- Эй, парень, на завтрак! После пойдёшь к военнопленным, - трясся за плечо, произнёс солдат.
Михаэль тут же встал и поспешил идти, но...
- А малыш? Ему нельзя оставаться одному.
- Мы позовём кухарку.
Кивнув, заключённый поспешил на завтрак. При виде "еды" ему сразу же вспомнился Бухенвальд. От этих мыслей стало подташнивать, и он отказался от пищи и попросил разрешения сразу приступить к обязанностям переводчика. Его направили в дом охранников, где одна из комнат была для допросов.
- Вас просяд здать план вэдения войск СССР, - проговорил Михаэль на русском с акцентом, переводя требование для советского солдата.
Тот отказался, и заключённый сразу же перевёл это.
- Безобразие! На него никакие пытки больше не действуют. Что за народ?! - начал ругаться начальник концлагеря Карл Фрицш.
- Что он сказал? - спросил военнопленный.
- Он восхищаица и злитца однаврэменно, что ваш нарот такой стойкий, - проговорил Михаэль.
- Что ты ему сказал?! - разгневался Фрицш.
- Ничего.
- Почему он тогда улыбается?!
- Гордится собой, наверное.
- Я теперь знаю, как его расколоть! Педик, выеби его!
- Что?!
- Что? - заинтересовался военнопленный.
- Прастите, но я нэ могу это пэрэвести.
- Я должен знать, - проговорил советский солдат.
- Господин Фрицш требует, чтобы я Вас изнасилавал. Но я нэ хочу этава.
- Я тем более! - заговорил военнопленный. - Но говорить врагу я ничего не буду.
Михаэль тут же всё перевёл. Разгневанный Фрицш ушёл, придумывая новое наказание для пленного.
- За что Вас арестовали? - оставшись один на один с Михаэлем, спросил военнопленный у собеседника.
- Я люблю мужчин, поэтому я здесь.
- А, педераст! У меня на родине тоже гонения на таких, как Вы. Только их сажают у нас в тюрьму, а вас тут в концлагеря.
- Некоторых и туда, и туда.
- Даже так?!
- Да.
- Странно, я общаюсь с Вами, но не испытываю отвращение к Вам.
- А пачему Вы должны испытывать отвращение ко мне? Я такой же человек, как и Вы.
- Да. А кто Вас обучал русскому языку?
- Мой дедушка. А он выучился у своего дедушки.
- Для иностранца Вы неплохо говорите по-русски.
- Спасиба!
Неожиданно вошли охранники и приказали Михаэлю уйти. Попросив ещё минуту, парень заговорил без акцента на русском:
- Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, - ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя - как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, что такой язык не был дан великому народу!
Михаэль не видел реакцию военнопленного на свои слова, так как его выпроводили, не дав обернуться.
Когда он вернулся в коморку, к нему сразу же подбежал Адам. Поблагодарив кухарку, Михаэль сразу же стал успокаивать радостного сыночка, который по нему соскучился.
- Папочка, а это тебе плислали! - воскликнул малыш и протянул конверт парню.
Михаэль тут же его распечатал и стал читать письмо про себя:
"Дорогой Михи! Я рад, что у тебя появился сын. P.S. Я понял. Вот тебе увеличительное стекло. Пиши мелко с его помощью. Что касается войны... Это какой-то кошмар! Мы как прибыли, вошли в Ленинград. У меня сразу же закружилась голова. Запах десятков... нет, сотен трупов! Мимо нас проходили "скелеты" - по-другому я их не могу описать. А ещё и вонь мочи и дерьма и на их одеждах, и на тротуарах. Везде! Даже не знаю, выживут они или нет. Представляешь, некоторые из них в театр и оперу ходили! Я сначала не сообразил, зачем они это делали. Видно, у них развита любовь к искусству, помогающая в такое время. И война объединила всех. Богатые уже казались бедняками. Я видел, как семья какого-то богача раздавала деньги, чтобы другие купили то, что казалось съедобным. Хлеба нет! Город уже несколько месяцев находится в блокаде, и нас заставляют следить за дорогами. Михи, честное слово, если меня не освободят от этого приказа, я точно свихнусь и позволю голодающим жителям сделать из меня шашлык!"
"Почерк в конце более сбивчивый, и в конце... слеза," - подумал Михаэль, внимательно рассмотрев письмо. Он также прибавил несколько слезинок к нему и закрыл лицо письмом. "А ведь мне когда-то казалось, что положение заключённых хуже некуда! Куда же ещё хуже?! Где ты... Бог?"
Дальнейшая судьба героев изложена в письмах.
5 марта, 1942 год.
"Дорогой Михи! Прости, что так долго тебе не писал! Ты наверняка думал, что я погиб. Я так долго не писал, так как 1 марта меня уже отправили в часть для помощи группе армий "Север". Во время пути к Демянску я никак не мог тебе написать. Ещё раз прости! Жду с нетерпением твоего письма. Твой Альб".
7 марта, 1942 год.
"Альб, спасибо за письмо! Ничего страшного, что ты так долго не писал. У меня были ещё заботы. Сынок заболел, жутко кашлял. Пришлось мне после долгих уговоров подставлять зад половине медиков концлагеря взамен на лекарства и градусник. Хорошо, что мне помогала ухаживать за Адамиком кухарка. Супы у неё чудотворные! Я немного приболел. Достал уже насморк! Отрабатываю лекарства... другим уже способом. Теперь я убираю в бараках. Я уже даже благодарен насморку, так как чаще всего выношу дерьмо или трупы. Да здравствует заложенный нос! А ещё кухарка со своими супами! За меня не беспокойся, я вылечусь. Люблю, твой Михи".
10 марта, 1942 год.
"Михи... Прости, что не писал тебе! Я никак не мог прийти в себя. Я убил человека. До сих пор вижу эту картину. У нас был приказ: прорвать оборону Демянска. Я пока не участвовал в этом, но ночью... Я плохо спал, и решено было меня поставить охранником. Через некоторое время вдалеке показался советский солдат. Я ему по-русски кричу (спасибо за быстрый курс обучения): "Стой!" - а он ни в какую. Я ему лишь угрожаю, а он как заорёт: "Убей меня!". Он ещё что-то кричал, но я понял только это. Подойдя вплотную, он стал махать каким-то листком и снова кричать. Видно, ему не терпелось, и он схватился за моё ружьё. И тут раздался выстрел... Я нажал на курок... Кровь, его бледное, исхудавшее лицо... Я заорал во всю глотку и залился слезами. Почему я? Почему он хотел умереть? P.S. Вот письмо, которым он махал перед моим лицом. Кровь, бледное, исхудавшее лицо, выстрел... Прости меня за это!"
11 марта, 1942 год.
"Альб... Я тебя прекрасно понимаю. Причина, по которой парень просил у тебя смерти, - измена его будущей невесты. Она его не дождалась. Жаль парня, и его чувства можно понять... И я точно знаю, ты не пойдёшь по его дороге. Я буду ждать тебя. И Адамик тебя ждёт (правда, я ему сказал, что ты мой друг; прости). Я в тебя верю. P.S. Тебе не обязательно писать каждый день. Но если произошло что-то важное и ты хочешь этим со мной поделиться, я буду рад твоему письму. Любим, ждём. Твои Михи и Адамик".
22 марта, 1942 год.
"Дорогой Михи! Наконец-то у меня нашлось время написать тебе о важном. До вчерашнего прорыва блокады Демянска произошло то, что я не мог и ожидать: я встретил наших отцов. Отец сразу же стал меня хвалить за то, что я стал военным и бьюсь во имя Гитлера. Честное слово, я бы его на месте задушил за эти слова! Знал бы он, что это происходит против моей воли!
Что касается твоего отца, он поверг меня в шок. Сначала мы говорили о его жизни, но когда я спросил: "А Вы вспоминаете Михаэля?" - он ответил: "Кого?". Я ему пояснил, что речь идёт о тебе, его сыне. "У меня нет сына. У меня и жены нет. Они умерли", - ответил он и добавил: "Моя жена умерла год назад". "А сын - с того момента, как признался Вам?" На этом наш разговор закончился. Только я представил твою реакцию на его слова, как сразу же заплакал прямо на его глазах и убежал. Так нелепо вышло: я был безоружен, и меня сразу же схватили советские граждане. В том-то и дело, что не солдаты, а простые люди. Теперь я в плену у них уже 3 дня, а кормят меня не хуже, чем в нашей части. Удивительный народ! Когда прорвали блокаду, они не пали духом, хотя слёзы блестели на их щеках. Больно было видеть среди них юнцов. Не для них эта война! Вообще ни для кого... Завтра же уйду от них, а то их могут найти и убить... Твой Альб!"
24 марта, 1942 год.
"Здравствуйте, дядя Альберт! Меня попросили Вам написать. Это Адам. Папочке совсем плохо, поэтому писать он не может. Дядьки в форме сделали с ним что-то плохое. Я не видел, так как его заперли в комнате. Они называли его словами... в общем, эти слова бяки. Сейчас за папочкой присматривают, он ещё не проснулся... (Писала то, что сказал малыш. Кухарка во Флоссенбурге, Эллен Ф.)"...
Тем временем в начале июня немецкая воинская часть продвинулась в Севастополь, который продолжал обороняться. Альберт, по приказу главнокомандующего, остался в числе запасных. На его глазах обе стороны войск убивали друг друга. Трудно было отличить формы, но были ясно видны лица, страх в глазах и обилие крови...
Нельзя отводить глаза, надо быть начеку! Это приказ! Но так и хочется отвернуться, когда видишь глаза молодого паренька, боль в этих глазах от того, что из раны в шее хлещет кровь. Какая-то женщина убегает от немецкого солдата и что-то кричит. Неважно, что именно, но будь она какой угодно национальности, её слова могли бы нести только один смысл: "Помогите!". Рука тянется к револьверу, но нельзя! Из горящего дома выбегает девочка в коротенькой маечке. Её волосы, заплетённые в косички, почти полностью сожжены, на ладонях - ожоги, в глазах - слёзы. Немецкий солдат берёт её на руки и пробегает через поле битвы. Он приближается к Альберту и отдаёт ему малышку. Парень взглядывает на него и замирает. Это его отец - человек, никогда не показывающий свою нежность к кому-либо!
- Аль... - шепчет мужчина и тяжело начинает дышать.
- Врача! Врача! - кричит солдат.
метался взад-вперёд по дороге возле больничной палатки. Наконец-то из неё вышел врач.
- К сожалению, шансов на спасение нет. Пройдёмте!
На дрожащих ногах Альберт вошёл к отцу и приблизился к нему.
- Прости... За всё, - сказал мужчина.
- Отец...
- Даже не думай возражать! Прошу, дай мне высказаться.
Парень кротко кивнул.
- Я ведь раньше говорил, что твоя мать умерла. Это не так. Нас бросила эта... эта... шлюха. Еврейка...
- Так, значит...
- Поэтому я их и ненавидел. А Эллен - не твоя мать, она - мачеха. Была ею.
- Почему ты это скрывал?
- Я хотел защитить тебя. Ты же знаешь, что бы с тобой сделали за еврейство. И ещё за...
- За что?
- Думаешь, я не видел, как ты смотрел на Михаэля?! Думаешь, я не видел твои журналы?! Поэтому я и набросился на Михаэля. Он тебя совратил.
- Нет!
- И я это понял... Я лишь хотел защитить тебя... Я...
Тут мужчина стал жутко кашлять. Альберт тут же побежал за водой. Вернувшись, он взглянул в уже безжизненные глаза своего отца.
- Нет! Не может быть! - закричал он, уронив стакан и схватив мёртвое тело за плечи. - Отец, скажи что-нибудь! Нет! Пожалуйста! Папа!
На его плечо легла чья-то рука.
- Мне очень жаль! - проговорил врач.
Слегка повернувшись, Альберт зашагал в сторону выхода, заплакал и упал в обморок...
***
- Как же всё болит! - очнувшись, прошептал Михаэль.
Он уже в третий раз лежал в больничном бараке концлагеря. На груди он заметил ожоги. На него "нечаянно" опрокинули тарелку с супом. Стоило ему глубоко вздохнуть, как боль резко отозвалась во всём теле.
- О, папа, ты плоснулся! - воскликнул Адам, который ещё вчера ждал, когда Михаэль проснётся.
В этот момент вошла та самая медсестра, которая несла вчера ему обед. Всё то же недоброе выражение лица, и... снова взмах в сторону больного.
- Ааа! Какого чёрта?! Сука! - заорал Михаэль и услышал, как заплакал Адам. - Ещё и при малыше! Садистка! По старому ожогу!
- Извините, я нечаянно! Я споткнулась, - спокойно ответила она.
- Ни хуя ты не споткнулась! - разъярился парень.
- Почему Вы обижаете папу? - спросил малыш, продолжая плакать.
- Заткнись, маленькое ничтожество!
Михаэль наплевал на боль и, разбив тарелку, накинулся на медсестру, готовясь выпустить её внутренности наружу.
- Папочка! - крикнул Адам.
"Только не при нём!" - проскользнула мысль.
- Пошла вон, мразь! - вслух произнёс парень и снова лёг на кровать.
- Да, иди отсюда, сука! - неожиданно крикнул малыш, отчего Михаэль чуть не упал с кровати.
Медсестра только усмехнулась и вышла из палаты.
- Адам, больше никогда не говори эту бяку!
- Плости, папочка! Я больше не буду.
- Хорошо, только не плачь, - мягко произнёс парень и обнял еврейчика. - Что-то дядя Альберт перестал писать. Я скучаю по нему.
"Это ж надо так говорить?! Я же вру ему! Как же больно от того, что я не могу раскрыть ему правду. Нет, он не должен её знать," - понял Михаэль и заплакал.
- Папочка, не плачь! Он обязательно велнётся... Папочка, а ласскажи пло дядю Альбелта! Я хочу его увидеть!
- Он замечательный! Очень добрый, всегда поможет, если попадёшь в беду. Храбрый, открытый...
- Здорово! Вот бы его увидеть! - заулыбался малыш и тут же удивился тому, что смог выговорить букву "р". - Ура, я теперь говорю букву "р"!
- Молодец! - так же улыбнулся Михаэль, забыв про все свои обиды и пережитые страдания...
После возвращения к прежней жизни и обязанностям переводчика Михаэль смог открыто посещать больничные палаты, где лежали советские военные. Они давно привыкли к этому парню и были рады его видеть. Иногда он приносил им какую-нибудь еду или делился сведениями о положении в СССР. Занятость и добыча информации занимали много времени, поэтому Михаэль не имел возможности навещать пленных ежедневно, у него получалось это сделать лишь два или один раз в неделю...
В один из таких приёмов он заметил, что свободная кровать в самом дальнем углу уже занята. Решив поговорить с новым больным, Михаэль подошёл ближе и замер в нескольких шагах от него. Парень худощавого телосложения не обернулся к нему, его голубые глаза были устремлены в потолок, руки лежали поверх одеяла, и на них были видны множественные следы от уколов.
- Альфред? - Михаэль узнал его, но всё равно был удивлён тому, что увидел здесь друга.
- О, Михаэль, как поживаешь? - парень повернулся к нему и улыбнулся. - Я думал, с ума сойду, если со мной не заговорят на родном языке.
- А... что произошло? Почему ты здесь? И как давно?
- Уже пятый день. Оказалось, у меня хронический лейкоз, иначе говоря, тяжёлая стадия лейкемии.
- Рак крови... Тебе ведь что-то кололи?
- Какой же ты смешной!
На всякий случай Михаэль коснулся ладонью лба своего друга. Странно, но жара не было.
- Думаешь, эти следы от уколов от лечения какими-то препаратами? Расстегни на мне рубашку!
Михаэлю ничего не оставалось делать, кроме как высвободить пуговицы рубашки лежащего из петель. Руки заключённого-переводчика дрожали, вероятно, от мысли, что он увидит что-нибудь устрашающее, и он не ошибся: на груди парня были видны красные пятна, в некоторых местах текла кровь, или она уже засохла.
- Михаэль, ты знаешь, что такое дартс? - неожиданно спросил Альфред. - Охранники знают. Они выбирают себе живую мишень, - парень стал показывать импровизацию, подняв руку, - целятся, держа шприц между пальцами, и - пиу - вот так бросают... Они ведь хорошо поиграли на мне, правда, Михаэль?
- Альфред... - на выдохе произнёс юноша, чувствуя, как сжимаются его лёгкие и болит сердце. - Почему?
- Ты так и не понял? Мы - грешники, которых хотят побыстрее отправить в наше законное пристанище - Ад. Наши судьи строят из себя святых, а сами же нарушают несколько основных заповедей и называют нас посланниками Дьявола.
- Ты что такое говоришь, Альфред?
- Разве я не прав?! Знаешь, я боюсь умирать... Как выглядит Ад?
- Посмотри вокруг, и сам всё поймёшь! - голос парня почти сорвался на крик. - Здесь Ад, но не каждый тут грешник. Тогда почему они здесь? Потому что этого захотели "падшие ангелы", которые расхаживают в военной форме, славя Гитлера и Гиммлера!
- О, и ты понял это! Мы - первые, об кого точат когти... До крови, до мяса, до белых хрустящих костей... Им не нравится то, как мы любим друг друга, и они убивают нас... по закону...
- Что ты сказал?!
- Я говорю, убивают нас по закону. Интересно, а в Библии, которую они читают, так же написано? Всего лишь пара строк о нас, и мы становимся козлами отпущения и виновниками всех бед... Сомневаюсь, что свидетели Иеговы скажут что-нибудь иное...
- Помолчи, Альфред! Ты уже с трудом говоришь...
- Дело не в моём физическом состоянии... Щепетильная тема для разговора - вот и всё... Кажется, тебя уже дожидаются... Иди...
Михаэль обернулся и взглянул на солдата, стоявшего в проёме. Вздохнув, парень пообещал Альфреду прийти к нему в ближайшее время...
Идя по знакомому маршруту, заключённый №237 дошёл до двери допросной и постучался. Из комнаты вышли солдаты и впустили в неё переводчика. На пришедшего взглянул мужчина лет 30, его форма была в крови и почти что превратилась в лохмотья.
- Мне позвать врача? - спросил парень, уже свободно говоря по-русски, без акцента.
- Не, можешь идти. Из меня ты ничего не выбьешь.
- Тогда я могу спросить Вас о том, что не касается моих обязанностей? Судя по фиолетовому треугольнику, Вы - свидетель Иеговы. Ваше дело - изучение Библии и её истории. Я выслушаю Вас, просто скажите так, как оно есть на самом деле: отношение Библии к таким, как я. Я приму Вашу точку зрения...
Глаза мужчины расширились от удивления и неожиданности, но слабый кивок дал понять, что он ответит Михаэлю. Собравшись с мыслями, он произнёс:
- В нашей общине есть тебе подобные, но они удерживаются от блуда, раскаяние делает их чище. Мы не призываем ненавидеть, наоборот, напоминаем заповедь "возлюби ближнего своего как самого себя". Мы должны уважать друг друга, принимать такими, какими мы есть. Стоит ненавидеть грех, но... не грешника. В Божьем слове, в Библии, не сказано о ненависти к тебе или кому-то другому. Бог любит Своих чад, а любовь способна затмить любой грех и искупить его. Есть 6 запретов в отношении подобных тебе мужчин, некоторые из них подвергаются сомнениям. Наверняка тебе известно повествование о Содоме и Гоморре. Осуждается только попытка насилия над гостями, пришедшими в семью Лота, но никак не любовь между двумя мужчинами. Второе толкование свидетельствует о жадности и духовной извращённости жителей этих городов. Левит 18:22 гласит: "Не ложись с мужчиною, как с женщиною: это мерзость". Если эти строки воспринимаются другими как слова о мерзости однополой любви, то мне их искренне жаль. Значит, любовь между мужчиной и женщиной они понимают в извращённом смысле. Левит 20:13: "Если кто ляжет с мужчиною, как с женщиною, то оба они сделали мерзость: да будут преданы смерти, кровь их на них". Далее говорится, что увидевший наготу сестры или матери должен предаться огню или быть изгнанным. Тебе не кажется это жестоким? Многие воспринимают это буквально, но не всё написанное воплощается в жизни... Я могу об этом долго говорить, но у нас время ограничено... Возьми и спрячь её.
- Я всё понял, - прошептал Михаэль, взяв протянутую ему Библию дрожащими руками.
- И помни: любовь способна искупить грех. Ты не попадёшь в Ад, если будешь следовать хотя бы 10 заповедям. Остальное можешь сам толковать. Мы имеем право сомневаться и искать ответы у Создателя.
Кивнув и спрятав Библию, Михаэль прочитал стихотворение в прозе "Русский язык" и вышел из камеры. Его шаги были медленными. Так он дошёл до своей коморки и положил Библию под матрас. Спящий Адам повернулся на другой бок и продолжил смотреть свои сны. Михаэль убрал со лба малыша мешающую ему чёлку и направился к выходу.
"Надо навестить Альфреда. Я ему обещал", - вспомнил парень и вышел из коморки.
Давно не был у нас, Миша! - обратился к заключённому военнопленный, широко улыбаясь.
- Да, были дела... Как вы поживаете? Глупый вопрос, конечно, но...
- Не стоит переживать!
- Как он? - спросил Михаэль, кивнув в сторону лежащего Альфреда.
- Как я понял, он в беспамятстве. Уже несколько дней лежит без сознания.
Ничего не ответив, парень подошёл к другу и проверил пульс. Всё ещё жив, только тело совсем холодное. Почти ледяная ладонь сжалась в тёплых ладонях Михаэля.
- Здравствуй, дружище... - шепнул пришедший и присел на корточки. - Я верю, что ты поправишься, слышишь? Конечно, ты слышишь мой голос... Я наконец-то навестил тебя, как и обещал... Было много дел, так что прости за то, что ты оставался один, а вокруг люди-иностранцы. Это действительно чувство одиночества. Но ничего, ты выздоровеешь, встанешь на ноги. Даже если ты... Нет, я не хочу об этом думать и уж тем более в это верить. Но если ты умрёшь, ты не попадёшь в Ад за свою любовь. Так мне сказал один из свидетелей Иеговы. Я верю в то, что Бог справедлив, и ты окажешься в Раю... Ты не согласен со мной? Так сильно сжал мою руку, а губы что-то хотят сказать... Мы сами создали себе несчастья, поэтому не вини Его! Я хочу, чтобы ты верил в то, что не попадёшь в Ад... там... Ты здесь ты его проходишь, и очень даже достойно. Ты очень смелый и сильный... Не надо так сжимать руку, я прав... Ты пройдёшь через боль и будешь жить дальше... Я сам не знаю, что будет с нами завтра, но я верю в хорошую жизнь. Мы будем радоваться ей и не захотим с ней расставаться. Ты согласен со мной? Ну же, сожми мою руку... Альфред!
Пальцы свободной руки нажали на запястье, желая почувствовать пульсацию. Михаэль широко распахнул глаза и коснулся холодной груди друга. Из глаз его хлынули слёзы, неприятный ком подкатил к горлу. Дыхание словно замерло, как и сердце.
- Альфред... Не может быть! Ты не умер, слышишь?! Сожми мою ладонь! Сожми же её, чёрт тебя дери! Пожалуйста, не покидай меня! Альфред!
- Врача! Срочно! - крикнул один из военнопленных.
В палату вбежали медбратья и подошли к Михаэлю.
- Что произошло? Что-то не так с... трупом? - спросил медбрат и стал проверять наличие пульса у Альфреда. - Ещё один труп... Вы в порядке?
Заключённый ничего не ответил и вышел из палаты. Сзади послышались шаги, и чья-то ладонь остановила его.
- Меня попросили передать Вам это... По крайней мере, я так понял.
Повернувшись к медбрату, Михаэль взял протянутый ему блокнот с пожелтевшей обложкой. С прикосновением к нему на парня нахлынули воспоминания. "После моей смерти возьмёшь мой блокнот и передашь его моей маме, если, конечно, она будет меня искать. На её месте ты бы искал сына-наркомана, который довёл семью до нищеты ради очередной дозы?" - так ему сказал Альфред.
- Да, всё верно...
Блокнот спрятался под тканью расстёгнутой рубашки, и Михаэль зашагал к своей комнате. За дверью послышался шорох, парень вошёл внутрь и молча сел на кровать.
- Папочка, тебе плохо? Нужны лекарства? - спросил Адам, приобняв заключённого сзади.
- Никакие лекарства мне не помогут.
- Почему? Такая серьёзная болезнь? Папочка, не плачь!
- Прости, но... мне просто нужно побыть одному.
- Папочка, давай я тихо посижу. Только не уходи, мне так страшно!
- Хорошо. Поспи ещё немного.
Кивнув, малыш укрылся одеялом и уснул. Михаэль осторожно, боясь создать лишний шум, взял свою тетрадь и пролистал её. Карандашом он прошёлся по чистому листу и написал:
"Я знал о тебе не так уж много, Но другом смело мог тебя назвать. Со мною страдал ты слишком долго, Но жить хотел, никого не покидать.
Защищал меня, как мог, и за тебя Я тоже постоял. Но было поздно, Когда пришёл я навестить тебя. Ты стал частью моей жизни. Больно..."
Карандаш сломался пополам в его руке, и ладони закрыли лицо. Он подумал: "Ты не в Аду! Мать тебя всё равно любит, она обязательно придёт!"
Внезапный шорох заставил парня повернуться к малышу. Адам притворился спящим.
- Адамик, что ты делаешь? А главное - зачем?
- Ты же хотел побыть один, а я сказал, что буду спать, - как-то виновато произнёс малыш и скрылся под одеялом.
- Глупенький, я сам виноват, что разбудил тебя.
- Ты опять плачешь, папочка.
Малыш протёр пальчиками щёки Михаэля и прижался к нему. В ответ он был обнят и одарён теплом, от которого захотелось уснуть. Устроив малыша поудобнее, парень посмотрел в небольшое окошко. Была уже глубокая ночь. Только заключённому было не до сна. Ему оставалось только прислушиваться к "пению" сверчков и лаю собак...
На следующее утро Михаэль, успев позавтракать, возвращался к себе в комнату, но тут услышал умоляющий женский голос и грубый крик охранника. Он подошёл ближе и смог разглядеть полноватую женщину с седыми волосами. Она была не бедно одета, но её обувь явно указывала своей изношенностью на то, что женщина ради чего-то или кого-то долго шла. Парень всё же решил проверить свои догадки.
- Я Вам в который раз объясняю, гражданка, что вход посторонним лицам сюда воспрещён! Задержат по какой-нибудь статье - добро пожаловать! - охранник продолжал кричать на пришедшую.
- Вы не Альфреда П. ищете? - спросил Михаэль, будто здесь нет преграды, чтобы спокойно поговорить.
- А ты наглеешь, переводчик! Вали к себе!
- Захлопнись!
Женщина переводила взгляд с одного парня на другого и, наконец, заговорила дрожащим голосом:
- Да, он - мой сын. Проведите меня к нему, пожалуйста!
- Не положено! - настаивал на своём охранник.
- Дай мне хоть передать ей одну вещь, упёртый осёл!
- Тогда тебе придётся заплатить мне за это, - взгляд его тут же покосился на пятую точку заключённого.
- Вы уже заебали меня, вам всем только это и нужно! Я не потерплю такого обращения с собой! - затем Михаэль вынул блокнот и протянул его женщине. - Альфред попросил Вам передать это, больше я ничем не могу Вам помочь.
- Где Альфред? - её голос стал тише. - Где мой сын?
- Ваш сынишка-голубишка на помо... - охранник хотел сказать обо всём в грубой форме, но ладонь заключённого закрыла ему рот.
- Вы поймёте, когда прочитаете его записи, - протараторил Михаэль, всё ещё удерживая парня в форме. - У Вас был замечательный сын, и Вы не виноваты в том, что он стал таким. Вы достойны уважения - столько пройти, чтобы искать его с надеждой... Но теперь Вам нужно уходить, и поскорее!
- Спасибо! - шепнула женщина и отправилась в обратный путь.
Когда она скрылась, Михаэль толкнул охранника на землю и что есть сил побежал к себе. Сзади послышались крики, преследователь уже был близко и почти схватил парня за воротник рубашки, но тот увернулся и, сделав подножку врагу, завязал с ним драку. Он мог бы и скрыться, но дверь его комнаты не запиралась, а в очередной раз показывать малышу картину насилия парню не хотелось.
- Что за дерьмо?! Вы что оба творите?! - раздались голоса нескольких солдат.
- Эй, пойдите в комнату переводчика и притащите сюда еврейчика! - крикнул им лежащий товарищ, пытаясь спихнуть с себя заключённого.
- Что?! - Михаэль ослабил хватку и тут же был уложен охранником на лопатки. - Ты не посмеешь, сука! Только не малыш! Не надо!
- Он тебе так дорог? Ребята, стойте! Подставишь мне свою жопу, и мы не причиним ему вред. Так что скажешь, пидор?
"Разве у меня есть выбор? Ради Адама я готов пойти даже на это... Прости, Альберт!" - Михаэль так и не ответил, отводя взгляд от предполагаемого насильника.
- Молчание - знак согласия, - это прозвучало как приговор, и всю дорогу до места изнасилования парень просил у любимого прощения...
***
Продолжая оставаться в Севастополе, Альберт не имел каких-либо догадок насчёт того, какой следующий город должен пасть. Ходили слухи, что возможна военная операция в Сталинграде. Солдату оставалось лишь с дрожью вспоминать пережитое и ждать конца этой страшной войны. Он являлся врагом для этих людей, чья страна рисковала в любой момент быть завоёванной, и у каждого - своя потеря. Даже у него: возлюбленный - в концлагере вместе с малышом, отец - на том свете, и спасённая им девочка тоже там...
- Поешь, Альберт, - обратился к нему отец Михаэля, протягивая парню кусок хлеба с говяжьим паштетом.
- Не хочу.
- Ты всегда отказываешься брать еду из моих рук. Только посмотри, какой ты худой!
- Зачем Вы устраиваете эту комедию? Хотите вспомнить, что значат отцовские чувства? Не стоит обо мне беспокоиться, я не нуждаюсь в Вашей помощи.
- Просто объясни мне, почему ты меня избегаешь?
Альберт замолчал, просто прислушавшись к тому, как его сослуживцы веселятся и рассказывают пошлые анекдоты. Наконец, собрав всю волю в кулак, он спросил отца Михаэля:
- За что Вы презираете своего сына? Чем он хуже других? - парень заметил, как мужчина вздрогнул и отвёл взгляд. - Ответьте мне.
- Разве можно относиться хорошо к таким извращенцам, как он? Его кто-то совратил, и он пошёл подставлять свой зад мужчинам.
- По-вашему, так определяется ориентация человека? Вас до женитьбы какая-то дама совратила?
- Это ещё что за глупости?! - воскликнул мужчина и затих. - Я этого не говорил.
- Зато нелогичность Ваших слов об ориентации Михаэля ясно показала это. Или это распространяется только на... педиков? Извращенцы? Они? Помните девушку, которую поймали солдаты, сидящие позади нас? Её чуть до смерти не изнасиловали. В этом участвовал Отто К., женат, а также Фридрих, он помолвлен, ещё...
- Прекратим дискуссию!
- Почему? Я всего лишь хочу узнать, почему Вы предали своего сына.
- Это он предал меня, ещё и жена родила его... этим...
Тяжело вздохнув, Альберт снова обратился к мужчине:
- Вы же не отрицаете, что любили его. Он - Ваш сын, носитель Вашей крови. Я знаю его давно, он всегда готов был помочь другим. В Вашем понимании все педики слабые и разукрашенные извращенцы. Эти стереотипы вселили в Вас страх, общественное мнение заставило Вас бояться того, что Михаэля убьют за иную любовь, и Вы потеряете его навсегда. Или Вы выступаете против толпы, чтобы защитить его честь и достоинство, или Вы ради уважения к своей персоне бросаете его на растерзание страждущим. Но есть и те, которые хотят его спасти. Я среди них, я сейчас стою рядом с Вами и говорю, что Ваш сын тот же добрый, храбрый и по-своему гордый парень. А теперь Вы хотите видеть во мне его замену? Прекратите, иначе я буду Вашей следующей жертвой для растерзания толпой!
- Что ты хочешь этим сказать?! - мужчина сжал кулаки и почти незаметно стёр слёзы со щёк.
- Почитайте его письма, пожалуйста! Потом можете мне высказать всё, что угодно! - парень передал мужчине конверты и отправился к себе в палатку.