Когда я поступил в университет, я был несказанно этому рад, не потому что поступить надо было, а потому что я этого хотел. Я хотел переехать в мегаполис, где нет ни единой знакомой души, где можно было слиться с потоком людей, равнодушие которых меня радовало, где пыль и бензин для меня пахли вседозволенностью. Я хотел учиться в университете, где, как мне казалось, даже стены пропитаны академическим духом и свободой. Я хотел знакомств, для начала ни к чему не обязывающих.
Поселение в общежитие для меня прошло быстро и увлекательно. Казалось, все смотрели на меня с большим любопытством, и я платил тем же, рассматривая почти в каждом парне и девушке своих возможных друзей. Жить мне предстояло в комнате для двух человек с парнем, который был на два курса старше меня. У него было обычное имя, но я его звал про себя "Он". Мне нравилось звать его простым местоимением, которое подчёркивало, что Он - особь мужского пола. Для меня эти две буквы были выражением мужских гениталий, которые покоятся в трусах под джинсами на пуговицах и ремнём, словно в сейфе. Мне было 18, и в тот период своей жизни я на многие вещи смотрел сквозь призму секса.
Мне было приятно находиться с Ним в одной комнате. Он был для меня светом и теплом, хлебом и зрелищем. Был первым, на кого я смотрел, когда просыпался, и последним - когда засыпал. Мне было крайне любопытно всё, что Он делал - как дышал и зевал, как смеялся и улыбался, как чихал и шмыгал сопливым носом, как ел и пил, как читал и писал, как смотрел кино, как тёр с утра глаза и мочился в туалете. Я рисовал в своём воображении, как Он раздевается и моется в душе, а как вода стекает по его прекрасному телу... Он был для меня мерой вещей.
Наши кровати стояли у стены напротив друг друга, но с Его стороны между окном и кроватью стоял стол, так что изголовье моей постели находилось напротив стола. Я пользовался стратегическим преимуществом расположения своей кровати для того, чтобы наблюдать за Ним, не боясь быть замеченным. Когда Он наклонялся над столом, заглядывая в ноутбук, я с наслаждением смотрел на Его ноги и попу, облачённую в боксёры, которых у него было пять - две пары чёрных, белые, серые и лиловые. Они приумножали достоинство Его восхитительных ягодиц, которые я мысленно гладил руками и оголял. Если же что-то мешало Ему отойти от ноутбука сразу, то Он опирался на стол руками и переминался с ноги на ногу, отчего на Его трусах появлялись складки, которые сбегались между ног. Иногда, словно издеваясь надо мной, Он стоял на одной ноге, а коленом второй опирался на стул, открывая мне для обзора свою промежность. В тот момент я забывал обо всём, о том, что делал, и хотел только одного - прикоснуться к Нему языком, повторив все контуры нижней части Его тела. Если ты гей, то непосредственность, с какой иногда парни ведут себя перед другими парнями, - очень жестокая вещь.
Он спал под тонким одеялом, которое вместо того, чтобы лишать тело формы, беспощадно его подчёркивало. Но нередко Он ложился в одних трусах, укрываясь, лишь когда засыпал. В этих трусах благородным холмом покоилось Его мужское достоинство, о котором я беспрестанно думал. Когда Он переворачивался на правый бок, я по контурам угадывал положение Его члена и даже тонкие, едва уловимые очертания его головки. Мне хотелось всё это увидеть, хотелось всё это потрогать и поласкать. Каждый день я наблюдал за Его телом, за проходящими мимо меня боксёрами, я наблюдал за Его одеялом и Его одеждой. Когда Он возвращался из душа, я окидывал Его мимолётным взглядом в надежде наткнуться на Его нагую плоть или новые формы, которые ваяет полотенце различной степени влажности.
В один вечер мы сидели каждый на своей кровати и читали. Я - учебник, он - какой-то журнал. Периодически я картинно опускал книгу, делая вид, что осмысливаю прочитанное, а сам украдкой смотрел ему в пах, где джинсы, как им и полагается, в ширинке собрались крутым холмом. После нескольких таких приёмов Он, не опуская журнал, спросил:
- Зачем ты за мной наблюдаешь?
На мгновенье я опешил, но уже через секунду попытался удивиться:
- Чего-о?!
Не отрываясь от журнала, Он повторил, выделяя каждое слово:
- Зачем. Ты. За мной. Наблюдаешь?
- Делать мне нечего? - угрюмо бросил я и поднял учебник к глазам.
- Наблюдаешь. Я бы даже сказал, что ты пожираешь меня глазами, - наконец Он убрал журнал и, улыбнувшись, посмотрел на меня.
Я не знал, что ответить, ибо мне казалось, что я приложил немало хитрости, чтобы мои подглядывания выглядели или незаметными, или, по крайней мере, вполне естественными, поэтому всё, что мне пришло в голову, - это лишь пожать плечами и молча снова уткнуться в книгу.
- Тебе нравятся парни? - продолжил Он с той же улыбкой.
- В виде варенья, - попытался я пошутить.
- А в виде голого тела?
Вопрос застал меня врасплох. Теперь Он уже не улыбался, а смотрел на меня, мерзко прищурив глаза. Я не мог прочитать этот взгляд - или это игра, или он начинает злиться. Мне показалось, что скажи я правду, как он выбежит в коридор и закричит на весь этаж, что я - гей.
- Какая, однако, пауза! - произнёс он ледяным тоном. - Слишком длинная для того, чтобы ответить так, как есть, но весьма подходящая для того, чтобы придумать отговорку. Сделай одолжение, придумывай быстрей!
- Да, мне нравятся парни! - решил я пойти в наступление.
Какое-то время Он молча смотрел на меня, потом встал с кровати, подошёл к двери и закрыл её на ключ. "Крики на этаже отменяются", - подумал я. Он опёрся на дверь, заложив руки за спину, и долго смотрел на меня. Потом медленно, но решительно подошёл к моей кровати и встал напротив меня с видом хищника, подходящего к добыче, загнанной в угол. Я смотрел Ему в глаза, пытаясь прочитать Его намерения, но ничего, кроме хищного взгляда, в Его глазах не было.
"Бить будете?!" - почему-то вспомнилась мне цитата из фильма.
Не сводя с меня глаз, Он начал медленно расстёгивать ремень, потом одну за другой пуговицы своих джинсов, из-под которых появилось уже знакомое мне лиловое бельё. Полностью расстегнув ширинку, Он замер в ожидании моей реакции. Реакция была, но скрытая: сердце колотилось у меня в груди, мои зрачки расширились, как наша Вселенная, ладони начали потеть. Я был всего в тридцати сантиметрах от того, чего я вожделел эти два месяца, не по-осеннему тёплые. Я был всего в одном наклоне головы от того, что я дорисовывал в своём воображении, когда видел Его в трусах. Я был всего в одном касании руки от очертаний Его мужского достоинства, которые я украдкой созерцал. Но меня очень сильно задело то, что меня разоблачили. Разоблачили, как мелкого воришку. Мне захотелось выйти из этого театра сгущающихся событий с высоко поднятой головой. Я молча посмотрел на его лиловые трусы и произнёс:
- Трусы отстирал, что ли?
Хищная гладь в Его глазах подёрнулась рябью, но Он промолчал. Немного погодя Он медленно засунул большие пальцы своих рук под пояс джинсов, слегка наклонился вперёд и изящно стянул их с себя. Сначала Он освободил правую ногу, потом левую и в заключение отпихнул джинсы ногой от себя в сторону. Его руки опустились, пальцы замерли в естественном полукруге. Несколько секунд мы молчали, находясь друг против друга. Я смотрел на Его достоинство, томящееся за тонкой лиловой тканью. Повидав много парней в трусах и в плавках, насытив свою память самыми разными вариантами мужских гениталий, я научился определять размеры члена и как он с яйцами расположен в стеснённых обстоятельствах под названием "нижнее бельё". То, что я видел перед собой, меня впечатляло: чёткие контуры яичек и манящий валик его члена, повёрнутый набок.
- Поласкай меня, - вдруг тихо произнёс Он.
Я поднял на Него глаза. Не стану скрывать, мне этого безумно хотелось, но я хмуро исподлобья ответил:
- С какой стати?!
Прежде чем ответить мне, Он быстро, через голову, снял с себя футболку.
- Я тебе нравлюсь, - ласково ответил Он, а затем с прежней интонацией повторил: - Поласкай меня.
- Если ты мне нравишься, это ещё не означает, что я буду тебя облизывать, - холодно ответил я.
В этот момент Он снова запустил большие пальцы под резинку трусов и начал медленно их стягивать. Постепенно одним за другим появлялись волосы на Его лобке. Они так же томно, как Он стягивал трусы, распрямлялись и замирали словно в ожидании. Резинка трусов ползла меж тем дальше, полностью оголив лобок. Показался корень Его члена и верхние складки мошонки. Он на мгновение замер и продолжил стягивать трусы. Миллиметр за миллиметром оголялся ствол члена, который под силой своего веса опускался вниз, и так же, миллиметр за миллиметром, из очертаний в настоящую плоть превращались Его яйца. Он высвободил головку, прикрытую крайней плотью лишь на три четверти. Это выглядело так, как иногда люди приоткрывают рот в разгаре соблазна или в предвкушении очень близкого удовольствия. Он снова замер, когда полностью оголил передо мной своё мужское достоинство, затем уже одной рукой быстро снял трусы и отбросил их сторону.
Свершилось! То, чего я хотел, свершилось! Он стоял передо мной совершенно голый, глядя на меня, опустив голову. Его очень гармоничный член находился в начальной стадии эрекции, а яйца были гладко выбриты. Словом, так я себе их и представлял, и я был всецело поглощён тем, как Он их откровенно мне демонстрировал.
- Поласкай меня, - всё с той же интонацией повторил Он и вдруг, совершенно неожиданно для меня, зло добавил сквозь зубы: - Или я тебя силой заставлю!
Я закрыл учебник, который до сих пор держал в руке, отбросил в сторону и с вызовом ответил:
- А попробуй!
Тут Он внезапно запрыгнул на мою кровать и приблизился ко мне настолько, что я упёрся носом в Его мошонку. Тёплое, мягкое счастье! Счастье со специфическим запахом мужских гениталий, мускуса и слабого аромата его парфюма (он "брызгал Диор в штаны"), которое я вдыхал своим носом.
- Давай! - послышался нежный, почти с придыханием приказ сверху.
медленно высунул язык и провёл им по кончику Его правого яичка. Потом я сделал это снова, но уже высунув язык побольше. Потом снова и снова... Я лизал Ему яйца самозабвенно, наслаждаясь каждым движением языка. Я смаковал, растягивая удовольствие, то едва касаясь языком мошонки, то медленно, с силой проводя по ней языком. Потом, смочив язык слюной, снова лизал их, словно это было наивкуснейшее нечто в единственном экземпляре, доставшееся малышу. Я наклонил голову и начать лизать яйца снизу, стараясь добраться языком до промежности. Его изрядно увеличившийся член медленно поднимался вверх, словно в подтверждение того, что я всё делаю правильно.
Он стоял надо мной, слегка выгнув таз назад, упёршись обеими локтями в стену, и тихо прерывисто дышал. Я решил, что если я дам волю своим рукам, то это тоже будет ласка, которую Он так просил, и прикоснулся к Его ягодицам - к пьянящему мужскому шёлку, взрывающему воображение! Я гладил их и упивался сопричастностью к Его сексуальности, к Его вожделению. Я водил по ним пальцами от копчика до промежности и далее до внутренней поверхности бёдер и не мог остановиться, так же, когда не можешь остановиться, гладя очень приятный на ощупь материал.
Его член был меньше моего, но я должен был оценить эти шестнадцать-семнадцать сантиметров языком, прежде чем взять их в рот. Я должен был пройтись языком от корня до его кончика, слизав смазку. Я должен был знать, сколько моих поцелуев уместится на Его члене. Я должен был сполна ощутить его аромат, его теплоту, его упругость, его длину, прежде чем начать его сосать. И я сделал всё, что должен был сделать.
Наконец, я взял Его член в рот. Наверное, я никогда не смогу объяснить, что особенного в том, что берёшь член в рот. И, возможно, не смогу понять, в чём именно заключается особенность - в самом члене или же в парне, чей член я сосу. Может быть, это и не нужно, и стоит признать бесполезным склонность к анализу деталей орального секса. Стоит просто сосать, закрыв глаза. Сосать, прислушиваясь к своим ощущениям. Сосать, чувствуя возбуждение парня. Сосать, стараясь довести его до оргазма.
Я начал осторожно сосать Его член, стараясь удовлетворить каждую клеточку Его мужского достоинства. Меня сводила с ума его головка, которую бережно брали мои сомкнутые губы и передавали во власть языку. Неспешными движениями я брал и выпускал из рта Его член. Меняя наклон головы, я добивался того, что член упирался мне в нёбо или скользил по языку. Я заглотил Его член полностью (научившись однажды, я уже не смог себе отказать в этом удовольствии). Мой нос упёрся ему в лобок, и я почувствовал в горле, как Он напряг член. Он глубоко дышал и постанывал, медленно запуская пальцы в свои волосы...
Вся моя сущность сосредоточилась на Нём. Моя голова превратилась в маятник, и я с неизменной амплитудой движений несколько минут машинально сосал Ему член, ни на секунду не выпуская его изо рта. Руками я обнимал Его за ягодицы и слегка подталкивал Его таз навстречу своей голове. Я жаждал. Я жаждал развязки.
Наконец тональность его прерывистых стонов стала стремительно повышаться, и моё сердце бешено заколотилось в предвкушении финала. Через пару мгновений стоны прекратились, и Он начал шумно, с хрипом выдыхать воздух, одновременно содрогаясь всем телом. Он кончал. Я продолжал сосать член, чувствуя, как мой рот наполняется Его спермой, которая вкупе с моей слюной вскоре грозилась политься изо рта. Я замер и проглотил сперму, ни горькую, ни сладкую, без ярко выраженного вкуса. После этого я продолжил сосать, уже значительно сбавив темп. По Его телу пробегали судороги, которые, словно морские волны на берег, выносили в мой рот последние порции спермы. Я снова сделал глоток, после чего начал лизать член языком по всей длине, облизывая головку. Он смотрел на меня сверху вниз и тяжело дышал. Потом закрыл глаза и медленно опустился на постель слева от меня. Я смотрел на Него и ждал, что Он скажет. Слова благодарности? Приглашение лечь рядом? В этот момент мне очень хотелось сохранить с Ним близость, пусть даже и в словесной форме.
Он отдышался и с улыбкой изрёк:
- Офигеть!
Я молчал. Это прозвучало как уместный комплимент, но мне хотелось необъяснимо большего, и чем дольше Он молчал, тем больше во мне нарастала беспомощность и тоска.
- Ты потрясающе это делаешь, - наконец снова сказал Он.
- Делаю что? - уточнил я.
- Минет, - Он улыбнулся.
Я облизнул губы и промолчал. Он с силой провёл ладонями по лицу и встал. Он стоял посреди комнаты, голый, прекрасно сложенный: широкие плечи, узкий таз, подчёркнутая грудь, а на животе угадывались мышцы пресса. Его член ещё стоял, Он смотрел на меня, и во всём Его виде чувствовалось не окончание игры, а словно пауза: вот сейчас, немного погодя, можно снова приступить к ласкам.
- Тебе понравилось? - спросил Он хищно.
- Да, - хрипло от молчания ответил я и кивнул.
- Тогда мы сделаем это снова, - сказал Он и начал одеваться...
Меня не удивило то, что произошло: мало ли когда и при каких обстоятельствах парни делают минет. Но я никак не ожидал, что после случившегося Он кардинально поменяет своё отношение ко мне. Совершенно неожиданно для меня Он стал обо мне заботиться. Он начал желать спокойной ночи и доброго утра, спрашивал, что мне снилось и выспался ли я. Он стал интересоваться, не голодный ли я и что я ел за день. Он расспрашивал, как прошёл мой день, как я отсидел пары. Он стал следить за моей осанкой и чтобы мне было не темно читать. Он заставлял меня делать домашнее задание и объяснял всё, что я не понимал. Он ругался, когда я ходил по коридору босиком или на улице без шапки. Сначала я молча удивлялся, а потом воспринял всё это как забавную игру. Но когда, в очередной раз придя в домой без шапки, я получил за это настоящий удар в челюсть, я крепко задумался, несмотря на то, что сильная боль мешает думать о чём-либо вообще.
- Я тебе стал младшим братом? - наконец не выдержал я.
- Почему братом?.. Обычным парнем... соседом... по комнате, - непонимающе ответил Он.
- Обычным?! Обычно парни не трахаются друг с другом, - обиделся я за удар в челюсть.
Конечно, мы и не трахались друг с другом в прямом смысле этого слова. Мы практиковали только мастурбацию (иногда взаимную) и минет, который делал я. Он оказался эротоманом, и, как всякого эротомана, Его больше занимали позы и места. Мы делали это на кровати, под кроватью, на полу, на подоконнике, на столе, на стуле, в шкафу, на турнике, в туалете, в душе, в лифте, на лестничных площадках, в пустых коридорах, у чужих дверей. Мы спали вместе, мы ласкали друг друга, но не целовались. Мы раздевались догола и наслаждались взаимной наготой, которой не могли насытиться и которая заставляла нас с бесстыдством, граничащим с извращением, искать новые позы и новые ощущения. Это было хорошее время, пусть и со своими примитивными ощущениями и взглядами на мир.
В один день, после обычного минета, мы лежали вместе. Я смотрел на Его грудь, которая равномерно поднималась и опускалась в такт Его дыханию.
- Ты гей? - спросил я.
Он ответил не сразу и не по существу:
- У меня нет проблем с девушками, но вот хорошего друга редко удаётся найти.
- Зачем тебе хороший друг, если у тебя есть девушки? - удивился я.
Он молчал и смотрел в окно. Там по болезненно-белому небу лениво ползли грязные рваные облака.
- А ты гей? - вдруг спросил Он.
Я мысленно окинул взглядом свою жизнь и решил ответить также не по существу:
- У меня всё наоборот. У меня нет проблем с парнями, а вот с девушками не получается.
- Тогда ты меня не поймёшь, - ответил Он с некоторой долей разочарования. - Однополые отношения иногда проще, а однополый секс ярче. И это не как разнообразие или полезная добавка к половой жизни. Меня одинаково возбуждают и парни, и девчонки, но секс с парнями... - Он замолчал, подбирая слова. - Не знаю... Это для меня что-то притягательное и необъяснимое.
- Бисексуал, - заключил я.
- Да! - уверенно и весело ответил Он.
Я начал рисовать в своём воображении, как Он занимается сексом с другими парнями, как Он просит их "поласкай меня", как Он кончает им в рот или в задницу и совершенно без сил добавляет "было супер!". Я страшился бисексуалов. Из всех половых партнёров они мне казались самыми что ни на есть кошками, которые гуляют сами по себе. Сегодня они с тобой, завтра - с ней, а послезавтра пропадут насовсем.
В конечном счёте так и вышло. Летом мы разъехались на каникулы по домам, а когда вернулись по осени, нас расселили по разным комнатам. Мы с Ним сталкивались в общежитии и в университете, но, кроме сдержанного рукопожатия и дежурной улыбки (хотя бы и с большой смысловой нагрузкой), мы не предпринимали никаких иных способов сблизиться. Один раз, на общем празднике, я увидел Его в толпе, обнимающим девушку. В какой-то момент наши взгляды встретились. Это были взгляды, преисполненные благодарности друг другу, уважения, может быть, чего-то ещё, но самое важное - взгляды без сожаления. Всё выветрилось, всё рассеялось, всё осталось за летом, кроме воспоминаний - пусть и красивых, но сухих, словно икебана...
С Ним было хорошо. Но я более чем уверен, что и без Него мне будет очень хорошо с другими парнями.