Я копался в старых вещах, что валялись под кроватью в картонной коробке. Тут были сломанные игрушки, всякие шурупы, в общем хлам. В гости зашел школьный приятель Пашка, ему нужен был моток медной проволоки и колеса от конструктора. Он ходит на кружок «очумелые ручки» или что-то вроде этого. Проволоку я нашел, осталось дело за колесами, видно они упали на самое дно. Тут мне в руки попался старый пульт. Пару лет назад я хотел универсальный пульт от всей бытовой техники и нашел подходящий по описанию в одном из интернет-аукционов. Отдал все накопления из разбитой свиньи-копилки и получил неработающий хлам. В это время Пашка все время болтал про то, что у него любовь к красавице нашего класса Катьке Карачиной. Я в шутку нацелил на него пульт и сказал нажав кнопку
— Все замолкни уже и сбегай вокруг дома, возбуждение трусцой свое сними Паха.
Пашка резко оборвался на полуслове, и пошел.
— Ты куда? Обиделся что ли?
— Нет. Ты сказал бегать Серж, я пошел бегать.
«Странный он какой-то сегодня» — подумал я под звук хлопнувшей двери и удаляющийся галоп приятеля. Сев начал искать эти колеса для его поделки и тут в голову пришла дикая мысль «Может это пульт так на него подействовал?» Взял его снова в руки, повертел-обычная пластмасска с большой кнопкой... Набрал Пашку на сотовом и услышал задыхающееся
— Ал... ле?
— Набегался чувак?
— П... почти!
— Поднимайся наверх.
— Ок!
Через минут пять в дверях стоял Пашка, красный и запыхавшийся-бег был не его конек.
— Ну что спортсмен, неси свою прелесть сюда, поиграем.
Для Пашки его игровая приставка была как для Горлума кольцо, он ее никому не давал и прятал всегда после выключения, отсюда мы и прозвали третью соньку прелестью.
— Нет, ты знаешь же, она дорогая и игры все с лицензией... нашел мне колеса? А то мне домой уже пора так-то Серега...
Я спросил тот же вопрос, но нажав кнопку пульта. Через полчаса я уже в сотый раз делал Паху в «Мортал Комбат» сидя у себя в зале перед телеком. Время шло незаметно и с работы вернулась мама.
— Опять разулся на полкоридора. Вот будешь сам у меня полы мыть. Раздался ее недовольный голос с коридора под звуки снимаемых туфлей и шуршание пакетов из супермаркета.
— Это не я, а Пашка! Крикнул я из зала ломая одновременно челюсть зубастому чудищу на экране.
— Здравствуй, Паша! Зашла в зал мама.
— Здравствуйте, Татьяна Викторовна. Ответил Пашка оглядываясь на маму. Я тоже посмотрел на нее, с работы она приходит уставшая, но красивая. Наряжается, красится-в общем как все женщины. Серая юбка, белая блуза, стандарт деловой моды.
— Мам, принеси нам сока и покрошить на ковролин чипсов сюда нужно.
Без нажатой кнопки чудо-пульта я услышал бы свой приговор незамедлительно, но рискнуть надо было и пульт не подвел, мама послушно все принесла и сказала:
— Кушайте, ребята. Полчаса еще поиграйте да уроки идите делать. Поздравляю с приставкой Паша, видно принес показать Сереже.
— Да она у меня давно уже вообще то... пробубнил Паха собравшейся уходить из зала маме.
— Мам? Остановил ее вопросом я.
— Да, Сережа?
Сердце у меня дико стучало в ушах, а глаза гуляли по ее ногам, что стояли около меня в метре вверх, где просвечивала сквозь белую ткань грудь в лифчике и выше, где хлопали вопросительные голубые мамины глаза на симпатичном лице с вздернутым носиком.
— Переодевайся тут... при нас... и помедленнее.
Пашка уронил джойстик и громко сглотнул.
Честно скажу, время от времени я нюхал грязные мамины трусы, терпкие от пота ее промежности и пытался посмотреть ей в вырез груди, когда она наклонялась. Сейчас с пультом мои желания вылезли из головы на язык, а чудо-пульт их исполнял.
Мама начала расстегивать блузку (пульт работает!) пелена ткани раскрылась и перед нашими глазами открылась женская плоть, еще нормальный живот и налитые упругие груди, затянутые в светлый кружевной бюстгальтер.
— Лифчик тоже сними-прохрипел я от волнения.
Красная от стыда мама расстегнула лиф и из его чашек выпала белая грудь с темными большими сосками. Круглая форма их без поддержки изменилась. Слегка отвисшая, средних размеров она болталась когда мама сдергивала полностью блузку и бюстгальтер. Следом пошло платье, расстегнулась на боку молния и мягкая ткань сползла по ногам вниз.
— Трусы тоже бы лучше того... ну этого Серега — промямлил вдруг Пашка
— Труселя тоже давай спускай — уже смелее отдал я приказ нажав тугую кнопку и глядя на почти раздетую женщину, которая униженно исполняла приказы властного чудо-пульта.
— Обычно я их не снимаю, когда переодеваюсь — сказала совсем зардевшаяся мама, оттягивая резинку черных трусов, наклоняясь и болтая отвисшей грудью переступила через них. Нам открылся ее заросший волосами лобок, внизу которого уходила между ног полоска влагалища. — Я халат не взяла в спальне...
— Ходи пока так-оборвал ее резко я (не забыв нажать пульт) — и хочу знать, когда папа на вахте, ты сама с собой это делаешь?
Пашка глянул на меня совсем уж круглыми глазами, только открыв как рыба рот сидел около всеми давно позабытой приставки, видно он был в шоке и боялся нарушить тишину.
Судя по тому, как мама переминалась с ноги на ногу и не знала куда деть руки, ей было стыдно, но и пересилить волю пульта не могла.
— Д... да, иногда я делаю это, С... сергей.
— Ложись перед нами, да так что бы все было видно и покажи. — понесло меня все дальше к запретному плоду под хруст чипсов. От волнения я уже грыз пачку, что мама принесла Пашке.
Она легла, развела ноги перед нашими физиономиями, и начала гладить свою промежность наманикюренными пальцами, ее руки гуляли по телу, гладили кожу до мурашек, она щипала свои соски, от растущего возбуждения они набухли и стали еще более темными и торчащими, влагалище и кожа вокруг него покраснели, она погружала свои пальцы между половых губ внутрь мокрой и горячей тьмы своих внутренностей, торчащий клитор то и дело попадал под ее ласки, темп движений становился все быстрее. Тяжелое дыхание и сдерживаемые тихие постанывания заполнили тишину зала. Мама резко задрожала всем телом, блестящим от пота, тихо ахнула и вдруг обмякла. Ее грудь шумно вздымалась, сжатые колени дрожали.
— Кончила-тихо резмировал Паха. — А на вид вся такая правильная в школу приходила... Слушай друг, давай я тебе приставку, а ты мне разрешишь потрогать твою м... Татьяну Викторовну то есть? — затароторил он.
— За приставку? Хм, ты что держишь ее за эту, продажную, что она только подрочила после работы? — сказал грозно я, сам думая, как выгодно все складывается.
— Нет, но просто очень хочется дружище, ну давай махнемся, а? убалтывал Пашка косясь на распластанную посреди зала маму, которая уже медленно приходила в себя после оргазма.
Вообще-то я мог и так у Пашки взять что угодно, чудо-пульт то все-таки в руках лежит приятной ношей. Но посмотреть что будет при таком развитии событий было интересно.
— Ладно, иди полапай ее.
Пашка подполз на коленках к маме и взял пятерней ее за потную блестящую грудь. Полуприкрытые ресницами глаза распахнулись и она с размаху отвесила Пахе оплеуху.
— Ты что извращенец мелкий себе позволяешь!? Ну твои родители сегодня только узнают!...
Пашка перепуганнй до полусмерти отлетел назад и что то начал лепетать потирая красную щеку.
Пульт задал матери ходить нагишом и ласкать себя перед нами, но в остальном ее поведение не изменилось, как я и думал.
— Мама, (пульт нажат) ты сейчас дашь Пашке потрогать себя и вообще сегодня до двенадцати часов ночи ты будешь нашей послушной рабыней, делать что мы тебе скажем. Понятно?
Она напряглась всем телом, будто борется с чем-то внутри себя, на лбу выступила вена и наконец выдохнула, то от чего у меня отлегли все начинающиеся тревоги:
— Понятно.
— Иди тискай ее, Казанова.
Сначала приятель вел себя робко, еле касался женской плоти, краснел. Однако после Пашка довольно долго сжимал и тянул вниз мягкие груди, по белому абрису которых было видно, что их редко вытаскивали из раковин нижнего белья на свет, выкручивал ее большие соски, до гримасы боли на мамином лице. Мягкие ягодицы мамы также попали в лапы юного озабоченного друга, он нещадно их мял и рвал в стороны раскрывая ее сморщенное колечко ануса, черневшее в ложбинке белоснежной попы. Ниже, где торчали срамные жирные губы влагалища Пашка тоже похозяйничал, он сжимал их, крутил, гладил. После него тело Татьяны Викторовны было все в красных пятнах и синяках, особенно выпуклые и мягкие части, будто побывала на сеансе жесткого массажа. Я снимал все это на видеокамеру, которую взял из отцовской тумбочки. В трусах было тесно, яйца наполнились спермой до невыносимой ломоты, видно у Пахи были те же симптомы, потому что он предложил робко использовать мать в качестве «снятия стресса».
Я категорично ответил пока нет, но предложил иное.
— Мам, ты купила колбасу?
— Да, у нас мало осталось уже в холодильнике, полукопченную, как ты любишь Сергей. (и почему она меня Сережей не называет теперь?)
— Неси сюда. И крикнул вслед — Еще одень туфли рабочие, а то гости дома, а ты босиком.
— Хорошо! Раздалось из коридора, откуда через минуту прицокала мама на черных лаковых туфлях с каблуком, длинным как нос Буратино. Пашка пускал слюни, глядя на подтянувшуюся попу мамы и ее еще более притягательный вид.
— Вот колбаса, тебе ее пожарить или так съедите?
— Нет, ты ее просто запихай себе между ног, на сколько сможешь.
Пашка нервно хихикнул.
Зависла пауза, выражение лица у мамы было шоковое и мне снова стало не по себе. Вдруг приказ перестал действовать и начнется локальный апокалипсис с непредвиденными последствиями. Мои уши покраснели, сердце убежало в район пяток. Пашка тоже напрягся, но выжидательно смотрел.
Неуверенно мама расклячила в стороны колени, нагнулась, что бы точнее ввести толстое мясное изделие себе внутрь и начала медленно его впихивать. Выбившаяся прядь падала ей на глаза, и она ее смешно сдувала с лица, когда колбаса погружалась в тот теплый нежный коридор ее чрева, из которого я когда-то вылез.
— Все, больше не лезет. Виновато сказала она, я посмотрел на ее промежность. Она была сильно растянута по диаметру, казалось кожа вот-вот лопнет от натуги.
— А теперь ложись на спину и держи руками ноги, что бы твой пирог с начинкой и жопой смотрели в потолок Танька! — сказал Пашка.
Мама легла, такого аппетитного вида я не ожидал, белоснежный зад ее казался огромным и внизу выпирало жирное растянутое отверстие с торчащей колбасой. Приятель начал шустро крутить колбасой как рычагом коробки передач, отчего мама заскулила, как щенок и начала елозить попой, за что получила по ней звонкий шлепок от Пашки:
— Не крути задом Танюха! И дернул колбасу внутрь и вверх.
Мама вскрикнула, приятель же совсем завелся, он неистово крутил в ней полукопченную палку, продавая которую, никто бы и не догадался, где она очутится у покупательницы час спустя.
— Вот тебе шалава! Строгая такая да невинная ходила, на получай! Ну кто теперь пойдет к родителям жаловаться, а!? Тугая дырка, а вот так!
Палка колбасы входила уже так глубоко, что только можно подивиться, сколько входит в женщину по обьему. Она вскрикнула и застонала, пыталась подмахнуть тазом, что бы палка вошла глубже и было не так больно.
— Да у тебя там все хлюпает! Ты рожала как пулемет шлюха должно быть!
Я был в шоке, в тихом омуте как говорится водятся...
Тут приятель шустро спустил штаны и на скорости въехал своим торчащим, лопающимся от напряжения членом, в мамин открытый рот, стон прервался забавным звуком, будто бочку закупорили и через пару движений Пашкиного прыщавого зада ее глотка наполнился вязкой желтоватой спермой. Она хлопала огромными вытаращенными глазами, пыталась оттолкнуть его бедра со своего лица, вздернутый нос тонул в лохматой шевелюре мальчишеского лобка, заполнивший собой все пульсирующий член доливал ей в нутро все новые порции теплой вязкой жидкости, от которых мама захлебывалась, ее лицо стало пунцовым, одного цвета с разъезженной дырой между ног, брызнули слезы. Приятель скатился с нее, женщина с мокрыми глазами села кашляя и выплевывая сперму, которая тянулась из ее рта и капала на грудь, затисканную до синяков. из носа тоже вытекала сперма, только вперемешку с соплями и еще черт знает чем... видно Пашка давно копил заряд в яйцах... под аккомпанемент маминых вздохов и откашливаний он выдавил:
— Прости, чувак, я не хотел, накатило...
— Пошел вон Паха. Я же сказал никакого секса!
— Да это и не...
— Вон!
Пашка побрел из зала.
— Подожди! Сказал я, ко мне обернулось лицо приятеля полное надежды, что он еще побудет на этом празднике жизни. (кнопка пульта нажата)
— Ты все забудешь, что здесь было, как зайдешь к себе (он живет этажом ниже) и завтра позовешь на чай к нам своих родителей. Скажешь, что у меня день рождения. Иди.
— А приставка?
— Она моя.
Пашка пошел домой.
Я повернулся к матери.
Жалкое зрелище-уже довольно зрелая симпатичная женщина сидит голая, помятая, в одних тщательно начищенных туфлях на длинном узком каблуке да сережках в ушах (ах да, и обручальное кольцо на пальце) между ног у нее торчит колбаса, грудь и живот в липких пятнах от Пахи, лицо красное и заплаканное от недавней кожаной пробки в горле:
— Ты наверно еще голодная, вытащи палку эту из себя и оближи ее.
Колбаса, блестящая от соков матери выскользнула из некогда узкой щелки открыв красную бездну раздолбанной вагины и розовый язык начал лизать ее будто эскимо.
— Попробуй заглотнуть ее всю. — выдохнул я беря в руки вставший член.
Губы, как влагалище растянулись на всю ширину колбасы и та стала исчезать внутрь, только мамино горло раздулось, в котором гуляли полукопченности от местных мясоделов.
— Вытаскивай свой ужин и ешь: скомандовал я, когда надоело на это смотреть.
Она вытащила из рта палку, в горле исчезли ее очертания и пошла слегка разводя ноги по — ковбойски, Пашка отодрал ее крепко...
— Куда ты?
— За ножом. Не так же ее кусать Сергей.
— Кусай так. Сегодня можно.
Мама пожала плечами, села аккуратно на край дивана и стала жевать колбасу.
— Ты не так ешь. Встань, повернись ко мне задом. Да, теперь раздвинь пошире ноги и нагнись.
Перед моим лицом торчала оттопыренная крепкая задница (она ведь на каблуках) мамы с раздолбанной вагиной (перед колбасой надо было самому там пошалить, но при Пашке... эх выгнать его надо было сразу)
— Дожевывай, что откусила, засунь палку в рот и упрись руками в коленки.
— Вряд ли это правильно...
— Выполняй!
Взяв член трясущейся рукой я направил его в вагину. Мама стояла на каблуках и выглядела как девченка из порно, только с колбасой во рту. Вошел в лоно. Внутри жарко, просторно и хлюпает. Обмакнув пару раз член в это мокрое болото я вытащил его и направил на сморщенное колечко ануса, подставил твердую головку и начал натягивать очень тугое отверстие своей секс-куклы, что еще утром была мамой, на член.
— Больно! — Вскрикнула она, обслюнявленный огрызок колбасы выпал из ее рта и упал между трясущихся ножек.
Не обращая внимания, я пыхтя натянул ее кишку на свой член до корня
— А-аааааааа...
— Подбери, что выплюнула и вставь себе в... пизду... Танька. Можешь грубее всовывать, она ведь у тебя что только за жизнь не попробовала, твоя грязная дырка, да?
Красная, готовая расплакаться от унижения женщина, что получала от мужчин только цветы и комплименты, под приказы вдвое моложе себя, того кого она считала своей кровинушкой, сейчас вставляла в себя обмусоленный кусок колбасы под грубые эпитеты в свой адрес.
От этого куска во влагалище, в заднице стало совсем узко, член с трудом там двигался. Каждый сантиметр моего рывка вызывал у секс-куклы всхлип и айканье. Взяв ее за бедра я начал раскачку, сначала медленно, потом быстрее и быстрее.
— Ай!!! Больно! Хва... тит! Не надо!
«Тихо Танечка не плачь, не застрянет в жопе мяч...»
— Терпи Танька!
— Мне больно, не надоооо-а-а-а!!!
Тут я не выдержал и брызнул спермой внутрь, она толчками изливалась в ее истерзанный задний проход. Вытащив член я неприятно был удивлен, что головка испачкана в кале и комната наполнилась запахом грязного туалета.
— Фу, такая фифа на каблуках гуляет, а жопа и с говном внутри! Оближи хуй дочиста вонючка!
Татьяна Викторовна (хотя, какая она сейчас Татьяна Викторовна, просто дырка по имени Танька) встала неуклюже на колени напротив члена и с лицом на котором играли чувства омерзения, боли и обиды за свое положение, начала медленно через силу сосать мой член (она и мужу то своему не позволяла мысли о минете)
Спустя десять минут заляпанный, липкий рот с растянутыми и покрасневшими уголками губ поменялся анальной дыркой местами и так пару раз. Снова и снова я драл эти отверстия женщины до полного изнеможения...
— Иди возьми домашний халат. Полотенце и в душ. И как включишь воду, все забудешь. Да, вытащи уже эту замусоленную колбасу и доешь, еще будет валяться вонять.
Стукнуло двенадцать ночи. Из душа мама вышла уже обычной мамой, а не послушной куклой для утех озабоченных подростков. Если только не учитывать в тот вечер ее ковбойской походки и после первой попытки сесть стоячее положение до сна, где она нашла покой лежа на животе. Ах да и про трусы я ей не сказал перед душем, поэтому и гуляла она без них.
— Сделал уроки Сережа? — Мама мыла посуду и кричала из кухни под бряцанье тарелок.
— Да. Ответил привычным словом я играя в приставку и переваривая ужин.
— Точно?
— Конечно. — я зашел на кухню, мой взгляд упал на мамин зад в халате. — домывай посуду, нас ждут развлечения.
— О чем это ты сын? — спросила мама протирая тарелку мыльной губкой.
— ... Как думаешь, почему у тебя пизда и жопа болят?
Мамины плечи вздрогнули, ее будто током прошило.
— Ты как разговариваешь с матерью!? И что ты имеешь ввиду?
— То что ты сейчас без трусов разгуливаешь и до этого ты была давалкой. — Мне было страшно это говорить и несмотря на спокойный тон, внутри я весь дрожал от волнения, возбуждения и страха.
Холодный голос матери прозвенел в тишине:
— Пошел вон.
Я встал, подошел к ней и задрал халат.
— Видишь, без трусов гуляешь!
Она дернула полы халата вниз, и закричала:
— Пошел вон отсюда!
Я закрыл ей рот ладонью, а сам начал мять ее груди сквозь халат, распахнул его и вытащив одну из грудей начал больно сжимать сосок.
— Сиськи такие только лапать и лапать!
— Уйди от меня... ! — шипела Татьяна Викторовна, пытаясь вырваться и больно лягнула коленкой.
Тут я вытащил чудо-пульт и нажал кнопку.
Танька смирно лежала подо мной на кухне и поскуливала. В ее измотанной вагине с трудом ходил туда-сюда мой член, я нашел способ сделать ее узкой. Из ее задницы торчала трубка насоса, что втыкалась в один мой надувной мячик, что распирал сейчас ее кишки и плющил внутренности живота.
— Ты послушная девочка? — спросил я вгоняя член ей поглубже.
— Да. — выдохнула Татьяна Викторовна (Танька)
— Отлично, завтра мы начнем растягивать тебе сиськи и губы на пизде, что б папа удивился, купишь после работы грузики и клипсы, поняла?
— Да-а...