Большаков ослабил упор на руки, лёг на постель рядом с ожидающей его натиска женщиной. Та приподнялась: — Что-то не так? Новосибирская красавица смотрела на кандидата в отцы её следующего ребёнка сначала с удивлением, потом, догадавшись о случившемся, с неподдельным сожалением. Так выглядит лицо человека, впервые оказавшегося на рыбалке, у которого, только что, сорвалась желанная рыбина. Разочарованная женщина свела раскинутые минуту назад колени, повернулась к лежащему на спине Большакову. Тот смотрел в потолок немигающим взором и, как будто, к чему-то прислушивался. А может - находился в шокирующем состоянии от его внезапной слабости, приведшему к временному трансу... Или, что ещё хуже - не знал, как достойно покинуть супружеское ложе Козленко... Спешу заверить читателя, что дезертировать с поля любовного сражения, даже если оно не состоялось, рядовой шестой мотострелковой роты не помышлял. Хотя, если разобраться, встать и уйти, ему не составляло труда. Своё, желаемое на сегодня он уже получил и мог, со спокойной совестью отметить день, хоть не размашистым, но плюсом. А пялился Борис в потолок по причине, что хотел понять - от чего случилось внезапное фиаско? Дабы избежать его проявление в дальнейших свиданиях. Он «слушал» суть рассуждений, как паникующих, так разумеющих ситуацию ипостасей. «Ой-ё-ёй! – паниковал, уже приготовившийся кайфовать, Борик. – Что происходит, шеф?» «Увы. Рано иди поздно такое должно было случиться», - поникнув головой, как это происходило с головкой «малыша», констатировал в сознании Большакова философ от рождения Борис Петрович. Он тактично не стал напоминать растерявшемуся солдатику о том, что пять минут назад напоминал непослушному упрямцу, готовившемуся к сексуальному подвигу, о поддержании здоровья чудесным порошком проводника Степаныча. Но не растерялся, основательно устроившийся на Олимпе мозгового центра Большакова, разработчик различных авантюр Я. «Без паники! – воскликнул он, радуясь, что остальные ипостаси в данный момент ему не конкуренты. - Выход есть. Заставь Ксению Александровну вести себя заправской шлюхой. Пусть говорит матерные грубости... Фантазирует, как она отдаётся директору школы, физруку, старшеклассникам... Как желала бы, быть выебанной публично: в кинозале, в парке, где угодно. Придумывай сам, ЧТО ей говорить. Вложи в неё СВОИ воображения. И «малыш» оживёт! Начинай!» Женщина, понимающая его состояние, конечно же, не могла знать с кем «совещается» её сосед по кровати. И, видя истуканную неподвижность солдата соображала в пределах своего понимания - осторожно и ласково: «Боже мой, в каком неловком положении оказался парень... Это я виновата, что слишком долго его распаляла... Даже когда его член уже реагировал, зачем-то всё тянула... Нужны были мне его оправдания! Дура! Ждала, когда он перегорит? И дождалась... Перегорел. Излился, пребывая надо мной...». Ксения Александровна движением руки поискала на простыне мокрое место. Возле себя... Потом по бокам... И, не обнаружив влажных выделений, сделала неутешительный вывод: «Не стоит!» Осторожно коснулась плеча Бориса: — Не переживай... Такое случается... Отдохни и силы к тебе вернутся... А дебаты трёх ипостаси Большакова, тем временем, пришли к завершающему выводу – растлевать учительницу физической культуры среднеобразовательной школы Новосибирска самыми похабными словами. Уговорить её произносить их осознано с пониманием их истинного значения. Это был план, предложенный с самого начала ипостасью с прозвищем Я. ... «Придя в себя», Борис перевёл взгляд с побеленного потолка хрущёвки на лежащую рядом утешительницу, которая продолжала поглаживать его плечо и говорить что-то, утешительно-успокаивающее. Принял в свою ладонь нежную ладошку Ксении Александровны, Большаков сказал: — Всё в порядке, дорогая. Я просто хотел подумать, о твоих планах зачать от меня. Мне надо быть уверенным, что это не эмоциональный взбрык женщины, обиженной на поведение супруга, которая подозревает мужа в адюльтере. А осознанное, продуманное решение. Глядя в милое личико, внимающей его брехливым словам, придуманным коллегиальным «советом» ипостасей, Большаков начал гнусную игру полнейшего развращения скромной и порядочной, до сегодняшнего утра, женщины. Он повернулся к жертве развращения, коснулся губами голубой ниточки, едва приметной вены, что пульсировала на виске, открытом от пряди льняных волос, и вкрадчивым голосом, каким разговаривают с доверчивым ребёнком, продолжил плести паутину лжи. Думая лишь о пагубных для Ксении Александровны последствиях: — Подумав об этом, я придержал своего дружка. Вернул его в состояние временного покоя. Временного. Хочу услышать ещё раз (только не упоминая всуе Всевышнего, ему и так хватает людских просьб), что ты, НА САМОМ ДЕЛЕ, хочешь родить внебрачного ребёночка. И для этого выбрала меня. Верно ли это? — Да. Хочу, - прошептала, окутанная его пленительным голосом, Ксения Александровна. — Но почему ОТ МЕНЯ, а не от мужа, или кого-то другого? Утром мы лишь немного пошалили. Такое случается между мужчиной и женщиной. А теперь - такие серьёзные намерения. — Ты мне понравился. Большой, красивый, талантливый... — Тогда и у меня есть условие, - произнёс Большаков, негромким, но убедительным голосом. — Какое? – распахнула прекрасные глаза учительница. – Я заранее согласна. — Не спеши соглашаться. Сначала выслушай. Ты должна помочь мне убедиться в искренности сказанного тобой. Для начала ответь, как в народе называют женщину, добровольно отдающуюся не мужу, а другому мужчине? Ксения Александровна конечно знала, и даже несколько раз за сегодняшнее утро, совершая содеянное, обзывала себя этим низменным прозвищем. Особенно в ванной, когда находилась в плену накатившихся оргазмов и полубеспамятстве... Это произносилось ею не преднамеренно и потому, с точки зрения жены Козленко, не считалось аморальным. А сейчас от неё требовали назвать себя нехорошим словом вслух, и не в любовном тумане, а осознанно. Что от интеллигентной женщины, матери взрослых детей, требовало моральных уступок и нравственных усилий. К тому же, она была педагогом с десятилетним стажем! Помедлив, Ксения Александровна решила, что, если её не заставляют, а просят, можно пойти на уступки. Собравшись с духом, натужно выдавила: — Такую женщину называют шлюхой... — А ещё как? — Блядью... — Верно. Ты готова сейчас быть ею? — Зачем? — Чтобы полностью стать моей сукой. — Я не сука... — А кто? Ты моя сука, я - твой кобель. Мы будем спариваться. А в простонародье - ебаться. Долго и страстно. А ну, проверим, готова ли твоя пизда принять солдатский хуй? – вместе с поцелуем Большаков стал ласкать половые губки Ксении Александровны, мять клитор, щекотать заветную горошину. — Я так не хочу, - дёрнулась под его рукой жена Клима. – Не надо так... — Ага, вот ты и призналась, что не хочешь. Что твоё «желание» - лишь показная прихоть. Борис опять откинулся на спину и демонстративно уставился в потолок. На несколько минут в спальной комнате возникло полное молчание, закончившееся тяжким вздохом и словами Ксении Александровны: — Хорошо... Я согласна быть твоей сукой... — И блядью. Опять короткий вздох: — И блядью... — Это другое дело, - Большаков повернулся к жертвующей собой женщине и по-хозяйски вернулся к мастурбации женского бутона. — Понимаешь, - говорил он, - чтобы завестись по-настоящему, после всех твоих выкрутасов, я должен убедиться, что ты готова стать блядью не на словах, а на деле... Мужской палец начал круговое вращение, погружаясь и набирая обороты. При этом голос полового мерзавца всё тише, дыхание горячее: — Я должен захотеть тебя вновь... Доступную, похотливую, грязную в мыслях и желаниях. Понимаешь?.. — Да, - так же тихо ответила женщина. Дыхание её начало заметно учащаться. — Тогда освой народный лексикон и называй всё своими именами. Что я сейчас делаю? — Ты меня мастурбируешь... — Я тебя дрочу. Повтори. — Ты дрочишь... — Что? Называй. Не тяни резину. Сама говорила, что у нас мало времени. — Ты дрочишь мою... девочку... — Не так, по-другому. — Пи... пизду. — Тебе это нравится, как я это делаю? — Очень... - выдохнула Ксения. — Можешь представить, что это делаю не я, а один из твоих учеников? — Нет... Да... могу... В пизде учительницы уже «гуляло» два пальца Большакова, вызывая у запрокинутой на спину бедняжки позывы в блядскому процессу. — Кто он? Назови его имя, - ускорил вращение Большаков. — Ыыыы... Андрюша... Салютин... — Как он тебя уговорил? — Сама... попросила. После урока... в раздевалке... ах... — Так и сказала: –Еби? — Ох... Нет... Сначала дрочила... его... — Хуй? — Да-а-а... Горячий молодой хуй... Крепкий, сильный... — Умница, таки и надо поступать, когда хочется ебаться. Чувствуешь, как мой «малыш» тоже начал от твоих слов подниматься? Помогай ему и дальше. Не молчи. Рассказывай, как ебалась с Андрюшей. Хорошо тебе было? — Хорошо. У него такой же большой, как у тебя... Вставил мне и начал... ебать... Как вокзальную блядь... — А тут пришёл его товарищ. — Да... — И? — Вставил мне в рот. Я начала сосать... Боже, как мне сейчас хорошо! Боренька, милый, не останавливайся... выеби меня по-настоящему... Как утром в ванной... — Сначала попроси об этом своего ученика и его товарища — Андрюша, Вовочка, выебите меня, как сучку, как падшую бляяя... ооох... - Ксения Александровна выгнулась всем телом, сдавила ожившего «малыша» хваткой женщины, достигшей оргазма. «Пора нашу училку вознаграждать, - подал сигнал, «автор» этой вакханалии, целеустремлённый Я. – Грузи, шеф, девочку по полной программе!» Большаков занял позицию, похожую на ту, что имел перед возникшей, по вине сачканувшего «малыша» паузой, подвёл залупу к истекающей соком пизде и, на ощупь, без помощи рук, не устраняя вцепившегося в хуй женского кулачка, двинул эту необычную композицию в пизду жены Клима Ивановича, в самую теснину её горячего влагалища. После нескольких качков «композиция» распалась. Освобождённый «малыш» нырнул глубже. Тяжёлым поршнем, устремился в частную собственности Клима Ивановича, становившуюся достоянием общественности. Звуки, схожие с детским всхлипываньем и, уже знакомое Большакову, поскуливание Ксении Александровны заполнили спальню супругов Козленко. К этому «ансамблю», вскоре, прибавилось чваканья женских выделений и скрип, не привыкшей к таким амплитудным раскачиваньям, двухместной кровати... Слив первую порции малафьи, «малыш», не останавливаясь, какое-то время тыкался в раскрытую матку, поверяя всё ли у него получилось? И, со спокойной совестью трудяги, вышел наружу... ... Потные и уставшие, но довольные собой, любовники, разметав руки и ноги, откинувшись на атласные подушки, приходили в себя. Их дыхание постепенно успокаивалось. Оба смотрели в потолок, словно там ещё отображались тени их страстного совокупления. Спустя какую-то паузу, оба не сговариваясь, повернули головы навстречу друг другу. У обоих были разгорячённые, прекрасные лица. Настолько похожие, в своём ещё неостывшем возбуждении, что автор этого описания, невольно залюбовался: «Ну, до чего же красивая пара! У них должно получиться изумительное дитя...» Словно соглашаясь с этими строками, Борис и Ксения расхохотались. Озорно и весело. Как смеются молодые красивые люди, только что закончившие трудную и очень важную для них работу. От души насмеявшись, Большаков задал самый бестолковый вопрос, который только можно было придумать в такую минуту: — Ксюша, скажи, почему ты оставила занятия художественной гимнастикой? Рука Бориса гладила груди с не опавшими «солдатиками» сосков, скользила по ровному, без единой жировой складки, животу, по упругому бедру бывшей гимнастки, искала дорогу к гладко выбритому холмику Венеры. — По какой причине подалась в спортивный туризм? Ведь твоя фигура создана для любования, а не для переноски тяжёлых рюкзаков. Они же всегда тяжёлые? — Как правило, всегда. — Почему променяла гимнастическую ленту на грубый, брезентовый мешок? — По глупости семнадцатилетней девчонки, которая мечтала увидеть озёра Карелии. – ладошка Ксении Александровны благосклонно легла поверх солдатской пятерни, устроившейся на её клиторе. – А ещё из-за песня Майи Кристалинской. «Долго будет Карелия сниться. Будут сниться с этих пор - остроконечных елей ресницы над голубыми глазами озёр» - пела Майя. Мне захотелось это всё увидеть наяву... Ксения Александровна потёрлась тёплой щекой о внутреннюю поверхность свободной от ласкания мужской ладони: — Какая у тебя нежная кожа. Даже не верится, что эта рука взрослого мужчины. Большакову было приятно слышать такую оценку своих, не слишком утруждаемых солдатским трудом рук, но он желал получить не частичный, а полный ответ потому что, наметил другие, более существенные вопросы, «нашёптываемые» ипостасями. — У нас из Ленинграда в Карелию, по выходным, экскурсионные автобусы ходят, - сказал он. — Так то из Ленинграда! А из Новосибирска недели едва хватит в одну сторону добраться... В общем, это была моя мечта. На тренировке услышала, что есть в городе клуб туристов в котором формируется группа для похода на Кольский полуостров на байдарках. Пошла, узнать, что, как? И встретила Клима. Он сказал: «Если умеешь готовит, возьму». — Как повариху из Норильска? Что бы поиметь? — Нет. В том походе Клим был внимательным, помогал, если было трудно, но ничего другого в наших взаимоотношениях не происходило. Хотя, как мужчина он мне сразу понравился. Такой большой, сильный, знающий, как развести костёр, поставить палатку, управлять байдаркой... Другие парни тоже помогали. Забирали из моего рюкзака в свои самое тяжёлое. Делали это тайно, чтобы не обидеть. Уступали место у костра. Носили дрова, воду, помогали мыть посуду. Вели интеллигентные и научные беседы. Парни оказались сотрудниками какого-то научного центра, которых в нашем Новосибирске пруд-пруди... Мне тоже нравились. Но Клим был милее... Не то, что наши соседи по спортзалу - борцы. Эти позволяли себе незаметные пакости. Не обидные, но глупые. Так они, видите ли, «ухаживали» за девочками-художницами. В туристском походе подобного - ни-ни... Улыбка приятных воспоминаний появилась на губах рассказчицы. Потом, точно очнувшись, Ксения положила голову на грудь Бориса, спросила: — А почему тебе всё это интересует? Решил попутешествовать? — Хочу знать, как ты выбрала в мужья такой квадратный шкаф, как Клим. Других претендентов не было? В институте, или где-нибудь ещё...... Ксения хихикнула: — Как ты верно определил действительно, - шкаф! Раньше он был не такой. Теперь разъелся... Стал совсем квадратным. И в общении – сплошные углы... А выбрала я его по любви. Снова в Карелии. Зимой. Был жуткий холод. Я замёрзла и мне налили пятьдесят грамм спирта... Но, всё равно, не могла согреться... Клим предложил лечь с ним в один спальный мешок... — И он... — Он стал моим мужем. — Вы же, наверное, были не одни? — Палатка была большая, шатровая... На восемь человек. Ребята сильно вымотались, спали, как убитые... Да я особенно-то не шумела... Клим делал... — Ебал, - поправил Большаков. — Хорошо, - согласилась Ксения, - ебал. Очень осторожно. Его «малыш» не такой большой, как у тебя... — Значит ломал целку бывшей гимнастки прилюдно? — Я же говорю – все спали. — А после ты никому не давала? — Я всегда была ему верна, - сказала жена «Шкафа», - пока не встретила тебя... — Хотел бы я тоже выебать кого-нибудь, в людном месте. Скажем, в кинозале... — Ого, какой ты, оказывается, фантазёр! - приподнялась, заглядывая в хитро улыбающееся лицо любовника Ксения Александровна. - С чего бы это? Разве, как здесь, по-домашнему, на постели плохо? — Там были бы особенные ощущения... Жаль, что у нас с тобой мало времени. Обязательно бы увлёк и посадил попкой на хуй. Где-нибудь на последнем ряду... Да ещё пригласил, кого-нибудь, чтобы ты ему отсосала... — И не мечтай! Вообще - что за странные вопросы ты мне задаёшь? – игриво ущипнула за мочку уха размечтавшегося любовника жена Клима Ивановича. – Откуда такое неожиданное любопытство? Устроил допрос с пристрастием... Сказала с намёком не то, что рука солдата всё время продолжала подрачивать ее киску. — Нормальные вопросы, нормального мужика, желающего знать побольше о матери своего будущего ребёнка, - ответил Большаков, думая о пришедшей в его голову идее группового секса во время киносеанса. — Как это мило, - потёрлась тёплым бедром о голую ногу любовника Ксюша. – Как думаешь, будет девочка или мальчик? — Если дашь выебать, как я задумал, будет двойня! – прорычал Борис, перекатился на лежащее рядом вдохновение и медленно вошёл в неостывшее лоно блядующей с ним учительницы. Неспешно, доставляя себе и партнёрше ощутимое удовольствие, стал двигаться в сочном, узком, но уже растянутом его булавой влагалище. Смачное почавкивание было положительным ответом на эти новые неспешные погружения. — Со мной ты станешь неподражаемой блядью, - говорил ёбарь, опускаясь на податливое тело спортсменки сверху. – Учти, это – лучшая оценка за все перепихи, что я совершал с другими женщинами. — Я стараюсь, - лучезарно улыбалась счастливая Ксения Александровна. — Особенно ты хороша, когда фантазировала про Андрюшу и Вовчика. Это, на самом деле, реальные пацаны? – уточнял детали, совершая прокачку охочей для ебли пизды, солдат. — Да... - тяжко задышала училка, - Старшеклассники... Салютин и Кобзев... Красивые мальчики. На тебя похожие... В следующем году у них выпускной... — Это хорошо, - всё усерднее качал горячую пещерку Большаков. – Обещай, что на выпускном дашь им себя выебать... и отсосёшь у обоих... — Обещаю... - запрокинула голову Ксения Александровна, готовясь к близкому оргазму. — Пусть запомнят, как умеет ебаться самая красивая училка их школы. — Дааааа... - выгнулась в судорожном экстазе жена отсутствующего туриста, - Пусть ебут, как им заблагорасуууу... дит... сяяяя... От нового извержения женщину буквально трясло. — И директору дашь. Не открывая глаз, Ксения Александровна кивнула растрёпанной головой: — Дам... Он меня давно хочет... Большаков вынул хорошо смоченный хуй, встал на пол, развернул обессиленную сучку поперёк кровати, так, чтобы её хорошенькая головка слегка свесилась, прижал своими бёдрами с боков и направил «малыша» мимо ослепительно белых зубов в призывно раскрытый рот. С разгона. Глубоко. И, тут же начал спускать, приговаривая с напускной грубостью: — Кушай, ёбанная в рот сучка! Привыкай ко вкусу чужой спермы... В школьной жизни тебе это пригодится... Ксения Александровна давилась, пыталась мотать головой, багровела лицом, но глотала, глотала, без остановки... В благодарность за послушание, Большаков позволил, отдышавшееся училке, почистить розовым язычком мокрую от слюней и остатков малафью конструкцию «малыша». ... Когда Ксения Александровна пришла в себя, отдышалась и догадалась перевести взгляд с обожаемого ею хахаля на стенные часы, то вскочила, словно ужаленная. Оттолкнула руки тоскующие её по-девичьи торчащие груди: — Боря, отстань! Наши, вот-вот, придут! – накинув халат, помчалась на кухню ставить на плиту кастрюли с водой для супа и макарон «по-флотски». Радуясь, что мясной фарш заготовлен заранее и его нужно было только разморозить... После этого устремилась в ванную комнату, где уже плескался довольный собой Большаков... «Голубкú» приняли совместный душ, немного полоскались, причесали «пёрышки», привели в порядок место греховного блуда, и «разбежались» по разным углам: Ксения Александровна, поминутно заглядывая на кухню, яростно заканчивала мытьё полов, а Большаков – перед зеркалом в коридоре надевал мундир, поскольку надумал пройтись по городу. Не ради любопытства. По соображениям «проснувшихся» в голове ипостасей, которые уже мыслили планами на ближайшие пару суток вперёд и увлечённые перспективой прилюдного блуда, увещевали: «Сходи, поищи подходящее местечко...» За этими невинными и, вполне оправданными занятиями, их застали вернувшиеся с прогулки Клавдия и Светлана, на руках которой почти спала, уставшая от долгого хождения Аллочка. Вручив дочку в заботливые руки подоспевшей бабушки, девушки устремились на кухню, к кастрюле с остававшимся в ней компотом. — Уф, - сказала, утирая краем посудного полотенца алый рот разомлевшая Клавдия, - жарища, хоть яичницу жарь! Без огня поспеет... — Да... - подтвердила её сообщение, поглощающая живительную влагу Светлана. Большаков сразу передумал шататься по перегретому асфальту, цыкнул на размечтавшихся ипостасей, уселся напротив «Мэрилин» и приготовился слушать рассказ девушки о том, где гуляли и что видели. Светлана увлечённо повествовала, а Клавдия, временами, кивала, подтверждая сказанное невесткой. При этом, помешивая в булькающих кастрюлях варево, бросала на облачённого в мундир солдата особый, изучающий взгляд, словно видела его в первый раз. Борис не мог этого не заметить. И, дождавшись, когда дочь Ксении Александровны, по какой-то причине, ненадолго покинула кухню, задал жене старшего лейтенанта короткий вопрос: — Рассказала? — В самых пикантных подробностях, - ответила та, заговорчески улыбаясь. – По-моему девочка завелась не на шутку. — Как мне тебя отблагодарить? — Я что-нибудь придумаю. Попозже. — Когда? — Ночью. — Мы же говорим о сексе? — Мдааааа... - промурлыкала, сощурив голубые глазки, «кошечка-провокатор».