Потомки Йормунганда (глава 4, последняя)

Так получилось, что Эрик задержался с любовником гораздо дольше, чем рассчитывал. То ли действительно соскучился, то ли отрывался за всё недоделанное и недосказанное этим летом с другими, за кого хотел и не получил полностью. Как бы там ни было, парнишка, поражая себя исступленной ненасытностью и изощрённостью любовных утех, предельно вымотал их обоих. Странно, что, потратив все силы и предельно опустошив собственные организм с головой, он отказался от еды в валютном гостиничном ресторане. Отстранённо прихлёбывая воду прямо из бутылки, парень не отрывал пустого взгляда от рук любовника, деловито снующих над тарелками. За счёт Эрика снующих, не за собственный.

- Эй, а ты уверен, что ничего не хочешь? Даже салатик? Здесь можно попросить, чтобы на заказ сделали, - раскрасневшееся лицо с кругами под глазами вызвало в памяти нечто про революцию; ага, "Валя, Валентина, что с тобой теперь"... - Почему молчишь?

- Любуюсь, - он наконец-то соизволил заметить полупустой зал и подобострастных накрахмаленных официантов. - Вон те два точно педики. В нас глазками стреляют и так похабненько ухмыляются. Тебя здесь знают? Или это ваши?

- Не говори глупостей. Их твои серьги и причёска привлекли, - отложив вилку, парень почти похоже изобразил участливую мину, но на двоих, указанных кивком головы, всё же бросил долгий, проникающий в душу взор. - Зачем ты так подстригся? Знаешь ведь, мне твои волосы очень нравятся длинными.

- На голове или в других местах? - пальцы обеих рук нарочито ласково погладили лежавшие на столе кисти любовника и тут же вцепились в запястья - сильно, но незаметно для наблюдателей. - Точно педики. Аж подпрыгнули, увидев такое.

- Отпусти.

- Ты наелся? - склонив голову набок, Эрик с интересом наблюдал за тем, как парень, стараясь не выдать усилий, пытается освободить руки. - Дашь мне немного порулить?

- Ты же ненавидишь сидеть за рулём? Сам говорил.

- Не люблю. Но как-то захотелось. Вот... - он разжал хватку и встал. - Поехали.

- Дам. Только по трассе. Сам понимаешь, в городе нельзя.

- И не только порулить, - надменно бросив факт через плечо, неудавшийся принц оскалился официантам и сделал глубокий реверанс, рисуя сосками восьмёрки. - За мной, мой сладкий персик, мне здесь осточертело!

Дорога, связывающая город и границу, содержалась в образцовом порядке, машина, отмеченная особыми номерами, тоже. Так что добрались они быстро и без приключений. Кроме руля и скорости, парнишка ничего не захотел до самого города. Ни радио, ни разговоров, только свист ветра, шелест шин и рёв мотора. Попросив высадить его чуть дальше дома, Эрик чмокнул любовника в ухо, специально постаравшись вызвать звон, а не романтику, и растворился в сумраке кустов и деревьев между домами.

- Ишь ты, рысь... - довольно потянулся парень, прокручивая все события сегодняшнего дня. - Пусть ты и хищник, но от меня не уйдёшь. Никогда. Наверняка сейчас наблюдаешь за мной из темноты. Любишь. Любишь и ревнуешь.

Неторопливо и гордо развернув машину, он вдавил педаль газа, опасаясь не успеть к разводу мостов. Хорошо, что жена, уверенная в служебной необходимости, никогда не задаёт неприятных вопросов о его отсутствии дома в любое время дня и ночи.

Эрик не наблюдал. Сонное дыхание спального района каким-то чудом сбросило с него нервный мандраж последних суток. Втягивая носом воздух, парнишка летел к громаде дома стремительной походкой возвратившегося скитальца. Тусклый свет парадной, грохот и скрип лифта, коридор, покрытый унылой краской и зудевший лампами дневного света, обитая коленкором дверь. Ключи заученно открыли оба замка, и темнота прихожей ласково шлёпнула в лицо родными запахами.

Он включил свет, осторожно поставил на пол вещи и заглянул в комнату. Укрывшись с головой, на двуспальной кровати тихо посапывал мужчина. Радостно улыбнувшись, пацан скинул обувь. Та-ак, вот он и дома... На кухне чистенько, только краской немного попахивает. Фу, розовое! Гадость. Ремонтировал, значит. Горячая вода есть, это хорошо. Хоть и принял душ в гостинице, но ощущение ненужного липкого запаха на коже оставалось.

Наскоро ополоснувшись, он кое-как обтёрся старым полотенцем и присел над своими пожитками. Чистые семейные трусы, как и следовало, завалились под самую подкладку рюкзака, откуда их не вынимали долгое время. О, да, они всё ещё мамиными руками пахнут! Красота. Легко касаясь паркета босыми ногами, Эрик прошмыгнул к кровати, приподнял одеяло и ящерицей скользнул под его тёплую тяжесть. Мужчина, лежавший на животе посередине, что-то пробормотал, рефлекторно повернулся и по-хозяйски обнял волглое тело пацана. Тот так же привычно обхватил обнимавшую его руку, прижался спиной и толкнул задом куда-то в пах. Два мгновения они лежали неподвижно. Затем, рука мужчины, как бы проверяя, сон это или действительность, осторожно погладила закаменевший живот, перешла на грудь и невольно замерла, не обнаружив выпуклостей, долженствовавших там быть. Эрик хихикнул и ещё раз ткнул мужчину задом. Мягко отжав сильное тело плечом, развернулся на спину и, глядя в потолок, прошептал с самой нежной улыбкой, на какую был способен:

- Привет. Я дома.

- А я слышу сквозь сон, что ключи звякают и кто-то ходит. Думал, снится... Ты когда прилетел? Почему не позвонил? Надолго?

- Я навсегда к тебе приехал, папа, - зажмурившись, он закинул руки за голову и подставил лицо бережно гладившим его пальцам. - Слушай, что-то так жрать вдруг захотелось! У тебя ничего нет? Чтоб готовить было не надо.

- Сейчас, сынок, сейчас, - поцеловав парня в щёку, мужчина прошлёпал тапками на кухню, бормоча, что в холодильнике есть суп, но можно и картошку разогреть, правда, котлеты не мамины, а покупные, но тоже ничего, вкусные. - Как кухня отремонтирована, понравилось? Краска только бледно-розовая была, но вроде ничего так, смотрится... Чай старый, вылить, наверное... А разве оттуда сегодня есть рейсы? А где мама?

Не дождавшись ответа, мужчина вернулся в комнату и включил свет. Заняв большую часть кровати, поджав под себя левую ногу и обняв руками подушку, безмятежно спал его сын. Ну и что, что в ушах нездешней роскошью поблёскивают серьги, а на голове заграничная смешная причёска. Он ведь сказал, что вернулся навсегда. К нему, к своему отцу. Значит, не только кровь, но и жизнь у них теперь общая. Что там жена выдумывает и говорит, это её право. Эрик - его единственный сын, а не какой-то, к дьяволу, дурацкий принц. Он ведь всегда знал, что так и будет.

Тихо пройдя на кухню, мужчина погасил газ, попил воды прямо из-под крана и вернулся в кровать. Стараясь не помешать спящему, он прилёг с краю на правый бок, лишь осторожно высвободив из захвата сына часть одеяла. Эрик хмыкнул во сне, причмокнул губами и неожиданно сильно прижался всем телом к отцовской спине. "Н-да. Заканчивать бы надо с его привычкой спать с отцом. Мать виновата, долго разрешала в их кровать прыгать, когда он работал в ночную смену. Ладно, пусть сегодня поспит здесь, но завтра всё", - и ещё раз усмехнувшись ощущению прижатого к его спине стоящего члена собственного сына, мужчина крепко заснул.

Эрик проснулся от настойчивой прохлады, колыхавшей плотные красные шторы. Дома! Ещё с армии, как он говорил, у отца появилась привычка открывать по утрам окно. Хорошо ещё, что они живут вдали от улиц и достаточно высоко. Хотя какие-то вопли и шум всё же доносятся.

Откинув пинком одеяло, пацан поелозил спиной на родительской кровати. Как здорово! Батька, видимо, на этой неделе в утреннюю смену работает. Значит, дома будет около трёх часов дня. "Чем займёмся? - Правая рука ехидно скользнула по груди к паху. - Не-ет, только не после вчерашнего".

Боже! Как же он по музыке соскучился! И, что странно, даже не вспоминал о ней всё это время. Отец не разрешил портить стены шурупами для колонок, поэтому проигрыватель в собранном виде обычно дрых в нижнем ящике под секретером. Здесь же хранились и грампластинки Эрика. Так уж было заведено в их семье, что к вещам сына родители не прикасались ни при каких обстоятельствах, свято оберегая его особый мир.

Шустро расставив всю систему на подоконнике и врубив нечто желаемое, пацан предался самому таинственному и завораживающему занятию на свете. Он танцевал, глядя на себя в большое зеркало! Танцевал так, как пока не мог делать этого перед кем бы то ни было, подчиняя тело ещё неведомым взрослым страстям. Не важно, что его собственные переживания, любови и потери уже происходили, заставляя сердце взлетать и умирать. Для осознания некоторых вещей в полной мере всё-таки необходим какой-то жизненный опыт. А в возрасте Эрика любые события пока ещё являлись игрой. Он считал, что его игрой. Возможно, другие думали иначе. Но музыкальные и пропетые эмоции паренёк неосознанно умудрялся проживать с невероятнейшей глубиной и силой. Каждый раз как собственные. Хотя бы и в танце. Кстати, одна из вселенских подлостей Создателя накрепко объединяет танец с жизнью. Молодости доступно, но непонятно и не желаемо, зрелости желаемо и понятно, но не доступно. Этот же танец обнажённого парнишки был его особой молитвой и его гимном собственной юности, глубинным силам мироздания и всему-всему, что уже было и что только готовилось произойти в его жизни.

себя до того, что дыхание захлестнулось, а пот не только лил в три ручья, но и глаза застилал, паренёк рухнул на старенький диван и вытянул ноги. "Я дома!" Ополоснувшись в душе, он пошарил по карманам. Надо бы что-то батьке сготовить этакое, праздничное. Интересно, ему водку продадут?

Из недр шкафа на свет Божий были извлечены старые шорты и драная футболка неопределённого цвета, у которой шаловливые ручечки позапрошлогоднего Эрика превратили рукава в набор бахромы. Естественно, от педантичной маминой аккуратности на полках остались одни воспоминания. Старые же сандалеты на босу ногу милостиво завершили ансамбль. И из большущего зеркала в прихожей на принца игриво глянул обычный пацан, каких толпы переживали летние каникулы в городе. Только агрессивный гребень выгоревших волос и серьги, ещё не принятые у юношей в этой стране, выдавали нездешнее. "Зря так ворот обрезал - ключицы и плечи, как у герцогини на балу, оголены... Ах, я Наташа Ростова? Хрен! У той шейка тоньше раза в три. Будем считать, что так выглядит кольчужная рубашка, и пошли все в жопу!" Практичное подсознание подсказало, что в магазине лучше всего разговаривать с сильным акцентом, дабы на кассе не возникло вопросов. И взгляд стеклянный мимо людей, задрав подбородок. Иностранцам позволено всё.

Когда отец открыл дверь квартиры, на кухонном столе, маня запахами и сервировкой, томился почти ресторанный обед. Эрик в одних трусах драил сковородки и кастрюли, орала музыка, а дом улыбался: "Тебя здесь ждут и любят, мужик". Сняв ботинки, мужчина подкрался к сыну сзади и шлёпнул его по вихляющейся в такт музыке круглой заднице. Дико заорав, парень подскочил на месте, развернулся и медленно опустил занесённую для удара сковороду.

- Дурак, что ли? Так и заикой можно оставить!

- Привет, - папа с сыном потёрлись носами. - Праздник в мою честь?

- Угу. Сейчас музыку выключу, ты и так устаёшь на работе от грохота. Иди мой руки и за стол садись. Будем надеяться, что получилось вкусно, - поднырнув под рукой отца, парнишка выскочил в комнату, откуда донеслось: - Там, в холодильнике, сюрприз!..

Они засиделись на кухне почти до полуночи, обсуждая, что и как предстоит сделать для окончательного оформления Эрика гражданином этой страны. Впервые отец больше слушал, чем говорил, осознавая, что его сынуля становится взрослым. Хотя бы на словах. Невольно любуясь юной свежестью чада, мужчина узнавал молодого себя - такого же максималиста в суждениях, такого же любителя веско припечатывать собственное мнение, такого же упрямого, но рассудительного. Однако собственную любимую жену он точно так же видел в их сыне по манере хитро стрелять глазами, привычке невозмутимо ускользать от ненужных вопросов и живости мимики.

- Ну, фамилию ты возьмёшь мою, это ясно, - налив и опрокинув стопку, отец положил локти на стол. - А какое имя? У тебя их целый список в метрике.

- Ещё не решил, - сидевший напротив отпрыск забрался с обеими ногами на маленький табурет. - Эрик не оставлю точно. Вот ты бы как хотел меня называть?

- Анчутка непрошлый, - рассмеялся отец.

- Плохо с отчеством сочетается, - парнишка умильно прищурил один глаз и почесал затылок. - Ладно, время подумать ещё есть. Может, бабушку спросим? Пошли спать, ты в шесть утра на работу встаёшь. Забыл?

- Ещё рюмашку и пойдём... Эй, только сегодня ты спишь на своём месте.

- Почему?! - недоумение и обида были настолько искренними и наивными, что отец решился на давно намеченный разговор: кое-какие подозрения покоя не давали. - Скажи мне честно, сынок. Ты у нас с мамой нормальный?

- В каком смысле?

- Ну-у-у... Тебе нравятся девочки?

- Пап, я тебе говорил уже, что онанизмом не занимаюсь! Ладно. Если хочешь знать, я почти со всеми девчонками в классе переспал. Ты это хотел услышать?

- Это я знаю, видел ваш класс на общем собрании и то, как они на тебя смотрят. Было что или нет в этом смысле, поверь, я чувствую сразу, - тяжело вздохнув, отец глубоко заглянул в точную копию своих собственных глаз. - А с друзьями ты ничем таким не занимаешься? Уж больно и они к тебе липнут... Ты пойми, за это сажают! К нам зэков привозят, сам знаешь. Так за педерастию там почти треть. Я бы не хотел, чтобы ты у меня когда-либо оказался в тюрьме. Достаточно одного уголовника в семье, твоего двоюродного братца.

- Что такое педерастия? - Эрик напрягся, выдавая на-гора неподдельный интерес.

- Не притворяйся! Когда мужики друг друга в жопу пялят и яйца облизывают! Ты ведь знаешь... Помнишь парня из пионерлагеря, я ещё тебе с ним водиться запретил? Потому что его ребята из старшего отряда хуи сосать заставляли.

- Не помню, - он действительно не помнил. - Пап, а разве бывает, чтоб один мужик другого в задницу? Там же дырка маленькая! - и Эрик весело рассмеялся.

- Ты мне не ответил! - отец хлопнул ладонью по столу.

- Нет, папа, - честный и прямой взгляд Павки Корчагина и сдвинутые брови Гули Королёвой, - я не такой. Ну, целовались с пацанами, конечно, когда в бутылочку играли на днях рождения и Новый год. Но это же не считается?

- А с соседом, Вадиком, ничего не было? - Эрик ненавидел, когда отец прищуривал нижние веки: родное лицо от этого становилось жуткой маской вселенского прокурора.

- С Вадиком? Да мы и не дружим даже, тем более учимся в разных школах. Знаешь, какой он гад? Я его постоянно бью за трёп про вас с мамой...

С Вадиком бывало: прошлым летом, как раз в конце каникул, принц распечатал соседушку, и понеслась. За это его Эрик и поколачивал периодически. Потому что Вадик хоть и был дрянью, ябедой и мудаком на самом деле, но с ним отчего-то трахалось лучше всех здешних друзей. Да и идти недалеко - два шага, дверь напротив. Кто ж их мог застукать и сдать родителю?

- А почему ты о мою спину своей писькой тёрся всё ночь? - ехидно поинтересовался отец, наливая себе ещё. - И почему так любишь со мной спать?

- Да не тёрся я ничем! - уши парня запылали. - Что ты врёшь! А спать с тобой люблю, потому что ты мой папка. Только и всего. Не нравится, уйду на диван.

- О том я и толкую, - примирительно похлопав сына по руке, мужчина сунул в рот спичку. - Только учти, я за тобой наблюдаю и, если что узнаю... убью.

- Твоё право. Наблюдай... - надул губы пацан. - Всё. Я мою посуду, ты разбираешь мне диван... Надо же, фигню такую придумать, чтобы мы с пацанами друг другу в задницу пихали! Или ещё письки облизывали... Чушь собачья! Скажи ещё, что говно жрём.

Он резко встал, намереваясь подойти к раковине, но тут требовательно и длинно зазвонил телефон. Отец и сын подмигнули друг другу и расхохотались.

- Твоя мама.

- Больше некому, - сын включил воду. - Скажи ей, что я дома. И не ругайтесь. Ладно? Она и так на меня злится.

- Позлится и перестанет, - хмыкнул отец, уходя в комнату.

Принцесса древней крови, герцогиня, она же просто мать и жена, информировала, что возвращается к мужу и сыну через пять дней. Нет, никаких разговоров по телефону она вести не желает. Почему? Потому что язык у мужа заплетается! Вот почему. Она же всегда чувствует, пил тот или нет. Как он? Посуду моет? Достойная замена королевскому трону. Хотя всё ещё можно исправить. Так! Линия дипломатическая, но от прослушивания не гарантирована. Всё. Приедет и разберётся на месте. С обоими! Какие вы всё же одинаково упрямые, папа с сыном. Целую, но не люблю! Костюм для мужа купила. Хороший. Этому? Розги! Ничего, кроме них, он не заслужил. Нет, говорить с сыном сейчас не хочет. Она сказала, что не хочет! До свидания.

Эрик сидел на табурете в кухне, опустив плечи и зажав ладони между колен. Когда отец вошёл, его встретил спокойный и какой-то отстранённый взгляд.

- Знаешь, пап, будет лучше, если вы тут с мамой без меня разберётесь.

- То есть?

- Ну, я бы к бабушке в деревню уехал до конца лета, а ты бы пока маму успокоил как-то. Она любит тебя. Нас обоих любит, и очень сильно. Только трудно ей иногда понять кое-что, - поморщив лоб, пока подбирал нужное слово, паренёк улыбнулся. - Я ей всегда говорил, что, кроме тебя, меня никто не удержит. Сил не хватит. Я прав?

- К бабушке? - отец вытащил изжёванную спичку из уголка рта и метким щелчком отправил её в ведро под раковиной. - У меня есть три отгула, одного пускать пока рано.

- Ну, папа! Чего это рано? - заканючил парнишка. - В разные страны можно одному, а здесь, в деревню, почему-то нельзя?

- Так. Тебя никто не спрашивает! Я оставлю на столе деньги, подстригись по-человечески. И, - он ещё раз подозрительно оглядел сына, - серьги сними.

- Хорошо. Только до отъезда я буду спать с тобой.

- Идёт, - вздохнул мужчина, направляясь в комнату.

Как же сильно он соскучился по своей невероятной жене. Ничего, всего-то пять дней осталось.

мерное дыхание отца в затылок и лёгкое щекотание спины волосками на широкой груди, Эрик думал о том, что ведь действительно никогда не рассматривал папку как мужчину. Не обращал внимание на то, с каким интересом на того заглядываются встречные женщины и как умело отец располагает к себе продавщиц и случайных попутчиц. Да, ему нравилось спать с отцом. Это не только давало ощущение чего-то родного и незыблемо надёжного, но и гарантию абсолютной защиты от всего мира. Отец был строг, часто порол своенравного хулиганистого отпрыска, воспитывая его в жёстких, как он сам считал, почти армейских традициях. Однако за внешней суровостью и нежеланием баловать пряталась такая безграничная, безоглядная человеческая любовь, что даже шипастое сердце внука дракона не могло не откликнуться на неё с абсолютным доверием. В каждом поступке отца сквозило истинно мужское начало. И ведь, если разобраться, именно это, настоящее мужское, хотя бы чуть-чуть напоминавшее отцовское, неодолимо влекло парнишку к другим парням. Рунольв? Бесспорно, благородный мужик, каких мало. Кристофер? Тоже мужик. Хотя нет, Кристофер упырь и козёл. Такую любовь растоптал в зародыше! Как ни странно, Туманную королеву тоже можно назвать мужиком, ибо рядом с ней Эрику было так же спокойно, как и рядом с отцом... Стоп. Так можно далеко в рассуждениях уехать.

- Я очень люблю тебя, папочка, - сильнее прижимая к своей груди отцовскую руку, нежно прошептал Эрик. - Я тебя очень-очень люблю...

Путь до деревни получился неуклюжим, неправильным и ни капельки не летним. Когда небольшой самолёт приземлился в аэропорту областного города, стюардесса заученно обрадовала, что за бортом дождь, плюс восемь и вообще, скоро ёлка. Отец и сын, из природного упрямства не пожелавшие сдать транзитные билеты до районного центра, где был только грунтовый аэродром, почти двое суток проваландались в длинном синем бараке, изображавшем аэропорт. Спали по очереди на газетах, расстеленных на полу возле вещей. Наконец, мужчина плюнул, избавился от ненужных билетов, тут же купив себе обратный на всякий случай, и повёз сына на речной вокзал. Пока пацан шарахался по пристани и дебаркадеру, подружившись с бродячими собаками и навещая туалет, где с интересом читал откровенные надписи на стенах, отец дал настоящий бой в кассе речного пароходства. И он этот бой выиграл, как обычно бывало, если дело касалось сына.

- Значит так, - проведя сына в занюханную рыгаловку местного буфета, он взял им по бутылке кефира и по паре сосисок в тесте. - У них были места третьего класса на колёсный пароход. Не верти головой, когда я с тобой разговариваю! Это полтора дня шлёпать в душном трюме возле машины. Помнишь? Мы как-то с тобой так плавали.

- Помню, - Эрик поёжился. Ему, знакомому с абсолютно другой цивилизацией, некоторые реалии отцовской родины подчас представлялись кошмарным бредом.

- Был ещё один билет, на "Зарницу". Видел, такие белые, на воздушной подушке? Только стоячий. Ну, ты у меня парень крепкий, шесть часов простоишь, не развалишься. Зато быстро. Если не согласен, возвращаемся обратно.

- Да простою я! Подумаешь, шесть часов, - принц из вредности запихал недоеденную сосиску в полупустую бутылку с кефиром. - Не могу больше. Отрава.

- Балбес! - батька отвесил ему подзатыльник. - Я бы съел, если ты не хочешь. Не годится еду выбрасывать. Так вот, название пристани знаешь. Смотри, не сойдёшь вовремя, уплывёшь к ебене матери в Великий Устюг, к деду Морозу в гости.

- К морозу не хочу, и так не жарко, - всем видом выказывая неподдельное внимание, он слушал отца, раскачиваясь на стуле.

- Блядь, подарков я много собрал в деревню, думал, вместе доедем. Дотащишь?

- Угу.

- Ты возле выхода так и стой, как отплывёте. Спросишь, когда твоя пристань, сумку свою за плечи, этот баул в руки. Там бабки всякие, тётки старые или ещё кто просить помочь будут. На хуй! Не твоё это дело. Понял?

- Понял, всех старух посылаю на, - сын и отец замерли, ошарашено глядя друг на друга. Наконец, Эрик сглотнул слюну и невинно закончил. - Ясно, бабок не слушать.

- Хм. Правильно, - отец повеселел, совершенно не поверив, что его сын не умеет ругаться матом. - "Зарница" к дебаркадеру не швартуется, сходни ей не нужны. Она подушкой на берег заползает. Ты должен первым выскочить и занять место на пароме ближе к выходу. Я серьёзно. Людям насрать, что ты пацан, и в воду столкнуть могут, или ещё чего. А ты ворон считать начнёшь, варежку раззявишь, как лихо полоротое. Или с кем лясы точить будешь, всё пропустишь к ебене матери.

- Когда это я так делал? - насупился сын.

- Я не об этом! Там вверх дорога крутая, тебе надо успеть к кассе автобуса одним из первых. Вещи тяжёлые, - отец снова задумался. - Может, ну их в пизду, эти подарки? Перетопчутся без гостинцев? А я тебе ещё денег дам, в сельмаге чего-нибудь купишь.

- Нет. Так не годится, - спокойно остановил мужчину сын. - Никогда мы без подарков к бабушке не ездили и никогда такого не будет. Дотащу, не волнуйся. И первым в этой кассе буду. Можешь быть уверен. Далеко дальше ехать?

Отец, как будто впервые, долго и внимательно вгляделся в глаза сына. Тёмно-карие и пронзительные, как у него самого. Не врёт, дотащит. И никому не уступит. Вспомнилось, как за всё время, что они ездили куда- либо вместе, он не слышал от сына ни жалоб, ни нытья. Хотя видел, как тяжело даются ему обычные для него самого трудности. И крепкий, в их породу. Хотя жена говорила, что в их роду хлюпиков тоже не водилось, сплошь варяги да викинги. Но это только её желания, а не правда.

- Тридцать восемь километров до райцентра, там попутку поймаешь. Автобусы до села ещё не пустили, бабушка писала, обещают в следующем году только. Шофёру дашь на бутылку. Вот, положи отдельно. А там сориентируешься, - он вздохнул и погладил сына по стриженой голове. - Хорошо, что брат с семьёй в центральную усадьбу колхоза перебрались: до моей родной деревни ты бы вовек не добрался в одиночку. Ну, наелся? Пошли, посажу тебя. У меня самолёт через два часа.

Эрик, как захотел отец, последним поднялся на борт теплоходика на воздушной подушке. Они обнялись, расцеловались. Какие жёсткие у отца губы. И сжимает их сильно, будто не целует, а борется. Последний взмах руки, низкая дверь задраена, урчание мотора - и "Зарница", приподняв над водой по-собачьи сморщенный нос, понеслась прочь от пустой мокрой пристани. В узком салоне с рядами автобусных кресел вдоль бортов быстро стало жарко. Муторное урчание мотора и шипение воды навевали дрёму. Народ, которому посчастливилось занять сидячие места, затих. На Эрика странной тяжестью навалилось одиночество. Он рассматривал людей, красноватые волны за окнами и мрачные вековые леса на высоких берегах. Интересно, почему за эти дни с ним ничего не приключалось волшебного? Или сказка здесь больше не живёт? Да нет, скорее всего, волшебство просто батьки остерегается. Вон он какой серьёзный и сильный. А уж если разозлить, пощады не будет! Развеселившись от этих мыслей, Эрик уже более благожелательно изучил лица пассажиров ещё раз. Вон тот мужик вполне симпатичный, а больше и нет никого, одни тётки и старухи с детьми да стариками. Поймав заинтересованный взгляд юноши, парень лет тридцати улыбнулся и поманил рукой. Эрик отрицательно крутанул подбородком, улыбнулся и уставился в узкий иллюминатор в дверях на палубу. Ну и что, если плыть стоя шесть часов. Тут хотя бы всё понятно. А вот как там дальше получится? Автобусы вполне могут и не ходить. Раз дождит давно, дороги превратились в кисель. Бабушка его приезду обрадуется. Вот когда точно начнутся не только сказки, но и присказки с колдовством. Интересно, какое имя она ему выберет?

***

"Хозяин вод у нас Змеем-Ящером прозывается, или Волховом. Его день на Николу зимнего празднуют. Это к твоему дню рождения ближе всего будет, - вспомнились рассказы бабушки по вечерам. - А по нутру, по сути своей, ты ближе всего к Волку вещему. Что хоть зверь и сказочный, но в былинах одна из ипостасей Волха Всеславича. Чей день в начале октября чтут. Говорила я отцу твоему, не дело мужчину нашего племени иноземным именем обзывать. Смеётся, отвечает, будь твоя воля, мама, ты бы его по-своему нарекла Посвист-Сиверко, зверь-оборотень. Да один ляд ящеров сын. Ох, Эринька, не к добру у тебя взгляд тяжёлый".

- У меня, как у папы! - Тараща глаза, Эрик с восторгом слушал бабушкины былины и былички. И веря, и не веря одновременно.

- У отца твоего взгляд суровый, огненный, а всё ж человечий, добрый. А ты как глянешь, когда сам не ведаешь да озлишься ещё. Таким холодом и лютостью веет, что дышать трудно становится. Будто в бездонный омут заглянула. Ты, родной, не давал бы волю своей ярости. Даже, если обижает кто. А то, чуть что - и в драку лезешь. Братьям и сёстрам, хоть и старше они тебя, часто перепадает, да старухи в деревне болтают, что никому из пареньков спуску не даёшь. Точно волчонок дикий. Доиграешься. Отколотят тебя, внучек, как-нибудь. Скопом соберутся и наваляют.

- Пробовали уже, - потупился Эрик. - Так я убежал и отомстил потом каждому.

- Да? Вот в другой раз не убежишь. Всю жизнь-то не набегаешься. Добрее к людям надо быть, родненький. Без людей рядом как жить-то можно?

- А если меня дразнят? Мне улыбаться надо что ли?

- Так ты прости им просто. Народ не всегда со зла что-либо творит. Чаще по глупости да из желания посмеяться беззлобно. Сам ведь порой такое вылепишь, взрослым неудобно становится, - бабушка насмешливо сощурилась. - Скажешь, не так?

- Это другое, это же я сам шучу. А вот что бы со мной шутили без моего согласия, не желаю! И вообще, хочу быть среди всех самым сильным и самым умным!

- Ну-ну, Господь с тобой, дитятко. Пора тебе знать бы, что любое желание имеет еще и оборотную сторону, так, наверное, остерегся бы просить только ума и силы. Будешь ты сильнее Сварожичей, но тебя самого осилит камень. Станешь мудрее богов, а человек-то тебя и обманет. Беги, играй, а мне на двор пора, корову доить.

молча отнимал от бабушки ведро с пойлом и шёл помогать ей по хозяйству. Ему было просто и хорошо в её волшебном мире. Хоть и страшные вещи она порой рассказывала, да не пугали они его. Только непонятными остались два персонажа. Дева Морена, владычица царства мёртвой воды, что за рекою Смородиной и Калиновым мостом. Потому как, если она сама смерть, то почему хорошая? Бабушка пыталась объяснить, что, унося всё отжившее, Морена готовит место новому. Ну, как за каждой зимой весна приходит. И смерть, Мореной даруемая, не конец жизни, а лишь переход к иному, новому началу. Второй непонятной фигурой оставалась Берегиня. Которая, хоть и охраняла человека от бед, но в каждом парне своего суженого, жениха утраченного, видела. А когда понимала ошибку, страшно злилась и мстила жестоко. Впрочем, Эрик мало размышлял тогда о сути женских сил природы, отдавая предпочтение подвигам и приключениям богатырей. Больше всех ему нравился легкомысленный Лель, рассыпающий искры любви в людские сердца, да Ярило, заставлявший Землю цвести. Бабушка любила шутить, что Ярило это его старший брат, Лель средний, а младший Купала. Сестёр же прозывала Деваной и Ладой. Самого Эрика на собственный лад кликала Ерик, поясняя, что он живой и вёрткий, как ручей, но такой же непокорный и порой непонятный, тёмный".

***

Вспоминая, он подчинился общему дремотному настроению маленького теплохода. То и дело перенося вес с уставшей ноги на другую, он уже жалел, что не воспользовался приглашением приветливого мужика. И бросал в сторону того робкие, мученические взгляды. Мужик жевал, попеременно откусывая то огурец, то колбасу с хлебом. Заметив сигнализацию пацана, опять сделал приглашающий жест рукой и похлопал по своему объёмному баулу, занявшему весь проход. На этот раз принц радостно согласился и, перешагивая чужие чемоданы, сумки да пакеты, заспешил к благодетелю. Тот кивнул на баул, невнятно промычав, мол, мягко, садись, и ткнул в Эрика огурцом. Пацан вежливо отказался, но кусочек колбасы попробовал. Мужик, быстро закончил трапезу, рыгнул, вытер руки куском газеты и принялся ковырять в зубах спичкой. Совсем как папка. Да и пахло от него чудесно, здоровым телом, чуть дымом и едва уловимо коровами. Принюхиваясь, Эрик подсел поближе, но тут же был властно обнят за плечо и притянут к стираной ситцевой рубашке.

- Так удобнее, - пояснил мужик. - Вдруг закемаришь, да и мне удобней. Меня Коля звать, но в деревне Чибис кличут. Потому малой когда был, просил всё время, как птичка эта. "Пить, пить, пить". Знаешь?

- Знаю, - он солидно пожал мозолистую ладонь. - Я Эрик.

- Ты городской верно? Это тебя батька провожал? Похожи вы с ним. Далеко плывёшь? Я вот тоже сына всегда хотел, а народились две дочери.

- Шесть часов до пристани, оттуда на автобусе, а потом на попутке. Так не поздно ещё раз попробовать, дядь Коль. Вы ж молодой ещё.

- Ишь ты! - восхитился мужик. - Не, Эричек, отпробовали мы с Любкой своё. Врачи говорят, не будет деток больше. Ты в гости или как?

- В гости. Там папин брат с женой, бабушка, братья и сёстры мои. Пятеро их, три брата, две сестры. А вот я у родителей один.

- Одному скучно наверно. Вот бы своих родителей просил, что б тебе братика или сестричку ещё заделали. Давай подремлем, устраивайся поудобнее, не стесняйся.

- Нет, родители больше не хотят. Говорят, меня одного хватает выше крыши.

Бум-м-м! Бах! Др-р- р! - Сильный удар в днище и последующий скрежет от носа к корме, заставили всех пассажиров проснуться, бессмысленно вертеть головами и встревоженно бормотать. Мотор заглох, стало слышно, как волны шлёпают о борта. Хмурый матрос, пробиравшийся с кормы к носу, бросил:

- Топляк, мать его! Блядь, не дай Боже, подушку разорвало, не дойдём. Вот, блядь, жизнь, что твоя онуча! Не боись, народ, не потонем!

Народ загалдел, пытаясь разглядеть в окна, что происходит во внешнем мире. Воспользовавшись общим замешательством, Эрик проскользнул на открытый воздух, мгновенно прогнавший всякое желание дремать. Маленький кораблик уже разворачивало течением, вся команда из трёх человек толпилась на корме. Пацан схватился за леер, ограничивающий кабину, и нагнулся над тёмной водой...

Там кто-то был, он почувствовал. Именно кто-то, а не дурацкое мёртвое бревно, плывущее по течению, коварно опустив комель ко дну и скрываясь в двадцати сантиметрах от поверхности. Он ведь точно увидел, как пошла муть в глубине, поднятая чьим-то сильным телом. И, кажется, даже тень самого этого тела увидел.

- Эй, сопляк! А ну, на хуй, уйди с палубы! - молодой парень в фуражке капитана гневно махнул ладонью. - Тебя ещё здесь не хватало, пострел!

Эрика сдуло, и он шустро нырнул под защиту надёжных объятий Николая. Немного повозился, устраиваясь удобнее, и засопел, притворно смежив веки. Вскоре сон стал настоящим. Ему снился полёт, сильные руки-крылья, за которые он хватался с восторженным испугом, свист вольного ветра и радость свободы. В ночи было непонятно, на ком он летит, только далеко внизу порой мерцали редкие огоньки в окнах чьи-то домов. Да высоко-высоко улыбались звёзды.

- Просыпайся, парень, - его плечо тискала чья-то рука, а тёплые губы ерошили короткие волоски над ухом. - Ну? Просыпайся, твоя пристань, похоже.

Вспомнив, где он и кто рядом, Эрик потянулся и широко улыбнулся доброму попутчику. Тот ответил искренней улыбкой и шутливо ущипнул Эрика за щёку.

- Сладко сопишь, так мне бок нагрел, что жена привиделась. Она у меня тоже ласковая. Эх, был у меня такой сынок, ладный да пригожий.

- Ну, таких больше не делают, - сурово сообщил парень, доставая из нагрудного кармана припрятанные серёжки, в которых он обычно ходил в школу. Молодой мужик, раскрыв рот, удивлённо наблюдал за преображённым юношей. - Нравится?

- Так ты вроде не цыган, - недоверчиво улыбнулся мужик, трогая серебряные гвоздики пальцами обеих рук. - А красиво тебе. Может, ты девчушка переодетая? Так нет, плечи широкие и шея мощная.

- И этого у девочек не бывает, - встав, бессовестный хулиган совсем смутил мужика, выставив вперёд бёдра так, что его восставшее во сне хозяйство откровенно оттопырило свободные брюки. - Цыган, не цыган, а не совсем здешний. Удачи тебе, Николай, хороший ты дядька. Дай Бог тебе счастья, - крепко обняв опешившего попутчика, он смачно поцеловал того в уголок губ. - Не поминай лихом.

Эрик никогда не выделялся среди одноклассников ростом. Правда, отец и мама давно смотрели на сына снизу, но высоким его назвать было нельзя. А здесь, возвышаясь почти над всеми, так ему казалось из-за осанки и привычки высоко держать подбородок, он чувствовал себя в стране карликов. Уверенно подхватив сумки, парень широким и быстрым, отцовским шагом, направился к парому. Как учил батька, ни с кем не разговаривая, даже не поворачивая головы, если к нему обращались, Эрик неподвижно уставился на противоположный берег. Н-да, а ведь эта река пошире, чем в его любимом городе будет. Или такая же? Старый паром медленно приближался к дощатым сходням на противоположном берегу. Едва он ударился в щербатые брёвна, подросток птицей перемахнул узкую полоску воды и резво принялся карабкаться на гору, где находилась остановка автобуса. Ему приходилось ставить ступни ёлочкой, как на лыжах, чтобы удержаться на осклизлой и крутой тропке. На половине дороги тяжесть баула с подарками дала о себе знать, пригибая юное тело к земле ещё ниже. Пацан крякнул, с вызовом оглянулся на торопящуюся толпу народа в метрах десяти ниже него, фыркнул, и удвоил усилия. Не давая себе передышки на ровном участке, подлетел к закрытому окошку покосившейся деревянной хибары, служившей автобусной кассой, и замер. Что делать дальше, он не знал. И, вообще, будут ли сегодня автобусы? Постепенно подтянулись остальные пассажиры. Кто-то с умным видом степенно поведал, что в одном направлении есть рейс, а в другом, том, что Эрику как раз и нужно, уже дня три ничего не ездит. Там дорога совсем поганая. Из-за избы с новой крышей вырулил зачуханный гробовичок, поднывая на каждом ухабе, и затормозил возле очереди. Водитель крикнул, что билеты продаёт сам, а едет в райцентр, куда дорога гравием засыпана. Народ загалдел, половина толпы втиснулась внутрь, и гнусная колымага исчезла за поворотом. Начало темнеть, мелкий дождик то и дело плевал на головы, места под навесом кассы хватало не всем, никаких объявлений и самой кассирши не было и в помине. Короче, сделалось совершенно нерадостно. Часть, желающих уехать, вернулась на другой берег, намереваясь заночевать в гостинице на дебаркадере. Кто-то пытался тормозить грузовые попутки. А обычно весёлого и живого парня сковало уныние. Он тупо смотрел то на дорогу, которая должна бы, но не хотела, вывести его дальше, то на обречённо пыхтящий между берегами паром, и совершенно ничего не соображал. Позвонить отсюда было невозможно, да и почтовое отделение в бабушкином селе наверняка закрыто. В гостиницу его без паспорта не пустят. А попроситься на ночлег к незнакомым людям, как они делали не раз с отцом, когда добирались сюда раньше, он не решался. Совсем некстати сильно захотелось есть. Проглотив ком в горле, Эрик широко расставил ноги и нахмурился, пытаясь прийти хоть к какому-то решению. Не подводить же батьку своей неприспособленностью к его родине?

- А, переночую здесь, - махнул он рукой. - От голода не помру, от холода, надеюсь, тоже. А утром всё разрешится само собой. Всяко до районного центра попутки быть должны. Оттуда рукой подать, каких-то двенадцать километров. Может, пешком? Нет, - он оглядел свои вещи, - не допру, тяжело.

счастьем в кармане брезентовой куртки обнаружилась конфета, из тех, что раздавали в самолёте. Содрав прилипший фантик, пацан сунул леденец в рот и замер, нахохлившись. Вечерело быстро, толпа у кассы почти рассосалась. Паром готовился перевезти на эту сторону последнюю за сегодня партию машин и людей. Неудачный принц, не мигая, следил, как на крутой берег по расхлябанной дороге, кряхтя и ноя, поднимались замызганные грузовики и колёсные трактора. Счастливые. Они хоть знают, куда им ехать. Пусть и ночью, а будут у себя дома. В тепле. Какая-то молодая женщина умудрилась договориться с водителем и уехала, ворча под нос, что деньги она не печатает и в огороде не растит. Одну тётку с двумя сумками, связанными за ручки простой верёвкой, чтоб на плече можно был нести, подобрал молоковоз. Кроме Эрика на забытой богом остановке понуро, как овцы, стояли ещё трое человек.

- Эй, народ, кому по пути? Недорого подбросим, - из кабины остановившегося напротив трактора высунулся молодой обаятельный парнишка и, сверкнув широкой улыбкой, пригладил длинные волнистые волосы каштанового цвета.

- А куда вы едете-то? Наверное, дорого запросишь, малый?

- Так недалече, разберёмся, - широко, но нетвёрдо ставя ноги в резиновых сапогах, тракторист направился к кассе. - На вино дадите, и ладно будет. Чего стоишь пнём? Давай вещи, да прыгай в телегу. Мы сена накидали, там фуфайки старые. Батька твой весь телефон оборвал председателю и аж две телеграммы выслал, что б тебя встретили.

- Я уже часа три назад приплыл на "Зарнице", - Эрик набычился, но улыбку сдержать не мог. Младший из его двоюродных братьев выбрался на дощатый настил и сжал парня в крепких объятиях. В нос ударил запах какой-то сивухи, пота и лука. - Ну, обслюнявил всего. Я тебе не девица. Вовка, ты один что ли? И такой пьяный вдобавок.

- Девица, не девица, а баской ты у нас, Ерик. Я Шурку встречал, он с зоны вернулся, сюда по делам ездил. Да Витька в отпуске вторую неделю. Это они пьяные в жопину в прицепе валяются. Пошли, продрог весь, аж губы синие. Сейчас, отогреют тебя, - и, обернувшись к остальным пассажирам, добавил. - Давай, кто поедет, залезайте. Я приглашать второй раз не буду, на хуй. Не смотри, что кривой, из колеи не выеду, - он заливисто рассмеялся и подтолкнул Эрика к трактору. Из высокого прицепа уже свешивались две головы с широкими улыбками. Шурка, средний из братьев, принял вещи, а Витька, старший, протянул руку. Остальные люди забирались, кто как умел.

- Какой ты стал, фу ты, ну ты, фон барон! - пропел старший брат и сильно засосал Эрика прямо в губы. - Ну, здорово, брательник. Молодец, что приехал. Шурка, смотри, какой он здоровый у нас. Двигайся, ну! Между нас посадим, так лучше будет.

Подросток удивлённо разглядывал красавца брата, ощущая, как внутри нарастает знакомая волна. Он не ответил на поцелуй, но обнял и потёрся подбородком о шею. Как это раньше казалось, что Витька высокий? Он же почти на полголовы ниже! Подстрижен смешно, горшком, а вот улыбка прежняя. И взгляд озорной.

- Что смотришь, не узнал? - криво усмехнулся брат. - Все говорят, что я постарел. Там, на Севере, знаешь ли, житуха не сахар. А ведь мне двадцать восемь всего.

- Не постарел, - замотал головой Эрик. А в голове пронеслось, одногодок Рунольва, а уже такой замученный что ли. - Только целуешься чересчур крепко и ласково, не по-братски как-то. Смутить меня хочешь?

- Не дрейфь, матрос салагу не обидит. Шурка, а смотри, как Ерик на мою Ленку похож. Потупился, точно девица, глазки опустил. Обними брата. Ну? Разлёгся уже.

- Ополоумел никак с пьяных то глаз? - средний брат, чуть помедлив, решая, как сочетаются телячьи нежности с зоновскими понятиями, всё же обнял Эрика и похлопал по спине. - Здоров, брателло. А твоя Ленка, Витюх, вылитая Баба Яга. Нос крючком и буркалки навыкате. А он, вишь какой, справный. Садись сюда, Ерик, под борт. Сейчас тронемся, грязь комьями полетит, а у нас плащ-палатка. Накроемся, и все дела.

На открытом конопатом лице среднего брата, единственного блондина в их семье, чужеродной деталью смотрелся трижды переломанный в разных тюрьмах нос. Мама Эрика всегда говорила, что Шурка в семье дяди самый красивый. Только беспутный. Вот и закончилась вся красота, не начавшись. В свои двадцать с небольшим кузен стал матёрым уголовником, проводившим на воле не больше полугода, чтоб вновь загреметь в места невесёлые. Стиснутый с боков тёплыми телами братьев, по очереди отхлёбывавших прямо из горла какую-то плодово-ягодную бурду, Эрик односложно отвечал на вопросы, ловя телом скачки и болтанку скрипящего прицепа. Жизнь сразу сделалась простой и лёгкой. Молодец всё-таки у него папка. Заставил ленивых родственников встретить сына. А он-то ночевать на улице собирался. Вот дурак! Когда бы они ни добрались, бабушка баню натопила, молока парного припасла, да и ждёт уже. Улыбка не сходила с лица пацана, пока он слушал рассказы братьев, почти не вникая в суть. Понял только, что Витька с женой разошёлся, Шурка скоро в областной город укатит, потому что ему здесь скучно, а Вовке в армию этой осенью. Повезло, всего на два года попал, это не срок. Не то что старший, три года на флоте мыкался. Ну, для зоны три года пустяки, конечно. Почти десятка в общей сложности, это тебе не фуфло! А чем флотский долбоебизм хуже? Братья разругались, и Эрику пришлось распихивать их, не давая сцепиться окончательно или попасть друг другу в морду кулачищем. Наконец, он уговорил старшего брата прилечь головой на его колени и задремать. Что тот и сделал. А средний, потрепав Эрика по голове, тихо затянул какую-то песню из тюремного репертуара. Так они и доехали до места. В кромешной тьме и под аккомпанемент трактора и блатной романтики.

Новая изба оказалась меньше и темнее той, где родился отец. Сёстры и тётка уже спали. Дядя, вышедший поприветствовать племянника, быстро исчез за выцветшей занавеской от греха подальше, когда увидел сильно пьяных сыновей. Бабушка велела Эрику поставить сумки пока в чуланчик, расцеловала внука и сообщила, что постелила ему с братьями на сеновале. Пока. Не понравится, завтра справит в другом месте. Старшие отправились в баню сразу, а младшего и двоюродного отослали за самогоном. Должен же гостенёк дорогой проставиться за приезд? Белея новыми досками, предбанник пах смолой и берёзовыми вениками. Будущий солдат шустро обнажился и юркнул за низкую дверь мыльни, выпустив облака густого пара. Эрик замешкался, аккуратно раскладывая одежду и свежее бельё. Его поразила та волна желания, что возникла от поцелуя старшего брата. Блин! Гены дурных предков матери, что ли голос подают? Ведь это даже не Кристофер, десятая вода на киселе. Это кровный родственник! Да уж и не такой он примечательный, как тот же Рунольв или хотя бы тройняшки из альвийского имения. Тогда отчего так потряхивает и внизу живота тепло ноет? Да ещё волны знакомые по всему телу вверх и вниз электричками ходят? Нет, нет, нет! Тысячу раз нет! Это пройдёт. Это утром отпустит. Это всего лишь радость встречи.

- У, гли-ко, паря! Какие у тя ноги мощные! Что у твоего жеребца. Пнёшь разок, и поминай как звали, - из парилки вывалил средний братец, покрытый неровными красными пятнами. Ядовито-синие наколки обезображивали молодые руки, грудь и спину. Но Эрика привлёк непонятный предмет в паху родственника.

- Это что такое? - он выпучил глаза.

- Это-то? Роза любви называется. Гляди, - и Шурка раскрыл разрезанную на четыре части головку члена. - На зоне все хуйнёй страдают. Кто шары загоняет, кто ушки крысиные вот сюда, где залупа заканчивается, вживляет. А я вот так решил сделать. Бабы тащатся.

- Ага, тащатся. Ври больше! - распаренный Витька замотал бёдра старой простынёй и бухнулся на лавку. - Самогон принесли? Добро. Вовка, хуйло, а закуску, поди, забыл пентюх! Ну, тебя в армии быстро научат дембелей обслуживать. Или в сапогах деды?

- Деды, - кивнул Эрик. - Вот, я захватил. - Стараясь не смотреть в глаза старшего брата, он быстро выкладывал нехитрую снедь из пакета, который бабушка ему сунула в руки вместе с чистым бельём перед отправкой в баню.

- Знатно, - улыбнулись оба парня. - Чего стоишь? Скидавай трусняк и в парилку! Или рюмашку хряпнешь за приезд? Взрослый ведь уже.

- Нет, спасибо, я не пью, - сняв трусы, Эрик взялся за ручку двери.

- Ну, ладно, нам больше достанется, - Виктор споро разлил самогон по маленьким грязным стаканчикам, видимо, давно припрятанным здесь. - Не пьёт он. Видал, Шурка? Ты хоть девок-то щупал когда? Или у вас в городе только опосля свадьбы милуются?

- Щупал. Не твоего ума дело, - зло буркнул принц невпопад и нырнул во влажное пекло.

Он не очень любил деревенскую баню, привыкнув к ванной или сухому пару других мылен. Ругая себя последними словами за глупость и смущение, постарался вымыться как можно быстрее и убраться спать. Подальше от пьяных разговоров загулявших родственников да скользких тем. Разумеется, ему нравились двоюродные братья и сёстры. Но он считал, что это такая же естественная симпатия единой крови, которую парень испытывал к отцу. А тут? То, что он втрескался без памяти в старшего, сомнений не вызывало. Идиот несчастный! Правильно мама говорит, на редкость испорченный экземпляр. А если Витька что заподозрит? Позору не оберёшься. Скорее бы его отпуск закончился, и брат уехал бы в свой северный городок.

Ерик, - останавливая уже одетого родственника в дверях бани, старший брат с пьяной лаской омывал лицо и фигуру того взглядом. - Ты с Вовкой рядом не ложись. Он пинается сильно во сне. И с этим, разрисованным, тоже. Знаешь, какие на зоне порядки? То-то. Ещё заправит тебе в седло шершавого с пьяных-то глаз, - он захохотал.

- Да? И где мне спать прикажешь? - потупив глаза, почти прошептал пацан, млея от жаркого дыхания в шею. - К сёстрам на веранду я не пойду.

- Не надо к сёстрам, переполошишь ещё, - Витька притянул двоюродного брата за шею. - У меня на сеновале особая кровать сделана. Всё, как полагается. И занавески и полог. Ты же так привык? Ну, я и сделал, словно знал, что в гости приедешь.

- Да не пизди! - Шурка сплюнул на пол. - Ты для Ленки своей делал, думал, прибежит за тобой сюда. Брось ты её на хрен, ведьма она! Что, баб в твоём городке мало? Так отсюда любую забирай. Хошь молодую, не тронутую, хошь постарше и с дитём!

- Много ты в бабах понимаешь, трепло тюремное! Привык там, небось, одних петухов в очко наяривать, - братья снова сцепились в перепалке, младший принялся их увещевать, за что тут же заработал пару тумаков от обоих.

Эрику стало скучно, и он выскользнул в прохладу ночи. Тьма не совсем скрывала низко-висящие тучи, в крыльце тёплым, керосиновым светом манил оставленный заботливой бабушкой огонёк. Под верандой сонно возились куры, да глухо позванивало боркало невидимой коровы. Эрик втянул носом ночные запахи и поднял лицо. Почудилось или нет? Длинная извивающаяся тень, улизнувшая в тучу. Он зажмурился и тряхнул головой. Нет ничего. Ни разу не скрипнув половицами сеней, пробрался на сеновал и включил свет. Н-да, шедевр братской архитектуры стоил названия "королевское ложе". Сколоченный из бруса и досок широкий катафалк, стоящий у бревенчатой стены, сверху и со всех сторон был занавешен старыми одеялами. Тихо рассмеявшись, принц разделся до трусов и вытянулся на застиранной ласке старого белья. Чуть повозившись, дабы привыкнуть к соломенному тюфяку и колкости набитых сеном подушек, он закутался в ватное одеяло, вытянул приятно нывшее после бани невесомое томное тело и уснул.

Ночь была ужасной. Пьяный брат рядом то и дело прижимал его к себе, шаря руками, где вздумается, храпел, стонал, бормотал что-то. Периодически сбрасывая закинутые на него руки и ноги, Эрик не стеснялся сильно толкать родственника локтями и коленями. Настоящий сон овладел им только под утро. Приоткрыв глаза, паренёк улыбнулся новому дню и потянулся, как кошка, которая решила съесть что- нибудь вкусное не потому, что голодна, а просто ей так захотелось. Он лежал с краю, ощущая спиной горячую спину брата. Отодвинув край занавеси, Эрик убедился, что сеновал пуст. Видимо, Вовку с Шуркой родители разбудили ни свет ни заря. В деревне летом непочатый край работы, и руки лишними не бывают. Решив, что бабушка упросила не трогать любимого внука и отпускника хотя бы сегодня, пацан скинул одеяло. Но, почувствовав бодрящую прохладу, вновь юркнул в сонное тепло и зарылся с носом в братскую спину.

- Лежи ещё, - буркнул Витька. - Этих олухов папка на гусеничном с санями в старую деревню отправил. Скажи спасибо, что нас с тобой мне отбрехать удалось, ещё наебёмся с этим сеном, не боись, - он перевернулся на спину и насмешливо уставился в тёмные глаза родственника светло-карими брызгами. - Хорошо спалось?

- Отвратительно! - Эрик рассмеялся и ущипнул двоюродного брата за бок. - Ты, когда спишь пьяный, как щука крутишься. То раскроешься, то закроешься, то ногу на меня закинешь, то отпихнёшь. Как с тобой жена живёт, с веретеном?

- Нормально живёт, - властно развернув брата к себе спиной, старший крепко прижался у нему всем телом. - От тебя жар прёт, как от печки. Отодвинусь, холодно, прижмусь, пот прошибает. Всё, кончай базар, ещё часик поваляемся и встаём, - он потёрся носом о затылок брата. Осторожно провёл ладонью от груди к животу и обратно. - Гладкий какой, - и его губы нежно прикоснулись к основанию шеи.

Забросив за голову левую руку, Эрик принялся перебирать жёсткие волосы на затылке Виктора. Тот довольно засопел и принялся покрывать шею и плечи двоюродного брата короткими влажными поцелуями гораздо увереннее, чем в первый раз. Пальцы старшего нащупали твёрдую горошину соска, отчего парни тихо хохотнули. Грубовато потеребив один сосок, Виктор перешёл ко второму. Прогнувшись всем телом назад, Эрик уверенно нащупал ягодицами стоящий член брата и завладел им. Тот замер. Приподнялся на одном локте и повернул к себе спокойное лицо младшего.

- Что это мы делаем?

- Не знаю, - искренне ответил тот. - Тебе нравится? Мне очень.

Их губы соединились, на этот раз с нескрываемым удовольствием. Виктор ещё раз провёл ладонью вниз податливого тела, ответившего мелкой дрожью. Чуть задержался у резинки трусов, и уверенно прикоснулся ладонью к члену брата сквозь ткань.

- Ух, ты! Такой же большой вырос, как у меня! Потрогай, - Эрик потрогал. Убедился, что старший брат себе бессовестно врёт, но ничего не стал говорить, а только лишь опять впился в желанные губы и просунул между них язык. - Хорошо целуешься, Эринька. Редкая девчонка так умеет, - прекрасно осознавая, чего он хочет добиться, совершал плавные движения ягодицами вверх и вниз по члену брата. - Ты ведь никому не расскажешь? А, братишка?

- Никому, - тихо прошептал младший, добавляя к движениям таза гибкие восьмёрки плечами. - Зачем? Пусть это будет нашей тайной.

- Подрочим друг другу? - Виктор быстро стащил с себя трусы и засунул их под подушку. - Мы на флоте так иногда с парнями баловались. Сам понимаешь, на кораблях женщин нет, а ебаться всем охота. Давай одновременно. Ложись на спину, так удобней.

Вместо ответа младший из братьев отпустил голову старшего, согнулся клубком всё ещё лёжа на левом боку. Отчего его твёрдая попка проползла вверх по животу Витьки, заставив член упереться в жаркую впадину промежности. Как-то судорожно вздохнул со всхлипом, снял свои трусы, вновь беря сочащийся кол в плен жарких полушарий, и приподнял одну ногу вверх. Смочить собственной слюной грешное отверстие было минутным делом. Нащупав острую головку брата пальцами, пацан твёрдо приставил её к своему очку. Тот понял. Вцепившись в плечи молодого родственника, парень медленно вонзился в горячее тело. Они ничего не замечали в пылу вожделённой скачки. Ни скрипа, ходящего ходуном сооружения под ними, ни собственного недвусмысленного кряхтения, которое вполне можно было услышать сквозь пол сеновала из скотного двора. Ни как их истерично зовёт с улицы мать Виктора, совершенно помешанная на работе злющая баба. Ничего не существовало в эти минуты для двоих. Витька брал резковато, словно страшился не успеть. Его руки бессмысленно елозили по телу Эрика, мешая сосредоточиться. Ни разу не догадавшись поддержать приподнятое бедро партнёра или принять более удобную позу, парень двигал тазом с проворством безродного кобеля. Постоянно опасаясь, что небольшой конец выскользнет, Эрик то и дело сильно сжимал его внутренними мышцами. Что заставляло двоюродного брата замирать и вскрикивать. Эрик сам бы никогда не догадался, что кузен уже кончил. Ни убыстрения, ни вскрика, ни вздоха. Просто тот замер и вытащил член.

- Ты что, всё, Витька? Вставляй назад, быстро, - зло прошептал Эрик, оскорблённый такой невнимательностью. Брат подчинился, потрогал пальцами отросток брата и довольно засопел тому в ухо.

- А ты мокренький. Не кончил разве? Или это смазка потекла? У меня так много никогда не бывает.

Эрика передёрнуло от этого "мокренький". Вот уж совсем не желательно, что б его сравнивали с какой-то девчонкой даже во время секса в дающей роли.

- Представь себе, не успел, - ядовито сообщил он. - Слишком уж быстро всё закончилось. У тебя только так всегда бывает?

- А ну! Язык прикуси, пацан, - рассмеялся старший, возвращая орган в дразнящую дырочку. - Я ведь могу, еже ли что, и второй раз не вынимая.

- Докажи. Стой! Давай позу поменяем, так неудобно, - Эрик сжал действительно не опавший конец мышцами, завалил партнёра на спину, а сам улёгся сверху, вытянув ноги и расслабившись.

- Задавишь, кабан! - прохрипел тот, обхватывая руками живот Эрика.

- Витька-а! - Скрипнула дверь сеновала. - Оглох что ли! А ну вылезай из своего ящика! Да гостя толкани. Пущай в магазин сбегает, хлеба принесёт. Мне одной не допереть двадцать пять буханок-то! Слышали?!

- Пошла на хуй, манда! - заорал Виктор. - Катись отсель! Через пять минут выйдем, что б обед на столе был! Понятно?! Разоралась.

- О, командир, - совершенно не обидевшись, женщина вышла. И из сеней донеслось уже другое. - Кто курей в палисад напустил?! Совсем обленились, бляди!

- Обожаю всех своих милых родственников за редкостное дружелюбие и самобытность, - пробормотал Эрик, присаживаясь над братом на корточки спиной к тому. Выписав крендель бёдрами, он оглянулся.

- От так легче, - Виктор погладил его спину. - Сам что ли попрыгать хочешь? Ну, давай. Я так ебать тоже люблю.

- Да ты у меня просто романтик, - но он не стал приседать на члене, как рассчитывал старший партнёр. Переставляя ноги и держась за верхние балки кровати, парень развернулся лицом к лицу. Глумливая морда двоюродного брата под ним заставила сдержать ухмылку. Опустив бесстыжие глаза, Эрик растерянно прошептал:

- Меня изнасиловал и ещё заставить скакать на себе хочешь? А я ведь люблю тебя, Витенька. Думаешь, я так с каждым что ли? Ты первый.

- Еричка, родненький. Только не плачь, пожалуйста, - забеспокоился взрослый парень, сделав бровки домиком. - Мужики все такие, запомни. Своё получат и всё. А тебя я тоже люблю. Веришь? Давно-давно полюбил. Только не знал, что с тобой так, - он замялся. - Ну, можно вот так вот, запросто.

- Тебе, правда, хорошо?

- Конечно, братишечка мой. Хочешь, подрочу тебе? Или ты сам? Не больно хуищем то в попку? Это ж не пиздень какая, разъёбанная. Узко у тебя там очень и жарко. Ты что сделать-то хочешь? Только не ложись на меня, тяжёлый больно.

- Да вот хочу попробовать, как одна девчонка показывала, - Эрик зажмурился и сжал зубы, что б не заржать. Уж как это "хуищем в попку" братик узнает непременно. Чуть погодя. Полностью сев на член Виктора, он вытянул ноги к лицу любовника, лег грудью на собственные колени, а ладонями обнял парня за затылок.

- Помоги. Рукой от кровати оттолкнись и переверни меня на спину. Хочу, чтобы ты сверху был. Так ведь тебе удобнее, правда? Только не торопись больше никуда.

собственные колени на плечах двоюродного брата, Эрик с удовольствием погладил того по заднице, оказавшейся неожиданно плоской и мягкой одновременно. Н-да. Зато у Витьки яица большие, почти как у самого Эрика. Замечательно по ягодицам шлёпают. Будем надеяться, что такой неласковый он от растерянности. Да и любого научить можно. Были бы время и желание.

- Витенька, ты меня, - пощекотав пальцами мошонку любовника, падший принц подбирал слова, подходящие для потери девственности. - Ну, накачивай сильно, но медленно, а член мой дрочи. Хорошо? А другой рукой гладь меня, пожалуйста. Вот так, милый. Замечательно. Да не бойся ты так! Вынимай почти полностью, я не выпущу.

- Кайфно тебе, братишка? У меня с парнем тоже впервые. На флоте дрочили друг другу только. Уф, хорошо. Лучше любой лоханки. Верняк! А член твой трогать мне нравится. Крепенький, как гриб красноголовик. У- у-у, как у тебя кожа с залупы далеко съезжает. Загляденье. Так бы и съел. Сильно-то не сжимай дыркой, оторвёшь. Скажешь, когда кончать будешь. Да смотри, меня молофьёй не забрызгай своей. Не люблю я спущёнку чужую, хоть бы и на руках. Балдёж. Не передать.

Разглядывая лицо старшего брата сквозь опущенные ресницы, Эрик любовался выражением неподдельного удовольствия и счастья. Наплевать, что он там говорит. Весь арсенал за один раз демонстрировать не годится. Опупеет ещё с перепугу, родимый. Если не терзается поминутно, что у них одна кровь, значит, и к другим вещам запросто приучить можно. А ведь хорошо чертовски с Витькой трахаться!

- И как ты додумался мне попочку свою ядрёную подставить, рыбонька моя? Поцеловаться с тобой или нагишом увидеть мне всегда хотелось. Ну, потискать или письку потрогать тоже, если честно. Но о таком и не мечтал. Веришь?

- Всё как-то само получилось, не думая. Наверное, люблю тебя слишком. Всё, сейчас кончу, давай я сам, а ты догоняй. Вместе улететь попробуем.

Но вместе не получилось. Как и в первый раз, братишка кончил незаметно. Просто остановился и распахнул глаза. Однако пока не увидел кусающего свою руку Эрика, трясшегося в припадке оргазма и размазывающего сперму по своей груди и животу, догадливо член не вытаскивал.

- Ух, и море! - громким шёпотом удивился старший брат, отодвигаясь к ногам постели. - А нам и вытереться-то нечем. Погоди, кажись, нет никого за дверью. Я мигом, воды из сеней принесу. Затейник городской, лихо тошно.

Они обмылись ледяной водой и, не разговаривая, быстро оделись. Так же молча и тихо, словно воры, вошли в избу. На столе за дощатой перегородкой стояла полная миска густого варева, лежали нарезанный толстыми ломтями хлеб и две алюминиевые большие ложки. Бабушка чем-то гремела в кухне за печью. Больше никого не было.

- Витенька, ты бы на мотоцикле в старую-то деревню к братьям съездил что ли? - обтирая углы рта передником, она поставила на стол две полулитровые банки с утренним молоком. - Хариусов наловил бы. Хочу Ерику рыбник испечь.

- Почто именно в старую деревню? - степенно откусывая шмат хлеба, но, не поднимая глаз, поинтересовался старший брат. - Лучше по трассе километров пять проехать, там две реки сливаются, быстрина. И рыбы больше.

- Ну, коли лучше, то поезжай, - отмахнулась бабушка. - По мне лишь бы рыба была, а откеля не важно. Ты внучек, почему так поел мало? Не вкусно, поди, после привычных-то харчей. У нас же всё просто. Ну, молочка попей тогда.

- Да я вроде сыт уже. Спасибо, - сверля взглядом сидевшего напротив парня, поверх края банки, Эрик наслаждался прохладным вкусом деревенского лета. - Тётя Нина говорила, что надо за хлебом сходить. Я быстро.

Виктор так и не посмотрел на него. Взяв авоськи и деньги, Эрик сунул ноги в чьи-то сапоги, накинул самую старую телогрейку и вышел на улицу, хлопнув дверью. Сельмаг располагался на третьей улице крупного села. От их дома минут двадцать ходьбы по ухабистой улице. Хлеб на людей и для скотины выдавали по списку. Назвав фамилию отца, Эрик получил двадцать пять серых буханок и торопливо отчалил обратно. Но дом родственников встретил его тишиной. Брат не стал брать несчастного принца с собой. Почему? Испугался произошедшего или разговаривать не хотел? Глупый какой. Нечего ему бояться. Точно нечего. Ведь у них всё по любви было. А если просто противно стало, как похоть выплеснул? Нет. Вот такого быть не может вообще никогда. Ладно, вернётся, надо будет спросить у него прямо. Не будет же он бегать от Эрика по дому или деревне и прятаться?

Пока бабушка готовила ужин, они с внуком вдоволь наговорились. Паренёк рассказал, что решил навсегда остаться с отцом, отказавшись от всех прав и привилегий сказочной страны. Что его мама жутко расстроена этим. А он сбежал к бабушке, потому что его родители должны многое решить и оговорить без него. Только бы они не поссорились совсем. Бабушка поведала, что его братья пьют почти каждый день. Часто дерутся между собой и даже отца своего лупят. Только ей и старшей из сестёр удаётся утихомирить этих вражин. Витька приехал, когда жену свою с полюбовником застукал. А тут и Шурку, непутёвого, на волю выпустили. Теперь куражатся вместе. Вовка-то совсем псих стал, как ему повестку принесли. Говорит, нагуляюсь и напьюсь так, чтобы потом два года было что вспоминать.

- Ты, кровинушка моя, вино-то белое пьёшь? - бабушка хитро посмотрела выцветшими глазами из-под белого платка. - А то у меня чекушечка припрятана. Налью.

- Не, ба, - рассмеялся Эрик. - Рано водку пить.

- Ну и правильно. Ещё успеешь её, проклятую, попробовать, - она сидела на табуретке, привычно очищая от кожуры старые картофелины. - Науку мою не забыл в иноземье? Али там другому чему научили? - произнося эти фразы, она заговорила глубоким и молодым голосом. Эрику даже показалось, что другие звуки куда-то исчезли. - Чует недоброе сердце моё. Морена совсем близко к Калиновому мосту подошла. Да не пускает пока сюда её, в Явь, змей трёхголовый.

- Кто-то умрёт? - холодея, прошептал внук. - Из нашей родни?

- Пока не ведаю, - старая женщина тяжело вздохнула и вновь стала прежней, родной бабушкой. - Ох, дитятко рожёное, не приведи тебе Господи, научится смерть чуять. Самый тяжкий этот дар. Вот дядя твой в старую деревню поедет. Мы с тобой с ним попросимся. Там место заповедное есть, я тебе покажу. И моя мать, и мать матери моей, и все, кто до них был, там древним силам молились. Нам бы тоже надобно.

- Ба, знаешь, а ведь я по той деревне скучаю. Здесь как-то непутёво и невесело.

- Светлая та деревенька, правду говоришь, - поставив большую кастрюлю на плиту, она задумалась. - Много кругом странного стало. Законы, пращурами оставленные, совсем позабылись. Вот зимой, приехали с города две женщины. У одной дочка, у другой сынок маленький. И живут себе, как муж с женой по второй улице налево. Такого даже в войну Великую не было, когда мужиков всех позабирали. От оно как. А народ ничему не удивляется, будто так и надо бы. Работают себе бабы хорошо, да и бес с ними, прости меня Господи Христа ради, что у них там, в кровати, делается. Или ноне так модно стало, что баба с бабой, а парень с парнем в городе-то?

Эрик заледенел от проницательного взгляда старой ведуньи. Неужели бабушка была на дворе, когда они с Витькой кряхтели и охали в голос? Но ответа от него никто не ждал. Тихо вздохнув, она поманила парня за собой.

- Пошли-ка, внучок, со мной. За огородом тропка неприметная есть, к лесу нас выведет. Недалеко тут. Кое-чему тебя ещё научить хочу. За ужин не беспокойся, сестры твои идут, присмотрят.

И действительно, хлопнула дверь в крыльце, и вскоре две сестры Эрика, старшая, Ритка, и младшая, Санька, уже обнимали и целовали дорого гостя. Поручив девушкам заодно и подарки разобрать, парень стремглав помчался догонять бабушку. Сухонькая старушка, несшая в руках нечто длинное, завёрнутое в мешковину, удивительно быстро удалялась в сторону леса. Небо ещё хмурилось, но кое-где между серых облаков проглядывало светлое, похожее на голубое, небо. Пристроившись за спиной матери своего отца, принц с удивлением услышал, как она нараспев читает не то былину, не то молитву. Впрочем, этот сюжет он уже знал.

- Как-то Индрик-зверь, сын Дыя и Матери Сырой Земли, гулял по горам и долам. И повстречал Индрик в горах свою мать. Обратившись Змеем, он бросился на матушку. От их связи родился Змей Огненный Волх - великий воин, который решил отплатить Индрику за бесчестье матери. Он так и сказал ей: "Ой, ты гой еси, Мать Сыра Земля! Не спеленывай меня пеленой своей, не завязывая меня златым поясом - пеленай меня в латы крепкие, на главу надень золотой шелом!" Он отправился в Индерию, победил Индрика- зверя в честном бою. А потом взял себе его царство и жену Индрика - змею Пераскею.

- Бабушка, что это ты опять про Индрика вспомнила?

- На, - вместо ответа она сунула подростку в руки свёрток. - Покажи лучше, не разучился ли владеть этим.

- Ба-бах! Да это же мой лук! Я сам его сделал два года назад и на чердаке в старом доме спрятал. Как ты нашла?

- Нашла, потому что надобен. Ты решил одно, вроде правильно, а языком что-то не то ляпнул там, в стране своей матери. Или сотворил нехорошее по глупости, али из вредности своей, - Эрик обиженно заморгал и встал. Бабушка сурово посмотрела на него. Но потом сжалилась и сообщила. - Сон мне был вещий, что придёт к тебе Индрик-зверь, ибо ты его как- то выкликал. Говорила тебе матушка, что есть в роду вашем тот, кто свою мать обесчестил?

- Ну, да, - легко натянув тетиву, Эрик потренькал по ней пальцами, вставил ивовую стрелу, но не отпустил. Поводил, прицеливаясь в небо и назад, с ощущением радости от слабого, но всё ж такого родного оружия в руках. - Говорила, что был такой, он и с матерью своей и с дядей любовью занимался. Только это не мой предок, а так, родственник очень древний и дальний. Какое у него ко мне дело может быть?

- Вот его-то и жди, - припечатала ведунья. - Пойдём, обучу тебя, как с лесом и с народом лесным дружить. Пригодится как-нибудь вещих слов знание. Только послушают ли тебя лешаки да кикиморы? Своенравны они.

они вернулись затемно. Городской парнишка выглядел измученным и удивлённым, тогда как бабушка просто лучилась мягким светом. Жена дяди зло сообщила, что Витька, наловив рыбы, выпил почти бутылку и на мотоцикле укатил в старую деревню к братьям. Про Эрика ничего не спрашивал. Эту ночь паренёк спал один, спокойно и без снов. На следующий день, хоть и лил беспросветный дождь, бабка опять повела внука в лес. И опять они вернулись затемно. Но Эрик заметно повеселел, взбодрился и уже по-прежнему искромётно стрелял глазами. Он даже составил сёстрам компанию в походе в кино и на танцы в сельский клуб. Почти так же прошли ещё три дня. Эрик втянулся в работящий режим деревенской жизни, не позволяя себе расслабляться и задавать вопросы о братьях.

Те сами вернулись под вечер, грязные, злые и трезвые. Как выяснилось, старинные покосы семьи бессовестно захватили соседи из небольшого села, в километре от старой деревни. Дядя Эрика побежал жаловаться председателю, тётка по десятому кругу выспрашивала, что да как было и почему не отобрали обратно. Бабушка молча крестилась на иконы в углу, все остальные неторопливо ужинали.

- Неча толковище разводить да на председателя надеяться, - средний брат, криво улыбнувшись, переводил ехидный взгляд со старшего на младшего. - У тех уродов семья всегда слабая была, мы их ещё бивали. Кровь пускать не годится, а рожи их поганые подправить надо бы. Так что б память надолго осталась и охоту чужое хапать навсегда отбить.

- Ты что, Шурка! - бабушка всплеснула руками. - Опять в острог захотел? Мало тебе что ли было за решётками и проволокой сидеть? Отступись, ирод!

- Не мельтеши, коза старая! - рявкнул Витька, но осёкся, перехватив потемневший взгляд Эрика. - Дело говорит, Саня. Давно, видать, парням и мужикам из того села никто бока не мял. Заскучали, поди, расслабились.

- Токмо топоры да вилы не берите, - тётка, мать всех троих парней, радостно осклабилась. - А ты, Шурка, кастет свой подале запрячь. Чё прищурился? Я же видела.

- Я до клуба сбегаю, - подорвался Вовка. - Может, еще, кого из мужиков сгоношу.

Старшая из сестёр сделал Эрику незаметный знак, чтобы вышел за ней в сени. Тот, пользуясь руганью и шумом, поднявшимся в избе, выскользнул за ней.

- Ты с братьями-то пойдёшь? - покровительственно улыбаясь, спросила Ритка.

- Конечно, пойду! - вспыхнул Эрик. - Мы же одна семья, и обида общая.

- И я так думаю, - девушка по- борцовски повела крутыми плечами. - Нас с ними не отпустят, но я знаю, что делать. Мотоцикл водить умеешь?

- Не пробовал.

- Ладно, я сама. Пошли под веранду, оружием запасёмся. Ты же городской, драться по-нашему совсем не умеешь. Цепь возьми от Вовкиного мопеда. Переебёшь кого, мало не покажется. Только по голове не бей, окочуриться может. Токмо по ногам и по тулову целься. Где-то тут батькины штаны старые были. Не сподручно в трениках пинаться. Да кеды надевай, в сапогах бегать тяжело. Намокнут, высушим.

- А младшая тоже с нами поедет? - Эрик, поминутно оглядываясь на деловито снаряжавшуюся к битве сестру, пристраивал за спиной лук и стрелы. Вот это номер! Уравновешенная и хозяйственная обычно, сейчас она напоминала Богиню Воительницу, суровой скупостью жестов и решимостью во всём облике. Он уже был удобно одет. Оставалось только ждать команды.

- Санечка наша, тихоня, только голосить да лить слёзы может, - едва улыбнувшись, ответила сестра. - Готов? Зачем игрушку свою взял? А если кому глаз выбьешь или горло прострелишь? По Шуркиной дорожке захотелось?

- Не выбью, - отмахнулся парень. - Эти стрелы даже в дерево плохо втыкаются. Так, попугаю маленько. Никто же не знает, что они безобидные.

Желающих наподдать бессовестным ворам набралось человек пятнадцать-двадцать. Вооружившись батогами и подобной, вроде бы не опасной, амуницией, парни собрались у дома одинокого Васьки на краю села. Живший бобылём мужик не пропускал ни одной драки или свалки, которые происходили в округе. Да и его трактор мог почти незаметно покинуть место сбора ватаги. Один хрен, собачий лай и гомон возбуждённых драчунов переполошили близлежащие дома.

Эрик чувствовал себя участником древнего набега на вражьи земли. Не меньше. Путь к месту битвы на мотоцикле они, подлетая над сидением и тараща глаза в темноту, совершили мгновенно. На ровной площадке в центре вражеского села, где раньше, по видимости, находились магазин и церковь, уже слышались громкая ругань и обидные выкрики. Сестра и брат оставили свой транспорт в кустах перед въездом, и, тенями прыгая через заборы с огородами, обошли место драки по кругу. Ровная крыша колхозного амбара великолепно подходила для наблюдательного пункта. Освещённая фарами тракторов и мотоциклов, площадка и все участники скандала хорошо просматривались сверху. Оставив двоюродного брата наблюдать, девушка растворилась в темноте, приказав тому ничем себя не обнаруживать до поры. Враждующие стороны пока никаких серьёзных действий не предпринимали, стоя напротив друг друга плотными группами, они лишь злобно переругивались. Но тут прилетевший из-за спин местных камень рассёк бровь самого низкорослого из нападавших. И понеслось! Драка стенка на стенку с кольями и велосипедными цепями наперевес вспыхнула бешеной круговертью. Эрик поразился звериной жестокости, с какой эти, обычно благожелательные и добрые люди, методично увечили себе подобных чем попадя. Та-ак. Вон и братья. Сделав три глубоких выдоха, парень встал на одно колено, натягивая тетиву. Стрелы хоть и без наконечников, но заточены грамотно да на огне прокалены. В мягкое хорошо войдут. И верно, первая же стрела глубоко вонзилась в ягодицу крупного мужика из вражьей толпы. Вторая засела в предплечье совсем молоденького и тонкого паренька, жалобно взвывшего и тут же выпавшего из общей свалки. Зато третья, по какой-то случайной прихоти, впилась в левую лодыжку широкоплечего детины, которого, с завидным проворством, молотил кулаками брат Шурка.

- Ахиллес, мать твою! - зло сплюнул Эрик.

Детина охнул, согнулся, и тут же, получив страшные удары коленом в лицо и двумя кулаками в затылок, мешком рухнул на землю. Увидев стрелу, нелепо торчавшую из кровоточащей ноги врага, Шурка резко поднял голову. Моментально заметив на крыше своего странного родственника с луком в руках, его глаза восторженно блеснули. Коротко, без улыбки кивнув, опытный боец вновь вклинился в самую гущу сражения. Быстро меняющаяся каша тел мешала стрелку прицелиться как следует. Своих зацепить боялся, да и большую часть из их села в лицо не знал. Вот оно! Младшего Вовку, елозящего чуть в стороне от основного ядра драки, нещадно пинали двое парней. Братишка уворачивался, как мог, прикрывая голову руками. Задержав дыхание и взмолившись, чтобы детское оружие выдержало, Эрик влепил одному из нападавших точно в левый, открывшийся на секунду, бок. Второй замер, увидев неожиданного врага и указывая на него пальцем. Жаль, что, чиркнув по поясному ремню, стрела не принесла гаду никакого вреда. Ниже надо было брать! Вот бы куда хорошо вошло.

- Это что ж ты творишь, змеёныш? Ну, держись теперь! - кто-то сдернул Эрика с невысокой крыши на мокрую траву. Чернявый парень, наверное, Вовкиного возраста, замахнулся неприятно блеснувшим предметом. Пацан зажмурился, выставив перед собой лук, и тут же услышал, как жалобно тренькнула перерезанная тетива. Бум! Хлоп! Бах!

- Гли-ко, паря. Да ты герой, раз с ножом полез, - двоюродная сестра Ритка спокойно стояла над валяющимся без чувств у её ног противником с навозной лопатой в руках. - Ещё раз на моего брата полезешь, голову отрублю. Говно сраное.

- Спасибо, родная, - пробормотал Эрик.

- А ты не зевай наперёд, ворона. Влез в драку, будь готов пиздюлей получать. Чего расселся? Бежим, драка-то ещё не закончилась, - и, шмякнув по заднице парня лопатой, девушка схватила брата за руку.

- Как это ты его вырубила так лихо?

- Знамо как, - усмехнулась сестрица. - Один удар по уху, второй по затылку.

Но сражению продолжиться не удалось. Видимо, на центральной усадьбе приготовления к драке не прошли не замеченными. Округа наполнилась криками и причитаниями баб, прибывших то ли своих спасать, то ли чужих уберечь. Местные тётки, как по команде, повылазили из домов и рьяно вклинились в общий укоризненный хор. Всё интересное закончилось, зато вспоминаться будет ещё долго. Пытаясь разобрать, что говорит собравшимся людям председатель, парочка отправилась к месту отдыха мотоцикла. Чуть поодаль заветных кустов он увидели урчащий трактор со своими вояками, оживлённо вспоминавшими подробности минувшей схватки, стоя прямо на дороге. Сильно покалеченных, слава Богу, не оказалось. Больше всех досталось Витьке, из глубоко рассечённой губы струилась кровь, левый глаз почти заплыл, и ещё братишка постоянно кривился, прижимая ладони к левому боку.

Оп-паньки! А вы откуда такие нарядные? - неласково усмехнувшись, поинтересовался старший брат у возникших из темноты родственников. - Полюбоваться приходили? Так закончилось всё ужо.

- Не пизди, морячок! - Шурка, встрявший между ними, похлопал Эрика и Ритку по спинам. - Она двоих так отделала - любо-дорого. Сам видел.

- Троих, - спокойно поправила девушка, резко сбрасывая руку брата.

- Ну, троих, - не стал спорить средний. - А Ерик даже не знаю скольким перьев понавтыкал. Подтверди, Вовик? Если б не он, покалечили бы нашего младшего.

- На мотоцикле что ли приехали? - Виктор попытался улыбнуться, сверля Эрика взглядом. - А ну, дай ключи. Да не боись, покатаемся и вернёмся. - сестра, пожав плечами, опустила требуемое в его протянутую ладонь. - Братишка, поедешь со мной?

- Далеко? - Эрик отвернулся, но тут же вновь посмотрел в глаза любимому брату.

- Не знаю, - усмехнулся тот. - Куда дорога вывезет.

- Поеду.

Внимательно наблюдавший за ними Шурка хмыкнул. Оба любовника злобно уставились на него, ответившего им причмокиванием и похабной ухмылкой. Те пожали плечами. Но тот не останавливался.

- А вы там, ночью-то, по приезде, не снюхались часом? - средний брат поискал поддержки у остальных взглядом, но ребята ничего не поняли. - Ну, типа кто кому сосёт сегодня, кто целует горячо. Ты сегодня моя баба, вдую я тебе в очё!

- Чё мелешь-то, мудель? - Витька побагровел, но глаза опустил беспомощно.

- Ладно, девочки, колитесь уже. Мы ж свои, мы всё поймём, - не унимался Шурка и попытался похлопать Эрика по заднице, подойдя ближе.

Рука пацана всё ещё сжимала лишённый тетивы лук. Крепкая можжевеловая палка, украшенная с обоих концов грубым подобием резьбы, чуть качнулась и резко упёрлась в ямочку между ключиц хамоватого родственничка. Левая рука, отбив оскорбительную ласку, впилась в затылок более низкого противника.

- Тебе в горло я воткну с удовольствием. Только попроси очень хорошо и ласково, милый, - мгновенно ставшие чёрными глаза и шипящий тон заставили всех замереть.

- Та пошутил я, паря, - расплылся в широкой улыбке средний брат, ядовито шныряя глазами вокруг. Народ равнодушно наблюдал семейную сцену. Шурка попытался дёрнуться, но пальцы молодого кузена клещами впились в его затылок. - Пусти!

- Вы чего, ребята? - младший Вовка подскочил поближе. - С катушек съехали, что ли? Да хватит вам, говорю! Ерик, пробьёшь ведь брату шею клюкой-то своей. Ослабь хватку! Во, придурок. А меня ещё психом обзывают. Весь в батьку, тот также никому спуску не давал. Бабушка рассказывала, да и отец тоже. Пусти же. Ну?

Эрик убрал руки и отвернулся. Стоявшая отдельно от всех Ритка неожиданно тепло улыбнулась ему и подмигнула. Её же вздрогнувшие ресницы подсказали опасность. Не успевая сообразить, Эрик резко развернулся вокруг себя и хлестнул нападавшему Шурке прямо по виску. От силы удара боевой товарищ лук переломился надвое, а подлый родственник рухнул в грязь.

- В прицеп его бросьте, - спокойно приказала парням девушка. - Дома очухается, я с ним сама поговорю. Надоел хуже редьки со своими зоновскими приколами. А вы езжайте, куда собрались, - кивнула она Витьке и спокойно направилась к трактору.

Ребята приехали к старому дому в деревню, где уже год никто не жил постоянно. Развели небольшой костерок прямо перед крыльцом. На том самом месте, где отец Эрика когда-то сделал качели для первенца своего брата, Витеньки. Послушали тишину.

- Что делать-то будем, Эринька? - Виктор неторопливо шевелил угли найденной возле поленницы кочергой. - Я долго ведь думал. Не смогу без тебя теперь.

- Так бросай всё, переезжай в наш город. Папка поможет на работу устроиться. Будем вместе жить, и все дела. Что тут думать?

- А что люди скажут? - он приобнял сидевшего рядом брата за талию.

- Да ничего не скажут. Фамилия у нас одна будет. Так? Братьям вместе жить не запрещается. Тоже так? Никто ничего такого и не подумает. А подумает, в глаз получит.

- Хм. Просто у тебя всё, на словах-то. Я ведь Ленку тоже вроде как люблю. Перебесился, кажись. Может, простить её, блядину тупую, да назад вернуть?

- Верни. Только тогда меня брось совсем, - запустив руку под рубаху двоюродного брата, Эрик принялся бережно изучать жилистое тело, как можно осторожнее касаясь пальцами. Его язычок пропутешествовал от подбородка до мочки и решительно занялся ушной раковиной. Вторая рука, проскользнув в трусы сзади, тихонько тискала ягодицы.

- Ну, как тебя оставишь, ласковый мой? Люблю ведь, сволочь этакую!

Они поднялись. Вначале просто целовались, стараясь не задеть разбитую Витькину губу. Гладили тела друг друга, куда руки дотянутся. Потом Эрик расстегнул штаны Виктора и свои опустил до земли. Их члены в холодном воздухе обжигали друг друга каждым прикосновением. Старший с удовольствием тискал крепкие булочки брата, то и дело сильно раздвигая полушария, чтоб погладить средними пальцами пытающееся поймать их отверстие. Парни сбросили ватники, оголив белевшие в темноте тела. Теперь младший мог целовать не только лицо и шею, но и почти не откликавшиеся сосочки. Он чуть присел, разрисовывая живот любовниками языком, тщательно изучил пупок, ощущая, как напряженный член и яички брата прижимаются к его груди. Несколько раз провёл ладонями от лопаток до щиколоток, не забывая сжать по пути ягодицы. Присел глубже. Покрутился, давая возможность острой головке изучить его горло, и отстранился, намереваясь медленно заглотить желанный орган, глядя в глаза любимому.

- Ты в рот хочешь взять? Не надо! - Ладонь Виктора упёрлась в лоб Эрика.

- Почему? - растерялся Эрик. - Мне так много раз делали. Это здорово.

- Возьмёшь в рот мой хуй, я с тобой целоваться никогда не смогу.

- Ты шутишь? - очарование момента пропало. Эрик встал и насупился. - Твоя жена никогда в рот не берёт, что ли? Да не ври!

- Моя жена не вафлёрша вокзальная. Понял? И ты таким никогда не будешь.

- Замечательно, - пацан оглядел заброшенный дворик. - Тогда что делать будем, любимый мой? Хуи-то стоят, а дрочить в такой ситуации глупо.

- Ну, - Витька замялся. - Можно раком попробовать. Вон, на скамейке. Она широкая. А под колени ватник положишь, что б не так жёстко было.

- У? Может, мне ещё запеть при этом? - однако, заметив нешуточные колебания старшего, Эрик вновь прижал того к себе и зашептал. - Да ради тебя я что хочешь сделаю. И всё будет в кайф, и всё нормально. О! У меня есть идея. Иди за мной.

Переваливаясь по-пингвиньи со спущенными штанами, любовники приблизились к забору их толстых жердей. Успокоив любимого задорным подмигиванием, Эрик проверил крепость конструкции и даже сильно попрыгал обеими ногами на каждой.

- А наши предки, Витенька, оказывается, жили гораздо веселее, чем мы думаем.

- Ты это о чём?

- А вот, смотри, - вспрыгнув на третью снизу жердь, он присел, вытянув руки. При этом его попка призывно раскрылась навстречу любовнику. - Давай, родной, не церемонься. Я тебя хочу, как никогда, - он чуть поводил соблазнительным задом из стороны в сторону, подтверждая свои слова. - Только слюной смажь сначала и себя, и меня, чтоб удобнее было. Да пальчиком проверь, входит ли.

- Ну, ты изобретатель! - Восхитился старший, выполняя просимое. - Сам догадался или видел где? О- о-о. Не поверишь, каждый миг об этом думал. Как всуну в тебя весь, и как ты опять мой будешь. Тебе так не больно?

- Ах. Да не жалей же ты меня, глупенький! Делай скорей, что захочется! Твой я, твой, родненький мой братишка. Не сомневайся даже.

Крепкая жердь немного пружинила, так что стоящему сзади Виктору практически не приходилось работать тазом. Сильно цепляясь то за тазовые кости, то за живот, то под бёдра, он будто подкидывал партнёра на своём инструменте. Как Эрик умудряется одновременно с прыжками еще, и менять угол входа? Казалось бы, задница младшего должна выписывать заметные кренделя, настолько неожиданны касания и давление на член внутри его тела. Ого! Так вот где он любит, что б его гладили! Под самыми яичками. В рот взять хотел. Совсем дурачок. Разве можно этакое позволить тому, кого любишь без памяти? До конца отпуска три дня осталось. Значит, что-то решать придётся срочно. Либо он, либо она. Ладно. Вернусь на север, поговорю с Ленкой. Заодно себя проверю, не наваждение ли. Бабка, как чувствовала. Пристала, не играй с ним, Витенька, себя погубишь. Ты, не зная броду, на такую зыбь ступаешь тёмную. Он-то там свой, а тебе не жить. Совсем старуха из ума выжила! Посмотрела бы, как я внучка её любимого сейчас охаживаю. Н-да. А вот дядька меня точно прибьёт, когда узнает, что мы с Эрькой творим. Да разве от него откажешься? Никому не отдам. Ни девкам, ни родне, ни парням каким!

- Оп-па! - снявшись с члена старшего, Эрик перемахнул на другую сторону забора, но тут же сел на испытанную жердь снова, сдвинулся вперёд, хитро подмигнув улыбающемуся парню. Поднял ноги и зацепил их пятками за верхнюю лесину. - А теперь второй, обещанный, давай. Что б сильнее жить захотелось!

- Ишь, ты! Как во вкус вошёл, - хмыкнул Виктор, вновь вторгаясь в не потерявшее упругости кольцо. - Глядишь, меня тебе скоро мало будет.

- Не будет, не бойся, - парень замер и сурово посмотрел брату в глаза. - Только ты не предавай меня. Никогда. Слышишь? Иначе, либо я умру, либо ты погибнешь.

- Не предам, - кивнул старший, начиная новый виток любви. - Клянусь. Оба будем жить долго и счастливо. Ну? Как мы с тобой помереть-то можем? Только если сейчас и от кайфа взаимного, - он немного помолчал. - У тебя сейчас лицо будто светится. Я такого и не видал то никогда. Где такого другого отыщешь? Нигде. То-то. Так что верь мне. Не предам, братишка мой любимый.

не торопилась уходить. И парни не торопились тоже. Закончив на заборе, они передохнули и всё-таки решили испытать широкую лавку, вкопанную возле палисадника давным- давно. Поза раком на жёстком дереве не понравилась обоим. Зато, наконец, сбылось пожелание Виктора. Он лёг на спину, а младший, стоя над ним с широко разведёнными ногами, показал, как виртуозно он умеет приседать и скакать. Рассвет, вползающий в мир туманной серостью, заставил любовников одеться.

- Пойдём, прогуляемся? - Виктор сжал руку Эрика и отпустил.

- На реку или до ручья? А пошли! Хочу с тобой на лаве поцеловаться с восходом солнца. Да ещё и качнуться при этом.

- Ишь, чего выдумал. Лаву-то разобрали давно. Опасная она стала, да и канаты перетёрлись. Пошли к ручью лучше? Умоемся, и домой поедем.

- Хорошо. Пусть всё будет, как хочешь ты.

Засунув руки в карманы телогреек, двоюродные братья не спеша спускались с холма, на котором стояла деревня. Лавой в тех местах называют пешеходные мосты, подвешенные над бурными реками на стальных канатах. Как правило, эти сооружения соединяют высокие крутые берега, дающие гарантию связи одного села с другим во время паводка и ледостава. Бросив скучающие взгляды на пустое место бывшей переправы, парни свернули на тропу, ведшую к неширокому бурному ручью, проложившему себе русло в зарослях ив и осин. Когда-то бабушка любила полоскать бельё возле замшелых камней, живописно расположившихся перед входом в тёмную непролазную чащу. Да и дорога в другой райцентр когда-то пересекала ручей.

- А красиво здесь у нас. Скажи, Ерик, - Витька стоял спиной к ручью и ласково улыбался. Его волосы чуть шевелил ветерок, первые лучи солнца готовились показаться над лесом, а вокруг расстилалось такое мощное море лесов и простора, что невольно верилось в вечность юности и счастье.

- Красиво, - Эрик кивнул. - И ты у меня очень красивый.

Он приблизился, намереваясь обнять любимого, но замер от ужаса, словно на стену налетел. Из мрачного зева коряг и кривых деревьев к спине его брата тянулась огромная когтистая лапа, покрытая бордовой чешуёй. Витька ничего не замечал. Он зажмурился, ожидая поцелуя и подняв лицо. Что и как получилось дальше, Эрик не понял. Никаких мыслей, что и ему тоже грозит опасность, даже бликом не пронеслось в его голове. Но страх за родного, близкого человека как-то соединил его естество со всеми силами, что бабушка называла диды. Сама Земля послала ему свои токи. Деревья, камни, небо и даже ручей, будто направили внутрь него некий свет, который собрался в тугой клубок внутри и выплеснулся из груди пацана мощным ударом!

- Ты ничего не слыхал? - Витька открыл один глаз. Потом другой, удивляясь, что не получил поцелуя. - Будто где колокол бабахнул.

- Нет ничего, - часто дыша, Эрик внимательно вглядывался в то место, куда втянуло ужасную лапу. - Может, самолёт пролетел? Сверхзвуковой.

- Да нет здесь поблизости ни церквей, ни аэродромов, - старший сам подошёл и поцеловал парнишку. - О, да ты продрог совсем. Пойдём-ка скорее, у костра чуть согреемся и назад поедем. Шурки не бойся, я его приструню.

- Да не боюсь я, - идя следом, он постоянно оглядывался на странное место.

- И спать со мной совершенно спокойно можешь. Понял? Никто слова не скажет.

- А никто другого и не планировал.

Они вернулись в центральную усадьбу колхоза, когда сёстры и тётка уже ушли на утреннюю дойку. Хмурая бабушка сообщила, что дядя и Вовка повезли Шурку в райцентр, потому как ночью был скандал. Приходил председатель, заявивший, что если средний брат не уберётся из села утром, он напишет на него заявление как на зачинщика драки. Эрику же было строго наказано никогда больше не делать никакого оружия. И вообще, помалкивать в тряпочку, что он это умеет. Повздыхав и пожевав губами, бабушка перекрестила внучат и отправила спать на сеновал. Парни переглянулись, когда она попросила их в спины не шуметь особо. Мало ли кто из соседей зайдёт. Замахала руками на два раскрывшихся рта и удалилась в кухню к печи.

Вечером того же дня вся семья отправилась в клуб смотреть какой-то заезжий концерт. Потом, естественно, были танцы. Эрик не умел бить деревенские дробушки, зато поразил всех умением крутиться и прыгать. Самое главное, его пляска вызвала восхищение в глазах старшего брата. Если младший Вовка и догадывался, что творится за занавесями катафалка на сеновале, то вида не подавал и ничего не спрашивал. А через два дня Витька уехал на север. Клятвенно пообещав Эрику разобраться с женой и переехать осенью в большой город. Всю ночь накануне отъезда старшего брата парни бродили вокруг села, выискивая самые укромные, не занятые другими парочками или кучками молодёжи, местечки. То целовались, наивно и бережно, то отворачивались невзначай, чтобы скрыть от любимого слезу. Ни у одного, ни у другого почему-то не возникло желания отличить эту ночь чем-либо безумным и страстным. Видимо, последний месяц лета в тех местах уже наполовину осенний. И её грусть гораздо сильнее пьяной удали предыдущих дней.

До начала занятий оставалось совсем немного. Эрик мало думал о трудностях и о будущей профессии. Зато очень часто вспоминал кровавую лапу с когтями, желавшую вцепиться в Витькину спину. В один из погожих дней паренёк отправился в старую деревню пешком. Бабушка многому научила его за это время, и принц не боялся ни зверей, ни нежити лесной. Солнышко, дарившее всему живому последние ласковые лучи, рассеяло хмарь и на его сердце. Бодро шагая по лесной дороге, Эрик запел, чего не делал уже очень давно, с удивлением обнаружив, что не только помнит слова многих песен, но и голос остался звонким.

Однако к странному месту у ручья он спускался тихо-тихо. Спокойное журчание воды, тенистый сумрак среди переплетённых стволов, чириканье птиц и порхание бабочек успокоили парня. Ещё раз прислушавшись, он гаркнул во всё горло.

- Кто здесь прячется, блядь такая! А ну, выходи! Покажи свою морду!

Эхо затихло. Птицы, поняв, что опасности нет, вновь принялись за свои дела. Эрик рассмеялся, решив, что ему привиделось чёрте-что после пережитых волнений драки и дикого траха всю ночь. Он бултыхнул в воду большой камень и уже собирался идти обратно. Только попить да лицо ополоснуть. Как из самой глубины древесного коридора над ручьём донёсся мученический вздох. Показалось? Нет. Ещё раз некто вздохнул тяжело и как-то надсадно. Эрик взял в левую руку камень, а в правую увесистый сук и решительно зашлёпал по дну ручья в сумрак. Русло здесь значительно сужалось, по сравнению с открытым местом. Но глубина едва доходила до середины голенища сапог. Сделав пару резких поворотов, ручей открыл небольшую заводь, образованную корнями упавшей ели. Заинтересовавшись, Эрик взобрался на комель и присел, тихо охнув. Боком к поваленному стволу, опутанный мёртвыми ветвями и живыми осинками, сидел тёмно-красный дракон размером с телёнка. Именно сидел. Потому что при появлении Эрика его жёлтые глаза распахнулись.

Кто ты такой и какого чёрта тут делаешь? - в моменты опасности принц действовал быстро, решительно и нахально, что всегда выручало его. Глаза дракона на миг сузились, он попытался что-то ответить, но, поскольку длинная морда была замотана какими-то прутьями, из угла пасти вырвалось лишь невнятное сипение.

- Ничего не понял, - Эрик спустился с комля и зашёл сбоку. Ну, да. Типичный дракон. Передних лап нет, вместо них крылья с когтями на концах. - Кто ты такой, я спрашиваю. И нечего на меня буркалами своими зыркать.

Дракон возмущённо фыркнул и выпучил глаза. Но, видимо, вспомнив своё невыгодное положение, успокоился. Медленно шевеля уголком пасти, он, наконец, произнес более-менее понятно и на языке этой страны.

- Отпустить. Попроси.

- Кому? - Эрик огляделся. Кроме них с ящером никого больше видно не было.

- Попроси. Тебя послушают.

- Да не знаю я как! - покраснел Эрик. - Слушай, так разговаривать мне надоело.

Отбросив палку и камень, он решительно подошёл к пленнику и попытался распутать прутья на морде. Ничего не вышло. Отойдя на некоторое расстояние, Эрик ещё раз внимательно осмотрел всю картину. - Ладно, попробую. Эй, только ты мне имя своё наперёд скажи, хитрец. А то я тебя распутаю, а ты меня сожрёшь?

- Хотел бы, раньше бы съел, - бока ящера тяжело заходили. - Имя сам знаешь.

- Это ты моего брата схватить хотел? Не поверю тебе, пока всё не расскажешь.

- Шутил я. Он тоже её внук. Вот и расплата.

- Ай, ты! Индрик Змей, подземельный царь! Мне ночь спалось, во сне виделось. Со далекого крайнего Запада поднималася туча грозная, из-под тучи летел Финист Сокол Волх, а с Востока летел Ворон черненький. Солетались они в чистом полюшке, биться стали между собою. Финист Сокол Ворона выклевал, перья черные Ворона выщипал, пух пустил его по подоблачью, - начал нараспев Эрик, делая руками, как учила бабушка. Деревья зашумели вершинами, в траве зашуршали невидимые ноги и лапы, чьи-то не то тени, не то призраки. Полузакрыв глаза, Эрик приседал и вращался вокруг себя. Слова сами возникали в мозгу, обретая непривычную форму древнего языка. И чудо свершилось. Ветки, прутья и сучья мёртвые словно укоротились, освобождая длинное тело. Дракон рухнул плашмя, но быстро поднялся пошатываясь. Расправил огромные затёкшие крылья, подскочил пару раз и прыгнул в ручей, жадно глотая студёную воду. Эрик, вновь взобравшись на комель, спокойно наблюдал за ним. Наконец чешуйчатый пленник напился, вытянулся вверх, стоя на задних лапах и захлопал крыльями, словно петух перед криком.

- Зря ты поверил мне. Змей потому и Змей, что обманом живёт, - коварно улыбнулся ящер, но принц лишь поднял правую ладонь, и к дракону потянулись все ветки и корни, что были поблизости. Тот замер.

- Это ты зря бахвалишься, дракошка. Не один ты тут такой умный.

- Хм. Значит, угадал, кто я такой? - приблизив к лицу парня морду, ящер почти ласково и немного удивлённо осмотрел в спокойные глаза.

- Да тут и гадать нечего, - пожал плечами принц. - Ведь когда-то тебя звали Сигурд. Правильно? И родня мы друг другу, как ни крути. Не прямая, но кровная. Что привело тебя, сокол мой, в это край, чуждый твоей ипостаси? Любопытство, кто посмел потомка твоего, Кристофера, от проклятия твоей матери спасти?

- Ну, положим, что не ты спас, а женщина. Твоя любовь, останься вы вместе, погубила бы парня, - Змей сделал приглашающий жест головой, и они медленно побрели по ручью к реке. - А посмотреть на тебя хотелось. Или не помнишь, как вызов мне бросил? Когда с матушкой своею беседовал.

- Ой! - Эрик весело ударил кулаком в бок дракона. - Вспомнил. Точно. Знаешь, признаю своё поражение сразу, тут я тебе не соперник, ибо с собственной матерью трахаться никогда не буду. Даже не надейся.

- Ты не в этом мне вызов бросил, мой принц, - Змей неожиданно лизнул парня в шею и рассмеялся. - Соперничать, кто скольких людей разных полов соблазнит, самое идиотское, на мой взгляд, занятие. Мы даже членами меряться не будем. Поверь.

- Отчего же? - почувствовав какое- то странное единение духа и невероятную свободу рядом с этим существом, Эрик ласково провёл ладонью по морде змея и даже попытался прижаться на миг к тому щекой. - Вполне допустимое соревнование.

- Оттого, глупый, что в любви к одному единственному человеку возможно пережить больше, чем перепробовав тысячи тел. Это же от сердца, души и качества зависит, а не от простейшей удачи, внешности или умения соблазнять.

- Это как?

- Просто. Кому что дано, тот тем и живёт. А всё другое считает либо слабостью, либо ошибкой, - они вышли к реке, подмывавшей высокий охряный берег. - Красиво здесь. Силища земная из недр так и прёт потоком. Чувствуешь?

- Угу, - Эрик в который раз восхищённо впитывал знакомые места. Он даже руку на шею дракона положил, как бы утверждая единство. - Но мы отвлеклись, мой перепончатокрылый учитель. На каком же поле я предложил тебе дуэль?

- Редкой наглости, - рассмеялся дракон. - Ещё минута, и ты будешь звать меня "котик", "милый" или ещё как-нибудь настолько же глупо, - он успокоился и хитро посмотрел в безмятежные карие глаза. - Ты захотел проверить, кто из нас сумеет влюбить в себя другого сильнее. И кто в ком сильнее будет нуждаться.

- Всего-то? - Эрик подбоченился. - Неужели дурацкая фраза, вылетевшая, чтобы позлить матушку, тебя так сильно задела? Это же полная фигня!

Дракон по-кошачьи зажмурил глаза, повернул голову в чистое небо и вновь широко открыл их:

- Я принял вызов, - слова прозвучали торжественно и гулко.

Опешивший хулиган замер на месте, пытаясь осознать, что шутки закончились. Пришло время отвечать за слова и поступки. Ящер вновь глянул на парня.

- Пойдём, погуляем. Не думал, что мне будет так интересно с тобой разговаривать. Только тему сменим. Хорошо? А не то ты впадёшь в панику, начнёшь меня хватать за половые органы, обнажаться, корчить недостойные принца похотливые рожи. И вообще, вести себя крайне отвратительно и пошло. Не стой столбом в воде! Пошли вон туда, под сосны. Вот, что бы, например, ты хотел у меня узнать про людей и прочих?

- Не знаю, - протянул пацан, следуя, куда ему указали. - Допустим, кто такая Морена. И какого дьявола она торопится реку Смородину сейчас перейти?

- Ты шутишь? - Дракон недоверчиво оглянулся на Эрика. - Здесь Морена, там Хель. Ты же видел её как- то. А зачем сюда рвётся? Хм. Может, она решила, что обидели или могут обидеть кого-то из её любимчиков. Мы давно не разговариваем.

- Так это твоя мать?! - подпрыгнул Эрик.

- Скажем так, моя мать стала её частью. Это будет правильнее. Кстати, когда ты уйдёшь, вполне возможно, станешь частью Чёрного Дракона, своего предка. Частью Велеса или Леля. А, возможно, и ничем не станешь, рассыплешься в прах.

- А твоей частью я могу стать? - Эрик забежал перед лицом ящера и положил руки тому на плечи. Вернее на основания крыльев. Змей приподнялся, глядя на принца сверху вниз. Высунув раздвоенный язык, он ощупал лицо Эрика. Тот приоткрыл свой рот, переплетая их языки. Подпрыгнул и обхватил ногами чуть выше мощных задних лап.

- Знаешь, а вот так тебя держать на себе действительно удовольствие.

- Кто спорит? Но и на тебе вот так сидеть удовольствие тоже.

- Серьёзно? Тогда полетаем? - сделав всего два взмаха огромными крыльями, дракон вонзился в небо, неся перед собой хохочущего юношу. Там он неожиданно стряхнул его, чтобы тут же поймать на широкую спину. И они растворились в сияющем небе, кувыркаясь и падая, что бы вновь взлететь ввысь.

***

Это было последнее лето Эрика. Осенью его уже называли другим именем, он получил на руки паспорт, подтверждающий право на это. Женатый любовник из хитрого ведомства ещё целых три года портил ему кровь. Кристофер, Туманная королева и Вегард больше никогда не возникали в его жизни. Зато с Рунольвом произошла невероятная встреча много-много лет спустя. Витька обманул брата, не переехав в большой город. Через полтора года из деревни сообщили, что он повесился по неизвестной причине, перепив водки.

Что касается змея Сигурда: насколько мне известно, эти балбесы до сих пор борются, кто же из них сильнее кого в себя влюбит. Пока счёт равный.