Подкатегория: без секса
После перерыва, который был так похож на смерть... - Нет, об этом лучше не вспоминать! - Павлик снова получил возможность быть с Тимкой постоянно.
Сейчас он не сводил глаз с раздевалки, куда Тимка вошел минуту назад, пообещав вернуться с сюрпризом.
Его появления Павлик всегда ждал с нетерпением. И, как бы ни выглядела его очередная выходка (Павлик готов ко всему), главным сюрпризом для него оставался сам Тимка: смотреть на него доставляло невероятную радость, и каждый раз был, как первый. Шел ли Тимка ему навстречу, сидел ли в кресле, лежал ли рядом, или удалялся от него, - взгляд Павлика неизменно был прикован к его фигуре. Созерцание этой фигуры давало глазу и сердцу непостижимое наслаждение, а ожидаемое появление Тимки на пляже обещало быть зрелищем, достойным кисти художника: аквамарин морской глади, киноварь чистого неба, яркое солнце и золото песка будут фоном для фигуры, которую он так любит - тело классических линий, отливающее бронзой и наполненное силой мустанга, один вид которого заставляет сердце Павлика падать куда-то очень глубоко, и наполняет чувством гордости, когда все взоры обращаются на Тимку. Его Тимку.
В ожидании Тимки Павлик вспоминал вчерашний вечер, - с откинутым одеялом и разбросанными подушками, бронзовой мощью на белых простынях. Эта мощь после того страшного перерыва... Слава Богу, это позади! - являла себя в размахе движения, о котором Павлик уже начал было забывать. Сколько раз за вчерашний вечер он переводил взгляд со смуглых щитов груди, расположенных прямо перед его лицом на приоткрытую дверь платяного шкафа. В этом зеркале отражалась спина Тимки, мышцы, перекатывающиеся от движения корпуса вперед-назад. Вперед-назад... Взгляд скользит по спине, ниже, на занятые работой ягодицы. Плавки не пропускали сюда солнце, поэтому кожа здесь светлее, упругие полусферы двигаются со знанием дела, смакуют каждое движение. Между ними - легкая косичка каштановых волос. Она появляется, когда обе мышцы расходятся в стороны, затем прячется, зажатая напряжением. Назад, - косичка появляется; вперед, - прячется. Появляется-прячется, появляется... прячется.
Павлик уже глотал комок, подкативший к горлу от волнующих видений, когда долгожданное зрелище выступило, наконец, из раздевалки, и заставило сердце провалиться в свою непонятную глубь. Ослепило, ошеломило и... озадачило: Тимка вышагивал по пляжу почти голый!
Видимый шнурок едва притягивал к тугому прессу узкий лоскуток ткани, который даже при самом доброжелательном отношении к фантазии авторов, моделирующих белье, невозможно было принять за плавки.
Лоскут был вызывающе желтого цвета, благодаря чему "наряд", наглым образом, вырисовывал все три части, скрытые под ним. За отсутствием простора, они были уложены максимально компактно: две части, составляющие цокольный этаж, тесно прижаты друг к другу и от этого выпирали вперед, а колоннообразный верх упирался в желтый шнурок, и вот-вот готов был выйти за отведенные ему пределы. А, может быть, и выходил. Павлик не мог разглядеть точно: в горле спирало, а в глазах мутилось.
Площадь тела, ранее прикрытая плавками другой формы, контрастировала по цвету со всей фигурой, и выглядела теперь нелепо. Что видели те, кто наблюдал Тимку со спины, Павлик представил себе не с гордостью, а с болью в сердце: там, конечно, ничего, кроме шнурка...
Ему казалось, что бесстыжую демонстрацию видит сейчас весь пляж. А Тимка, омываемый фоном пляжно-морских соцветий, топал по песку без тени смущения и улыбался Павлику счастливым голливудским оскалом.
- Ну, как? - весело и с надеждой спросил он, подойдя к лежащему Павлику. Счастливая улыбка не покидала его лица.
Павлик молчал. Он лихорадочно придумывал, как заставить Тимку немедленно усесться на песок, чтобы не быть центром всеобщего внимания. Призывать его к этому прямо - дело бесполезное: лобовому воздействию Тимка не поддается. Надо как-то схитрить...
- Ну, как, маленький? Что ты молчишь? Как тебе мой сюрприз?
Не говоря ни слова, Павлик медленно выставил указательный палец и поднял его вверх.
Вслед указующему жесту Тимка поднял глаза в небо. Его улыбка слегка деформировалась. Пошарив наверху глазами и не найдя ничего интересного, он снова посмотрел на Павлика. Улыбка начала таять. На лице обозначилось недоумение: смысл жеста был непонятен...
- Панька, не понимаю... На что ты показываешь?
Павлик не отвечал. Но еще раз ткнул пальцем вверх. Тимка снова туда посмотрел. Задержал взгляд подольше: синее небо, немного облаков, яркое солнце. И все. Остатки блуждающей улыбки растворились. На лице осталось недоумение. Павлик молчал.
- Ну что ты хочешь сказать? Не интригуй меня. Ты же знаешь, какой я любопытный!
Вместо ответа Павлик пошевелил пальцем, приглашая Тимку приблизиться. Но про себя подумал: "Потому и интригую, что любопытный".
Недоумевающий Тимка осмотрел Павлика с ног до головы: глянул направо, налево, на всякий случай еще раз в небо. И вновь уставился на лежащего Павлика, совершенно сбитый с толку.
- Ну, Паша... Не будь садистом!
Продолжая зазывать Тимку пальцем, Павлик нарочито тихим голосом прошептал что-то абсолютно невнятное: "П-ш-м-н-г-азу..."
- Что? - вконец заинтригованный Тимка начал наклоняться к Павлику, теряя контроль над ситуацией.
Павлик зашевелил пальцем интенсивней и, так же тихо, повторил какую-ту абракадабру: "С-м-л-ш-ф..."
Жгучее желание узнать, что ему сообщают по такому жуткому секрету, заставило Тимку потянуть ухо к губам Павлика. Он принял форму вопросительного знака, и в этот момент потерял устойчивость. А обе руки Павлика, тут как тут, выскочили вперед, обхватили шею Тимки и дернули на себя.
Не успев удержать равновесие, Тимка нелепо взлягнул ногами, и начал падать прямо на Павлика, успев в последний момент упереться руками в песок, чтобы не придавить его тяжестью своего тела. Сообразив, что его надули, как мальчишку, Тимка, почти уже лежавший на Павлике, передернул руки с песка на его плечи, сгреб в объятие и перекатился на бок, в повороте увлекая его за собой. К мужественному тембру его голоса присоединился заливистый смех Павлика, и два сцепившихся тела, не обращая внимания на удивленные взгляды, сделали несколько проворотов в сторону, осыпая друг друга горячими песчинками, запутавшимися в волосах.
- Ну, сколько можно меня разыгрывать, Пашка! А я, как дурачок, вечно поддаюсь на твои уловки!
- На каждый сюрприз - по розыгрышу, - Павлик был рад, что хитрость удалась.
Не расцепляя объятий и не замечая реакции соседей по пляжу, они лежали теперь на боку, глядели друг на друга и продолжали смеяться.
Неожиданно Павлик замолчал, и снова вытянул указательный палец, разместив его между их носами: "П-ш-п-ш-п-ш", - прозвучала очередная неразбериха. Тимка умолк, вслушиваясь в звуки. После секундной паузы и взаимного изучения лиц, оба еще раз взорвались смехом.
- Нет, ну я, кажется, действительно дурачок! Не исключено, что я закончу жизнь в психбольнице. Но как тебе-то не стыдно злоупотреблять моей доверчивостью!? И как у тебя получается меня гипнотизировать?
- А с тобой это очень просто, Тимоша. Если хочешь, я и тебя могу научить. Хочешь?
- Хочу.
- Только для этого нужно одно серьезное условие.
- Какое?
- Нужно знать зодиакально-патернальные микроцефально-репрезентативные копрадокосы. - Павлик выпалил непонятные слова на одном дыхании.
- Чт... К-а-а-к? - Но тут же его осенило: - Панька! Ну ты же опять меня разыгрываешь!
А указательный палец Павлика снова разместился перед носом Тимки.
- Ну уж нет! На этот раз можешь не стараться!
Палец звал приблизиться.
- Нет же, тебе говорю! Не получится! - с уверенностью в голосе отнекивался Тимка, не отпуская его, однако, из объятий.
- Тим, но мне действительно нужно кое-что тебе сказать, - по секрету.
Тимка скосился на Павлика с недоверием.
- Правда, нужно, - подтвердил Павлик.
Глаза Тимки задвигались в нерешительности: не верилось.
- Честное слово, Тим, мне нужно кое-что сказать тебе на ухо.
- Почему обязательно на ухо? Я тебя и так хорошо слышу. Я же рядом, - но, похоже, он колебался...
- На ухо - чтобы ни одна душа не догадалась, - Павлик указал глазами на соседей.
оглянулся. Соседи оказались весьма экзотичной парой: пожилой мужчина, похожий на веник, которым долго мели, покорно лежал возле женщины-айсберга, своими жировыми массами напоминавшей квашню, которая расползается из дежи. Ее заплывшая шея не позволяла массивной голове поворачиваться, и от этого голова казалась привинченной к телу намертво. Оба лежали с напряженными лицами и делали вид, что не слушают, но две пары любопытных глаз бегали туда-сюда.
Тимка не стал разжимать объятий и сказал Павлику:
- А они и так не догадываются.
- Конечно, не догадываются, - согласился Павлик, - но то, что мне нужно тебе сообщить... - Павлик сделал паузу и договорил шепотом: - Это совершенно конфиденциально.
Тон показался Тимке серьезным. Поколебавшись еще немного, он начал разворачивать ухо к губам Павлика. Но тут же отдернулся. Посмотрел на него и переспросил:
- А не разыграешь?
- Нет, не разыграю.
- Гарантируешь?
- Гарантирую. Пауза.
- Не верю.
- Гарантирую, Тим. Это - просьба.
... Похоже, серьезно...
- Просьба о чем?
- Об этом - на ухо.
Любопытство раздирало... Но Пашка ведь все равно не скажет вслух. Если уперся. И ухо потянулось к его губам. Немного помедлив, Павлик прошептал:
- Ти-мощ-ка...
Тимка напрягся: дальше? - Павлик молчал.
Тимка придвинул ухо еще ближе... почти прижал его к губам Павлика... Вместо слов на ухо лег... поцелуй.
- Ну, знаешь! - возмущенный Тимка задергался, пытаясь разомкнуть объятие. Но руки Павлика уже сцепились за его спиной.
- Все, все, все, Тим! Все! Говорю! Не обижайся. Это я не смог удержаться от искушения: ты был так близко... Извини.
Тимка обиженно отвернул лицо в сторону. Но ухо - к губам. Павлик зашептал:
- Тима, милый, умоляю... - Остановился. Добавил громко: - Умоляю. Теперь веришь, что это - просьба?
- Да верю, верю! Продолжай! - от любопытства в ухе даже зачесалось.
- Умоляю... Пожалуйста... Больше никогда не надевай эти плавки!
- У-у-у-у... - разочарованно протянул Тимка, отстраняясь от Павлика, но не разъединяя объятий. - Только и всего-то? Ну и секрет! Тоже мне конфиденциальность...
- Вопрос о трусах не кажется тебе конфиденциальным?
- Нет, конечно.
- Но это важный вопрос. - Павлик подумал о шнурке на ягодицах Тимки. Ему пришло в голову, что шнурок сейчас находится в центре внимания квашни и веника, потому что Тимка лежит на боку спиной к ним. Значит, им видно то, что вчера он видел в зеркале...
Павлик немедленно сделал ряд толчковых движений, перемещая Танку на спину, а сам взгромоздился поверх него. Тимка безропотно покорился, решив, что Павлику не удобно лежать на боку.
- А что тут важного-то?
- Комплексы, - загадочно пояснил Павлик.
- Чего?
- Комплексы, говорю.
- Какие там еще комплексы?
- Те, что носятся в воздухе и засоряют окружающую среду.
- А можно поменьше туману, Панька?
- Можно: твои плавки - если их считать плавками, - электризуют атмосферу на пляже и деморализуют наших соседей.
- А с чего ты это взял? Были жалобы?
- Ну, Тима, золотко, неужели тебе действительно не понятно?!
Тимка подумал.
- Нет.
- Ну, подумай еще.
Тот подумал еще.
- Нет.
- Хорошо. Объясняю: не все оголяют себя до такой степени и выставляются на обозрение в людных местах.
- Ну, это я знаю. Дальше что?
- Все.
- Все?
- А что тебе еще нужно?
- Мне нужно объяснение. По-че-му?
- Да потому, что не все обладают такими фигурами и ...э-э-э... аксессуарами.
- Ну, об этом я догадывался.
- А что же тебе еще-то не понятно?
- Мне не понятно, почему я от этого должен себя в чем-то ограничивать.
- Да потому что, д-д-дурачок ты мой, - Павлик начинал заикаться, когда волновался, - потому что, видя рядом с собой т-т-т-акие... т-т-та-кое... Ну, т-ты понимаешь... люди начинают комплексовать.
- Что люди начинают делать?
- Комплексовать. Это значит, чувствовать себя ущербными.
- Те, которые рядом со мной?
- Да.
Тимка пристально осмотрел гибкую фигурку Павлика: "Те, которые рядом со мной?" - повторил он свой вопрос.
- Те, те!
- То есть, вот эти?! - и потряс в своих руках тело Павлика.
- И эти т-т-тоже.
Тимка помолчал. Затем спросил:
- Знаешь, кто из нас дурачок?
- Кто?
- Не знаешь?
- Ну, кто?
- Не я.
- А кто же?
- Один маленький, глупенький мальчугашка.
- Неужели? И в чем же его глупость?
Тимка подумал. И ответил совершенно серьезным тоном: - Маленький, ты не можешь комплексовать.
- Й-й-й-а не могу? Разве у меня т-т-т-акое... т-т-т-акие, ну, т-т-ты понимаешь...
- Слушай меня и запоминай. И я не стану говорить тебе это на ухо. Даже если нарушится твоя конфиденциальность и это услышат все. Помни: ты не можешь комлексовать! И не можешь ты этого делать потому, что ты у меня - лучше всех! Понял? Запомнил? Всех лучше! И лучше настолько, что я просто боюсь всякий раз, когда чьи-то взгляды останавливаются на тебе. Для пущего моего душевного спокойствия я предпочел бы видеть тебя не таким красивым, и не таким стройным. И даже вообще без, как ты выражаешься, аксессуаров. А еще бы лучше и без... предположим, без ноги... Или даже без обеих ног. Чтобы ты не мог передвигаться без моей помощи. Тогда бы я возил тебя повсюду в инвалидной коляске и был бы уверен, что ты никому не нужен, кроме меня. Потому что я хочу знать, что ты принадлежишь только мне. Запоминай: я - хочу - иметь - тебя - только - для - себя. Повтори!
Павлик начал заикаться, еще сильнее:
- Н-н-н-н...Тьфу! Я н-н-не могу т-т-т-такого повторить, Т-т-т-има... - его губы задрожали.
Тимка прижал его к себе со всей силы. Голова Павлика зарылась у него на груди.
Тимка погладил его по спине, успокаивая: "Ну, не можешь - и не надо, маленький. Просто помни: только для меня. Запомнил?"
Павлик кивнул ему в грудь, не отрывая головы. Его плечи дергались. Тимке показалось, что грудь начала намокать. Он посерьезнел. Понял. Это знакомо... Бедняга, он уже столько от него натерпелся...
- Ну-ну, маленький, не надо... Все уже позади, парень.
Тимка гладил спину Павлика, пытаясь его успокоить. Но знал по опыту, что сделать это быстро не удастся. На минуту он и сам умолк. Уставился в одну точку, вспомнив о своем. Про себя повторил: "Самое страшное позади".
Однако за время общения с Павликом, он тоже кое-чему научился. И у него в запасе есть свои приемчики.
Тимка набрал полную грудь воздуха и прокашлялся:
- Кхы-кхы-кхы! - Затем произнес, ни к кому не обращаясь: "Желтые плавки..."
Павлик притих.
- Желтые плавки, - повторил Тимка, с чувством выговаривая звуки.
- Что - "желтые плавки", Тима? - голос Павлика прогудел сквозь заложенный нос. Головы от груди он не отрывал.
- Ты хотел, чтобы я не надевал желтые плавки.
- Ну, хотел. Но, ты же, как бык...
- Иногда - да. А иногда... - Тимка сделал выразительную паузу. - Иногда - не могу.
- Не понял. Чего не можешь?
- Иногда не могу исполнить твою просьбу. Как в данный момент.
- Чего ты не можешь сделать в данный момент?
- В данный момент я не могу сменить плавки.
- Почему?
- Потому, что не могу отойти один.
- Один?
- Один.
...Кажется, Павлик больше не заикается...
- Почему ты не можешь отойти один, Тима? Говори внятно. Ты так иногда начинаешь морочить голову, - что за привычка!
- Как и ты, маленький. Иногда. (Палец-то в небо...)
- Ну, объясни, Тимка! Сам не любишь, когда тебя интригуют!
...Кажется, ребенок начинает приходить в себя...
- А ты и не интригуй!
- Хорошо, не буду. Объясняй!
Меня торопят. Объясняю: я не могу отойти один, чтобы сменить желтые плавки.
- Но ты же не объясняешь, Тима! Ты издеваешься! - в голосе Павлика прозвучало отчаяние.
слышим человеческий голос.
- Нет, вообще-то могу, только не один.
- Да почему же, господи, боже ты мой! - Павлик заерзал, и шмыгнул носом.
- Да что ты такой непонятливый? Для того чтобы переодеть плавки, я должен отойти с тобой.
- Тимофей! Если ты не прекратишь издеваться, то я перестану с тобой разговаривать.
Так! Мне угрожают?
- Ну, мне же нужно чем-то прикрыться.
- Чт.. Что?
- А ты не чувствуешь, какие процессы протекают под твоими любимыми плавками? - Для убедительности Тимка прижался к Павлику потесней.
Объяснений не потребовалось. Павлик понял животом: проклятый желтый лоскут! Оправдал опасения, которые вызывал: он был не в состоянии прикрыть доверенное...
Павлик напряг мысль: "А если в халате?"
- А халат далеко. Мы от него откатились. Не занимать же у мамаши слева.
Павлик посмотрел на квашню с веником. Те, продолжая "не замечать", устремили глубокомысленные взгляды в небо.
- И как же ты себе это представляешь?
- Очень просто. Беру тебя на руки и прикрываю тобой мой сюрприз. Вот и все. То есть сегодня ты - ширма. Нравится тебе эта роль? Такая маленькая красивая ширмочка... - Тимка погладил длинные белокурые волосы. - У? Годится?
Сумасшедший!.. Нести меня на глазах у всего пляжа! И все будут глазеть вслед... и видеть голую задницу со шнурком. С другой стороны, пока Тимка согласен, можно упустить момент.
Павлик раздумывал.
Зато не раздумывал Тимка. Он знал, что Павлика надо брать приступом в момент сомнений, и немедленно начал операцию по перемещению в вертикальное положение.
Он просунул одну ногу под Павликом, согнул ее в колене, разместив пятку под его бедром, переместил тяжесть его тела на свое колено. Другой ногой нашел точку опоры и стал подниматься, упираясь коленом в песок, одновременно подтягивая бедра Павлика к своему животу. Встав на ноги и держа Павлика на руках, как ребенка, качнул им вверх-вниз, как бы пробуя на вес, приладил чуть ниже так, чтобы бедро Павлика прикрыло неукротимые процессы, и смело зашагал к раздевалке.
...Боже, весь пляж сейчас уставится им вслед, и будет все ясно...
Павлик обвил Тимку руками, и спрятал лицо на стыке шеи и плеча. Светлые локоны упали и заволнились по плечу Тимки. Песок, застрявший в них, посыпался вниз. Часть песка попала на гигантский пузырь, когда Тимка переступал через женщину-квашню.
Десять жирных пальцев-морковок забегали по студнеобразной поверхности.
- Бесстыжая! - квашню затрясло от негодования. - Распустила свои патлы! Попробуй, теперь стряхни!
Песок, действительно, не желал сметаться. Он влипал в сальную поверхность, застревал в жировых складках, от чего мадам квашня еще больше раздражалась.
- В наше время девушки заплетали косы! А эти свистушки... мало того, что лифчики поскидывали, так еще на глазах у всех на мужиках виснут! Это же надо додуматься - носиться по пляжу у мужика на шее! Наглость какая! Скоро белым днем совокупляться начнут. И куда девичья скромность подевалась!? Не девушки, а девки! Пляж в панель превращают! - "Морковки" продолжали бесполезную работу.
Мужчина-веник растолковал своей подруге голосом человека, который собрался в лучший мир:
- Какие там девки, дорогая! Только что волосы длинные. Попробуй поднять голову и присмотрись: парень это!
Поднять голову, видимо, требовало неимоверного физического напряжения. Но его пояснение казалось настолько неправдоподобным, что силы откуда-то взялись, и голова мадам квашни с полсекунды продержалась на весу...
Кроме кудрей Павлика и его ступней, она ничего не смогла рассмотреть.
- Не может быть! Это твои больные фантазии, дорогой. У тебя склонность к извращениям. Я бы сразу разобралась.
- Ты плохо разбиралась, дорогая, - веник говорил все тем же апатичным голосом. - Мужик это, я тебе говорю. И второй - тоже мужик.
Привинченной голове пришлось сделать еще одно неимоверное усилие...
- Ну, уж насчет второго, ты мог бы мне и не объяснять! Чего-чего, а отличить мужика от немужика, - на этом слове она презрительно посмотрела на своего спутника, - это уж я сделать в состоянии!
Довольная своей колкостью, мадам квашня несколько раз просопела, что, видимо, означало смех. От этого смеха пузырь заходил ходуном.
Не внемля злословию своей подруги (острота ощущений давно притупилась), веник продолжал с тем же безразличием:
- Оба мужики. Педики они.
Нет... третье нечеловеческое усилие приведет к летальному исходу.
Но женское любопытство - сильней смерти: голова мадам квашни снова приподнялась, произвела несколько выстрелов глазами по разным частям тела Тимки... затем отвалилась на свое место.
- Какая мерзость!
- К тому же, ты их знаешь, дорогая, - голос веника не менял оттенка. - Это те, что все время жмутся друг к другу на задней площадке автобуса.
-Ах, э-э-э-ти... - На четвертый подвиг сил хватить не должно... Но, хватило. - Да, да, действительно... Я их хорошо помню. Я их сразу же узнала! Особенно этого-бугая. У-у-у! - Мадам квашня стиснула челюсти и передернула плечом. Глубокомысленно помолчала. - Хм... Педики... Впрочем, в такую шею хочешь-не хочешь вцепишься. - Она еще раз окатила презрением своего спутника. - Ради того, чтобы усесться на такую шею... у-у-у-х... я, пожалуй, и сама согласилась бы стать педерастом.
- Дорогая, в тебе, и без этого, достаточно пороков. К тому же, педерастом тебе не так легко стать. Я читал знаменитого сексопатолога, который доказывает, что педерастия - от комплексов. А ты их напрочь лишена. Но если бы педерастом тебе стать удалось, то ты, несомненно, пользовалась бы у них феерическим успехом, - в последующей паузе веник наслаждался эффектом, произведенным ответной колкостью. - Представляю себе картинку: ты - на шее у этого бугая... Успех обеспечен.
Он сам невольно прыснул. Кажется, его колкость даже удачней!
- Впрочем, уверена ли ты, дорогая, что хотела бы усесться на шею именно ему?
...Явно, удачней!
Мадам квашня снова заколыхалась. На этот раз от напряжения: она подыскивала слова, достойные таких выпадов. Сосредоточившись на поиске, она даже не заметила, как издала непристойный звук... Затем заговорила голосом, сладким, как мед:
- Милый, я всегда была уверена, что твоя дискинезия желчевыводящих путей произошла от избытка желчи. Ты просто не способен жить без гадостей. Тебе следует почаще пить желчегонное. Да и мочегонное не помешает - а то и она тебе когда-нибудь вдарит в голову!
- Спасибо за совет, дорогая, - голос веника зазвучал не менее сладко. - Но ты не находишь, что твои "песни"... - его лицо кривилось от запаха, - мало похожи на соловьиные? И что они повторяются чаше, чем это можно вынести? - Веник отвернул лицо. - Впрочем, как бы ты ни пела, вряд ли это поможет тебе на что-нибудь усесться.
Он бросил снисходительный взгляд на расплывшиеся жиры.
- Потому, что вынести на себе такое сокровище, вряд ли под силу даже такому бугаю.
Нет, сегодня он просто в ударе!
Мадам квашня еще раз всколыхнулась. И вздохнула. Вздохнула горько. Но сдавать позиций не желала:
- Ты прав, дорогой. На теперешних мужиков рассчитывать не приходится. Кругом - то педерасты, то импотенты!
На этот раз веник ничего не ответил. Не нашел, что сказать? Или решил оставить последнее слово за женой? Ради сохранения семейного счастья...
Тем временем, Тимка продолжал продвигаться к раздевалке, не обращая внимания на взгляды. Своей кожей он чувствовал, что лицо Павлика полыхает...
- Ну вот, кто из нас действительно дурачок, Панька? По-моему, ты сгораешь от стыда, угу?
Павлик прокивал головой, уткнутой в плечо.
- А вот мне не стыдно. Пусть все видят... хозяина желтых плавок. - Тимка подумал и добавил: - Настоящего хозяина!