Перекрёстное опыление, или аллогамия(от др. — греч. (allos) «другой» и (gamos) «брак»),или чужеопыление — тип опыления у покрытосеменных растений,при котором пыльца от андроцея одного цветка переносится на рыльце пестика другого цветка.— Илья Маркович, вы отправили Бориса в командировку? В пятницу?! — услышал Иванов нервный голос жены брата. Он никак не мог разобраться в этих дурацких снохах, невестках, золовках и ещё хрен знает в ком. Жену брата он так и называл — жена брата. — Софья Францевна, бизнес прежде всего! А он, как известно, без добрых людей! Борис не хочет, чтобы нашу фирму порвали на тряпки! Вот он и полетел. И я не хочу. Потому и отпустил. Сам по себе звонок Софьи был явлением нетипичным. Если не сказать чрезвычайным. Родственные отношения между ними не складывались. Она шипела на него, как кошка, и исключительно на «вы».
— Что случилось? Почему вы звоните? — Потому что по вашей милости меня домой отвезти некому!.. — А разве вы не на машине? — Я в аварию попала! — истерически взвизгнула Софья. — Ауди уже грузят на эвакуатор, Борю вы погнали на Кипр... — Такси... — начал Иванов, но его не дослушали. — Я ненавижу такси! У меня травма! Всё из-за вас! Деньги вам дороже брата! И дороже Розы... — Где вы? — отношения отношениями, а брату помогать надо. Выслушав путаные, сумбурные объяснения, Илья сказал: — Можете подождать? Через полчаса буду. — Я жду в... ювелирном!
... Десять минут ушло на ожидание, пока Софья закончит демонстративно перебирать побрякушки...
В прихожей Илья присмотрелся к Софье. Она больше не психовала и не щетинилась. — Что за травма? Не опасно? Может, врача вызвать? — Левое бедро. Ушиб... Дверь всмятку... Эта дура в красном меня не пропустила, — бесцветным голосом ответила Софья. — Очень больно? — спросил Иванов. Он не понимал её отношения к себе, но из принципа платил той же монетой — с «вы» на аверсе. Реверс был другой: Софья ему нравилась. Не как жена брата. И даже не как сестра жены. — Терпимо... — губы у Софьи дрожали. — Я вызову, — Иванов достал телефон. Женщина посмотрела ему в глаза. — Господи, какой же ты дурак!... И слепой, к тому же... Ничего не видишь! — А... что я должен видеть? — телефон упал на пол. «Ты»! Да ещё и «слепой»! — Что? Что я безумно завидую Розке! Что я её почти ненавижу! Что я три года не могу решиться... — жена брата упала головой ему на грудь и колотила кулачками по плечам.
Илья, обалдев от происходящего, осторожно обнял её. Она нашла его губы... Рука, не подчиняясь сознанию Ильи, забралась на округлости попы. Софья прижалась к мужскому фасаду всем телом, потом осторожно высвободилась. — Илья, давай кофе выпьем? Ты не торопишься? — До вторника я совершенно свободен! — А Роза? — Донна Роза улетела. На Кипр... Они с Борькой в аэропорт отправились вместе... — Да?... Ильюш, в баре напитки. Достань, а я кофе сделаю, — и Софья упорхнула. Потом они разговаривали и пили кофе с ликёром. Потом кофе с коньяком. Потом один коньяк... Авария больше не казалась Софье таким уж серьёзным событием, как и мужнина командировка на уикенд глядя. Повернувшись в кресле, Софья поморщилась.
— Что ты? — спросил Илья. — Да бедро... Синячище, наверно, громадный будет! — Она встала. — Ильюш, глянь, что там? Илья не успел рта раскрыть, как перед его лицом взлетел подол платья. Над ажурным краем чулка наливался краснотой участок бедра, плавно переходящий в musculus gluteus maximus идеальной формы. — Ходить тебе с синяком, Соня! Слушай, что ж мы... надо холод приложить! Лёд есть? — Поздно... Лучше обезболивающее... плесни ещё коньячку! Не опуская подола, Софья сделала глоток. — Знаешь, Ильюша, как мама лечила нам с Розкой царапины и ушибы? — Ну, как... зелёнка, йод, пластырь, лёд...
— А вот и нет! Чтобы болеть перестало, первым делом надо подуть и поцеловать! — Софья засмеялась. — А ты — зелёнка... Бедро оказалось перед самым носом Ильи. Он неуверенно дунул... прикоснулся губами к покрасневшему участку... ещё и ещё раз... Способ лечения Илье понравился. Постепенно губы сместились на полушарие попки, руки легли на бёдра. Софья перебирала подрагивающими пальцами его волосы. — Ильюша, ещё, ещё! Мне уже гораздо лучше... Она переступила, расставляя ноги шире, и прогнулась в талии. — Сейчас... погоди, Ильюша... Платье оказалось на полу, а пальцы Ильи — на узенькой полоске, громко именуемой трусиками. Раз, и полоска сдвинута в сторону. Губы прошлись вдоль глубокого ущелья вниз. А снизу вверх путешествовал уже язык. Софья выгнулась сильнее, давая возможность языку исцелять не только и не столько травмированную область, сколько измученную долгим-долгим ожиданием женскую свою сущность. Первый оргазм не заставил себя долго ждать. Застонав от наслаждения, Софья истекала любовным соком. По подбородку Ильи побежали за галстук тёплые струйки.
— Соня, киска, ты такая вкусная! — проурчал, не отрываясь от источника влаги, Илья. После третьего оргазма Софья, довольная и счастливая, опустилась перед гостем на колени. Она освободила из заточения член, твёрдый, как ножка стула. — Бедненький, тебя Ильюшка держит взаперти! Дай, я тебя поцелую! Одним поцелуем дело не кончилось. Не кончилось и двумя... После непродолжительного, но интенсивного минета кончилось оно бурным извержением в рот, на лицо, на волосы, и даже на грудь. — Боже, Ильюша, да она у тебя сладкая! Что ты ел сегодня? — Почти ничего. Ананас, два банана и апельсин... потом ты позвонила... Но я счастлив, что остался без обеда! — улыбнулся Иванов, целуя Софью.
Из прихожей донёсся мотив «Shape of my heart». — О, донна Роза объявилась. С Кипра, — Илья сделал попытку подняться, но Софья его придержала. — Пусть трезвонит... Ты занят! У тебя сегодня ничего важнее нет, правда? Брюки очутились у Ильи на щиколотках, а Софья шагнула вперед, обхватила его за шею, занесла ногу и нетерпеливо оседлала член, почему-то не сникший после извержения. Они с места взяли такой бешеный темп, что дружно кончили после минуты неистовых движений. Софья выгнулась дугой, запрокинула голову со сладострастным низким стоном и больно впилась в плечи Ильи ногтями. Потом её голова склонилась к его уху, Илья почувствовал обжигающее дыхание и услышал страстный шепот: «Еще хочу, еще... Еще!» Софья вновь задвигала задом и при этом тесно сжала влагалищем вянущий ствол.
— Донна Роза так умеет? — вкрадчиво поинтересовалась она. — Не-а, — помотал головой ошалевший от скоропостижного двойного оргазма Илья. Наступил антракт... Оторвавшись от губ гостя, Софья спросила: — Есть хочешь? — Умираю, — кивнул Илья. — Сейчас, — она поднялась. — Ой, Ильюш, у меня колени дрожат! Что ты со мной сделал?
Минут через десять Софья появилась, толкая перед собой сервировочный столик. Она смотрелась потрясающе: пояс, чулки, туфли на шпильке — такой вот лаконичный прикид. Больше ничего. Хозяйка поднесла ко рту гостя кусочек колбаски... и отвела руку. — Ой, ты наешься, и таким вкусным больше не будешь! Может, тебя не кормить? И вообще! Ты почему ещё при галстуке? Снова в прихожей запел Стинг. Илья подобрал с пола телефон. — Привет, моя донна Роза! Как добралась?... Ну и умница... Да, на встрече... Устал, как собака... Домой? Не знаю... Целую, моя донна Роза! Отдыхай... Звони... Софья усмехнулась: — Сестрёнка обозначилась. А Борька молчит, как в воду канул!
Она даже не подозревала, насколько близка от истины.
Потому что в это самое время в дверь номера Бориса постучали. Вошла Роза. Её била крупная нервная дрожь. — Боря, я, наверно, напрасно это сделала... — Что ты, маленькая моя! Мы же давно с тобой мечтали провести уикенд подальше от Москвы. Кипр... Это же песня! Роза увяла. В самолёте, да и в такси она была весёлой и бодрой, вся в предвкушении запретного плода тайного наслаждения, а сейчас из неё словно ушла вся энергия. Кончился завод. Борис усадил её, налил метаксы и заставил выпить. Налил ещё, дал зажжённую сигарету. — Посиди, цветочек, я пока ванну приготовлю...
Вернувшись, он застал Розу в той же позе: в одной руке стакан с метаксой, нетронутый, в другой — догоревшая до фильтра сигарета, на полу под ней — осыпавшийся пепел... Борис отвел гостью в ванную. Как с ребёнка, снял с неё одежду. Она смотрела перед собой тусклыми глазами и послушно выполняла команды: «Подними руки. Выше. Опусти. Теперь ногу, другую. Выше. Хорошо». Прекрасная Роза стояла перед ним обнажённая, будто Афродита. А кто ещё? Они ведь на родине богини, на Кипре! Роза опустилась в душистую пену и вдруг вцепилась в его руку: — Боря, мне страшно... — Ну, успокойся, цветочек, чего тебе бояться... — Ты не понимаешь. Боюсь, что всё всплывёт. Я ведь тебя люблю. Какая же я дура, где я была раньше?... Потерять три года! Иди ко мне, милый...
Борис сбросил одежду и опустился в воду. Роза прижималась к нему всем телом и беззвучно плакала. Его рука плавно скользила по изгибам безупречного тела, забираясь в самые сокровенные уголки. Он целовал соленое от слез лицо и шептал: — Не надо, успокойся, это все нервы, ты просто в напряжении, ты сегодня устала... Что подействовало больше — коньяк, горячая ванна или ласки и уговоры, неизвестно, но постепенно лицо Розы ожило, глаза заблестели, руки начали ласкать тело мужчины. Под этими прикосновениями остолбенел его приятель. Роза попросила: «Боречка, встань», и губами обхватила тугую головку, а потом двинулась вперед. Борис с восхищением наблюдал, как изрядных размеров член исчез у нее во рту. И где только она научилась такому мастерскому минету? Божественные ласки довели Бориса до исступленного, первобытного восторга. Роза совершенно точно уловила момент, когда он оказался на грани, и остановилась. Еще полсекунды, и выплеснул бы всё-всё. Роза выпрямилась, прижалась к нему и поинтересовалась: — Ну, как? Борис проглотил ком и прошептал: — Бесподобно! А дальше? После небольшого перерыва напряжённый член опять очутился у нее во рту. Вновь Борис завис над самым краем. Роза прервала ласку и спросила: — Ну а теперь как?
Эта сладкая пытка повторялась и повторялась. После очередного сеанса Борис почувствовал, что если она прикоснётся к его распалённому дружку хоть пальцем, случится непоправимое. Роза выждала пару минут и ласками сосков довела Бориса до грани вселенской катастрофы. — А сейчас сделаем так... — нежный пальчик скользнул в его анус. Мир раскололся на части. Первый залп ударил Розе прямо в лицо, а потом коралловые губки мягко обхватили фонтанирующую багровую головку. Право же, Борис еще никогда не извергал такого невероятного количества спермы... Разрядка была сокрушительная, опустошающая, наслаждение отчаянно острое... — Ни фига себе, я же залил тебя всю... — первое, что он сказал, когда смог снова соображать. — Глупый, это лучшее косметическое средство для кожи! — Роза размазала сперму по лицу, шее и плечам. — Им пользовалась сама Клеопатра...
Во вторник Иванов и Софья встречали своих путешественников в аэропорту. Илья подхватил в объятия жену, расцеловал. Потом пожал руку брату, понуро выслушивающему упрёки Софьи по поводу загубленных выходных. Садясь в машину с мужем, Софья попрощалась: — Пока, сестрёнка. Забегай поболтать... И добавила ледяным тоном: — Илья Маркович, я запомню этот уикенд!