Голова жутко раскалывалась, и Михаэль метался на кровати. В комнату вошёл Альберт.
- Ты как?
- Голова болит!
- Это не удивительно! Док подсунул кокаин вместо лекарства. Оказалось, другим заключённым он тоже давал какие-то наркотические вещества. Возможно, ещё один эксперимент решили осуществить.
- Кролики закончились, перешли на людей! - констатировал парень.
Альберт аккуратно сел на кровать и коснулся ладонью лба парня.
- У тебя жар. Ещё и кашель! Лежи, я сейчас приготовлю чай и дам тебе жаропонижающее.
- А оно откуда?
- Док дал... в качестве компенсации.
- Ты уверен, что он выдал именно жаропонижающее?
- Конечно, вряд ли он хочет получить ещё один фингал под глазом и вывих руки.
- Учитывая его садистские наклонности, он этого не желает.
Чайник с водой был поставлен на газовую плиту на общей кухне. Альберт вернулся в свою комнату и достал из кармана жаропонижающее в таблетках.
- Выпьешь вместе с чаем.
- Хорошо, - отозвался Михаэль. - Что-нибудь известно о войне?
- Неделю назад советская армия отстояла Москву, план "Барбаросса" провалился. Но наши войска до этого захватили западную часть СССР.
- Проклятая война... Я ведь её тоже переживаю, только знаю, что её не выиграю.
- О какой войне ты говоришь?
- О своей войне, которую создало традиционное общество. Оно объявило войну таким, как я, а я лишь кричу: "Я такой же человек, как вы все!". Я войну переживаю и не собираюсь отвечать насилием. Когда-нибудь это оценится.
- Михи, ты всегда был пацифистом, хоть и защищал меня от хулиганов. За тебя есть кому бороться. За тебя уже борются.
Альберт погладил Михаэля по щеке, по волосам и уже хотел притянуть к себе для поцелуя.
- Альб, я заразный, забыл?
- Я и так заразился... тобой. В лучшем смысле этого слова.
Закипел чайник, оповещая всех об этом своим свистом. С улыбкой Альберт пошёл готовить чай, скоро вернулся и стал поить им друга.
- Вот, запей таблетку. Молодец! Так, куда ты собрался?
- В барак.
- Нет, сегодня ты останешься у меня.
- А как же...
- Я уже договорился. Сегодня простудившиеся заключённые ночуют здесь, а завтра опять в барак.
- Я не перестаю удивляться охранникам! Откуда такая доброта, причём столь неожиданная?
- Сам удивляюсь, - сказал Альберт и поцеловал парня в щёчку. - Ладно, пора спать. Тебе надо отдохнуть. Утром скомандовали отправить заключённых в барак... Давай, ложись.
- Альб, мне не хочется спать. А моя тетрадь ещё у тебя?
- Да - с тех пор, как тебя перевели в другой барак. Сейчас принесу.
Через минуту Альберт принёс тетрадь и чернильницу со стержнем.
- Так ты точно не хочешь спать? - решил уточнить он.
Михаэль покачал головой. Альберт лишь пожал плечами и, улёгшись на кровать, отвернулся к стене.
"Война, война..." - неожиданно мелькнуло в голове у Михаэля. Он открыл тетрадь, макнул стержень в чернила и стал писать:
Война, овладевающая умами, - Борьба с добрыми сердцами! Она шагает по Земле... Мертвецы. Они во мгле...
А вдали стоит девочка, На щеке невинная слезинка. "Мамочку бомбочкой подорвало, Её тело на кусочки разбросало", - Солдату она отвечает И плачет, плачет, плачет.
Одной слезы достаточно, Чтобы прекратить войну! Всё равно Верхушке правительства! За что?! Плачу я с тобой за что?
А я прижму тебя, утешу, обниму, Хоть не завести потомства самому. Рано тебе знать, почему, За что упрятали меня в тюрьму...
За то, что аист ко мне не прилетит, Не будет дочери и сына, не полюбит Моё сердце такую, как ты. Мы похожи: мы - жертвы войны.
Закрыв тетрадь, Михаэль выключил свет и сел на пол, прислонившись к стене...
Удары по ногам заставили Михаэля проснуться. Он спал на полу и, очнувшись, увидел солдата.
- Давай шагай в барак!
Парень поднялся и быстро пошёл к выходу. Толчок в спину, и он оказался лицом в снегу. Солдат поднял его за ворот рубашки и подтолкнул к бараку.
- О, ещё одна девочка вернулась! - услышал Михаэль, открыв дверь.
Перед ним стояли 10 уголовников. За их спинами он разглядел плачущего и дрожащего Альфреда. Он сидел, сжавшись в комок, его лицо было жутко бледным и испуганным. Михаэль направился к нему, не замечая уголовников, которые что-то говорили и пытались его схватить. Подсев к "брату по несчастью", он хотел что-то спросить, но Альфред вцепился в его рубашку и стал рыдать, уткнувшись ему в грудь, говоря:
- Они... пор... рвали мне... задницу! Один елдаком... 36х8! Я не вынесу... этого, Миха... аэль!
Михаэль испуганно посмотрел на "зелёных", потом на друга. Высвободившись из его хватки, он набросился на одного из уголовников, повалил его на пол и, схватив за уши, стал бить его голову об твёрдую поверхность.
- Сволочи! Чтоб у вас яйца отморозились и отвалились! Чтобы вас всех кастрировали! - заорал он, пиная тех, кто отталкивал его.
"Зелёные" бросили его в дальний угол и стали избивать ногами и руками. Первый удар пришёлся в живот, дальше его ударили по ногам, лицу, груди и пару раз между ног. С каждым криком на глазах Михаэля выступала очередная порция слёз. Иногда он замечал, как Альфред вздрагивал и что-то шептал. Неожиданно он подбежал к двери барака и стал стучать в неё. Через несколько секунд в барак вбежали охранники, среди которых был и Альберт.
- Что это значит? Зачем вы устроили драку? - устроил допрос один из охранников.
- Этот педераст стал приставать. "Трахните меня, трахните меня!" - затараторил он, как попугай, - гаркнул "зелёный" и плюнул в лицо избитому.
- Неправда! Михаэль защищал меня, потому что эти... - попытался заговорить Альфред, но уголовник схватил его за голову и ударил об стену.
- Закройте этот публичный дом немедленно! - крикнул Альберт. - Хватит устраивать петушиные бои!
- А Вы, господин, случайно сами не пидарас?! Уж больно часто Вы таких, как они, - тут "зелёный" указал на Альфреда и Михаэля, - защищаете.
- Где третий?
- Отдыхает в земле, возле барака... Вы так и не ответили на мой вопрос.
- Я и не собираюсь этого делать... Отведите указанных заключённых в другой барак!
- Альберт, это не в твоей власти - командовать! - возразил другой охранник. - А указанных парней следует наказать уже за то, кем они являются.
"За то, кем они являются", - эхом отдалось в голове Альберта.
Охранники были готовы забрать юношей, но Альберт, опомнившись, преградил им дорогу и достал заряжённый пистолет. "Только посмейте подойти!" - говорили его глаза.
- Альберт, ты что задумал? - недоумённо спросил один из охранников и хотел сделать шаг ему навстречу.
- Место, сука! - закричал Альберт. - Сделайте что угодно, но чтобы эти двое были переведены в барак к своим через час! Если вы этого не сделаете, я ваши мозги по стене размажу!
- Но... в том бараке нет мест! Альберт, не дури!
- Врёшь! Вчера трое покончили с собой в том бараке! Так что идите!
Его сослуживцы удалились, а Альберт повернулся к "зелёным" и направил в их сторону пистолет.
- Заключённый №237.
- Да, господин, - отозвался Михаэль.
- Кто тебя избил?
- Они, господин.
- Заключённый №302.
- Да, господин, - проговорил Альфред.
- Кто издевался над тобой?
- Те же, что избили Михаэля, господин.
Тут в барак прибежали охранники и доложили о переводе двух геев в другой барак. Альберт улыбнулся и дал распоряжение наказать насильников-уголовников...
Два месяца холодной зимы прошли достаточно быстро. Наступило 14 февраля 1942 года. В этот раз "братство розового треугольника" решило устроить подобие вечеринки, которую не удавалось устроить на Рождество или Новый Год. Договорившись с поварами, геи сами начали готовить то, о чём они не забыли, несмотря на лишения. Они были единственными заключёнными, которые решили устроить праздник.
- Ребята, прошу минуту внимания! - проговорил один из "розовых". - Сегодня тот день, когда мы можем свободно любить друг друга. Одинокие, сегодня ваш шанс найти свою половинку.
Радостные возгласы раздавались отовсюду, но они затихли, когда вошли Альберт и ещё несколько охранников.
- Вы продолжайте! - сказал Альберт, а сам приблизился к Михаэлю. - С днём святого Валентина, любимый!
За ним и другие охранники поспешили к своим любимым заключённым, и праздник решено было продолжать.
Объявили белый танец. Музыки не было, но и тишины было достаточно. Михаэль и Альберт медленно кружились, обнявшись.
- И как тебя только отпустили? - шепнул парень.
- Повара вас выдали, Михи. Вот мы - то есть я и эти охранники - и вызвались разобраться в этом деле. Мы же решили не только посторожить вас.
- Знаешь, я даже счастлив, что повара нас выдали.
Альберт лишь улыбнулся и прижал парня к себе. Они незаметно для других направились к выходу и открыли дверь.
- Ух ты! - воскликнул Михаэль, увидев усыпанное звёздами небо.
Он был так заворожён небесными "светлячками", что даже не почувствовал холода. Альберт накинул на его плечи пальто и подвёл к середине площадки. Михаэль продолжал жадно рассматривать каждую звезду, каждую тучку и падающую снежинку.
- Если бы звёзды на самом деле были такими, какими мы их видим, можно было бы подумать, что именно они падают, а не снег! Какая же сегодня прекрасная ночь! - не переставал восхищаться парень и стал ловить ладонями снежинки.
Альберт последовал его примеру, глядя в восторженные глаза любимого.
- Тогда я буду приходить к тебе, чтобы ты видел это небо, - шепнул он и поцеловал парня.
На минуту Михаэлю показалось, что они оторвались от земли, а звёзды падают, как снег. Не хотелось отрываться от сладких губ и открывать глаза. Вообще хотелось забыть про реальность, не думать, что сейчас вдали идёт война, что завтра вновь начнутся побои и оскорбления, перед глазами встанут до боли знакомые строения бараков и крематория. Михаэль боялся это осознать, поэтому он зажмурил глаза и углубил страстный поцелуй... Стало не хватать воздуха, и парням пришлось разорвать слияние губ.
- Михи, посмотри на меня! Пожалуйста! - попросил Альберт крепко зажмурившего глаза Михаэля.
Заключённый прошептал:
- Я так боюсь, что всё вернётся, что я снова это увижу.
- Ничего не бойся, я рядом. Пожалуйста, посмотри на меня!
Михаэль поддался уговорам и открыл глаза. Он увидел того же прекрасного Альберта, а за ним - звёздное небо и падающий снег. "Какой же он красивый!" - пронеслось в голове Михаэля, а вслух он сказал:
- Я люблю тебя, Альб!
- И я люблю тебя, Михи!
Они обнялись и молча простояли так какое-то время. Тишину нарушали лишь их слёзы счастья...
февраля стало одним из самых несчастных дней в жизни Михаэля. Альберта отправили на фронт для захвата СССР, а Михаэля решено было перевезти в концлагерь Флоссенбург. Хуже ситуации он не мог себе и представить!
Поезд для перевоза заключённых прибыл в 22:00. Парень отказался переодеваться, но попросил разрешения взять с собой тетрадь и карандаш. С позволения начальника концлагеря он взял всё необходимое и вошёл в вагон поезда. Духота и запах потных тел могли сразу довести любого до обморока, но Михаэль привык к таким испытаниям. Он выбрал для себя место в углу и, осторожно через всех перешагивая, пробрался туда. Хорошо приглядевшись, он насчитал в вагоне 30 человек, не считая себя. Только он никак не мог понять: откуда здесь запах мёртвого тела?
- Мама... Мамочка... - плакал малыш, глядя заплаканными глазами на лежащую женщину.
Один из солдат сразу же подошёл к ней и проверил пульс на её запястье, затем сказал:
- Ребята, выносите её! Ещё один труп.
Солдат оттащил малыша от матери, а его товарищи взобрались в вагон и, схватив женщину, выбросили её тело из поезда.
- Мамочка! - закричал малыш и попытался вырваться, но солдат толкнул его в угол и быстро спустился; за ним закрыли дверь.
Малыш подбежал к двери и стал ударять в неё своими кулачками. Михаэль потянулся к нему, но его тут же ударили, сказав:
- Руки убрал, извращенец!
- А почему вы ничего не делаете? И я не извращенец.
В вагоне повисла тишина. Видя бездействие других, Михаэль взял плачущего малыша к себе на колени. Неожиданно тот уснул. "Бедный, совсем истомился!" - подумал Михаэль и тоже заснул...
Парень проснулся от ощущения, что кто-то дёргает его за руку. Открыв глаза, он услышал:
- Дяденька, что с моей мамой?
- Ты знаешь, кто такие ангелы? - ответил Михаэль вопросом на вопрос, и малыш утвердительно кивнул. - Она отправилась к ним.
- Я хочу к маме! - прошептал тот и ещё сильнее прижался к парню. - Какой тлеугольник! Лозовый. 2, 3, 7. Что это за цифлы?
- Скоро узнаешь.
- Дяденька, а как Вас зовут?
- Я - Михаэль.
- А меня, как пелвого человека, Адамом зовут.
- Еврей...
- Да, да! - воскликнул малыш, явно не понимая, что его вскоре ждёт.
Неожиданно в вагон вошёл солдат и крикнул:
- Эй ты, педик, на допрос!
- А при малыше нельзя без мата?! - спросил Михаэль и покорно встал.
Его привели в кабинет гестапо.
- Имя и фамилия?
- Михаэль К.
- Дата рождения?
- 23 марта 1923 года.
- Концлагерь?
- Простите...
- Первый концлагерь?
- Бухенвальд.
- Дата ареста и время заключения?
- Я был арестован 22 мая прошлого года, в лагере пробыл 9 месяцев и 4 дня.
- Крепкий орешек! - шепнул эсэсовец своим, после чего громко заговорил. - Значит так, номер на форме остаётся... А теперь пошёл прочь!
- Простите, но на моё имя должно было прийти письмо. От Альберта С., моего бывшего надзирателя.
- Конечно, известно, какой он был надзиратель! - засмеялся начальник гестапо и передал ему порванный конверт с письмом.
Михаэль молча вышел и сел в своём углу. Малыш тут же прижался к нему и спросил:
- Дяденька, а кто такой "педик"?
Парня словно током ударило, но он лишь произнёс:
- Поменьше этих дядь в форме слушай! Они такую бяку говорят!
- А слово "педик" - бяка?
- Да, это бяка, никогда так не говори!
- Есть, сэл, - рассмеялся малыш.
Михаэль улыбнулся ему в ответ и вытащил письмо из конверта. Адам решил ему не мешать и начал рассматривать прямоугольный "хланитель писем", как он потом сказал. Тем временем заключённый стал читать про себя письмо от Альберта:
"Дорогой Михи!
Мне жаль, что я бросил тебя в такую минуту. Мне самому тяжело. Не знаю, как сложится наша судьба, но я надеюсь, что всё у нас будет хорошо. Наши фронтовики приняли меня достаточно приветливо. Говорят, продолжается блокада города Ленинград. Об этом я напишу в следующем письме. Я знаю, ты интересуешься событиями войны. Если что, то можешь узнать о текущей ситуации у советских военнопленных. Я заранее во Флоссенбурге предупредил власти о том, что ты знаешь русский язык. Как прибудешь туда, напиши мне! Я уже буду под Ленинградом. Люблю тебя! До встречи, твой Альб".
"Блокада... Война... Военнопленные..." - подумал Михаэль и заплакал, прикрыв лицо письмом.
- Дяденька Михаэль, что с Вами? Почему Вы плачете? - забеспокоился маленький Адам. - Вам не нлавится, что я называю Вас дяденькой? Папочка, не плачь!
- Как ты меня назвал? - спросил парень, впав в шоковое состояние.
- Папочка! Папа, не плачь!
Михаэль обнял малыша и ещё сильнее заплакал, сказав:
- Я думал, что никто никогда не назовёт меня "папой". Я так счастлив... сынок.
Адам протянул свои хрупкие пальчики к лицу нового папы и стёр с него слезинки. Некоторое время они просто молчали, после чего Михаэль стал рассказывать "сыночку" сказки.
Когда малыш уснул, парень-гей, наконец, вспомнил о других заключённых. В их глазах было меньше той ненависти, что он увидел в первый раз. Особенно обозвавший его "извращенцем" мужчина лет 50 смотрел теперь на него по-другому...
И вот оставшиеся 20 человек (ещё 9 умерли в пути) прибыли в концлагерь Флоссенбург. Взяв на руки Адама, Михаэль вышел из вагона.
- Стоять! Маленький отправляется в Равенсбрюк! - сказал солдат и попытался взять малыша за руку.
Адам вцепился мёртвой хваткой в форму Михаэля.
- Прошу Вас, не забирайте его! Я сделаю всё, что угодно. Меня по просьбе Альберта С. наняли...
- Ах да, переводчиком! Михаэль К., №237. Что ж, Вы мне отплатите за это. Берите его с собой, места будут. Только Вы будете содержаться так же, как и остальные заключённые.
- Я согласен.
В доме охранников Михаэлю и Адаму выделили маленькую комнату. 5х10 м, две кровати, стол, стул, маленький шкаф, небольшое окошко и висящая лампочка - вот и всё описание этой коморки с пожелтевшими обоями... Адам тут же лёг на скрипучую кровать, а Михаэль принялся писать письмо:
"Дорогой Альберт!
Спасибо за письмо! Я уже во Флоссенбурге, но не один. Со мной в комнатке при охранниках живёт малыш-еврей по имени Адам (у него мать умерла ещё до прибытия поезда, я его пожалел и решил взять с собой). Мне с трудом удалось уговорить одного из солдат оставить его при мне, иначе его бы отправили в Равенсбрюк. Я очень надеюсь на нашу встречу, и тогда ты увидишь сынишку (я счастлив от того, что он назвал меня папой). Жду от тебя новостей! Твой друг Михаэль.
P.S. Твоё письмо распечатали эсэсовцы, так что надо быть осторожным. Вдруг твои сослуживцы что-то заподозрят".
Сделав из вырванного из тетради листа конверт, парень вложил в него письмо и через солдата передал почтальону.
- Вы сказали, что готовы на всё и сделаете всё, что угодно, ради маленького заключённого, ведь так? - спросил тот самый солдат, встретив его.
- Да. Что от меня требуется?
- Пошли!
Михаэль пожал плечами и последовал за солдатом. Они углубились в дом охранников и вошли в пустую комнату.
- Закрой дверь! - сказал солдат и стал раздеваться.
Заключённый исполнил сказанное и, повернувшись, увидел молодого парня уже в одних семейках.
- Начнём?
- О чём это Вы? - недоумённо спросил Михаэль.
- Во-первых, мы переходим на "ты". Во-вторых, ты сказал, что готов на всё. В-третьих, раз уговор мы не закрепили кровью, стоит выбрать другой способ, - и солдат тут же избавился от последнего элемента одежды.
"Вот это я влип! - понял Михаэль. - Мало того, что он меня... должен... то есть я должен ему... У него ещё такая дубина... Чёрт, он приближается! Хотя у него, как у Альберта... Михаэль, прекрати пялиться на его член!"
- Послушай, если я с тобой... ты меня... В общем, могу я называть тебя Альбертом? На всякий случай. Так мне будет легче, - заговорил парень, собравшись с мыслями.
- Хорошо, тогда раздевайся!
Вздохнув, Михаэль стал снимать форму, потом принялся за трусы, нагнувшись. Освободившись от них, он выпрямился, но перед ним уже никого не было. Вдруг что-то тёплое коснулось его ягодиц, а руки солдата обхватили его грудь.
- Не бойся! Я буду нежным... - с хрипотцой в голосе произнёс стоящий сзади и лизнул парню плечо, шею и мочку уха.
- Мне нужно... прочистить...
Солдат с сожалением отстранился и, достав клизму, наполнил её водой. Усадив Михаэля над тазом, он просунул узкую часть клизмы в его анус и зажал заполненную ёмкость. Затем он вытащил её, и Михаэль выпустил из себя воду.
- Достаточно. Не такой уж ты и грязный, - шепнул солдат и толкнул заключённого на кровать. - Ножки раздвинь, а теперь оближи...
Михаэль смочил два протянутых ему пальца солдата, которые через пару секунд уже почувствовал в себе.
- Ты как? - спросил солдат.
- Нормально... Ааа! - простонал гей, ощутив в себе уже третий палец.
- Постарайся расслабиться...
Пальцы исчезли, и к анусу Михаэля приблизилась мокрая головка члена. Толкнувшись, солдат вошёл в парня и услышал сдавленный стон. Немного подождав, он закинул ноги лежащего внизу на свою поясницу и наклонился. Войдя полностью, он обхватил парня за талию и задвигался. Михаэль сжал его плечи и застонал громче.
- Да, вот так... Терпи, ты же мужик... Какой же ты горячий, сладкий... Педик, гомик, педераст! Вот, получай, вот тебе! Давай, стони от кайфа. Не слышу! - затараторил солдат, трахая заключённого всё жёстче.
Михаэль стонал и сжимал анус, чтобы насильник побыстрее отстал от него.
Прошло 5 минут, и солдат кончил.
- Вау, кайф! Ты молодец, доставил мне удовольствие. Можешь быть свободным.
Михаэль быстро оделся и побежал в свою коморку.
Адам ещё спал, и парень лёг на свою кровать и уснул, но уже он через пару минут он вскочил с громким криком ужаса.
- Папочка, это плосто плохой сон! - проговорил Адам, подбежав к кровати Михаэля.
- Хорошо, что ты цел... Да, плохой сон, плохой сон...
- Хочешь, я буду рядом, и тебе станет легче?
- Спасибо за заботу, сынок... Я так боюсь тебя потерять!
Адам улыбнулся и заснул...
В отличие от малыша, Михаэль заснул не сразу. Глядя в потолок, он вновь увидел картинки из своего сна: разрушенный город, тела под немецкими танками, солдаты на фоне подвешенных трупов мужчин и женщин, голодные старики и малыши... Кругом тела, и даже тошнотворный запах гнилой плоти. Неожиданно возникает Альберт в военной форме, которому приказывают убить голодного парня, дальше появляется картинка с раненым Альбертом и Адамом с оторванной от бомбы рукой...
"За что все они должны платить потерей рук, ног, глаз, ушей, жизни? Для чего эта война? Почему я должен платить за неё жизнями дорогих мне людей? Как я вообще смогу выдержать весь этот ужас? Господи, за что мне это? За то, что Ты сделал меня педиком? За что, Господи?" - думал Михаэль, и реки слёз текли из его глаз. Ему совсем не хотелось спать, но усталость всё-таки клонила его в сон...