Апрельский вечер был теплым и нежным, как мамины объятья. Запах прелой земли щекочет ноздри, теплый ветер ласкает кожу. В такие весенние вечера почему-то всегда вспоминается детство. Как мы с девчонками до одури прыгаем по лужам. И первый глупый поцелуй с мальчиком из параллельного класса.
Настроение — прелесть. Всего два дня до приезда Дениса. В первую неделю было совершенно некогда скучать, но уже три ночи подряд я думаю только о нашей встрече. Мы созванивались несколько раз, но я стараюсь его не беспокоить — пусть отдохнет как следует.
Я почти закончила дела на сегодня. Осталось лишь снять выручку в «Планете», внести ее на карту, отпустить Людочку — и спокойно прогуляться до дома, где меня ждет элитный чай с профитролями, пушистый котэ и новый сериальчик из жизни офиса.
Людочка шмыгала покрасневшим носом, подтирая поплывшую тушь.
— Что-то случилось? — Испугалась я.
— Слу-чи-лось... — Дергала плечами Людочка. — У ме-ня кра-жа...
— Да ну! — Переполошилась я. — Охрану вызвала?
— Я... сразу не за... ме... ти... ла... — шмыгает носом Людочка.
— Что украли-то? — Спрашиваю с тяжелым вздохом.
Сквозь сдержанное хлюпанье узнаю, что пару часов назад две цыганистые тетки долго выбирали сумки, висящие в самом дальнем углу. Выбирали-выбирали, да так и не выбрали. Людочка долго прыгала по табуретке, доставая то одну, то другую. А через час после их ухода обнаружила пропажу с подставки для бижутерии недешевого гарнитура ручной работы.
— И что теперь будет? — Людочка подняла на меня свои залитые слезами голубые чайные блюдца. Даже на кончике ее носа колыхалась прозрачная капелька. Дитя, ей-богу!
— Да что уж будет-то! — Рассмеялась я, доставая салфетку. — Ну, вызовем охрану, они — полицию, напишем протокол, будем видеозаписи просматривать. Промаемся здесь два часа. Давай-ка, я слезки тебе вытру!
Материнское во мне расправило крылья. Я с умилением погладила золотистые волосы и чуть было не чмокнула Людочку в макушку. Вытерла мокрые глаза и даже прищипнула хлюпающий носик:
Людочка смущенно мотнув головой, прехватила мою руку с салфеткой.
— Я сама! — Она высморкалась и вытерла слезы.
— Ну, вот и всё! — Обрадовалась я, обнимая ее за плечи. Маленькие грудки колыхнулись, розовые губки раскраснелись, на бледном смущенном лице отчетливо проступила каждая маленькая веснушка. Прелесть, а не девочка!
— А деньги? С меня вычтут деньги? — Она снова чуть не захлюпала.
— Что же делать, Люда! — Строго сказала я. — Не ты первая, не ты последняя. Я тоже сколько раз платила. Денис Валерьевич не может покрывать из своего кармана все наши недостачи.
Что правда, то правда. В деловых вопросах Денис неумолим. Но я с ним вполне согласна. Бизнес есть бизнес.
Всё вышло, как я и думала — суровый начохраны, усталый сержант с кучей бумажек, перемотка записей видеонаблюдения, шмыгающая носом Людочка. Да, накрылся медным тазом уютный вечер у телека.
Мы вышли из «Планеты» в палево-розовый закат. Запахи прелой земли стали еще сильнее, в воздухе веяло прохладой. Всё-таки, апрельское тепло очень обманчиво.
— Тебе куда? — Спросила я расстроенную Людочку.
— А... — Махнула она рукой. — Не хочу домой. И так хозяйке за месяц задолжала, теперь тут эта недостача. — Ее глаза снова предательски покраснели.
Я приобняла Людочку за плечи. До чего хрупкое существо! Хотя, в ней чувствуется внутренняя независимость. Непонятно, приятны ей мои материнские объятья или хочется поскорее от них избавиться.
— Не переживай, отдашь по себестоимости за пару месяцев. Я попрошу Дениса о рассрочке. Но вряд ли он тебе совсем простит. Мне — и то всегда платить приходилось. А уж мы-то с ним... — Я осеклась и прикусила язык. Вообще-то мы не афишируем наши отношения. Хотя, и не особо шифруемся. Вряд ли кому-то придет в голову докладывать жене. Денис неплохо платит, ровно относится ко всем. А кое-кого, наверняка, и потрахивет. Я даже догадываюсь, кого... Есть на наших точках пара блядовитых девок. Правда, я и не думаю к ним ревновать, потому, как уверена, что именно я — главная женщина в его жизни. Такие вещи ощущаются нутром.
— Так, вы с Денисом Валерьевичем — Людочкины глаза снова расширились, два огромных любопытных блюдца — вы с ним... любовники?
М-да... Вот, и прозвучало то, что рано или поздно должно было прозвучать. Что ж, надо сделать вид, что нет в этом ничего особенного. Скрывая смущение, спрашиваю веселым, любезным тоном:
— И как ты только догадалась?
Людочка слегка краснеет. Веснушки теряются на розовом.
— Ну... я... однажды видела, как вы в машине... вы... Денису Валерьевичу...
— Людочка, это называется минет! — Мне становится по-настоящему весело.
— Я знаю, — Людочка более раскрепощенно улыбается в ответ. — Только не знаю, можно ли с вами об этом говорить.
В ее голосе чувствуется заинтересованность. Она нащупала какую-то важную для себя тему.
— Да почему же нельзя! Мы обе совершеннолетние! — Я еще ласковее прижимаю ее к себе. Меня распирает взволнованно-покровительственное отношение. Отчего-то хочется сломать ее внутреннюю отчужденность, перегородку, разделяющую нас по-настоящему. Я чувствую, как она колеблется между тем, чтоб уйти в себя или полностью раскрыться и довериться мне. Ощущаю ее внутреннюю проблему. И эта проблема — не только спертый гарнитур.
— И давно вы любовники? У него же, кажется, есть семья? — Людочка поднимает на меня пиздецки серьезные глаза. Чувствую раздражение.
— Понимаешь, детка... — Боже, какой фальшивый тон! — Так бывает. Люди женятся по молодости, а потом понимают свою ошибку, но уже не расходятся из-за детей. Даже встретив другого человека. Но, поверь, я ни о чем не жалею. Меня все устраивает в наших отношениях. Это правда. — Мы, не сговариваясь, шли по вечернему проспекту куда глаза глядят. Ни мне, ни ей уже не хотелось домой. Весенний вечер будоражил, намекал на сладостные перемены и располагал к раскрытию и откровенности.
— Ну, что я все о себе! Расскажи лучше: а у тебя есть мальчик?
Тут-то я и ощутила в полной мере ее внутренний стержень.
Вот, вокруг чего намотаны все эти милые веснушки и пестрые туники! Отношения. С. Мужчиной.
— У меня был мальчик. Но теперь нет. Уже несколько месяцев. — Взгляд Людочки ушел куда-то в тающий закат.
— Почему же вы больше не встречаетесь? — В принципе, мне пофиг все девичьи бредни. Но это хороший способ увести тему от нас с Денисом.
Людочка посмотрела на меня тихим и очень серьезным взглядом, словно что-то взвешивая внутри себя. И, наконец, ответила:
— Дело в том, что это был мой брат.
Я чуть не села. Вот так тихоня! Светлый ангел с золотыми волосами! А я-то считаю себя зрелой и искушенной! Да по сравнению с этим купидоном я — францисканская монахиня!
— Ты спала с братом? — Наверное, теперь мои не слишком большие глаза расширились до состояния «чайные блюдца».
— Он мой двоюродный брат. — Сдержанно ответила Людочка.которую нужно любить и беречь. И нежно поцеловал меня. И еще, что он — почти совершеннолетний, и у него из-за меня могут быть неприятности. Гм... А братишка тоже не дурак. Людочка знала, в кого влюбиться. Даже немного завидно.
— И это всё? — Нахмурилась я.
— Не совсем. — Люда собралась с мыслями и с духом. — В общем, иногда я к нему приходила, когда никого не было дома. И тогда он меня просил раздеться, и везде трогал... И говорил, что я очень красивая, но мне надо немножко подрасти.
— Трогал? И всё? — О, черт я ощущала совершенно неприличное любопытство. Но эти девичьи бредни захватывали меня все больше. Я-то прожила свою юность несколько иначе. Может, зря прожила?
— Да... Я очень смущалась, но мне были безумно приятны его прикосновения. И когда я приходила домой, то вспоминала его руки и ласкала себя там... И больше всего на свете мечтала, чтобы он сделал со мной то, что делают мужчины со своими любимыми женщинами. Я даже учиться плохо стала, и родители просили Толика подтянуть меня по математике. А я в его присутствии ничего не соображала, и, оставшись вдвоем, мы сразу начинали целоваться. В общем, прошлой весной, когда я училась в последнем классе, у нас это случилось... На майские, когда родители уехали на дачу. Толик был очень нежным, и я в ту ночь была самой счастливой девушкой на свете.
Людочка помолчала. Впереди маячили ворота парка. Мы, не сговариваясь, свернули в пронизанные последними закатными лучами сумеречные аллеи.
— Людочка, но двоюродный брат — это слишком близкие отношения! — Я встревоженно глядела на отрешенную девочку.
— Я знаю. — Она помолчала. — Толик тоже так говорил. Еще говорил, что не смог сдержаться. Что я — такая красивая и доступная. Что я сама его давно... провоцировала. Но он был осторожен и предохранялся. — Люда строго посмотрела на меня. — И еще потом оказалось, что тогда он просто временно поругался со своей девушкой. У него очень красивая и взрослая девушка. Она старше него, у нее даже есть ребенок. В общем, мы были близки почти всё лето. И это было самое счастливое время в моей жизни. А потом я заметила, что Толя стал отдаляться от меня.
Ее голос стал глухим. Вот оно, неизжитое!
— И?
— И однажды сказал, что нам надо прекратить наши отношения. Что я — слишком маленькая для него. Что у него есть взрослая женщина, которая будет ждать его из армии. И потом они поженятся. А мне надо учиться и строить свою жизнь. И что ему было очень хорошо со мной в это лето... и я — его любимая сестренка...
По лицу Людочки вновь потекли слёзы. Я даже не знала, что сказать.
— А когда я спросила, — всхлипывала Людочка, — чем она лучше меня, Толик ответил, что Карина — взрослая, опытная женщина, и ему с ней очень хорошо. А я знаю эту Карину, она просто шалава какая-то! И родила в семнадцать лет незнамо от кого!
Оооо... Натуральная истерика! Авторский гарнитур рядом не лежал!
— Ну, всё, хватит! — Я почти прикрикнула на разошедшуюся Людочку. — Фигня этот весь опыт, дело наживное. Может, ты в ее возрасте будешь в разы круче! И твой Толик еще пожалеет, но будет уже поздно!
Я несла откровенную чушь, но надо же было что-то сказать. Я сегодня весь вечер не выхожу из роли заботливой мамаши.
— Тогда я уехала сюда поступать. Набрала только на заочный, но все равно сняла комнату и осталась. Чтобы не возвращаться.
Людочка решительно подняла на меня заплаканные глаза. Поджатые губы. И взгляд, полный решимости.
— Виктория Станиславовна... А вы можете научить меня делать минет?
Вот это переход! Не заржать бы, не заржать бы, не заржать...
— А разве Толик не научил тебя?
Отрицательно мотает головой.
— Я несколько раз пробовала, но мне не понравилось. Толик тогда только смеялся, называл меня смешной малышкой, и потом... у нас было всё, как обычно. Я думала, для него это неважно. Что у нас любовь... А теперь я понимаю, что надо было всему научиться.
— Чтобы быть с Толиком? — Я была зла на этого стрекозлика. Задурил девке голову и бросил. А я расхлебывай.
— Нет, не ради него. Вообще. Наверное, для мужчин это важно.
— Для некоторых, наверное, не очень важно. Хотя, лично я таких не знаю. Но минету я тебя, конечно же, научу! — Тут я даже развеселилась. Ну, а что — это же прелесть: «Научите меня минету!» Вот, прям щас, посреди улицы! — Люда, я тебя могу научить хоть прям щас, посреди улицы! Только на чем?
Я давилась от смеха. Людочка тоже, кажется, оттаяла и развеселилась. Мы шагали по весеннему парку в легкой одежонке нараспашку, и я чувствовала себя рядом с ней совсем девчонкой, смешливой старшеклассницей.
Впереди маячил синий контейнер мороженщицы. Надо же — уже мороженое на улицах продают. Толстая тётка в синем фартуке подстчитывала выручку. — Девчонки, забираем мороженое на натуральных сливочках!
Меня осенило. Хулиганить — так хулиганить.
— Сливочный рожок, пожалуйста! — Я выбрала шарик побольше и поаккуратнее. — Люда, это тебе! Сейчас будем учиться делать минет!
Людочкины глаза расширились, но она тут же прыснула. Мы отошли от мороженщицы на двадцать шагов, и я, держа в руке рожок, скомандовала:
— Шире рот!
— Вы это серьезно, Виктория Станиславовна? — Люда смотрела на меня, как на умалишенную. Но у меня после ее рассказа не осталось ни одного комплекса. Сама завела о сексе. Просто так ничего не бывает.
— У меня нет времени на разговоры! Шире рот, и высуни язык! Подальше!
Люда настороженно оглянулась на редких прохожих, но юмор и любопытство взяли своё. Хихикнув, вдруг раскрыла ротик и далеко высунула язычок, весело глядя мне в глаза, словно дразнясь. Вот это другое дело!
— А теперь медленно, круговыми движениями, обводи головку, тьфу ты, то есть, шарик! — Я протянула ей рожок с большим сливочным шариком. Честно говоря, я и сама в жизни не видала стограммовых головок. Но, тяжело в ученье — легко в бою. Пусть учится, сама напросилась!
В Людочке что-то переменилось. Посмотрела на меня — не смеюсь ли? Я выжидательно держала рожок перед самым ее лицом. Действительно, оставалось только подальше высунуть язык и лизнуть. А что такого?
— Язык шире! — Командовала я. — Ты должна выглядеть непристойно, в этом и есть радость секса. — Я чуть отодвинула руку с рожком, и Людочке пришлось изо всех сил вытянуть шею и язык в его направлении. Дотянувшись до шарика, она старательно лизнула его. Еще лизнула. Еще...
— Не так! — Нахмурилась я. — Движения должны быть быстрыми и разнообразными, вот, смотри!
Я быстро обвела шарик языком, пощекотала «устьице» посерединке, подразнила его кончиком с разных сторон, затем широко лизнула.
— Повтори!
Людочке пришлось с некоторым предубеждением на лице лизать после меня. Но ее уже захватила эта игра. Шарик таял на глазах под ее быстрым язычком. Слюнка стекла по подбородку, а губы были измазаны сливочной пеной. О, как она старается! Кажется, действительно представляет что-то вкусное, с большой головкой! И даже наплевать на редких прохожих. Впрочем, все бредут уставшие с работы, и им явно не до двух девушек, старательно лижущих мороженое.
Людочка тяжело дышала, изо всех сил вытягиваясь за моей рукой, на отлете держащей заветный шарик. Острые грудки соблазнительно оттопырились книзу и концы шелкового шарфика свисли почти до асфальта. Я не удержалась и сделала то, что так давно хотела — протянула руку и с непонятным вожделением погрузила в ладонь эти острые козьи сосочки. Меня охватило чувство собственной власти над маленьким, охваченным наплывом чувственности, существом, а в паху отчего-то заныло. Видимо, это и чувствуют мужчины, соблазняя нас: прилив похотливой нежности, скрытую сексуальную агрессию, желание подчинить и насладиться страстной, отзывчивой покорностью. И еще — ответственность. Чувство, что ты — главный в отношениях.
— Ахх! — Людочка вздрогнула, лицо ее исказилось. Она чуть подалась назад, но я-то видела: её зацепила моя ласка, и я, не ослабляя напора, тоненько щипнула острыми, наманикюренными ноготочками ее сосок под пестрой шелковой тканью.
Людочка мучительно сощурилась:
— Вик-то-ри-я Ста-ни-сла-вов-на! Я же возбуждаюсь!
— Вот и прекрасно! — Ответила я, глядя ей прямо в глаза. — Во время минета ты должна быть сильно возбуждена, и мужчина обязательно будет ласкать твою грудь. А теперь — самое главное! Рот как можно шире! Будешь учиться делать глубокий минет!
Люда беспомощно оглянулась. Аллея сзади была пуста. Лишь мороженщица копалась в своем контейнере, недобрительно косясь в нашу сторону.
— Это точно надо? — Люда умоляюще посмотрела на меня. Хм... До чего смешная, перемазанная мордочка!
— Конечно, надо! Это вообще самое главное! — Я строго нахмурилась, подавляя смешок. — Ты должна научиться глубоко заглатывать член. Причем, делать это с удовольствием и без отвращения! Без этого минет — не минет! Давай-ка! Шире рот, ну! — Заорала я, как злобный стоматолог и слегка хлопнула Людочку по щеке.
Люда быстро открыла рот. Я старательно впихнула обсосанный рожок поглубже. Наверное, у нее сейчас заломит нёбо и зубы. Так и есть. Люда замотала головой, закашлялась, подтаявший шарик обломился, а вафельный конус остался у меня в руке. Поморщившись, Люда сплюнула ледяной кусок. Боже, как трогательно она выглядит сейчас в своей полушутливой, но упорной попытке быть сексуальной!
— Кстати, научись глотать! — Сказала я назидательно. — Сплевывать то, что подарил тебе мужчина — верх неприличия! Впрочем, я думаю, ты всему научишься — ты такая старательная!
Прилив возбужденной нежности вновь охватил меня. Я, не глядя, кинула рожок через плечо и, сделав шаг вперед, вдруг обняла Людочку и тесно прижала к себе, тяжело дыша. В промежности пульсировало. Однако, две недели воздержания, начнешь тут возбуждаться на девочек! Впрочем, что врать — она же сразу мне куда-то запала. Только не знаю, почему. Подумаю об этом как-нибудь на досуге, а сейчас...
Я притянула Людочку к себе за попку, сильно прижала к своим бедрам. Кажется, так всегда делают мужчины. Впрочем, им надо обо что-то тереться своей бестолковой эрекцией. Наверное, я сейчас похожа на мужчину — с короткой стрижкой, в черной брючной паре с жилеткой и белой водолазке. Только блестящие каблуки да пышные формы контрастируют с моим строгим обликом. Мои руки поползли по Людочкиной спине. Ее грудки уперлись мне в солнечное сплетение, а доверчиво запрокинутое лицо расположилось чуть выше моего упругого бюста. Сжав ее лопатки, я наклонилась и чувственно поцеловала перемазанные сладкой сливочной пеной полураскрытые губки. Словно я снимаю губами сливки с юной, нежной страсти, с чистого дыхания. Людочка закрыла глаза и отзывчиво задышала. Её язык ответил на мои поползновения, высовываясь на всю длину, доверяясь долгому поцелую, лаская мою родинку над верхней губой. Земля остановилась. Я закрыла глаза и замерла. Только пульс в промежности, ноющее возбуждение в сосках, да бархатистая чернота перед внутренним взором, в которой Людочкин резвый язычок выписывает замысловатые арабески. Кажется, я хотела ее чему-то научить? Да она — гений! Наши тела вжались друг в друга, и я почувствовала, что Людочка приподнимает и отводит ножку, чтобы было легче тереться о мое бедро своей возбужденной промежностью. Безумная мысль: погладить ее прямо там, сейчас! Я намокла. Ччерт, с чего я намокла? Эта полубесплотная девочка — просто энергетик какой-то. Ангел-соблазнитель...
— Оп-пааа!!! Вот это девочки! Санёк, глянь-ка, чё творится! Эй, а нас поцеловать? Мы тоже так хотиим!
— Нее, Андрюха, они не такие, они порядочные! До свадьбы — никаких мужиков, только друг с другом!
Толпа поддатых гопников ржала над нами. Откуда они внезапно взялись за нашей спиной? Неужели мы были настолько увлечены друг другом? И как я не заметила, что уже стемнело, зажглись фонари, и за мороженщицей приехала машина? Я же старшая, главная, ответственная за отношения. Я должна была предусмотреть. Я закрыла вздрогнувшую Людочку спиной. Дааа... Я точно не мужик. Из всех боевых искусств владею только шпилькой по яйцам, да и то в теории.
— Смотри, какие сиськи! — Самый активный, прыщавый с сигаретой рассмотрел меня как следует и потянул заскорузлую руку. Я отпрянула. Странное возбуждение плеснулось внизу живота. Пожалуй, я не слишком их боюсь. Но за моей спиной — моя девочка. Вот, что оказывается, чувствуют мужчины в таких ситуациях. Впрочем, им проще. Или труднее. По причине отсутствия сисек.
Прыщавый Андрюха подошел вплотную, выпуская дым мне в лицо.
— Что, кисы, мужиков не хватает? Можем помочь. Нас тут много.
Я видела, что много. И пофиг. Только за Людку было обидно.
— Эй, вы, черти охуевшие! — Это был глас с небес. Уперев руки в боки, толстая мороженщица, подавшись вперед уверенно орала на остолбеневших гоперов. — Сашка, я тебя узнала, гаденыш! Опять под статью захотел, мало тебя отмазывали?
— Тёть Валь, да мы шуутим... — Парни повернулись в сторону нашей хабалистой защитницы.
— Бежим! — Я дернула Людочку за руку, и мы рванули с места как ошпаренные. Людка неслась как молодой оленёнок в своих лёгоньких мокасинах, только подол туники разлетался, да шелковый шарфик трепетал на ветру. Блин, погоняй-ка с моей комплекцией, да на каблуках, когда все прелести трясутся и подпрыгивают. Вот смешно наверное кому-то со стороны!
Мы вылетели из парка на ярко освещенный проспект. Кажется, погони не было. Надо быть умнее. Давненько я не шарахалась без дела по ночному городу.
Людочка тяжело дышала. Мы переглянулись, выдохнули и обнялись. Людочка спрятала голову на моей груди, как страус в песок.
— Напугалась, малыш? Да ладно! — Сердце моё еще стучало как бешеное, но голова работала абсолютно чётко. Эта девочка сегодня — моя и только моя. Никуда не отпущу! Только сейчас я ощутила на взмыленной спине ночной холодок. Да и Людка, наверное, замерзла. Напротив нас переливался яркими огнями «Иллюзион».
— Пойдем в кино? — Спросила я ласково. Людка, не отлипая от моей груди, согласно кивнула.