Удивляться не приходилось. Эти скандалы уже вошли если не в привычку, то в безрадостную и раздражительную рутину точно. Вот и сегодняшний вечер заканчивается предсказуемо — крики, обиды, упреки, оскорбления, сдобренные отвратительной мимикой и тональностью. Семейная жизнь на протяжении почти восьми лет никак не ладилась. Муж, настроенный своими родителями на безусловное процветание после окончания института оказался мягко говоря за бортом блистательной карьеры, напророченной папашей и мамулечкой. Оказалось, в новых условиях зверского капитализма ни авторитет стареющего отца, ни такие же старые знакомства маман ничего не принесли. Ему оставалось только наблюдать за тем, как красиво устраивают свою жизнь менее образованные, но более активные сверстники, а потом и младшие знакомые, которые следовали за своими, непонятными ему, кумирами бизнеса, спорта, криминала. Неудовлетворенность собой стала выплескиваться на меня и почему-то на родителей, привела к еще большему отставанию в работе, зарплате, а потом и к рюмке со скудной закуской в одиночку, так как я пить с ним не могла физически, страстно желая, наконец, забеременеть.
Лешик стал раздражителен, глуповат и нерешителен. Мужа было жалко, за себя было обидно, но мыслей о разводе не возникало, наверное из-за страха остаться совсем одной, без семьи и была надежда, да что там, даже уверенность, что с рождением ребенка все измениться счастливым как лицо пьяного японца образом.
Итак, совсем не томный вечер снова довел меня до слез, видеть пьяную харю мужа я уже не могла и выбежала из квартиры на лестницу, забывая что курить зареклась и успев надеть на ночнушку душевой тонкий халат, а на босые ноги бежевые босоножки с расстегнутыми ремешками. Мы жили на третьем этаже пятиэтажки и я обычно поднималась чуть выше к окошку и, вытирая слезы с распухшего носа, смотрела во двор и курила. Спуститься с пятого этажа было почти некому, там жили три пенсионера, неподвижные как комоды с бельем, а от своих соседей я всегда успела бы скрыться за лестницей. Работая четвертый год в ближайшей школе, мне не было никакого резона показывать свои слезы разновозрастным соседкам — мамашкам наших учеников и учениц. Не так воспитана, да и репутацию надо было беречь. С моими данными кране сложно было выдавать себя за строгую учительницу, потому что сорок пять килограмм веса при ста шестидесяти восьми сантиметрах роста выдавали редкую худобу, а это не добавляло мне веса ни в каком вопросе. Выглядела я как и десять лет назад неуклюже молодо, безобразно красиво для старшеклассников и ревниво неправильно для школьных педагогов-дам. А, собственно, не дам у нас и не было, если не считать физрука — идиота.
Обычно пара сигарет приводили меня к смирению и желанию помириться, я возвращалась, мы долго молчали и смущенно начинали диалог, как бы прощая друг друга. Сегодня все пошло не так. Если бы мне тогда сразу это понять я бы пулей вернулась в квартиру, уселась в ногах мужа и зубами вцепилась в его брюки. Нет, ума не хватило. Дверь квартиры второго этажа хлопнула, выпустив на площадку невидимых мне, но отлично слышимых парней. Одного я узнала. Знакома с ним почти не была, лет девятнадцати, здоровался он неохотно вначале, а потом и вовсе перестал. Ну и Х с ним подумала я и тоже стала его игнорить. Решила подождать их ухода и вернуться в квартиру, но они, видимо надолго уселись на подоконнике и ступенях и возбужденно о чем-то беседовали. Я затаилась и стала слушать их разговор.
— Делить будем сейчас, ничего не прятать. Каждый забрал и делает что хочет. — Я тачку покупаю. Хватит на нормальную, но палиться не хочу. — Ну и дурак. Надо выждать. Посадские искать будут не меньше года. На нас ничего нет, но если бабки засветим — хана, в лесу окажемся, грибами. — Ори потише! — Это мой невежливый сосед голос подал. — А чо тут у тебя уши в стенах? — Не завяжешь орать, у тебя ушей не будет. — Бидон, глянь там наверху никто не пыхтит папиросой? А то нам проще труп спрятать, чем самим хорониться.
Было неприятно от того, что этой шутке никто почему-то не засмеялся, а в мою сторону стали приближаться уверенные шаги. Все, блин. Момент был упущен! Страх сковал ноги, но я стараясь попадать в такт чьим-то шагам стала подниматься наверх, сперва на пятый этаж, а потом и выше в глухой закуток у чердачной лестницы. Нет, на чердак я не собиралась. Там висел амбарный замок на ржавых петлях люка. А вот пережидать уход напряженной от содеянного молодежи придется здесь, на ворохе тряпья, нюхая чудовищный аромат мочи. Даже не знала, что рядом с моей уютной квартиркой, до которой подать рукой, есть такой заповедник обоссавшихся слонов.
— Никого. Но табаком тянет и окурок бабский лежит. — А, это училка как со своим лохом посреться, курить сюда бегает и сопли льет. — Чо за училка? — Да я, помнишь, показывал, такая... на тинэйджера похожая, чернявая, тощая как насекомое и плоская. Между бедрами просвет что твой кулак пойдет не коснувшись. — А! Эта. Зачетная. Я б ее на учительском столе того... Или здесь прям. А чо? Муж — чмо бесхребетное, будет еще и свечку держать. А тощие они знаешь какие страстные! Наверное, когда в нее вставляешь из живота аж член выпирает. И ребра расходятся. — А я бы хотел ей на клык дать. Чтоб из носа сперма потекла... Блин, аж вставать начал.
Тут мне стало жарко. Вот этого я точно не ожидала! Нет, ну когда проходишь мимо мужчин и видишь, что на тебя смотрят, понимаешь о чем они могут думать. Но услышать такое в своем доме! В таких выражениях! Ведь повода я точно не давала. Залившись краской и уже начиная мелко трястись, я сидела на корточках возле кучи, накрытой телогрейкой и в ужасе раскрыла рот в немом крике, когда эта телогрейка приподнялась и показался кошмар с улицы Краснобогатырской! На мня смотрело белесыми глазами и шевелило потрескавшимися губами грязное до коричневого цвета лицо бомжа. Я резко встала и метнулась было вниз, но тут же остановилась, понимая, что чуть не напоролась на проблему, которую решат моим исчезновением навсегда. Не знаю как это было бы и знать такого не хотелось ни в деталях ни в общем. Замерев и балансируя на краю ступеньки, не выдавая себя ни шорохом, снова села на корточки и прижала палец к губам. Своим, не бомжа же! Тот понятливо кивнул на нижний пролет лестницы, давая понять, что на моей стороне и все слышал. Это чуть успокоило.
— Ну, раз вставать начал, иди вон бомжа трахни наверху. — Кого?! Придурок... Стоп! Нас чо ща бомж слушает?! — Может быть. Он там постоянно бухой лежит. Да не парься, он невменяемый постоянно, да и кто с него спросит? Западло. Его с козой на видео снимали, помнишь? Чуть до смерти животное не ушатал. Какой из него свидетель?
Мой неожиданный союзник деловито отхлебнул из пластикового стакана и подмигнул мне. Я сделала страшное лицо и снова прижала палец к губам. Пьяное создание вытянуло ладони, показав десять без одного пальцев на которых росли черные наполовину, а наполовину желтые ногти длинней, чем у меня. Я отвернулась и снова стала прислушиваться к разговору. Но то ли мешал шум крови в ушах от надоевшей позы, то ли говорить парни стали тише... Я уже ничего не разбирала. А через секунду мне стало вообще не до подслушивания, так как наклонив голову вниз я увидела между разведенных коленей рожу этого недоумка! Я вскочила и молча уставилась на лежащего на спине бомжа, который вывалил свой прибор из ширинки и яростно дрочил его правой рукой. К запаху старой мочи добавилось что-то новое, похожее на протухший кабачок. Вставать этот урод не торопился, и мне ничего не оставалось как наблюдать за его занятием. Черт, ни убежать, ни отодвинуться! Действительность оказалась еще страшнее. Увидев, что под халатом и рубашкой ничего нет бомж так возбудился, что потерял совесть напрочь и просипел еле слышно: — Ты, Ирка не прячь ее. Поняла? А то ща заору и трындец тебе. Слыхал им такие знакомства не надо....