ангел до тошноты пресытился собственной святостью, а я стал для него отдушиной...
- Когда я умру, ты заберёшь мою душу себе?
Этот вопрос немного меня рассмешил. Я всё ещё лежал на Эмиле и тяжело дышал ему в шею, остро чувствуя запах пота и нашего смешавшегося на его животе семени. За окном маленькой комнаты стояла звёздная августовская ночь, и небо, усыпанное алмазами звёзд, величественно раскинулось над землёй.
- Нет, - ответил я просто.
- Я совсем глупый для тебя, да? - риторически спросил мой давний любовник и серьёзно заглянул в мои глаза. - Понимаю, я же человек, а люди для таких, как ты, мусор.
- Не дразни меня, - предупредил я, разглядев за его словами очередную уловку, и нежно прикусил мочку его уха.
Эмиль обвил сильными руками мою чешуйчатую шею и прикрыл глаза от удовольствия.
- Я просто пытаюсь понять тебя. Ты всегда приходишь таким разным. Я не знаю, что ты выкинешь в следующий момент, как себя поведешь. Не знаю, зачем я тебе. Ты же не любишь меня.
Вот в этот момент я подумал, что Эмиль никогда не станет моим. Эта его проницательность... Надо было искать девочку - с ними проблем раз в бесконечность меньше... Не любил я доказывать людям свою "преданную" "безграничную" "единственную" любовь. Увы, придётся.
- Ты слишком много думаешь, - я вновь стал целовать Эмиля, чтобы отвлечь его, попутно перевоплощаясь в человека.
- Нет... останься собой, - попросил он, одновременно закидывая ногу на моё бедро. - Я хочу смотреть в твои глаза... Ты же всё равно трахнешь меня, даже если я попрошу не делать этого.
Я молчал, некоторое время преодолевая захлестнувшее меня раздражение, потом отпустил Эмиля. Он смотрел на меня долгим немигающим взглядом, слабо мерцая в темноте белым мягким светом, которого сам никогда не видел. Я нависал над ним чёрной густой тенью, выжидая ответ - мол, смотри, вот ты пожелал, и я не трогаю тебя.
- Нет, - вдруг выдохнул Эмиль, - я не верю тебе.
Он попытался выбраться из-под меня. В тот же момент я ощутил, как его ладони ожгли мою кожу, но в этот раз я не мог отступить. Мне надоело упускать свои шансы, а потому, рыча от боли, я только крепче обнял его.
- Помнишь, когда-то ты выпал из окна стройки, с третьего этажа. Вы с друзьями тогда играли в войну... Я смотрел на тебя и любовался - таким ты был хорошеньким. Тогда ты отделался только царапиной на ноге. Но чудес не бывает, Эмиль. Это я спас тебе жизнь. Я любил тебя уже тогда.
Мой ангел задрожал и пошевелился подо мной.
- Пожелай, что хочешь, - я всё исполню, - пообещал я ему и, наверное, даже выполнил бы всё свои обещания, но Эмиль где-то когда-то вычитал, что сделки с Дьяволом опасны.
Мой чудовищный облик смущал его, и он ничего не захотел от меня: ни денег, ни власти, ни славы. Его отказ провёл ещё одну черту, разделяющую нас. А мне тем временем нужно было, чтобы мой любовник начал доверять мне.
Своей первой жертвой я выбрал его жену - к сыну Эмиль был привязан больше, да и сам Артур стал бы последним козырем в моей затянувшейся игре в кошки-мышки. А Алиса всё равно была обречена, как и её отношения с мужем.
Отчасти виной тому стала наша с Эмилем любовная связь - в последнее время он почти не прикасался к жене, а если и делал это, то весьма изощрённо. Он хотел иметь её во все места, в разных позах, даже связанную. Страсть, разбуженная однажды мною, не давала покоя моему ангелу, и он дорос до того, что желал знать, каково это - трахать свою жену в зад. Алиса плакала ночами и жаловалась подругам, что вышла замуж за извращенца, который спит в отдельной комнате, а если между ними и случается изредка секс, то какой-то уж совсем неприличный.
Я почти любил эту женщину за её немыслимое ханжество и фанатичную ограниченность! Такие рождены, чтобы стирать бельё, убирать квартиру, возиться на огороде с картошкой и баклажанами, год за годом раздаваясь в бёдрах и постепенно превращаясь из милой девочки в сварливую неухоженную бабу. Есть женщины, увы и ах, не способные подарить мужчине наслаждение. Но для мужчины именно наслаждение есть любовь! Они обожают невинность, но не после свадьбы.
Эмиля начинал тяготить собственный брак, а я лишь подливал масла в огонь, одаривая Алису хроническим невезением во всём, за что бы та не взялась: суп у неё прокисал; посуда валилась из рук; на любимых сериалах ломался телевизор; домашние дела накапливались, как снежный ком. Раздражённая и уставшая, она срывалась на муже, и дело медленно, но верно шло к разводу.
Уязвимый, несчастный, измученный скандалами, Эмиль отдавался мне почти обречённо. Его ранимая чувственная душа страдала, но зато он стал намного нежнее, перестал задавать пустые вопросы - всё больше он прятался от действительности в моих объятиях, с каждым днём увязая в этом, точно в трясине, попадая в зависимость от моей "любви". Он хотел любить, как и все люди, и, как все люди, именно в этом ошибся по-крупному. Всё, чем я когда-то одаривал его, я теперь портил и забирал, попутно осыпая своего прекрасного мужчину жаркими признаниями и долгими утешениями, и утешениями порой весьма откровенными. Мои руки, мои губы, мой язык и мой член - всё это не раз побывало в его заднице, доводя его до таких бурных оргазмов, что на миг мой ангел забывал своё имя, посылал к чертям свою святость и просил добавки. Мы стали ближе друг к другу...
К сожалению, ошибаются не только люди. Эмиль и правда полюбил меня, но для этого мне потребовалось ещё десять лет всячески рушить его жизнь. Не знаю, в какой момент я перегнул палку, - то ли с окончательным развращением его разума, то ли со смертью единственного сына. То, что отдавал мне Эмиль, страдая, на вкус и ощущение было столь сладостным, столь желанным и необходимым для меня, что я лишался контроля над собой. Бывало, я признавался в любви своему ангелу и не чувствовал в собственных фразах лжи... А вот он, мой милый Эмиль, однажды ранним морозным утром поднялся на крышу девятиэтажки - осунувшийся, небритый, спившийся человек с выцветшими глазами и землистым цветом кожи - и, не сказав мне на прощание ни слова, шагнул вниз со скользкого карниза... Он больше не сиял.
Наверное, мне было немного жаль нашей непродолжительной связи, но душу Эмиля я не стал удерживать для себя. Она взлетела невысоко, едва дрожа на ветру осиновым листочком, что уносил вдаль торопливый ветер. Я не окликнул его.
Эпилог.
Внизу собралась толпа встревоженных людей, вдалеке истошно выли сирены скорой помощи, которая должна, но уже не сможет ничем помочь упавшему вниз человеку. Люди стояли вокруг бездыханного переломанного тела, люди смотрели с балконов, вытягивая шеи от любопытства. Все устремляли взгляды вниз, и только одна маленькая девочка Оля глядела на крышу широко распахнутыми удивлёнными зелёными глазами - большими и красивыми - и видела, как оттуда, сверху, ей улыбается прекрасный ангел, в чьей груди бьётся чёрное, так похожее на паука сердце.