Рэкс вбежал в залу стуча когтями по половицам. Я повернулся на другой бок, смутно припоминая вчерашний день, а точнее ночь, и попытался еще немного подремать. Меня мучила совесть за то, что я учудил на печи накануне, и похмелье. Отчасти в этом была повинна моя бабушка, напоившая меня самогоном, но и с себя вину не снимешь. А Рэкс тем временем все не унимался, скакал по полу и и скубся, как одержимый.
— Рэкс, фу! — собака требовала внимания.
Как же так вышло, что я переспал с собственной бабушкой? Вопрос во многом риторический, но всё же. Тем временем пес гонялся за собственным хвостом и опрокинул сервант. — Рэкс, да уймись же! — псина уже стягивала с меня одеяло. — Хочешь, чтобы я встал и навалял тебе?
Я блефовал. Для того, чтобы встать мне было необходимо как минимум пару литров черного кофе и адреналина прямо в сердце. Мои жалкие угрозы действовали на песика ровным счетом — никак! Он все с тем же рвением тянул одеяло с койки. — Нет, ты вынуждаешь меня коробку пиздюлей тебе распечатать! — я попытался лягнуть пса, но промазал и больно ударился костяшкой об край кровати. — Суууууука!! — взвыл я! — Пидарас шерстяной! Рэкс воспринял это как команду: «к ноге!» и запрыгнул на постелю. Шмыгнув под одеяло он начал щекотно тыкаться носом мне в ляжку. Нос был холодный и мокрый, отчего я непроизвольно поёжился. Надо бы выгнать этого шелудивого пса по хорошему пока он не пустил здесь корни и не нассал, не дай бог.
Ума не приложу, когда мы успели с бабусей переместиться за ночь на лежанку? Хотя мал-помалу память возвращалась. И таки да, действительно, у старухи замлела спина и мы перекатились на мягкую перину.
— Вот что ты удумал, Собакевич? — Рэкс увлеченно слизывал вчерашние выделения с простыни. — Это же отвратительно! Животное! Никакого представления об эстетике.
Попытки согнать песика не увенчались успехом. Он только больше разбаловался и даже стал кидаться на меня. Чтобы Рэкс перестал царапать мои ляжки, я прекратил всякое сопротивление и развел крегли пошире — авось отстанет. Да, бабушка вчера конечно дала жару. В постели ведет себя ровно как асфальтоукладчик. Я так и верещал под ее напором, обливаясь потом от страстных объятий и засосов. А об отсосах и говорить нечего.
Пока я предавался сладостным воспоминаниям, Мухтар уже во всю лобызал мою мошонку. — Шарик! Этот мешочек не для твоей пасти покрывался волосами. Прекрати, кому говорят?! Но псу хоть кол на голове чеши. Он продолжил в том же духе и даже зарычал, оскалив зубки. Я опасался за сохранность своих семязборников и поэтому голос не повышал, ведь кто знает, что на уме у этой чертовой псины. В любой момент зубами клацнет и я пополню ряды мальчиков-евнухов. Вместо рискованных трюков и резких движений я решил просто перевалиться на живот, а заодно и подмять под себя свое хозяйство. Конечно, хозяйству не поздоровится, но я, по крайней мере, уберегу их от зубов Мухтара. А пес не лыком шит, скажу вам. Не успел я перекувырнуться, как он воткнулся своим холодящим носом прямо между моих ягодичных мышц. Интересно, что он задумал? Ждать долго не пришлось. Барбос пустил в ход свой шершавый язык.
— Это уже слишком, Рэкс! Прекращай сейчас же! — гневно распорядился я, но, надо признать, малость слукавил. Эти собачьи «лизалки» стали нравиться мне. Одно из двух: либо Рэкс — мастер asslicking`а и многие годы практиковался в этом искусстве, либо у меня в заду, действительно, инжинеры кнопочку установили, потому как кровь к женилке стала поступать прямо таки декалитрами.
— Лошаааааарик! — стонал я. — Назови меня по имени. Меня это заводит. Ходя бы прогавкай. Мухтар лаял басом.
И тут в залу вошла старушка. Такое ощущение, что у ней чуйка на это дело. — Доброе утро, милок. — прощебетала она и принялась сгонять с меня волкодава своим костылем, тем самым обломав нам весь оргазм.
— Какой я тебе милый? Я внук тебе. — пес нехотя вышел из меня и скуля забился под печь. Костыль, судя по всему, приводил его в настоящий первобытный ужас.
— Отныне ты мне больше, чем унук. Прошлая ночь навсегда изменила мое к тебе отношение. Теперь ты мой полюбовник. — А если это нам лишь привиделось. Эдакое сексуальное наваждение. — Мираж любви? — не одуплялась старуха. — Можно и так сказать. Но в любом случае зря мы эту огненную сивуху пили. Я вот не помню ровным счетом ничего. — Все ты помнишь, рожа твоя бандитская. Бедную бабушку опоил и в койку уложил. Тебе только того и надо было. Сунул-вынул. — А вот и нет. Я еще тот кавалер и джентельмен. С женщинами уважительно. Обращаюсь бережно и не бью по рылу! — Ты лучше вставай, мой озорной внучок, и иди завтракать. Я вон уже на стол накрыла. — Это я щажжа! Набить брюхо — это я первый! — Я вон там харчей всяких, деликатесов тых с автолавки принесла. Икру купить хотела, да мне по ногам, по икрам Семеныч сапогом трахнул. Ён это не спецально, но, паскуда, больно! До сих пор стреляеть. Я б его самого так трахнула! — Эээээээ, бабка! Не заговаривайся. — Что ревнует твоя двуличная душонка? — отличилась проницательностью старушонка. — А вот тебе на закуску домашняя тушенка. — В вас, бабуля, определенно умерла поэтесса! — подметил я, принимаясь за угощение. — Умерла и разлагается. Иначе чем еще можно объяснить этот мерзкий запах? — Это от меня-то пахнеть? Лучше б сходил бы в баньку, да помылси! Вон как псиной преть! — Чушь собачья! Ничего от меня не прет! — Заткнися щажжа и ешь, что дали! — Кажется это ваше угощение так ароматизирует, вы, бабуля, из какой субстанции ее готовили? — Опять не так! Тушенка-то домашняя, цобачья. Что не нравится? — Собачья? — ошалел я. — Это мне-то собачью даете? — А нечего с псиной водиться да блудиться! — гневалась старушка. — У том годе Мухтара утки задрали, так я его общипала и в банку закатала, чтоб мяско не пропадало.
От этих слов к горлу подкатило. В очередной раз я убедился в неадекватности пенсионерки. — Не нравится — не ешь! — подытожила она, сдвинув тушнину на край стола. — Пироги-то будешь? — Если, блядь, только не из собачатины! — огрызнулся я.
В самом деле, сколько можно терпеть все эти сумасшедшие выходки?! Дома меня уже заждалась моя умница-красавица надувная, а я тут едоваю псину тушеную, да перепихиваюсь по пьяни с собственной бабушкой. Скоро я совсем упрощусь и начну ходить на четвереньках. Этого от меня и добиваются. Но этому не бывать! Самоконтроль, дисциплина — вот мои козыри.
Бабуля уже волокла к столу целый таз румяных пирожков, приговаривая, какие они вкусные и сытные. — Выглядит аппетитно, но вот что за начинка в них? — поинтересовалса я. — Мяско с косточки, милок. — С чьей, блядь, косточки, старая? — не выдержал я. — Мухтаровой? — Мухтар маленький был собака, весь на тушенку пошел. А это Семеныч с охоты вепря приволок. Жесткое у его волокно, так я его цельную неделю жарила, парила, томила... — Так с мясом пироги, получается? Ладно, отведаю, твоей выпечки. — и я отхватил ломоть от самого зажаристого. — А ничего, вкусно даже. — Отчего не вкусно? Пирожки-то с мясом, с требухой. — С мясом, с чем? — поперхнулся я. — Потроха да кишечки. — Кишка? Не прямая, я надеюсь? — Она самая, фаршированная. — Фаршированная чем? — голос мой дрожал. — Тем, что кабанчик скушал.
— Мало того, что ты мне экзотические блюда из жуков колорадских без спросу подсовываешь, так еще и собачатиной потчеваешь. Но это еще ладно, терпимо. Люди вон едят и не такое и ничего — живые ходят. Но последней каплей терпения стали эти твои пироги. Ты хоть представляешь, что говном собственного внука накормила?! — Что ты придумываешь?! Дед тот за милую душу ел, да облизывался только. На вот, попробуй! — с этими словами она сунула мне их прямо в харю, тщетно пытаясь протиснуть в ротовое отверстие.
— Я вынужден применить силу! — с этими словами я сдернул ...